Птица-лира Ахерн Сесилия
– Вот это да! – Бо торопливо записывала звук на телефон.
За соседним столом доедала завтрак семья, двое детей так рты и разинули.
– Нельзя так смотреть, – тихо предупредила их мать, но сама поверх чашки внимательно следила за Лорой.
Соломон подавил желание сообщить им, что с Лорой все в порядке.
– Кофейная машина, – сказал он, наклоняясь и кладя руку на плечо Лоре, надеясь ее этим успокоить.
Она оглянулась – зрачки расширены, паника.
Соломон указал ей на машину за стойкой в дальнем конце зала:
– Вон кофейная машина. Кипятит молоко, чтобы добавить в латте или капучино.
Она присмотрелась, снова повторила тот звук, приладилась к нему и отвернулась. Дети за соседним столиком тоже успокоились и воткнулись в компьютерную игру.
Лора вдруг заметила их тоже, начала воспроизводить звук планшета, писки и выстрелы. Мальчик отложил игрушку и, встав коленями на стул, положил подбородок на спинку, пристально разглядывая Лору. Она улыбнулась ему, и он поспешно уселся. Мать велела обоим выключить звук.
Вернулась официантка с подносом. Ирландский завтрак для Соломона и Рейчел, грейпфрут для Бо, которая даже его не заметила, продолжая записывать Лору на телефон. Лоре досталось два яйца вкрутую.
Молча каждый вгрызся в свою еду, но тут Лора, осмотрев тарелку Рейчел, повторила слова официантки – «навезка от Вафевти» – так точно и так невинно, так явно не желая передразнить или обидеть, что они, не выдержав, засмеялись снова.
– Думаю, правильнее было бы мне поехать с вами в Голуэй, – спохватилась вдруг Бо, когда они выписались из гостиницы.
Лора помогала Рейчел паковать сумки в машину, Сол и Бо на минуту остались вдвоем возле стойки администратора.
– Впервые ты надумала повидаться с моей семьей, – сказал он шутливо, но ведь так оно и было на самом деле. Теперь, когда Лоры не было рядом, он позволил себе потрепать Бо по волосам.
Она улыбнулась, заглянула ему в лицо, обхватила руками за талию.
– Твоя семья возненавидела меня с первого взгляда.
– Про ненависть – это ты чересчур. – Он быстро клюнул ее в щеку. – Моей семье ты не приглянулась, это да.
– Тебе следовало солгать и уверить меня, будто они меня обожают.
– Обожать – тоже чересчур.
Они улыбнулись друг другу.
– Нам с тобой предстоит что-то замечательное, Сол!
– Это так романтично, Бо! – передразнил он ее мечтательный тон, прекрасно понимая, что речь не о любви, а о будущем фильме.
Она засмеялась.
– Думаю, надо бы снять эту поездку в Голуэй. Как Лора впервые выходит в мир. Нельзя это упускать. Как и то, что сегодня было за завтраком – это же клад. Невероятное разнообразие звуков, охренеть!
– Ты прекрасно знаешь, почему мы не можем это снимать, – пожал он плечами и отстранился, профессиональная неуемность Бо вдруг стала ему неприятна. – Мы не готовы. Рейчел должна побывать дома, ты – прочесть свою суперлекцию. Блудный студент возвращается в родной университет.
Она застонала.
– Если б не лекция, я бы поехала с тобой.
– Помнится, ты специально выбрала дату, чтобы совпала с маминым юбилеем.
– Правда.
– Карма – такая сука.
Снова Бо рассмеялась.
– Просто я плохо выдерживаю все эти семейные дела. У меня была ущербная в социальном отношении семья ровно из четырех человек. А когда все обнимаются-целуются-поют-и-танцуют и каждому непременно отводят минуту славы, я нервничать начинаю.
У Соломона трое братьев и сестра, все они соберутся на выходные в родительском доме, кто с подругой, а кто уже с женами, детьми. И без счета дядей и теток и двоюродных братьев-сестер, не говоря уж о сумасшедших соседях и тех, кто заглядывал на вечеринку случайно – проходил или проезжал мимо и вдруг слышал музыку. Да, у них шумно, непривычному человеку тяжело, а Бо не из тех, кто может выдержать два-три дня выходных, когда ее постоянно подначивают. Но и ему приходилось нелегко в пригородном доме ее родителей. Слишком тихо, а когда заговорят, следят за каждым словом, вежливость и еще раз вежливость. В семье Соломона обсуждали все, схватывались по поводу политики, новостей, спорта, не забывали и посплетничать насчет соседей. Его близкие не переносили молчания. Пауза годится лишь для нагнетания драматического эффекта в рассказе. Молчание надо во что бы то ни стало разогнать – для того людям и даны слова, музыка и песни.
Но, по правде говоря, Соломона отсутствие Бо на юбилее вполне устраивает. Ему без нее будет проще. Точнее – было бы, но теперь с ним едет Лора.
– Не думаю, что Лора кардинально изменится к понедельнику, когда мы начнем съемки. И звуки останутся при ней, – подбодрил он.
– Уверен?
– Да. Это часть ее существа.
– Может быть, мы могли бы найти ей врача. Засняли бы и процесс исцеления. – Бо уже снова вернулась в привычную роль продюсера. – Как переход к новой жизни. Столько возможностей, как подступиться к этому фильму! Надо мне сесть и во всем разобраться.
– Зачем же ей избавляться от звуков? – удивился Соломон.
Бо с не меньшим удивлением покосилась на него.
Соломон услышал шаги Рейчел. Бо торопливо поцеловала его и отошла.
– А ты не мог бы остаться с ней здесь? – спросила она. – Проследил бы, чтобы никаких новых впечатлений не было до моего возвращения. Право первой ночи.
Последнее замечание смутило Соломона, хотел бы он понять, насколько оно шутливо. Нет, конечно, Бо ничего такого не имела в виду, первая ночь не в таком смысле, даже если это действительно была бы первая для Лоры ночь. Он-то уже немало над этим думал и уверился, что она девственница, она же с шестнадцати лет жила одна в том коттедже. А до тех пор в ее жизни никого не было? Не было, она бы сказала. Как скрыть от Бо, какое впечатление произвели на него ее слова?
Он откашлялся.
– Ни за что на свете я не пропущу мамино семидесятилетие, – как можно тверже выговорил он. – Если тебе так хочется, возьми Лору с собой в Дублин. Сама и проследишь за «прогрессом».
Тут же ему захотелось взять свои слова обратно. Сердце пуще прежнего заколотилось в груди, пока он ждал ее ответа, но психология «от обратного» сработала. Бо встревожилась, словно мамочка новорожденного, которую попытались впервые оставить наедине с малышом.
– Нет, ей лучше с тобой. Она предпочитает тебя.
Он постарался скрыть облегчение, как Бо постаралась скрыть испуг, но, может быть, она так же ясно читала в его душе, как он – в ее.
Соломон отвез Бо и Рейчел на вокзал. Сначала Бо и Рейчел собирались поехать в Дублин на машине, а Соломона отправить в Голуэй на автобусе, но теперь решили, что Лоре три часа в переполненном автобусе со множеством незнакомых звуков покажутся тяжелы. До вокзала Рейчел и Лора ехали на заднем сиденье, они успели сдружиться, общались легко и свободно.
– Как ты с ней размякла, – поддразнил Соломон, помогая Рейчел выгрузить съемочное оборудование. – Наверное, надвигающееся материнство так на тебя подействовало. Большая добрая мамочка.
– Обойдемся без «большой», – проворчала Рейчел.
– Правда, ты ей нравишься, – сказал Сол.
– Ага. Но ты нравишься ей намного больше. – Рейчел проницательно глянула на него. Предупреждающе глянула. – Веди себя хорошо. До понедельника.
Глава двенадцатая
– Мам, это я, Соломон.
– Привет, милый. Все хорошо?
– Да. Все отлично. Только… Хмм. Я уже еду к тебе, и со мной еще кое-кто.
– Бо? – Голос нерадостный, хотя из всей семьи только мама действительно старалась не показывать свое отношение к Бо. Она всегда уважала выбор своих детей, даже если ей не слишком нравились их половинки.
– Нет, не Бо, она просила передать, ей очень жаль, но лекцию невозможно перенести. Это большая честь – лекция в родном университете, тут ничего не поделаешь, – заспешил он, прикрывая Бо и сам дивясь, зачем он это делает, вечно извиняется за одних перед другими, когда самим им друг на друга наплевать.
– Конечно, конечно, занятая женщина.
– Не потому, что не могла уделить время, но лекция – это важно. Конечно, твой день рождения тоже важен, – окончательно увяз он.
– Соломон, милый. – Он расслышал в голосе мамы улыбку. – Не убивайся так. Ты слишком волнуешься, сам себя запутал. Кого ты везешь с собой? Его можно поселить с тобой в одной комнате? У меня места маловато. – Она понизила голос. – Морис хочет приехать с Фионой и взять всех троих детей. Он славный, бедняжка, и вдовец, разумеется, но трое детей! Я засуну их в комнату, которую наметила для Пэдди с Мойрой, потому что Мойра не приедет. Опять спина. Пэдди будет с Джеком, он страшно зол, они никогда не ладили… Но что тут поделаешь?
Соломон засмеялся.
– Сама не волнуйся. Пусть радуются, что их вообще пустили. А я поселюсь у Пата.
– Нет, ты не будешь жить у Пата, у тебя своя комната есть. Слышать ничего об этом не желаю.
– Мам, мой гость – женщина. Так что тут есть некоторые трудности. Но давай поселим ее в моей комнате, а я буду спать на диване.
– Никто из моих сыновей не будет спать на диване! Кто эта женщина, Соломон?
– Лора. Лора Баттон. Ты ее не знаешь. Она из Макрума. Мы будем снимать ее в новом фильме. Ей двадцать шесть лет. И мы, ну, мы не пара.
Короткая пауза.
– Значит, я помещу ее в комнату Кары.
– Мама, но это вовсе не обязательно. Я уступлю ей свою комнату. Посплю на диване. Ей будет лучше одной.
– На диване никто спать не будет! – решительно повторила она. – И уж тем более никто из моих мальчиков. Не затем я год планировала праздник, чтобы гостей по диванам распихивать.
Родители Соломона – владельцы мини-гостиницы на восемь номеров. Мама обожает привечать гостей, кормить, обустраивать, она больше хлопочет о чужом удобстве, чем о своем. Своим она всегда готова поступиться. Но при всей приветливости она человек старомодный и никогда не допустит, чтобы кто-то из ее детей делил комнату с другом или подругой до вступления в брак.
– Ты все поймешь, когда ее увидишь. Она особенная.
– Вот как?
– Да не в этом смысле, – улыбнулся он.
– Увидим, – весело отозвалась мама, в ее голосе тоже звучал отголосок смеха. – Посмотрим и увидим.
Закончив разговор, Соломон помахал рукой Лоре. Увидим, вот именно. Лора стояла возле огороженного участка мостовой, где четверо мужчин в оранжевых жилетах и джинсах, спущенных на ягодицы, пытались работать с отбойным молотком, в то время как Лора в точности воспроизводила его звук.
Убедившись, что у нее получается идеально, и видя, что Соломон убрал телефон, она подбежала к нему.
– Садимся в машину и едем в Голуэй. Если по дороге захочешь остановиться и на что-то посмотреть, что-то послушать, так и скажи. Чем чаще, тем лучше – по правде говоря, я вовсе не спешу туда попасть.
Она улыбнулась:
– Ты счастливчик, у тебя семья есть, Сол.
«Сол» она произнесла голосом Бо.
– Не надо, называй меня по-своему, – попросил он.
– Соломон, – сказала она, и он улыбнулся.
Каждый раз, когда они вот так общались, ему приходилось в итоге отключаться вручную. То есть буквально распутывать свою душу, отделяя от ее. И в этот самый момент Лора вновь изобразила смущенное покашливание – и Соломон засмеялся.
Они вернулись в машину, которую Соломон бросил как попало, когда Лора вздумала выскочить на светофоре, чтобы выяснить, откуда доносится грохот отбойного молотка.
– Кто такой лирохвост? – спросила она, как только они снова пустились в путь.
Он быстро глянул на нее и снова сосредоточился на дороге.
