Войны некромантов Дашков Андрей
...Следующим этапом станет контроль над материей любой степени плотности и, соответственно, почти бесконечная продолжительность жизни «психотов». Их численность неизбежно стабилизируется на биологически и социально обусловленном уровне. Я предвижу время, когда всю реальность будут контролировать не более сотни семей.
В лучшем случае мы окажемся вытесненными и вынужденными существовать в условиях так называемой «Сумеречной Зоны» (неизвестный ранее психотический термин). В худшем случае нам угрожает безумие и быстрое самоуничтожение ввиду необратимого искажения внутренней и внешней среды, что можно квалифицировать, как «психоделическое убийство» в соответствии со статьей 68 Уголовного Кодекса Технов в редакции 2015 года...
...Трудно даже вообразить себе этот проклятый мир через пару десятков лет при таких темпах селекции. Здесь уместно говорить только о самых общих признаках вроде зыбкости и недетерминированности. А что сказать о кошмарах, высвобождаемых из подсознания «психота» и проецируемых вовне? О непредсказуемых изменениях либидо? О демонах, порождаемых самым страшным инструментом творения – мозгом извращенного и неизлечимо больного существа?..
...Они утверждают, что технологическая цивилизация обречена на самоуничтожение. Возможно, они сами повинны в искажениях массового сознания, а их влияние является потенциальной причиной глобальной катастрофы. Поскольку количество самих «психотов» невелико, они заинтересованы в снижении численности рабов и поддержании ее на минимально необходимом уровне...
...Почти одновременная гибель нескольких миллиардов людей и неисчислимого количества других обитателей планеты приведет к окончательному формированию и небывалому расцвету некросферы, внутри которой станет возможным некое альтернативное биосфере существование, не поддающееся изучению и описанию в терминах нашей реальности. Это не исключает неизбежных и участившихся в последнее время контактов с существами из некромира и даже использование их сверхъестественных качеств в наших интересах. Но здесь нужна сугубая и крайняя осторожность!..
...Я не могу предостеречь вас, братья, потому что не знаю точно, от чего предостерегать. Пусть ваш страх покажет вам ЭТО и управляет вами. Откройте двери восприятия и впустите его в себя, как поступил я. И помните: для «психотов» вы – не более, чем тупые твари, тормозящие колесо прогресса. Только одно можно утверждать с уверенностью: подавляющему большинству людей на этой планете не останется места...
...На ваших костях создается империя зла. Если разум изменяет вам, используйте тех, у кого нет разума. Возьмите на вооружение черную магию, террор и самые зловещие культы. Не брезгуйте ничем, если это поможет делу. Используйте любые, я повторяю: любые средства для священной войны...
Будьте хищными, и у вас появится шанс уцелеть!.."
Он сидел абсолютно неподвижно, зато звезды заметно изменили свое положение, пока он слушал. Тайла – хрупкое, прекрасное изваяние из плоти – слушала тоже: тончайший слух позволял ей улавливать то, чего не различало его более грубое ухо... Он был уверен в том, что она не поняла и половины произнесенного Элией. Сам Рудольф впервые заподозрил, что был всего лишь жалкой марионеткой в чужих руках и – что самое страшное – даже не знал, куда тянутся управлявшие им нити... Хозяева исчезли, сгнили, обратились в прах, но он продолжал следовать предопределенному пути.
Одного из своих боссов он даже помнил по имени. Его звали Рейнхард Дресслер. Руди вдруг почувствовал ненависть к этому человеку, почти столь же сильную, как благоговение. Ненависть была бесплодной, потому что он еще не смел назвать Дресслера своим врагом...
Он проглотил жалкий комочек слюны, показавшийся ему скатанным пыльным шариком, и вернулся под дерево, в уютную постель между корнями, – размышлять о собственном безумии. Он считал себя биологической машиной, но даже это не было верным на сто процентов. Здесь имело место колдовство, и потому грань между «живым» и «мертвым» была неизмеримо, исчезающе тонкой.
Однако безумие лазаря было в сотню раз хуже. Три Ка, существовавшие до сих пор независимо друг от друга, соединились в его теле. Они пребывали в изоляции, но с некоторого момента началось их взаимопроникновение. Мозг Тайлы омывала не кровь, а жидкость некромантов. Это необратимо изменило его, но не привело к полному разрушению. Зомби, осознавший свою нечеловеческую природу, даже представить себе не мог, что чувствует та, телом которой пытались завладеть висельник и неизлечимо больной религиозный фанатик.
2
Неизвестно, знала ли настоятельница о подземном ходе, соединявшем женский монастырь с Моско, а если знала, то хранился ли у нее план подземелья. Вряд ли, потому что в этом случае Мать не рискнула бы поместить принцессу в келью, в которой имелся потайной люк.
...Тайла стала чувствовать себя гораздо спокойнее, как только добралась до первой развилки примерно в десяти лигах от монастыря. Теперь задача преследователей, если таковые обнаружатся, многократно усложнялась – подземный ход превратился в лабиринт.
Тот, кто вел принцессу, делал это безошибочно. Ей оставалось только переставлять ноги. Кроме того, он (а у него была мужская сущность, и Тайла слишком хорошо ощущала это) кормил ее, позволял спать, когда она чересчур уставала, и будил, когда догорала свеча и пора было зажигать новую.
Она все еще боялась оставаться в темноте и несла с собой целую сумку свечей, которые собирала в течение двух последних месяцев. Впрочем, и без них мало что изменилось бы, но она предпочитала ВИДЕТЬ. Это давало ей некоторую иллюзию самостоятельности. Но тот, кого она называла про себя «Посторонний», находился ближе, чем ей хотелось бы.
Именно он заставлял ее хитрить, умело скрывать следы ночной работы, вовремя избавляться от таких предательских мелочей, как каменная крошка на подоле или медный налет от инструмента, оставшийся на ладонях... Посторонний помог ей поднять и отодвинуть плиту весом с саму принцессу, когда наступил решающий момент. Она даже не смогла бы объяснить, что произошло с нею в ту минуту. Некая энергия сконцентрировалась в определенных частях ее тела. Посторонний управлял ее организмом гораздо лучше, чем она сама умела это делать. По правде говоря, умела она очень мало.
После того Тайла почувствовала звериный голод. И еще у нее раньше срока открылось кровотечение в срамном месте... Несмотря на это, сила, подчинившая себе принцессу, оставалась непреклонной.
Прошло четыре дня с тех пор, как она сбежала. Все это время ее подгоняло не только влияние Постороннего, но и собственный страх. Она хорошо представляла себе беспощадный гнев Матери, который будет замаскирован под священное негодование. Трудно было предугадать, как поведет себя Император, но, в конце концов, она шла в сторону Моско, хотя и не знала – зачем.
Принцесса приняла все необходимые меры к тому, чтобы ее побег был обнаружен как можно позже. Она покинула келью вечером, и таким образом в запасе у нее была целая ночь. Плиту, закрывавшую вход в подземелье, Тайла задвинула на место, балансируя на ступеньках узкой лестницы, ведущей вниз. Вероятно, это стоило ей еще нескольких лет жизни. Впрочем, она не обольщалась – свежие царапины на камне и глубокая щель вокруг плиты были достаточно заметны...
