Не один Кушанашвили Отар

Лето кончается осенью, или под дождем все дети одинаковы

Солнца всегда мало, пошли дожди, гастарбайтеры, которых всегда больше, чем много, в капюшонах играют в футбол на территории детсада, привет вам из Красногорска.

Здесь, по моим опросам, может, и посочувствовали бы депутату Гудкову, если бы знали, кто это такой.

Идет дождь, ко мне приехал товарищ с обычной историей: сначала они купили мебель, потом переставляли, теперь делят; он после развода не злой, а растерянный, мы сидим на кухне, пить совсем не хочется.

До его прихода я посмотрел новую картину Ренаты Литвиновой. Как я не понимал этого стискивающего сердце безысходной грустью пира мысли, так и не понимаю. Но понимаю, что Литвинова это переживет.

Про певичку, которая поет еще хуже, чем выглядит, в журнале написано, что она записала несколько ошеломительных микстейпов; я замер в ожидании.

Я уже давно не встречал людей, про которых можно было бы сказать: «духовной жаждою томим»; это нормально для страны, где П. пишет письмо Сталину, используя мой прием, который я практиковал еще в пионерлагерях: начать с инвективы, закончить панегириком (в зависимости от ситуации, можно в обратном порядке).

Дождь учащается, становится темно, кто-то во дворе кричит: «Женя!», – и очень нехорошее про рот Жени. Мимо дома идет толстая пьяная девушка с пивом в руках, горланит актуальное для себя: «Если есть тело – должен быть дух!»; на столе книжка Ахматовой с подчеркнутыми (не мной) строчками: «Слава тебе, безысходная боль! Умер вчера сероглазый король»; по телевизору чудище говорит парню с челкой: «Я раздавлю тебя, вонючий скунс!», – бесстрашный парень рубит его светящимся мечом, это детский мультфильм.

Показывается нервное солнце, казавшийся непроницаемым дождик кончился, на экране воссиял Иван Свет Охлобыстин с его высоким даром концептуализировать на пустом месте.

Заходит сосед, живчик и пройдоха, узнав про беду товарища, изрекает: «Бог так устроил, что все простое – правда, а все сложное – неправда» – забирает не спросимши непочатую бутылку вина и уходит. «Что это было?» – спрашивает товарищ.

«Папа, я покакал!» – кричит младший. Я бесконечно рад, но младший рад больше. Дождь льет, он хочет гулять, и он будет гулять, он любит дождь и играть с детьми гастарбайтеров; при солнце или в дождь они неразличимы, кричат друг другу: ПОСОМИ на меня.

Лето кончилось.

Мама, панама, бусы, Черное море

Дню матери посвящается.

Мне часто снится, что ты ожила, смотришь на меня с легким напряжением в глазах, вдруг начну возражать, и говоришь, что хочешь уехать в Сухуми, к своей маме и нашей бабушке Ламаре.

И уезжаешь.

И говоришь оттуда голосом с эхом, жалуешься на ноги, от всего облика исходит изнурение. Бабушкин дом покосился, не так тепло, как мечталось, море неприветливое, с водой перебои, но все равно хорошо, лучше, чем в городе, и люди добры.

«Как дети?» – деловито спрашивает мама, слышит, что превосходно, нежно просит, чтоб я был с ними понежнее, я смеюсь, куда уж нежнее, мама.

И каждый раз, когда мне снится мама, нас прерывают шумы, гремит, пищит, связь ни к черту, я перестаю ее слышать, и сигналы в космос не работают.

Эти сны причиняют мне боль, но я ими дорожу, я их жду. Эти сны, с моей мамой Нелли в главной роли, лучше, чем роскошный уголок на кутаисском погосте. Эти ее реплики, голос и попытки даже оттуда не дать мне стать плохим – каждый сон с той поры, как мое солнце, обернулось дымом.

Искусство выпивать

Выпивон-это не агрессия, это освобождение от минора.

Папа выпивал и был очень смешной. Я – еще смешнее.

Не бывает неблагородных напитков. Чекушка водки в Иркутске мне дороже изысканной жидкости «Людовик номер какой-то там».

Коктейль с трубочкой в мужской руке? Лет пять назад, когда я был пожестче, сказал бы, что так пьют только ничтожества. Теперь я другой – даже блестки Звереву прощаю. Но пить так – все равно моветон.

Умный очищает сознание, глупый засоряет его.

Доза алкоголя необходима после тяжелейшей недели, после катаклизмов, после поражений и побед.

Нет низменного алкоголя, есть непонимание средств и целей. С кем пьешь? Зачем пьешь? Что пьешь?

У меня с решением этих вопросов никаких проблем не возникает.

Пока не изобретено напитка лучше, выше, ядренее, чем чача.

Пить одному допустимо, если помнить, что эйфория преходяща.

Я вчера это сделал. Дочь оканчивает школу, и меня трясет.

Голохвастов в исполнении Олега Борисова в фильме «За двумя зайцами», когда на кураже, орет: «Люблю безобразия!» Вот это я.

Люди, которым противопоказано пить, мне встречаются ежедневно. Но, знаете ли, я дебилов вижу за версту.

Я много чего без алкоголя не сделал бы. Не решился бы сбежать в Москву из Кутаиси. Мы надрались с папой, и он благословил на побег из беспросветности.

Я скучный рутинер, от экзотики бегу, но в девяносто восьмом налакался Рижского бальзама в литраже, не совместимом с жизнью, и упал со сцены высотой восемь метров.

Мне нельзя пить белое вино. Я видел тупицу, чуть не издохшего от рома. Нельзя пить против воли, нельзя частить. Со сладким зельем надо быть поосторожней.

Угощать барышень никогда не пошло. Только не умничайте и не цитируйте Довлатова, описавшего убогого провинциального эксцентрика, всякой девушке говорившего: «Вы акварельны, незнакомка!»

Пьяная драка – проявление умственной беспомощности.

Я вижу каждый день, как люди изливают душу бармену. Люди очень одиноки, очень! Даже сотрудники вашего журнала, даже певец Козловский, даже львовские националисты, даже Путин, мать его.

В жизни я намного меланхоличнее, чем на экране

Отар Кушанашвили – синоним слова «эпатаж» и в то же время эталон блистательного юмора, остроты реакции и беспощадной самоиронии. Его боятся и уважают, любят и ненавидят. Этой осенью украинские телезрители первыми открыли для себя еще одну, неожиданную, грань известного журналиста, ведущего, шоумена. Отар Кушанашвили стал модератором шоу «Машина времени» – на телеканале ICTV таким его раньше не видели! Впервые Отар не скандалит, а успокаивает, не нагнетает обстановку, а разряжает ее, не ругается, а мирит…

Остаться в своем времени

– Отар, в шоу «Машина времени» Вы выступаете в необычной для себя роли – модератора. Как Вы, известный скандалист и хулиган, чувствуете себя в амплуа такого миротворца?

– Я не устаю повторять: в «Машине времени» я просто лучезарный парень! Вы увидите меня в роли модератора и сами у себя спросите: разве этот Отарик может скандалить?

– Тем не менее, именно скандальный образ Отара Кушанашвили уже хорошо знаком зрителю…

– Дело даже не в скандальности. Без ложной скромности считаю, что все дело в моей отчаянной непохожести на других. Плюс острый ум, за который отдельное спасибо моей маме. К тому же, я умею не давать себя в обиду. И потом, разве скандал – сказать, что, к примеру, Иван Дорн перебарщивает?

– У вас не бывало мыслей остепениться и быть более спокойным, уравновешенным?

– Это тоска зеленая. И мне просто не дано.

– Вернемся к шоу «Машина времени». Чем Вас, именитого и опытного шоумена и журналиста, заинтересовал этот проект?

– Начну с того, что синопсис шоу, который я проштудировал за один вечер, поверг меня в настоящий шок. Не поверите, но после этого я целый вечер молчал, чему были несказанно рады мои домашние. Я с 1992 года на телевидении, чего я только ни видал, но как собрались претворять этот проект люди, которые его затеяли, я не имел представления. Это шоу блистательно, как кино Стивена Содерберга, как Энди Гарсиа в «Что делать мертвецу в Денвере», как увесистая пачка денег во внутреннем кармане!

– А если бы у Вас была личная машина времени, в какое время отправились бы в первую очередь?

– Тут такое дело: я твердо уверен, что живу именно в свое время. Мне нравится именно оно… Конечно, к прошлому я испытываю острейший интерес, я люблю исторические сериалы, запоем читаю Леонида Парфенова… Но воспользоваться машиной времени я не рискнул бы. Так уж я устроен: меня в любое время сочли бы еретиком и предали бы огню.

Сердце со шрамом

– Многих интересует вопрос: Вы сами сознательно выбрали себе такой скандальный образ или он все же соответствует действительности?

– Поверьте, я не выбирал себе образ подонка, которым многие меня считают. Хотя, конечно, было бы лицемерием заявить, что у людей нет основания так думать. Впрочем, об этом я писал в своих эпических и мощных книгах. Читайте, и вы все поймете сами.

– Какой же Отар Кушанашвили на самом деле?

– Сказать вам, из чего я сделан? Сердце, огромное сердце и большие шрамы на нем.

– Вы уверенно занимаете свою нишу на телевидении и в шоу-бизнесе, но все же – не боитесь ли конкуренции со стороны молодых и нахальных?

– О чем вы говорите! Я отчетливо понимаю свою специфичность – назовем ее так. Так что говорить о конкурентах просто бессмысленно. Тем более: то, что я наблюдаю на телевидении с каждым новым сезоном, явственно говорит об одном – не растет ничего. Хорошо разнообразие, а у нас все друг на друга похожи.

– Вы часто говорили, что во многих ситуациях Вас спасает чувство юмора…

– А как же иначе? Что бы там ни говорили, во мне нет злобы. Только самоирония, чувство юмора и некоторая доля сарказма. Я не собираюсь обижаться на тех, кто считает, что ни на что, кроме желчи и скандалов, я не гожусь. Я в жизни намного меланхоличнее, даже сентиментальнее, если хотите, чем на экране. На самом деле, я жуткий самоед, но далеко не все это видят.

«Четкий пацанчик»

– Говорят, когда-то Вы несколько нелицеприятно отозвались об Анне Семенович, которая сейчас стала ведущей шоу «Машина времени». Не страшно было столкнуться с ней на одной площадке?

– Понимаете, обаяние Ани Семенович и состоит в том, что она великолепно иронична и, что еще важнее, – самоиронична. Такие люди вызывают во мне глубочайшее уважение, поскольку самоирония присуща только великим личностям. У нас с госпожой Семенович прекраснейшие отношения! Скажу больше: на съемочной площадке она весьма удивила меня тем, что не произнесла ни одного слова, которое выражало бы ее недовольство. Настоящий профессионал!

– А Вы на съемках чувствуете себя хозяином площадки, или все же приходится делить ее с другими участниками?

– Вам надо знать одну важную вещь: Отар Кушанашвили умеет находить общий язык со всеми! Я всегда питаю громадное уважение ко всем, с кем работаю. Мой хороший друг Кузьма считает, что я в этом смысле «четкий пацанчик», и я не могу с ним не согласиться. Мне комфортно со всеми, кто работает в «Машине времени», и я очень надеюсь, что это взаимно. Я не «хозяин площадки», не просто партнер и товарищ, а (я акцентирую на это ваше драгоценное внимание!) – уникальный партнер и надежный товарищ!

– Наверное, вряд ли кто-то может лучше вас рассказать, существует ли такое понятие, как дружба в шоу-бизнесе.

– У меня друзей всего трое, и они, поверьте, не из этого цирка, именуемого «шоу-бизнес». В свою вселенную я практически никого не пускаю, так уж устроен. Когда-то мы были близкими друзьями с Леонидом Агутиным, Андреем Григорьевым-Аполлоновым, Димой Биланом… Я и сейчас питаю к этим людям уважение и симпатию. Наверное, дело во мне: такой уж я затворник, прямо-таки домашний хорек!

Метод воспитания – объятия и беседы

– Отар, Вы – многодетный отец, а Ваши дети общаются между собой, дружат?

– У меня семеро детей, и, думаю, это далеко не предел. Я вырос в семье, в которой было девять детей, так что есть на кого равняться. Мои дети, конечно же, дружат, любят друг друга и часто ссорятся на тему, кто из них главнее. Я безумно счастлив, что в любом своем проявлении они естественны.

– Ваши старшие сыновья живут в Киеве, вы поддерживаете с ними отношения?

– У нас с ними максимально трепетные отношения. Они пытливые, добрые, но волевые юноши. Взаимное обожание – вот что между нами.

– А Вы строгий отец?

– О чем вы? Я слезливый папаша, из которого его дети вьют веревки. Все мои дети с самого своего рождения делают это легко и с упоением. Как я воспитываю своих детей? Мой метод – объятия и беседы. Жизнь прекрасна, и не обязательно находиться на вершине мира, чтобы это понимать. Но, кроме того, жизнь иногда сбивает с ног, и чтобы вызвать ее уважение, нужно не сдаваться. Вот это я внушаю своим детям, вот об этом всегда им напоминаю. Кстати, в какой-то момент своей жизни я понял, что мне очень нравится нравиться детям. Заслужить у них авторитет – чем не высшая похвала?

– Как реагируете на критику в свой адрес?

– Ребята, я слишком долго живу, чтобы реагировать на каждый чих. И слишком дорожу своим временем, чтобы тратить хотя бы пару минут на эти разборки. Люди имеют право на критику, а реагировать на это не считаю нужным.

– А в чем еще хотели бы себя проявить?

– Хотелось бы попробоваться в кино, но не зовут. Наверное, для этого я слишком мужественный.

Отар Кушанашвили пишет мадригалы

Он ненавидит гламурные тусовки, не имеет дорогих спорткаров и роскошных вилл на Адриатике… А звезды уважают его и даже боятся! Ведь Отар за словом в карман не полезет. Но на самом ли деле у этой грозной «акулы пера» столь острые зубы? Отар рассказал «ТГ» о дружбе с Лолитой и как стал «миротворцем» в телепорт-шоу «Машина времени».

Скрытая нежность

– Отар, зритель увидел Вас в другом свете. В шоу «Машина времени» Вы предстали не скандалистом-острословом, а мирным модератором. Как Вам в новом образе?

– Посмотрите на меня, разве может Отарик скандалить? (Смеется.) В проекте я лучезарный парень, к тому же не лишенный сентиментальности. Я ведь был самым младшим и любимым ребенком в семье. И во мне всегда теплилась нежность и чувствительность, которые я тщательно скрывал всю жизнь и которые зрители, наконец увидели в новом шоу!

– Чем Вас заинтересовал этот проект?

– Мне не стыдно показать, что, в отличие от многих артистов эстрады, имею два высших образования, а в университете писал труды по Бродскому. Ни в одном другом шоу так не сочетаются высокий и низкий жанры, нет такого скопления собрания блистательных людей!

– Если бы у Вас была личная машина времени, что изменили бы в своем прошлом?

– Я точно знаю, что живу в свое время. В любое другое меня бы признали еретиком и предали огню. (Улыбается.) Но чем старше становлюсь, тем чаще и с большим чувством вины думаю о родителях, которым я не додал любви. Особенно в ней нуждалась мама. Она раздала свою любовь девятерым оболтусам и недополучила ее в ответ. Но наблюдая, как мои ровесники относятся к родителям, иногда думаю, что я образец.

– А каким представляете себя в будущем?

– Хочу видеть себя добрым, но с кулаками, красиво стареющим псевдо-Гиром, попыхивающим сигарой. Но думаю, это недостижимо. (Смеется.)

Душа поэта

– Во многих интервью Лолита называет Вас близким другом. А что Вы можете сказать о ней?

– Однажды во время беседы я назвал ее русской Элизабет Тейлор. Потому что по типажу и по влиянию, которое она имела в шоу-бизнесе, Лолита – такая же. Мы дружим уже восемнадцать лет. Я ощущаю, в каком она расположении духа, даже если она в Чернигове, а я в Виннице. Чувствую, какое настроение у нее после концерта во Львове. Вижу по ее глазам, о чем она думает. Вот такого уровня у нас отношения. И все это без ежедневного созванивания и без навязывания друг другу. Она из тех людей, которые появляются и помогают именно тогда, когда нужно. Удивительная женщина!

– Как поздравили ее с юбилеем?

– Знаете, как говорит Лера Кудрявцева, подарок может купить любой идиот. А вот посвящение в стихотворной форме… Лолита обожает мои мадригалы с привлечением цитат величайших писателей, никем не читаемых сегодня. Все мои записки хранятся на стене в ее новом доме. Когда я творю очередной шедевр, обкладываюсь книгами и ищу подходящие именно ей фразы. К юбилею придумал посвящение в стихотворной форме – это мой фирменный подарок вот уже много лет подряд.

– Вы – папа семерых детей. Интересно, Вы строгий отец?

– О чем вы говорите! Взаимное обожание – вот что между нами! Я очень надеюсь, что мои дети вырастут и скажут: самые сладостные воспоминания связаны у них с тем временем, когда я их обнимал и целовал, а они из меня веревки вили, эти несносные «швили»!

Мои итоги

Один популярный журнал попросил – не меня, я для них воплощение худшего, что есть в жизни, так-то они мне платят за любовь, а всех – заполнить анкету, подвести итоги года. И в заключительном номере года опубликовал некоторые из этих анкет; среди тех, кто заполнил, я знаю одного Дорна, про остальных ехидно могу сказать только одно: это самоназначенный авангард кромешного расейского масскульта.

Впечатление (я прочел все анкеты), будто мы живем в разное время на разных планетах. Надеюсь, очень, что и мои ответы вызовут у хипстеров исключительно сложные чувства.

Я изучил анкету, придвинул свою, закрыл глаза, открыл глаза и долго созерцал стену. Ну, банально же, например, писать, что событие года – Олимпиада в Сочи, секреты Полишинеля (вода мокрая, Гитлер ублюдок, Брэд Питт неотразим) никому не интересны, начиная с меня.

Строго говоря, анкета – это оселок на вкус, оселок на неангажированность, на оригинальность в итоге.

Достижение года

Вообще-то, строго говоря, достижение уже то, что я по-прежнему здесь; когда б вы знали, какие гренадеры сошли с дистанции! Так мало того, я еще и в превосходной форме, которой… недоволен.

А так, конечно, достижение – это интернет-радио «Команда», где я обзавелся самой уникальной в мире аудиторией, сначала интеллектуальной, а потом уже лихой.

Из других достижений – успешно избавляюсь от дураков; физически почти не могу их выносить.

Совет года

Умных людей я всегда слушаю, но именно этот совет я вычитал в интервью американского актера Энди Гарсиа: «Всегда помни о тех, кто за твоей спиной». Не то чтобы я этого не помнил, но жизнь ужесточается, и я ужесточаю требования к себе.

Настроение года

Его можно описать как «Болван под кислотой». Растерянное. Никто не знает, что будет дальше, но можно догадаться, что будет непросто. Но ведь в нашей летописи никогда и никому просто не было. У нас остаются маленькие радости.

Вдохновение года

Разумеется, дети. Они ж красивые, умные, огневые, временами бесноватые – в меня; они знают, что добро должно быть с кулаками, а гром никогда не опередит молнию. Они – оправдание всего, что я делаю.

Книга года

«Бездумное былое» Сергея Гандлевского. Меня захватывает стиль – ибо я сам стилист из изощреннейших; меня подкупают Личности. СГ – то и другое.

Канал года

МУЗ ТВ, РБК, 360 – все, где блистаю я. «Россия», Первый, НТВ – тогда, когда я там блистаю.

Боюсь, когда меня нет на этих каналах – нет и самих каналов. «Москва 24» – там есть Е.Ю. Додолев, а он всегда на высоте.

Альбом года

«III» Тake That. Мир полон сами знаете чего, но пацаны его спасают, льстят нам, поют, что таки достойны мы любви.

Авторитет года

Сергей Борисов, Николай Яременко, Сергей Анохин, Арман Давлетьяров, Дмитрий Нагиев, Александр Масляков. Есть змеи – их я встречал в подохшем году в избытке – и есть титаны.

Я назвал вам своих героев, сочетающих дух с материей. Я равняюсь на них.

Фильм года

«Большая афера» с Брендоном Глисоном; «Холод в июле»; «Ярость». Эти фильмы осветили мой путь – и продолжают это делать. Чем больше будет таких фильмов, тем меньше будет «перебежчиков на темную сторону силы».

Разочарование года

Фабио Капелло – переоцененный рудимент давно почившей эпохи.

Закрытие моей программы! Каково?! Культовой, недооцененной тупицами, обожаемой людьми.

Глупость года

Смотрите номинацию «Разочарование года».

Портал, сайт года

Сайт – мой, исключительный. АиФ. ru, sovsport.ru.

Нам обещают немыслимо трудный год, но мы крепкие, выдюжим, тем паче у нас есть исключительные ресурсы – книги, музыка, кино.

И любимые люди.

Нет, не так: сначала любимые люди, а потом все остальное.

Думы о возрасте

Чтобы сразу определиться: в июне, 22-го, вашему (не такому уж) покорному 45, и даже гуру журналистики Е.Ю. Додолев знает, что это важнее новой роли Бандераса, положения дел в Воронеже и места «Спартака» в итоговой таблице футбольного чемпионата.

Я хочу стареть медленно и качественно, как Джордж Клуни (в новогоднюю ночь, кстати, подводя итоги, я пересмотрел «Доброй ночи и удачи!»; рекомендую: инфицирует энтузиазмом) – а для этого надо расстараться. Быть верным себе, как Джефф Бриджес в «Посвященном»; быть в форме, как Роберт Редфорд в «Первом мстителе»; по временам Шуберта слушать, укрощать разум с помощью книжек вроде «Эвмесвиль» Эрнста Юнгера.

22-ое июня еще далеко-далеко, вам еще меня, энигматического, читать и читать, но я даже каникулы отменил – окунулся в рефлексию. Душеполезное, знаете ли, занятие по временам, голову очищает.

Помнит ли, кстати, кто-нибудь, что уже два года как Ж. Депардье наш соотечественник?

Я намедни встретил его.

Мне вскорости 45, и мое капитальное достижение – я научился отделять зерна от плевел, а хорошее кино отличать от дерьма (то же касается и музыки, и книг).

Посмотрите «Холод в июле» и послушайте новый альбом «Take That».

Про альбом-то все понятно: он головокружительный, пацаны вымахали в исполинов и ну тарабанить, как в дверь, в небеса: эй, мы здесь!

А вот фильм пересказом я портить не буду, там непостижимая даже для Е.Ю. Додолева коллизия. И оцените выход ветерана Дона Джонсона; это вам не Мэтью Бродэрик с Элайджей Вудом, это инструкция по красивому вхождению в лета.

Антокольский написал: «Нечем дышать, оттого что я старше, чем время» – ну да, бывают эсхатологические моментики, но ведь то же стихотворение начинается с прелестного: «Нечем дышать, оттого что я девушку встретил».

Вот это по мне: время нас одолеет, так или иначе, но иногда, и даже часто, с ним можно быть на равных.

Я до сих хочу этому научиться. Потому что не хочу стать ЖД.

Долговая яма для гения

Заметку эту (я даже не уверен, что это заметка, к чертям собачьим жанры, мне просто очень плохо) я писать не собирался, я еще не выжил из ума, чтобы писать о себе «несусветно талантливый».

Но таковым меня считал мой брат, он умер, и я пишу эти строчки ради него.

Несусветно талантливый, по версии брата и еще 27 миллионов человек; имеющий право и над Познером иронизировать, и вторым Ларри Кингом себя воображать, и об Урганта поцарапаться, и всю шатию из «Камеди Клаб» считать своим порождением; могущий по плечу похлопать Нагиева, – человек, чьи производственные мощности слишком велики для существующего рынка.

Ни «АКУЛЫ ПЕРА», ни «ОТАР ПРОТИВ», ни «БОЛЬШОЙ КУШ», ни «ПАРТИЙНАЯ 3ОНА», ни УКРАИНСКИЕ ПРОЕКТЫ, ни «КАКОВО?!», сделав меня культовым парнем, парализующим уличное движение в любой точке земного шара, где живут наши люди, – эти шедевры так и не вывели меня в первый ряд.

Айзеншписа, который бы объяснил Эрнсту мой масштаб и вписал в иерархию, уже нет, другие проталкивают своих, а мудрость толпы обыкновенно сводится к тому, что парня, чей словарный запас составляет три миллиарда слов, который не укладывается в прокрустово ложе стандарта и на голову выше подавляющего большинства, пардон за каламбур, говорящих голов, следует держать за графомана и мизантропа-анахорета.

Я мог бы целый день рассказывать вам, как нынешнее «тиви» погрязло в непотизме, какие овцепасы ведут программы, – но зачем, если вы сами все знаете и сами все видите?

Каждый год мне говорят, что я неформатный, «обзывая» при этом гением, чья гениальность имеет агромадную доказательную базу.

Я понимаю, что остался для брата бездомным уличным художником, отмеченным печатью гения, – и это понимание разрывает мне сердце. Потому что я заслужил, и давно, быть миллионером и помогать семье не грошами, а миллионами.

Но я, извините, не гомосексуалист и не ублюдок, что, в конце концов, и сделало меня изгоем. А теперь перечитайте текст.

И почитайте следующее.

Мне, человеку, которым восхищаются Е.Ю. Додолев и Ангела Меркель, которого боятся сомалийские пираты, которому за каждую статью в Америке дарили бы дом, но он в Америку не хочет, потому что любит свою страну, – этому человеку НЕ ХВАТИЛО ДЕНЕГ НА ПОХОРОНЫ.

Прости меня, Брат.

И будьте вы прокляты.

Любовь моя, мой плач – Тифлис!

Я того убеждения, что Тбилиси и Тифлис суть два разных города; в одном я учился, другой мне снится; Тбилиси – это воплощение адреналиновой

мощи, Тифлис – воплощение вычурного эстетизма. Пастернак писал, что «Тифлис – лишь страсти разряды», и кто я такой, несостоявшийся кутаисский торпедовец, чтобы придираться к слову «лишь»?

Не бойтесь после «макабрически-хтонической» Москвы, или из какой вы там большой деревни, укоризненных взглядов, не бойтесь прослыть пьянчужкой, вот вам тога жуира, накиньте, начните день с «Мукузани», так завещала великая Б. Ахмадулина:

«…вот радость! И под утро так чиста виноградовая сладость, осенявшая уста».

Тифлис – это, по тому же Пастернаку, «мгновенный укол счастья», поэтому селиться надо в одноименной гостинице, к черту стекляшки и бетон, да здравствует берег Куры, диск солнца прям пред тобой, болячек как не бывало, одна сплошная монополия рвущегося в атмосферу углекислого газа, и пузырьки шипят: в Тифлисе смерти не было и нет.

В этом городе («Не знаю я, известно ли вам, что я певец прекрасных дам, но с ними я изнемогал от скуки. А этот город мной любим за то, что мне не скучно с ним…») совершенно точно не возбраняется быть высокопарным.

После получаса в ресторане «Цисквили» («Мельница») вы сами сделаетесь витией и захотите отменить существующий миропорядок и объявить Эру Мировой Благодати.

Беспременно что-то хорошее начнется в жизни, если в золотом Свети-Цховели вы поставили свечу (я ставил там свечки за брата моего Ромку и за Давида Кипиани, и за всех пропавших ни за понюшку табаку).

Тифлис постоянно меняется, не меняясь. Прокатитесь по канатной дороге, на самой верхотуре испейте ледяной водицы и посмотрите вниз – это свернутый гобелен, который разворачивается бесконечно, напоминая о том, что от жизни не след прятаться, в нее нужно нырять.

Я жил на крохотной улице Иоселиани, там нет знати, одни высокохудожественные парии, добрые и перманентно хмельные, гоняющие мяч и играющие в нарды.

Улочка Иоселиани расположена «чуть-чуть южнее рая», там, где «на детской дудочке играя, живет вселенная вторая и называется – Тифлис».

Для понтярских разговоров о труднопроницаемом устройстве мира более других годится ресторация «Терраса» возле «Рэдиссона»; там случаются, кстати говоря, ареопаги нынешних футбольных звезд.

В Тбилисо-Тифлисе каждый второй считает себя гением, а каждый третий гениально играет то, ради чего он, кажется, и был придуман, – жертву собственной безупречности.

Но я был инородным телом на Иоселиани, я ведь кутаисский люмпен, а это идеологическое противостояние во вкусе «Москва – Питер».

И снова выручил футбол.

Наша улочка схлестнулась с улицей Лобжанидзе, заселенной мажорами, я замкнул прострел и результативно, что твой Деметрадзе, симулировал травму в супостатской штрафной, и эти два мяча заменили мне ритуал инициации, я был принят.

И мы поехали в Метехи – место, куда любой грузин едет прочистить голову, там оживают густонаселенные фрески, на фресках люди мечтают о Свободе и бьются за Землю.

Двадцать минут езды от центра – и вот вам слияние неба, долины, гор; «единенье такое лишь небом хранимо». Здесь пьют только «Саперави», оно, что ли, более «утешительное», старые хитрецы говорили мне, что «Саперави», ежели его употребить с умом, приближает к разгадке Божьего замысла.

Как же мы, например, захмелев, оседлали коней и помчали в сакральную Алазанскую долину.

Это, если хотите, субстрат грузинского миропонимания, средство от коловорота, в будни самым будничным образом насилующего твой мозг, глазные яблоки, барабанные перепонки.

Вот тут, в долине, под алазанское же винцо («винцо в бутылочке, мясцо на вилочке»), до вас дойдет «евтушенковское», писанное в Грузии, «возмездье отпуска за годовую муку».

Самое время для серной бани, вот где вам выпишут индульгенцию на год вперед, аж завидки берут.

Таких бань нет нигде, стамбульские, которые мне рекомендовали, не бани, а неловкость.

Баня должна быть такой, чтобы ты убедился, что в мире еще полно гармонии, что мозговое переутомление – это тьфу, если есть грузинское вино и боевые товарищи рядком, если ты знаешь, что можешь успеть все, обнять весь мир и даже не опоздать на футбол.

Юбилей с удавкой в руках

Покажите мне сердце, не обремененное дерзкими мечтами, – и я покажу вам счастливого человека!

Вот я – Е.Ю. Додолев подтвердит – изолированный случай, все более редкий для человеческой расы: догадал меня черт народиться с сокровищем – Даром.

Через четыре дня мне 445 лет, я слыву грузинским Бенисио Дель Торо, и нечистый токмо знает, отчего я еще не на вершине, коли до сих парализую уличное движение в любой точке земшара, что твой ранний Евтушенко.

Если не знать меня коротко, то создается ощущение, что карьера моя замешана на «лихорадке горя», как стихи Бродского.