Короли будущего Соболь Екатерина

Серия «Дарители»

© Е. Соболь, 2016

© ООО «РОСМЭН», 2016

Пролог

В прекрасном волшебном королевстве жили два мальчика, и судьба их с детства была известна: один должен был стать героем, другой – чудовищем. И если бы я придумывал, что было дальше, я сказал бы: они выросли и сразились, хороший победил плохого, а дальше жил долго и счастливо, конец. Но это другая сказка.

За три сотни лет до того, как родились эти двое, королевство лишилось главной своей драгоценности – Сердца волшебства. Уверен, вы про это слышали, но позвольте рассказать еще раз – нет в наших землях истории, которую повторяли бы чаще, чем эту.

Величайший волшебник на свете издавна любил путешествовать в обличье барса. Лично я всегда верил, что это чистая правда: такую причуду нарочно не выдумаешь. В древности Барс подарил правителям королевства удивительный предмет – Сердце волшебства. Его сила наделяла каждого жителя особым даром: сочинять музыку, строить дома, лечить прикосновением. На всякое дело был свой мастер.

И все было хорошо, пока на трон не взошел король Освальд. Больше всего на свете он хотел стать бессмертным и однажды выяснил: любое желание исполнится, если прикоснуться к Сердцу волшебства. Так он и поступил, и его желание сбылось, вот только Сердце потускнело, и дары у всех ослабели. Но Освальд уже не мог остановиться и решил загадать еще одно желание, но тогда Сердце погасло бы навсегда.

Тут в нашей истории и появляется добрый герой Сивард. Барс подсказал ему, где можно спрятать Сердце так, чтобы Освальд никогда его не нашел, и Сивард отправился в поход. А Освальд послал вдогонку своего помощника – разрушителя, обладавшего даром уничтожать прикосновением все, до чего дотронется. Сивард успел спрятать Сердце, но разрушитель догнал его, они сразились и, смертельно ранив друг друга, оба погибли.

Короля Освальда выгнали из дворца, и трон занял его сын, но сказать, что добро победило, было бы преувеличением. Сердце было надежно спрятано от Освальда, и его волшебство больше не достигало людей. Некогда великое королевство жило теперь бедно и печально, ведь его жители рождались бездарными и были не способны создать что-то новое. Ни Барс, ни Освальд с тех пор не показывались, но люди продолжали верить: однажды эта история продолжится, Барс и Освальд найдут новых воинов, и исход их битвы решит судьбу Сердца: либо его найдут и вернут людям, либо уничтожат навсегда.

Но годы шли, ничего не менялось, королевство угасало, и многие перестали надеяться на перемены. В сказку о Сердце волшебства верили теперь только дети, и каждый был уверен, что, когда вырастет, именно он окажется избранником Барса, наследником великого Сиварда.

Вот с этого и начинается наша история.

Через триста лет после пропажи Сердца у короля Лоренса и королевы Тильды родился первенец. Принца назвали Эдвард, что значит «благословенный защитник». Он рос умным, красивым и храбрым ребенком – во всяком случае, так считали его родители, а принц охотно в это верил.

Когда удавалось ускользнуть от няни, Эдвард с младшим братом забирались на башню в крепостной стене дворца и смотрели вниз, на Мертвое озеро и горы, что виднелись за ним.

– А за горами что? – спрашивал Роберт каждый раз, будто не знал ответ наизусть.

– Там полно загадок и приключений, – отвечал Эдвард. – А еще где-то там прячется злобный Освальд. Мы однажды найдем его и покажем где раки зимуют. Как тебе такой план?

Роберт заливался счастливым смехом. Он был согласен на что угодно, пока они делали это вместе. Каждый раз им влетало от няни за то, что они залезли на стену, – и каждый раз они забирались туда снова.

А потом произошло кое-что ужасное. Эдвард лишился и брата, и матери, а отец возненавидел его. Но принц не терял надежду. Он знал одно, и это единственное, что осталось ему от счастливых времен: однажды Барс придет к нему, и он станет новым Сивардом, отыщет Сердце, победит Освальда и разрушителя. Он был уверен, что все исправит.

Как бы не так. Когда ему исполнилось восемнадцать, все рухнуло еще раз.

Я знаю это точно – ведь я и есть принц.

В ту ночь, четвертую после Зимнего дня, я проснулся от крика. Я сначала решил, что кричал сам, – опять те же сны, сны, в которых Роберт умирает. Но голос продолжал раскатываться по дворцу, и я узнал его: отец.

Я бросился к двери, путаясь в одежде и зажигая свечи. У нас во дворце есть правило – не выходить из комнаты после заката. Во-первых, свечной воск может испортить ковры. Предки явно как-то по-другому освещали эту громадину, но как – уже никто не знает. Во-вторых, сама тьма здесь живая, будто за плечом у вас прячется кто-то невидимый и злобный.

Но я все равно схватил подсвечник и, стараясь не глядеть по сторонам, бросился к отцу. В его покоях уже были Ингрид, Уилфред и парочка слуг. Сам отец сидел на полу в старинной ночной рубашке, и взгляд у него был совершенно безумный. Хуже, чем обычно.

– Никаких волшебников не бывает, ваше величество, – успокаивающе сказала Ингрид.

При виде меня все замолчали. Если вы когда-нибудь были человеком, которому нигде не рады, вы отлично представите себя на моем месте.

– Вы можете идти спать, ваше высочество, – неловко начал Уилфред. – Простите, мне жаль, что вас побеспокоили.

Я поклонился, принимая его извинения, но с места не сдвинулся, – чтобы выставить меня, придется ему придумать довод получше.

– Я видел его, – заговорил отец, глядя в стену. – Волшебника. Человек с седой бородой и в длинной одежде возник посреди моей комнаты. Он сказал… Сказал, что его зовут Тис.

– Как волшебника из сказок, который с лечебными кошками и конфетами? – уронила Ингрид.

От неожиданности все, кажется, даже забыли про то, что хотели меня выгнать. Отцу, видимо, было совсем худо.

– Он сказал, что король Освальд вернулся и я должен отправить войско бороться с ним. Якобы он жжет деревни где-то на юге, – отец сглотнул. – Что вообще творится? Недавно мне доложили, что объявился человек с даром разрушителя и уничтожает имущество.

Я подавился воздухом. Такие новости, а я ничего не знал. Мне иногда казалось, что во дворце это особый вид развлечения: делать так, чтобы я обо всем узнавал последним.

– На всякий случай я отправил весь отряд поиска ловить его. Конечно, нет никакого разрушителя, просто вор, использующий сказку, чтобы пугать людей, но… – Голос отца окреп. – Но от посланников до сих пор нет вестей. А теперь вот это.

– И что вы собираетесь предпринять? – осторожно спросила Ингрид.

Отец посмотрел на нее неожиданно ясным взглядом, так, будто она сказала страшную глупость, – и в его лице появилось что-то от прежнего отца, от короля, которым он был до того, как…

– Я не собираюсь ничего предпринимать! – крикнул отец. – Все это сказки. Посланников задержали какие-то дела. Уверен: выяснится, что это был просто вор. Мы в безопасности.

Даже свечи не разгоняли тьму в комнате, только бросали на стены странные, движущиеся тени.

– Конечно, вы правы. Вот, выпейте и поспите. – Ингрид протянула ему травяную настойку. Ей явно не терпелось поскорее вернуться к себе.

Отец проглотил настойку, и его уложили спать. Я стоял в углу, надеясь, что про меня забудут. А когда все разошлись, подошел к отцу и опустился на пол. Теперь его бледное больное лицо было совсем рядом с моим.

– Все, что предсказано, сбывается, да? – прошептал я. – Уверен, Барс выберет меня, и я не могу сидеть тут и ждать. Я найду Сердце. Благослови меня ехать.

– Не будет тебе моего благословения ни на что, – отрезал отец.

– А если я привезу Сердце? – упрямо спросил я, и отец утомленно прикрыл глаза.

– Привези, тогда посмотрим.

Я вылетел из комнаты и бросился к себе. Дорожного мешка у меня не было, потому что я никогда никуда не ездил, так что пришлось взять сумку для прогулок. Я побросал в нее вещи и кинулся к выходу. Если честно, я понятия не имел, куда ехать, но в моем сердце что-то будто горело. Я всегда мечтал об одном: изменить будущее, и сейчас наконец-то пришло время это сделать.

Кто-то, наверное, должен был меня задержать, это не могло так просто сойти мне с рук, но сошло. Охрана у входа в замок спала, и я скользнул мимо них. Теперь главное – тихо вывести коня и пройти мимо охраны по одному из трех тоннелей, ведущих за крепостную стену.

«Ты ведь такой умный, солнышко, – шепнул мне мамин голос. Я всегда его воображал, когда было совсем не по себе. – Придумай что-нибудь».

И я придумал. Тихо довел коня до входа в самый дальний от дворца тоннель, а там сел верхом и громко завыл.

Луна была яркая, она светила мне в спину, так что перепуганные охранники со сна меня не узнали.

– Ты кто? – слабо крикнул один из них, выставив перед собой меч.

– Я призрак короля Ингвара, – загробным голосом сообщил я. – Грядут новые времена, и я хочу вырваться отсюда на свободу. Откройте мне дверь, смертные!

У нас во дворце каких только странностей не бывает, так что мое объяснение их вполне удовлетворило. Охранник трясущимися руками отпер мне дверь, и я, прижавшись к холке коня, пролетел сквозь тоннель прежде, чем они успели меня разглядеть.

Отъехав подальше, я развернул карту. Волшебник сказал, Освальд где-то на юге, – значит, туда мне и нужно. Я, если честно, ждал, что Барс появится передо мной и объяснит, что делать, но потом решил: наверное, сначала я должен доказать, что достоин его выбора.

И я поехал.

В детстве я часто представлял, как наш дворец выглядит со стороны: темная громадина с обугленными, изуродованными стенами, над ней – статуя Дарителя с воздетыми к небу руками, рядом – Мертвое озеро и тусклые огни домов. А дальше, за пределами знакомых мест, бесконечные дороги, уводящие в темноту: огромное королевство, которым мы правим, но которого никто из нас никогда не видел.

Я ехал все дальше на юг сквозь грязное убожество, царившее повсюду. Я спрашивал людей, и все при виде меня кланялись до земли и указывали мне путь: слухи о пожарах и о людях в черных доспехах уже разнеслись везде. Через несколько дней я нашел первые следы Освальда: сожженную дотла деревню. Вот так разрушитель, его верный соратник, и поступал в сказке – уничтожал на своем пути все дотла. Сердце у меня колотилось от предвкушения подвигов.

Утром четвертого дня рассвет был очень ярким, и как будто сам воздух изменился, но я не придал этому значения. К полудню я добрался почти до самых Пропастей, и на пустынной дороге навстречу мне попался человек.

Я заметил его еще издали из-за ярко-рыжих волос, да еще потому, что он хромал. Когда мы поравнялись, я велел ему остановиться. Он поднял на меня взгляд – слишком уж прямой и наглый для перекошенного жалкого существа. Бедняк, который к тому же еле ползет, не должен смотреть так на того, кто сидит на коне в роскошной старинной одежде.

– Эй, ты, – начал я, – слышал что-нибудь про войска Освальда?

– О да. – Он коротко рассмеялся. Вид у него был бледный и побитый, но он улыбался так, будто сегодня лучший день в его жизни. – Только нет больше никаких войск. С них спало заклятие еще утром, когда Сердце нашли.

Я похолодел.

– Ты врешь. Я ведь еще не доехал.

– Видимо, обошлись без вашей милости. Его нашел наследник Сиварда, избранник Барса.

Невероятно было, чтобы его лицо засияло еще сильнее, но именно это и произошло. Мое сердце пропустило удар. Этого просто не могло быть. Или тут какая-то ошибка, или этот подлец издевается надо мной. Ведь если это правда…

– Его зовут Генри, – прибавил хромой так, будто это все объясняло.

– Почему ты не говоришь мне «господин»? И как смеешь так прямо смотреть на меня? – процедил я сквозь зубы, просто чтобы он не заметил, что я не могу дышать.

Он улыбнулся еще шире и глаз не отвел.

– Раз у каждого будет дар, теперь все станут равными.

Я схватил его за шиворот и подтянул к себе. Слушать это было невыносимо. Меня предупреждали, что чернь бывает наглой, но не настолько же.

– Никогда такие, как ты, не будут равны таким, как я.

– Не уверен, что хочу быть таким, как ваша милость, – пробормотал он, глядя на меня так, будто уговаривал себя помолчать, но не мог.

– Ты знаешь, кто я? Я твой будущий король, негодяй.

– Вот уж счастье так счастье, – как ни в чем не бывало пробормотал он. Кажется, даже мой кулак, держащий его воротник, не мог его заткнуть.

Конечно, я его ударил. Меня всегда учили, что такие должны знать свое место. По рождению он на столько ступеней ниже меня, что можно было бы составить винтовую лестницу. И я наотмашь отвесил ему оплеуху – а поскольку я куда сильнее, этот червяк отлетел и упал. Из кармана у него вылетел какой-то мешочек, и по тяжелому, звякающему стуку я сразу понял: монеты.

Я спрыгнул с лошади и подобрал их прежде, чем уродец успел подняться.

– А это у нас что? – Я развязал тесемки и чуть не ахнул: там были не простые монеты, а старинные, очень редкие. Таких бесценных монет никак не могло быть у нищего. – О, так ты еще и вор?

Мне хотелось наказать его за наглость и за плохие вести. И мне было приятно, когда самодовольное выражение сошло с его лица и превратилось в испуганное.

– Нет, господин, пожалуйста, не отнимайте их, – забормотал он. Я вообще-то и не собирался, но тут он сам подал мне идею. Я вскочил на коня и покачал мешочек у хромого перед носом. Тот протянул к нему руку, и я отвел свою дальше. – Я их не украл, жизнью своей клянусь, умоляю вас, отдайте. Я ради них сделал кое-что ужасное, я… Сегодня ведь Сердце нашли, ради такого дня верните, господин. Посмотрите на меня, я не вру. Умение отличать правду от лжи пригодится будущему королю, разве нет? И милосердие тоже.

Он вызывал у меня отвращение: какой-то прозрачный, худой, несуразный, будто природа, создавая его, поскупилась на кости. Я по-прежнему держал мешочек на весу. Уронить в его ладонь или забрать себе? Мне не нужны деньги, конечно, не нужны, но, может, проучить его? На секунду мне показалось, что даже листья вокруг перестали шуметь, будто все вокруг ждало, что я решу.

– Прошу вас, – заныл он, цепляясь за мое стремя. – Гордиться мне нечем, но я помог ему, помог избранному. Настали времена добра и процветания, которых все ждали. Проявите доброту.

– Ты родился уродцем, природа тебя не пощадила, так с чего мне щадить?

И я положил монеты себе в карман – парень их, конечно, украл, а я верну в казну. Он дернулся, будто хотел отнять, но это было просто смешно. И тогда он сжал мое стремя и посмотрел на меня – так, будто видел насквозь.

– Ты в подметки ему не годишься, – тихо сказал он. – И никогда не станешь таким, как он. Никогда.

Такого победить небольшая доблесть, но взгляд его так раздражал, что на этот раз я ударил сильнее, чем собирался. Он отлетел в грязь и остался стоять на коленях, вытирая кровь рукавом. Лицо у него будто одеревенело, и на секунду мне стало жаль его, но я развернулся и, подстегнув коня, помчался вперед.

– Ты никогда таким не будешь! – крикнул он мне вслед, но я едва слышал. Мне нужно было срочно убедиться, что рассказанное им – ложь, и скоро я уже забыл про эту встречу, потому что со мной кое-что произошло.

Я так летел вперед, все подгоняя и подгоняя коня, что тот споткнулся: наверное, под копыто ему попал камень. Конь всхрапнул, оступился на всем скаку, будто запутался в собственных ногах, я пролетел вперед и с размаху растянулся на дороге, а конь упал. Руку обожгло болью, я задрал рукав – кости целы, даже ушиба не было. А вот конь лежал и не мог подняться, передняя левая нога была вывернута под странным углом. Конь храпел и метался по земле, пытался встать и не мог.

– Давай, кляча, поднимайся!

Я дергал его за поводья, но он хрипел только сильнее, пнул его – не помогло.

Коня придется убить, чтобы не мучился. Ему все равно конец. Я бессильно опустился на землю – я всегда любил лошадей, а этот конь был моим любимцем уже много лет, и я вдруг почувствовал, что задыхаюсь. Солнце зашло за тучи, и такая тишина была вокруг, будто мы с ним одни в целом свете. Конь загнанно дышал – и я, сам не зная зачем, коснулся его раненой, неподвижно лежащей ноги. Кожа была теплая, под ней мелко дрожали мышцы, острые края кости изнутри упирались в плоть, пытаясь разорвать ее сильнее. Я обхватил перелом ладонями, меня словно что-то потянуло так сделать, как будто это могло помочь.

И тут произошло что-то странное. Края кости начали сходиться под моей рукой, как разводной мост, они двигались, прилаживались друг к другу. Я чувствовал, как собираются и встают на место мелкие костяные осколки, как сшиваются разорванные мышцы, как восстанавливаются сосуды и кровь снова начинает по ним течь.

Я отдернул руки. Конь, у которого в глазах только что стояли слезы, поднялся на ноги, сделал пару шагов и взглянул на меня, будто говорил: «Ну что, поехали?» А я все сидел, бессмысленно глядя на свои руки. Я чувствовал себя вымотанным, уставшим, кружилась голова, как будто все свои силы я отдал коню. В это невозможно было поверить, но именно это и произошло: я коснулся его ноги, и кость срослась.

Значит, хромой не врал, Сердце правда нашли. Дары вернулись – и один из них есть теперь и у меня. Я засмеялся трясущимся, взвинченным смехом.

Дар исцеления. Не войны, не драки, не меткой стрельбы, а дурацкого исцеления. Барс издевается надо мной. Я всегда так гордился своей силой, а мне достался дар, как у девчонки, от которого я еще буду слабеть каждый раз, как использую его. Лечить, слабея самому, – да кому такое нужно?

Но даже думать об этом у меня не было сил. Я с трудом поднялся на ноги, отошел подальше в чащу, привязал коня к дереву и уснул, подложив под голову сумку. Сквозь сон мне все казалось, что кто-то смотрит на меня из чащи, но я слишком привык спать в полном мрачных теней дворце, чтобы из-за этого проснуться.

Когда я открыл глаза, была глубокая ночь, почти утро. Я проспал едва ли не сутки. Ноги у меня до сих пор тряслись от слабости, и я решил: никому не расскажу о том, что случилось с конем, никогда больше не воспользуюсь даром, не буду чувствовать себя таким слабым.

Поднялся ветер – выл, стучал ветками деревьев, и, чем ближе я подходил к Пропастям, тем сильнее он становился. Еще издали я услышал: дела там довольно плохи. Оттуда неслись гневные, полные ненависти крики, звуки ударов, и я, спрятав коня в ближайшем лесу и оставив там же мундир, подобрался ближе.

То, что я увидел, на празднование победы было уж никак не похоже. Сотни людей занимались тем, что, кажется, пытались друг друга убить. На минуту я замер, а потом заметил неподалеку знакомые мундиры посланников и подошел к ним. В предрассветной полутьме никто на меня и внимания не обратил.

– Я вас уверяю: это ошибка! – кричал своим подчиненным кудрявый Олдус Прайд. Я видел его тайком, когда он пару раз удостаивался встречи с моим отцом. – Да, у него дар огня, но он и есть избранный! Генри спас нас всех, когда же до вас дойдет! Он не виноват в том, что случилось! И как бы все это ни выглядело, они с Освальдом не заодно!

Генри. Так же избранного назвал и хромой парень. Но если у него при этом еще и дар огня… Я чуть не задохнулся от гнева. Барс, наверное, с ума сошел, раз выбрал такого героя. Это было бы даже смешно, но по отчаянному голосу Олдуса Прайда я уже понял: он не лгал.

– А ведь как хорошо праздник начинался, да, соколик? – проскрипел рядом со мной какой-то дед. Он сидел на земле, обхватив себя за плечи, и раскачивался из стороны в сторону.

Я ему не ответил – слишком поглощен был своими мыслями. А что, если не все еще потеряно? Барс ошибся, вот и все. Надо просто выждать, а потом явиться в самый подходящий момент. Если этот Генри может уничтожать прикосновением, он чудовище, и место ему – в Цитадели. Неважно, что он сделал, главное – кем родился. Он хочет забрать себе мое место, мои подвиги, но я этого так не оставлю.

И я почувствовал, как мое сердце наполнилось ненавистью.

Меня зовут Эдвард, и я наследник трона волшебного королевства, но в этой истории героя из меня не вышло. Героем стал тот, кому было предназначено стать чудовищем и служить злу. Ну а мне, принцу, рожденному для славы, оставалось только…

А впрочем, обо всем в свое время. Устраивайтесь поудобнее, господа. Добро пожаловать в сказку, какой вы еще не слышали.

Глава 1

Книга сказок

Каждый в королевстве знает: ветер – это великан. Он спит высоко в облачной постели и просыпается, если солнце или луна слишком ярко светит ему в глаза. Великан уверен: все, что он видит внизу, кем-то выстроено нарочно для того, чтобы его развлечь. Он никак не может дотянуться до всех чудесных игрушек под облаками – они ведь поставлены так далеко, чтобы он их не сломал, – и поэтому дует. Ему нравится смотреть, как все приходит в движение: раскачиваются качели, кружатся листья, поднимаются волны на воде. И он наблюдает за этим прекрасным зрелищем, пока не заснет снова. Великан – как ребенок, и никто не может ему приказать, куда дуть.

Почти никто. И почти никогда.

В этот раз он начал с того, что тронул листья дерева, тихо качнул их – и Генри проснулся. «Идет восточный ветер», – подумал он, и почему-то эта мысль была очень яркой, но потом Генри открыл глаза, вспомнил, где он, и все остальное вылетело у него из головы.

Было уже темно, но над Пропастями по-прежнему разносились песни, разговоры, топот ног, звон чашек и даже пиликанье какого-то музыкального инструмента. На месте победы над Освальдом начали веселиться, когда солнце стояло высоко. Сейчас было давно за полночь, но никто, похоже, не видел повода отправиться спать. Сам Генри почти сразу спрятался в эвкалиптовой роще, устроился в развилке между толстых веток и заснул, а теперь едва мог пошевелиться: все-таки дерево не лучшее место для сна.

– А ты выпей чаю и сразу взбодришься.

От неожиданности Генри чуть не свалился вниз, но вовремя ухватился за ствол. Скриплер сидел перед ним, держа чашку с блюдцем. На фоне дерева его было почти не различить, что для пня с глазами, конечно, неудивительно.

Отличить скриплеров друг от друга непросто, но этого Генри узнал. Среди верхних веток у него сидели светляки: живой, разноцветный обод. Корона, вспомнил Генри. Вот как это называется.

– Чай – лучшее начало дня, даже если день начинается ночью. – Пал, король скриплеров, поклонился с ловкостью, которой не ожидаешь от кого-то настолько деревянного, и торжественно вручил ему чашку.

– А вот им, по-моему, уже хватит. – Генри кивнул вниз, туда, где сотни человек никак не могли утихомириться. Скриплеры сновали среди них с чайниками и корзинами и по-прежнему кормили всех желающих. – Им бы выспаться, а они скачут, как ошалевшее стадо лосей.

– Герою не пристало быть таким занудой, Генри, – весело сказал скриплер. – Тебе еще много предстоит узнать о людях, а пока запомни вот что: веселье – неплохой способ побороть страх.

– Я уже достаточно знаю о людях, – фыркнул Генри и удобнее лег на ветку, глядя в усеянное крупными звездами небо. – Целых две недели с ними провел.

– Если до этого много лет никого из них и близко не видел, боюсь, двух недель маловато. – Пал взял у Генри пустую чашку и бросил вниз. Другой скриплер, сидевший, как оказалось, на ветке под ними, поймал ее и скрылся среди листьев, ловко переваливаясь на своих спутанных корнях. – Кстати, прости. Я оставил твой вопрос без ответа, а это невежливо. Мы перестали наливать им чай из чайных листьев еще пять часов назад. Перешли на успокаивающую липу и чабрец. А последний час наливаем только совершенно усыпляющий настой пустырника и ромашки.

Где-то совсем близко раздался взрыв смеха. Генри свесился вниз, но никого не увидел – ветки закрывали обзор.

– А теперь предоставим слово еще одному мудрому старейшине: мне! – громко сказал кто-то прямо под деревом. Другие голоса одобрительно зашумели.

– Да, я смотрю, ромашкой их не возьмешь, – пробормотал Генри, оборачиваясь.

Но Пал уже исчез, только поблизости еле слышно шуршали ветки.

– Все, кто выступал до меня, твердили одно и то же: гадали, кто достал Сердце волшебства, – продолжал все тот же надтреснутый, пронзительный голос. – Я сам, помнится, поставил свою шапку на то, что наследник Сиварда окажется человеком уважаемым, в летах и высокого происхождения. И это, конечно, очень интересно, но давайте-ка лучше обсудим, что нам делать дальше.

Снизу раздался многоголосый неодобрительный стон.

– Чего тоску нагоняешь! Все как-то само утрясется! – сказал женский голос, который звучал так, будто у его обладательницы не хватало большей части зубов.

Генри встал на ветку, сделал по ней несколько шагов и бесшумно растянулся на животе, глядя вниз. Вот отсюда видно было отлично: под деревом, полукругом расставив скамейки, сидели старики. Одни дули на чайные чашки, другие – на руки, пытаясь согреться. Старик с нечесаной желтоватой бородой стоял в центре и явно пытался сделать так, чтобы его послушали.

– Говорят, заклятие с нас упало, потому что Сердце волшебства вернули, и жить мы будем теперь, как в сказке! – Он сердито дернул себя за бороду. – А я вот никогда не хотел оказаться в сказке, где злодей, с головы до ног в доспехи закованный, в твою деревню приходит, деревню сжигает, а на тебя заклятие накладывает, волю подчиняющее. И ты с больными суставами три дня куда-то шагаешь, потом в здравый рассудок приходишь, – а ты со всеми родичами на краю света и без всякого имущества! Жили мы себе спокойно, и вдруг на тебе! Где это видано! А вы что? Бороды седые, и туда же – как дети малые радуетесь! Мы тут все с голоду перемрем, и звери дикие нас задерут, и мы…

– Смотри веселей! – перебила старушка в красном полушубке. – Кто-то же спас нас, так? А значит, избранный, которого все триста лет ждали, явился! Поборол Освальда, прикончил разрушителя – чудище это, которое по всему королевству посланники искали, – и Сердце вернул.

– И чего ж не видать героя, а? – Старичок уперся кулаками в бока. – Куда делся-то он?

Вокруг тревожно зашумели.

– Объявится и мигом все решит!

– Он же Барсом избранный и мудрость через то имеет!

– Вот бы хоть одним глазком на него взглянуть!

– А я уверен, что он среди нас тут ходит, да мы не узнаем его! – гаркнул мрачный человек с бородой, похожей на лопату.

– Скажешь тоже! Уж такого да не узнали бы! Он, конечно, высокий, статный, одет роскошно, а уж какой красавец – словами описать невозможно!

– А еще обходительный и учтивый и говорит так, что заслушаешься!

– И богач, это уж обязательно! Эх, я бы внучку за него выдала!

– Вот и я про то! – Старичок сердито хлопнул ладонью по скамейке. – Такого ни с кем не спутаешь, а раз никто его не видел, так и нет его тут. Оставил он нас. Нужны мы ему, такие чумазые! Поехал небось к себе в столицу – он наверняка оттуда! Может, даже принц. Так что давайте-ка сами решим, как дальше быть.

На этот раз ему не возразили. Кажется, все начали понимать, что положение у них так себе. И только старушка в красном гнула свою линию.

– Нет уж, мы лучше его подождем. Он на то и герой, чтобы нас и дальше спасать. Объявится, вот увидите. Свалится как снег на голову! – с жаром настаивала она. – И сразу к нам, к самым мудрым. Поклонится и скажет геройским таким голосом: «Премного уважаемое собрание! Не волнуйтесь, изгоните тоску из ваших сердец, ибо Сердце обретено и настали времена радости и…»

Она говорила это таким смешным басом, что Генри фыркнул – и, кажется, слишком громко. Все посмотрели наверх, и он прижался к ветке, пытаясь слиться с ней, но сразу было ясно: заметили.

– Мальчик, как ты туда забрался? – строго спросил желтобородый, задрав голову.

– У меня один раз котенок на дерево влез, – задумчиво протянул мужчина с бородой-лопатой. – Вот на такую примерно высоту. Пришлось посланников вызывать, чтобы достали. Да они и сейчас где-то бродят, давайте позовем. Только у них лестницы с собой вроде нет.

– Не надо посланников, – быстро сказал Генри. – Слезаю.

Он сполз с ветки, уцепился за нее руками – внизу сдавленно ахнули, – раскачался и прыгнул. Коснулся ладонями земли, удерживая равновесие, и выпрямился.

Старушка в красном вскрикнула и прижала руки ко рту.

– Ишь, какие трюки! Как пума прыгает! Мальчик, ты из бродячего театра?

Генри хотел было спросить, с чего они взяли, но потом глянул на себя и понял, что лучше не спрашивать. Люди и сами после похода выглядели так себе, а уж он тем более. Одежда порвалась и покрылась грязью, он две недели почти не ел и не спал, а сколько раз пришлось драться, уже и не вспомнить, так что на лице наверняка синяки. И волосы он не причесывал с тех пор, как ушел из дома. Генри прокашлялся. Он представлял себе этот момент как-то по-другому, но выбирать не приходилось. Он ведь им нужен, они не знают, что делать, так что надо придумать ответ. Успокоить их, сказать, что все будет в порядке и бояться нечего. Он еще раз обвел взглядом Пропасти, сосредоточился – и заговорил. Отец всегда учил его думать быстро.

– Тут человек шестьсот. Много. Старик с желтой бородой прав: нужен план. Вряд ли скриплеры будут нас вечно кормить. Надо собрать всю еду, что осталась, и пересчитать. Понять, на сколько дней ее хватит. И с этого места утром надо будет куда-то перейти. Тут нет воды и мало дров на костры. И еще я предлагаю…

Генри осекся. Он вдруг понял, что все смотрят на него так, как смотрел раньше отец, если он приходил с охоты без добычи.

– Да кто тебе разрешал на таком уважаемом собрании говорить без разрешения! – возмутился толстый кудрявый старик. – Не поклонился, не поздоровался, а указы раздает. Ишь, умник выискался! Кто тебя спрашивал?

– Вы, – растерялся Генри. – Я вас слышал. Это ведь я нашел Сердце.

Генри ждал, что они сейчас заулыбаются и начнут хлопать одной ладонью о другую, – он видел, что так делают, когда чему-то радуются. Но вместо этого все вдруг расхохотались.

– Ты-то? Ага, конечно! – хлопая себя по коленям, выдавил маленький старичок в вязаной шапке. – Каждый мальчишка о подвигах мечтает, оно и понятно, но какой из тебя герой?

– Щупленький!

– Недокормленный!

– Тебе шестнадцать хоть есть?

– А мама знает, что ты наследник Сиварда?

Старушка в красном полушубке вдруг протянула к нему руку и потрепала по волосам, убирая челку с лица.

– Ох, какой же ты хорошенький, если б тебя отмыть! Но уж герой – извини! Герои точно не такие!

Генри сжался. Он все ждал, когда она отдернет руку, она же без перчатки, но старушка не убрала, даже не вскрикнула, а значит…

– Вы не обожглись? – недоверчиво спросил он.

Все опять захохотали так, что под ними скамейка затряслась.

– Ну и шутник растет! Знаешь, ты, может, однажды и вырастешь горячим парнем, но у тебя молоко на губах еще не обсохло. Ишь ты! Не обожглись! Учудил! – Старушка убрала руку, и Генри едва не потянулся вслед за ней.

От облегчения он сам чуть не засмеялся. Он знал, что не избавился от дара, что, если снимет перчатки и прикоснется к чему-то, оно превратится в пепел так же, как было всегда, но вдруг понял, что огонь внутри его ослабел как никогда. Раньше отец даже раны ему промывал в перчатках, говорил, что его кожа на ощупь – как раскаленное железо. А теперь… Генри перевел дыхание. Он никогда еще не прикасался к людям, и они не прикасались к нему – до этой минуты. Рука старушки была сухой, морщинистой и теплой, и он все еще чувствовал на лбу след прикосновения. Это было так приятно, что на секунду он будто оглох.

– Ну ты чудик. – Старушка, отсмеявшись, вытерла глаза. – Развеселил стариков. А теперь иди и сам тоже повеселись: найди новых друзей, старых вспомни. Вся молодежь празднует, пляшет, а ты чего не с ними?

– Они что-то странное делают, – вглядываясь в даль, сказал Генри. – Прыгают и топают ногами. Я не знаю зачем.

Старики переглянулись.

– Это как же беднягу тем заклятием по голове приложило, если он даже танцев не узнает, – вздохнул один. – И правда, иди-ка, потанцуй.

– Точно! Тебе бы вот чем интересоваться. Или еще вон чем. – Старушка весело захихикала, и остальные тут же подхватили.

Генри посмотрел туда, куда она показывала. Парень с девушкой сидели рядом на скамейке и прикасались губами друг к другу.

– А что они делают?

– Иди, иди, шутник. Небось разыгрываешь нас – не могло тебе голову настолько отбить. – Старушка подтолкнула его в спину и повернулась к своим. – Так вот, о герое. А я, господа, думаю, что наследник обязательно золотоволосый должен быть. И чтоб кудри волнами так на плечи падали. Во все времена это признак благородного происхождения был. А еще ставлю перчатки на то, что он…

Генри пошел прочь, чувствуя на лице улыбку. Все будет отлично, даже лучше, чем он думал. Теперь он совершенно такой же, как все, если только не будет снимать перчатки, а снимать их он больше не собирался.

И он решительно направился к шумным людям, которые совершали странные движения под названием «танцы», – встав длинной линией и взявшись за руки, они разом подпрыгивали, били носком ноги о землю, потом пяткой – о колено другой ноги и мчались дальше. Иногда к ним присоединялись новые люди и ловко встраивались в эту линию. Вот бы понять, зачем они это делают, но пока ни одной идеи не было.

Генри постоял, глядя на людей и запоминая движения. Он вдруг понял, что щели в земле, которыми были покрыты Пропасти, стали совсем узкими, будто стянулись изнутри: может быть, Ночным Стражам, которые в них жили, надоело, что над их обиталищем стоит такой грохот. Как бы то ни было, Пропасти выглядели теперь как обычная голая равнина, так что ноги он себе, наверное, не переломает, даже если примет участие в этих прыжках.

Он выдохнул и, зажмурившись, влетел между двумя скачущими. Вот только он не сообразил, что надо схватить за руки соседей, его руки инстинктивно сжались в кулаки, а про ноги он вообще забыл. Соседи налетели на него, линия сбилась с шага, и все повалились друг на друга.

– Эх ты, неумеха! – весело крикнул кто-то и встал, потирая ушибленную спину. – Кто тебя танцевать учил?

– Никто, – пробормотал Генри, на всякий случай отползая подальше: вдруг они нападут на него за то, что он сделал?

Но все поднялись, схватились за руки и как ни в чем не бывало поскакали дальше. Генри встал. Нет уж, это у него точно не получится. Надо сразу переходить к следующему совету.

Он высмотрел в толпе парня с девушкой, у которых старушка советовала ему учиться. На этот раз они прижимались друг к другу губами, вообще не отрываясь. Это, наверное, какой-то прием для развития дыхания, чтобы потом лучше плавать под водой. Может, ему это и правда пригодится: на охоте иногда приходится скрываться в реке. Он подсел ближе и вытянул шею, но видно было плохо, и он залез на скамейку и встал над ними, стараясь получше разглядеть, как это делается. Но они вдруг оторвались друг от друга и одинаково сердито посмотрели на него, хотя на этот раз он точно ничего плохого не сделал.

– Чего уставился? – проворчал парень. – Интересно?

Генри кивнул.

– Ага. Можете меня научить?

– Тебе что, челюсть жмет? Могу поправить.

Генри моргнул. При чем тут челюсть? Он смутно помнил, что при встрече принято спрашивать друг у друга что-то про здоровье – может, как раз это?

– Нет, не жмет, все в порядке, – дружелюбно ответил он. – А тебе?

Девушка повисла у парня на руке, но смотрела при этом на Генри, да еще так, будто глазами пыталась что-то ему сказать, но он ее не понимал.

– Джереми, уймись, – строго сказала она. – Не надо. Может, он от этого заклятия умом тронулся. А ты иди, зачем его из себя выводишь?

Генри захотелось сбежать, но он держался. Ему хотелось срочно научиться общаться с людьми. Сделать так, чтобы они считали его своим.

– Я что-то не то сказал, да? Мне просто велели у вас учиться. Можно, вы еще раз покажете, и мы начнем сначала?

Парень вздохнул так, будто у него в легких бесконечный запас воздуха, и встал, но девушка усадила его обратно.

– Успокойся. Дыши глубже. Он же шутит. Ты же шутишь?

Она посмотрела на Генри так, будто хотела, чтобы он сказал «да», но он помотал головой. И тут его осенило, что им сказать.

– Кстати, это я нашел Сердце. – Он постарался улыбнуться шире. – Давайте я расскажу вам, как было дело, а вы мне расскажете, зачем вы…

– По-твоему, это смешно? – мрачно спросил парень, и Генри понял: опять не сработало.

– Джереми, не надо! Его, может, еще и по голове ударили! – Девушка крепче обхватила парня за плечо, жалостливо глядя на Генри. – И как тебе такая фантазия в голову пришла? Уверена: наследник, когда наконец объявится, окажется красавчиком. Может, даже красивее тебя, мой зайка. – Она засмеялась, прижимаясь к парню головой, и Генри не стал спрашивать, с чего она взяла, что этот здоровяк похож на зайца. – И в шикарной одежде, как Сивард на картинках. И обязательно на коне в золотой сбруе.

– Дуреха ты, разве в коне дело, – продолжая поглядывать на Генри как на врага, буркнул парень. – Главное, чтобы меч у него был. Из старинной стали и в ножнах с разноцветными камнями. И уж точно он не какой-то чумазый простак в лохмотьях, который пристает к людям с дурацкими шуточками.

– Но я не шутил, я правда хотел узнать, зачем вы…

Джереми угрожающе поднял палец. Девушка напряглась, будто готовилась совершить мощный бросок ему наперерез.

– Еще одно слово, парень, и ты доиграешься, – проворчал Джереми.