Она начала спускаться по лестнице, с трудом протискиваясь между грубо обтесанными стенами. Свеча, которую Тайла держала в руке, светила очень тускло, а воздух был чрезвычайно сухим.
В самом конце лестницы она наткнулась на завал. Ее отчаяние было мимолетным. Присмотревшись, она поняла, что завал образован не обрушившимся сводом, а представляет собой груду обломков красных кирпичей, которыми были выложены ступени лестницы.
Вынув несколько верхних камней, она почувствовала слабый ток воздуха. Свеча запылала ярче... Тайле понадобилось около часа, чтобы проделать отверстие, в которое она смогла пролезть.
По ту сторону преграды ход немного расширялся. Тишина была абсолютной и, казалось, сдавливала голову со всех сторон. Принцесса испытывала множество неприятных ощущений одновременно. Она чувствовала голод, боль внизу живота, омерзительную влагу на внутренней стороне бедер и ужас перед замкнутым пространством... Но Посторонний вытеснил ее боль и ужас на окраины сознания, а главным неизменно оставалось одно: побег, движение в сторону имперской столицы, предчувствие некоей встречи, ненужной принцессе, но совершенно необходимой ЕМУ...
К исходу той, первой ночи бегства Посторонний впервые позволил Тайле поесть.
Она так и не поняла, откуда взялся в подземелье мелкий зверь, похожий на тощую лысую кошку. Ей только показалось, что зверек не менее растерян, чем она сама, и ослеплен огоньком свечи... За несколько минут до его появления Тайла внезапно испытала жуткое, нестерпимое одиночество, но не успела осознать, что это чувство объяснялось кратковременным отсутствием Постороннего...
Дальше все было, как в тумане. Растерянность принцессы продолжалась недолго. Зверька она убила голыми руками, свернув ему шею, на что раньше была неспособна даже в мыслях. Тот почти не сопротивлялся. У него была аура жертвы.
Вкус сырого волокнистого мяса не показался Тайле ни приятным, ни отвратительным. Она просто набивала желудок, восполняя утраченные силы...
Спустя сутки принцесса уже жестоко страдала от жажды. Кровь зверьков, которых ПРИВОДИЛ Посторонний, была не в состоянии утолить ее. Зато она перестала испытывать боль. Ее душа высыхала вместе с кожей, внутренностями и мускулами. Чувствительность притупилась настолько, что вскоре Тайла уже не реагировала на острые осколки слоистой породы, ранившие ее ступни.
...Лига за лигой тянулся неизменный коридор. Грубо обработанные стены отсвечивали фиолетовыми вкраплениями какого-то минерала. Развилки тоже не отличались разнообразием. Коридоры расходились всегда под одинаковыми углами, их ширина и высота оставались прежними. Отдушины вентиляционной системы были настолько хорошо замаскированы, что принцесса их не замечала. Она не могла даже предположить, на какой глубине находится.
К исходу четвертых суток пути Рейнхард Дресслер понял, что потеряет тело-носитель, если не позволит Тайле напиться. Он отклонился от выбранного направления и повел ее к подземному источнику.
3
Жизнь некоторых существ – как река, текущая от истока рождения и впадающая в море смерти. Здесь она сливается с миллионами других рек, принесших сюда же свои воды. Но море безгранично; что в нем: слияние или бесконечность пустоты?..
Другие, рождаясь, попадают в реку с мертвой водой, и спустя некоторое время река выбрасывает на берег их трупы. Они не знают ни своего начала, ни своего конца. Все, что с ними случилось, – это слишком короткое плавание; все, что они помнят, – это скольжение в мутной воде, в которой не видно прошлого и тем более нельзя разглядеть будущего... А река равнодушно подхватывает мусор и несет его дальше.
Эта река никуда не впадает.
Выйдя из леса, Рудольф начал взбираться по пологому склону огромного холма, увенчанного пограничным каменным столбом – настоящим колоссом вроде тех башен, что так любили строить на рубеже двадцатого и двадцать первого веков. Закатное солнце сравнялось с верхушками деревьев, и в наступивших сумерках столб торчал, словно черный палец, указующий перст, отставленный от гигантского кулака. Руди двигался внутри глубокой тени, которую отбрасывал лес; с его точки зрения столб казался очерченным багровой каймой.
Открытое место, опасное место... И все же оно ему чем-то нравилось. Он долго рассматривал холм из-за деревьев и заметил торчавшие на склонах могильные камни, а кое-где – остатки крестов. На востоке, за холмом, лежала другая страна. Впереди был путь, возможно, такой же бессмысленный, как тот, что они проделали до сих пор... Зомби принял решение.
В двадцати шагах позади него плелась Тайла. Они шли уже три недели, и последние десять дней он даже не пытался разговаривать с нею. Им удалось избежать преследования патрулей, нежелательных встреч, засад и стрельбы. Это было подозрительно и имело свою отрицательную сторону – Рудольфу так и не представился случай завладеть лошадьми. Слишком легко ему дали уйти, и слишком тяжело давался каждый новый километр.
Силы обоих истощились. Следуя примеру девушки, Руди начал жевать древесную кору и пить талую воду. Иногда по ночам он включал музыкальную шкатулку и подпитывал себя вибрациями барабанов. Недолго. Он отказался от этого удовольствия две недели назад. Приходилось беречь аккумулятор. Впереди могло оказаться кое-что поважнее его дрожащих ног. Впервые он начал задумываться о будущем...
Девушка не реагировала на звуки барабанов. По правде говоря, с некоторых пор она мало на что реагировала. Но ее стремление оставалось неуклонным. Непонятная сила, влекущая лазаря к Змее, завораживала и зомби. Несколько раз он пытался спать с Тайлой – с таким же успехом он мог бы делать это с расколотым березовым стволом...
Его туфли расползлись по швам, а штанины брюк превратились в лохмотья. Когда туфли начали спадать, он выбросил их и теперь шел босиком. Его ступни казались выструганными из темного дерева.
Временами, в тихие бесснежные ночи полнолуния, он почитывал Книгу, вернее, то, что от нее осталось, и думал о могущественном хунгане по имени Иисус, а также о двенадцати зомби, один из которых, по мнению Рудольфа, вышел из повиновения и потому вызывал у него особенную симпатию...
...Тень от леса не отпускала его, поднимаясь по склону темным приливом. Чем ближе Руди подходил, тем все более внушительным казался пограничный столб. На его вершине обнаружилось какое-то полуразрушенное изваяние. Страж границы. Демон Розы Ветров. Но Руди ничего не знал об этом. Жалкие обломки восьми крыльев демона делали изваяние похожим на колесо с торчащими во все стороны толстыми спицами...