– Я слышала, как Бо говорила по телефону про лирохвоста. Она нашла лирохвоста. Это про меня?
– Да.
– Почему она так меня назвала?
– Так будет называться фильм. Птица-лира, она же лирохвост, живет в Австралии и славится умением подражать самым разным звукам.
На самом деле он не об этом собирался сказать, не этого хотел. Птица-лира – одно из самых прекрасных, самых редких и самых разумных созданий на Земле. Он видел эти отзывы, когда просматривал материал по лирохвосту, и хотел ей сказать, но слова не шли с языка. Он много чего успел прочесть об этой диковинной птице с тех пор, как Бо приняла решение так назвать фильм. Но сейчас он впервые упомянул ее умение подражать голосам птиц и боялся, не обидел ли сравнением. До сих пор он не был уверен, замечает ли сама Лора, как она повторяет все звуки. Даже когда толпа набежала посмотреть, как она вторит отбойному молотку.
– Вот. – Он поискал в телефоне, одной рукой придерживая руль, одним глазом следя за дорогой. Протянул Лоре короткую запись, найденную на YouTube. Пытался понять ее реакцию (Бо, вероятно, будет недовольна, что этот момент не запечатлен на камеру).
Лора улыбнулась при виде того, как лирохвост, забравшись на построенную им в лесу «сцену», передразнивает оттуда других птиц.
– Зачем он это делает? – спросила она. Соломон и сам бы хотел задать ей аналогичный вопрос.
– Привлекает пару, – пояснил он.
Лора поглядела на него, и под взглядом этих зеленых глаз он чуть не врезался в переднюю машину, остановившуюся на светофоре. Ударил резко по тормозам и в который уже раз смущенно откашлялся.
– Самец лирохвоста поет в сезон спаривания. Строит такой вот помост, стоит на нем и поет. Самки собираются на его зов.
– Выходит, я – птичий самец, решивший поразвлечься, – скорчила гримасу Лора.
– Некоторая поэтическая вольность тут уместна.
Она еще немного посмотрела запись, и, когда лирохвост принялся подражать бензопиле, а потом звукам видеокамеры, Лора засмеялась так громко и свободно, как Соломон ни разу еще не слышал.
– Кто додумался назвать меня лирохвостом? – еле выговорила она, утирая выступившие от смеха слезы.
– Я, – признался он смущенно и отобрал у нее телефон.
– Я-а, – в точности повторила она за ним, а потом, после короткого молчания, пока он гадал, о чем же она думала, добавила: – Ты меня открыл, ты меня нарек.
Он поежился.
Лора продолжала:
– Я читала книгу об индейцах. Они верили, что имя добавляет нечто к личности человека. И, поскольку человек меняется, надо время от времени менять его имя. Прозвища показывают не только самого человека, но и как другие люди его воспринимают. И каждый становится не односторонним зеркалом, а как бы двусторонней призмой.
Соломон настолько был поглощен этим разговором, что внезапный гудок посреди ее речи застал его врасплох – он не сразу понял, что Лора первой услышала нетерпеливого водителя, пристроившегося ему в хвост. Светофор переключился, пока он всем сердцем вслушивался в слова Лоры, горел зеленый. Он успел проскочить на желтый, уходя от того разгневанного водителя.
– Я что хочу сказать, – улыбнулась Лора. – Мне нравится. Я – Лирохвост.
Глава тринадцатая
– Ох, Соломон, какая она красавица! – выдохнула мать Соломона, Мари, выскочив навстречу ему на крыльцо. Можно подумать, он вернулся из роддома с первенцем на руках. Даже обнимая сына, она глаз не сводила с Лоры. Словно была чем-то поражена так, что дух перехватило. – Да ты только погляди! – Она взяла ее за обе руки и с той минуты уже не обращала ни малейшего внимания на сына. – Ангел, чистый ангел! Уж мы о тебе позаботимся!
Мари притянула девушку к себе, обхватила ее рукой за плечи.
Соломон вместе с отцом потащил в дом сумки, и по пути Финбар так ловко ткнул его локтем в бок, что он и сумки выронил. Финбар расхохотался и первым взбежал на крыльцо.
– Куда мы ее поместим, цветочек? – спросил он жену.
– Для милой Лоры – комната с орхидеями! – решила та.
– Это же моя комната! – высунулась из комнаты по правую сторону коридора чья-то голова. – Привет, братан!
Вылитый Соломон – разве что на несколько лет старше, – его брат Донал вышел обнять брата и поздороваться с Лорой.
– Отправляйся к Ханне, – распорядилась мать. – Если б ты не один приехал, мы бы нашли тебе место в доме, но уж как вышло.
– О-хо-хо! – рассмеялся Соломон, хлопнув брата по плечу. Мать покарала Донала за то, что он расстался с единственной женщиной, на которой, они-то с отцом уж понадеялись, мог бы жениться.
Лора с улыбкой наблюдала за каждым их жестом.
– Соломона тоже в комнату с орхидеями? – невинно осведомился Донал, и мать глянула на него столь яростно, что он прыснул со смеху.
Соломон подхватил сумки и постарался увести Лору от этого разговора.
– Соломон будет спать в собственной комнате! – фыркнула Мари, ей такая перебранка только в радость. – А теперь вы все ступайте прочь. Лора, ангел мой, пойдем провожу тебя в твою комнату. Не вздумай задирать его там, Донал! – предупредила она, видя, как оба сына заходят в комнату Соломона.
Донал расхохотался:
– Мам, мне сорок два!
– Не важно, сколько тебе лет, ты всегда обижаешь бедняжку Сола. Я точно знаю, это ты скинул его с верхней кровати.
Донал осклабился еще шире:
– Ах, бедный наш маленький Соломон!
– Ничего я не маленький и не бедненький! – заспорил Соломон, пытаясь поймать взгляд Лоры, убедиться, что они еще не свели ее с ума. Каково это – от полного одиночества перейти вот к таким семейным сценам, справится ли она?
– Вовви! – произнесла вдруг Лора, и Донал аж взвыл от смеха. Он высоко поднял руку, предлагая ей хлопнуть, но Мари потащила девушку прочь, скрывая собственный смех. Мать, по ее понятиям, должна быть строгой, если мальчики увидят, как она утратила сдержанность, они и слушаться перестанут. Они и так все время ее подначивают, но она ведет свою игру – не поддается.
Лору проводили в «пристройку»: родители добавили к дому две гостевые комнаты после того, как дети разъехались. Остался только Рори, и он, судя по неспешному его взрослению, так и будет жить с ними до конца жизни.
Дав Лоре несколько минут на обустройство, Соломон постучался в ее дверь.
– Да! – откликнулась она, и он распахнул дверь.
Девушка сидела на широкой кровати, рядом стояли нераспакованные сумки, пока что она оглядывала комнату.
– Красиво! – мечтательно выговорила она.
– И правда. Комната с орхидеями у мамы любимая, – подтвердил Соломон, входя. – Моя сестра Кара – фотограф. На всех тканях тут ее фотографии. Она фотографирует цветы и камни. Камни – в комнате камней, там сумасшедший дядюшка Брайан. Мама почему-то не так любит камни.
– Какая у тебя интересная семья! – улыбнулась Лора.
– Можно и так сказать. – Он прокашлялся. – Итак, празднество начинается через час. Сюда ворвется весь Спидл, будут петь, играть на музыкальных инструментах, рассказывать байки и плясать. Ты можешь пересидеть тут, в безопасности.
– Я бы хотела со всеми.
– Уверена? – тревожно переспросил он.
– Ты будешь петь? – вопросом на вопрос ответила она.
– Да, каждый обязан выступить.
– Хочу послушать, как ты поешь.
– Учти, они и тебя заставят петь. Я попытаюсь их остановить, но не могу ничего обещать. Они ребята крутые и меня не послушают.
– Я спрячусь в задних рядах, – сказала она, и он засмеялся. – Почему ты смеешься?
– Как ты спрячешься? Да в полном зале ты – самая приметная.
Она прикусила губу, принимая комплимент. А ведь Соломон не хотел так откровенно выдавать себя. Он попятился к двери, чувствуя, как сводит все внутри.
Снова она повторила его покашливание.
– Вот-вот, – согласился он. – Я смущен. Уж извини. Пойду, не буду тебе мешать умываться, наряжаться и так далее. Получаса хватит?
Бо полчаса заведомо хватило бы, она редко задумывалась над тем, как будет выглядеть, от природы она красива, накинет на себя какую-то одежку – и клево. Свежо. Броги и брюки с отворотами, тонкий свитер из кашемира или блейзер – гарвардская девица, хоть сейчас на рекламу J. Crew. Но бывали у него и такие девушки, которые за полчаса не успели бы высушить волосы.
Лора кивнула. Потом вдруг:
– Погоди! – Она занервничала. – Там все будут нарядные? У меня с собой ничего такого нет. Я кое-что сама себе шила, но… не для такого случая.
– Примерно то, что на тебе сейчас, и пойдет. Никакого парада.
Она успокоилась, а Соломон огорчился: значит, вот что ее тревожило по пути сюда. С этой проблемой Бо справилась бы лучше, чем он.
– Что у тебя с блондиночкой? – спросил Донал, когда Соломон вышел из душа. Брат валялся на кровати в его комнате и просматривал его телефон.
– Давай-давай, ройся в личных сообщениях.
– А где корова?
– Бо в Дублине. Сегодня она читает лекцию студентам-киноведам. Так и так не успела бы попасть еще и сюда.
Донал присвистнул, якобы от восхищения, но смотрел насмешливо:
– Ну да, и отменить она не могла.
– Я просил ее ничего не отменять. Это большое событие.
– Похоже на то. – Донал чересчур пристально к нему присматривался.
Недовольный этим взглядом, Соломон сбросил полотенце, прикрывавшее его ниже пояса, и поднял руки:
– Смотри, но не трогай.
– О, это по-взрослому.
– Ну да. – Соломон порылся в сумке в поисках чистой футболки. – Мне тут проще без нее, – продолжал он, стоя к брату спиной, и тут послышался щелчок телефонной камеры. – Вы, ребята, мне сильно жизнь усложняете.
– Вовсе нет, – запротестовал Донал и щелкнул задницу Соломона под другим углом. – Мы помочь стараемся.
– Называя ее коровой.
Донал засмеялся еще веселее:
– Ты сам велел говорить с ней по-английски.
«Бо» по-ирландски – корова. То-то радости для его ирландскоязычной родни.
– Вы ее ни на минуту в покое не оставляете.
– Просто шутим.
– У нее другое чувство юмора.
– Да ладно? У нее вовсе нет чувства юмора. И к нам она приезжает так редко, что могла бы и потерпеть.
– Хватит фотографировать мои яйца.
– Такие хорошенькие. Я эту фотку маме пошлю. Пусть отделает новую комнату – назовет яйценоской.
К стыду своему, Соломон не устоял перед дурацкой шуточкой и рассмеялся.
– А ты бываешь у родителей Бо? Гости-бранчи-вечеринки и все такое? – Долан изобразил столичный дублинский выговор.
– Иногда. Нечасто. Один раз был. Нам с Бо лучше всего вдвоем. Подальше и от ее, и от моей родни.
– И друг от друга подальше.
– Хватит тебе.
– Ладно. Последний вопрос. Жениться собираешься?
– Жениться? – Сол тяжело вздохнул. – Что за старушечьи разговоры? Тебе-то какое дело, женюсь я или нет?
– Слышь, а член у тебя от такого вопроса вдвое короче стал. Смотри. – Он поднес к его глазам мобильник. – Вот до того, как я задал вопрос. А вот после.
Соломон усмехнулся.
– С чего ты-то задаешь мне такие вопросы? Холостяк в сорок два года. Тебе в священники следовало пойти.
– Да, жилось бы веселее, – подхватил Донал, и Соломон сердито поморщился.
– Не смешно. Я слышал, как мама с папой обсуждали, не гей ли ты.
– Заткнись! – Донал прикинулся, будто его эти слова не задели, но телефон от себя отшвырнул.
Соломон подхватил мобильник.
Тридцать два снимка его собственных причиндалов.
Донал поспешил сменить тему:
– Мама говорила, ты побывал в Бостоне. Чего вдруг?
– Irish Globe нас награждала.
– Поздравляю.
– Спасибо.
Читать бесплатно другие книги:
