Старание к старению. Некоторые экологии старения для тех, кто боится не как все Ю Же
Прости меня за всё, моя родная!
Прости за то, что рядом нет меня.
Я очень сильно по тебе скучаю,
Целую нежно. Дочь твоя.
Галине 75. Она прислала мне свою переписку с дочерью, от которой разливается аромат нежности. Чего только стоит одна фраза Галины: «Я понимаю, что не может дочка разорваться и ко мне поехать – важнее проведать своих внуков». Понимаете?
На самом деле я думаю, что важнее БЛАГОДАРНОСТЬ ДЕТЯМ. Я вот благодарю своих за то что они мне делают, покупают, скачивают, привозят, подсказывают… Но чувствую, что мало. Мне мало. Хочется чаще. И хочется не за что-то что делают, покупают и т.д., а за то что они есть, за то что хорошие, красивые, здоровые… Когда была в бизнесе прочитала, что прогрессивные фирмы выдают «антибольничные премии» и вводила на своём предприятии. Благодаришь человека за то, что он не болел, а не только заботишься о болеющих. Так и с детьми. Мы всё ждём от них чего-то, переживаем за неудачи. А благодарить? Да просто за то, что родились и живут? Моим – Спасибо!
В самом конце есть у нас тут глава – Благодарность (дела старости). Но мне надоело отсылать всё дальше и дальше. Так что сама забегу вперёд. Размышления над темой «кто кому должен быть благодарен» вылились в семинары-тренинги, для которых собрала кое-что и приведу тут.
Притча «Благодарить должен дающий»
Когда Сэйсецу был настоятелем монастыря, ему потребовалось новое помещение для занятий, ибо то, где он учил, было уже слишком тесно. Купец из Эдо по имени Умэдзу Сэйбей решил пожертвовать на строительство 500 золотых рио и принёс их учителю.
«Хорошо, я возьму их,» – сказал Сэйсецу.
Подав учителю мешок с золотом, Умадзу остался недовольным его равнодушием: на три рио можно жить целый год, а тут не благодарят за 500!
– В мешке пятьсот рио, – намекнул Умэдзу.
– Ты уже говорил это, ответил Сэйсецу.
– Но ведь даже для такого богача, как я, это огромная сумма, – сказал Умэдзу.
– Ты хочешь, чтобы я поблагодарил тебя за них? – спросил Сэйсецу.
– Вы должны это сделать, – ответил купец.
– Почему же? – удивился Сэйцу. – Благодарить должен дающий!
Почему нам не приходит в голову благодарить детей?
– Мы слишком сосредоточены на своей индивидуальной жизни. Нас волнует только её течение, оценки.
– Мы теряем Эволюцию. Возможность мутаций
– Мы насилуем детей и не даём им работать и любить
Жалобы: «молодёжь – дураки» (такая-сякая) – страх оказаться в руках детей. Как насчёт извиниться дома и публично?
Я сделал для них всё! Всё, что мог! На сколько % кривим душой? Я работал, кормил… А ходил ли к психоаналитику? А поменял ли общественный строй? Место обитания? А изучил философию? А научился любить?
Может> честно так: я сделал, что смог и ещё постараюсь, я благодарю тебя за то, что принимаешь и будешь доделывать.
За что стоит поблагодарить детей?
Дети – доказательство нашей эволюционно состоятельности
По крайней мере они стараются
Они великие учителя
Они не занудствуют, не лицемерят
Они любят
Они выбрали нас
Терпят
Будут жить
Они помогают
За внуков
За пенсию…
Заключение
Должны ли дети быть благодарны – да, если хотят))
Должны ли родители быть благодарны – да, если они сумели повзрослеть))
И не забывать, что благодарность – не есть плата.
Благодарность – дарение (деяние) блага миру. По большому счёту ведь мы этого ждём и от детей и от себя?
Квартирный вопрос и о Доме
Родительский дом, начало начал,
Ты в жизни моей надёжный причал.
(Советская песня)
Культовый российский фильм «Ирония судьбы или с лёгким паром». Герой Женя (35лет): «живу с мамой». Его питерская знакомая Надя (34г.): «Тоже живу с мамой».
Я уже много раз акцентировалась на этой проблеме, которая кажется мне важной и болезненной для нашего общества. Почти нормой стало то, что когда-то было бы почти позором: взрослые мужи, живущие с мамой. Зачастую они имеют проблемы в личном развитии. Говорят, всё упирается в квартирный вопрос, так «испортивший москвичей» и не только, потому как построить дом в деревне тоже не просто. Здесь мы позади планеты всей. Потому как на востоке взрослому сыну помогают построить дом перед женитьбой или хотя бы пристройку. На Западе само-собой разумеется, что подросшие дети покидают дом и если не могут купить что-то в кредит, то снимают жильё.
У нас отсутствует система кредитования, цивилизованная система аренды и, что мне кажется много важнее, отсутствует понимание того, кто с кем должен жить. Точнее – кому с кем полезно для здоровья. И это далеко не только в последние 100лет.
При здоровом развитии молодой мужчина обязательно отправляется в сепарационное путешествие физическое и эмоциональное. Пережить героический сценарий, познать трудности дающие мужество, по возможности найти принцессу. По возвращении, если таковое состоится, происходит одно из важнейших эволюционных изменений. Он должен обрести свой дом. В одном из вариантов это может быть бывший родительский дом, реконструированный или переоборудованный. Главное, что с определенного момента мама (или родители) живёт с сыном. Т.е. в здоровой норме 35-летний Женя говорит Наде: «живу в Москве и со мной мама живёт». Да-да. И всего-то казалось бы, а какая разница психологическая!
Конечно, это невероятно пугающе для стареющих родителей. Дом это крепость, в которой мы привыкаем властвовать, нам тут не легче Лира. Да ещё огромная поддерживаемая СМИ паранойя, о том, что дети так и мечтают выкинуть родителей на помойку.
Конечно, мечтают. Это ведь эволюция. Не на помойку только, а просто подвинуть из пространства своей жизни…
Личный опыт.
Лука в 3г.: «Бабушка! Ты что делаешь в моём доме?».
Думаете, мне было смешно это услышать? Я добилась этой квартиры огромным трудом, выложилась физически, эмоционально и материально, чтобы сделать из неё дом задолго до его рождения. Пустила его с мамой и зятем там жить, пока своим обзаводились, потом снова уже двоих. Всё это крутиться у меня в голове пока я пытаюсь смеяться. Дочка чувствует неловкость и пытается внука урезонить. Но почему? После развода он старший мужчина в их семье и дом значит его. «Я приехала и поживу недолго ладно?» – «Да, конечно!» И он кидается обниматься. Для этого нужно усилие, но поверьте, оно окупается. Сейчас в той же квартире живёт сын. Я звоню, когда собираюсь приехать и спрашиваю, не против ли он, спрашиваю, не возражает ли, что задержусь. Честно спрашиваю, без рисовки, хотя иногда трудно бывает. Он также честно отвечает: «да, конечно». Зато к моему приходу убрано и приготовлено, он —хозяин.
Конечно, это всё равно ненормально. По мне самая здоровая ситуация могла бы быть с сыном, который в 14лет начал строить себе отдельный дом. По моим наблюдениям 14—15лет – это биологически самое время. (Построил и переехал в 16). То самое время, когда гормоны начинают бурлить, когда биологическая активность смещается на вечернее токование с утренних игр. Когда ломки, скандалы, когда не до учёбы и расшаркиваний с родителями… И мы разводим руками: «переходный возраст, ничего не поделать»… Не правда, ещё как поделать можно было бы. Им поделать, а нам не мешать. Им нужно обдумать и пережить, им нужно наобщаться с противополом, им нужно начать вить гнездо.
Л/о. Арсений, который как раз в 14, просидев сиднем полгода, обдумывая жизнь и врастая в новую кожу, начал строить себе дом. Ввиду отсутствия отца, он через некоторое время нашёл замещающую фигуру – президента страны – и поделился с ним планами и просьбой помочь стройматериалами. Написал, что строит сам, сам водит трактор, но нужна минимальная сумма на покупку леса и т.п..
На нас «наехали» социальные службы и ему было предписано (под угрозой интерната) «хорошо учиться, получить специальность и приобрести себе жильё».
Каково, а? Что можно хотеть потом от мужчины при таких методах кастрации. Старший строил наш общий дом. И никак не может привыкнуть, что никто не верит в это. Одна из потенциальных тёщ сказала определённо: «всё врёт! Он физически не мог в 17лет строить дом». Докатились что называется. Ну для осознания этого нужны большие социальные сдвиги, пока же родителям надо освобождать пространство. Нужно не рваться в Лиры, а примерять роль стариков, живущих с детьми. Кстати, то, что подростки зовут родителей всех возрастов «старики», не случайный сленг, а весьма важный репер.
Итак, моё мнение: старики должны жить одни или рядом с детьми или при них. Есть такое слово – приживалка. Обидное, неприятное… Почему? Не быть хозяйкой, не властвовать, а жить при… Наверное унижает. Хотя мы ведь сами наполняем смыслом и слова, и жизнь. Просто жить при ком-то трудно, стараться помочь, но не вмешиваться. Что ж на то и время старения, чтобы освоить новые задачи – такт, чутьё, мудрость, навыки полезные другим, самодостаточность, наконец.
А историю с Арсением я привела для того, чтобы старики заметили одно важное возможное место их полезности. Пока общественный уклад такой, и неизвестно, сколько ещё так будет. Дед и Бабка вполне могут выполнить роль того самого президента и прикрытия за одно. Вместо того, чтобы слушать ТВ-сплетни, о жестоких внуках выгоняющих стариков на улицу, не лучше ли помочь внукам и подготовить им площадку для нового гнезда.
Я больше не про квартиру, которая – временное, наносное понятие болезненного социума. Я про землю. У меня много чудесных знакомых: Валентина Протопопова из Удмуртии, Татьяна Плотникова, Ольга из Смоленской обл, Нина Силёнок из КЧР… В каждом Поселении РП нового типа есть несколько стариков, которые обживают землю и помогают детям или внукам. Вот Валентина. Ей 60, дочери в городах. Два внука 20 и 11лет. Старший уже построил свой дом (для завершения ждёт невесту), обустраивает землю. Бабушка рядом и подстраховывает его во время отъездов на заработки и т. п.
Родительский дом. Давайте ещё поразмышляем. Да, он причал, пристань. В которую всегда пустят, от которой отчаливаешь в дальние края и иногда возвращаешься ненадолго. Однако, стало большой и распространённой ошибкой строить дом для детей. Дом строят для себя и для рождения и взращивания потомства, а потом, чтобы дожить жизнь и помереть. Не зря дом и домовина (гроб) близкие слова. Это место остановки, успокоения.
Сейчас очень многие родители строят «дом для детей». Таких людей я обычно спрашиваю: живут ли они, согласились ли бы жить, в родительском доме? Ответ обычно отрицательный. Ибо это неестественно. В крайнем случае нормально взрослый человек получивший для проживания родительское жильё принимается его крушить, перестраивать, менять обстановку.
Потому полезно помнить те самые строчки из песни на стихи М. Рябинина:
Где бы ни были мы, но по-прежнему
Неизменно уверены в том,
Что нас встретит с любовью и
нежностью
Наша пристань – родительский дом.
Припев:
Родительский дом – начало начал,
Ты в жизни моей надёжный причал.
Родительский дом, пускай много лет
Горит в твоих окнах добрый свет!
Старики сохраняют «причал», место старины, воспоминаний, уюта, где молодёжь может отдохнуть и подпитаться (будь то квартира с роялем или деревенский дом с колодцем) и по возможности, помогают детям и внукам строить свой дом. Но главное не пропустить: «где бы мы ни были»!
Россия и не только заполнена умирающими или умершими деревнями с теми самыми родительскими домами. Они остаются в наследство, а жить в них дети не могут, не хотят. Возможности же, идеи вовремя построить рядом – лишены.
Дом после смерти хозяев должен разрушиться. Ведь не будете же гроб по наследству передавать? В этом прелесть деревянных и саманных домов – они легко утилизируются и обновляются, и минус кирпичных коттеджей. Квартира же обычно вычищается, так сказать до скелета и создаётся по новой.
Это здоровый вариант. От стариков остаются вещи, фотографии, порой стены… Об этом надо помнить, когда ещё строить начинаешь.
Потому так привлекательна идея Родового поместья на гектаре. Это возможность действительно создания гнезда, а точнее – выращивания дерева для гнёзд. Где один дом молодых вырастает, другой процветает, третий – родительский – доживает.
Страхи
…фигурки старой богини на перекрёстках дорог, деревенские жертвоприношения, словно крыша, укрывают их от враждебного мира…
Но сейчас все боятся – от вождя до свинопаса.
(Мэри Рено. «Тесей. Бык из моря»)
Чем пугает старость?
– страх старения
– потеря здоровья (безвозвратная)
– утрата привлекательности
– беспомощность
– одиночество
– невостребованность (ненужность)
– окончательность прошлого
– отсутствие будущего
– Отсутствие или малость возможностей
– …
– …
Большинство из опрошенных мной людей в анкетах написали: «боюсь». «Боюсь и не хочу», «для меня старость – синоним немощи, дряхлости, отягощения близких, поэтому – боюсь и не хочу».
Страх – король чувств. Он был и будет, ему подвластны все, маленькие и большие, во сне и наяву, он есть в каждой клетке нашего тела, но не чужд и разуму, и душе. Он очень силён. Он из далёкого животного прошлого, но у человека сумел вторгнуться и в будущее. Не многие чувства способны противостоять ему – Любовь, Творчество, Жажда жизни. Но и они делают уступки. Что же с Ним делать? – Жить. Он символ жизни, её присутствие, он же хранитель наших сил и ресурсов, они в его кладовых. Потому нам придётся наведаться к нему в гости и попробовать осмотреться.
Полезно помнить, что у Страха есть дочь – Тревога. Нелюбимая.
Проговорим ещё разок про Страх и Тревогу. Страх – базовая древнейшая в эволюции эмоция, запускающая как действие (иногда в форме бездействия), так и саму эволюцию. Испытывая страх, существо, в том числе человеческое бежит или дерётся, запасает еду, совершенствует навыки, развивается. Тревога – страх чего-то неопределённого, несуществующего или непонятного. Тревога – страх страха. Тревога приводит к беспокойству (потере покоя), часто беспорядочным, невротическим действиям, депрессии. Страх предметен и конкретен. Тревога – страх неопределённости. (Моя статья «О планировании 2». www.maap.ru)
- В мыслях разброд и разгром на темени.
- Точно царица – Ивана в тереме,
- чую дыхание смертной темени
- фибрами всеми и жмусь к подстилке.
- Боязно! То-то и есть, что боязно…
Бывает по-всякому. Порой легче справится со страхом, конкретным и понятным. А тревога захватывает фантазию или просто тело и эмоции. А порой наоборот, страх реален – вот она угроза и в отличие от тревоги его не прогнать чаем с мелиссой.
Единственно, что можно сказать, их полезно различать, здороваться и обращаться с ними по отдельности.
Страх старения
Мне попалась статья С. А. Лишаева «Старость и современность» о геронтофобии. Вот послушайте:
Для человека, избегающего глубины тайны, старение опасно тем, что оно принудительным образом – через накопленную за долгую жизнь телесную немощь и душевную усталость – снижает скорость движения по поверхности и делает возможной «остановку», паузу. Сама по себе остановка – это ещё не встреча с тайной, это её возможность. Замедление и остановку следует понимать как встречу с первичной реальностью, как встречу с тем, что самобытно и существует через возникновение и уничтожение. Но соприкосновение с реальностью, то есть с присутствием—отсутствием вещей (а не только с их «чтойностью»), как раз и «освобождает внутреннее внимание» и делает человека восприимчивым к тайне. Соприкосновение с первичной реальностью (с миром, где мы родились), «замедление», «остановка» настраивают не на действие, а на созерцание и осмысление присутствующего и самого присутствия. Обществу, поддерживающему режим существования—на—поверхности, замедление скорости движения строго противопоказано, оно для него – «смерти подобно». Старику же встреча с реальным «угрожает» на каждом шагу. Болезни, слабость, «энергетический спад», невозможность осуществлять профессиональную деятельность оставляют его один на один с реальностью, с работой времени и с тайной смерти, обнажающей «поверхностность поверхности» (бессмысленность существования, построенного на избегании тайны).
Понимаете? Это поднимает (может поднять) страх старости на некоторую высоту. Бояться её естественно. Но бояться не дряблости кожи и ломкости костей, не потери привычных действий и развлечений, а бояться тайны, нуминозного, развития…
«Боюсь стареть, боюсь и не хочу». Старения боятся многие, порой без объяснений. Это общий настрой. Да и каким он может быть, если это коллективная установка, поддерживаемая СМИ и передаваемая подсознательно. Если старость отталкивающа, безобразна, то как её не бояться. Но призадуматься. Как можно сделать страшным возраст? Питер Пен боялся взрослеть и это забавно. И сейчас многие бояться взрослеть, но мы говорим «пройдёт» и стараемся помочь им справиться. Миллионы бояться стареть и мы говорим – «хорошо, нормально и не старейте».???
Как можно справиться со страхом. Путь собственно один – с ним надо познакомиться. Его надо рассмотреть, понять. Дальше видно будет.
Нужно согласиться с Г. Гёссе: «Старость – это ступень нашей жизни, имеющая, как и все другие её ступени, свое собственное лицо, собственную атмосферу и температуру, собственные радости и горести». Почитать его, Цицерона, Рам Дасса, Хемингуэя,….. Нужно в конце концов согласиться с тем, что никуда она (старость) не денется, и незачем тратить энергию на отрицание очевидного ради соответствия навязываемым стандартам.
Коллега пересказал разговор с маленьким мальчиком, который сказал ему со страхом: «я старею». «Я его успокоил: ещё не скоро».
Смоделирую этот диалог по-другому.
– Я старею…
– Да. И это прекрасно.
– но я же умру.
– да и это тоже случиться в свое время. Ты многое ещё должен понять, сделать, многим стать.
– и всё-таки я боюсь.
– да, я тоже.
Детям легко объяснять на примере цветов. Тех же одуванчиков, например.
Аллан Гуггенбюль, швейцарский психолог, долго и внимательно исследующий агрессию и страхи подростков может подсказать немало интересного. Он говорит о страхе существования, страхе перед следующим жизненным этапом, страхе не справится. Всё это характерно для подросткового возраста. Подросткам трудно и им требуется помощь и поддержка, прежде всего в осознании и принятии этих страхов. Но ведь переходному возрасту около 45—50лет присущи те же страхи. Так почему же их принято не замечать или отрицать?
А ещё знаете, есть страх старости, а есть страх страха старости. Потому хорошо пораньше начинать бояться не как все.
Страх близости смерти
Будь спокоен, … умереть труднее, чем кажется
(Полковник Буэндия, Г. Маркес)
Смерть достойна отдельного разговора. Он будет у нас. Но и обойти стороной этот страх никак нельзя. Он один из самых страшных. Все понимают, что умирают в любых возрастах, и дети и молодые, и сорокалетние… В старости смерть естественна. Может поэтому так пугающа? Ведь это огромный человеческий феномен – страх всего естественного. В старости смерть становится неизбежной. Рано или поздно. Заметим, она собственно всегда неизбежна рано или поздно, но теперь это всё более и более очевидно. Чего мы собственно боимся в смерти? Того что исчезнет всё? Или что исчезну я, а всё останется? Это что жадность, зависть? Того что не будет ничего? Или что тела не будет, а душе что-то предстоит по разным версиям разных религий?
Участь сынов человеческих
и участь животных – участь одна;
Как те умирают, так умирают и эти…
Всё произошло из праха, и всё возвратится в прах.
(Экклезиаст 3:19, 20)
Смерть это то, что уравнивает человека и животное, лишая мыслящее существо всякой надежды хоть на какой-то смысл. Поэтому смерть и есть главная бессмыслица в мире людей.
Таков неутешительный итог рассуждений Экклезиаста – он развенчал все утопии, все надежды. И при этом бессмертность этого творения, слава царя Соломона, говорят о другом – бренно не всё.
Библейская, новозаветная истина о смерти пытается принести нам утешение:
Смерть подобна сну, от которого пробудятся миллионы умерших. Иисус так сказал своим ученикам об их умершем друге: «Наш друг Лазарь уснул, но я иду разбудить его». Направляясь к могильному склепу, он увидел множество скорбящих. Придя на место, он повелел убрать от входа камень и позвал: «Лазарь, выходи!» И Лазарь, который был уже четыре дня мёртв, вышел (Иоанна 11:11—14, 39, 43, 44). Поскольку тело Лазаря уже начало разлагаться, Иисус, воскресив своего друга, доказал, что Бог может сохранить в своей памяти всё: черты личности умерших, то, что они знали и помнили, их внешность. Он может вернуть их к жизни. Ещё Христос говорил: «Настанет час, в который все находящиеся в памятных склепах услышат его [Иисуса] голос и выйдут» (Иоанна 5:28, 29). Библия содержит ещё одну утешительную весть: «Последний враг, с которым будет покончено, – смерть» (1 Коринфянам 15:26). Людей больше никогда не постигнет горе утраты, и им не придётся хоронить своих родных и близких. В Библии сказано: «Смерти уже не будет» (Откровение 21:4). (www.probudites.ru)
Другой вариант – реинкарнация.
Суфийская притча:
Я был камнем и стал растением.
Я умер как растение и стал животным,
Я умер как животное и стал человеком,
Чего же мне бояться, разве смерть когда-нибудь обокрала меня?
И как человек я умру, чтобы стать ангелом,
Но и ангелом я буду не вечно,
И стану со временем тем, что даже не в силах представить мой разум.
Ну и самый пожалуй древний вариант, вариант многих древних религий, раннего Христианства, а также и Корана – смерть это хорошо. Жизнь на Земле – лишь временная мука и испытание, а в загробном мире ждут всяческие блага и удовольствия о которых здесь – только мечтать.
И противоположный вариант – Лукреций:
Смерть не страшит нас, если только мы сможем
Ясно, навечно понять смертную сущность души.
Похоже такая перспектива, такое простое и очевидное разрешение страха – бояться нечего ибо нет ничего – очень мало кого устраивает.
Чудесная находка Б. Вербера в его серии книг начиная с «Танатонавтов» – иронично расписанная схема послесмертного существования, с возможностью экскурсий туда.
Это как бы два берега. На одном боятся смерти и придумывают разные способы бегства и отрицания. На другом – не боятся (по крайней мере в призывах) держась за разные идеи разной степени определённости.
Бегство от смерти – это нечто нездоровое и ненормальное, так как лишает вторую половину жизни ее цели.
(Карл Густав Юнг)
Сама река смерти – Тайна. Может не стоит пытаться обойти её или платить перевозчикам торопясь найти другой берег.
Страх неопределённости
Хотя скорее это обычно тревога.
Для иллюстрации: когда-нибудь возили собаку или кошку в самолёте? Да просто вспомните зверя или птицу, попавших в ненормальные и непонятные для них условия.
«фибрами всеми жмусь к подстилке»
Тут мы можем обнаружить один из аспектов нашего эволюционировавшего разума. Мы умеем справляться с тревогой. И главный инструмент (думаю, чисто человеческий) – планирование. Причём планирование во времени. Человек, успокаивает себя в самолёте, поглядывая на часы.
Мне как-то пришлось поучаствовать в вынужденной посадке в Минеральных Водах из-за разбушевавшегося в горах урагана. Практически все пассажиры, набитые в маленький аэропорт с удивительной серьёзной настойчивостью требовали сообщить им: «Когда полетим?».
Тем не менее, без планирования никак. Пускай всё срывается, зато у нас есть (был/ будет) план как репер, то от чего корректироваться, за что переживать. Т.е. спасаясь от тревоги планированием во времени, мы начинаем тревожиться именно из-за него. Мы совсем «забыли», что планирование – изобретенный нами механизм снижения, снятия тревоги и зачастую предполагаем, то оно может управлять действительностью.
В старости это особенно заметно. Особенно заметно у моего Папы. Он Человек-Обязательный. Он привык всё планировать и соблюдать. И живёт в постоянном огорчении и раздражении: его все подводят, «обманывают». Он планирует прогулку в парке, поход в магазин, поликлинику и приезд внуков. Но в парке перекрыли вход, в магазине очередь, автобус ломается, поликлиника работает не по расписанию, внуки звонят, что опоздают, и он в раздражении отказывается их «принять». Так повторяется и на следующий день и…,но он не сдаётся: «жить без планирования нельзя!», «все такие не обязательные!».
Заметьте, я не говорю о списке дел, который помогает при старческом и молодёжном слабоумии, я говорю о контроле.
Что будет дальше? Главный вопрос тревоги неопределённости.
Говорят, сила психики соотносима с количеством вопросов без ответа, которые она способна переносить.
«… единственным истинным признаком силы… психического здоровья является способность сносить вопрос за вопросом в отсутствие каких бы то ни было намеков на ответ». (Норман Мейлер)
«-…Ты говоришь такое, мальчик, о чём не смею я и думать. Нет у меня ответа, нет монеты. Чтобы отдать за твой вопрос. Могу лишь разделить с тобою боль, то причиняет мне моё незнанье. Да, Татле, я не знаю! Было время, когда меня о том расспрашивали старцы, но в пору ту нельзя им было не ответить. Теперь ко мне взывают молодость и смерть Акатля, и отвечает им моё неведенье: не знаю, Татле!» (Хосе Лопес Портильо. Пирамида Кецалькоатля)
Мы начинаем жизненный путь незнающими. Точнее мы знаем многое, может всё, но не имеем навыка обозначать, определять, находить своё место в цепочках событий, пытаться контролировать. Потом мы под давлением социума и собственного разума требующего определённости приобретаем навык знать и планировать что, где, когда, почём… А потом вновь выпадаем из механизма.
Неопределённость не так легко переносить. Для этого действительно нужна сильная психика. Издревле люди использовали социум, друг-друга чтобы справляться с тревогой неопределённости. Религия, Наука, государство, начальство, правила и законы, «все так делают» – всё это в первую очередь имеет целью снять тревогу, переложив «знание» и «ответственность» на кого-то. Зрелость государства или организации можно определить по степени принятия неопределённости, а она обратно пропорциональна количеству законов и нормативов, регулирующих органов и религиозных организаций.
Принятие неопределённости – это допущение множества вариантов реальности в любой момент времени. Оно отнюдь не означает пофигизм и бездеятельность, это не безволие. Как раз наоборот это наличие такой воли, которая способна действовать не по рельсам планов, не в коридоре заданного, а во всем многомерном поле возможного. Путешествия Колумба, Нансена, Хейердала, поиск Циолковского… Не-о-пределённость – отсутствие пределов.
Старик у Хемингуэя вдруг открывает для себя, как прекрасно – не бороться. Так же в какой-то момент вдруг можно почувствовать прелесть не знания. Особенно на вопрос «что же делать?». «Не знаю, Татле! Нет ответа и нет монеты…» – и вдруг – никакой боли, наоборот облегчение и мудрость.
Но собственно об этом позже, в Учении, Любопытстве и Занудстве.
Сейчас о неопределённости будущего. Старость пугает «отсутствием перспектив». Говоря это обычно имеют ввиду всего лишь «привычных перспектив».
Страх потерь
С осторожностью в будущее заглядывать следует. Страх потери на Тёмную Сторону ведёт нас.
(Мастер Йодо молодому джидаю Энекену. «Звёздные войны. Эп.3»)
Старость пугает нас не только страхом своей смерти, но и тем, что близкие уходят. Чем дальше, тем чаще мы хороним друзей и родных, получаем печальные известия.
В этом много жестокой психологии. С одной стороны – уход ровесников – напоминание о том, что поджидает и нас. С другой в этом порой есть очень скрытое злорадство (выбрали не меня). Об этом чудесный рассказ Р. Бредбери «Кто-то умер»… собственно Рей гениально показывает, как это может быть не зло-радство, а просто радость, радость, помогающая принять смерть.
С потерями близких смириться до конца не возможно. И всё-таки большой урок смирения в них есть. Старость учит нас отпускать и, обретая навык, мы делимся им с другими, которые должны будут отпустить и нас.
Я многих дорогих мне людей уже не увижу никогда. Я уже не плачу, я смиряюсь.
Перечитала. Чепуха. Тема эта действительно страшная. И я боюсь очень. И простите меня, пока не могу об этом написать.
Страх голода, бедности
ГОЛОД – один из мощнейших страхов. Хотя… Может быть это один из самых распространённых страхов, а мощны лишь мифы о нём?
Слышали про пирамиду потребностей Абрахама Маслоу? (подробнее я пишу об этом в своей книге «Любовь. Психология Бытия»).
Маслоу расположил потребности людей в иерархической пирамиде. Внизу базовые потребности в пище и безопасности, затем социальные в общении и признании, затем потребности в самореализации. Это похоже на йогическую последовательность чакр или старославянское распределение: жить, людин, человек.
Маслоу исследовал производственную мотивацию у рабочих около 100лет назад и потому у него получилось, что еда – большая и базовая потребность и только при её полном удовлетворении, человек обнаруживает и начинает реализовывать следующие. Однако, количество исключений заставляет задуматься. Поэтому я в своей книге предложила перевернуть пирамиду, зафиксировав, что еда – самая нижняя, заужающая потребность, заземляющая, но не большая. А вот самоактуализация является большой, и в каком-то смысле базовой. Скорее всего, иерархия потребностей каждого человека имеет свою геометрическую форму. У житей – расширение на уровне живота, у людей – на уровне груди и рук, у человеков – там, где голова.
То есть один пока не наестся, думать ни о чём не может. Другой отдаст последний и первый кусок близким, предпочтёт заботу или просто общение еде. Третий – голодный студент. Про большинство великих умов приходится читать, что они часто забывали поесть (Циолковский, Ньютон и др). Это не только учёные, это путешественники, люди искусства…, это дети, которым пока не переучат всегда важнее игра, исследование, чем еда.
Почему я предлагаю рисовать пирамиду потребностей наоборот, основанием вверх?
Маслоу справедливо отмечал, что человек (среднестатистический) не очень-то думает о чём-то ещё, когда голоден.
Это кстати входит в противоречие с теорией о развитии лобных долей мозга и практикой думающих людей.
С Абрахамом Маслоу «спорит» другой великий психолог —Виктор Франкл «изучавший» людей в концлагерях фашистов. Он убедился на себе и тысячах других людей: для выживания куда более важны осмысленность существования, чем насыщенность желудка и быт.
Пока ещё живо поколение людей, которые помнят войну, спросите их, почитайте рассказы. Страшный, жестокий эксперимент, но множество свидетельств – голод пережили те, кому было зачем жить. Причём жёсткий голод.
Да, они запомнили этот голод и страх перед ним омрачил их дальнейшую жизнь (и часто нескольких поколений потом). Те кому сейчас 30—50 – откормленное поколение детей познавших голод родителей и их родителей, привыкшее есть много и разнообразно, есть про запас, по расписанию как собаки Павлова. Их страх голода – это страх повышения цен и уменьшения потребительской корзины, воплощённой в тележке супермаркета.
На семинарах и лекциях про старость постоянно приходится слышать реплики: старики голодают, им не хватает на хлеб. Это как миф про волков. Безосновательный и живучий. Я прошу обычно показать мне реально человека умирающего от голода. Сейчас всем «не хватает на еду». Всем, кого не спроси. Под этим подразумевается: не хватает на кофе и полуфабрикаты, водку и окорочка, колбасу и пряники… Мои дети тоже часто говорят: «что совсем нечего поесть?», подразумевая, что не хотят суп, а хотят печенье.
Да, хлеб дорожает. Но есть ли пенсионеры, которые не могут себе купить вдоволь хлеба?, а тем более муки и соли, крупы и овощей.
Один из коллег назвал это – Финансовый страх голода.
В деревнях тоже все жалуются на «нечего есть». В соседней к нам деревне всего 2 бабушки держат коз и кур, держат огород. Остальные в основном страдают лишним весом, покупают помидоры и колбасу в магазине и жалуются на маленькие пенсии и отсутствие сил.
У меня вопрос, который к сожалению практически крамола: если стало тяжело держать корову и тем более поросят не сигнал ли это, что пора отказаться от жирного (а не переходить на колбасу). Куры и грядки много сил не требуют (всего от пары часов телевизора отказаться), а ходить в лес за ягодами и молодой крапивой, снытью вообще полезно.
А что же те, кто не сумел перебраться на землю и живут в старости в городе? Там я тоже не видела голодающих. У всех есть пенсии, есть и у нас социальные службы, пусть бюрократизированные и коррумпированные, но есть. Я видела стариков, которые в растерянности стоят в супермаркетах, с тоской глядя на изобилие. Но это не голод.
Трудность ещё в том, что СМИ и особенно ТВ постоянно подстёгивают как необходимость, обязательность большого потребления, так и страхи о «голодающих стариках». И то и то – лишь выгодная ложь.
Есть – это само собой. Даже задуматься о вариантах часто кажется недопустимым. А почему?
Массимо Монтенари «Мутации голода. Голод и изобилие. История питания в Европе»:
Обитатели Римской империи голода не боялись из-за развитой инфраструктуры и сельского хозяйства, в основном земледелия. Под обжорством понималась страсть к фруктам. При отсутствии страха голода никто не стремится наесться от пуза. Основные продукты – хлеб, сыр, вино, оливки. А вот у древних германцев земледелие было развито слабо. К востоку от Рейна и северу от Дуная люди питались в основном свиным мясом и варвары «славились» культом обжорства. Способность много съесть считалась достоинством, а возможность – привилегией. Это значит, что данная нация пребывала во власти страха голода.
М.М. в своём исследовании пишет, что после краха Римской империи ситуация с продовольствием хоть и колебалась от голодных периодов к тучным в общей динамике постоянно ухудшалась до ХVIII века, который был по-настоящему голодным. Ситуация с продовольствием меняется только к концу Х!Х века. Монтанари пишет, что окончательно голод ушёл из Старого Света лишь в конце 1950-х. Свидетельство тому – новые представления о красоте.
Окончательно ли?
Поколение помнящее голод ещё живо, более того, оно влиятельно. Мой отец, переживший голодное детство, до сих пор неспокойно относится к пище. Мы выросли внутри этого страха, перерастающего в пищевой контроль и насилие.
Следующее поколение или удовлетворяет запрос обжорством или протестует анорексией. Пищевой контроль стал традицией. Он абстрагировался от потребностей организма, а стал методом дрессировки неизвестно для чего.
Читать бесплатно другие книги:
