Птица-лира Ахерн Сесилия

Глава двадцать вторая

В тот вечер после представления Соломон, Бо и Лора никак не могли прийти в себя. Словно не иссякал выброс адреналина. Соломон и Бо с компьютера и смартфона шерстили соцсети, собирали отзывы о выступлении Лоры. Сама Лора, прикорнув на диване, чашку за чашкой пила травяные чаи, совершенно ошеломленная такой реакцией неведомых ей людей. К полуночи количество просмотров перевалило за двести тысяч, и о новом чуде сообщили в интернет-новостях под простым заголовком «ЛИРОХВОСТ».

За ночь этот сюжет разросся и распространялся все быстрее. Соломон улетел в Швейцарию еще до того, как Лора проснулась наутро, и без него она почувствовала себя окончательно сбитой с толку. В интернете ажиотаж все разгорался. Сидя в четырех стенах наедине с Бо, Лора беспомощно следила за тем, как стремительно меняется ее мир, – притом что с ней самой вроде бы ничего и не происходило.

В следующие дни Лора не раз просила Бо сходить прогуляться, но Бо твердо вознамерилась укрыть ее ото всех, на улице она превращалась в параноика, то и дело оглядывалась через плечо, подозрительно щурилась на парочки, вскидывавшие телефон, чтобы сделать снимок, и на тех, кто проверял в телефоне почту – а вдруг они тоже снимают. Страшно она была напряжена, и Лора не могла толком понять, что именно она защищает: ее или свой будущий фильм. По нескольку раз на дню Бо включала камеру и принималась расспрашивать, что Лора чувствует и как воспринимает новую жизнь, но Лора вовсе не чувствовала никакой новой жизни: как она могла ее почувствовать, просиживая взаперти? Все, что ей было известно об этой якобы новой жизни, сводилось к тому, что читала ей Бо, – к записям в соцсетях, газетным статьям. К словам, которые произносили неизвестные ей люди.

Они выходили на прогулку вдоль реки, в затишье, и на третий вечер Бо снизошла и согласилась пойти на мюзикл в театре через дорогу – тот самый, откуда на глазах Лоры каждый вечер высыпали зрители с широкими улыбками на лицах. Но во время представления Лора, сама того не замечая, начала воспроизводить голоса и звуки, что вызвало ожесточенную полемику между охранником и Бо, – и в результате Бо, не дожидаясь антракта, увела Лору домой.

– Извини, извини, – бормотала Лора, кутаясь в кардиган – вечерний ветерок показался ей неожиданно холодным. Они сразу пошли домой, она чувствовала себя как наказанный ребенок.

– Все в порядке, – заявила Бо, но напряженный голос противоречил словам. – Хочешь суши? – добавила она. Ресторан был у самого дома, и Лора бы не отказалась от ужина, однако тон Бо ясно говорил: на сегодня с нее хватит.

– Нет, я сыта. – В животе у нее громко заурчало. А может быть, и не в животе. – Лягу пораньше спать.

Снова рано спать. А Бо конечно же удалится к себе в спальню с ноутбуком. Она из своей комнаты почти и не выходила после отъезда Соломона, как будто боялась остаться с Лорой наедине.

Бо кивнула, довольная. И, войдя в квартиру, поступила в точности как Лора и ожидала. Сказала «спокойной ночи» и ушла к себе, тихо притворив дверь.

Лора вышла на балкон и стала смотреть на мир внизу.

Через пять дней после выступления количество просмотров Лирохвоста в интернете достигло ста миллионов. СМИ были ненасытны. Хотели разузнать как можно больше об этой таинственной женщине, которая привлекла к себе интерес всего мира. Таблоиды вопили: «ЛИРОХВОСТ ВЗЛЕТЕЛ!»

Добровольное заточение в квартире закончилось, когда к делу подключилась студия StarrGaze. Для Лоры оборудовали помещение в бывшей бойне, и там она два дня подряд давала интервью слетавшимся отовсюду журналистам, общалась с поклонниками, которые фотографировали ее и пересылали весточки, подарки, слова поддержки.

– Как бы вы описали себя в пяти словах?

– Есть ли у вас бойфренд?

– Что скажете о неравенстве в зарплате женщин и мужчин?

– Если бы вы были едой, то какой?

– Ваш любимый фильм?

– Ваши топ-десять песен?

– Твиттер или инстаграм?

– Какую книгу вы бы взяли с собой на необитаемый остров?

– Где вы черпаете вдохновение?

– Ваши любимые звуки?

– Каким подражателям вы хотели бы подражать?

– Следите ли вы за президентскими выборами в Америке?

– Есть ли у вас хороший совет для молодых женщин?

– Какой лучший совет вы сами получили в жизни?

– Какой вопрос вам еще не задали, на который вы бы хотели ответить?

Пока Лора два дня подряд торчала в студии под бдительной охраной Бьянки, Бо успела поцапаться с Джеком.

Лора услышала их спор, когда в перерыве между интервью устроилась на унитазе, закрыв его крышкой, подтянув к себе коленки, подальше от непрерывно молотившей по кнопкам смартфона Бо. Этот перестук не замолкал у Лоры в голове, все быстрее, быстрее, будто тикал механизм часовой бомбы.

– Все в порядке? – Кто-то постучал в дверь кабинки, и Лора спохватилась: опять воспроизводила эти звуки вслух. Замерла.

– Джек! – вдруг громко и сердито заговорила Бо. От неожиданности Лора открыла глаза. Голос Бо доносился из вентиляционного отверстия.

– Бо! – весело откликнулся Джек. – Как приятно тебя видеть. Мало мне было твоих писем в эти два дня – теперь ты лично явилась поругаться.

– Джек, я не возражала, пока вы два дня держали Лирохвоста у себя, но в Корк вы ее не повезете.

Дверь хлопнула. Недолгая тишина.

– Разумеется, повезем. Нам нужны натурные съемки для прессы и для шоу. Так проще всего – или ты предпочтешь посылать Лирохвоста в Корк ради каждого телеинтервью? Это самое простое решение.

– Но у меня уже есть эти кадры. Эксклюзивная съемка для моего фильма. И уже два дня я не могу продолжать работу над фильмом, потому что ты полностью завладел Лирохвостом.

– Потому что теперь она в моем шоу, Бо! – устало ответил он. – Никакого подвоха. Она подписала контракт и обязана принимать участие в предварительной рекламе. Ты же знаешь, ты читала договор.

– Но там не сказано отстранить меня! – полыхала Бо.

– Полно, малышка моя, ты – единственный человек, которого мы подпускаем к Лоре с камерой. Ты получаешь весь закулисный материал, о котором все прочие на коленях молят. Керт мне яйца готов открутить за то, что я тебе это позволил, – а ты еще недовольна?

– Я не твоя малышка. И не Керт возглавляет StarrGaze, а ты. Отрасти уже себе член покрепче, на хрен.

Молчание.

– Член покрепче, на хрен. Хм. Мне-то казалось, он у меня достаточно крепкий. И мне казалось, тебе-то это известно.

Лора услышала негромкий смешок Бо и сама улыбнулась их комичной перебранке.

Бо заговорила снова, на этот раз гораздо мягче:

– Джек, я ведь снимаю не сенсационный фильм, не реалити-шоу или жизнь за кулисами. Это не может быть приложением к твоему шоу. Это будет глубокое исследование ее жизни целиком. Изнутри, а не снаружи, и, если ты не дашь мне поговорить с ней, я так и не узнаю, что она переживает сейчас.

– Живете в одной квартире! – засмеялся Джек. – И не можешь разобраться?

К досаде Лоры, в соседней кабинке слили воду, и она не расслышала ответа Бо.

– Поговорю с Кертом, – сказал Джек. – Но при условии, что ты поужинаешь со мной. Поощри меня, а то отказаться от курения ради твоей благосклонности – непростое дело.

– Джек! – рассмеялась Бо. – Ты непереносим. У меня же парень есть. или ты забыл?

– Ах да, Прекрасный принц с длинными волосами и злющим нравом. Но ведь он сейчас в отъезде?

– Джек, ну пожалуйста! Я пытаюсь тебе втолковать: я снимаю документальный фильм, личностный, это искусство. Тебе ли не понимать! А ты мне мешаешь. Как часто тебе приходилось биться за свою музыку? Лору к тебе привела я. И мне нужно присутствовать при ее интервью. Ты не имеешь права блокировать меня сейчас.

Ее слова заглушило гудение фена, а потом в дверь замолотила кулаками Бьянка, до смерти перепугав Лору. Пора на очередное мероприятие. Игра «Попробуй, если смелости хватит» – жеребьевка на участие в очередном шоу StarrGaze. Каждый участник должен был разбить о свой лоб полдюжины крутых яиц. Проиграют те, кому среди крутых яиц попадется сырое… о чем они узнают, когда яйцо растечется по физиономии.

Лора как раз и проиграла.

До участия в полуфинале основного шоу оставалась еще неделя. В ближайшие выходные предстояло еще одно прослушивание в прямом эфире, а с понедельника ежедневные полуфиналы. В каждом из этих отборочных туров один из пяти участников пробивался в финал. Очередной прямой эфир конкурса талантов привлек аудиторию вдвое больше обычной благодаря популярности Лирохвоста (уже мировой), по количеству зрителей эта передача превзошла «Новости в девять», традиционно считавшиеся гвоздем культурной телепрограммы. Но все равно Лора обязана была оставаться на виду, этого требовали и СМИ, и StarrGaze, понимая, что с нарастанием интереса к ней растет и популярность шоу. С каждым днем прибавлялось поклонников Лоры у дверей студии, они уже и лагерь разбили, выжидали свой шанс хоть мельком увидеть Лирохвоста. Новостные программы и различные СМИ регистрировали доходившее до одержимости увлечение Лирохвостом – которое сами же СМИ породили и раздували. Так пресса и публика взаимно подпитывают друг друга. Из США, Великобритании, европейских стран и Австралии ежедневно приходили запросы на интервью или на участие Лирохвоста в каком-либо мероприятии. Японцы пригласили ее рекламировать новый сорт лимонада. Кертис затеял изнурительные переговоры, но в итоге стороны не сошлись в цене.

Приглашали Лирохвоста и на частные мероприятия, на корпоративные и благотворительные события. Агенты и целые агентства бились за право представлять ее, пиарщики наперебой предлагали заняться ее продвижением. Агент Лирохвосту в таких обстоятельствах конечно же требовался, но он у нее уже был: согласно контракту, который подсунул ей Джек, она полностью отдавала себя в распоряжение StarrGaze. Бо нерасчетливо отказалась от контроля над героиней своего фильма.

Бо позвонила Соломону, который все еще возился в Швейцарии с «Уродскими телами». Плакалась: «Эти идиотские интервью превратят мой фильм в дешевку. Я-то годами работаю над проектом, прежде чем предъявить его миру, исследую, редактирую, придаю форму и смысл. Но сейчас все несется стремглав. Ведь это я открыла Лирохвоста, я первая выслушала ее историю, а теперь я в ужасе: ее, того и гляди, выплеснут напоказ всему миру прежде, чем у меня будет шанс рассказать о ней. И не говори мне «Я же тебя предупреждал», мне сейчас совсем не такие слова нужно от тебя услышать».

– Больше мне сказать нечего, – отрезал он в негодовании.

Она печально вздохнула. Его негативное отношение ничуть ей не помогало, потому-то она и не спешила делиться с ним своими тревогами, но сейчас ей требовалась помощь, нужен был человек, с которым она могла бы все это проговорить.

С первого выступления Лоры прошла всего неделя, но интерес к Лирохвосту достиг степени лихорадки, бума. Долго ли этот интерес продержится? Пока Бо снимет свой фильм, Лирохвост, вероятно, превратится во вчерашние новости. А в худшем случае наступит похмелье и никто не захочет иметь дело с этим сюжетом. В отчаянии Бо говорила себе: она первая занялась Лирохвостом, но окажется последней, кто попытается рассказать об этой девушке. Участвовать в безумной гонке было ей не под силу, она никогда не работала в таком формате.

Со всех сторон тянулись хищные лапы, каждый норовил урвать свой кусочек Лирохвоста. И если так это ощущала Бо, каково же приходилось самой девушке? Бо себе это представить боялась. И с каких пор она сама стала называть ее Лирохвостом?

Слушая жалобы Бо, Соломон сердился все пуще.

– Как Лора? – спросил он.

– Нормально, – ответила Бо. – Очень занята. Я ее почти и не вижу.

– Она понимает, что не обязана делать ничего такого, чего делать не хочет?

– Ну как не обязана, Сол, – она же подписала контракт. – Бо понизила голос, чтобы Лора не услышала ее из другой комнаты.

Он помолчал немного.

– Она счастлива, Бо?

– Откуда мне знать, черт побери, – устало откликнулась Бо. – Она все в себе держит.

– Ее звуки, – подсказал Соломон, пытаясь сохранять спокойствие. Будь он там, он бы сразу все понял. – Перед сном какие она звуки издает?

– Я не обращала внимания. До смерти устаю. Наверное, я к ним уже настолько привыкла, что перестала их слышать.

Кое-как ей удалось отговорить Соломона от мысли тотчас же вернуться в Дублин. Он не мог сорваться со съемок – его бы никогда впредь не позвали в команду. А тут пока далеко до кризиса. К тому же Лора слишком к нему привязалась, и по этой причине тоже лучше не спешить с возвращением. И ведь это не было неправдой.

Бо понимала, что главного в Лоре никто еще не успел рассмотреть, что в этой девушке скрыто еще многое. Лишь бы Лора сообразила, как воспользоваться своим талантом, как подать его в концентрированном виде за две минуты прямого эфира. Если Лора хорошо выступит в полуфинале, это будет на пользу и Бо. Пусть она сейчас не имеет возможности поработать с Лорой один на один, за нее это сделает само шоу. И Бо поспешила написать Джеку несколько эсэмэсок с предложениями насчет следующего выступления Лоры.

Только она прилегла, за стеной принялся скулить щенок, недавно приобретенный соседями.

И, как прошлой ночью, к его жалобам присоединился негромкий, печальный голос Лоры. Бо солгала Соломону, когда тот спросил о новых звуках. Не могла сказать правду. Но в конце концов, он же сам говорил, что это подражание, а не разговор.

Бо выключила свет, подтянула к себе одеяло и накрыла голову второй подушкой, подушкой Соломона, блокируя звук.

Глава двадцать третья

Ровно через неделю после первого выступления Лоры они с Соломоном сидели на пластмассовых стульях в коридоре перед студией в бывшей бойне, откинувшись затылками на стену. Он только что вернулся, поговорить они еще не успели. Соломон украдкой поглядывал на Лору, пытаясь вычислить, как она. Не очень-то он доверял отчетам Бо о полном благополучии девушки.

– Чувствую себя, словно к директору в кабинет вызвали, – пробормотал Соломон, но тут же сообразил, что Лора может и не понять шутку, она же не училась в школе. – Извини, – добавил он. – Не важно.

– Моя понимать, – произнесла она с акцентом Тарзана. – Лирохвост смотреть ТВ, Лирохвост читать книги.

Он фыркнул:

– О’кей. До меня дошло.

Откуда-то, словно из потайных комнат, выныривали люди, косились на них, шептали: «Это она» – и пропадали. Некоторые явно делали крюк, чтобы пройти именно по этому коридору, таращились на Лору, а в итоге упирались в тупик и вынуждены были проходить мимо нее во второй раз.

– Ну что, какие новости? Тихая выдалась неделька? – мягко поддразнил он, и она засмеялась.

Он так по ней соскучился! Разлука с ней была пыткой, но пыткой необходимой. С той ночи, как он услышал, как Лора повторяет его смех, он знал: пора уезжать. Иначе он предает Бо. Предает Лору. Только уехать, сбежать от этих ночных звуков. Слушать их – все равно что получить ключ к ее сердцу, читать интимный дневник, на что у него не было ни малейшего права – именно потому не было, что более всего на свете он хотел проникнуть в ее сердце. Теперь весь мир околдован ею так, как был околдован Соломон при первой встрече в лесу. Но он нервничал: ему казалось, с понедельника, когда он уехал, все изменилось. Никто не мог предугадать такой всплеск популярности, но StarrGaze хватит профессионализма, чтобы с этой волной совладать. Интересно, кто именно отвечает за это?

– Что ты обо всем этом думаешь? – спросил Соломон. Очередной «случайный прохожий» исподтишка фотографировал Лору, притворяясь, будто посылает сообщение, но наставляя телефон прямо на нее. – Безумные дни. И поговорить-то некогда.

– Да, мы так и не поговорили. – Она изобразила его смущенный кашель и как он скребет отрастающую щетину.

Неделя отсутствия нисколько не помогла ему забыть Лору. Стоило ему уехать, попытаться выкинуть ее из головы – и словно весь мир сговорился против его благих намерений. Всю неделю везде и повсюду только о ней и разговоров: «Видели эту девушку?» Даже Пол, звезда «Уродских тел», той самой программы, на съемки которой Соломон приехал в Швейцарию, однажды в приемной больницы, пока не включили камеру, вздумал расспросить о ней.

Поначалу Соломон уклонялся от таких разговоров, но выяснилось, что, когда он делает вид, будто ничего о новой знаменитости не слышал, собеседник пускается в подробный рассказ, как она выглядела на сцене, как тянула первые секунды паузу, а потом взорвала зал. И тогда он стал отвечать по-другому, сообщал, что видел ее, знает, в надежде, что на том и разговору конец, но нет, приходилось выслушивать гипотезы о спрятанном где-то устройстве, вот только как она его прячет, платьице ведь такое откровенное, хе-хе-хе.

К счастью, никто – ни поклонники, ни пресса – пока не вычислил убежище Лоры. Выйдя из студии, где она общалась с поклонниками, позировала для фотографий и видеозаписей, отдавалась в руки костюмеров, готовивших наряд к следующему выступлению, Лора спешила укрыться в квартире. Ее фотографировали на Графтон-стрит, когда она покупала цветы – постановочное фото, – и во время прогулки в Стивенс-грин, особенно за кормлением уточек: Лирохвост и другие птицы. К финалу она немалую денежку заработает, писал один пронырливый журналист в таблоиде, подсчитав вероятную выручку от участия в этом и других реалити-шоу, фотографий для глянцевых журналов и выступлений. Знали бы они, как она проводит свободное время – сидит в комнате, не включая телевизор, или выходит на балкон смотреть издали на воду, вторить чириканью птицы в клетке на соседнем балконе. Если бы знали, это бы их очаровало или показалось скучным? Лора охотно занялась бы готовкой, но, увы, Бо совершенно безразлична к еде, что опять-таки не способствует сближению двух невольных соседок по квартире.

– Я в полном порядке, – заявила Лора, чавкая, словно во рту у нее была резинка.

Соломон сразу же понял намек. Кто этот человек с резинкой.

– Так что Джек? – спросил он.

Какое облегчение – иметь дело с человеком, способным ее понять! Бо до сих пор не научилась разбираться в ее звуках, не угадывает связи, думает – Лора вроде испорченной шарманки, из которой звуки сами собой сыплются в случайном порядке. И Джек не понимает, и Бьянка. Только Рейчел и лучше всех – Соломон. Соломону это дается без особого труда, хотя Бо и вообразила, будто он изучает некий тайный язык Лоры. Никакой тайны: он просто внимательно слушает, вот и все.

– Джек тебя не любит, – пояснила Лора.

– Вот ужас-то.

Она не засмеялась в ответ. На сердце у нее было тяжело. Конечно, она добровольно согласилась участвовать в шоу, но ведь только ради того, чтобы оставаться рядом с Соломоном – а почему-то из-за этого шоу он отдалился от нее. Уехал на неделю. Так далеко. И даже не позвонил ни разу.

Она заплела в косичку бахрому на подоле платья, расплела и снова принялась плести.

– Тебе надо бы вернуться в студию, – спохватился Соломон. – Джек и Бо говорят там о тебе, планируют, что дальше.

– Лучше тут посижу, – честно ответила она. И тут же сменила тему, попыталась вести светский разговор. – Что ты снимал на этой неделе? – Притворяясь, будто не сердится на него за то, что он ее бросил, притворяясь, будто не сердится на себя за то, что рассердилась на него. Его подружка – Бо. Бо. Не Лора. Бо – такая, какой Лоре не стать. Какой Лора никогда не сможет быть. И не хочет.

– Мы снимали мужчину с огромными яйцами.

Лора широко раскрыла глаза и рассмеялась.

– Да, смешно, но и печально. Он почти не мог ходить, натирал яйца, потом они болели и не заживали. Не мог жить нормально, пока не сделал на той неделе операцию. Понадобится еще какое-то время, чтобы все зажило, но потом он сможет ходить, найдет себе работу, брюки по размеру. А до него была женщина с третьей грудью.

– Вот в каком шоу мне следовало сниматься.

– В тебе нет никакого уродства! – выпалил он и отчаянно покраснел, хотя и пытался усилием воли не допустить этого. Он прислонился головой к стене, закрыл глаза и взмолился: пусть поскорее остынут пылающие щеки. – Да и в них нет уродства. Просто такое дурацкое название у шоу. Эти люди отличаются чем-то, только и всего.

– А уж как я отличаюсь. Настоящий урод.

– Лора! – Он посмотрел на нее, но она отводила глаза. Сосредоточилась на своей косичке из бахромы. – Ты ни в коем случае не урод! – жестко сказал он.

– Так пишут в газетах. «Лирохвост – таинственная, сверхъестественная, неземная, странная». «Ее нечеловеческие способности…» Вот такая я. Нечеловеческая. Урод.

– Лора! – На этот раз его голос прозвучал чуть ли не гневно.

Она оглянулась на него, удивленная. Даже плести косичку перестала.

– Не смей больше читать это дерьмо, ты меня слышишь?

– Бо велела мне все читать.

– Не читай. Никогда. А если читаешь, ничему не верь. Ни плохому, ни хорошему. И не смей называть себя уродом.

– Ладно.

Он так рассердился, что она притихла, не зная, как дальше вести разговор. Она видела, как раздувается от гнева его горло, как потемнели глаза и сошлись на переносице брови, перепахав лоб глубокими морщинами. И голос сделался ниже, в нем появилась грубая хрипотца. Прислонившись головой к стене, Соломон щурился на свет, делал медленные вдохи, ноздри его раздувались. Даже кадык его казался крупнее обыкновенного – то ли от освещения, то ли и в самом деле выпятился гневно. И у гнева тоже был свой звук.

– Лора!

– Что?

– Это я произвожу такие звуки?

Она сама не была толком уверена, какие звуки издавала в тот миг, но, вероятно, он правильно угадал.

– Пыхчу, как загнанная лошадь?

Она пожала плечами. Что-то еще ее тревожило.

– Мы с Бо ходили в театр через дорогу от дома.

Соломон глянул удивленно. Бо не рассказывала об этом.

– Вот и хорошо.

– Ничего хорошего. Моя дурацкая затея. Пришлось уйти еще до перерыва. Пришел охранник и сказал, что я отвлекаю актеров. Просил меня пересесть, куда они скажут.

– Как он выглядел? – Стоит дождаться этого типа, когда он будет выходить из театра, сказал себе Соломон.

– Он был вполне вежлив. Но он думал, что со мной что-то неладно. Да так оно есть, это же очевидно: нам пришлось уйти. – Глаза ее наполнились слезами, и Лора отвела взгляд. Ужасно, что она позволила себе расклеиться при нем, но больше ей не с кем было поделиться этими мыслями, разве что с самой собой, а себя она уже с ума ими свела. Говорить же с Бо – все равно что вытирать лужу невпитывающей губкой.

– Лора! – ласково заговорил он, беря ее за руку.

Его прикосновение! Оно целительно, оно вернуло ее к жизни, вывело из круга мрачных мыслей о себе.

– Прости, я ничего не знал. Бо не говорила. – Он так был зол. На Бо. На весь мир. Крепко сжал ее руки, потом отпустил, и снова сжал, и снова отпустил, словно делая массаж, словно лаская. – Давай я как могу объясню тебе твой дар, Лора. Знаешь, все, кого записывают, признаются, что их шокировал звук собственного голоса. Люди морщатся, когда им проигрывают запись, удивляются: неужели это они так говорят? Сам себя человек слышит по-особенному. А ты… – Он смолк, завидев приближавшегося к ним очередного зеваку. – Там тупик, – резко предупредил он, и любопытствующая девица, залившись краской, кинулась обратно за угол, где подружки приветствовали ее нервными смешками. – Я думаю, ты вот что с нами делаешь: ты вынуждаешь нас услышать себя и других в точности так, как оно есть. Без фильтров. А в нашем мире все, что в чистом виде, неотлакированное – огромная редкость. Люди хотят слушать тебя по той же причине, по которой смотрят фильмы, ходят в галереи, включают музыку – чтобы увидеть другую картину мира, не ту, что сложилась в собственной голове. Но и это – чужая интерпретация. А ты представляешь нам мир как он есть. Вот в чем твой дар. Не уродство – и не позволяй никому талдычить тебе про уродство.

Глаза Лоры вновь наполнились слезами, и больше всего на свете Соломону хотелось ее обнять, но он не мог себе этого позволить, это было бы неправильно. И она хотела прижаться к нему, но не могла, потому что он снова выставил эту ограду вокруг себя, или это было больше похоже на перегородку в такси – порой он опускал перегородку, но затем опять поднимал.

Распахнулась дверь в комнату, где заседали продюсеры, вышла Бо и сразу же наткнулась на эту парочку – прижались друг к другу, Соломон держит Лору за руку.

Лора выпустила его руку.

– Джек ждет тебя, – холодно сообщила Бо.

– Пойти с тобой? – предложил Соломон Лоре.

– Нет, у нас приватный разговор, – через плечо Бо ответил Джек.

Лора вошла в кабинет одна, а Соломон остался сидеть, уставившись в стену напротив, борясь с клокотавшим внутри гневом. Со стороны он слышал, как звучит его гнев – пыхтение, фырканье загнанной лошади. Вновь ощутил костяшками кулака податливую плоть и кость. Джек смотрел на него, подначивая, давай ударь меня снова, только дай предлог выкинуть тебя отсюда – навсегда. Джек нарывался, хотел, чтобы Соломон полез в драку, и Соломон тоже жаждал драки. Он непременно поквитается с Джеком – но потом, когда правильно выберет момент.

– Не успел вернуться, и вы снова держитесь за ручки, – сварливо заговорила Бо, плюхаясь на стул рядом с Соломоном и утыкаясь в свой телефон. – Стоило уезжать.

– Она расстроена.

– И ты ее утешал. Все в рамках приличий.

Соломон подавил желание выскочить из студии, хлопнув дверью. Нет, он перетерпит все.

– Она рассказала мне, как вы ходили в театр.

Бо подняла голову, собираясь снова дать отпор, но силы у нее были на пределе. Она устало потерла глаза.

– Сол, она передразнивала оркестр. Бесконечно пыталась «сыграть на тромбоне», снова и снова. Я не знала, как быть, просто увела ее оттуда. И тебе ничего не говорила, ты только расстраиваешься и злишься.

– Именно, расстраиваюсь и злюсь! – пропыхтел он.

– А толку-то, когда ты в другой стране на съемках? – мягко возразила она. – Я постаралась справиться с ситуацией как могла.

– И в итоге Лора ужасно расстроилась.

– Я говорила ей, что это не ее вина, – вздохнула Бо. – Но с тобой она разговаривает более открыто, чем со мной, сам знаешь.

Оба замолчали. Он слегка успокоился. Не мог сердиться на Бо. Сердился на самого себя – не надо было уезжать.

– Очень трудная была встреча, просто катастрофа, – призналась Бо, отложив наконец телефон и с силой растирая лицо. – Джек хочет в ближайшие дни лететь с ней в Австралию, в Мельбурн, возможно также в Сидней. Обещает вернуться к понедельнику на полуфинал.

– В Австралию? На несколько дней? Что за чушь, она замучается. – Соломон резко выпрямился. Похоже, Бо впервые это сообразила. – А ты-то из-за чего переживаешь, если не об этом?

– Нас с собой не берут. Эксклюзивный договор с журналом и австралийской телепрограммой. Не допускаются журналисты, не аффилированные с «Поиском звезд». Мы собираемся снимать о ней фильм – а он крадет ее у нас. Опять.

Его охватило мучительное разочарование. Бо, как всегда, думает только о своей работе. Эгоистка чертова.

– Ты отвратительна, Бо! – Он поднялся и ушел от нее подальше.

– Как моя птичка? – заворковал Джек, хватая Лору за руку и чересчур крепко сжимая. – Охрененная у нас неделя, верно? – подмигнул он.

Она кивнула.

– Прости, что много ругаюсь, возле тебя и ругаться-то вроде как неправильно. Ты ж вроде ангела. – Он усадил ее, сам устроился за столом. Внимательно присмотрелся к Лоре. – Или нет, а?