Стоя на вершине холма, под угрожающе нависшим Стражем, Руди впервые за много месяцев почувствовал внутреннюю дрожь. Он оказался в особенное время в особенном месте. Словно двигался до сих пор по стрелке часов, и дорога неизбежно привела его к центру таинственного механизма. К оси, вокруг которой вращалось все. Возможно, поэтому здесь так долго длились минуты...
Он хорошо видел в темноте и как никогда раньше ощущал власть этой темноты. Когда он обернулся, солнца уже не было. Черное кольцо силы замкнулось вокруг холма. У зомби появилось предчувствие, что это место останется замкнутым до самого рассвета. Если, конечно, наступит рассвет...
Возле южного подножия журчал ручей. Несколько раз слабо блеснула вода. Руди улыбнулся своим мыслям. Еще одно совпадение, благодаря которому у него будет все необходимое для того, чтобы инициировать девушку.
Он вспомнил о ней. Она двигалась за ним с упорством автомата и безразличием олигофрена. Вскоре Тайла тоже взобралась на вершину холма и замерла рядом с Рудольфом, повернувшись лицом на восток. Ее пустые глаза были затянуты мутью, как запыленные стеклянные шарики. Зато ничто не могло заставить ее бросить мех.
Руди посмотрел на могилы, усеивавшие северный склон. Это было очень старое кладбище. Земляных насыпей не сохранилось, кое-где вода подмыла и камни. Луна и звезды прятались в дымке, но какой-то рассеянный пепельный свет разливался вокруг. Казалось, что свет сочится из пор земли, с трудом пробивается сквозь частое сито облаков...
Зомби не хотелось расставаться с Маской и Книгой ни на минуту, особенно, в ЭТОМ месте, но пришлось рискнуть. Он положил их под столбом и стал ждать.
И вскоре было ему еще одно знамение. Волк бежал по склону, опустив голову, но не прячась за могильными камнями, – вероятно, один из ликантропов, следовавших за ворами от самого Менгена. Что заставило его покинуть лес – безумие или страх? Может быть, он пересек незримую границу, и теперь ему была закрыта дорога обратно? Руди думал о другом. Прямой, как стрела, путь зверя пролегал через вершину холма.
Когда волк оказался поблизости, Рудольф увидел клочья пены, свисавшей из его пасти и обильной желтой бахромой болтавшейся на груди и передних лапах. Гноящиеся глазки почти ослепшего зверя не различали ничего. Даже двух фигур впереди, до которых оставалось совсем немного...
Руди поднял револьвер. Выстрел прозвучал глухо, поглощенный ватной тишиной. Пуля поразила волка точно между глаз, расколола череп и вошла в позвоночник. Он умер почти мгновенно, не пролив и капли крови. Кровь нужна была зомби.
Руди достал нож и сделал надрезы в шкуре. Древесная кора смертельно надоела ему... В течение десяти минут он сосал теплую кровь, а потом, когда почувствовал головокружение, оторвался от этого занятия, чтобы приготовить питье вуду.
Из кожи, содранной с волчьей лапы, получился мешочек, в который могло бы поместиться полстакана жидкости. Зомби нацедил в него крови и пожертвовал одним патроном, чтобы извлечь из него порох. Отрубил ножом донышко гильзы и высыпал порох в мешочек. Могильной земли вокруг было вдоволь – из нее состоял весь холм...
Тайла даже не следила за его приготовлениями. Тем лучше – он знал, что с нею хлопот не будет.
Из всех необходимых ингредиентов ему не хватало только рома. Кровь быстро загустевала, он решил разбавить ее водой и послал Тайлу к ручью. Простейшие приказы она выполняла безропотно. Девушка вернулась, неся воду в сложенных ладонях и не пролив ни капли.
Он взболтал смесь. Можно было только догадываться, каким окажется вкус у этого омерзительного пойла. Впрочем, сейчас оно не казалось ему таковым. Когда-то и он пробовал ритуальный напиток, приготовленный Дресслером. Вряд ли Тайла вообще обратит внимание на то, что проглотит...
Когда Руди попытался вскрыть ногтем шрам у себя на груди, он обнаружил, что карман зарос основательно, и на сей раз диски пришлось выковыривать из тела кончиком ножа.
Он включил музыкальную шкатулку, нарушив многолетнее молчание холма спящих. С первыми же ударами барабанов он ощутил прилив энергии, стекавшейся со всех сторон к вершине. Стоны зомби пронзили однообразную ткань ритма, и Руди застонал вместе с ними. Его затрясло, будто в лихорадке. Лязгнули зубы, когда он сцепил их, чтобы не откусить себе язык. Лоа приближались, но не в пространстве – духи всплывали, как утопленники, в черном омуте его сознания... Это были другие Лоа, хотя он не мог бы сказать, в чем заключалось их отличие от прежних.
Над могилами зашевелилась земля. Колебания почвы вызывали низкочастотные вибрации. Руди увидел, как исказилось лицо Тайлы – будто лицо человека, принявшего горькое лекарство. Но лекарство ей еще предстояло принять... Темный прилив был таким сильным, что захлестнул зомби и превратил его в игрушку, танцующую на волнах. Небо засияло мертвенным светом, как на негативе, и многорукая тень демона упала на Рудольфа...
Ниже, на склоне, вспучивался взрыхленный перегной. Голоса из могил вторили истошным крикам боко, доносившимся из шкатулки. Руди не осознал момента, когда мешочек с питьем вуду оказался в руке девушки. Она припала к нему потемневшими губами и, судя по тому, как завибрировало ее горло, быстро выпила все.
После этого ему стало чуть полегче. Его одержимость передалась девушке. Инициация началась. Тайла затряслась так сильно, что он всерьез опасался за ее шейные позвонки... Его руки уже почти не дрожали, когда он склонился над трупом волка, двумя быстрыми движениями кастрировал его и начал колдовать над головой зверя...
Впервые после выхода из саркофага лазарь погрузился в некое подобие сна. Но этот сон был настоящим кошмаром. Холм оказался островом духов посреди океана волшебной, безумной природы. Некротический фонтан бил из-под земли, пронизывая плоть ложным ощущением силы и неузнаваемо искажая реальность. Вальц, Ансельм, Тайла – все они затерялись в закоулках одурманенного рассудка и перемешивались в буйной пляске, словно игральные кости в трясущейся кружке. Сейчас лазарю были недоступны превращения – миллионы липких щупалец, протянувшихся из пустоты, сокращались и вытягивались, управляя новой марионеткой в страшном театрике вуду...
Когда Руди разогнулся и повернулся к девушке, она увидела, что его глаза окровавлены и целиком вылезли из орбит. Все объяснилось позже, когда он начал приближаться к ней, – каким-то образом он прилепил к своим закрытым векам глазные яблоки волка. Самое жуткое заключалось в том, что зрачки в них двигались, следя за перемещениями Тайлы.
Руди протянул к ней руки. Она отшатнулась, но обнаружила, что не может бежать – ноги увязли в киселе кошмара. Он поднял голову к небу духов, болоту ужаса, зеркалу отчаяния, и завыл. Яростный рокот барабанов нарастал, как гул приближающегося землетрясения...
Зомби завертелся волчком. Он поймал выпавшие из глазниц волчьи глаза и бросил их в темноту. Они покатились вниз по склону и вскоре затерялись между камнями. Он проводил их рваной скороговоркой уанга, произнесенной сиплым шепотом, – судя по всему, послал какого-то духа скитаться и искать глаза зверя.
После этого, пробормотав заклинание, он начал перекатывать в ладонях окровавленный волчий член. И еще быстрее завертелся на месте, двигаясь совсем уже не по-человечески. Он вращался на одной ноге, а вторая была отставлена в сторону и со свистом описывала круги в сгустившемся воздухе. Вскоре вращение ускорилось настолько, что Тайла перестала различать его руки.
Когда зомби внезапно остановился, между ладонями уже ничего не было. Две фигуры слились на холме. Лазарь оказался на земле, его женская голова упиралась в черный столб. Ниже живота пылал неестественный огонь, сжигавший внутренности. Тайла закричала. Ничто не могло утолить ее нестерпимую жажду...
Справа от нее промелькнула чья-то четвероногая тень. Зверь (если это был зверь) скользил по склону, приближаясь к ней... Центробежные силы разрывали ее тело на части. Веки были прошиты нитью непрерывных судорог, но чьи-то безжалостные руки или лапы прижимали девушку к земле.
Когда ей уже казалось, что она рассыпается обугленными хлопьями, в ее пылающую пещеру проник посторонний предмет. На сей раз это был ледяной и острый, как крысиная мордочка, волчий фаллос.
...Они совокуплялись до тех пор, пока Руди не заметил, что тень демона, укрывавшая их до этого, начала двигаться. Ее края трепетали, словно крылья гигантской птицы. Зомби поднял голову, и Лоа, овладевший им, тотчас же улетучился, а Руди исступленно завыл.
На вершине столба стоял Барон Самеди – существо с черным неразличимым овалом лица, перерезанным белым серпом зловещей улыбки. На нем был рваный сюртук, полы которого взлетали вверх, будто крылья нетопыря, и шляпа с пробитой тульей.
Руди, стоявший на коленях, зашатался, потом рухнул на землю и забился в судорогах, похожих на приступ падучей. Из уголков его рта посыпался черный порошок. «Питон», который лежал в боковом кармане пиджака от вечерней пары, выпал оттуда, но зрачки зомби закатились, и ему явно было не до револьвера.
Лазарь ощутил что-то вроде толчка в спину, хотя сзади никого не было. Девушка огляделась по сторонам и начала ползком подбираться к оружию.
4
Ликантропы во главе с Райнером Рильке окружили пограничный холм. Недавно рыцари ордена стали свидетелями еще одного зловещего фокуса гроссмейстера, а тот был обязан этим мастеру Грегору, но по-прежнему не подозревал о своем зависимом положении.
Ему пришлось пожертвовать еще одним четвероногим, зато теперь он видел все, что происходило у подножья Стража границы глазами мертвого волка, вынутыми и выброшенными Рудольфом. Они могли закатиться очень далеко, но препятствием послужили могильные камни. Оба глаза лежали в десятке шагов друг от друга, причем одно глазное яблоко оказалось обращенным зрачком к земле.
Райнеру понадобилось значительное усилие, чтобы на расстоянии в четверть лиги заставить зрачок переместиться в нужное место. Вскоре он имел прекрасный обзор со значительным объемным эффектом. Для этого ему всего лишь нужно было закрыть собственные глаза и сконцентрироваться на нематериальных нервных окончаниях, протянувшихся к органам зрения убитого зверя.
Теперь стая ждала его приказа. А он ждал приказа Грегора, даже не осознавая этого. В свою очередь, Грегор, как всегда, не упустил случая сделать грязную работу чужими руками. На сей раз это были руки девушки, протянувшиеся к валявшемуся на земле револьверу. То, что она рассталась со своим мехом, было хорошим признаком. Грегор перехватил управление над нею в момент переподчинения. Это означало, что Рудольфу не удалось довести до конца обряд инициации.
Теперь «питон» стал новым фетишем лазаря. Он еще не знал, как пользоваться этой убойной штуковиной, но завладеть ею хотел обязательно.
Первое движение вне контроля Лоа далось ему с особенным трудом. Окружавший его вязкий «кисель» кошмара почти мгновенно уплотнился, стремясь не пропустить сквозь себя руку девушки. Но рука медленно приближалась к револьверу, словно пятилапый краб, ползущий к спасительному морскому берегу...
Средний палец дотянулся до ствола. Тайла не ощутила ни тепла, ни холода, только твердость металлического предмета. «Краб» прополз по барабану, коснулся скобы и добрался до накладок рукояти, резко вцепившись в нее своими лапками с длинными ногтями...
Больше не было смысла обольщать мужчину и притворяться слабой. Воспользовавшись недолгой относительной свободой и внезапным отступлением Лоа, лазарь снова превратился в Расчленителя Вальца. На этот раз у него не было возможности раздеться. Превращение последовало мгновенно, револьвер не успел даже дрогнуть, прежде чем его подхватила цепкая мужская кисть.
Вальц оказался скованным тесным костюмом, из дыр которого с коротким «фух-х-х» вырвался воздух. С треском распоролся рукав. Лазарь попытался выпрямить руку, державшую оружие...
Револьвер показался Вальцу очень тяжелым, как будто его удерживал гигантский магнит, зарытый под холмом. Тем не менее он оторвал пушку от земли, и, по мере того, как поднимал ее на уровень бедер, живота, груди, противодействующее усилие ослабевало...
Он старался держать «питон» так, как держал его Рудольф, – лазарь неоднократно видел это раньше, а от внимания Вальца не ускользали малейшие подробности такого рода. Ствол качнулся и начал поворачиваться в сторону зомби...
Руди, с ног до головы покрытый липкой грязью, попытался встать на ноги. Держаться в вертикальном положении ему удавалось с трудом. Он будто вращался на конической платформе, и хорошо еще, что находился поблизости от ее центра.
Какая-то сила стремилась сбросить его с холма. Он поднял голову, рискуя снова потерять равновесие. Мертвенное сияние неба угасало, и возвращалась ночь... Какая-то тень отделилась от вершины столба и быстро спускалась вниз.
Руди понял, что почти утратил рассудок. Окончательно он лишится его тогда, когда перестанет понимать и это...
Он начал искать взглядом Маску, но вместо нее наткнулся на черный зрачок дула, показавшийся ему очень большим. Револьвер находился в руке какого-то урода с искривленной шеей и стеклянными глазами. Впрочем, Руди было знакомо его лицо и, в особенности, его улыбка.
Несмотря на слегка ироничный вид, который придавала незнакомцу склоненная набок голова, сразу же становилось ясно, что человек с ТАКОЙ улыбкой не будет выжидать, шутить, тратить время на разговоры и в чем-либо сомневаться... И кроме того, не промахнется.
Он и не промахнулся.
Тупое рыло «питона» выплюнуло огонь.
«Куда подевалась эта сука?!..»
Это была последняя мысль Рудольфа, назойливо возвращавшаяся к нему всякий раз между ослепительными вспышками, сменявшимися мгновениями темноты и ударами парового молота. Каждый такой удар в корпус отбрасывал зомби на шаг назад. Он загребал руками воздух и беззвучно распахивал рот...
Наконец его позвоночник столкнулся с каменным монолитом Стража, и Рудольф Хаммерштайн сполз на землю с шестью свежими дырками в теле.
5
Рильке видел все это и не верил чужим глазам. Впрочем, Грегор не позволил ему растеряться. Из двух осквернителей остался один; барабан револьвера, судя по беспомощным жестам Вальца, был пуст; Маска Сета лежала у подножия столба, как никогда более доступная...
Постороннее вмешательство было бесспорным. Мастер ощущал какое-то омертвение на периферии своей блуждающей Ка, словно гангрена поразила его нематериальную конечность. Поэтому он торопился, не понимая до конца, что происходит, но напасть именно сейчас казалось ему заманчивым – в случае удачи он мог завладеть Маской, а заодно и сбежавшим лазарем.
Рильке разлепил веки, и панорама холма, которую он обозревал глазами волка, исчезла. Справа от него терялся в темноте ряд неподвижных фигур конных рыцарей. У лошадиных ног копошились оруженосцы-цверги, готовившие к бою оружие хозяев – лансы и полуторные мечи. Слева, ближе к северному склону, залегла стая четвероногих. Сил ордена было вполне достаточно, чтобы раздавить, разорвать на куски, сожрать живьем жалкую одинокую фигуру на холме. Но гроссмейстер не забывал, что под Менгеном ликантропов было еще больше...
Рильке поднял руку, и темная масса с нарастающим шумом двинулась вверх по склону.
Музыкальную шкатулку, издававшую дьявольские звуки, Вальц просто раздавил каблуком. Потом перевернул труп Рудольфа на спину и стащил с него пиджак. Спереди ткань превратилась в отсыревшую рваную тряпку. Пошарив в карманах, Вальц обнаружил то, что искал, – россыпь маленьких металлических цилиндров с заостренными наконечниками. Лазарь мыслил не слишком изощренно, но был в состоянии понять, что с этими предметами связано действие магического оружия...
Ему понадобилась всего минута, чтобы научиться заряжать револьвер. Не жалея обнажившихся фаланг и уцелевших ногтей, он по одной вытащил пустые гильзы и наполнил барабан патронами. К этому моменту волки, двигавшиеся значительно быстрее тяжелой конницы, преодолели две трети пути к вершине. Вальц знал об их приближении, но не суетился. Уже ничего нельзя было изменить.
И только как следует подготовившись к бою, лазарь позволил себе прикоснуться к вожделенной Маске. Она лежала там, где ее оставил Руди, – в небольшом углублении возле столба – и была прикрыта металлическим ящиком с Книгой. Вальц поднял Маску, просунув два пальца в затянутые черной пленкой глазницы.
Лазарь не почувствовал ничего особенного. Он оставался слугой, потерявшим хозяина. И все же кое-что изменилось, но он не осознал изменения. Маска Сета могла освободить даже такого, как он.
...Земля все сильнее дрожала под его ногами. Из темноты доносился топот копыт и хрип. Вальц стремительно обернулся. Как раз вовремя, чтобы в упор застрелить волка. В эту же секунду другой зверь впился в его руку, державшую Маску. Вальц пробил ему брюхо стволом револьвера... После этого он стряхнул кровь и стрелял по серым теням, вынырнувшим из темноты, а раненый волк волочился за ним, капканом впившись в руку. Когда Вальц наконец освободился от этой обузы, расколов зверю череп, его уже взяли в плотное кольцо.
У него оставалось всего два патрона в барабане. Один он приберег для всадника, протаранившего его своим лансом. Рыцарь показался отброшенному на землю Вальцу огромным, непоколебимым, тяжеловесным, но на самом деле достаточно было одной маленькой дырочки посередине забрала, чтобы железный колосс вывалился из седла. Его мощный конь едва не втоптал лазаря в землю. Вальц откатился из-под копыт, даже не замечая, что стремится оказаться поближе к меху, в котором хранил чумную крысу.
К упавшему Расчленителю рванулись волки. Со всех сторон надвинулись оскаленные пасти. Последнюю пулю он выпустил, почти воткнув револьвер в глотку ближайшему зверю, и бросил бесполезное оружие. Под руку попался металлический ящик. Его острым углом Вальц сломал ребра одному из ликантропов. Но конец был близок, и лазарь судорожно вцепился в наполненный землей мех...
Неожиданно волки отступили, повинуясь беззвучной команде. Вокруг Вальца сомкнулась звенящая стена доспехов. Лансы с тупыми турнирными наконечниками прижали его к земле и почти лишили возможности двигаться.
...Вкрадчивый голос хозяина призывал его к покорности. Очень далекий голос, но вполне отчетливый, как те, ДРУГИЕ голоса, поселившиеся в его голове... Однако влияние Маски стало в эти мгновения беспредельным, вытеснив все остальное. Противоречивые приказы недолго раздирали Вальца на части.
Предприняв последнее отчаянное усилие, он рванулся и прижал к лицу Маску Сета.
Фетиш мгновенно соединился с его кожей, запустив в глубину липкие нити. Тесная вселенная Вальца, ставшая в эти минуты безвыходной ловушкой, внезапно опустела. Вспыхнул слепящий свет, пробившийся даже сквозь закрытые веки.
Сознание лазаря рассыпалось на осколки, а тело Расчленителя провалилось куда-то вниз, оставив после себя лишь взрыхленный участок земли в форме человеческого тела. Почва на этом участке состояла из мельчайших частиц. Даже камни превратились в пыль...
Все произошло так быстро, что тевтонцы, находившиеся в четырех шагах от Вальца, видели только, как он внезапно исчез.
6
За много лиг от того места мастер Грегор, ни разу не пересекавший границу Четвертого рейха во избежание преждевременного конфликта, медленно пробуждался от многосуточного сна. Пробуждение длилось несколько часов. Состояние Грегора не было обычным сном – никто не может спать так долго. Грегор «отсутствовал», и даже охранявшие его тело сектанты не понимали до конца, что это означает. От них требовалось лишь подпитывать неподвижную человеческую оболочку и оберегать ее от любых внешних воздействий.
Для этой цели луниты выбрали заброшенную деревню недалеко от северной границы Булхара, последний житель которой умер с десяток лет назад. Поэтому некому было занести сюда чуму... Люди из свиты Грегора расположились здесь основательно. Карету мастера загнали в покосившийся сарай.
Потянулись долгие дни и ночи, на протяжении которых почти ничего не происходило. Только сменялась стража, выставленная вокруг деревни. И еще человек, единственный из всех одетый в светский костюм, регулярно наведывался в сарай. Он был заинтересован в успешном окончании миссии секты как никто другой. От этого зависела не только его карьера, но и жизнь...
Гемиз, который стал спутником и соглядатаем Грегора по приказу Императора, открыл дверцу кареты и содрогнулся. К тому, что находилось внутри экипажа, трудно было привыкнуть. Гемиз, не поднимавший глаз, видел только рясу сидящего человека и кисти его рук, лежавшие на коленях...
Секретарь поставил фонарь на пол и закатал рукав рясы на прозрачной, будто стеклянной руке. Рука была холодной, а мясо на ней подрагивало, как желе...
Бездыханное тело мастера Грегора находилось здесь уже около недели. Гемиз не мог назвать его трупом хотя бы потому, что не заметил ни малейших признаков распада. Он медленно поднял глаза и заглянул под капюшон.
Лицо лунита жутким образом преобразилось. Сквозь кожу ясно проступили очертания черепа с неизменной утрированной улыбкой, которую подчеркивали два ряда кривых зубов. Темные волоски отраставших бороды и усов, казалось, росли прямо из воздуха. Сквозь закрытое веко единственного глаза был виден застывший потухший зрачок. По другую сторону от переносицы тускло поблескивала монета с двуглавым орлом...
Гемиз сделал сидящему инъекцию какой-то дряни, приготовленной знахарем секты. Ему было хорошо видно, как погружается в тело конец полой костяной иглы. Гемиз выдавил содержимое шприца, и темное пятно стало расплываться там, где только что виднелась тонкая сеть кровеносных сосудов...
Секретарь делал это не в первый раз и уже знал, что должно было произойти дальше. Спустя десять минут кожа мастера утратит прозрачность и приобретет молочно-белый цвет. Фигура Грегора превратится в статую, облитую эмалью. Спустя еще полчаса он снова станет похожим на живого мужчину. Но ненадолго. Затем последует обратное превращение в жуткий студнеобразный гибрид медузы и человека.
Однако на сей раз Гемиз был свидетелем настоящего пробуждения. И предпочел скрыться до того, как мастер узнал о его присутствии. Он загасил фонарь и прикрыл за собой дверцу кареты, оставив Грегора в темноте. После этого секретарь Императора занялся кормлением почтового голубя. Тому предстояло преодолеть путь длиной в полторы тысячи лиг, чтобы достичь Моско. Гемиз еще не знал, каким будет сообщение, но то, что Грегор пробуждался, означало, что новости появятся обязательно...
Грегор открыл глаза и поднес к лицу пухлые ладони. Некоторое время он словно изучал восстанавливающиеся на них линии в луче тусклого света, падавшем сквозь дыру в крыше кареты. Потом мастер пересчитал следы инъекций на локтевом сгибе. И слабо улыбнулся. Его губы растягивались с еле слышным хрустом.
Недаром он отпускал свою Ка в странствие, чреватое вечным изгнанием в случае малейшей ошибки. Его план близился к завершению. Правда, фетиш до сих пор не принадлежал лазарю и оставался в чужих руках, но это была незначительная частность. Кроме того, Грегор выяснил, что у него появился сильный противник. Наверняка это был не ренегат из числа бывших лунитов – таких попросту не существовало. Возможно, неприятности ему доставлял один из адептов западных сект. Появление соперника оказалось для Грегора неожиданным, но не более того.
Окончание партии должно было быть разыграно на территории Россиса, что давало лунитам значительное преимущество. Даже гнев Императора, обрушившийся на секту после бегства лазаря из Свийи, не помешает мастеру осуществить задуманное. А после... после и сам Император станет лишним...
Грегор потянул носом воздух. Внутри кареты все еще витал приторный запах Гемиза. Похоже, остроносый секретарь считал, что стал своим человеком в секте. Мастер пока не разочаровывал беднягу. Грегора забавляли его глуповатые интрижки. Гемиз даже не догадывался, как мало значит он на этом свете, и с какой легкостью покинет его, когда наступит подходящий момент...
7
Дождь лил с унылого зимнего неба, и во рту лежащего на холме собралась вода. Немного воды было и в его глазницах; тонкие струйки стекали по обе стороны лица, отчего казалось, что мертвец плачет. Минувшей ночью шакалы уже расправились с трупами волков, брошенными тевтонцами ниже на склоне, но почему-то не тронули человека. Его босые ноги были по колено погружены в жидкую грязь, а ткань дорогих брюк расползлась и смешалась с землей.
Невидимый стервятник кружил над трупом – маленькая черная птица, парившая в других ландшафтах, где не было ни дождя, ни холма, ни окружающего леса. Были только живые и мертвые – сгустки энергии разной интенсивности и плотности... Птица кружила уже очень долго, не отлетая совсем и не приближаясь. Ее соединяла с трупом тонкая трепещущая нить. Наступило время, когда нить начала сокращаться, втягиваясь в тело мертвеца в области солнечного сплетения...
Рудольф Хаммерштайн возвращался оттуда, откуда обычно не возвращаются. Смерть в очередной раз отрыгнула, и некоторое время, пока продолжалась реанимация, он с отвращением взирал со стороны на своего опостылевшего зомби. Оказывается, бесплотное существование тоже могло быть приятным – оно напоминало непрерывно прокручиваемое кино...
Воспоминания. Эпизоды из прошлого. То, что было, и то, что могло бы случиться. Но ничего невероятного. Поэтому Руди не знал, чему верить. Его память представляла собой электрическую сеть, оседавшую на нейронах мозга, – сеть со множественными следами имплантаций. В ней не осталось ни одного «живого» места.
И тем не менее эта изувеченная система еще работала. Другое дело – на что была похожа ее работа... В общем, Руди вспоминал.
Он вспоминал свое детство, Клагенфурт тех лет, губернаторский дворец. Дикие головные боли, терзавшие его в нежном возрасте, – ими он расплачивался за пробуждение «психо». Девушку, с которой потерял невинность. Первых чудовищ чужого сознания. Первые извращения. Свою первую охоту на техна. Отца в расцвете сил и Марту – тогда еще тощего подростка...
Потом на этот идиллический фон наложились темные силуэты людей, лица которых ничто не могло раскрасить или сделать различимыми. Среди них – фигура его матери. Ее появление было похоже на выпадение роковой карты. Он не мог сложить простейшую мозаику, будто в кошмарном сне. По женскому лицу струилась чернота, смердящая, как чья-то совесть...
А еще он увидел Железную Змею или, если верить Тайле, цель их паломничества. Но разве можно было верить Тайле? При мысли об этом ему хотелось смеяться, однако смеяться было нечем. Он издал виртуальный смешок. Его сознание на несколько мгновений просто стало сознанием смеющегося существа. Ангелом возле престола Господня...
Змея представлялась ему чем-то вроде двери между мирами, соединяющей некро – и биосферу. До сих пор Руди казалось, что через любые двери можно пройти в обоих направлениях. Сейчас он не был уверен в этом.
Змея проявилась в виде гигантского одиночного рельса, свернувшегося среди темных гор в невообразимые кольца. Это видение трансформировалось в еще одну картинку из детства. Он вспомнил некое место, залитое огнями, и Монорельс, по которому стремительно проносились суставчатые поезда, полные восторженных людей. Если точнее – детей...
Наплыв. Картинка приблизилась. Он увидел веселые лица, блестящие глаза и рты, распахивающиеся в притворном испуге. Ему было непонятно это. Он привык к тому, что страх – всегда настоящий, а опасность – неподдельна. Но, похоже, худшей из опасностей, грозившей ТЕМ детям, было несварение желудка...
На его глазах поезд, скользивший по Монорельсу, рухнул вниз.
Руди не успел испытать никаких чувств. Через мгновение поезд засверкал на ближайшей излучине, взбираясь вверх, как серебряная ракета, устремленная к электрическим звездам... Из него выглядывали лица, сиявшие восторгом.
...Если верить видению, эта дверь была дверью, открывающей дорогу к самой жизни. Руди не мог доверять своим видениям – или снам, невнятным и расплывчатым. Его скептицизм был почти абсолютным, естественным и бессознательным. И все же, чтобы вырваться отсюда, ему нужна была Маска Сета. А Маска могла находиться там, где находилась Тайла. Ему ничего не оставалось, как только найти и убить девушку. И вернуть себе то, что принадлежало ему по праву первенства.
Но что же все-таки случилось с его настоящей матерью?.. Мучительно напрягаясь, он вспоминал...
Ночь ее загадочного исчезновения. Упорные слухи о том, что ее видели среди кочевников. Необъяснимую пассивность фон Хаммерштайна... А потом была стычка с сицилианским кланом Веронезе и локальная война с технами в центральной Европе. Тогда для Рудольфа и кончилось время власти. Он никогда не умел держаться на достаточном расстоянии от опасных мест...
В своих воспоминаниях он приближался к зловещему эпизоду. Кино прекратилось. Обрыв ленты. Лакуна, которую ничем нельзя было заполнить... Он пробовал приблизиться к ней, снова и снова запуская испорченный проектор...
Война... Контузия... Плен... Лакуна.
Он попробовал еще раз. Домой, в Клагенфурт, он вернулся спустя несколько лет. Не только без прежних способностей и амбиций, но и с враждебной миссией. Как назвал его Шверин фон Вицлебен – «дрессированным убийцей»? Что ж, барон не ошибся. Похоже, он вообще редко ошибался...
Итак, плен. Временная потеря контроля над «психо». Монастырь технов. Это уже было ближе к другому краю лакуны, где воспоминания Руди возобновлялись... Дресслер! Фигура настоятеля была такой же, как фигура матери, – черной, с неразличимым лицом. Злой гений Рудольфа Хаммерштайна. Колдун, похитивший его тень. Зверь, вылакавший душу...
Он больше не вспоминал. Все усилия оказались бесполезными. Существовало два Руди – ДО и ПОСЛЕ пребывания в монастыре. Между ними находилась непроницаемая завеса некоего искажения.
Чудовищное положение. И, скорее всего, непоправимое...
Его личная катастрофа заключалась в том, что он не мог обнаружить мотивы своих поступков и устремлений. Причины того, что поступал так или иначе. Это не имело ничего общего со сверхсознательным или с безмолвием разума, присущим просветленным. Хаотические течения носили его, как щепку. Все совершалось помимо его воли, и вместе с тем во всем была неотвратимость...
Не существовало более абстрактного слова, чем слово «свобода». И даже выбор – «жить» или «умереть» – был в подавляющем большинстве случаев не его выбором. Но и существа вокруг него были подвержены тысячам разнообразных влияний. Не всегда представлялось возможным отличить внутренние влияния от внешних, личное и подсознательное – от воздействия среды. Каждый, кого он знал, был марионеткой, и тысячи пальцев дергали за веревочки. Это были отнюдь не божественные пальцы...
На последнем Руди сосредоточился, прежде чем сделал окончательный вывод: ЕГО ОКРУЖАЛИ ЗОМБИ.
От этой мысли ему не стало ни лучше, ни хуже. Разница между ним и всеми остальными заключалась в глубине зомбирования. У него не было иллюзий, а самое главное – он утратил способность страдать. Даже собственную ущербность он вычислил равнодушно.
...Сгустком чего-то неописуемого он вливался в бренное тело. Зачем? Он по-прежнему не знал ответа.
Причиной было притяжение. Колдовство. Сила. Уанга. Вероятно, влияние боко... Так был устроен его мирок. Бастарда Рудольфа превратили в слишком простое существо, чтобы оно имело наглость роптать.
Наконец произошло слияние. Руди втиснулся в тесную клетку ребер, три из которых оказались сломанными, погрузился в рыхлую плоть, и его восприятию снова пришлось довольствоваться жалким набором из пяти органов чувств.
Потом он занялся поисками Реаниматора. Сначала внутри себя. Безрезультатно. Собственный организм оставался для него загадкой. Тогда он попытался найти Реаниматора снаружи. Он ожидал увидеть настоятеля Дресслера... Хунгана... Может быть, даже Иисуса. Дальше этого его фантазии не простирались.
Веки лежащего человека дрогнули, потревожив лужицы воды, в которых отражалось небо, перечеркнутое широкой черной тенью пограничного столба. Руди открыл глаза, и на протяжении некоторого времени дождевые капли ударяли прямо в зрачки. Несмотря на это, он смотрел. Пустота в его взгляде сменялась ужасом.
Вершина столба была пуста. Каменный Страж Границы, Демон Розы Ветров, Барон Самеди исчез. Потоки воды стекали по гладкому монолиту, как сотни лет назад. Раньше Руди и не представлял, что мир может оказаться до такой степени пустым.
...Он попытался встать и вспомнил другое: грохот выстрелов, запах гари, мощные удары в грудь и самое неприятное зрелище в его жизни – «питон» ан фас, плюющийся искрами и кое-чем похуже...
Вокруг было безлюдно и тихо, поэтому в первую очередь он занялся собой. Разорвал рубашку, вернее, то, что от нее осталось, и тупо уставился на шесть оплавленных металлических шариков, вдавленных в его кожу на груди и животе. Было похоже, что кто-то специально оставил на его теле этот сувенир.
Шарики тускло поблескивали. Руди вытащил один из углубления, как раз подходящего по размеру. Сомнений не осталось – серебро. Когда-то это были револьверные пули...
Ошарашенный новой загадкой, он перекатывал шарик в ладони. Пальцы другой руки продолжали ощупывать тело. Поднеся их к глазам, он увидел многочисленные бескровные порезы. Зато на месте попаданий были только вмятины и звездообразные шрамы. Целое созвездие шрамов там, где должно было бы остаться перепаханное пулями и никуда не годное мясо...
Одна из пуль угодила точно в его подкожный карман и превратила золотые диски в осколки, веером топорщившиеся над правым соском. Он извлек самые крупные из них, а те, что помельче, пришлось оставить до лучших времен, когда в его распоряжении окажется пинцет. Он не очень надеялся, что такие времена действительно наступят.
Он встал в полный рост и оперся на столб. Впечатлений у вернувшегося с того света было слишком много. Дождь поливал его ледяными струями, но зато смывал грязь. Руди остался почти голым, если не считать брюк, превратившихся в некое подобие набедренной повязки. Лучше всего сохранился кожаный пояс.
Он заглянул в пустую яму у подножья столба... Видения не обманули Рудольфа. Маска Сета исчезла. Металлический ящик со следами крови лежал поблизости.
Его взгляд переместился на объеденные шакалами волчьи трупы и размытые следы лошадиных копыт. Следов осталось множество. Похоже, здесь побывал целый отряд.
Руди огляделся в поисках фригидной стервы и кривошеего урода, пытавшегося его прикончить, но в пределах видимости не было вообще ни одного человека. Впрочем, он смутно помнил то, что происходило после начала ритуала...
Он наткнулся на револьвер, утонувший в грязи. Его лицо исказилось, словно он увидел кастрированного жеребца или падшего ангела. Какая-то особенная безжизненность была в испорченном инструменте смерти... И очень странно, что он чувствовал это.
Тут же, неподалеку, валялись обломки музыкальной шкатулки.
Руди поднял «питон», вытер его обрывками ткани и вылизал языком, глотая комочки грязи. Потом засунул револьвер за пояс, не рассчитывая всерьез в обозримом будущем почистить и смазать его как следует. В крайнем случае пушка могла пригодиться в качестве кастета.
Дело было за малым. Среди пустых гильз он отыскал четыре патрона, которые не успел использовать расстрелявший его ублюдок. Еще три завалялись во внутреннем кармане растерзанного пиджака. Патроны отсырели, но как раз это было поправимо.
Итак, Руди мог подвести промежуточный итог. Он остался голым, почти безоружным, лишился Маски, звуковых кодов и сомнительного проводника. Единственным местом в этом мире, о котором он хоть что-нибудь слышал, была некая Железная Змея. Он знал приблизительное расстояние до нее и более чем приблизительное направление, в котором следовало идти. И он пошел, руководствуясь правилом, которым руководствовались и более изощренные умы на протяжении сотен лет до него.
Это правило гласило: «кривая вывезет».
Глава третья. Возвращение
Между молчанием гор
И грохотом моря
Лежит земля. Когда-то я жил там.
И она ожидает меня...
Но в утренней серости
Я разрываюсь на части
Между смертью и сном
И дорогой, которую я должен выбрать.
Джастин Хэйуорд. Вопрос
1
Расчленитель Вальц сидел на дереве и рассматривал погруженный во мрак монастырь. Вымерший монастырь – благодаря его стараниям.
Вальц не шевелился, крепко обнимая ствол. Он мог бы и не прятаться – весть о чуме разнеслась быстро, и во всей округе не осталось ни одного живого человека. Но он скрывался и действовал тайно даже тогда, когда это не имело особого смысла.
Ветер, разгулявшийся к утру, разносил остывший пепел костров, на которых сжигали трупы. Пляска смерти продолжалась почти неделю. Все происходило на глазах лазаря, избравшего местом своего обитания ближайший лес. Он был свидетелем событий, которые когда-то уже происходили на западе. Он смутно помнил нечто подобное. Чуму. Вымершие селения. Людей с раздутыми шеями и чреслами. И голоса, испуганно твердившие: «Ты кто?! Ты кто?! Ты кто?!..»
Он видел начавшийся исход, панику, монахинь-беженок, которых расстрелял отряд имперских арбалетчиков, костры, разложенные прямо на монастырском дворе, и агонию последних из оставшихся в обители. Зато теперь он мог убедиться в том, что расчистил себе дорогу к цели. Он не считал, что принял чрезмерные меры предосторожности, уничтожив целый монастырь из-за одной молоденькой послушницы. Его цель вполне оправдывала средства.
Лазарь появился в окрестностях женского монастыря около десяти дней назад. Этому предшествовало почти мгновенное и неописуемое перемещение. Вальца оно не удивило, не испугало и тем более не привело в восторг. В Маске Сета он преодолел расстояние в две тысячи лиг, не заметив особых изменений. Это было как погружение в темную реку, и спустя мгновение течения некросферы выбросили его на другой берег. Он был разобран на составляющие; в некоем отдаленном месте магическая ловушка слепила из праха абсолютно похожего монстра. Но не только тело, а также вибрации, Маску, одежду и мех, наполненный землей... Лазарь даже не задумывался над тем, почему оказался там, где должен был оказаться. Он просто увидел продолжение сна, которые снился ему на протяжении всей его посмертной жизни.
...Дождавшись вечера, Вальц спрятал Маску в дупле старого дуба и побрел к монастырским воротам. Он выглядел настоящим уродом и без труда сошел за бездомного калеку. Монахини, которым религия и устав обители предписывали проявлять милосердие, пустили беднягу на двор, накормили, напоили и устроили на ночлег в темном углу конюшни. Его разорванную щеку и изуродованные пальцы женщины предпочли не заметить...
Вальц пролежал до полуночи на огромной груде сена, не шевелясь и не смыкая глаз. Когда в монастыре воцарился полный покой, он развязал мех и высыпал перед собой его содержимое. В конюшне было темно, и он действовал наощупь.
Его рука нашла крысу, а пальцы ощупали слегка раздувшегося зверька. Жесткая щетина царапала кожу, но Вальц нащупал то, что хотел. Уцелевшим ногтем он выковырял землю из крысиной пасти, потом поднес ее к своему рту. Его губы плотно обхватили острую мордочку, застывшую в оскале. Вальц резко вдохнул, проглотив попавшие в глотку кусочки земли.
Крыса дернулась в его руках; ее бока вздулись еще больше и тут же опали. Он ощутил, как стремительно нагревается почти ледяное тельце. Лапки крысы были еще холодными, а потеплевший живот уже судорожно вибрировал. Внутри зверька снова забилось сердце – Вальц знал это, даже не поднося его к своему уху... Челюсти крысы сомкнулись, зубы впились в его язык.
Он с силой выдохнул, и в темноте не видел, как полностью открылись полуприкрытые крысиные веки. Впрочем, тварь была слепа – между веками оказался желтоватый налет гноя. Крыса снова распахнула пасть, но вместо писка издала какой-то шипящий звук; ее лапки скребли по воздуху...
Отдав ей оживляющий поцелуй, Вальц почувствовал, что расстался с частью подпитывавшей его силы. Непостижимым образом лазарь и крыса стали одним существом, находившимся одновременно в двух телах – большом, двуногом и маленьком, четвероногом, пораженном смертельной болезнью. Большому телу предстояло довести маленькое до конца. С этой минуты лазарь не только бродил по лесу, но и пробирался по тесным закоулкам монастырских построек, окруженный сотнями манящих запахов и особо устойчивым человеческим смрадом.
Крысе оставалось немного; Вальц надеялся, что за это время она, вернее, ОНИ успеют отыскать своих собратьев... Как показали дальнейшие события, он не ошибся.
Читать бесплатно другие книги:
