Против «псов-рыцарей» Павлищева Наталья

Невская битва

Над ухом противно зудел комар. Но отогнать кровопийцу резким движением нельзя, могут заметить с той стороны поляны. Приходилось терпеть. Терпели все: и люди, и кони. Укусы проклятых насекомых, даже муравьев, ползающих по ногам и больно жалящих. Одно неосторожное движение вызовет птичий гам, тогда все пропало.

Князь оглядывал берег. Там царило полное спокойствие. Большой табун лошадей шведы, как и в предыдущие дни, пустили вольно пастись по лугу. Сами жгли костры, на кострах варили что-то для обеда. От поляны неслись запахи, весьма завидные сидевшим из осторожности уже несколько дней без варева новгородцам и ладожанам. Но о том сейчас не думалось. Все напряженно слушали, боясь пропустить условный звук, чтобы напасть совсем неожиданно. Князь не мог скомандовать рожком или как иначе, пришлось придумать птичий крик, чтоб все знали, что пора. Приказано было даже двигаться молча, пока не достигнут первых шведов.

Лето жаркое, кто бы мог подумать, что на Неве может так печь солнце? Но оно пекло и ближе к полудню все, кто мог, старались укрыться в шатрах. На солнцепеке оставались только костровые – готовить обед войску. Остальные нежились под пологами шатров, играя в кости или попросту отсыпаясь. Стоят долго, потому расслабились, да и кого бояться? На порогах хорошая охрана, если вдруг покажутся русичи, то, пока доберутся, можно сотню раз надеть доспехи. Потому оружие сложено отдельно, а броня отдельно. Хорошие воины, шведы готовы вмиг отразить любое нападение, но уверенные в себе рыцари все равно отложили боевое снаряжение подальше. Его тоже нельзя держать на солнце, нагреется так, что на себя не наденешь, обжечься можно. Только мечи и щиты всегда рядом, мало ли что…

Надолго запомнились князю Александру Ярославичу эти последние минуты перед сечей. Новгородские ратники изготовились к бою. С лиц исчезло благодушие, праведным гневом загорелись глаза, руки сжимали оружие.

Последний раз оглядев поляну, князь Александр перекрестился и поднял руку. Воевода напряженно вглядывался, держа наготове свою. Как только махнет Александр Ярославич, даст знак и Миша, следом крикнет совой готовый дружинник и молча, тихо, но быстро потекут на шведа новгородцы и ладожане, что пока замерли в кустах, не шевелясь.

Князь опустил руку. Тут же ухнула сова. Шведы и внимания на птичий голос не обратили. А из кустов по краю непролазного леса вдруг появились люди. Они не кричали, не призывали к бою, хотя все были с оружием, просто мчались к шатрам. Казалось, сами деревья попросту превратились в людей. У шведов, первыми увидевших внезапное появление русичей, отвисли челюсти, пропал голос и руки-ноги не пожелали двигаться. Этих нескольких мгновений растерянности новгородцам вполне хватило, чтобы одолеть первые ряды защиты.

Большой урон нанесли шведам и лучники, которые в первые же минуты издали побили много бездоспешных шведов, сидевших на поляне.

Олаф, сладко потягиваясь, вышел из своего шатра. Разбудил его все тот же запах жареного мяса. Скучно, конечно, сидеть вот так без дела, но с другой стороны, когда еще отдохнешь? Олаф с усилием расправил руки и вдруг… с ужасом увидел несущихся на него всадников! От неожиданности он икнул и полетел наземь с порубленной головой. А вокруг уже творилось что-то невероятное!

На все лады затрубили, заверещали шведские трубы и рожки, объявляя тревогу и часто срываясь, не закончив звука, потому как голова трубача попросту отделялась от тела, следуя воле славянского меча. Из шатров выскакивали сидевшие в них шведы, крутясь среди конников новгородского князя, они пытались отбиваться, чем могли. Но шведы воины опытные, их так просто не осилишь, быстро собрались вокруг Биргера и Ульфа Фаси, многие уже на конях. Со шнеков тут же спустили дополнительные сходни, готовясь принять своих с берега, если те решат отходить. Завязалась битва. Мечи, копья, секиры, латы, щиты, шеломы, все сталкивалось, звенело, гремело, точно несколько десятков кузнецов работали рядом. Ржали лошади, которых хозяева пытались голосом подозвать к себе, а ладожане не пропускали, все больше и больше оттесняя к лесу. Лошадям спешно набрасывали арканы, тащили к деревьям, привязывали. Это придумали ладожане. Лошадей жалко, их надо сохранить, пригодятся, а вот рыцарей беречь ни к чему.

Рыцарей и не берегли, наваливались с остервенением, хотя новгородцев и было много меньше, но казалось, что они всюду, даже на шнеки пытались пробраться. Но там охрана крепкая, не пропустила, била из арбалетов, не жалея стрел.

Пешцы нашли свой способ бороться со шнеками. Под прикрытием щита Никони Пестрим принялся рубить борт судна. Сначала бил над водой, потом Никоня закричал, чтоб лучше делал это пониже, сразу, мол, ко дну пойдут. Теперь во все стороны летели водяные брызги вместе со стрелами. Шнек трясся от мощных ударов огромной секиры новгородского кузнеца. Она была выкована под богатырский рост и силищу знатного молотобойца, потому сокрушить борт ему удалось быстро. Когда внутрь хлынула вода, новгородцы спешно отошли, чтобы приняться за второй шнек. С этого в невские воды, спасая свою жизнь, бросались воины. Никоня довольно хохотал:

– А, тати поганые, попробовали нашей водицы?!

Тех, кто прыгнул ближе к берегу, уже поджидали, били, не давая вылезти на сухое.

Но шведов просто так не возьмешь, новгородское ополчение хотя и было храбрым, а в умении вести бой хорошо обученным шведам проигрывало. Неудивительно, против рыцарей, проведших всю жизнь с мечом в руках, бились отличные кузнецы и бондари, плотники и медовары, усмошвецы и кожемяки, те, кто оружие в руках, кроме охоты, держал разве что вот так, когда жизнь заставит. Но все же бились и одолевали, потому как за свою землю стояли! Князь Александр уже заметил это неумение владеть мечами и для себя решил заняться обучением и ополчения, а не только дружины.

Шведы старались держаться как можно ближе друг к дружке, плотной стеной, но это никак не получалось. Если такая стенка образовывалась, то ее тут же попросту растаскивали, цепляя секирами, на отдельные островки и бились уже поодиночке. Больше всего досталось тем, кто успел облачиться в доспехи. Воевать в доспехах без коня и не по правилам попросту невозможно. Хотя среди рыцарей не было никого в полной броне, латы облегченные, в таких двигаться самому вполне возможно, но новгородцы и здесь нашли способ осилить. Русская смекалка помогла Антипу Ладожанину швырнуть в лицо наседавшему на него рыцарю головешку из костра, оказавшегося рядом. Рыцарь лишь на мгновение отпрянул, головешка упала, рассыпавшись, между ним и Антипом снова разгорелся бой. Ладожанину пришлось бы туго, швед даже рассек ему руку, но вдруг сам заорал диким голосом и метнулся к берегу, делая нелепые движения, словно пытаясь что-то вытряхнуть из своих лат. До самой воды он прыгал резвее молодого козла на лугу по весне. Антип, который сначала изумленно замер, вдруг сообразил, что произошло. Уголек попал под латы и теперь швед попросту горел в своей железяке, ему было не до боя. Выбраться из воды рыцарю не дали другие, а Антип схватил следующее поленце из костра и принялся гоняться за шведами, норовя закинуть им головешки в латы. Удалось еще троим. Потом самого Антипа здорово припечатали, заставив на время забыть и о головешках, и о рыцарях разом. Попал под ноги коню. Зато лежа на земле, оглушенный и мало что соображающий Антип вдруг увидел прямо перед собой конское брюхо. Оглянулся, убедился, что всадник швед, и полоснул по брюху изо всей силы большим засапожным ножом. Едва успел выкатиться в сторону от поднявшейся от боли на дыбы лошади и падающей сверху груды железа. Грохнувшийся наземь рыцарь лежал без памяти, отобрав у него меч, Антип бросился в бой. Некогда жалеть даже коня. Он очень любил лошадей, но жизнь дороже.

Швед вел себя как-то уж слишком спокойно. Он не нападал и даже не изготовился к отражению атаки, он ждал. Ждал спокойно и уверенно, как ждут наскока малого ребенка, ничуть не пугаясь и точно зная, что урона наскок не принесет. И это была не бравада, я вдруг в одно мгновение поняла, что он умеет что-то такое, чего не умеет Миша и что грозит Мише неминуемой гибелью.

Бывает, когда мгновения растягиваются в минуты, в тот момент для меня так и было. Миша даже не успел поднять меч, чтобы занести его для удара, я уже увидела главное – швед был леворуким. Понятно, в одиночку Мише с ним не справиться, но ополченец опасности не заметил, он уже поднял свое оружие, и тут вперед метнулась я.

Конечно, я для рыцаря с его силой препятствие не слишком приметное, так, досадная мелочь, но отвлечься пришлось. И не просто отвлечься, потому что в моих руках были два меча! Я мгновенно осознала, что ни захвата, чтобы выбить меч у него из рук, ни чего-то подобного сделать не смогу. Оставалось переть дуром, рассчитывая на неожиданность.

Получилось, одной рукой я его удары едва ли отбила бы, но у меня был свой коронный приемчик, он против всех возможных правил, и применять в нормальных учебных или показательных боях мне его никто не давал, это не восьмерки или девятки, но как ошеломляющий фактор вполне годилось. Я заносила два меча не по очереди, а оба сразу. Левый при этом встречался с мечом леворукого противника, а правый из вертикальной плоскости вдруг переходил в горизонтальную и…

Если бы в учебном бою довести дело до конца, противник точно остался инвалидом, потому что остановить оба меча в разное время очень сложно. Здесь останавливаться у меня необходимости не было, левая рука с трудом удержала удар вражеского клинка, пришлось даже чуть отступить назад, но правая успела со всей силы полоснуть его по руке на уровне локтя. На мое счастье, противник был без лат, только в кольчуге, потому моментально остался без руки.

– Добей! – это уже ошеломленному моей прытью Мише, и к новому противнику. Два меча, если ими уметь пользоваться, куда лучше, чем один. Леворукость это хорошо, а если еще и правая не бездельница…

Пригодились и умения, когда-то полученные у Евпатия Коловрата. А еще то, что меня, кажется, не воспринимали всерьез, слишком невелика птичка. Я вам сейчас покажу птичку! Вы у меня попляшете!

Вертушечку? Пожалуйста…

Во дурак, пока я изощрялась в восьмерке, меч из моих рук можно было выбить одним ударом, но противник как завороженный следил за движением сверкающего на солнце клинка, за что и поплатился. Внезапно меч в моей правой руке скользнул за спину, зато левая сделала выпад вперед со вторым клинком, и таращиться на мои фокусы стало некому.

Следующего вражину блеск стали не впечатлил, пришлось сделать вид, что испугалась и притворно отступить, вроде даже попав ногой в какую-то ямку. Эх, разиня, знать бы тебе, сколько мы с Вятичем отрабатывали такой ложный прием! Неловкий шаг назад, точно нога подвернулась, заметивший это противник немедленно бросается вперед добивать, а ты легко уходишь чуть в сторону и, когда ему уже не остановиться, подставляешь свой клинок снизу. Даже если не хватит сил пропороть кольчугу, он сам все доделает своим весом. Главное при этом не завалиться действительно, потому что опорная нога может согнуться чуть сильнее и тогда удержать свой вес и подставить меч будет тяжело.

Но у меня получилось. Вот так-то, граждане придурки! Евпатий Коловрат был прав, когда говорил, мол, нет сил взять силой – обмани. Эти бугаи были куда мощней меня, только и оставалось обманывать.

Между делом я успела врезать по крупу чьей-то кобыле, правда, сначала убедившись, что на ней действительно чужой. И когда только успел надеть латы? Груда железа грохнулась наземь так, что, не успей я отскочить, была бы погребена. Убедившись, что рыцарь оглушен падением, на всякий случай изо всех сил стукнула по его шлему рукоятью меча, чтоб лежал подольше.

В этот момент чуть не погибла сама, хорошо, успел прикрыть щитом какой-то новгородец. А ему самому пришлось отбиваться от наседавшего рыцаря. Рыцарь оказался ко мне спиной, не зная, что делать, я подхватила с земли чей-то щит и изо всех сил грохнула им по закованной в железо спине. Конечно, биться в железе пешим слишком тяжело, он упал вперед и остался лежать. Его пришлось еще раз приложить по голове щитом и выдернуть из ослабшей, видно, от беспамятства руки меч.

– Так-то лучше.

Я прикинула на вес, не лучше ли взять его меч, но решила, что слишком тяжел, не размахнешься. Нет, по мне, уж лучше два моих, их Вятич давно подогнал по руке.

Новгородский воевода Миша кричал князю:

– Конунг уйдет, князь, конунг вон там!

Александр и сам прекрасно видел, что вокруг Биргера мигом сплотилась его личная дружина, и сразу направил коня туда. Закованный в латы Биргер (и когда успел надеть?), казалось, поджидал молодого князя. Им никто не посмел помешать биться один на один. Лицо шведа скрыто под сплошной личиной с узким забралом, за ним мало что видно. На новгородце, напротив, шлем только со стальной полосой-наносницей. В таком глазам ничего не мешает, зато и поранить легче. Шея закрыта бармицей, кольчуга сидит ладно, в руках тяжелое копье, еще есть и меч, и даже засапожный нож… Князь хорошо владеет любым оружием, но в этот бой взял не все, нельзя себя отяжелять, ведь нападать пришлось быстро.

Со шведом сошлись копьями. Во многих странах так проходили рыцарские турниры. Биргер был рад, уж он-то на турнирах побеждал не раз. А сейчас против него, опытного рыцаря, бился мальчишка-новгородец! Что из того, что на нем княжий плащ, а на шеломе княжий флажок? Сейчас Биргер разделается с этим щенком, раз и навсегда заставив русичей понять, что против шведов выступать нельзя! Биргер пришпорил свою послушную лошадь, удобней перехватив длинное копье. Скольких соперников оно сбило с коня, ранило и даже лишило жизни!

Что там говорила та женщина из Гардарики? Что его, Биргера, ранит вот этот хольмгардский щенок? Пусть попробует. Скорее, наоборот, это Биргер мог ранить хольмгардского князя, ведь лицо шведа закрыто шлемом, а у новгородца почти открыто. И уж правая бровь Биргера надежно защищена.

Я вдруг увидела потрясающую картину, ту самую, запечатленную летописцами. Князь Александр сошелся с Биргером, оба метили копьями, словно на рыцарских турнирах. Вот оно! Я заорала, вовсе того не желая:

– Биргер!!!

Не знаю, как он расслышал в шуме боя, но расслышал, вопль заставил Биргера на мгновение, всего на мгновение, отвлечься, дернуться, Александру этого хватило, чтобы точно попасть в щель забрала шведа!

Александр видел все точно во сне. На него летел с копьем наперевес шведский конунг. Уже по посадке и владению оружием князь понял, что соперник попался очень сильный. Но произошло что-то странное. Звуков не стало слышно, а все вокруг словно куда-то исчезли, оставался только он сам и швед в латах на закованной в броню лошади. Черный всадник из его детского сна! Биргер и двигался словно в несколько раз медленней, чем сам Александр. Князь успел перехватить копье удобней, а тот еще только заносил для удара свое. Наконечник оружия Биргера медленно-медленно приближался к Александру, тот будто нехотя отмахнулся от него, удалось это легко, и выставил вперед свое. И тут увидел узкую щель забрала шведа. Чуть подправив, князь угодил наконечником копья точно в эту щель! В следующее мгновение в мир вернулись и крики, и стоны, и ругань сотен бьющихся насмерть людей. А еще Биргер, едва державшийся на коне, даже сквозь забрало которого было видно заливающую лицо кровь от удара княжьего копья. Александру бы добить, но он на мгновение растерялся от такого перехода к нормальной жизни. А оруженосцы Биргера не растерялись, они собой заслонили хозяина, отбили его и потащили на шнек.

По всему берегу пронесся крик:

– Убит конунг!

Хотя кричал кто-то из русичей, но шведы и сами поняли, что произошло.

Тут они доказали, что просто так хозяев северных морей не возьмешь! Бой продолжался, несмотря на ранение Биргера, просто каждый из рыцарей понимал, что пощады не будет, и старался отдать свою жизнь как можно дороже. Кроме того, их было много больше, чем русичей, на одного по пять-шесть. Несмотря на все старания русичей оттеснить шведских коней, несколько лошадей прорвались, повинуясь зову хозяев, и теперь носились по поляне, добавляя сумятицы в идущий бой.

Я что-то орала от восторга, ведь получалось по-нашему! Такая безалаберность едва не стоила мне жизни.

Я как-то отрешенно следила за приближавшимся к телу наконечником копья, прекрасно осознавая, что кольчуга не выдержит. Говорят, перед смертью люди вспоминают всю свою жизнь, я уже умирала однажды у Сырни, но ни тогда, ни сейчас ничего не вспоминала, было жаль только одного – не успела родить Вятичу сына. Вот и все, много еще чего не успела…

Откуда-то сбоку появился громадный меч, превративший копье в ломаное древко, и загромыхал голос Тишани:

– Осторожней!

– Обязательно! – заорала я, разнося мечом чей-то шлем вместе с головой. Слабоват шлем-то оказался… В стороны полетели ошметки чьих-то мозгов. Господи, какой кошмар! Это вам не танки гранатами забрасывать и не из пулемета расстреливать.

Тут же рядом с лицом чей-то меч со свистом рассек воздух, едва успела увернуться, тело само наклонилось в сторону, а рука в это время полоснула клинком по открытой шее противника. И снова кровь на руках и даже лице, но не до того…

Князю некогда оглядываться, он только услышал, как радостно завопили на берегу, видно, что-то удалось пешим под предводительством новгородца Миши. И впрямь воевода распорядился с толком. Вперед быстро выдвинулись опытные лучники, пригодилось умение Митяя и таких же, как он. Туча стрел, выпущенных сильными руками их отменных луков, сначала заставила попрятаться охрану шнеков, потом прикрыться щитами, забыв про бьющихся на берегу.

– Давай, родимые, не подведи! – орал Миша, призывая лучников. И те «давали». Новые тучи стрел, полетевшие в шведов, позволили новгородцам не просто подойти к шнекам, но и начать рубить сначала сходни, а затем сами суда. Охрана на них была быстро выбита. Теперь пригодились уже мощные секиры – боевые топоры русичей. Дерево шнека не крепче дуба, а в бою рука точно становится в несколько раз сильнее, чем просто в лесу. Очень скоро в трюмы трех шведских судов, стоявших крайними, хлынула вода, они стали крениться, оставшаяся охрана бросалась в невскую воду, спасая свои жизни. Это и вызвало радостный крик новгородцев, который услышали все.

Но Биргера спешно утаскивали на его шнек. Заметив это, следом за шведами на судно прямо на коне по корабельным сходням бросился дружинник Гаврила Олексич. Ошалевшие от неожиданности, шведы не смогли сразу помешать новгородцу ни копьями, ни мечами. Князь увидел, как крутится на палубе Гаврила, отбиваясь от шведов и разя своим мечом многих. Один конный дружинник смог нанести беспримерный урон целому отряду шведов на их же собственном шнеке! Им удалось спасти своего Биргера и еще какого-то знатного епископа, который тоже смог удрать из сечи на судно, а потом даже сбросить Гаврилу Олексича с палубы в воду, но вот убить его не смогли. Бог хранил русского богатыря, под многими стрелами шведов он сумел выбраться на берег и снова бросился в бой. Помогли ему русские лучники, воины Миши вовремя увидели отчаянный бой русского всадника с врагами и бросились ему на выручку. Стрелы, выпущенные в сторону охраны биргерского шнека, заставили шведов на время забыть о Гавриле, и тот благополучно выбрался из воды. Конь, конечно, куда-то запропастился, но было не до него, вокруг все еще кипел бой. Если в руках меч, то биться можно и пешим. Олексич тут же схватился со шведским воеводой Спиридонием. Новгородца не остановило то, что тот успел надеть латы и даже опустил забрало.

– Ах ты, чтоб тебя!.. – смачно выругался новгородец, поняв, что закованного в броню шведа просто так не порубишь. Требовалось придумать что-то другое. Тогда Гаврила со всей силы врезал мечом, но не прямо, а плашмя по той части шлема, где у шведа должно быть ухо. Удар на мгновение оглушил Спиридония, этого хватило, чтобы Олексич нанес второй удар со всей силы. Потом он жалел, что даже меч зазубрил от такого количества железа, какое было на шведе, но тогда об этом не думал. Всю немалую силушку вложил он в удар. Даже крепкие стальные латы не выдержали, меч новгородца оказался сильнее, Гаврила зарубил-таки воеводу. Падение рыцаря воодушевило русичей, бившихся вокруг.

Вообще пешее воинство отличилось в этой битве не меньше конного. В гуще сечи к золоченому шатру Биргера, в котором уже, конечно, никого не было, сумел пробиться молодой дружинник Савва. Его огромная секира сокрушила немало шведских щитов и голов, пока не добралась до столба, державшего шатер. Савва ворвался внутрь. В шатре обнаружился только один оруженосец, однако оказавший сопротивление. Дружинник поманил его к себе:

– Ну, иди сюда, иди…

Тот глядел насмешливо и с вызовом, видно забежал в шатер за оружием, какое не успели схватить в пылу боя. В руках шведа был большой двуручный меч против секиры русича. Савва взмахнул секирой, но швед успел увернуться, в свою очередь нанеся удар. Русич отпрыгнул в сторону, и клинок лишь задел кольчугу.

Помянув ругательством всех родичей шведа разом, Савва раскрутил секиру так, что противник даже приблизиться к нему не смог. Тут на глаза русичу попался столб, на котором держался шатер. Стало уже не до шведа, отмахнувшись от наседавшего оруженосца, как от надоедливой мухи, и даже не заметив, что тот уже лежит с порубленной шеей, Савва врезал по столбу со всей силой, на какую был способен. Шатер зашатался, но пока устоял. Следующий удар разнес столб в щепки. Глядя на рухнувший золоченый шатер и прорубающего себе огромной секирой из-под него дорогу Савву, князь довольно смеялся. Хотя все шведы и понимали, что в шатре давно никого нет, но само падение такого приметного знака власти вызвало в их рядах переполох и очень помогло русичам.

Мне на глаза попался Тишаня, то ли под ним убили лошадь, то ли еще что, но парень бился пешим. Не слишком умея владеть мечом, он, как и я в своем первом бою под Рязанью, применял собственные методы. Кажется, меч для богатыря даже был помехой, зато подхваченный чей-то обломок копья вполне пригодился. Я расхохоталась, увидев, как Тишаня схватил чью-то лошадь за ногу и дернул с такой силой, что лошадь рухнула, подминая под себя всадника. Но парню было уже не до них, для начала он, подобравшись сзади, вывернул рыцарю в латах руку с мечом так, что, видно, сломал сустав, а потом этого же рыцаря, поднатужившись, поднял и швырнул в толпу шведов. Снаряд получился хороший, лежать осталось немало.

Я вспомнила свои достижения в практике ведения боя, но калечить лошадей жаль, да и было их мало, а вот калечить шведов нам не мешал никто. Не сговариваясь, мы с Тишаней стали действовать на пару. Я принимала бой с каким-нибудь рыцарем, а мой собрат по оружию просто обрушивал удар на голову моего противника сзади. Выдержавших такое двойное нападение не нашлось. А уж когда в руки Тишани попал здоровенный топор кого-то из пострадавших новгородцев…

– Шнеки иди рубить, шнеки!

Парень кивнул, исчезая в круговерти боя. Проследить за ним удалось недалеко, отвлекли, но я успела заметить, как по пути к шнекам Тишаня легко снес башку кому-то из шведов и побежал дальше.

Каждый из новгородцев, ладожан и пришедших им на помощь бился, забыв о самом себе, сразу с несколькими. Рядом с князем орудовал своей секирой Сбыслав Якунович. Ох и многим врагам досталось от его боевого топора! Секира в бою против закованного в броню воинства оказалась в самый раз. Там, где с доспехами меч не справлялся, огромный боевой топор в сильных руках разбивал латы хотя и не с первого раза, но уверенно. Каждый порушенный швед вызывал крик радости у Сбыслава, он уже давно перестал вести счет сбитым с коней и оглушенным противникам. Те, кого недобил Сбыслав, попадали под удары пеших воинов. Новгородцы с удовольствием обрушивали на закованных в железо и не способных без посторонней помощи подняться рыцарей свои секиры, били их чем могли. И сами с успехом стаскивали шведов с коней, зацепив загнутыми концами секир, а потом добивали свалившихся уже на земле.

Александр огляделся: вокруг так и мелькали мечи, секиры, свистели пущенные и новгородцами, и шведами стрелы. Бой кипел страстный, никто не жалел ни себя, ни тем более врага. Княжий слуга Ратмир сражался пешим, потому как не очень твердо сидел на коне. Он яростно отбивался от многих наседавших крестоносцев. Ратмир всегда был при Александре, это был опытный воин. Большой секирой он вдруг сделал выпад в сторону противника. Тот отшатнулся и тут же рухнул на землю, потому что обратным движением Ратмир смог подцепить его под колено. Упавшего рыцаря добивать оказалось тоже тяжело. А вокруг наседали еще трое. Одному против нескольких, да еще бронных, не выдержать. Князь, крикнув: «Держись, Ратмир!» – бросился на выручку. Шведов от слуги отбил, но тот оказался уже слишком изранен, упал с мечом в руке. Александру помогал его ловчий Яков Полочанин, совсем недавно приехавший в Новгород вместе с молодой княгиней. Яков не пожелал остаться в Новгороде и отправился с новым князем. Его помощь очень пригодилась, еще вчера Александр оказался свидетелем, как опытный в бою, хорошо владевший мечом Полочанин обучал умению новгородцев. Эта наука сегодня помогла многим. Ловчий в одиночку наскочил на целый отряд шведов, оказавшихся чуть в стороне и могущих напасть на князя с тыла. Его владение мечом привело шведов сначала даже в замешательство. Когда те опомнились, на помощь Якову уже пришли и другие русские всадники, и участь рыцарей была решена.

Постепенно поле боя оставалось за нападающими. Часть шведов все же сумела пробиться на шнеки и, сбросив сходни, отойти от берега. Нашлись и те, кто, будучи без брони, бросались в воду Ижоры, надеясь спастись на другом берегу. Не удалось никому. Принимала река многих, но на другой стороне шведов поджидали стрелы ижорцев, летевшие из кустов. Немало набежников погубили родовичи Пельгусия. Часть шведов, осознавших, что на берегу засада, болталась посреди реки, не решаясь ни вернуться к крутому берегу, откуда сбежала, ни пристать к пологу под стрелы ижорцев. Всех их нашла смерть, князь приказал врагов не жалеть, чтоб неповадно было ходить в чужие земли!

Шнеки один за другим отходили от берега, правда, в полном беспорядке под прикрытием огромного количества стрел, выпускаемых из самострелов. Догнать бы, но русичи хорошо понимали, что, будь даже рядом их ладьи, в бой с очень опытными на воде шведами ввязываться не стоило. Хорошо, что их побили на суше.

У трех шнеков новгородцы не успели до конца пробить днища и теперь очень жалели. Но Пестрим, довольно утирая пот рукавом, усмехнулся:

– Пусть, потечет в море, там еще хуже будет. Здесь хоть до берега добраться можно…

Никоня засомневался:

– Думаешь, уйдут?

– А куда ж им? Смотри, как побили, едва ноги уносят!

– Эх, жаль, не отпускать бы их! И чего не сообразили сначала пониже на реке запруду поставить?

– Когда? Да и река слишком широка.

– Не, – запальчиво возразил Никоня, – если подтопить комель с привязанным острием так, чтоб днищем напоролись по ходу, то…

Пестрим остановил друга:

– Остынь! И так хорошо побили, больше не сунутся.

Отплыв на середину реки, куда не могли достать даже лучшие лучники, шведские шнеки остановились. Князь приказал не тратить стрелы без толку. Поле боя осталось за русичами, грозные шведы были биты, несмотря на большое численное превосходство! Ни на воде, ни в конном строю новгородскому ополчению было бы такое войско не осилить. Князь Александр нашел единственно возможный выход – бить шведов на берегу, но не в боевом порядке, а неожиданно!

Вокруг князя собрались воеводы и тысяцкие. Александр с тревогой вглядывался в шведскую кавалькаду, стоявшую посреди Невы.

– Рано успокаиваться. Пересчитайте своих да помогите раненым. И еще собрать коней и оружие. Быстро, пока они не надумали вернуться.

Кто-то довольно протянул:

– Не-е… не вернутся…

Александр снова твердо повторил:

– Рано радоваться. Пусть уйдут, тогда…

Убитых русичей оказалось немного для такого боя – двадцать человек, раненых гораздо больше. Но раны что, они заживут, а вот шведов проклятущих, хотя их и прибыло без числа, со своей земли погнали!

Поймали коней, не успевших убежать в лес, собрали богатые трофеи, которых оказалось много. Новгородцы смеялись:

– Одного железа столько, что кузнецам работы на год хватит!

И впрямь, только латные доспехи шведов, которые те либо просто не успели надеть, либо даже сбрасывали, чтоб не потонуть в реке, либо были сняты с убитых, потянули на многие пуды. Хорошая сбруя, содержимое шатров, сами шатры… Все спешно сносилось на середину поляны для будущего дележа. Кузнец Пестрим и еще несколько таких же разглядывали доспехи, цокая языками. Вот бы это все да им в ковню!

К Александру подошел воевода:

– Князь, наших погибло двадцать человек, ранено больше сотни. Но выживут, сами вон на ногах стоят.

Князь кивнул:

– Погибших вели везти домой, похороним с честью. Каждого звать по имени-отчеству, даже простой люд. Заслужили.

Как услышали те слова новгородцы и ладожане, неизвестно, но не успел еще воевода отойти от князя, а каждый знал, что повелел Александр уважительно именовать всех погибших за Русь, за Великий Новгород независимо от происхождения. И похоронить велел дома с почестями, чтоб каждый знал, какой почет защитнику родной земли, чтоб дети гордиться могли не просто памятью отцов, сложивших головы на поле брани, а и людским к ним уважением. После такой вести новгородцы готовы были плыть даже без ладей вдогонку шведам и голыми руками задушить закованных в броню рыцарей!

Но князь осадил горячие головы:

– Не след! Зачем? Вернутся – еще раз покажем, на что способны, а удерут – туда им и дорога. Пусть всем расскажут, что на Русь лучше не нападать!

– А что делать с их убитыми? – осторожно поинтересовался воевода.

– Шнеки целые остались?

– Есть немного…

– Они нам не нужны?

– Избави бог! – даже перекрестился тот.

– Собрать со шнеков все ценное, погрузить на них убитых шведов и пленных и пустить, чтоб догоняли своих.

Хмыкнув, воевода отправился распоряжаться, чтоб выполнили княжью волю. Тоже верно, убитых не стоит оставлять гнить на земле, пусть уйдут по своим обычаям в море.

До позднего вечера шведские шнеки стояли посередине Невы, а русичи разбирали добычу и грузили убитых врагов на их суда. Потом туда же со связанными руками посадили пленных. Когда оттолкнули три шнека с наваленными на них трупами, даже самим стало легче. Миша вздохнул вслед:

– Точно землю русскую от пакости какой освободили…

Вокруг послышался согласный шум, многие думали так же.

Когда все было кончено, к Александру снова подошел воевода:

– Князь, пора добычу делить. Посмотри, что себе возьмешь?

Александр покачал головой:

– Мне своего оружия хватит, свое милей. Раздай дружине все да новгородцам. Да, еще не забудь ижору, без них мы бы не справились.

Это было справедливое решение, ижора тоже должна получить свою долю за немалое участие в победе. Но воевода спросил еще одно:

– Там конь, такой, как ты любишь, вороной. Хорошей масти. Привести?

– Нет, своего коня надо самому и вырастить. А чужой в бою ненадежен.

Себе брать князь ничего не стал, но за дележом трофеев следил строго, чтоб не было обиженных. Малая обида порождает большую, ни к чему раздоры среди своих. Железо без разбора велел отдать кузнецам, там сами решат, кому что и сколько:

– Им нужнее, в дело пустят. Мыслю, нам ни к чему такие латы? У ополченцев оруженосцев, какие помогают на коня влезать с помоста, нет. Люди в дело железо употребят.

Кто-то подивился:

– А зачем на коня с помоста влезать? Неужто такого маленького роста? Вроде нет…

Александр рассмеялся:

– Да на них столько тяжести, что самим не взобраться. Подводят коня к такому рыцарю, он и садится с помоста в седло сверху.

– А если упадет? Не подняться же?

Вокруг захохотали. Князь кивнул на Антипа, невдалеке деловито разглядывавшего хорошую сбрую:

– А вы вон у него спросите, как латников еще и головешками жечь можно!

– Чем?!

– Спросите, спросите. Как он угольки рыцарям под латы закидывал.

Антип, уже понявший, что говорят про него, сначала чуть смутился, потом приосанился. Через минуту Александр уже усмехался, слыша, как ладожанин красочно расписывает прыжки рыцаря с головешкой в латах. Хохот грянул такой, что поднял на крыло едва успокоившихся птиц.

В стороне новгородцы еще ловили трех мечущихся, совершенно одуревших лошадей, ласково уговаривая:

– Ну чего ты?.. Ну иди сюда, иди…

Неизвестно, видели ли шведы со своих шнеков, как русичи разбирают их оставшееся на берегу оружие, но они еще долго стояли посреди Невы. Только когда шнеки, груженные мертвыми шведами, подошли к оставшимся целыми, вся кавалькада двинулась в сторону моря. Целые ладьи тащили траурные. Верно, морские разбойники и свое последнее пристанище должны найти в море.

Вслед за шведскими судами по берегу, но теперь уже не скрываясь, двинулись русские сторожи. Пусть видят, что князь следит за ними, не даст снова сойти на берег!

А Канюша погиб. Был убит уже после боя.

Князь Александр стоял, разговаривая с Пельгусием и другими ижорцами, сердечно благодарил за помощь. Без них не справились бы, да и просто не узнали о приходе свеев до самого появления под стенами Новгорода. Канюша был в их числе. Вдруг наметанный взгляд молодого, но опытного охотника уловил едва заметное движение в кустах на краю поляны. Так опытный ловчий даже не глазами, а чутьем понимает, где находится дичь либо опасность. Канюша сделал небольшое движение, на миг опередив летящую в князя стрелу, и вдруг начал падать, пронзенный ею. Пельгусий, ахнув, подхватил сородича, а к кустам уже бежали дружинники. Канюша едва улыбнулся, прохрипев:

– Успел…

Оказалось, что один из выбравшихся из Ижоры шведов не смог пробиться к своим и засел в кустах. Его целью был князь, и только ижорец, заслонивший Александра собой, спас князю жизнь.

Александр велел:

– Везти в Новгород, похоронить с честью великой вместе со всеми!

Но Пельгусий вдруг попросил:

– Позволь, княже, мы его сами здесь похороним. Он наш сородич и наш герой.

Князь согласился:

– Будь по-вашему. У него есть семья?

– Да, жена и двое ребятишек.

– Под свою опеку беру, сколь править в Новгороде буду, столько платить стану. А коли меня в граде не будет, там и сам Новгород поможет! – Он оглянулся на воеводу, как бы проверяя, слышал ли тот. Миша согласно закивал, ижорец герой, много помог и князя собой заслонил от погибели.

– Семьи всех героев под свою защиту возьмем, княже. Город не пожалеет.

– Быть по сему!

Чуть позже князь обходил раненых, утешая и подбадривая. Были и совсем тяжелые, и легкораненые, которые все рвались в бой. Александр смеялся:

– Да ведь бой давно кончился. Одолели мы шведа! Так побили, что не скоро сунется!

Я попалась ему на глаза нечаянно, не хотелось лезть вперед, ведь о доблести некоей Насти Федоровой летописи ничего не писали…

– Все по-вашему вышло. Еще что знаешь?

– Знаю.

– Добро, встретимся у Спиридона, расскажешь. Где остальные-то?

– Там, – я махнула рукой в сторону моря.

Но пока и князю, и мне было не до разговоров. Невская битва состоялась и закончилась, как и писали летописи – разгромом шведов и ранением Биргера. А что в летописях нет ничего обо мне, так это неважно, я герой невидимого фронта.

Шнеки шли обратно в море, пока проходили острова в устье Невы, сильно опасались, чтобы русы еще и там не устроили какую засаду. Произошедшее казалось дурным сном, кошмаром наяву. Какие-то русы побили сильнейшее войско как младенцев! Биргер ранен их князем! Улоф Фаси метался, не зная, что теперь делать.

Со шнеков датчан прибыл человек от Кнута с заявлением, что те возвращаются домой. Явно тянули в сторону и суда с финнами. Оставались сами шведы и норвежцы. Как поступит Мельнирн?

Биргер лежал, скрипя зубами от сильной боли. Пробитая бровь все время кровоточила, если кровь не остановить, то Биргер может попросту умереть как самый глупый раб! Вокруг него хлопотал лекарь, без конца прикладывая измельченные травы. Немного помогало, но стоило кровотечению затихнуть, как Биргер открывал рот, чтобы что-то сказать, морщился, и все начиналось снова.

– Мой конунг, фы должен молчат!.. Кашдый фаш слов будет снова фызыфать кров! – Лекарь с перепугу, казалось, забыл нормальный язык. Он и так говорил по-шведски с сильным акцентом, а теперь коверкал слова неимоверно. Но все понимали, о чем идет речь. Биргер не давал ране побыть в спокойном состоянии.

Стоявшие рядом конунги мрачно переговаривались, обсуждая произошедшее и ранение Биргера. Все сходились в том, что попасть в узкую прорезь забрала без чародейства невозможно. Бедолага уже обрадовался такому решению, это оправдывало его нелепое ранение от князя русов, но все испортил тот же противный Мельнирн. И чего его принесло на шведский шнек? Биргер подозревал, что явился полюбоваться на мучения соперника. Услышав объяснение ранения не иначе как колдовством, норвежец злорадно усмехнулся:

– Или большим умением князя русов, против которого достойный Биргер не смог устоять!

Это тоже было правдой, уж очень ловко русский князь сначала отбил смертельный удар Биргера, который обычно не оставлял сопернику ни малейшего шанса на выживание. Биргер снова заскрипел зубами, а лекарь кинулся прикладывать очередную порцию снадобья:

– Фы должен молчать! Только молчать, прошу фас!

Он так замахал руками на присутствующих, что конунги поспешно убрались прочь. Надо сказать, с заметным облегчением. Мало кому хотелось стоять, глядя на мучавшегося Биргера, и выражать сочувствие человеку, которому обычно завидовали и которого попросту боялись. Немного погодя к Биргеру пришел Улоф Фаси, сел рядом, потом сокрушенно объявил:

– Уходим! Датчане ушли сами, Мельнирн заявил, что с нами больше не пойдет. Мол, мы сначала боимся каждого куста, а потом драпаем так, что ветер не догонит.

Это была неправда, с берега первыми постарались удрать на суда совсем не шведы, а тот же Мельнирн со своими. Они первыми же и отошли на середину реки. Кроме того, если бы прислушались к беспокойству Биргера, то такой беды не случилось. Но Биргер не привык жалеть о том, что произошло, сейчас его интересовало одно – не пойдет ли Мельнирн на Гардарику сам? Его беспокойство без слов понял Улоф, в ответ на вопросительный взгляд раненого, он отрицательно покачал головой:

– Норвежцы тоже уходят. Может, вернутся потом, но явно не сейчас. Уже поняли, что пороги запросто не пройти, до осени не сунутся.

Биргер все же потерял слишком много крови, он лежал бледный, едва дыша. Лекарь попросил Улофа:

– Дайте ему отдохнуть, пусть поспит…

Шнеки членов неудавшегося похода на земли Гардарики разворачивались, чтобы взять курс к своим берегам. Огромное войско под шведским флагом уносило ноги от русских берегов, будучи разбитым в прах совсем небольшой дружиной русского князя.

Биргер лежал с закрытыми глазами и размышлял. Все случилось, как предсказывала синеглазая женщина из Гардарики. Совершенно немыслимый поединок между ним и князем Хольмгарда. Ну кто мог ожидать появления конной дружины прямо из леса, в котором только вчера не было и следов людей? А само нападение в полдень, когда все были расслаблены, доспехи сняты, оружие сложено. Если бы не привычка викингов хвататься за меч, даже чтобы отмахнуться от мухи, и отражать атаки, не проснувшись, потерь было бы куда больше.

А как можно ожидать ранения в бровь опытному бойцу, лицо которого скрыто забралом?

Биргер вдруг отчетливо вспомнил, что именно за миг перед ранением слышал голос этой женщины. Да, да, это был ее голос! Но женщины не воюют наравне с мужчинами, тем более в конных дружинах, значит, она видела все сверху, значит, она валькирия?

Зять короля даже застонал от бессилия, почему же не послушал?! Лекарь метнулся с вопросом:

– Фам больно?

– Уйди.

Ту боль, которая просто поглотила Биргера, не вылечить ничем. Он казнил себя за непослушание, ведь предупреждали же, но казалось, они просто стараются не допустить похода на Гардарику. Вот и поплатился за недоверие.

Однако Биргер не привык сдаваться, он как кошка, падал на все четыре лапы. Хорошо, что о повороте обратно объявил не он, а Улоф Фаси. И то, что его собственное ранение столь странное, тоже хорошо, у кого повернется язык сказать, что здесь не было колдовства, не все же, как Мельнирн. Но, чуть подумав, Биргер решил, что лучше постараться, чтобы поход забыли вовсе, ни к чему помнить неудачи, даже если ты в них не виноват. Люди любят удачливых.

Теперь его мысли перешли к пророчеству синеглазой валькирии, вернее, ко второй его части. Женщина говорила о том, что он сумеет объединить все три короны и его сын Вальдемар, который пока совсем маленький, будет править Швецией, а потом королем станет второй сын Магнус. Что ж, пророчество хорошее, первая, плохая часть, уже сбылась, так стоит ли из-за нее волноваться? Лицо заживет, а вот судьба останется. Регент всей страны… Понятно, у Эрика детей не предвидится, почему бы не назвать наследником племянника, тем более у того столь сильный отец.

А еще она говорила о новой крепости и называла место как раз там, где он и сам уже заложил укрепление. Конечно, женщина могла просто знать об этом, но уж слишком много совпадений, Биргеру верилось в ее пророчество. Теперь верилось.

А если бы он поверил сразу и не пошел на Гардарику, не сбылась бы первая часть, как тогда со второй? Зять короля решил, что все происходит правильно, если рассеченная бровь – плата за будущую возможность править Швецией, то это совсем небольшая плата, глаз цел, и ничего страшного не произошло. Мысленно Биргер был уже далеко не только от берегов Гардарики или собственного шнека, но даже от короля Эрика. Женщина сказала, что он поставит город, который будет столицей Швеции на тысячелетие? Тогда это должен быть прекрасный город, с ровными улицами, разумной планировкой и сильной крепостью, обязательно сильной крепостью.

За бортом плескалась вода, скрипели доски, лениво переругивались бездельничавшие гребцы, попутный ветер быстро нес драккар к берегам родины. Их не ждал там восторженный прием или слава, но сейчас Биргеру было все равно. Вспомнились только синие глаза другой женщины, которую он поселил у себя вроде как заложницу, а в действительности просто потому, что очень хотел сделать наложницей. Она согласна, а это значило, что, вернувшись в Швецию, он постарается спрятать женщину от чужих глаз и наслаждаться ею, пока это будет возможно.