Сказания умирающей Земли. Том III Вэнс Джек

«Как можно растить и воспитывать детей в таких условиях?» – удивилась мадам Сольдинк.

«По-видимому, обычаи Лаусикаи не оказывают практически никакого нежелательного влияния на детей, – ответил капитан. – Вплоть до десятилетнего возраста мальчики время от времени показываются с открытыми лицами, но даже в этом нежном возрасте их приходится защищать от настойчивых приставаний девочек. Но, как только мальчику исполняется десять лет, он надевает чадру».

«Как это скучно – для девушек, я имею в виду!» – вздохнула Салассера.

«И недостойно! – выразительно прибавила Табазинта. – Допустим, я замечу молодого человека привлекательной с первого взгляда наружности, побегу за ним, догоню его, повалю на землю и сорву с него чадру, а потом окажется, что у него торчащие желтые зубы, нос огурцом и узкий лоб. Что дальше? Придется встать и уйти, чувствуя себя последней дурой».

«Ты могла бы просто извиниться и объяснить, что хотела спросить, как пройти на набережную», – предположила Меадре.

«Так или иначе, – продолжал капитан Бонт, – лаусикайские женщины выработали методы, позволяющие им поддерживать равновесие во взаимоотношениях полов – в частности, следующим образом.

Островитяне мужского пола любят лакомиться жареными спралингами – это такие маленькие юркие рыбки-двухвостки. Рано утром они всплывают на поверхность прибрежных вод. Поэтому женщины встают до рассвета, заходят по пояс в море и ловят столько спралингов, сколько смогут, после чего возвращаются к себе в хижины.

Те, кому удалось собрать приличный улов, разводят огонь в очагах и вывешивают объявления типа «СВЕЖИЙ СПРАЛИНГ, С ПЫЛУ С ЖАРУ!» или «ХОТИТЕ ПОЛАКОМИТЬСЯ СПРАЛИНГОМ? ПРИГОТОВЛЮ ПО ВКУСУ!»

В свое время мужчины тоже просыпаются и бродят по городу. Нагуляв наконец аппетит, они останавливаются у тех хижин, где предлагается самая привлекательная, на их взгляд, закуска. Нередко, если им нравится, как приготовлен спралинг – и если им по душе компания поварихи – они остаются в хижине до ужина».

Мадам Сольдинк фыркнула и что-то пробормотала дочерям – те только пожали плечами и покачали головами.

Сольдинк поднялся на две ступени сходен: «Не пропускайте мимо ушей замечания капитана! Перед тем, как выходить на берег, надевайте поверх обычной одежды что-нибудь вроде длинного халата или окутывающей все тело шали и каким-нибудь образом закрывайте лицо, чтобы не провоцировать неприличные и неприемлемые инциденты! Все понятно?»

Капитан прибавил: «Утром мы пришвартуемся у причала и займемся различными делами. Дрофо, предлагаю плодотворно воспользоваться этим перерывом. Обработайте своих животных целебными мазями, проследите за тем, чтобы у них не было никаких ссадин, царапин и язв. Ежедневно упражняйте их в гавани – от безделья у червей начинаются закупорки. Излечите их от любых инфекций и хорошенько прочистите им жабры. Время, проведенное в порту, ни в коем случае нельзя терять – каждую минуту, днем и ночью, необходимо использовать максимально эффективно».

«Я тоже так считаю, – отозвался Дрофо. – Кугель получит соответствующие инструкции».

Сольдинк возвысил голос: «Еще несколько слов! Побег Сачковского, похитившего наружного правобортного червя, причинил бы нам множество неудобств, если бы Дрофо не принял своевременные и предусмотрительные меры. Предлагаю прокричать „Ура!“ в честь достопочтенного Дрофо!»

Дрофо ответил на признание его заслуг сухим кивком, дал указания Кугелю, прошел на носовую палубу, облокотился на поручень и принялся задумчиво обозревать гавань.

Кугель работал до полуночи, обрабатывая червей резаками, шлифовальными напильниками и зачистным буром, после чего занялся втиранием мазей, предотвращавших образование коросты, спорогноя и тимпа. К тому времени Дрофо давно ушел с палубы, а капитан Бонт тоже удалился на покой пораньше. Кугель потихоньку сложил инструменты и горшки, спустился в трюм и улегся на койку.

Не прошло и нескольких минут – по меньшей мере, так ему показалось – как его разбудил юнга Кодникс. Протирая глаза и позевывая, Кугель поднялся из трюма и обнаружил, что Солнце уже показалось над горизонтом. а капитан Бонт нетерпеливо расхаживал по палубе.

Заметив Кугеля, капитан резко остановился: «Подумать только! Ты наконец оказал нам честь своим присутствием! Конечно же, мы можем подождать с делами и не швартоваться, пока не выспится такая важная персона! Ты готов, наконец, приступить к работе?»

«Готов, капитан!»

«Спасибо, Кугель, это очень любезно с твоей стороны! Дрофо! Вот ваш червячник, явился наконец!»

«Я им займусь, капитан. Кугель, тебе нужно научиться быть под рукой, когда требуются твои услуги. Теперь пойди, затяни червям пояса. Нам пора швартоваться. Держи шоры наготове и не пользуйся приманкой».

Капитан Бонт поднялся на квартердек, Дрофо бдительно наблюдал за процедурой на носу, а Кугель обслуживал червей, бегая по палубе с одного спонсона на другой и обратно. «Галанте» постепенно переместилась к причалу. Портовые рабочие в длинных черных халатах и высоких шапках с закрывавшими лица чадрами поймали швартовы и привязали их к причальным тумбам. Кугель натянул на червей наглазники, ослабил их пояса и накормил каждую из тварей.

Капитан Бонт поручил Кугелю и юнге дежурить у трапа; все остальные, одевшись надлежащим образом и завесив лица вуалями, спустились на берег. Кугель тут же замотал лицо кушаком, оставив узкую щель для глаз, закутался в плащ и тоже сошел на берег; вскоре за ним последовал и юнга.

Давно, уже много лет тому назад, Кугель побывал в древнем городе Кайине в Асколаисе, к северу от Альмерии. Запущенное великолепие некоторых сооружений Помподуроса всколыхнуло в нем тревожные воспоминания о Кайине – главным образом, этому способствовали руины разрушенных дворцов на склоне холма, ныне поросшие наперстянкой, каменицей и редкими карликовыми кипарисами, формой напоминавшими камыши.

Помподурос занимал засушливую впадину, окруженную низкими холмами. Его нынешние обитатели использовали замшелые камни развалин в своих целях: из них были сооружены городские хижины, здание мужского клуба, купол над рынком, две больницы – мужская и женская, одна скотобойня, две школы, четыре таверны, шесть храмов, несколько небольших мастерских и пивоварня. На центральной площади возвышались, отбрасывая резкие черные тени под бледными красноватыми лучами Солнца, двенадцать белых доломитовых статуй, теперь уже в той или иной стадии разрушения.

Улиц, как таковых, в Помподуросе практически не было: горожане – мужчины и женщины – ходили по своим делам из одного места в другое по открытым участкам и проездам, расчищенным среди развалин. Высокие и худощавые мужчины носили длинные халаты и шапки. Женщины наряжались в плетеные из стеблей дрока юбки, окрашенные в темно-зеленый, темно-красный, серый или серо-фиолетовый цвета, шали с бахромой из кисточек и украшенные бусинами чепчики, в каковые самые кокетливые из них вставляли плюмажи из перьев морских птиц.

Между развалинами Помподуроса время от времени перемещались небольшие наемные экипажи, запряженные приземистыми толстоногими существами – здесь их называли «дроггерами». Пустующие коляски, ожидавшие пассажиров, выстроились вереницей перед мужским клубом.

Бундервалю поручили сопровождать мадам Сольдинк и ее дочерей во время экскурсии по окрестностям Помподуроса; они наняли экипаж и отправились осматривать достопримечательности. Капитана Бонта и Сольдинка встретили и провели в мужской клуб несколько представителей местного правительства и деловых кругов.

Скрывая лицо под самодельной чадрой, Кугель тоже зашел в мужской клуб. Подойдя к стойке, он заказал оловянный кувшин пива и отнес его на стол в окруженном невысокими перегородками отделении, примыкавшем к другому такому же отделению, где Сольдинк, капитан Бонт и еще несколько человек пили пиво и обсуждали вопросы, относившиеся к плаванию «Галанте».

Прижимая ухо к перегородке и внимательно прислушиваясь, Кугель мог разобрать почти каждое слово высокопоставленных соседей.

«У этого пива исключительно необычный привкус, – говорил Сольдинк, – напоминающий смолу».

«Насколько я понимаю, его варят из дегтярной травы и других сходных ингредиентов, – заметил капитан Бонт. – Говорят, это питательный напиток, но он спускается по пищеводу в желудок как кошка, отчаянно цепляющаяся когтями… Ага! Вот и Дрофо!»

Сольдинк чуть приподнял вуаль: «Откуда вы знаете, что это Дрофо, если он завесил лицо?»

«Его невозможно не узнать. Он носит желтые сапоги старшего червячника».

«Да, действительно. А кто его спутник?»

«Подозреваю, что это его приятель по имени Пульк. Эй, Дрофо! Мы здесь!»

Новоприбывшие присоединились к Сольдинку и капитану. Дрофо произнес: «Позвольте представить вам червячника Пулька, о котором я уже упоминал. Я намекнул ему о наших затруднениях. и Пульк согласился рассмотреть возможность оказания нам необходимой помощи».

«Замечательно! – одобрил капитан Бонт. – Надеюсь, вы упомянули также о том, что нам нужен тягловый червь – предпочтительно из породы „волношлепов“ или „магнахвостов“?»

«Что скажете, Пульк?»

Пульк неторопливо ответил: «Думаю, червя с такими характеристиками мог бы предоставить мой племянник Фускуль – особенно в том случае, если его назначат червячником на борту „Галанте“».

Помолчав, Сольдинк сказал: «Тогда в составе команды окажутся три червячника, не считая Дрофо. Это практически нецелесообразно».

«Разумеется, – согласился Дрофо. – По степени незаменимости первым следует рассматривать меня, затем Пулька, после него – Фускуля, а затем уже…» Дрофо замолчал.

«Кугеля?»

«Да, Кугеля».

«Вы имеете в виду, что нам следует бросить Кугеля на этом малоизвестном, безотрадном острове?»

«Такова одна из возможностей».

«Но каким образом Кугель вернется на континент?»

«Не сомневаюсь, что как-нибудь у него это получится».

«В конце концов, Лаусикая не хуже многих других мест, – вмешался Пульк. – Причем здесь превосходно готовят спралингов».

«А, спралинги! – заметно оживился Сольдинк. – Как попробовать этот деликатес?»

«Нет ничего проще, – ответил Пульк. – Достаточно пройтись по женскому кварталу – вскоре вы несомненно заметите объявление, которое придется вам по вкусу. Протяните руку, возьмите объявление и зайдите в хижину».

«Нужно будет постучаться?» – осторожно спросил экспедитор.

«Не помешает. Привычка предварительно стучаться считается признаком благовоспитанности».

«Еще один вопрос. Как оценить характеристики хозяйки прежде, чем – если можно так выразиться – взять на себя обязательства?»

«Существуют несколько тактических приемов. Случайному посетителю – такому, как вы – настоятельно рекомендуется прислушиваться к рекомендациям местных жителей, потому что, как только откроется дверь и вы зайдете внутрь, удалиться, соблюдая приличия, почти невозможно. Если хотите, я попрошу Фускуля вас проконсультировать».

«Конфиденциально, я надеюсь? Мадам Сольдинк не следовало бы знать о моей заинтересованности в лаусикайской кулинарии».

«Фускуль проявит полное понимание, во всех отношениях».

«Еще вот что: мадам Сольдинк желает посетить Пафниссийские бани, о которых она слышала много достойных внимания отзывов».

«Я не отказался бы лично сопровождать вашу супругу, – вежливо отозвался Пульк. – К сожалению, на протяжении нескольких ближайших дней я буду занят сверх головы. Опять же, Фускуль вполне мог бы справиться с этой задачей».

«Думаю, что такой план вполне устроит мадам Сольдинк. Что ж, Дрофо! Рискнем выпить еще по бокалу этого отдающего фенолом варева? По меньшей мере, оно не разбавлено».

«Мне не по вкусу местное пиво».

«А вы, капитан?»

Бонт тоже отказался: «Теперь я должен вернуться на борт „Галанте“ и уволить Кугеля – насколько я понимаю, вы приняли бесповоротное решение по этому вопросу?» Капитан поднялся на ноги и вышел из клуба; Дрофо последовал за ним.

Сольдинк налил себе пива из оловянного кувшина, пригубил его и скорчил гримасу: «Этим зельем можно было бы пропитывать днище корабля, чтобы отпугивать древоточцев и прочих морских вредителей. Тем не менее, ничего лучшего здесь нет». Опрокинув пиво в глотку, экспедитор со стуком поставил бокал на стол: «Пульк, зачем терять время зря – почему бы не попробовать спралингов сейчас? Ваш племянник свободен?»

«Скорее всего, он отдыхает – или опять полирует червя. Так или иначе, он будет рад оказать вам помощь». Пульк подозвал подростка-официанта: «Сбегай к Фускулю и попроси его сейчас же придти сюда, чтобы встретиться с мастером Сольдинком. Объясни ему, что сообщение передал червячник Пульк, и что дело носит самый срочный характер. А теперь, сударь, – Пульк поднялся на ноги, – о вас позаботится Фускуль – он скоро придет».

Кугель выскочил из-за стола, поспешил выйти из клуба и притаился в тени за углом. Появились и разошлись в разные стороны Пульк и мальчишка-официант. Кугель побежал за официантом и остановил его: «Эй, подожди! Сольдинк передумал. Вот тебе флорин за труды».

«Спасибо, сударь!» – мальчишка повернул обратно к мужскому клубу. Но Кугель снова задержал его: «Тебе, конечно, известны обычаи женщин Помподуроса?»

«Только понаслышке. Никто из них и не подумает подать мне спралингов. Честно говоря, их непристойные приставания мне порядком надоели».

«Жаль! Но я не сомневаюсь, что твое время придет – нужно только подождать. Скажи, кого из всех известных тебе женщин считают самой ужасной и неприглядной стервой?»

Подросток задумался: «Трудно сказать – у нас таких хоть отбавляй. Крислена, может быть? Оттлейя? Терлулия? По всей справедливости, следует отдать предпочтение Терлулии. Про нее поговаривают, что, когда она заходит в море ловить спралингов, морские птицы улетают на другую сторону острова. Она высокая и тучная, кожа на предплечьях у нее покрыта красными пятнами, и у нее длинные зубы. Она всеми командует и, судя по словам опытных людей, слишком многого требует за спралингов».

«И где живет это олицетворение очарования?»

Мальчишка показал пальцем: «Видите хижину с двумя окнами на склоне холма? Там она и живет».

«Теперь объясни – где найти Фускуля?»

«Дальше по тому же проезду – на самом берегу, у бассейна с червями».

«Хорошо. Возьми еще один флорин. Когда вернешься в клуб, скажи мастеру Сольдинку, что Фускуль скоро придет».

«Как вам будет угодно, сударь».

Кугель поспешил со всех ног в указанном направлении и вскоре спустился к жилищу Фускуля, находившемуся на краю бассейна для червей, устроенного в прибрежной заводи и окруженного каменной оградой. За верстаком стоял и ремонтировал рукоятку шлифовального напильника Фускуль: высокий, исключительно тощий субъект, словно состоявший из одних коленей, локтей и длинных узких лодыжек.

Высокомерно напыжившись, Кугель приблизился к нему: «Хм… надо полагать, я имею дело с неким… хм… Фускулем?»

«Что с того? – раздражительно откликнулся Фускуль, не отрывая глаз от напильника. – Кто вы такой и что вам нужно?»

«Можете обращаться ко мне, как к „мастеру Сольдинку“. Я – владелец судна „Галанте“. Насколько мне известно, вас считают своего рода червячником».

Фускуль на мгновение поднял голову: «Считайте меня кем угодно».

«Послушайте, любезнейший! Я не привык, чтобы со мной говорили таким тоном! Я уважаемый человек! И пришел сюда для того, чтобы купить у вас червя – если вы согласитесь его продать».

Фускуль сложил инструменты и смерил Кугеля с головы до ног ледяным взглядом глаз, блестевших в прорези чадры: «Конечно, я продам червя. Не сомневаюсь, что он вам совершенно необходим – иначе кто стал бы покупать червя на Лаусикае? Учитывая это обстоятельство, а также обходительность ваших манер, червь обойдется вам в пять тысяч терциев. Хотите – берите, не хотите – проваливайте!»

Кугель хрипло закричал, воздев руки к небу: «Только отъявленный разбойник посмел бы предъявлять такие требования! Я побывал во многих краях этого погибающего мира, но нигде и никогда не встречал столь непомерную алчность! Фускуль, вы – мошенник и мерзавец; кроме того, ваша внешность вызывает отвращение!»

Чадра Фускуля всколыхнулась, свидетельствуя о хищной усмешке ее владельца: «Оскорбления такого рода не помогут вам сбить цену».

«Это просто какая-то трагедия! Но мне придется смириться с неизбежностью», – капризно пожаловался Кугель.

Фускуль пожал плечами: «Меня мало интересуют ваши рассуждения. Где деньги? Платите – все до последнего терция, звонкой монетой! А потом забирайте червя и дело с концом».

«Не торопитесь! – строго приказал Кугель. – Неужели вы думаете, что я ношу с собой такую сумму? Деньги нужно взять, они на борту „Галанте“. Вы меня здесь подождете?»

«Возвращайтесь поскорее! Впрочем, по правде говоря… – Фускуль сухо усмехнулся. – За пять тысяч терциев я готов ждать вас целый день».

Кугель взял один из лежавших на верстаке инструментов и небрежно швырнул его в бассейн. У изумленного Фускуля отвисла челюсть – он подбежал к краю бассейна, пытаясь определить, куда упал инструмент. Кугель шагнул к племяннику Пулька и столкнул его в воду, после чего продолжал стоять на краю бассейна и наблюдал за тем, как Фускуль барахтался среди червей. «Твоя наглость заслуживала наказания! – провозгласил Кугель. – Помни! Я – мастер Сольдинк, всеми уважаемый экспедитор! В свое время я вернусь с деньгами».

Длинными быстрыми шагами Кугель вернулся к мужскому клубу и подошел к столу, за которым ждал Сольдинк. «Я – Фускуль! – хриплым басом заявил Кугель. – Насколько я понимаю, вам не терпится попробовать хорошо приготовленных спралингов?»

«Верно! – пытаясь угадать выражение замотанного кушаком лица Кугеля, экспедитор по-товарищески подмигнул. – Но наше маленькое приключение должно остаться в тайне! Непременно!»

«Разумеется! Я прекрасно вас понимаю».

Кугель и Сольдинк покинули клуб и остановились на площади. Сольдинк сказал: «Должен признаться, я – человек в какой-то степени брезгливый. Можно сказать, даже в высшей степени брезгливый. Пульк похвалил вас, как человека, проявляющего редкую разборчивость в вопросах такого рода».

Кугель многозначительно кивнул: «Можно на полном основании утверждать, что я хорошо разбираюсь в том, где у меня левая нога, а где – правая».

Сольдинк задумчиво произнес: «Я хотел бы закусить в приятной компании – то есть, очарование хозяйки имеет в данном случае большое значение. Она должна отличаться превосходной, даже изысканной внешностью – ни тяжеловесная, ни чрезмерно исхудавшая женщина меня не устроит. У нее не должен выступать живот, у нее должны быть округлые упругие ягодицы, и я предпочел бы длинные изящные ноги, как у проворного пугливого создания. При этом она должна содержать себя в чистоте и не вонять рыбой – а если у нее поэтически восприимчивый характер и романтические наклонности, это стало бы дополнительным преимуществом».

«Кандидаток, удовлетворяющих вашим критериям, немного, – размышлял вслух Кугель. – В их числе можно было бы назвать Крислену, Оттлейю – и, в первую очередь, Терлулию».

«В таком случае, зачем мы теряем время? Отведите меня к хижине Терлулии – точнее, пожалуйста, отвезите. Я выпил столько смолистого пива, что едва держусь на ногах».

«Готов выполнить любые ваши пожелания. Можете положиться на меня целиком и полностью – или я не я, Фускуль!» Кугель подозвал экипаж, помог Сольдинку взобраться на пассажирское сиденье и подошел к извозчику, чтобы посоветоваться: «Вам известно, где живет Терлулия?»

Извозчик повернулся к нему с явным любопытством, но выражение его лица под чадрой трудно было угадать: «Разумеется, сударь».

«Тогда отвезите нас в какое-нибудь место неподалеку от ее хижины». Кугель опустился на сиденье рядом с Сольдинком. Извозчик нажал на педаль, соединенную с рычагом, и хлыст на конце рычага нанес увесистый удар по крупу дроггера. Животное побежало трусцой по площади, причем извозчик управлял им с помощью рулевого колеса, вращение которого налево или направо натягивало соответствующие шнуры, продетые через длинные тонкие уши дроггера.

Пока они ехали, Сольдинк говорил о «Галанте» и о затруднениях, возникших во время плавания: «У червячников вспыльчивый характер. Это обстоятельство наглядно продемонстрировал Сачковский, вскочивший на червя и уплывший на нем куда-то на север. У его коллеги, Кугеля, тоже раздражительный и непокорный нрав. Кугеля, конечно, придется оставить здесь, в Помподуросе, а вы, надеюсь, согласитесь занять его должность – особенно в том случае, если вы будете так любезны и продадите нам добротного червя за разумную цену, устраивающую нас обоих».

«Не вижу особых проблем, – басовито откликнулся Кугель. – И какая цена вас устроила бы?»

Сольдинк задумался – и, судя по всему, нахмурился под чадрой: «В Саскервое за здорового червя подходящей породы дают семьсот или даже восемьсот терциев. Применив надлежащую скидку, можно сказать, что в данном случае я согласился бы проявить щедрость и заплатить шестьсот».

«На мой взгляд, ваша оценка в какой-то степени консервативна, – вежливо торговался Кугель. – Я предпочел бы получить как минимум на сотню больше».

Сольдинк запустил руку в поясную сумку и вынул из нее шесть золотых центумов: «Боюсь, что не могу заплатить больше».

Кугель взял деньги: «Ладно, червь ваш».

«Именно таким образом я люблю заключать сделки, – заметил Сольдинк. – Без лишних слов, не торгуясь слишком долго. Фускуль, вы сообразительный человек и умеете запросить высокую цену! Вас ожидает успешная карьера».

«Рад, что заслужил похвалу от такого известного торговца! – откликнулся Кугель. – А вот и хижина Терлулии. Извозчик, будьте добры, высадите нас здесь!»

Потянув на себя длинный рычаг, извозчик стянул хомуты, охватывавшие ноги дроггера, и животному пришлось остановиться.

Сольдинк спустился на мостовую и критически рассмотрел строение, на которое ему указал Кугель: «Это хижина Терлулии?»

«Именно так. Извольте заметить ее объявление».

Сольдинк с сомнением прочел надпись на табличке, закрепленной хозяйкой на двери: «Нельзя сказать, что красные буквы, окруженные мигающими оранжевыми лампочками, производят впечатление скромного приглашения».

«Скромнице приходится притворяться – иначе на нее не обратят внимание, – возразил Кугель. – Теперь достаточно снять табличку с двери и зайти в хижину».

Сольдинк глубоко вздохнул: «Так тому и быть! Не забудьте – даже не заикайтесь о моих подвигах в присутствии мадам Сольдинк! По сути дела, если она уже вернулась с Бундервалем на борт „Галанте“, было бы неплохо именно сейчас познакомить ее с Пафниссийскими банями».

Кугель вежливо поклонился: «Я тут же этим займусь. Извозчик, отвезите меня к причалу».

Экипаж развернулся, чтобы направиться к набережной. Оглянувшись через плечо, Кугель успел заметить, что Сольдинк взял табличку и подошел к двери хижины с двумя окнами. Дверь тут же распахнулась; Сольдинк оцепенел, его колени слегка подогнулись. Каким-то образом – каким именно, Кугель не имел возможности увидеть – Сольдинк был вынужден совершить прыжок вперед и скрылся внутри.

Пока экипаж спускался к набережной, Кугель обратился к извозчику: «Расскажите мне кое-что о Пафниссийских банях. Правда ли, что купания в водах этого источника приносят ощутимую пользу?»

«Мне приходилось слышать самые разные отзывы, – ответил водитель. – Легенда гласит, что Пафнис, богиня красоты и „гинодина столетия“ – то есть владычица острова – решила отдохнуть на вершине горы Дейн. Рядом она нашла родник и омыла в нем ноги, тем самым наделив воды источника магическим зарядом добродетели. Через некоторое время пандалекта Космеи основала в этом месте нимфариум и построила там роскошную купальню-водолечебницу из зеленого стекла и перламутра. С тех пор стали распространяться слухи о чудесных исцелениях и омоложениях».

«И что там происходит теперь?»

«Вода все еще течет из родника. Порой, по ночам, призрак Космеи бродит среди развалин. Время от времени там можно услышать тихое пение – не более чем отдаленный отголосок; судя по всему, это эхо, оставшееся с тех пор, когда вокруг родника распевали гимны нимфы».

«Если бы эти воды действительно отличались теми свойствами, которые им приписываются, – размышлял Кугель, – Крислена, Оттлейя и даже грозная Терлулия, надо полагать, воспользовались бы их магией. Почему они до сих пор этого не сделали, как вы считаете?»

«По их словам, они хотят, чтобы мужчины Помподуроса любили их за духовные качества. Может быть, они просто упрямы, как необъезженные дроггеры – а может быть, уже пробовали купания, но воды источника не возымели никакого действия. Почему женщины делают или не делают те или иные вещи? Кто знает? Это великая тайна».

«А спралинги? Они действительно так аппетитны, как утверждается?»

«Каждому нужно что-то есть».

Коляска выехала на площадь перед клубом, и здесь Кугель попросил извозчика задержаться: «Какой из этих проездов ведет к Пафниссийским баням?»

Водитель показал: «Вот этот, ведущий в гору. До родника восемь километров».

«Сколько вы возьмете за поездку к источнику?»

«Как правило я беру три терция, но с важных персон иногда удается содрать побольше».

«Что ж, Сольдинк потребовал, чтобы я сопровождал мадам Сольдинк до купален, причем она предпочитает больше никого с собой не брать, чтобы как можно меньше смущаться. Поэтому я хотел бы арендовать ваш экипаж за десять терциев – и прибавлю еще пять, чтобы вы могли выпить пива, ожидая нашего возвращения. Мастер Сольдинк вам заплатит, как только вернется из объятий Терлулии».

«Если он после этого сможет пошевелить пальцем, – проворчал извозчик. – Нет уж, плата вносится вперед и в полном размере».

«Хорошо, вот вам на пиво, – согласился Кугель. – Остаток потребуйте с Сольдинка».

«Так обычно не делается, но пусть будет по-вашему. По меньшей мере вас нужно научить управлению. Смотрите: эта педаль позволяет ускоряться. Этот рычаг останавливает дроггера. Рулевое колесо заставляет дроггера поворачивать туда, куда вы хотите повернуть. Если дроггер заупрямится и сядет на землю, водитель втыкает вот этот шип ему в мошонку – дроггер тут же вскакивает и бежит с удвоенной прытью».

«Все предельно ясно, – сказал Кугель. – Я верну коляску на стоянку перед мужским клубом».

Кугель подъехал на арендованном экипаже к причалу и остановился рядом с «Галанте». Мадам Сольдинк и ее дочери разлеглись в шезлонгах на квартердеке, наблюдая за горожанами, ходившими по набережной и по площади, и обменивались замечаниями по поводу увиденного.

«Мадам Сольдинк! – позвал Кугель. – Меня зовут Фускуль, мне поручено сопровождать вас в поездке к Пафниссийским баням. Вы готовы? Нам следует поспешить, так как дело идет к вечеру!»

«Конечно, я готова. В экипаже хватит места для нас четверых?»

«Боюсь, что нет. Дроггер не затащит такой груз в гору. Мы никак не сможем взять с собой ваших дочерей».

Мадам Сольдинк спустилась по трапу, и Кугель соскочил на землю. «Фускуль? – пробормотала супругу экспедитора. – Где-то я уже слышала это имя, но никак не могу вспомнить, по какому поводу».

«Я – племянник червячника Пулька. Мастер Сольдинк купил моего червя; кроме того, я надеюсь, что меня назначат червячником в составе команды „Галанте“».

«Тогда все понятно. Благодарю вас за то, что вы согласились сопровождать меня в этой экскурсии – это очень любезно с вашей стороны. Потребуется ли мне купальный костюм?»

«В нем не будет необходимости. В банях предусмотрены купальные кабинки, защищенные от посторонних взоров, а любая одежда препятствует воздействию целебных вод».

«Хорошо, это очень удобно».

Кугель помог супруге Сольдинка подняться в экипаж, после чего залез на козлы и нажал на педаль акселератора. Экипаж покатился по площади.

Кугель направил дроггера по дороге, ведущей в горы. Помподурос остался позади, и скоро город заслонили скалистые холмы. Густые поросли черной осоки, тянувшиеся по обеим сторонам, испускали резковатый аромат, не оставлявший сомнений в том, что островитяне использовали это растение в процессе приготовления местного пива.

Наконец дорога повернула на небольшой пустынный луг. Кугель остановил коляску, чтобы дроггер мог передохнуть. Мадам Сольдинк капризно спросила: «Мы прибыли к источнику? Где же храм, в котором устроены купальни?»

«Осталось проехать еще некоторое расстояние», – отозвался Кугель.

«Неужели? Фускуль, вам следовало предоставить мне более удобный экипаж. Эта колымага трясется и прыгает – я чувствую себя так, как будто меня целый час тащили в мешке по камням. Кроме того, меня ничто не защищает от пыли – по возвращении мне снова придется мыться».

Повернувшись к ней на козлах, Кугель строго произнес: «Мадам Сольдинк! Будьте добры, прекратите пустую болтовню, ваши жалобы действуют мне на нервы! По сути дела, я могу выразиться откровенно, как подобает бывалому червячнику. При всех своих несомненных достоинствах, вы избалованы чрезмерной роскошью и, конечно же, позволяете себе слишком много есть. Вы живете в изнеженном сне! А в том, что касается экипажа, могу сказать только одно: довольствуйтесь теми удобствами, которые вам предлагают до поры до времени – когда подъем станет крутым, вам придется идти пешком».

Мадам Сольдинк молча уставилась на проводника – она потеряла дар речи.

«Кроме того, здесь, на этой лужайке, я обычно взимаю плату за проезд, – продолжал Кугель. – Сколько денег вы потрудились взять с собой?»

Мадам Сольдинк нашла в себе силы прервать молчание и произнесла самым ледяным тоном: «Не сомневаюсь, что с оплатой можно подождать до возвращения в Помподурос. Мастер Сольдинк справедливо оценит ваши заслуги в надлежащее время».

«Предпочитаю немедленную оплату полновесными терциями ожиданию гипотетической справедливости. Здесь я могу взять с вас столько, сколько захочу. В Помподуросе мне пришлось бы иметь дело со знаменитой скупостью вашего супруга».

«Поистине бессердечный подход!»

«Мой подход согласуется с законами классической логики, которым нас обучали в школе червячников. С вас причитаются как минимум сорок пять терциев».

«Это неслыханно! У меня нет с собой таких денег!»

«В таком случае будьте добры передать мне брошь с опалом, которую вы носите на плече».

«Ни в коем случае! Это дорогостоящая драгоценность! Вот восемнадцать терциев – все, что есть у меня в кошельке. А теперь сейчас же отвезите меня в бани и постарайтесь воздержаться от дальнейших дерзостей».

«Мы только что познакомились – этим, по-видимому, объясняется тот факт, что вы неправильно понимаете характер наших взаимоотношений, мадам Сольдинк. Я намерен выполнять обязанности червячника на борту „Галанте“ – невзирая на любые неудобства, которые это причинит некоему Кугелю. Он может прозябать на Лаусикае до конца своих дней – какое мне дело? В любом случае, вам придется постоянно общаться со мной на всем протяжении дальнейшего плавания и, если вы проявите достаточную любезность, я отвечу на нее такой же любезностью. В частности, вы можете представить и порекомендовать меня своим дочерям».

И снова мадам Сольдинк не могла найти слов. Наконец она буркнула: «Отвезите меня в бани!»

«Пора ехать дальше, – согласился Кугель. – Подозреваю, что дроггер, если бы мы могли с ним посоветоваться, заявил бы, что он уже затратил достаточно усилий – учитывая, что нам заплатили всего лишь восемнадцать терциев. У нас на Лаусикае не часто возят разжиревших, грузных иностранок».

Мадам Сольдинк твердо решила взять себя в руки и сухо обронила: «Ваши замечания, Фускуль, просто невероятны!»

«Не утруждайте себя бесполезной болтовней: когда дроггер устанет, вам понадобится все оставшаяся энергия».

Мадам Сольдинк промолчала.

Склон холма действительно становился круче; дорога поднималась зигзагами, пока не перевалила через гребень возвышенности, после чего спустилась в прогалину, затененную желтовато-зелеными кронами имбирноягодных деревьев, среди которых по-королевски выделялся одинокий высокий ланселад с блестящим темно-красным стволом и перистой черной листвой.

Кугель остановил коляску на берегу ручья, журчавшего вдоль прогалины: «Вот мы и приехали, мадам Сольдинк. Купайтесь в ручье – а я посмотрю, приведет ли это к каким-нибудь результатам».

Мадам Сольдинк рассматривала ручей без всякого энтузиазма: «Но здесь нет никаких купален! И где, спрашивается, храм? Где упавшая статуя, о которой мне столько говорили? Где беседка Космеи?»

«Собственно бани находятся выше в горах, – лениво отозвался Кугель. – В этом ручье течет та же вода, что поступает из Пафниссийского родника. Так или иначе, все эти воды одинаково бесполезны – особенно в тех случаях, когда имеют место необратимые дряхлость и ожирение».

Лицо мадам Сольдинк побагровело: «Мы немедленно возвращаемся в город! Мастер Сольдинк позаботится о том, чтобы мои купания были организованы надлежащим образом».

«Как вам угодно. Но свои чаевые я хотел бы получит здесь и сейчас».

«За чаевыми обращайтесь к мастеру Сольдинку. Уверена, что он выскажет вам свои замечания по этому поводу».

Кугель развернул экипаж и направил дроггера вниз по дороге, ограничившись только одним замечанием: «Женщины! Никогда их не понимал!»

На обратном пути мадам Сольдинк сидела, как безмолвная статуя; через некоторое время коляска снова прокатилась по Помподуросу и остановилась на набережной перед «Галанте». Мадам Сольдинк выскочила из экипажа и, не удостоив Кугеля взглядом, поднялась по трапу на палубу.

Кугель вернул коляску на стоянку перед мужским клубом, после чего зашел в клуб и устроился в малозаметном угловом отделении. Там он закрепил на тулье шляпы платок так, чтобы он свободно свисал перед лицом наподобие вуали; теперь его никак нельзя было принять за самозваного «Фускуля», лицо которого было замотано кушаком.

Прошел час. Капитан Бонт и старший червячник Дрофо, покончив с различными делами, прошлись по площади и остановились, разговаривая, у входа в мужской клуб, где через некоторое время к ним присоединился Пульк.

«А где Сольдинк? – спросил Пульк. – Он еще не успел наесться спралингов до отказа?»

«Да, ему пора было бы вернуться, – почесал в затылке капитан. – Вряд ли с ним могло что-нибудь случиться, как вы считаете?»

«Только не в надежных руках Фускуля! – заверил его Пульк. – Надо полагать, они обсуждают покупку червя у бассейна».

Капитан Бонт указал на фигуру, спускавшуюся по проезду: «Вот он, Сольдинк! Нет, с ним что-то случилось – он едва волочит ноги!»

Наклонившись вперед и приглядываясь к мостовой прежде, чем сделать каждый следующий шаг, Сольдинк медленно обогнул площадь, держась поближе к стенам окружавших ее зданий, и в конце концов присоединился к собравшимся у входа в клуб. Капитан Бонт сделал пару шагов ему навстречу: «Вам нехорошо? Что произошло?»

Сольдинк произнес, глухо и напряженно: «Мне пришлось пережить ужасные вещи».

«Как так? В чем дело? По меньшей мере, вы живы!»

«Едва жив. Последние несколько часов будут преследовать меня в кошмарах до конца моей жизни. И во всем виноват – во всех отношениях – Фускуль! Дьявольски извращенный мерзавец! Я купил его червя – по меньшей мере с этим я не прогадал. Дрофо, подгоните червя к судну – мы немедленно поднимаем якорь и покидаем эту вонючую дыру!»

Пульк осторожно спросил: «Но Фускуль все еще займет должность червячника?»

«Ха! – рявкнул Сольдинк. – Ноги его не будет на борту „Галанте“! В этой должности останется Кугель».

Заметив Сольдинка, когда он еще проходил по площади, его супруга больше не могла сдерживать гнев. Она спустилась на причал и направилась к мужскому клубу. Как только она подошла достаточно близко, чтобы экспедитор мог ее слышать, она закричала: «Явился наконец! Где ты пропадал, пока я подвергалась неслыханным издевательствам и оскорблениям этого садиста, Фускуля! Как только он взойдет на палубу, я покину наше судно! По сравнению с Фускулем Кугель – ангел небесный! Кугель должен остаться нашим червячником!»

«Дорогая моя, я придерживаюсь точно такого же мнения».

Пульк попытался вставить несколько примирительных слов: «Не могу поверить, чтобы Фускуль вел себя неподобающим образом! Несомненно, тут какая-то ошибка, возникло какое-то недоразумение…»

«Недоразумение?! Он потребовал сорок пять терциев за проезд и получил восемнадцать только потому, что у меня больше не было никаких денег. Он требовал, чтобы я отдала ему драгоценный опал, после чего облил меня такой словесной грязью, что я даже вспоминать не хочу! При этом он похвалялся – можете ли вы себе такое представить? – что будет червячником на борту „Галанте“! Этого никогда не будет, даже если мне самой придется дежурить у трапа, чтобы его не пускать!»

Капитан Бонт сказал: «По этому поводу уже принято безоговорочное решение. Судя по всему, Фускуль просто рехнулся!»

«Хуже, чем рехнулся! Невероятные претензии этого подонка выходят за рамки любых представлений! И все же, пока я с ним говорил, у меня все время было такое ощущение, что где-то, когда-то – в прошлой жизни или в каком-то кошмаре – я уже его видел!»

«Наш мозг порой играет в странные игры, – заметил капитан Бонт. – Мне не терпится встретиться с этим достопримечательным субъектом».

«Вот он идет, вместе с Дрофо! – воскликнул Пульк. – Теперь, по меньшей мере, он предложит нам какое-то объяснение и, возможно, принесет надлежащие извинения».

«Не хочу никаких извинений! – закричала мадам Сольдинк. – Хочу, чтобы меня увезли с этого проклятого острова, больше ничего!» Развернувшись на каблуках, она решительно пересекла площадь и взошла на борт «Галанте».

Фускуль приблизился ко входу в клуб бодрой пружинистой походкой – Дрофо отставал от него на пару шагов. Остановившись, Фускуль приподнял чадру и подверг собравшихся пристальному осмотру: «Кто из вас – Сольдинк?»

С трудом сдерживая ярость, экспедитор холодно ответил: «Ты прекрасно знаешь, кто из нас – Сольдинк! И я тебя прекрасно знаю, мошенник и мерзавец! Не буду высказываться по поводу вульгарной шутки, которую ты со мной сыграл – а также по поводу твоего непростительного обращения с мадам Сольдинк. Предпочитаю завершить нашу сделку исключительно на формальной основе. Дрофо, почему нового червя еще не пристегнули к спонсону „Галанте“?»

«Я отвечу на этот вопрос! – сказал Фускуль. – Дрофо получит червя, когда вы заплатите пять тысяч терциев – плюс одиннадцать терциев за мой двояковыпуклый скребок для зачистки прихвостней, который вы позволили себе выбросить в бассейн, а также еще двадцать терциев за неспровоцированное хулиганское нападение! Таким образом, вы должны мне пять тысяч тридцать один терций. Потрудитесь рассчитаться, не сходя с места».

Смешавшись с группой других посетителей пивной, Кугель вышел на площадь и наблюдал со стороны за разгоравшимся скандалом.

Сольдинк сделал два угрожающих шага и встал лицом к лицу с Фускулем: «Ты с ума сошел? Ты уже получил от меня, наличными, справедливую цену за червя! Сколько можно уклоняться, врать и фантазировать? Сейчас же передай червя Дрофо – или нам придется принять решительные неотложные меры!»

«Не говоря уже о том, что тебя теперь ни в коем случае не назначат червячником на борту „Галанте“, – прибавил капитан Бонт. – Так что доставь червя, и мы покончим с этим делом».