Заскоки Пегаса (сборник) Яворская Елена
короче, гений чистой красоты.
Ах, мне бы не конурку, а домину,
сидеть бы мне с бокалом у камина,
а не стоять у чёртовой плиты
с шумовкой и в потрёпанном халате.
Вот послезавтра гонорар заплатят –
и аккурат мне хватит на халат.
…В диване спрятан мой бесценный клад,
с амбиции мои величиною,
не фолианты, даже не тома –
брошюры…
Эти книги были мною,
теперь – живут. Безрадостно весьма.
Как я живу – не ведаю сама.
Елена Яворская
П-о-э-з-и-я
На перекладине П
подтянуться или повеситься?
Японские палочки…
Я предпочту канапе!
А на стопе
бумаг поисчёрканных –
пыльная стопка.
Охает ночь обречённо,
и светятся звездочки робко.
О — несу околесицу
окололитературную,
влюбляюсь в поэтов заочно.
Вальсируют музы с амурами,
но не стихи, а корявый подстрочник…
Дразнится Э язычком заострённым змеиным…
З что ни день – то приносит мне по две корзины
всяких забавных идеек –
благодеяние или злодейство?
И продолжения требует, ноет,
в зеркало глянет, кокетка, вздохнёт: «Вот так номер!»
И продолжает меня теребить и стращать:
дескать, ты время упустишь, не примут в печать!
Самоуверенно Я ставит ножку на верхний порожек,
строит мне рожи: «Ну что ж ты? Ну что же?..
Надо идти. Огонёк твой пока не погас!»
Хлопая крыльями,
мимо
промчался Пегас.
Елена Яворская
Пегас и муза
Я зрел невидимое глазу,
Я слышал вдохновенья глас.
Моя жена была зараза,
Хоть Музою она звалась.
Я написал стихов немало,
Словарный накопив запас,
И в стойле у меня стояла
Коняга добрая – Пегас.
И вдруг – кошмар, не слышно гласа!
Чудес не зрю – что за дела?!
На живодёрню сдал Пегаса,
И Муза от меня ушла!
Елена Яворская
Очень творческое
Если бы куры
строили куры,
если бы куры курили,
кто бы тогда красовался на гриле?
Так начинается триллер.
Вновь я в стихах принялась бедокурить,
вирши – цветные заплаты.
Нет, не сумела меня окультурить
муза. И смылась куда-то.
Анна Попова
Литературный садизм
Встаёт заря в безмолвии кровавом,
Как призраки, застыли тополя.
Лишь на дубу, немом и величавом,
Заманчиво колышется петля.
Отвергнутый безжалостной кокеткой
И поражённый скорбью мировой,
В последний путь пустился с табуреткой
Замученный лирический герой!
Анна Попова
Памятник
Я без пяти минут лауреат!
На днях чевой-то там себе воздвигну!
Мне выбили на памятник деньжат,
Да только вот пропили половину…
Сегодня скульптор показал эскиз.
Ну, тут-то мы с супругой и присели:
Я с заду – Пушкин, с переду – Есенин,
Ишь, постарался. Абстракционист!
Мне депутаты заявили все:
«Не трусь, Валера, будет в лучшем виде!
Мы вымостим народное шоссе
Вот к этой вот… башке на пирамиде!»
Ну, наконец! Настало торжество!
Супруга прослезилась: «Ах, Валера…»
Собрались возле бюста моего
Пяток чиновников
и три пенсионера.
Дурак, а я-то ждал народных масс!
Нет, не читает классику Россия!..
Наш депутат Пупков отдал приказ,
Мы выпили и тут же закусили.
Прошло пять лет, а воз и ныне там:
Туристы мимо – к Бунину, Лескову…
А на «шоссе» на этом по утрам
С метёлкой бродит бабушка Прасковья.
Плохое место – в парке, у ручья,
А может, нету должного дизайна?
Башка-то ведь не чья-нибудь – моя!
Поэтому – обидно чрезвычайно.
Однажды я услышал разговор,
Гуляли тут культурные старушки:
«Чей памятник? Не знаю до сих пор…»
«Похож на Пушкина…
Но вроде бы не Пушкин!»
Елена Яворская
Стихоплетное
Ах, как мне хочется слагать
Стихи страдательно, по-женски
(слова, трагические жесты
и вновь слова, слова, слова),
рыдать, как юная вдова,
вздыхать, как вечная невеста,
слегка хитрить, немножко лгать,
за отраженьем отраженье
искать бессонно в море грёз…
Да в том беда, что я матрос
на странном корабле без флага,
мой капитан – простой бродяга,
мои собратья – всякий сброд,
мой путь… надеюсь, что вперед.
Слова.
Небрежны и грубы.
Шторма.
Эстетика борьбы.
Беда, беда с высоким штилем!
Кабацким песням – благодать.
По полдуши мы прокутили.
А мне все хочется слагать
воздушно, трепетно, по-женски!
Но жаль, на молоке обжегшись,
ожоги нечем залечить…
Корабль мой мчит, напев звучит.
А курс – на дальний островок,
где вольно бродят стаи строк.
Елена Яворская
Вдохновенное (Мой герой)
Ну вот, финал опять неоднозначен!
Опять герои сбились в гулкий рой.
Жужжат. Спешат куда-то наудачу.
А я опять отчаянно чудачу,
крою, корю, и крою, и портачу,
обрывки фраз по закоулкам прячу…
А в дверь стучат и требуют: «Открой!»
А на пороге – нет, не участковый.
Не слесарь. Не сосед. Не санитар.
А мой герой.
И ну жужжать как овод!
Да знаю, знаю, дай вам только повод,
Шекспира перекрасите в Баркова…
…Герой мой импозантен. И не стар.
Почти что идеал. Почти что дар.
Хоть и небрит. В костюмчике измятом.
В глазах – сосредоточье всех скорбей.
Пригладить! Отучить ругаться матом!
(На автора хватает компромата,
Ведь слово, говорят, не воробей…)
Герой хорош. Он самый-самый (просто
самец… простите, барышни, – герой!),
откормлен карбонатом да икрой,
любезен. При цилиндре и при трости
уже спешит к читательницам в гости.
Не своеволен (гамадрил бесхвостый!
мне повезло с тобою хоть в одном!)
Жужжат, жужжат герои под окном…
Елена Яворская
Новости книгоиздания
– У него всего-то пара приличных стихов, а туда же – издаваться! – кипятился чиновник от литературы.
– Так за свой же счёт, – утешал коллега. – От нас только благословение требуется и больше ничего.
– Вот то-то и оно – благословение! А как прикажешь держать марку, сохранять дух и всё такое? А попробуй зарубить, молодняк сразу в истерику ударится. Мне тут один скороспелый наглец уже намекнул, что мои разгромные рецензии диктует зависть. Ты только вообрази: я – и вдруг завидую! Я! – сорвался на фальцет. – Завидую!
Коллега неопределённо пожал плечами.
Дебютная книга молодого автора была издана. Без той самой пары стихов. Зато с коротенькой вступительной статьёй, подписанной громким (по провинциальным меркам) именем рецензента.
Анна Попова
Муза, жена и собака
Говорят же: не понимают дамы высокой поэзии! Правильно, между прочим, говорят. Вот хоть мою жену возьми. Издаю шестой поэтический сборник – хоть бы строчечку прочитала, да что там, хоть бы в руки взяла! Ну, в руки-то она взяла, когда в шкафу пыль вытирала. Глянула так равнодушно, название прочла – «Орловщина, земля поэта» – и дальше читать не стала. А зря! В литературном клубе меня всегда хвалили. Даже сказали: «Так, как Звонков (это у меня фамилия такая), о природе никто не напишет!»
Вот недавно сочинил я стишок, стою у окна, и в сердце такая радость, такая гордость… что прямо жене решил похвалиться. Декламирую:
Орловская заря, поёт петух,
И соловьи в ответ ему запели…
Так она меня старым петухом обозвала, чтобы я замолчал. И вообще, что это такое?! У нас в клубе все пишут и про петухов, и про соловьёв, а мне – нельзя?
Или вот ещё один стишок… Наш председатель по клубу очень его уважает. А моя лахудра как услышит, так молча из себя выходит. И ведь хороший стих-то:
Люблю вас, родные просторы,
Орловщина, край мой родной!
Цветов разноцветных узоры
Горят над зелёной травой.
И сколько же гениев славных
Вспоил ты, о край дорогой!
Люблю тебя, город державный
Над ласковой речкой Окой!
Ну и так далее – целая поэма. «Любимая Орловщина» называется.
А вчера – ну просто вдохновение накатило! Читаю моей драгоценной: