Далекие Шатры Кей Мэри Маргарет

Аш с усилием отвел глаза и принялся отвечать на вежливые вопросы маленького принца. Вскоре сердце у него забилось ровно, и он смог окинуть беглым взглядом палатку, проверяя, нет ли там еще кого-либо из знакомых. Таких оказалось по меньшей мере двое. Но все равно опасность разоблачения не грозила Ашу, поскольку никто в Гулкоте, кроме Коды Дада (а тот никогда никому не сказал бы), не мог знать, что сын Ситы в действительности являлся ангрези. Ничто не связывало мальчика Ашока с капитаном Аштоном Пелам-Мартином из Корпуса разведчиков, и между ними было мало сходства. Но вот Биджурам не изменился. Правда, он заметно растолстел и начал седеть, и морщины у него на лице, появившиеся от разгульного образа жизни еще в молодые годы, стали глубже, но и только. Он остался таким же холеным, щеголеватым и коварным, и он по-прежнему носил подвеску с огромным бриллиантом в одном ухе. Но почему он здесь и в каком родстве состоит юврадж Гулкота с десятилетним Джоти? И кого или чего боится маленький мальчик?

Аш слишком часто видел страх, чтобы не узнать его сейчас. Все признаки страха были налицо: расширенные, лихорадочно блестящие глаза и быстрые взгляды, постоянно бросаемые налево-направо и через плечо; напряженные мышцы и резкие, нервные повороты головы; непроизвольная дрожь рук и судорожно сжатые кулаки.

Именно так в свое время выглядел и Лалджи, с полным на то основанием. Но этот мальчик не наследник престола. Он всего лишь младший брат махараджи, а потому едва ли кто-нибудь может желать ему зла. Скорее всего, он просто сбежал из дворца, чтобы присоединиться к свадебной процессии против воли старших, и только теперь начал сознавать последствия своей выходки.

«Возможно, он просто избалованный мальчишка, который зашел слишком далеко и боится крепкой взбучки, – подумал Аш. – И если он действительно сбежал без спроса, бьюсь об заклад, что по наущению Биджурама… Я должен разузнать побольше о его семье. Обо всех родственниках. Мне следовало сделать это раньше».

Маленький принц принялся представлять присутствующих, и Аш поприветствовал Биджурама и обменялся с ним несколькими формальными фразами, приличествующими случаю, прежде чем перешел к следующему человеку. Через десять минут встреча завершилась, и Аш зашагал в полумраке через лагерь, слегка дрожа – не только потому, что ночной воздух показался холодным после жаркой, слишком ярко освещенной палатки. Аш глубоко, прерывисто вздохнул, испытывая такое облегчение, будто минуту назад вырвался из ловушки, и со стыдом обнаружил, что ладони у него ноют там, где остались глубокие следы от ногтей: он лишь сейчас заметил, что все это время крепко стискивал кулаки.

Той ночью палатка Аша стояла под баньяном ярдах в пятидесяти от границы лагеря, за скоплением палаток поменьше, где размещались его личные слуги. Проходя мимо них, он передумал посылать за одним из каридкотских секретарей, так как увидел Махду, курящего кальян на свежем воздухе, и сообразил, что старик наверняка уже успел разведать всю информацию о правящей династии Каридкота, какой располагает любой житель этого княжества. Махду любил сплетничать, а поскольку он вступил в общение со многими людьми, незнакомыми Ашу, то явно узнал такие вещи, которые не принято рассказывать сахибам.

Аш остановился возле старика и сказал приглушенным голосом:

– Пойдем поговорим в моей палатке, ча-ча, мне нужен совет. Возможно, ты сумеешь сообщить мне много полезного. Давай руку. Я понесу кальян.

В палатке Аша висел фонарь «молния» с прикрученным фитилем, но он предпочел сесть снаружи, под узким навесом в густой тени баньяна, откуда открывался вид на широкую равнину, тускло освещенную звездами. Махду удобно устроился на корточках, а Ашу, облаченному в стесняющую движения парадную форму, пришлось удовольствоваться складным стулом.

– Что ты хочешь знать, сынок? – спросил старик, используя обычное в прошлом обращение, крайне редко употребляемое в последнее время.