Патриот Пратчетт Терри
— Ук у-ук у-ук.
— Он говорит, что там старые кладовые.
— А последнее «у-ук»? — спросила Ангва.
— «Господин Ужасный Котелок», — перевел Моркоу.
— Но он не сообразил, кто ты на самом деле, а это ведь главное? — усмехнулась Ангва.
Пятый этаж представлял: собой коридор с дверями, открывающимися в лишенные воздуха комнаты. Там царил печальный запах старых, никому не нужных книг. Обвязанными веревками кипами были забиты даже не полки, а неструганые стеллажи. Многие книги имели потрепанный вид, у некоторых недоставало обложек. Однако, судя по уцелевшим частям, это были старые учебники, не способные вызвать любовь даже самого страстного библиофила.
Моркоу снял со стеллажа потрепанный экземпляр «Оккультизма для начинающих» Воддли. Несколько страниц выпали. Ангва подняла один листок.
— «Глава пятнадцатая. Начала Некромантии», — прочла она вслух. — «Урок первый. Как правильно пользоваться лопатой»…
Отложив страницу, она принюхалась. Запах библиотекаря заполонял носовую полость, словно слон — спичечный коробок, и все же…
— Мы здесь не первые, — уверенно произнесла она. — За последние пару дней здесь побывал кто-то еще. Ты не мог бы оставить нас одних, сэр? Когда дело касается до запахов, твое присутствие… может быть несколько навязчивым.
— У-ук?
Библиотекарь кивнул Моркоу, пожал плечами в сторону Ангвы и заковылял прочь.
— Не шевелись, — велела Ангва. — Стой где стоишь. Не возмущай воздух…
Очень осторожно она двинулась вперед.
Основываясь на данных, поставляемых слухом, она заключила, что библиотекарь в коридоре — именно оттуда доносился скрип половиц. Но ее нос упорно возражал, твердя, что орангутан все еще здесь. Правда, слегка смазанный, словно полустертый, и все же…
— Я должна изменить облик, — пришла к заключению Ангва. — Никак не могу восстановить истинную картину. И это очень странно…
Моркоу послушно закрыл глаза. Ангва запрещала ему смотреть, когда она пребывала, так сказать, на полпути между человеческим существом и волком — из-за малопривлекательности промежуточных стадий. Дома, в Убервальде, местные жители то и дело меняют облик, для них это как для обычного человека переодеть рубашку. Но даже там правила приличия диктуют, что перекидываться следует, предварительно спрятавшись за каким-нибудь кустиком.
Когда Моркоу снова открыл глаза, Ангва уже кралась вперед, все ее существо сфокусировалось в носу.
Обонятельная форма библиотекаря то и дело менялась: там, где орангутан двигался, возникало размытое сиреневое пятно, а где стоял — плотная, почти осязаемая фигура. Руки, лицо, губы… пройдет несколько часов — и фигура расплывется во все расширяющееся облако, но пока она еще ясно видит этот обонятельный портрет…
Воздушные потоки здесь, наверное, самые слабые, едва уловимые… В мертвом воздухе не жужжат даже мухи, способные — вызвать движение воздуха.
Она осторожно приблизилась к окну. То, что она сейчас видела зрением, представало в виде наброска углем, и этот набросок был полотном, основой, на которой расцветали роскошные краски запахов.
У окна… у окна…
Да! Там человек, и, судя по запаху, он стоит уже некоторое время… Аромат колыхался в воздухе, едва касаясь ее носовых пазух. Волны, завитки — ошибки быть не может: окно закрыли и закрыли вновь; и вот еще что, лишь тончайший намек, но все же руку он, похоже, держал перед собой…
Ее нос быстро подергивался, по запахам, заполонявшим комнату подобно мертвому дыму, она пыталась восстановить перед своим внутренним взором те формы, которые присутствовали здесь недавно…
Закончив, Ангва вновь оказалась рядом с грудой одежды. Натягивая башмаки, она вежливо кашлянула.
— У окна действительно стоял человек, — сказала она. — У него длинные волосы, немного сухие, воняют дорогим шампунем. Именно он поставил доски на место и приколотил их, после того как Осей проник в Барбикан.
— Ты уверена?
— Разве этот нос когда-нибудь ошибался?
— Извини. Что еще?
— Я бы сказала, он довольно крупный, для своего роста даже тяжеловатый. Не из любителей мыться, но когда моется, то пользуется мылом Виндпайка, дешевой маркой, а шампунь выбирает дорогой, что странно. Башмаки довольно новые. И зеленое пальто.
— Ты можешь по запаху определить цвет?
— Не цвет. Краску. Эта, мне кажется, из Сто Лата. И еще… по-моему, он стрелял из лука. Из ДОРОГОГО лука. В воздухе витает легкий шелковый аромат, а ведь именно из шелка, насколько я знаю, делают самую надежную тетиву. И на дешевые луки такую тетиву натягивать не станут.
Моркоу подошел к окну.
— Отсюда у него был хороший обзор, — пробормотал он и перевел взгляд на пол. А потом на подоконник. И на стеллажи. — Как долго он здесь находился?
— Часа два-три.
— Он не расхаживал по комнате?
— Нет.
— Не курил, не плевал… Просто стоял и ждал. Профессионал. Господин Ваймс был прав.
— В гораздо большей мере профессионал, чем Осей, — подтвердила Ангва.
— Зеленое пальто, — повторил, как будто размышляя вслух, Моркоу. — Зеленое пальто, зеленое пальто…
— О, и еще… у него ужасно много перхоти, — добавила, поднимаясь на ноги, Ангва.
— Неужели Снежный Склонс?! — не поверил своим ушам Моркоу.
— Что?
— У него в самом деле было ОЧЕНЬ много перхоти?
— Да уж, просто…
— Именно поэтому его зовут Снежным, — сказал Моркоу. — Шпротвиль Склонс, человек, который причесывается частым гребнем. Но я слышал, он переехал в Сто Лат…
И уже в унисон они произнесли:
— …Откуда и была краска…
— Он хорошо стреляет из лука? — спросила Ангва.
— Отлично. И у него прекрасно получается убивать людей, которых он ни разу в жизни не видел.
— Он что, наемный убийца?
— О нет. Просто убивает за деньги. Никакого стиля. Склонс едва умеет читать и писать.
Сочувственно поморщившись, Моркоу поскреб в затылке, как будто припоминая что-то.
— В сложности он даже не вникает. В прошлом году мы его чуть было не арестовали, но он встряхнул головой и, пока мы откапывали Шнобби, был таков. Тот еще тип. Интересно, где он теперь обитает?
— Даже не проси, чтобы я отправилась за ним. Его след давным-давно уже затоптали.
— О, тут мы можем не беспокоиться. Нам помогут. Кое-кто знает в городе всех и каждого.
— ГОСПОДИН СКЛОНС?
Снежный Склонс осторожно ощупал свою шею — или, по крайней мере, шею своей души. Некоторое время после Смерти человеческая душа еще сохраняет форму тела. Замечательная вещь — привычка.
— Кто это был? — спросил он.
— ТЫ ЕГО НЕ ЗНАЕШЬ? — спросил Смерть.
— Откуда?! Я, видишь ли, стараюсь не водить знакомство с теми, кто способен за здорово живешь отрезать тебе голову!
В падении тело Снежного Склонса опрокинуло на столе бутылочки с лечебным шампунем, и сейчас средство для интимного ухода, капая на пол, смешивалось с интимными жидкостями, вытекающими из тела Склонса.
— Он со специальными маслами, обошелся мне аж в четыре доллара, — пожаловался Склонс.
Впрочем, все это казалось странным образом… несущественным. Смерть случается с другими. Но теперь одним из этих «других» стал он сам — тот, который валяется на полу, у ног, а не тот, который стоит и смотрит на того, кто валяется. Раньше Склонс ни за что на свете не смог бы выговорить слово «метафизический», но минула всего пара минут — и он уже смотрит на жизнь совсем иначе. Для начала — снаружи.
— Четыре доллара, — повторил он. — И я даже не успел его опробовать!
— ОН БЫ НЕ ОКАЗАЛ ЖЕЛАЕМОГО ДЕЙСТВИЯ. — Смерть успокаивающе похлопал Склонса по прозрачному плечу. — И ЕСЛИ ПОЗВОЛИШЬ, МОГУ ДАТЬ ОДИН СОВЕТ: ПОПРОБУЙ ВЗГЛЯНУТЬ НА СЛУЧИВШЕЕСЯ С ПОЛОЖИТЕЛЬНОЙ СТОРОНЫ. ЭТО СРЕДСТВО ТЕБЕ БОЛЬШЕ НЕ ПОНАДОБИТСЯ.
— Что, никакой больше перхоти? — с надеждой переспросил Склонс, теперь уже просвечивающий насквозь и на глазах теряющий очертания.
— НИКАКОЙ. НИКОГДА, — заверил его Смерть. — МОЖЕШЬ ПОВЕРИТЬ МНЕ НА СЛОВО.
На бегу пристегивая доспехи, Ваймс несся по темнеющим улицам.
— Так что происходит, Шелли?
— Говорят, клатчцы кого-то убили, сэр. В Скандальном переулке собралась толпа, и настроена она агрессивно. Я как раз дежурила в штаб-квартире и решила, что будет правильно поставить вас в известность, сэр.
— Правильно решила!
— А капитана Моркоу, как я ни искала, найти не удалось, сэр.
Гроссбух души Ваймса пополнился еще одной записью, выведенной едкими черными чернилами.
— Хорошенькие дела… И кого же ты оставила разбираться с толпой?
— Сержанта Детрита, сэр.
Вдруг у Шелли возникло ощущение, что она застыла на месте. А командор Ваймс превратился в быстро исчезающее вдали облако.
Со спокойным выражением лица, свойственным тем, кто методически исполняет свои обязанности, Детрит на глаз выбрал человека покрепче и использовал его в качестве дубины. Когда вокруг образовалось свободное пространство со стонущей грудой бывших бунтарей посередине, Детрит вскарабкался на эту кучу малу и сложил руки рупором:
— Слушайте меня, вы, человеки!
Голос орущего что есть сил тролля имеет все шансы быть услышанным. Удостоверившись, что привлек всеобщее внимание, Детрит вытащил из-под железного нагрудника свиток и помахал им над головой.
— Вот енто Пост… Пос-та-но-вле-ние о Бунтах, — запинаясь, прочел он. — Знаете, что енто значит? Енто значит, что, если я вам енто прочту, а вы не постановитесь по стойке «смирно», то Стража имеет право применить оружие. Всем ясно?
— А что ты только что применял? — простонал кто-то, лежащий в основании человеческой горы.
— А енто я еще ничего не применял, — объяснил Детрит, переступая на другую ногу. — Енто вы оказывали содействие Городской Страже.
Он развернул свиток.
Хотя из близлежащих проулков еще доносились звуки приглушенной возни, а на соседней улице продолжали вопить, вокруг тролля образовалось кольцо молчания. Анк-морпоркцы отличались уникальным умением, которое практически стало наследственной чертой: они буквально нутром чуяли грядущее развлечение.
Некоторое время Детрит держал свиток на расстоянии вытянутой руки. Потом поднес его к самому носу. Несколько раз перевернул вверх ногами и обратно.
Все это время он неуверенно шевелил губами. В конце концов Детрит наклонился со свитком к констеблю Посети.
— Это слово?
— «Вышесказанным», сержант.
— Так я и знал.
Детрит выпрямился.
— «Вы-ше-ска-зан-ным…» — На лбу Детрита заблестели капли того, что у троллей сходило за пот. — «Вышесказанным… пот-твер-жда-иц-ца…»
— «Подтверждается», — шепотом поправил констебль Посети.
— Сам знаю. — После еще нескольких мгновений напряженного изучения свитка Детрит сдался. — Но вы же не хотите слушать меня до вечера! — оглушительно проревел он. — Здесь говорится про Всяческие бунты, и все вы должны прочесть этот документ. Значится, взяли и передали по кругу.
— А если мы его не прочтем? — подали голос из толпы.
— Вы должны. Это УРИДИЧЕСКИЙ документ.
— И что?
— А то, что застрелю, — объяснил Детрит.
— Но это запрещено! — завопил другой бунтарь. — Сначала ты должен крикнуть: «Стой, не то буду стрелять!»
— Очень кстати, — согласился Детрит. — Вы ведь уже стоите…
Он легонько шевельнул плечом, с которого соскользнул громадный арбалет, удобно уместившись в лапище Детрита. Это было осадное орудие, из тех, которые, как правило, возят на телегах. Стрела была почти в два метра длиной.
— Кроме того, по движущимся мишеням стрелять труднее, — заметил он.
Детрит снял арбалет с предохранителя.
— Кто-нибудь уже закончил читать?
— Сержант!
Сквозь толпу проталкивался Ваймс. Теперь это уже была НАСТОЯЩАЯ толпа. Анк-морпоркцы представляли собой благодарную аудиторию.
Детрит с лязгом отдал честь.
— Ты собирался хладнокровно расстрелять этих людей, сержант?
— Никак нет, сэр. Предупреждающий выстрел в голову, только и всего.
— Неужели? В таком случае позволь, я минутку поговорю с ними.
Ваймс посмотрел на одного из крикунов, в одной руке которого был зажат горящий факел, а в другой — дубина. Тот ответил нервно-вызывающим взглядом человека, под ногами которого только что угрожающе задвигалась земля.
Подтянув к себе факел, Ваймс прикурил от него.
— Что тут за шум, а, друг?
— Клатчцы затеяли стрельбу, господин Ваймс! Ничем не спровоцированное нападение!
— Неужели?
— Есть убитые!
— И кто же они?
— Я… тут были… все знают, что они убивали людей! — Мысленные ноги говорящего почуяли под собой безопасную почву. — Да кем они себя вообразили? Приходят тут и…
— Довольно, — оборвал Ваймс.
Отступив на шаг, он повысил голос.
— Лица многих из вас мне знакомы, — начал он. — И я знаю, что у вас есть дома, где вас ждут. Видите это? — Он вытащил из кармана жезл. — Это значит, что мой долг — следить за соблюдением спокойствия. Поэтому через десять секунд я отправлюсь следить за его соблюдением куда-нибудь еще. Но Детрит останется. Я от всей души надеюсь, что он не совершит поступков, которыми можно запятнать честь мундира. Или сам мундир.
С иронией у жителей Анк-Морпорка было туговато, но самые смышленые уже уловили суть, ориентируясь главным образом по выражению лица Ваймса. На лице командора отражалось нечто такое, благодаря чему они мгновенно поняли: перед ними человек, лишь колоссальным усилием воли держащий себя в руках.
Толпа сломалась и стала рассасываться. Люди ныряли в боковые переулки, избавлялись там от своего самодельного оружия и обратно выходили, шагая уравновешенной походкой честных, добропорядочных граждан.
— Отлично, так что же все-таки произошло? — осведомился Ваймс, обращаясь к троллю.
— Мы слыхали, вон тот вьюноша стрелял вон в ентого мужчину, — пояснил Детрит. — Мы приходим сюда, глядь — а уж народ валит с оружием, и орут все…
— Он поразил его, аки Гудрун — урских грешников! — восторженно воскликнул констебль Посети[7].
— Поразил? — переспросил в некотором затруднении Ваймс. — Он что, в самом деле кого-то убил?
— Судя по тому, как тот ругался, нет, сэр, — доложил Детрит. — Только попал в руку. Друзья привели его в Стражу, жаловаться. Он булочник, работает в ночную смену. По его словам, уже было поздно, конец рабочего дня, он пришел сюда за обедом, но не успел и рта раскрыть, как в него начали палить почем зря.
Ваймс пересек улицу, подошел к лавке и надавил на ручку двери. Она слегка приоткрылась, но потом уперлась во что-то смахивающее на баррикаду. У окна тоже громоздилась наваленная мебель.
— Сколько здесь было людей, констебль?
— Множество, сэр.
А за дверью всего четверо, подумал Ваймс. Семья. Дверь приоткрылась на долю дюйма, и Ваймс присел еще до того, как увидел просунутую в щель стрелу.
Послышалось упругое «тан-н-нг» тетивы. Стрела не столько набирала скорость, сколько выписывала бешеные кульбиты и улетела бы вбок, не врежься она в противоположную стену.
— Послушайте! — выкрикнул Ваймс, повышая голос, но сам стараясь держаться как можно ниже. Если подобный стрелок и мог в кого-то попасть, то разве что по чистой случайности. — Здесь Стража. Откройте дверь. Или ее откроет Детрит. А когда он открывает дверь, она остается открытой. Понимаете, о чем я?
Ответа не последовало.
— Отлично. Детрит, иди-ка сюда и…
Изнутри донесся ряд звуков: сначала там шепотом спорили, а потом заскрежетали мебелью, отодвигая ее от окна.
Ваймс еще раз надавил на дверную ручку. Дверь подалась и распахнулась внутрь.
Семья сгрудилась в задней части комнаты. Ваймс чуть ли не кожей ощущал на себе их взгляды. Накаленная, сдобренными запахом подгорелой еды атмосфера потрескивала разрядами страха.
Господин Горифф держал арбалет так, как будто боялся обжечься. А выражение лица его сына сказало Ваймсу многое из того, что он хотел узнать.
— Ха-ра-шо, — по слогам произнес он. — А теперь слушайте меня. Я никого не собираюсь арестовывать, понятно? Мне это наверняка припомнят, но вам лучше до утра пересидеть в помещении Стражи. У меня нет возможности выделять людей для вашей охраны. И я МОГ БЫ вас арестовать. Но вместо этого всего лишь прошу.
Господин Горифф кашлянул.
— Человек, в которого я стрелял… — начал он и умолк, предоставив вопросу и лжи повиснуть в воздухе.
Ваймс сделал усилие, чтобы не глянуть в сторону паренька.
— Рана несерьезная, — ответил он.
— Он… вбежал, — продолжал господин Горифф. — А после вчерашнего…
— Ты подумал, что на вас опять нападают, и схватился за арбалет?
— Да! — с вызовом выкрикнул юноша, не дав отцу сказать и слова.
Затем последовал краткий спор на клатчском. После чего господин Горифф произнес:
— Мы точно должны покинуть дом?
— Ради вашего же блага. А мы установим наблюдение за вашей лавкой. Теперь берите все самое необходимое и следуйте за сержантом. И дай сюда арбалет.
Горифф с выражением громадного облегчения на лице передал Ваймсу арбалет модели «Сюрприз-Субботним-Вечером». Данная модель славилась своей непредсказуемостью: когда производился выстрел, из всех находящихся поблизости лишь стрелок мог чувствовать себя в относительной безопасности, да и то случалось всякое. К тому же никто не предупредил хозяина арбалета, что полка под прилавком в насыщенной парами закусочной, где периодически выпадают дожди из жидкого жира, не лучшее место для хранения арбалета во взведенном состоянии. Тетива, конечно же, растянулась. В общем и целом этим арбалетом действительно можно было убить — если очень сильно ударить им человека по голове.
Наконец, Горифф и его семейство покинули «Едальню», и Ваймс в последний раз окинул взглядом закусочную. Помещение не поражало своими размерами. На кухоньке в горшке, уже на самом его дне, кипело что-то очень пряное. Ваймс обжег пальцы, но все-таки сумел вылить содержимое горшка на огонь, после чего, смутно припоминая действия своей матери, залил горшок водой, чтобы отмокал.
Затем, как можно лучше забаррикадировав окна, Ваймс вышел из лавочки и запер за собой дверь. Надпись на неприметно заметной медной дощечке с гербом Гильдии Воров, приколоченной над дверью, сообщала миру, что господин Горифф добросовестно уплатил ежегодный взнос[8], но мир грозил множеством менее формализованных опасностей, поэтому Ваймс вытащил из кармана кусок мела и написал на двери:
«НаХодиЦа Под АхРаной СтрАжи».
И, немного подумав, добавил:
«СрЖ. ДтРИт».
На узколобых в гражданском смысле горожан идея величия закона даже близко не производила такого впечатления, как имя Детрита.
Постановление о Бунтах! От кого он этого набрался? От Моркоу, не иначе. На памяти Ваймса к этому постановлению не прибегали ни разу — впрочем, и неудивительно, если знать, что именно там говорится. Даже Витинари не посмел бы обратиться к этому закону. Так что термин превратился просто во фразу, в пустую оболочку. Остается лишь благодарить богов за безграмотность троллей…
Отступив на шаг полюбоваться своим произведением, Ваймс вдруг заметил странное свечение в небе над Парковым переулком и в тот же миг услышал клацанье железных подошв.
— А, Задранец, привет, — сказал он. — Ну, что теперь? Только не говори, что кто-то поджег клатчское посольство.
— Как скажете, сэр, — послушно откликнулась Шелли.
Переминаясь с ноги на ногу, она тревожно смотрела то на командора, то в сторону Паркового переулка.
— Ну? — нахмурился Ваймс.
— Э-э… но вы же приказали…
Сердце у Ваймса упало. Он вспомнил, что гномы славятся двумя вещами: своим невероятным умением обращаться с железом и таким же невероятным неумением воспринимать какую-либо иронию.
— Что, клатчское посольство в самом деле подожгли?
— Так точно, сэр!
Госпожа Трата приоткрыла дверь.
— Да?
— Я друг… — Моркоу в нерешительности замолк, не зная, представился ли сержант Колон своим настоящим именем.
— Того, что с сексуальным маньяком?
— Прошу прощения?
— Ну, с костлявым таким, что одет как клоун?
— Они сказали, тут сдается комната, — в отчаянии произнес Моркоу.
— Ага, они же ее и сняли, — обрезала госпожа Трата и попыталась захлопнуть дверь.
— Но они сказали, я могу ею воспользоваться…
— Никакой пересдачи!
— А еще сказали, что я должен заплатить за это два доллара!
Дверь слегка подалась.
— Сверх того, что они уже заплатили?
— Разумеется.
— Что ж… — Смерив Моркоу взглядом, госпожа Трата фыркнула. — Хорошо. Ты в какую смену ходишь?
— Не понял?
— Ты ведь стражник?
— Э-э… — С секунду посомневавшись, Моркоу решительно заявил: — Нет, я не стражник. Ха-ха, а вы-то подумали, я стражник? Я что, похож на стражника?
— Ага, похож, — кивнула госпожа Трата. — Ты капитан Моркоу. Я ВИДЕЛА тебя в городе. Но ведь и легавым надо где-то спать.
Расположившаяся на крыше Ангва закатила глаза.
— Никаких женщин, никакой готовки, никакой музыки, никаких животных… — принялась перечислять госпожа Трата, поднимаясь впереди по скрипучей лестнице.
Ангва осталась ждать в темноте. Она ждала, пока не услышала звук открывающейся ставни.
— Ушла, — прошептал Моркоу.
— Здесь черепица усыпана осколками, точно как говорил Фред, — сообщила Ангва, перемахнув через подоконник.
Оказавшись внутри, она сделала глубокий вдох и закрыла глаза.
Для начала надо забыть запах Моркоу — смесь нетерпения, мыла, остатков полироли для доспехов…
…А также запах Фреда Колона — пот плюс пиво; и еще вонь этой странной мази, которой Шнобби лечит свое кожное заболевание, и запахи ног, тел, одежды, ногтей…
Допустим, прошел час. Нос — он же в данном случае глаз — без труда различит застывший во времени запах ходившего по комнате человека. Но если прошел целый день, запахи начинают смешиваться и переплетаться. Приходится отделять их друг от друга, убирать все знакомое, и тогда то, что останется…
— Они все так перепутались!
— Не волнуйся, все в порядке, — успокоил ее Моркоу.
— Их по меньшей мере трое! Но один из них, кажется, Осей… У кровати запах сильнее… и…
Резко открыв глаза, она посмотрела на пол.