Непридуманная история Второй мировой Никонов Александр
— Когда утром выходишь из метро, — вспоминала моя мама свою трудовую жизнь, — видишь огромный поток людей, словно на демонстрации. Этот поток вытекает из метро и устремляется к нашему предприятию. И немудрено. 15 000 человек там работало!
Мать всю жизнь — все 50 лет работы — не сходила с доски почета. Она была ударница и передовица. На предприятии был штатный фотограф, который ее одну-единственную запомнил по имени-фамилии среди 15 тысяч людей, поскольку каждый год фотографировать приходилось.
Моя мама делала ракеты, несущие счастье всем трудящимся планеты. Каждый день в огромное сталинское здание ее предприятия втекала огромная «демонстрация» людей. Такие же «утренние демонстрации» втекали на тысячи советских «тракторных» заводов, предприятий «среднего машиностроения», «ящиков»… Вместо того, чтобы ковать улучшение жизни для своих, СССР ковал смерть для чужих.
Эта гонка вооружений началась не с основания маминого предприятия, разумеется. И не в 1937 году, когда сталинские соколы намечали на своих картах немецкие города для осчастливливания проживающих там трудящихся. Гонка вооружений в СССР началась тогда, когда начался СССР. И даже чуть раньше.
А к первому юбилею русской революции в молодой Советской республике уже вовсю шло военное строительство и были достигнуты немалые успехи. Экономист Валентинов-Вольский, посетивший в 1927 году город Липецк с целью принятия целебных грязевых ванн, писал потом своему приятелю: «к величайшему моему удивлению, нашел его полным немцев и в небе столько летающих аэропланов, сколько я в это время не видел и в Москве. В Липецке были арсеналы и аэрогары немцев, охраняемые ГПУ. Все обыватели знали об этом, но никто не смел говорить об этом — таких ГПУ арестовывало. На кладбище в Липецке был целый угол с памятниками в честь погибших немцев-авиаторов».
После этой поездки Валентинов-Вольский посетил в Москве Рыкова и спросил его о немцах. Тот резко оборвал собеседника и сказал, что об этом говорить не будет. К 1927 году, как видите, военное сотрудничество между большевиками и Германией шло так успешно и так давно, что для разбившихся немецких авиаторов пришлось даже выделить целую «улицу» на местном кладбище. А начиналось это сотрудничество еще при Дзержинском, лихие ребята которого обеспечивали мероприятию секретность. В 1923 году большевики и немцы обсуждали планы совместного советско-германского сражения «с французским империализмом». О совместных проектах по разделу Польши между Москвой и Берлином в 1920 году я уже упоминал. Но российско-германское сотрудничество началось еще раньше — в 1918 году. И с приходом к власти Гитлера закончилось не сразу.
С 1924 года фирма «Юнкерс» делала в СССР самолеты, а в Самаре немцами был даже построен завод по производству химического оружия (тогда это называлось «удушающие газы»). Но помогали большевикам вооружаться не только немцы, но и империалисты других стран. Которых большевики потом нещадно кидали на бабки. Поскольку, в отличие от капиталистической, коммунистическая власть была абсолютно аморальна, большевики часто практиковали то, что лорд Керзон называл «большевистскими обезьяньими штучками». Приглашается, например, некий капиталист на выгодных условиях строить в СССР завод. А когда завод построен и капиталист, потирая ручки, предвкушает прибыль, большевики дают ему пинка под зад и завод отбирают.
Но мошенничество — только один из способов индустриализации страны. Второй способ — ограбление крестьян. Третий — продажа за границу национального достояния страны. Четвертый — водка. В 1930 году Сталин писал Молотову о необходимости увеличить армию: «Нужно отбросить ложный стыд и прямо, открыто пойти на максимальное увеличение производства водки на предмет обеспечения действительной и серьезной обороны страны».
Австрийский историк Томас Титура пишет: «Требования Красной армии к промышленности уже в 1929 году были чрезмерными: была запланирована армия из трех миллионов человек, двух тысяч самолетов (дополнительно полторы тысячи резервных), 9350 артиллерийских орудий (дополнительно 3400 более мелкого калибра), полутора тысяч танков (дополнительный резерв в начальной стадии войны — до трех тысяч штук). Началось «добывание» иностранных моделей танков и самолетов, и не только официальным путем, но и с помощью промышленного шпионажа. Из дальнейшего будет видно, что эти цифры вооружений, какими бы они ни показались невероятными для 1929 г., бледнеют по сравнению с планированием и реальностью сороковых годов…»
Действительно, к 1940 году военный сталинский маховик набрал такие обороты, что страна не воевать просто не могла. Общие расходы на армию, НКВД, военпром и прочие военизированные структуры в мирном СССР составляли более половины всего государственного бюджета или 25 % валового национального дохода. Для сравнения: у воюющих между собой Англии и Германии — всего по 15 % ВНД.
Ежегодный прирост военной продукции в Советском Союзе составлял 39 %, что в три раза превосходило прирост остальной промышленности, которая пыталась делать что-то и для людей. Танки в СССР выпускались тысячами, пушки и самолеты — десятками тысяч. Я уже говорил об этом, но повторю: в результате этой невиданной мобилизации и самой безжалостной эксплуатации всего населения страны СССР к началу войны имел больше танков, чем весь мир вместе взятый.
И после этого у некоторых поворачивается язык говорить о какой-то мифической неготовности СССР к войне. Да Советский Союз был весь — война!
…Но, может быть, мирный СССР так перетруждался из-за того, что у буржуев техника была лучше, и совку приходилось брать количеством? На этот счет есть два мнения.
Первое: военная техника в СССР отставала от мировых образцов.
Второе: военная техника в СССР в целом от мировых образцов не отставала, а в чем-то их превосходила.
Танков мы уже касались и выяснили, что танки наши были либо сравнимы с немецкими (очень редко), либо гораздо лучше немецких (как правило).
А с самолетами что? Вот мнение советского летчика-испытателя Супруна, которому довелось испытывать «Мессершмитт Bf-109B»: самолет «по своим тактическим и техническим данным стоит ниже скоростных истребителей, которые находятся на вооружении военно-воздушных сил Красной армии».
Летчику-испытателю Кабанову пришлось полетать на «Хейнкеле-111». Вот его мнение: «1. Самолет не уступает отечественным машинам в скорости. 2. Взлетная скорость, дальность полета и предельная высота этой машины значительно ниже требований, предъявляемых к двухмоторному бомбардировщику…»
А вот что пишет об этом Юрий Тихонов, кандидат исторических наук: «В воздушных боях до 1938 года (до появления в испанском небе первых «мессершмиттов-109») советские истребители «И-15» и «И-16» доказали свое превосходство над «Хейнкелями-50» и «-51». Советские машины были лучше, а пилоты хорошо знали, на чем летает их противник. Первые итоги воздушных боев в Испании вызвали шок у руководства «Люфтваффе», которое осознало, что модели, испытанные в России, устарели и необходимо срочно принимать на вооружение качественно новые самолеты».
А моральное состояние советских войск? Если вспомнить, с какой скоростью драпала Красная армия от немца летом 1941 года, то можно сказать, что морально-политическая подготовка личного состава была низкой. Так ее, в частности, оценивает в своей замечательной книге «22 июня» Марк Солонин. Но здесь я с Солониным согласиться не могу. Анализ доносов НКВД вкупе с анализом довоенных пропагандистских материалов, проделанный разными авторами, говорит, что, несмотря на отдельные «разговорчики», Красная армия в целом была полна правильных, то есть наступательных настроений. Именно они ее и погубили, о чем я уже имел честь вам докладывать, когда говорил о преобразовании толпы и сублимации ее энергии из одной формы в другую.
Но давайте на миг забудем обо всем этом. Давайте посмотрим, как оценивали боевой дух и психологическое состояние Красной армии сами немцы. Они оценивали нас, а мы оценим их удивительно точную оценку!.. Итак, доклад германского Генштаба от 1 января 1941 года о перспективах войны с русскими: «Не изменится русский народный характер: тяжеловесность, схематизм, страх перед принятием самостоятельных решений, перед ответственностью. Командиры всех степеней в ближайшее время не будут еще в состоянии оперативно командовать крупными современными соединениями и их элементами. проявлять инициативу. В обороне, особенно заблаговременно подготовленной, Красная армия окажется выносливой и упорной, сможет достигнуть хороших результатов. Способность выдерживать поражения и оказывать пассивное сопротивление давлению противника в особой мере свойственна русскому характеру. Сила Красной армии заложена в большом количестве вооружения, непритязательности, закалке и храбрости солдата. Естественным союзником армии являются просторы страны и бездорожье. Слабость заключается в неповоротливости командиров всех степеней, привязанности к схеме, недостаточном для современных условий образовании, боязни ответственности и повсеместно ощутимом недостатке организованности».
Блистательная характеристика русского характера! А насчет боязни ответственности и страха перед принятием самостоятельных решений, это товарищ Сталин так постарался отшлифовать русский характер — методом стрельбы по головам. Если за каждое неверное решение ты можешь получить пулю от особистов или путевку в концлагерь, поневоле разучишься проявлять инициативу. Тирания отбивает всякую охоту к импровизации. Диктатура учит прикрывать задницу бумажками и делать только то, что написано в инструкции, а в непонятных случаях требовать разъяснений от начальства, перекладывая таким образом всю ответственность на него. «А я что? Мне приказали, я сделал!..» Этой медвежьей болезнью все наши силовые структуры страдают по сию пору…
Обратите внимание на следующую фразу из немецкого доклада: «В обороне, особенно заблаговременно подготовленной, Красная армия окажется выносливой и упорной, сможет достигнуть хороших результатов». Это верно. Человек тупой и безынициативный будет держать оборону крепко. Ему велено, он исполняет. Беда в том, что не посадил Сталин свою армию в оборону. Для другого дела он ее готовил.
Гитлер знал: Красная армия сосредотачивается у его границ. Но масштабов этого сосредоточения он даже близко не представлял. И только когда войска вермахта вошли на территорию СССР, только когда докладные об увиденном тонкими ручейками с мест потекли наверх, в Берлин, сливаясь в полноводные информационные реки. вот только тогда перед руководством рейха открылась потрясающая картина страны-завода, которая живет исключительно на войну и для войны. Причем картина эта не сразу открылась полностью. Когда Гитлер разгромил всю, как он думал, кадровую армию красных и решил, что это конец войне, он еще не знал, что это только начало — его войска неожиданно столкнулись со вторым стратегическим эшелоном Сталина. Гитлер знал, что Сталин готовится к нападению, но он не знал, что все уже настолько запущено.
Вот что сказал фюрер в обращении к нации 22 июня, в день, когда вермахт перешел границы Советского Союза. Точнее говоря, в 5-30 утра зачитал это обращение к нации не сам Гитлер, а Геббельс, но не суть… Речь длинная, поэтому приведу ее в некотором сокращении:
«Немецкий народ! Национал-социалисты! Одолеваемый тяжелыми заботами, я был обречен на многомесячное молчание. Но теперь настал час, когда я, наконец, могу говорить открыто.
… Никогда немецкий народ не испытывал враждебных чувств к народам России. Только на протяжении двух последних десятилетий еврейско-большевистские правители Москвы старались поджечь не только Германию, но и всю Европу. Не Германия пыталась перенести свое националистическое мировоззрение в Россию, а еврейско-большевистские правители в Москве неуклонно предпринимали попытки навязать нашему и другим европейским народам свое господство, притом не только духовное, но, прежде всего, военное.
Но результатами деятельности этого режима во всех странах были только хаос, нищета и голод. В противовес этому я два десятилетия старался при минимальном вмешательстве и без разрушения нашего производства построить в Германии новый социалистический порядок, который не только ликвидировал безработицу, но и обеспечил благодаря повышению оплаты труда постоянный приток людей в сферу созидания.
Успехи этой политики новых экономических и социальных отношений в нашем народе, которые, планомерно преодолевая сословные и классовые противоречия, имеют своей конечной целью создание подлинного народного сообщества, уникальны во всем мире.
Поэтому в августе 1939 года для меня было таким трудным решение послать моего министра в Москву, чтобы попытаться там оказать противодействие британской политике окружения Германии. Я сделал это не только осознавая свою ответственность перед немецким народом, но, прежде всего, в надежде достичь в конечном счете продолжительной разрядки, которая могла бы уменьшить жертвы, которые потребовались бы от нас в противном случае… (Говорит прямо как Сталин! Я-де потому подписал со Сталиным акт о дружбе, потому пошел на этот тяжелый шаг, что хотел оттянуть войну!.. Разве они не близнецы, это два социалиста? — А.Н.)
Национал-социалисты! Последствия этого договора, которого я сам хотел и который заключил в интересах немецкого народа, были особенно тяжелыми для немцев, живших в затронутых им странах. (Имеются в виду страны, которые Гитлер отдал на заклание Сталину. — А.Н.) Более полумиллиона наших соплеменников — сплошь мелкие крестьяне, ремесленники и рабочие — были вынуждены чуть ли не за одну ночь покинуть свою бывшую родину, спасаясь от нового режима, который грозил им сначала беспредельной нищетой, а рано или поздно — полным истреблением. Несмотря на это, тысячи немцев исчезли! Было невозможно узнать что-либо об их судьбе или хотя бы местонахождении. Среди них было более 160 граждан рейха.
Я молчал обо всем этом, потому что должен был молчать, потому что моим главным желанием было достичь окончательной разрядки и, если возможно, — длительного баланса интересов с этим государством.
Но еще во время наступления наших войск в Польше советские правители внезапно, вопреки договору, выдвинули притязания также на Литву. Германский рейх никогда не имел намерения оккупировать Литву и не только не предъявлял никаких подобных требований литовскому правительству, но, наоборот, отклонил просьбу тогдашнего литовского правительства послать в Литву немецкие войска, поскольку это не соответствовало целям германской политики.
Несмотря на это, я согласился и на это новое русское требование. Но это было лишь началом непрерывной череды все новых и новых вымогательств… Осенью 1939 года и весной 1940 года первые последствия стали свершившимися фактами. Приступив к подчинению военной силой не только Финляндии, но и прибалтийских государств, Россия внезапно стала мотивировать эти действия столь же лживым, как и смехотворным утверждением, будто эти страны нужно защищать от угрозы извне или предупредить ее. Но при этом могла иметься в виду только Германия, так как ни одна другая держава вообще не могла ни проникнуть в зону Балтийского моря, ни вести там войну. Несмотря на это, я опять смолчал. Но правители в Кремле сразу же пошли дальше.
В то время, как Германия войной 1940 года в соответствии с т. н. пактом о дружбе далеко отодвинула свои войска от восточной границы и большей частью вообще очистила эти области от немецких войск, уже началось сосредоточение русских сил в таких масштабах, что это можно было расценивать только как умышленную угрозу Германии. Согласно одному заявлению, сделанному тогда лично Молотовым, уже весной 1940 года только в прибалтийских государствах находились 22 русские дивизии.
В то время, как наши солдаты 10 мая 1940 года сломили франко-британскую силу на Западе, сосредоточение русских войск на нашем восточном фронте постепенно принимало все более угрожающие размеры. Поэтому с августа 1940 года я пришел к выводу, что интересы рейха будут нарушены роковым образом, если перед лицом этого мощного сосредоточения большевистских дивизий мы оставим незащищенными наши восточные провинции, которые и так уже не раз опустошались.
Угрожающее наступление России в конечном счете служило только одной задаче: взять в свои руки важную основу экономической жизни не только Германии, но и всей Европы или, в зависимости от обстоятельств, как минимум уничтожить ее… Вторжение России в Румынию и союз Греции с Англией угрожали вскоре превратить и эти территории в арену всеобщей войны.
Вопреки нашим принципам и обычаям я в ответ на настоятельную просьбу тогдашнего румынского правительства, которое само было повинно в таком развитии событий, дал совет ради мира уступить советскому шантажу и отдать Бессарабию.
Но румынское правительство считало, что сможет оправдать этот шаг перед своим народом лишь при том условий, если Германия и Италия в порядке возмещения ущерба дадут как минимум гарантию нерушимости границ оставшейся части Румынии.
Я сделал это с тяжелым сердцем. Причина понятна: если Германский рейх дает гарантию, это означает, что он за нее ручается. Мы не англичане и не евреи. (© — А.Н.)
Я верил до последнего часа, что послужу делу мира в этом регионе, даже если приму на себя тяжелые обязательства. Но чтобы окончательно решить эти проблемы и уяснить русскую позицию по отношению к рейху, испытывая давление постоянно усиливающейся мобилизации на наших восточных границах, я пригласил господина Молотова в Берлин.
Советский министр иностранных дел потребовал прояснения позиции или согласия Германии по следующим 4 вопросам:
1– й вопрос Молотова:
Будет ли германская гарантия Румынии в случае нападения Советской России на Румынию направлена также против Советской России?
Мой ответ:
Германская гарантия имеет общий и обязательный для нас характер. Россия никогда не заявляла нам, что, кроме Бессарабии, у нее вообще есть в Румынии еще какие-то интересы. Оккупация Северной Буковины уже была нарушением этого заверения. Поэтому я не думаю, что Россия теперь вдруг вознамерилась предпринять какие-то дальнейшие действия против Румынии.
2– й вопрос Молотова:
Россия опять ощущает угрозу со стороны Финляндии и решила, что не будет этого терпеть. Готова ли Германия не оказывать Финляндии поддержки и, прежде всего, немедленно отвести назад немецкие войска, которые продвигаются к Киркенесу на смену прежним?
Мой ответ:
Германия по-прежнему не имеет в Финляндии никаких политических интересов, однако правительство Германского рейха не могло бы терпимо отнестись к новой войне России против маленького финского народа, тем более мы никогда не могли поверить в угрозу России со стороны Финляндии. Мы вообще не хотели бы, чтобы Балтийское море опять стало театром военных действий.
3-й вопрос Молотова:
Готова ли Германия согласиться с тем, что Советская Россия предоставит гарантию Болгарии и советские войска будут для этой цели посланы в Болгарию, причем он, Молотов, хотел бы заверить, что это не будет использовано как повод, например, для свержения царя?
Мой ответ:
Болгария — суверенное государство, и мне неизвестно, обращалась ли вообще Болгария к Советской России с просьбой о гарантии подобно тому, как Румыния обратилась к Германии…
Национал-социалисты! Я занял в данном вопросе позицию, которую только и мог занять как ответственный вождь Германского рейха и как сознающий свою ответственность представитель европейской культуры и цивилизации. Результатом стало усиление советской деятельности, направленной против рейха, прежде всего немедленно был начат подкоп под новое румынское государство, усилились и попытки с помощью пропаганды свергнуть болгарское правительство.
С помощью запутавшихся, незрелых людей из румынского Легиона удалось инсценировать государственный переворот, целью которого было свергнуть главу государства генерала Антонеску, ввергнуть страну в хаос и, устранив законную власть, создать предпосылки для того, чтобы обещанные Германией гарантии не могли вступить в силу.
Несмотря на это, я продолжал считать, что лучше всего хранить молчание.
Сразу же после краха этой авантюры опять усилилась концентрация русских войск на восточной границе Германии. Танковые и парашютные войска во все большем количестве перебрасывались на угрожающе близкое к германской границе расстояние. Германский Вермахт и германская родина знают, что еще несколько недель назад на нашей восточной границе не было ни одной немецкой танковой или моторизованной дивизии.
Но если требовалось последнее доказательство того, что… возникла коалиция между Англией и Советской Россией, то его дал югославский конфликт…
Пока я. вместе с дуче предложил Югославии присоединиться к Тройственному пакту, Англия и Советская Россия совместно организовали путч, и за одну ночь устранили тогдашнее правительство, готовое к взаимопониманию. Сегодня об этом можно рассказать немецкому народу: антигерманский государственный переворот в Сербии произошел не только под английскими, но и, прежде всего, под советскими знаменами… Правительство Германского рейха располагает сегодня документами, из которых явствует, что Россия, чтобы окончательно втянуть Сербию в войну, обещала ей поставить через Салоники оружие, самолеты, боеприпасы и прочие военные материалы против Германии.
Только быстрый прорыв наших несравненных дивизий к Скопье и занятие самих Салоник воспрепятствовали осуществлению этого советско-англосаксонского заговора. Офицеры сербских ВВС улетели в Россию и были приняты там как союзники. Только победа держав Оси на Балканах сорвала план втянуть Германию этим летом в многомесячную борьбу на юго-востоке, а тем временем завершить сосредоточение советских армий, усилить их боевую готовность, а потом вместе с Англией, с надеждой на американские поставки, задушить и задавить Германский Рейх и Италию.
Сегодня на нашей границе стоят 160 русских дивизий. В последние недели имеют место непрерывные нарушения этой границы, не только нашей, но и на дальнем севере и в Румынии. Русские летчики забавляются тем, что беззаботно перелетают эту границу, словно хотят показать нам, что они уже чувствуют себя хозяевами этой территории. В ночь с 17 на 18 июня русские патрули снова вторглись на территорию рейха и были вытеснены только после длительной перестрелки. Но теперь настал час, когда необходимо выступить против этого заговора еврейско-англосаксонских поджигателей войны…»
И вот войска Гитлера вторглись в СССР. В рейх потекли многочисленные свидетельства подготовки Советским Союзом вторжения в Европу и полного отсутствия какой бы то ни было подготовки к обороне. В первый же день войны Гальдер записал в своем дневнике, как «здорово» товарищ Сталин был готов к обороне своей страны: «Пограничные мосты через Буг и другие реки всюду захвачены нашими войсками без боя и в полной сохранности. О полной неожиданности нашего наступления для противника говорит тот факт, что части были захвачены врасплох в казарменном положении, самолеты стояли на аэродромах, покрытые брезентом, а передовые части, внезапно атакованные нашими войсками, запрашивали командование о том, что им делать».
Итак, сначала немцы увидели картину полной неготовности русских к обороне. А затем им открылась картина того, как здорово товарищ Сталин был готов к наступлению. Немцы увидели у своей границы умопомрачительное количество танков, самолетов, орудий, войск. Они взяли в качестве трофеев карты немецкой территории, русско-немецкие разговорники…
Легендарный немецкий пилот Ганс-Ульрих Рудель в своей книге мемуаров так описывает начало войны. Впрочем, прежде, чем передать слово пилоту, пара слов о нем самом. Рудель считается лучшим пилотом Второй мировой войны. И то, что он убежденный нацист, никак не может оспорить этого факта. За 4 года войны на пикировщике «Юнкерс-87» он совершил больше боевых вылетов, чем любой другой пилот в мире — 2530. И уничтожил более 1000 советских паровозов, 519 советских танков и автомобилей, разбомбил 150 артиллерийских орудий, утопил один линкор, один крейсер, один эсминец, 70 десантных судов, сбил семь советских истребителей и два штурмовика Ил-2. Рудель спас шесть экипажей немецких самолетов, которые вынужденно оказались на вражеской территории. Самого Руделя около тридцати раз сбивали зенитным огнем. Пять раз он был ранен, ему ампутировали ногу, и он летал на протезе, а после войны бегал лыжные кроссы и занимался альпинизмом. В общем, немецкий Маресьев, только лучше. Фельдмаршал Шернер называл Руделя человеком, который стоит целой дивизии, а Сталин назначил за его голову премию в 100 000 рублей. До конца жизни нацист Рудель был убежден в правоте фюрера и общей праведности борьбы рейха с «азиатскими коммунистическими ордами». А умер он не так уж давно — в конце 1982 года.
Так вот, Рудель, перед которым 22 июня открылась незнакомая советская империя, писал о начале русской войны (обратите внимание на пассаж о Ближнем Востоке, видимо спецслужбы фюрера специально распускали в войсках подобные слухи в расчете на сталинские уши):
«В последние дни распространились слухи о новой кампании, основанные на том, что многочисленные наземные команды и летные соединения переместились на восток. Большинство из тех, с кем я обсуждал эти слухи, полагает, что русские позволят нам пройти через свою территорию на Ближний Восток, таким образом, мы сможем приблизиться к месторождениям нефти и подорвать военный потенциал Британии. Но все это домыслы чистейшей воды.
В 4 часа утра 22 июня я слышу по радио: только что объявлено о войне с Россией. К вечеру первого дня я уже совершил четыре вылета к линии фронта между Гродно и Волковыском. Русские пригнали сюда огромные массы танков и грузовых автомашин. Мы видим в основном танки КВ-1, КВ-2 и Т-34.
Мы бомбим танки, зенитную артиллерию и склады боеприпасов, предназначенных для снабжения танков и пехоты. То же самое на следующий день — первый вылет в 3 утра, последняя посадка — в 10 часов вечера. О полноценном ночном отдыхе приходится забыть. Каждую свободную минуту мы ложимся под самолет и моментально засыпаем. Затем, если кто-то зовет, мы вскакиваем на ноги, даже не понимая, откуда раздался голос. Мы движемся как будто во сне.
Во время первого вылета я замечаю бесчисленные укрепления, построенные вдоль границы. Они тянутся на многие сотни километров. Частично они еще недостроены. Мы летим над незаконченными аэродромами: там только что построенная бетонная взлетная полоса, здесь уже стоят самолеты… Например, вдоль дороги на Витебск, по которой наступают наши войска, находится один из таких почти законченных аэродромов с множеством бомбардировщиков «Мартин». Им не хватает либо горючего, либо экипажей. Пролетая над этими аэродромами и укреплениями, каждый понимает: «Мы ударили вовремя… Похоже, Советы делали эти приготовления, чтобы создать базу для вторжения против нас. Кого еще на западе хотела бы атаковать Россия? Если бы русские завершили свою подготовку, не было бы почти никакой надежды их остановить».
То, что понимал в рейхе «каждый», не хотят понимать некоторые современные историки. Видимо, потому, что они своими глазами не видели того, что довелось в те дни увидеть немецким солдатам.
Геббельс писал в дневнике: «Стало очевидно, что мы полностью недооценили советскую ударную силу, и прежде всего вооружение советских армий. Мы даже близко не имели представления о том, чем располагают большевики. Отсюда и ошибочные оценки. Например, фюрер оценивал число советских танков в 5000, в то время как их было 20 000. Мы думали, что у них 10 000 самолетов, в действительности их было 20 000. Возможно, это хорошо, что у нас не было ясной картины потенциала большевиков. Возможно, мы бы тогда побоялись…»
Поступающая информация заставила Гитлера публично признать, что он недооценивал советскую угрозу. В своем октябрьском обращении к нации фюрер сказал (привожу в сокращении, выделения мои, обратите внимание на оценку Гитлером бытовых условий проживания советских людей):
«Мои немецкие соотечественники и соотечественницы!..
С 22 июня идет неистовая борьба, которая имеет поистине решающее значение для всего мира. Размеры и последствия этого события станут ясны только потомкам. Они осознают его как поворотный пункт, с которого началось новое время.
Однако я не желал и этой борьбы…
Эта война не нужна ни мне, ни моим сотрудникам для того, чтобы с ее помощью увековечить наши имена. Их увековечат наши мирные достижения, и увековечат достаточно.
Всегда стремясь ограничить военный размах, я решился в 1939 г. на то, что прежде всего вы, мои старые партийные соратники, понимаете с трудом, на то, что могло бы быть воспринято почти унижением человеческого достоинства: я послал тогда своего министра в Москву. Это было тяжелейшим преодолением моих чувств, но в моменты, когда речь идет о благополучии миллионов, чувства решать не могут. Я пробовал добиться взаимопонимания. Вы сами прекрасно знаете, как честно и неуклонно я выполнял свои обязательства. Ни в нашей прессе, ни на наших собраниях не было произнесено ни одного слова против России или большевизма.
Каким ударом стал для нас захват балтийских государств, может постигнуть только тот, кто знает немецкую историю и знает, что нет там ни одного квадратного километра, который не был бы однажды приобщен к человеческой культуре и цивилизации немецкими первопроходцами…
Лишь тогда, когда от недели к неделе я все сильнее стал ощущать, что Советская Россия уже видит тот час, когда она выступит против нас, когда неожиданно в Восточной Пруссии собрались 22 советские дивизии, в то время как наших там было от силы три, когда я постепенно стал получать информацию о том, что на нашей границе возникает аэродром за аэродромом, когда через всю гигантскую Советскую империю сюда начала катиться дивизия за дивизией, вот тогда я почувствовал себя обязанным принять меры со своей стороны.
Потому, что история не признает извинений за недосмотр, извинений, которые состоят в том, что задним числом объясняют: я это не заметил или я в это не поверил. Стоя во главе Германской империи, я чувствую себя ответственным за весь немецкий народ, за его существование, за его настоящее и, насколько это возможно, за его будущее.
Поэтому я был вынужден принять защитные меры. Они были чисто оборонительного характера. Все же в августе и сентябре прошлого года нам пришлось сознаться в том, что мы не можем вести на западе войну с Англией, в которой прежде всего была бы задействована вся немецкая военная авиация, потому что за нашей спиной стояло государство, с каждым днем все более готовое к тому, чтобы напасть на нас в такой ситуации.
Но как далеко, однако, зашли эти приготовления, об этом в полной мере мы узнали только сейчас.
В тот момент я хотел еще раз прояснить ситуацию и поэтому пригласил Молотова в Берлин. Он поставил передо мной известные вам четыре условия.
Первое: Германия должна окончательно согласиться с тем, что Финляндия ликвидируется как государство, поскольку Советский Союз снова почувствовал угрозу с ее стороны. Мне не оставалось ничего, кроме как ответить отказом.
Второй вопрос касался Румынии. Он заключался в том, будут ли немецкие гарантии защищать Румынию также от Советского Союза. И здесь я должен был держаться данного мной когда-то слова. Я не жалею об этом, потому что в Румынии, в генерале Антонеску я нашел человека чести, который, со своей стороны, твердо придерживался данного слова.
Третий вопрос касался Болгарии. Молотов требовал права для Советского Союза разместить свои гарнизоны в Болгарии и таким образом гарантировать ей свою защиту. Что это значит, мы уже прекрасно поняли на примере Эстонии, Литвы и Латвии. Я мог в этом случае сослаться на то, что такая гарантия должна быть обусловлена желанием гарантируемого. Мне о таком желании не было ничего известно, я должен был сначала навести справки и обсудить это со своими союзниками…
С этого момента я стал тщательно наблюдать за Советской Россией. Каждая дивизия, обнаруженная нами, аккуратно регистрировалась, и в ответ на это принимались меры предосторожности. Уже в мае ситуация сгустилась так, что не осталось никаких сомнений по поводу того, что Россия собиралась при первой же возможности напасть на нас. К концу мая такие моменты участились настолько, что уже невозможно было отогнать от себя мысль об угрозе борьбы не на жизнь, а на смерть.
Я должен был тогда все время молчать, и сохранять это молчание было мне вдвойне тяжело. Не так тяжело по отношению к Родине, поскольку она, в конце концов, должна была понять, что есть моменты, когда нельзя говорить без того, чтобы не подвергнуть опасности целую нацию. Гораздо тяжелее давалось мне молчание по отношению к моим солдатам, которые, дивизия к дивизии, стояли на восточной границе империи, и, тем не менее, никто не знал, что затевается, никто не имел ни малейшего понятия о том, как изменилось положение в действительности и что им, возможно, придется выступить в тяжелый, даже в наитяжелейший военный поход всех времен.
Именно из-за них мне приходилось молчать, потому что, пророни я хоть одно слово, это ни в коей мере не изменило бы решения Сталина, зато внезапность, которая осталась моим последним оружием, была бы потеряна…
Если я вижу, что мой противник вскинул ружье, я не буду ждать, пока он нажмет на курок, а лучше сделаю это первым. Это было, сейчас я могу об этом сказать, тяжелейшим решением всей моей жизни. Такой шаг открывает дверь, за которой таится неизвестность, и только потомки будут знать точно, как это началось и что произошло.
Утром 22 июня началась эта величайшая в мировой истории битва. С тех пор прошло чуть больше трех с половиной месяцев, и я могу сегодня сделать следующее заключение.
…мы не ошиблись ни в правильности наших планов, ни в исторически неповторимом мужестве немецких солдат, — наконец, мы не ошиблись и в качестве нашего оружия!..
Однако в чем-то мы обманулись: мы не имели им малейшего понятия о том, насколько гигантской была подготовка противника к нападению на Германию и Европу, о том, как невероятно велика была опасность, о том, что в этот раз мы были на волосок от уничтожения не только Германии, но и всей Европы. Сегодня я могу об этом сказать!..
Там была сколочена такая сила, направленная против Европы, о которой, к сожалению, большинство не имело никакого представления, а многие не догадываются и по сей день. Это было бы вторым нашествием монголов под руководством нового Чингисхана.
Такова страна, с которой после почти 25-летнего большевистского бытия познакомились наши солдаты.
И я знаю одно: тот, кто там побывал и в глубине своего сердца оставался немного коммунистом, пусть даже в идеальном смысле, он вернется излеченным от этого. В этом вы можете быть уверены! (И здесь Гитлер не соврал. Как пишет в своей книге «22 июня» Марк Солонин, «нищета, в которой прозябал смоленский или новгородский колхозник, потрясла немецких солдат, которые просто не могли представить, что люди в Европе могут жить так». — А.Н.)
«Рай для рабочих и крестьян» я всегда описывал правильно. Когда закончится этот поход, пять или шесть миллионов солдат подтвердят, что я говорил правду. Они будут свидетелями, к которым я тогда смогу обратиться. Они маршировали по улицам этого рая. Они не могли жить в нищих хижинах этого рая, они туда даже не заходили, если не было острой необходимости. Они видели устройство этого рая.
Это не что иное, как одна-единственная фабрика по производству оружия за счет снижения жизненного уровня людей. Фабрика оружия, направленного против Европы!..
Они строят несокрушимые танки, они быстрее наших, с более мощной броней, чем наши, их пушки лучше наших, и им вообще не нужен бензин…
Когда я об этом говорю, то, как старый национал-социалист, я вынужден признать: мы узнали две крайности. Одна — это капиталистические государства, которые с помощью лжи и обмана отказывают своим народам в самых естественных человеческих правах, которые заняты исключительно своими финансовыми интересами, ради которых готовы принести в жертву миллионы людей. С другой стороны мы видим коммунистическую крайность, государство, принесшее невыразимую нищету миллионам и миллионам и приносит в жертву своей доктрине счастье других людей…»
А с третьей стороны, дополню я Гитлера, мы видим прекрасную справедливую Германию с лагерями уничтожения, тайной полицией и прочими мелкими радостями тоталитарного государства.
Все были хороши в ту пору, надо сказать! СССР хотел, чтобы капиталистические страны ослабили друг друга, и потому всячески приветствовал мировую войну. Англия мечтала натравить Гитлера на СССР, понимая: чем дольше они дерутся между собой, тем лучше ей. Черчилль еще в 1918 году говорил: «Покорить Россию… мы можем лишь с помощью Германии. Германию нужно пригласить помочь нам в освобождении России». И все довоенные действия Англии были направлены в эту сторону. Лондон не раз нагибал свою союзницу Францию на уступки Гитлеру, несмотря на самые вопиющие нарушения Германией условий Версальского договора. Потому что Гитлер представлялся Англии более «социально-близким», нежели грузин московский. И последняя мюнхенская жертва Гитлеру — Чехословакия — имела ту же цель — приблизить Гитлера к СССР, чтобы стравить двух бешеных собак.
Все тогда старались стравить всех со всеми, а сами отсидеться. В результате, когда Гитлер набросился на Англию, СССР помогал Гитлеру сырьем, а сам в войну ввязываться не торопился. Точно так же поступал и Запад — когда СССР начал драться с Германией, западные демократии всячески помогали Советскому Союзу военными поставками, но сами открывать второй фронт не торопились… СССР хотел, чтобы Япония напала на США. И она напала. А США хотели, чтобы на Японию напал СССР. И СССР напал, но только когда счел это выгодным для себя.
В общем, как я уже сказал, все были хороши. А Сталин — лучше всех…
Многие историки и неисторики до сих пор не могут принять той простой истины, что Сталин, этот кровавый палач собственного народа, мог готовить плаху и для народов иных стран. Нет, говорят они, кровавый Сталин был слаб, и наша страна, которая вся была нацелена на войну и ради этого только и жила, тоже была слаба по сравнению с Германией. Они говорят так, несмотря на то, что Германия начала готовиться к войне позже СССР, всеобщую воинскую повинность также ввела позже, а военной техники и войск имела меньше.
Последние аргументы ортодоксов — «на Гитлера работала вся Европа» и «закаленная германская армия уже имела боевой опыт, а наша нет».
Как на Гитлера работала вся Европа, мы уже видели — в технически подкованной Чехословакии, славящейся своим стрелковым оружием, не нашлось для Гитлера ничего лучше отвратительных клепаных танков. А насчет боевого опыта. Половину Европы Гитлер захватил вообще без боя. Норвегию и прочие греции-чехословакии — практически без боя. Хороший вояка Роммель, как воевал в своей Африке, так и продолжал в ней использовать свой опыт.
Армия закаляется в войне, а не на военных прогулках. А крупных боевых действий в анамнезе вермахта было всего на 26 дней. 16 дней вермахт воевал в Польше и 10 дней во Франции. Все остальное — мусор. А Красная армия перед войной два месяца провоевала на Халхин-Голе и четыре месяца в Финляндии. 180 дней советского боевого опыта против 26 дней немецкого. Так кто же был опытнее?
Лучше всего о людях, продолжающих верить в миролюбивого (вариант: трусливого) Сталина и маломощный хиленький СССР сказал историк Дмитрий Хмельницкий: «Чисто советский тезис о том, что советский народ вынес немыслимые беды и катастрофы только ради того, чтобы спасти мир от фашизма, до сих пор сидит глубоко в подсознании бывшего советского населения. Этот тезис для многих — единственное оставшееся моральное оправдание всей их жизни и основа самоуважения. Сознание изо всех сил сопротивляется мысли, что все было не так. Что жизнь советских людей, переживших сталинскую эпоху, моральных оправданий вообще не имеет. Что ее остается только стыдиться, как стыдятся немцы четырнадцати лет нацистского правления».
Не могу с ним не согласиться. Нюрнбергский процесс требует продолжения.
Читабельные приложения
Приложение 1
В последнее время стало модно оснащать исторические книжки приложениями — для солидности и нагнетания объема. Особенно этим увлекается некто Бушков, у него приложения занимают большую часть объема книги. Я считаю это разновидностью обмана, торговлей с нагрузкой (кто помнит совок, тот поймет, о чем речь). Потому что деньги за эту макулатуру читатель отдает, лишний вес таскает, но купленным воспользоваться не может: приложения эти совершенно нечитабельны в силу их необыкновенной суконности.
Я от моды отставать не хочу. Но я хороший, честный автор. Поэтому те довески, которые прикладываются к моему эпохальному труду, читать легко и приятно, ибо они — естественное продолжение той увлекательной книжки, которую вы только что одолели. В путь!
Агрессивная политика СССР и Германии. 1936–1945 гг. Сводная таблица.
Словарик переводов некоторых сталинских эвфемизмов с пропагандистского на русский
Пояснение к табличке:
В сталинском СССР, как в стране тотальной лжи, уголовной сентиментальности, всеобщего ханжества и деревенской стыдливости, в официальной понятийной сфере были в ходу самые разные эвфемизмы — вербальные и символические. Говорилось одно, а подразумевалось другое. Показывалось одно, а за ним пряталось нечто иное. Вот, например, Сталин придумал дополнить оружием парадную форму людей самой мирной профессии — дипломатов. Но на ножнах у этих рыцарей кителя и кинжала скромно красовался символ миролюбия — две перекрещенные пальмовые ветви, трогательно перевязанные ленточкой. Разве не прелесть?
Это Гитлер был наивен и прост, как правда, поэтому его каратели честно носили на униформе череп и скрещенные кости. А сталинские костоломы, работавшие в аналогичной конторе, никаких черепов не носили. Их форму украшал венок из золотых колосьев! Очень мирные были палачи…
Что было бы, если бы Сталин ударил первым, как и намеревался?
Он бы, конечно, захватил Европу. Сразу после этого (или незадолго до окончания «освободительного» европохода) Турция также подверглась бы нападению и была разбита двойным ударом — через Кавказ и Болгарию. Европа покрылась бы густой сетью концентрационных лагерей, часть из которых даже строить не пришлось: воспользовались бы уже построенными немецкими.
Иран достался б Сталину весь, а не половинкой. Далее — путь к Персидскому заливу, в Тибет, Корею и Индию. Еще через год из Китая была бы в два счета выброшена Япония, как это случилось в 1945-м, а Юго-Восточная Азия (все эти вьетнамы и прочие бирмы) ощутили бы радостное дыхание социализма гораздо раньше, чем это случилось в реальной истории.
После оккупации и советизации Европы в Кремле задумались бы о судьбе Америки. Любопытно, что в реальной истории уже в 1946 году Воениздат начал публиковать художественные книжки о том, что вообще-то Аляска — эта наша земля, русскими открытая, освоенная и неосмотрительно проданная Америке. Позже на Чукотке появились танки…
Но изобретение ядерного оружия и смерть Сталина приостановили бы военную экспансию. Далее советизация продолжалась бы далее в том виде, в каком она шла в реальной истории — через Третий мир, в нашем случае — через Южную и Центральную Америку. Сколько в таком режиме продержались бы на карте мира США, окруженные красным цветом, не ясно. Но совершенно ясно другое: полное завоевание мира коммунизмом привело бы планету на грань термоядерной войны с еще большим успехом, нежели это случилось в реальном мире (см. «Карибский кризис»). И история взаимоотношений двух коммунистических держав — СССР и Китая это наглядно подтверждает. Равно, как и наука этология, которая гласит, что самая острая конкуренция всегда идет между близкими видами.
Мог ли Гитлер победить?
Мы уже знаем, что шансов на чисто военное разрешение конфликта в пользу Германии у Гитлера не было. Гитлер делал ставку на две вещи — внезапность и внутреннюю гнилость сталинского режима. Внезапность сработала великолепно — практически вся кадровая Красная армия, стоявшая в Первом стратегическом эшелоне, была уничтожена. Сталин, который уважал только силу и боялся только силы, после катастрофического разгрома 1941 года через болгарского посла пытался наладить с Берлином связь, чтобы заключить с Германией позорный мир, отдав Гитлеру значительные территории СССР на западе. Этот Брестский мир-2 так и не состоялся. А между тем он был бы для Гитлера если и не спасением, то долговременной передышкой.
Что же касается гнилости сталинского режима, то здесь Гитлер ничуть не ошибся. Да, советские люди очень любили Сталина! Но эта истеричная, пышная, восторженная пена, самовнушенная самосохранением, легко сдувалась и быстро могла освободить место для самой лютой ненависти — даже быстрее, чем любовь народа-богоносца к царю-батюшке: едва прозвучал выстрел «Авроры», как вся эта пасхально-поцелуйная любовь мгновенно сменилась озверением, виселицами для попов, помещиков, офицерья и расстрельным подвалом для самого государя. Любовь народа к Сталину была истерична и легка как эфир. Она легко возгонялась и обращалась в свою противоположность при изменении внешних условий.
И не удивительно… В СССР никто, кроме одного человека, не был защищен от карающего меча, который мог обрушиться на любую голову, словно повинуясь генератору случайных чисел. В стране торжествовал кровавый абсурд. Человеческое достоинство в таких условиях угнеталось максимально, а наружу выползали, поскольку всячески культивировались властью, худшие человеческие качества. В армии процветало рукоприкладство, генерал запросто мог получить по морде от высокого проверяющего из Москвы. Один из таких проверяющих — генерал Еременко хвастался, что с одобрения Сталина лично «избил нескольких командиров корпусов, а одному разбил голову». Надо ли удивляться нижеописанным настроениям высшего генералитета?..
В январе 1940 года один из самых грамотных сталинских генералов — Павлов (позже ни за что ни про что расстрелянный) за рюмкой водки имел с генералом Мерецковым беседу, в которой (что у трезвого на уме, то у пьяного на языке) признался коллеге, что в случае победы Гитлера над СССР «хуже нам не будет». Вот так вот чувствовали себя генералы в сталинской армии — как на сковородке. А простой народ прекрасно помнил раскулачивание, массовые казни и жил в постоянном страхе сболтнуть лишнее и оказаться в концлагере.
Немудрено, что гитлеровские войска во многих местах СССР встречали как освободителей. Послевоенное советское искусство рассказывало нам сказки о том, что народ на оккупированных территориях повсеместно уходил в партизаны, ибо не представлял себе жизни без колхозного строя и плетки товарища Сталина. Но это легенды. Фактически же большинство партизанских отрядов, созданных, например, к сентябрю 1941 года в Белоруссии, целиком и полностью состояли из сотрудников НКВД. Местных жителей в них просто не было! В 1942 году основой для формирования партизанских отрядов в немецких тылах по-прежнему были чекисты, местные партийные и советские работники, а также агенты госбезопасности.
Как пишет доктор исторических наук В. Боярский, «на февраль 1942 года органы НКВД совместно с партийными органами подготовили и перебросили в тыл врага 1798 партизанских отрядов и 1533 диверсионных группы, общей численностью 77939 человек. Если исходить из того, что в 1941 году общее число партизан на оккупированной территории составило около 90 тысяч человек, а число партизанских отрядов — 2 тысячи, то получается, что 90 % было подготовлено органами НКВД. Они же и руководили ими».
Вот так советский народ стремился защитить свой режим. Как видите, защищали этот режим от немцев те же палачи, что защищали его от собственного народа…
И если бы Гитлер повел себя по-умному, если бы он, повинуясь бесноватым идеологическим чертикам в своей голове, не развернул террор на оккупированных территориях, а пришел туда как настоящий освободитель русского народа от ига большевизма, его шансы на победу изрядно возросли б. Но у Гитлера психотип Жириновского, а это тот тип истерического фантазера, которому его безумные припадки застилают реальность. Какое-то время Гитлеру его неадекватность даже помогала. Когда по приказу Гитлера слабенькая тогда еще Германия ввела свои войска в демилитаризованную зону, и генералы вермахта схватились за голову, опасаясь удара Франции, Гитлер оказался прав: Франция не ударила. Когда гитлеровские генералы хватались за головы, опасаясь авантюры с Чехословакией, Гитлер их успокаивал. И опять оказался прав. Он делал вещи, которые все считали невозможными, и выигрывал. Фюрер поверил в свою удачу, в свою звезду, в провидение, которое его вело. Это была ошибка. Долго подобное везение новичка продолжаться не могло. После нападения на Польшу союзники объявили-таки Германии войну. Удача изменила Гитлеру. Невозможно всю жизнь ставить на «зеро» и выигрывать.
Фюрер ожидал антибольшевистской революции в СССР. И в то же самое время считал славян недочеловеками. Командующий группой армий «А» генерал-полковник Клейст так писал о завоеваниях на Украине: «Никакой настоящей революции здесь не предвидится». Клейст полагал, что советский тыл не поддержит немцев из-за террористического режима, развернутого СС. Он был прав…
Но большая история войны дала потомкам интересную иллюстрацию того, как можно было по-умному устроить немецкий тыл так, чтобы советские люди в массе своей поддержали Гитлера и повернули свое оружие против красных. Я говорю о Локотской республике.
Осенью 1941 года немецкие войска заняли Орловскую и Брянскую области. В числе захваченного был и небольшой городок Локоть. Примерно через месяц после того, как все устаканилось, два простых советских человека — инженеры местного спиртового заводика Константин Воскобойник и Бронислав Каминский пришли к Гейнцу Гудериану с интересным предложением — организовать в Локте самоуправление. Гудериан загорелся этой идеей. Ему был нужен крепкий мирный тыл и если русские его обеспечат… Почему бы и нет? Гудериан был свободен от идиотских расистских комплексов, которые переполняли Гитлера.
Воскобойник и Каминский быстренько сформировали окружное самоуправление и народную милицию для поддержания порядка. Но помимо жесткой вертикали исполнительной власти, в Локотской республике существовала и демократия в виде сельских сходов, на решения которых могла, правда, наложить вето районная власть.
Основатели Локотской республики решили строить капитализм, то есть нормальную жизнь для трудящихся, которой те были лишены при Сталине. Крестьяне, наконец, получили обещанную еще Лениным в 1917 году землю — по 10 гектаров на человека. Колхозы были решительно разогнаны. Все отнятое советской властью при раскулачивании возвращалось хозяевам обратно. А при невозможности возврата выплачивались денежные компенсации за отнятое. Поощрялась частная инициатива. Плати налог новой власти и делай, что хочешь!
Результаты не замедлили сказаться. Район начал процветать. Отмечая годовщину самоуправления, местная газета «Голос народа» подводила итоги: «Восстановлены и пущены в эксплуатацию многие промышленные предприятия (Севский сушильный завод, Локотский кожевенный завод др.); во всех районных центрах работают сапожные, слесарные, колесные, бондарные, шорные, валяльные и другие мастерские. Восстанавливаются такие заводы, как Дерюгинский и Лопандинский сахзаводы, Локотский спиртзавод. С каждым днем расширяется и торговая сеть».
Ширилась и сама Локотская республика. Через год она уже состояла из восьми районов бывших Орловской и Брянской областей, а площадь республики превышала площадь Бельгии. Население республики достигло полумиллиона человек. На ее территории действовали свои законы — Уголовный и Уголовнопроцессуальный кодексы, в соответствии с которыми локотский суд однажды приговорил к смертной казни двух немецких солдат за мародерство. Приговор был приведен в исполнение, немецкое начальство не возражало: закон есть закон!
В городе Локоть, ставшем столицей Локотской республики, был открыт театр. Театры также были созданы во всех районных центрах. За год локотчане открыли 345 школ, 9 больниц, 37 медпунктов. Естественно, открывались и православные церкви.
Немцы устроили нескольким чиновникам Локотской администрации командировку в Германию — показать, как живут люди в цивилизованной стране. Посетив один из германских заводиков, главный редактор «Голоса народа» с восторгом рассказал своим потрясенным читателям, как живут рабочие в Германии. При чтении обратите внимание, с каким восторгом совершенно простые бытовые вещи воспринимались диковатым советским человеком. Я теперь понимаю, почему с таким упоением Красная армия грабила в 1945 году Германию, потроша ее на «трофеи» — гармошки, велосипеды, швейные машинки…
Итак, журналист удивляется простой германской жизни: «В Германии чистота, аккуратность и порядок — прежде всего. В раздевальной, где рабочие перед работой и после работы переодеваются, каждому отведен отдельный ящик с вешалками и местом для обуви. За раздевальной находится душ с ванной, где рабочий может по окончании работы хорошо вымыться горячей водой. Раздевальная и умывальная так отделаны и обставлены, что нисколько не отличаются от ванных комнат русских больниц.
В цехах предприятия также полный порядок. Рабочим выдаются премиальные… «за чистоту». Все механизировано, и ручной труд применяется только в исключительных случаях. В работе нет ни спешки, ни сутолоки, как это бывает на советских предприятиях при стахановских методах, каждый рабочий спокойно, уверенно отделывает ту или другую деталь.
В столовой предприятия столы покрыты чистыми скатертями. На столах — цветы… В выходной день рабочий может поехать с семьей в дом отдыха (в Германии все предприятия имеют свои дома отдыха) и там культурно провести время: покататься на лодке, побродить по красивым долинам, проехать по автостраде.
Продолжительность рабочего дня в Германии — от 8 до 10 часов, а до войны работали от 6 до 8 часов, причем за два часа, введенные в военное время, рабочий получает дополнительную оплату.
Средний заработок рабочего составляет от 200 до 500 марок в месяц; при существующих в Германии ценах на товары (костюм примерно стоит от 40 до 60 марок, велосипед — от 50 до 60 марок, ботинки, туфли мужские и женские — от 10 до 20 марок, шляпа — от 3 до 10 марок, пальто — от 50 до 70 марок; цены на продукты питания также очень низки) за свою месячную зарплату рабочий имеет возможность одеться, обуться и культурно провести время — сходить в театр, что так доступно для рабочего в Германии, в выходной день выехать куда-нибудь за город, проехать по автостраде.
…встретившись с немцем, вы, судя по одежде, не скажете, куда он идет — на работу ли, в учреждение ли или просто гуляет. Рацион продуктов, получаемый немецким рабочим, вполне достаточен для него… Обеды в ресторанах вкусны и дешевы. Немец без пива никогда не садится кушать…
Живут рабочие в отдельных домах (по 6–8 комнат) с электрическим освещением и водопроводом. Дома утопают в зелени и фруктовых деревьях. Возле каждого дома разбиты клумбы, имеется огород, на котором рабочий выращивает всевозможные овощи. Дома бывают собственные, но есть дома, принадлежащие предпринимателю, которые с течением определенного времени переходят в собственность рабочего…
Таких примитивных, тесных и нездоровых жилищ, в каких живет большая часть населения Советской России, в Германии вообще не существует…
Народный спорт высоко развит, каждое село, например, имеет свою футбольную команду, бесчисленные, даже самые мелкие местечки имеют бассейны для плавания».
Именно такую жизнь и стремились построить в Локотской республике ее жители. Потому что они слишком хорошо помнили жизнь при Сталине. А чтобы не забывали, газета «Голос народа» начала публиковать документы из захваченного немцами архива НКВД, которые раскрывали людям глаза на тайные пружины кровавой сталинской власти.
Любопытно, что локотские газеты позволяли себе даже фельетоны с критикой новой власти. В октябре 1942 года, скажем, фельетонисты возмущались плохим обслуживанием в центральной столовой города. В пример заведующему плохой столовой господину Майорову они ставили хорошую столовую в местечке Комаричи. Причем, поскольку фельетонисты были советской закалки, стилистику они сохранили вполне советскую: «Майоров говорит, что в Комаричах столуется 200 человек, а здесь 500–600, да еще бывают внезапные заказы. Этим и объясняет он причину недоброкачественности обедов. Нет, господа начальники, мы с вами не согласны! Если по-настоящему взяться за то или иное дело, если приложить к нему все усилия и любовь, всегда можно и найти все, и вкусно сварить. Надо помнить только, что общественное питание — дело большой важности, требующее большого внимания. Итак, ждем вкусных обедов и культурной обстановки!»
Разумеется, все это идеологически прикрывалось газетной трескотней о гениальном фюрере и гениальных идеях национал-социализма, но в основе процветания лежало одно — частная инициатива, которая просто творила чудеса. В небольшом уездном городке Дмитрове Локотской республики за короткий срок открылось четыре магазина, один ресторан, восемь ларьков, две парикмахерских, две общественных бани, гостиница, несколько мелких рынков. Были восстановлены две школы, ряд небольших предприятий, детский садик и организовано местное радиовещание. Городок стал по-немецки чистым, муниципальные службы работали отменно, мусор вывозился по расписанию. В маленьком Дмитрове начали даже асфальтировать тротуары!
На прилавках в изобилии появились товары — мука, зерно, галантерея, скобяные изделия, разнообразная обувь, спички, табак, школьно-письменные принадлежности, кондитерские изделия…
Люди стали жить настолько хорошо, что немцы полностью доверились русскому самоуправлению и русской милиции, которая представляла собой, по сути, небольшую армию. Локотская армия состояла из 14 батальонов (20 тысяч человек). На вооружении локотчан были даже артиллерийские орудия и танки! Против кого же они воевали? Против лесных бандитов — партизан… Дело в том, что когда товарищу Сталину доложили, что в немецком тылу живет и без всяких колхозов под немцами вполне себе процветает Локотская республика, он взбеленился и отдал приказ ее уничтожить. С этого момента партизаны-энкавэдэшники принялись за привычную работу — уничтожать своих.
Пожалуй, нигде больше партизаны не учиняли таких зверств против мирного населения, как в Локотской республике. Красный террор был страшным. Партизаны убивали мирных жителей совершенно без разбора — стариков, инвалидов, крестьян, рабочих. А перед смертью партизаны пытали своих жертв — снимали скальпы, рубили суставы топорами, вырезали ремни из кожи, отрезали головы… В деревне Тарасовка сталинские партизаны замучили и расстреляли 115 мирных жителей. У половины жертв были отрублены пальцы, выколоты глаза, шомполами пробиты барабаные перепонки. Пытки в захваченном партизанами селе продолжались несколько дней, после чего истекших кровью людей выбрасывали на мороз умирать или просто расстреливали.
Эти зверства подтверждают не только документы Локотской республики, но и независимые от них рапорта немецких войск по охране тыла. Они отразили факты массового уничтожения партизанами мирного населения нескольких деревень. Примечательно, что в тех районах, где партизанское движение было менее развито, подобных явлений не отмечалось.
Надо ли говорить, с какой «радостью» граждане Локотской республики, нюхнувшие нормальной жизни, ждали наступающую с востока Красную армию? Все, кто мог и хотел, перед наступлением красных собрали манатки и ушли вместе с отступающими немцами…
Ну, и раз уж речь зашла о немецких службах тыла, грех было бы не вспомнить дневники немецкого офицера Рудольфа Волтерса, опубликованные в Германии через 35 лет после войны.
Судьба этого немецкого архитектора сложилась весьма причудливо. В начале тридцатых он принимал участие в индустриализации СССР в качестве западного специалиста. И даже опубликовал по итогам своих советских приключений книгу в гитлеровской Германии, которая выдержала два издания. А затем Рудольф вновь попал на территорию СССР, уже в сороковых — в качестве оккупанта. Дело в том, что Волтерс учился в университете вместе с гитлеровским любимцем Альбертом Шпеером. А последний во время войны возглавлял так называемую Организацию Тодта — военно-строительные части, которые занимались «второй индустриализацией СССР», а именно восстанавливали то, что большевики повзрывали перед отступлением.
Шпеер назначит Рудольфа Волтерса на высокий пост в свою организацию и послал в СССР, благо страна была Волтерсу уже знакома. Тот работал и вел дневник, куда заносил все, что отмечал его острый взор. В России об этой восстановительной деятельности немцев известно мало. Тем интереснее читать волтеровские записки.
Рудольф Волтерс приехал на территорию СССР летом 1942 года. И везде, куда бы он ни кидал взгляд, кипела большая работа. Освобожденная от большевиков и оккупированная гитлеровцами Украина дружно восстанавливала народное хозяйство. Под стук колес перо немца быстро бежало по бумаге:
«Среди русских военнопленных можно увидеть самые различные группы: хорошо выглядящие мужчины украинского или русского происхождения, но гораздо больше (и намного) — перемешанные варианты всех азиатских рас, такие, какими их можно увидеть в еженедельной хронике.
Эти команды охраняются украинской милицией или литовской и латвийской полицией. Но основной контингент рабочих представлен украинскими женщинами и девушками. Руководители работ характеризуют их как очень исполнительных, прилежных и привычных к работе. По рабочим качествам они стоят выше мужчин. Женские команды даже внешне производят очень отрадное впечатление: чистые цветные платки и платья, часто снежно белые головные платки! Почти все женщины босые,
и удивительно, с какой энергией они вдавливают голыми ногами лопаты в плотную землю».
Колея российская, как известно, шире европейской. Поэтому все советские железные дороги немцам приходилось перешивать под свой размер. Зимой 1942 года, как отмечает Волтерс, «положение на железной дороге было просто катастрофическим». Удавалось пропускать всего по 4 состава. Но к лету немцы наладили хозяйство, подняв пропускную способность дороги в десять раз. Работа была нелегкой:
«…к задачам строительного штаба относятся железнодорожные мосты. Здесь русские тоже проделали исключительно основательную разрушительную работу. Стальные конструкции больших днепровских мостов после взрывов оказались в воде и перегородили проход судам. Эти заграждения могли стать еще большей угрозой во время ожидаемого весной ледохода. Для устранения искореженного металла были присланы с Атлантического побережья водолазы, которые подо льдом резали подводными резаками конструкции на куски, чтобы ликвидировать подводные препятствия…
Особенно важным было восстановление снабжения энергией. Главная из крупных электростанций, находящаяся в Запорожье, была русскими полностью выведена из строя…
Во время отступления русские взорвали плотину посередине на ширине 175 метров. 3000 беженцев, которые находились в это время на плотине, были унесены течением. Водяные массы толщиной 5–6 метров падают с 15-метровой высоты через пролом и понижают уровень воды так, что пристань в верхнем течении оказалась на суше, и не хватает давления для вращения турбин. Шлюзы тоже после взрыва стоят сухими, так что судоходство парализовано. Не только плотина, но и механизмы по большей части разрушены. Русские при отступлении отключили центральную смазочную систему, так что машины мгновенно перегревались и загорались. То, что после этого представляли собой машинные помещения, турбины и генераторы, было мастерской разрушительной работой. И сегодня видны потрескавшиеся железобетонные стены, оплавленные железные детали; все приведено в негодность.
Однако один агрегат уже работает с конца апреля, второй запущен чуть позже, так что станция уже может вырабатывать 20 тыс. киловатт. Из 9 турбин большинство будет осенью запущено…»
Весьма любопытна оценка Волтерсом качества русского строительства:
«Весь комплекс, плотина и электростанция, был запроектирован немцами, оборудован частично американцами и построен при их консультациях и русском руководстве. В деталях работа скверная. Железобетон уже внешне производит плохое впечатление; арматура местами свисает из бетона, на необработанной поверхности которого там и тут уже 10 лет держатся куски деревянной опалубки. Пульты управления и прочие электрические устройства, как рассказывает нам ведущий электроинженер, таковы, что в Германии их оценили бы как самую плохую ученическую работу».
Восстановлению подлежало все:
«Организация Тодта занимается еще и строительством фабрик. Фабрики боеприпасов, металлургические, литейные, прокатные заводы, ремонтные мастерские для танков и грузовиков находятся в строительстве или скоро уже будут запущены. Недавно в строительную программу Организации Тодта были включены еще сельскохозяйственные постройки — силосы, ангары, сахарные заводы и консервные фабрики».
Как же реагировало население западных областей на пришедших немцев, и как относились к ним немцы?
«Проезжающие немецкие колонны повсюду радостно приветствуются. И народ, предлагающий по сторонам дороги яйца, цветы и редиску, кажется настроенным очень дружелюбно…
В Днепропетровске раньше было 900 тыс. жителей, сегодня около 250 тыс. Они также почти без остатка включились в работу для армии и других немецких учреждений, как и все население занятых нами районов, если оно жило в городе и не хотело голодать.
В качестве вознаграждения украинские рабочие получают кроме завтрака и обеда от 12 до 18 пфеннигов в час…
Мы делаем остановку на день, чтобы познакомиться с районом вокруг Сталина. Оберфюрер СА Шнайдер, глава фронтового руководства Организации Тодта, организовал здесь приемный лагерь для военнопленных. Нас ведут по лагерю, впечатление хорошее. Пленные, попадающие сюда прямо с фронта, проходят обработку против вшей. Сначала их собирают на огороженной территории, и русские офицеры, попавшие в плен раньше, их инструктируют.
Им говорят, что они должны радоваться тому, что попадают в ряды самой большой строительной организации мира — ОТ. За ограждением пленные должны раздеться. Одежда отдельно проходит обработку против вшей. Людей бреют наголо, затем они должны по лестнице спуститься в бассейн и полностью окунуться с головой: балка, под которой они должны пролезть, заставляет их опустить голову под воду, чтобы вынырнуть на поверхность с другой стороны. Потом их направляют во второй бассейн. Робких подбодряют легкими толчками палки. Затем запись личных данных и прочей информации; затем одевание… Шнайдер выискивает для себя, естественно, такую рабочую силу, с которой отряд может добиться больших успехов, чем раньше. Они, как нам рассказывают, очень довольны и удивлены таким нынешним обращением, поскольку сейчас нам люди нужны больше, чем в начале Восточного похода.
Шнайдер выбрал среди пленных лучших певцов (среди них оперный певец из Москвы) и составил маленький лагерный хор. Как раз когда мы здесь, хор репетирует для назначенного на вечер товарищеского вечера. В любом случае, военнопленные в прекрасном настроении.
Вечером еду со Шмелтером в отряд Шнайдера, где поет русский хор: редкое наслаждение. Еще кавказский хор, который тоже исполняет свои песни. Своеобразная смесь из восточной и русской музыки. Бас, баритон и великолепный тенор солируют. Один русский офицер и пятнадцатилетний мальчик танцуют. Оба из московской балетной школы. Я не знаю, что меня больше трогает и удивляет: певцы во фронтовом районе, люди, которые еще вчера были врагами, или такой человек, как Шнайдер, которого при всех его строительных и снабженческих заботах хватает на такие удивительные музыкальные идеи».
Рудольфа интересовала жизнь советских людей до войны, поэтому, будучи в Ростове, он записал в свой дневник кое-какие цифры:
«Профессор Бонвитч, родившийся в России и отлично владеющий языком, переводит во время разговоров с русскими. Мы разговариваем с одной из девушек из обслуги. Как квалифицированная работница высшего класса, она зарабатывала раньше 400 рублей. Отчисления с зарплаты во время войны составляли 200 рублей, в мирное время около 120 рублей. Из них 40 рублей — государственный заем, 15 рублей культурный налог и т. д. За хлеб платили от 1,5 до 2,5 рубля за кг, за обед в рабочей столовой — 60 копеек, за килограмм масла — 40 рублей; материал на платье — 15 рублей за метр».
Кубань поразила немцев грудастыми женщинами:
«Город Краснодар лежит в плодородной местности. Люди хорошо одеты и также хорошо упитаны. Особенно это касается женщин. Некоторые части тела настолько сильно развиты, что мы все время обсуждаем, с чем это, собственно, может быть связано. Местные сотрудники ОТ объясняют, что это связано с зернами подсолнуха, которые едят женщины и в которых много витамина В.
Вермахт рекрутирует здесь черкесов и татар в добровольческие части, которые будут использоваться против русских в лесной войне. Как мы слышали, они себя оправдывают. Мы видели некоторые части в немецкой униформе. Они производят впечатление дисциплинированных. Организации Тодта здесь очень трудно вербовать рабочих. Существует приказ фюрера, согласно которому местное население нельзя принуждать к работе».
Придя на оккупированные земли, фашисты тут же начинали налаживать там мирную жизнь — восстанавливали разрушенное большевиками хозяйство, перестраивали криво построенное коммунистами, проводили приватизацию местных предприятий, назначали судей, бургомистров, редакторов, начальников бань и отделов просвещения… Причем в начальники назначались не немцы, а местная элита. Так, например, в Смоленске бургомистром стал бывший адвокат, заместителями у него были профессор и доктор. Во главе отдела просвещения также встал местный профессор, отдел искусства возглавил местный художник, жилотделом руководил профессор, отделом здравоохранения доцент, а отделом ветеринарии доктор.
Причем, что любопытно, во время приватизации не обошлось без тех же казусов, что и у нас в «лихие девяностые» — предприимчивые русские капиталисты скупали эти предприятия буквально за бесценок.
Например, доктор исторических наук, исследователь проблемы коллаборационизма Борис Ковалев описывает забавный случай, когда в Старой Руссе сотрудники местной администрации, пользуясь служебные положением, продали своим людям за копейки 36 строений на сумму 18.400 рублей (на оккупированной территории ходили две валюты — рубль и рейхсмарка). В результате в местные «олигархи» выбились некая Аксенова, ставшая владелицей электростанции, и господин Васильев, прикупивший гончарный заводик.
Комиссия, созданная следствием, оценила «прихватизированное» в 75 тысяч рублей. Городские власти, связанные с этой мутной историей (городской голова, его зам, завотделом снабжения), были сняты со своих постов. 7 сделок были аннулированы, еще по семи от новых хозяев потребовали доплаты.
Еще любопытнее, что немцы расхитителей националистической собственности не расстреляли по законам военного времени. Смягчающим обстоятельством послужило… военное время. Резолюция проверяющего гласила: «Учитывая сложную обстановку военного времени, при которой протекала работа управы в первые месяцы после реорганизации, и принимая во внимание объяснение выше перечисленных работников о том, что они руководствовались стремлением предотвратить расхищение построек населением, полагаю нецелесообразным применять суровые меры взыскания. Оставляю данный вопрос на рассмотрение начальника округа. Вместе с тем нахожу, что, во всяком случае, материальный ущерб должен быть возмещен лицами, причинившими вред интересам города».
Но не всегда преступления и наказания были такими полуанекдотичными. Во Ржеве, например, была арестована женщина, торговавшая на базаре человеческим мясом. Она заманивала к себе домой детей, убивала и разделывала для продажи. Причем разоблачили ее не наши валенки в полицейских повязках, а немцы. После чего вызвали русского начальника городской полиции и бургомистра в СД и отчитали за плохую работу.
Людоедку и ее подельницу повесили прямо на рыночной площади в присутствии представителя немецкой комендатуры. Зверства фашистов над мирным населением, как видите, в полный рост. Незабудем-непростим!..
А какие вопросы рассматривал русский суд на оккупированной территории? Смоленский, например, городской суд, который начал свою работу уже в октябре 1942 года, за два первых месяца провел 12 заседаний по 12 делам из 39 поступивших на рассмотрение: «В процентном отношении эти дела разделялись следующим образом: об установлении отцовства и алиментах — 31 процент, о возвращении расхищенных вещей — 25,2 процента, о выселении из квартир — 12,4 процента, о праве на спорное имущество — 7,6 процента, о взыскании квартирной платы — 7,6 процента, о заработной плате — 5 процентов».
После активизации партизан немцы, недолго думая, призвали мирное население вступать в дружины для охраны правопорядка. Народ охотно потянулся записываться. Принимали не всех. В дружинники не брали «пьяниц, лентяев, взяточников, а также членов и кандидатов в члены коммунистической партии и комсомола». Видимо, немцы приравнивали коммунистов к алкоголикам и лентяям.
О ненависти крестьян к партизанам за постоянные грабежи и чинимые последними притеснения я уже писал выше. Издатель книги «Партизаны СССР: От мифов к реальности» Анатолий Тарас, рассказывая о своих злоключениях с публикацией этой разрушающей мифы работы, которую никто не хотел печатать, поделился в одном из интервью:
«Что партизаны делали меньше всего — так это воевали. Ущерб, который они причинили фашистским захватчикам, их союзникам и пособникам, просто ничтожен.
Читать бесплатно другие книги:
