Иным путем Михайловский Александр
Ленин кивнул своей лобастой головой.
– Именно так, Александр Васильевич, – сказал он, – но для обучения в этих училищах нужны люди, которые были бы просто грамотными. А вот с этим у нас обстоит не совсем благополучно. То есть совсем неблагополучно.
– Да, – сказал я, – сначала людей необходимо будет элементарно научить считать, писать и читать, а потом уже обучать их работе на новейших станках. Хотите пример? – Когда началась Первая мировая война, в русскую армию пришло шестьдесят процентов неграмотных новобранцев, а в германскую армию – только ноль целых восемь десятых процента. А это случилось в нашем прошлом, в 1914 году.
Сейчас картина наверняка еще хуже. Процесс полной ликвидации неграмотности должен на несколько лет обогнать массовую индустриализацию. Кстати, та же проблема будет касаться и инженерно-технического состава. Поэтому, после ликвидации неграмотности и наращивания числа ремесленных училищ, нужно будет точно так же увеличить число высших технических учебных заведений.
Я сделал паузу, перевел дух и, глядя на императора, спросил:
– Ну что, Михаил Александрович, говорить дальше?
Император, успевший исчиркать своими пометками уже с десяток листков блокнота, только обреченно махнул рукой, дескать – давайте, чего уж там…
– Итак, – продолжил я, – мы уже отметили, что необходима индустриализация и борьба с неграмотностью населения. Назовем ее «культурной революцией». Конечно, многим не понравится, что люди, на которых они смотрели до этого сверху вниз, станут грамотными и получат шанс на то, чтобы, если не они, то уж их дети, могли выбиться в люди. Но то, что в наше время называется «социальным лифтом», крайне необходимо. Если бы вы знали – сколько талантливых людей из народа не могут получить возможность принести пользу обществу только из-за того, что они элементарно неграмотны!
– Очень верно замечено, Александр Васильевич! – воскликнул Ленин. – Ведь родители моего покойного батюшки были выходцы из мещан, а их родители – так те вообще из крепостных. А отец дослужился до чина действительного статского советника и получил потомственное дворянство. Именно потому он всю жизнь добивался, чтобы в Симбирской губернии, где он был директором народных училищ, строились новые школы, в которых могли бы учиться дети из низших слоев общества.
– Вот как? – удивился Михаил. – А я и не знал об этом! Действительно, наш народ богат талантами. Пожалуй, правильно говорил светлейший князь Потемкин: «Деньги – ничто, люди – всё!»
– И он был абсолютно прав, – сказал я. – Люди – самое большое наше богатство. Только мы часто легкомысленно относимся к их сбережению. Я имею в виду то, что господа фабриканты и заводчики не берегут жизнь и здоровье своих наемных рабочих. И трудовое законодательство, которое должно защищать права тех, кто стоит у станка и кто трудом своим добывает хлеб насущный, довольно часто не исполняется владельцами предприятий.
– Да уж, – буркнул Ильич, – эти господа с тугой мошной считают, что им закон не писан. Да и что им стесняться, если по любому поводу можно вызвать полицию или казаков.
– Владимир Ильич, – сказал я, – вы прекрасно знаете – о чем идет речь, и я не буду рассказывать вам о наиболее вопиющих случаях произвола господ предпринимателей. Скажу только, что все это тема для отдельного разговора.
– Полностью согласен с вами, Александр Васильевич, – кивнул мне Михаил, – только давайте тему прав рабочих вынесем на отдельное совещание и пригласим на него министра внутренних дел Вячеслава Константиновича Плеве. Там и поговорим предметно обо всех безобразиях и о том, как их пресекать. Что у нас дальше, господа?
– Давайте вернемся к теме индустриализации, ваше величество, – сказал я. – Поговорим о том, без чего в двадцатом веке не может быть никакой индустрии. То есть о производстве электричества в промышленных масштабах или, говоря другими словами, об электрификации. Если вы не против, то я поясню – о чем собственно идет речь.
Михаил, внимательно слушавший меня, лишь молча кивнул.
– Напомню вам, – начал я, – что еще в 1879 году в Петербурге была построена тепловая электрическая станция, или ТЭС, предназначенная для освещения Литейного моста. Другая подобная станция была построена несколькими годами позже в Москве для освещения Лубянского пассажа. Электростанции в России строились, электричество все чаще и чаще освещало города. Но все они большей частью принадлежали иностранному капиталу. Крупнейшее акционерное «Общество электрического освещения 1886» контролировалось немецкой фирмой «Сименс и Гальске», строившей тепловые станции в Санкт-Петербурге, Москве, Баку, Лодзи и других городах империи. Суммарная мощность всех электростанций в России на 1900 год составляла примерно 80 мегаватт.
– Это много или мало, Александр Васильевич? – заинтересованно спросил Михаил, делая пометку в своем блокноте.
– Это как посмотреть, – ответил я. – В сравнении с общемировыми показателями – вполне удовлетворительно. Россия находится где-то в первом десятке стран по количеству производимой электроэнергии. А для планируемой нами индустриализации – ужасно мало. К тому же все наши электростанции – в Москве, Санкт-Петербурге, Баку – имеют ограниченное (от одного до нескольких десятков) число потребителей и энергетически не связаны между собой. Мало того: значения величин их напряжения, силы тока и частоты имеют колоссальный разброс, поскольку при разработке этих станций не существует никакой единой системы стандартов. Нас же интересует создание в Российской империи единой энергетической системы, где обильные энергией регионы, например Сибирь, могли бы делиться электричеством с густонаселенными и промышленно развитыми центральными губерниями.
– Действительно, – сказал Михаил, – чем забивать железные дороги бесконечными составами с углем и дровами, проще выработать электричество и передать его потребителю по проводам. В таком виде единая электрическая сеть выглядит вполне разумной.
– Да, именно так, – сказал я и добавил, посмотрев на, затаив дыхание, слушавшего меня Ленина. – Кстати, ваше величество, ведь именно присутствующий здесь Владимир Ильич ранее уже всерьез задумывался об этой проблеме. Три года назад он писал: «…в настоящее время, когда возможна передача электрической энергии на расстояния… нет ровно никаких технических препятствий тому, чтобы сокровищами науки и искусства, веками скопленными, пользовалось все население, размещенное более или менее равномерно по всей стране…».
Правда, вопрос об использовании электроэнергии в промышленности им пока не поднимался. Но в нашем прошлом именно по его инициативе был разработан стратегический план электрификации России, который получил название ГОЭЛРО – Государственный план электрификации России. И что самое главное – этот план был выполнен! Чуть позже я познакомлю вас, ваше величество, с этим документом. Думаю, что его можно будет принять за основу, лишь немного уточнив конкретные детали.
– Хорошо, – сказал Михаил. – Хорошо именно то, что у нас имеется такой план. Это несомненная удача. Повторить один раз уже ранее успешно исполненное мы сможем.
– Не только повторить, – сказал я, – в тот раз прошедшая революцию Советская Россия фактически находилась в международной блокаде. Закупки промышленного оборудования были затруднены, и доставлялось оно в нашу страну окольными путями. Сейчас же, когда Германия наш лучший друг и союзник, и еще десять-пятнадцать лет она будет заинтересована в этой дружбе, наши начальные условия выглядят куда предпочтительней, и процессы индустриализации и электрификации могут протекать куда быстрее.
Кроме того, в настоящий момент Россия не потеряла десятки и сотни тысяч технических специалистов, убитых на фронтах, расстрелянных, умерших от голода и эмигрировавших, – я пожал плечами. – Всё теперь в ваших руках, ваше величество.
– Хорошо, – сказал Михаил, – я учту все сказанное вами, когда буду утверждать этот план. Что у нас дальше?
– Дальше, – сказал я, – вкратце поясню, что даст электрификация Российской империи. Это, прежде всего, свет в населенных пунктах России. Вы даже не можете представить, что в той России, из которой мы прибыли в ваше время, кратковременное отключение электричества даже в небольшом населенном пункте рассматривается как настоящее стихийное бедствие. Я не говорю уже о том, что у нас с помощью электричества движется значительная часть общественного транспорта.
Чем больше живет людей в городах, тем острее стоит перед градоначальством транспортная проблема. Электрический же транспорт малошумный, не загрязняет воздух, да и к тому же еще и экономичен. Кстати, в России уже существуют и широко используются электрические конки или, как они еще называются, трамваи. То, что этот транспорт сейчас бурно развивается во всех крупнейших городах мира, говорит о крайней полезности и эффективности этого изобретения.
Я перевел дух и продолжил:
– А самое главное, ваше величество, заключается в том, что на заводах и фабриках станки начнут вращаться не с помощью громоздких ременных передач, идущих от валов паровых машин, а с помощью компактных электромоторов. Значительно возрастет производительность труда, меньше будет несчастных случаев, когда рабочих затягивало во вращающиеся шкивы, калечило, а то и убивало.
Также массовая электрификация должна подстегнуть и развитие машиностроения, отрасли критически важной для оборонной промышленности. Ведь начав работу на импортном оборудовании, мы будем постепенно сворачивать закупку электромоторов и прочей электротехнической продукции за границей и начнем все нужное нам производить в России. Этот процесс в наше время назывался повышением уровня локализации, и он должен привести к появлению в России новой отрасли экономики – электротехнической промышленности!
Я внимательно посмотрел на сидящих напротив меня императора Михаила и Ильича. Если для Михаила, который уловил суть разговора, эта информация стала руководством к действию, и он что-то лихорадочно строчил в своем блокноте, то Ильич, напротив, похоже, полностью выпал из реальности. Он вдохновенно закатил глаза, словно представлял себе эти новые фабрики, улицы городов, залитые ярким электрическим светом, экипажи, приводимые в движение электромоторами… Все же господин Ульянов у нас чистый теоретик и типичнейший гуманитарий. Фразы типа «Сколько вешать в граммах?» – приводят его в состояние ступора.
«Да, – подумал я, – похоже, что зерно упало на хорошо взрыхленную почву. Надо будет потом назвать Михаилу фамилии тех, кто занимался в России строительством электростанций. А пока на моих слушателей стоит вылить ушат холодной воды».
– Однако, – сказал я вслух, – возникает один, но весьма важный вопрос, – а на какие средства все это создавать? Новые фабрики и заводы, железные дороги, школы – словом, все, о чем мы только что говорили. Я имею в виду то, что называют узким местом всех широких натур – финансы. Тем более что они нужны не через год или два, а сейчас и много.
– Да, действительно, откуда взять на все это деньги? – задумчиво сказал Михаил.
– К иностранным займам надо подходить осторожно, – ответил я, – вы уже знаете – чем все это может закончиться. Мы ведь еще не выбрались из французской кредитной кабалы. Впрочем, про эти займы разговор особый. Но займы брать все же придется. Но уже не у Франции, а у Германии. И под приемлемые для нас проценты. И займы эти не должны быть связанными. То есть без каких-либо условий, которые до этого ставили нам заимодавцы. Мы сами решим – на что их потратить. И было бы совсем неплохо, чтобы мы расплачивались с кредиторами не золотом, а произведенными у нас товарами.
Я хитро улыбнулся.
– Думаю, что в самое ближайшее время те же германцы будут с радостью покупать у нас многое из того, что начнут производить наши заводы по технологиям, полученным от нас, людей из будущего. Но об этом будет отдельный разговор.
Надо создавать у нас новые банки, которые будут кредитовать строительство заводов и фабрик. Кстати, новые предприятия мы хотим сразу же создавать как предприятия с акционерным капиталом. Причем контрольный пакет акций будет в руках государства. Продажа прочих акций даст необходимые средства для строительства и развития этих предприятий. Новые заводы и фабрики на первое время получат налоговые льготы, а также стабильные государственные заказы.
Хорошие условия труда и высокие заработки, а также то, что у нас называют «социальным пакетом» – все это привлечет на эти предприятия квалифицированных и добросовестных работников. Они будут заинтересованы в стабильной работе своих предприятий и высоком качестве выпускаемой на нем продукции, которая будет недорогой и высокого качества, а следовательно, конкурентоспособной.
– И еще, – я с улыбкой посмотрел на Михаила, который уже исписал один блокнот и взялся за второй. – Необходимо выпустить облигации внутреннего займа. Для того чтобы они хорошо раскупались, надо, помимо процентов, выплачиваемым по этим облигациям, проводить розыгрыши, типа лотереи. В свое время у нас, после страшной войны с германцами, такие облигации позволили восстановить разрушенные заводы и фабрики. Правда, распространялись они принудительно. Мы же будем продавать их без принуждения, и люди быстро почувствуют выгоду от их приобретения.
– Ну, и наконец, – продолжил я, – надо инициировать развитие народных кредитных учреждений, артелей и кооперации. Это, прежде всего, льготное кредитование и освобождение на первое время от налогов. Мелкие и средние предприниматели – это сотни тысяч подданных Российской империи, производящих товары, называвшиеся в нашем будущем «товарами народного потребления», сотни тысяч рабочих мест, где люди могли бы зарабатывать себе деньги на сытую и достойную жизнь.
– Да, Александр Васильевич, – сказал Михаил, закрывая свой блокнот, – на сегодня, может быть, хватит? Я вижу, что тема сия настолько обширная, что о ней можно говорить бесконечно. Полагаю, что все сказанное сегодня надо обобщить и использовать как руководство к действию для моих министров.
Император посмотрел на Ильича и кивнул.
– Прошу и вас, господин Ульянов, тоже принять участие в работе над нашими планами на будущее. Тем более что многое прямо касается вас, как главы будущего министерства труда, которое вам надлежит создать в самое ближайшее время. Как говорит Александр Васильевич, – все в этом мире взаимосвязано. На этом всё, господа, и до свидания.
10 апреля (28 марта) 1904.
Отчет
в «Санкт-Петербургских ведомостях» о пасхальном Богослужении в дворцовом храме Спаса Нерукотворного
Задолго до полуночи в храме собрались члены царской фамилии. Присутствовал сам государь, вдовствующая императрица Мария Федоровна, его сестра Ксения с детьми и со своим мужем, великим князем Александром Михайловичем.
Учитывая печальные события, произошедшие совсем недавно, и злодейское убийство почившего в бозе императора Николая Александровича, число лиц, приглашенных на пасхальное Богослужение, было небольшим – только самые близкие из числа придворных, а также несколько новых лиц, которые появились в окружении государя.
Это: господин Тамбовцев, который, по слухам, имеет отношение к новой охранной службе, мадам Антонова, сыгравшая такую большую роль в подавлении мятежа гвардейских офицеров, и мадемуазель Ирина, которую последнее время часто видят рядом с семейством великой княгини Ксении.
У входа в храм скромно стояла будущая невеста государя принцесса Масако. Она еще не приняла таинства Крещения и находилась там, где положено было находиться оглашенным. Рядом с ней стоял ее законоучитель, епископ Николай.
Службу в дворцовом храме служил духовник императорской фамилии протопресвитер отец Иоанн Янышев.
Священнослужители уже облачились в светлые, праздничные одежды. Все присутствующие на богослужении с нетерпением ожидали наступающего Пасхального торжества.
И вот, началось! Священнослужители с крестом, светильниками и фимиамом выходят из алтаря и вместе с присутствующими запевают стихиру:
- Воскресение Твое,
- Христе Спасе,
- Ангели поют на небесех,
- и нас на земли сподоби чистым сердцем
- Тебе славити.
В это время с колокольни храма, как с небес, раздался радостный пасхальный трезвон колоколов. Молящиеся с зажженными свечами вышли из храма и совершили крестный ход вокруг него, выражая свою радость по случаю светлого праздника Пасхи.
Перед самой полуночью торжественный благовест возвестил о наступлении великой минуты светоносного праздника Воскресения Христова. Христос победил смерть. За трагедией смерти последовал триумф жизни.
После Своего воскресения Господь всех приветствовал словом: «Радуйтесь!» Смерти больше нет.
Эту радость апостолы возвестили всему миру. Эту радость они назвали «Евангелием» – благой вестью о воскресении Господа Нашего Иисуса Христа.
Эта же радость переполняет сердца православных людей, когда они слышат: «Христос Воскресе!», и она же отзывается в них главными словами его жизни: «Воистину воскресе Христос!»
Шествие остановилось у затворенных западных врат дворцового храма, как бы у дверей гроба Христова. Колокола в этот момент замолкли.
И здесь священник, отец Иоанн, подобно ангелу, возвестившему о воскресении Христовом, возгласил пасхальный канон преподобного Иоанна Дамаскина:
Христос воскресе из мертвых, смертию смерть поправ
И сущим во гробех живот даровав.
Это возглашение троекратно повторяется священнослужителями и церковным хором.
Далее священник читает пророчество Царя Давида: «Да воскреснет Бог и расточатся врази Его…», а хор отвечает: «Христос воскресе из мертвых…» После этого отец Иоанн, с крестом и трехсвечником в руках, начертывает знамение креста против затворенных дверей храма. Двери храма отворяются, и все присутствующие на Богослужении вошли в церковь, залитую светом свечей и лампад, где радостно стали восклицать: «Христос воскресе из мертвых!..»
Под конец пасхальной заутрени протопресвитер прочитал Слово Иоанна Златоуста, а после службы все подошли к нему для того, чтобы поцеловать крест и христосуются с ним.
Пасхальная служба продолжается. После заутрени служится светлая пасхальная литургия. Длится она часа два, и во время служения читают Евангелие.
Радостно видеть улыбки на лицах присутствующих в храме. У многих в глазах стоят слезы умиления. Даже принцесса Масако, которая с началом Литургии Верных покидает храм, счастлива.
Похоже, что эту будущую дщерь Православной Церкви и будущую супругу государя нашего воодушевила красота Богослужения. Скоро она примет Крещение и сочетается с нашим государем. Пусть она будет счастлива с ним, и дай им Господь долгую и полную радостей жизнь.
После Причастия все выходят из храма и отправляются во внутренние дворцовые покои, чтобы разговеться и продолжить отмечать светлый праздник Пасхи.
Христос Воскресе! С праздником Святой Пасхи всех!
Часть 2
Похищение Формозы
11 апреля (29 марта) 1904 года, утро.
Германская колониальная территория Циндао
Капитан цур зее Оскар фон Труппель с интересом посмотрел в окно своего кабинета. Полчаса назад адъютант доложил ему, что в гавань Циндао входит корабль из состава эскадры адмирала Ларионова.
– Отлично, – сказал капитан цур зее, узнав силуэт «Сметливого», – это наш старый знакомый. Интересно, с чем они пожаловали в этот раз?
– Может быть, мне стоит сходить и узнать – в чем там дело? – осторожно спросил адъютант.
– Да, Курт, – ответил Оскар фон Труппель, возвращаясь к столу, – сделай это, да поскорее. Если не сам, то пошли кого-нибудь в гавань, пусть разузнают.
Но не успел адъютант дойти до двери, как вдруг в нее постучали.
– Кто там еще? – громко сказал хозяин кабинета.
– Пакет, с сигнального поста, – ответили из-за двери. – Весьма срочно.
– Хорошо, дайте его мне, – сказал Оскар фон Труппель, сделав знак своему адъютанту немного подождать.
Вошел курьер, одетый в золотисто-коричневую форму германских колониальных частей, и передал конверт губернатору Циндао.
– Погоди, Курт, – сказал капитан цур зее, разорвав конверт и прочитав несколько написанных от руки слов, – пожалуй, вам не придется никуда идти. С сигнального поста сообщают, что на борту сторожевого корабля «Сметливый», находится начальник штаба адмирала Ларионова, капитан первого ранга Иванцов, следующий в Циндао по поручению своего командующего для встречи с губернатором, то есть со мной.
Оскар фон Труппель потер руки.
– Жить с каждым днем становится все интересней. А ведь еще три месяца назад я полагал, что судьба занесла меня в эту ужасную дыру, где даже воробьи чирикают по-китайски.
– Так точно, герр капитан цур зее, – поддакнул адъютант, – я тоже скучаю по нашему любимому Фатерлянду и жду не дождусь того момента, когда смогу вернуться домой.
– Да что ты понимаешь, мальчик, – улыбнулся губернатор Циндао. – Ведь, чтобы попасть домой, нам надо или обогнуть всю Азию вкупе с Европой, или же, сев в поезд в Дальнем, проехать через всю Россию. Ты представляешь – что такое Россия, Курт? – Россия – это огромный медведь, разлегшийся поспать на континенте. Хвост этого медведя находится по Камчатке, а нос сопит у нас под боком в Силезии. Ты знаешь, Курт, в Сибири есть такие места, где можно пройти сотню километров и не встретить ни одной живой души. Это не наша милая Германия, где люди от тесноты скоро начнут сидеть друг у друга на шее. До недавнего времени русский медведь спал, но помяни мое слово, Курт – ЭТИ его обязательно разбудят. Нас, немцев, слишком мало, чтобы править миром в одиночку…
Оскар фон Труппель немного помолчал, а потом сухо сказал:
– Курт, распорядись, чтобы в гавань, за герром Иванцовым послали коляску поприличней. И пусть все делают любезные лица – не кого-нибудь встречаем, а самого начальника штаба адмирала Ларионова. Запомни, Курт, начальник штаба – это должность на фоне фигуры командующего обычно незаметная. О нем, если что, вспоминают в последнюю очередь. Но в любой победе и в любом поражении больше половины – это доля начальника штаба. Именно он превращает первозданный хаос в идеальный порядок, ведущий к победе. Вроде бы беспорядочное движение русских кораблей в самом начале войны закончилось тем, что уже через неделю японский флот перестал существовать как таковой, а русский медведь наложил свою лапу на японские коммуникации. Это было наглядным воплощением на море заветов нашего великого Мольтке: «Двигаться порознь, а бить вместе». Запомни, Курт, – эта операция еще войдет в анналы военного искусства.
– У русских хорошая связь, – заметил адъютант, – наш «Телефункен» не может сравниться с русскими радиостанциями.
– «Телефункен», мой мальчик, предлагает любые деньги за секрет русских аппаратов, – губернатор Циндао, вздохнув, потер руки, – Ты даже не представляешь, какие могут быть комиссионные с этой сделки?
– Я догадываюсь, – сказал адъютант, – если кто-то сможет пустить в оборот хотя бы десятую часть секретов эскадры адмирала Ларионова, то по сравнению с ним даже Круппы будут выглядеть семейством мелких лавочников.
– Точно, Курт! – сказал Оскар фон Труппель. – Но мы с тобой заболтались. Иди и выполни мой приказ насчет коляски. А еще лучше сам отправляйся в гавань и лично привези сюда герра Иванцова.
– Яволь, – щелкнул каблуками адъютант и, четко развернувшись, направился к двери.
– Кстати, Курт, – вопрос губернатора застал адъютанта уже в дверях, – ты случайно не знаешь, что у русских обозначает слово «Сметливый»?
– Я слышал, – ответил Курт, – что это тот, кто умеет быстро принимать верные решения.
– Очень хорошо, Курт, – сказал Оскар фон Труппель, – ступай.
Там же, примерно час спустя
– Гутен морген, герр капитан цур зее, – приветствовал гость хозяина кабинета по-немецки, но с небольшим русским акцентом. – Сегодня прекрасная погода, вы не находите?
– Гутен морген, герр капитан первого ранга, – ответил губернатор Циндао, поставив на стол так и не понадобившийся ему колокольчик. – Погода действительно прекрасная. Проходите, присаживайтесь. Итак, герр Иванцов, что вас привело к нам в гости?
– Данке, герр фон Труппель, – сказал Иванцов, усаживаясь на предложенный стул. – Я хочу спросить вас – вы на днях не получали из Берлина никакой особо важной телеграммы?
Губернатор Циндао задумчиво подкрутил свои усы.
– Не знаю, возможно, что я ошибаюсь, – наконец вымолвил он, – но как раз сейчас на телеграфной станции принимают какую-то очень длинную шифрограмму из Берлина. Думаю, что часа через два-три я буду знать, о чем она. Возможно, что это именно то известие, о котором вы говорите.
– Можете считать, что мы с вами сэкономим эти два-три часа, – сказал Иванцов. – Вам, наверное, уже известно, что англичане полностью сворачивают свою военно-морскую базу в Вейхавее?
– Да, – ответил фон Труппель, – по нашей информации, они перебазируются в Гонконг. После того как вы стали контролировать Фузан, Цусиму и Окинаву, в Желтом море англичанам стало весьма неуютно.
– Информация насчет перебазирования в Гонконг – это ложь, – неожиданно жестко сказал Иванцов. – У нашей разведки есть точные сведения, что целью британской операции будет захват и оккупация острова Формоза, дабы не допустить его передачи Германской империи, согласно Токийскому мирному договору. Японский гарнизон острова состоит, мягко выражаясь, из солдат третьей категории, вооруженных устаревшими игольчатыми винтовками и не менее древними пушками. После установления полного вооруженного контроля над островом англичане планируют объявить об его «взятии в залог» в качестве гарантии возврата кредитов, предоставленных британскими банками Японской империи для войны с Россией.
– Вы в этом точно уверены?! – с изумлением воскликнул фон Труппель.
– Абсолютно точно, – ответил Иванцов, – у нас есть способы перехвата и расшифровки сообщений, отправленных по проводному телеграфу. Адмирал Ноэль уже получил из Адмиралтейства все надлежащие по этому случаю инструкции. Получив сию информацию, мы тут же передали ее в Петербург, его императорскому величеству Михаилу. А тот немедленно связался с императором Вильгельмом…
– Шайзе! – не выдержал фон Труппель. – Эти мерзкие лимонники еще пожалеют, что влезли не в свое дело.
– Герр капитан цур зее, – спокойно сказал Иванцов, – не стоит так волноваться. В этом случае русские и немцы будут стоять рядом, как и положено союзникам.
– Действительно, – встрепенулся фон Труппель, поднимаясь из-за стола. – Мы же союзники. И почему бы нам вместе не вразумить этих британских зазнаек. Им удалось отделаться легким испугом после истории с нападением на ваш корабль с нынешним императором России на борту. Но, в этот раз все должно быть иначе. Наш император не любит людей, которые его обманывают. Он таких вещей не прощает никому.
– Российский император тоже не любит обманщиков, – кивнул Иванцов. – Но, герр капитан цур зее, давайте вернемся к той теме, о которой мы начали разговаривать.
– Да, герр Иванцов, – ответил фон Труппель, – вы правы. Как я понимаю, ваша связь на таких расстояниях работает в несколько раз быстрее, чем обычный телеграф. Поэтому я весь внимание.
– В инструкциях, полученных мною из Петербурга, – ответил Иванцов, – сказано, что мы должны оказать содействие в ускорении процедуры передачи острова Формоза Германской империи. Англичане рассчитывают на то, что представители германской колониальной администрации застряли в Иркутске. Лед на Байкале уже слишком слаб, чтобы выдержать людей и повозки. С другой стороны, он пока еще достаточно толст, чтобы через него могли ходить паромы. Скажу вам, как моряк моряку, пресноводный лед, особенно из чистейшей байкальской воды, крепче обычного. Рассчитывать на их прибытие сюда раньше чем к середине – концу мая, будет необоснованным оптимизмом.
В той телеграмме, которую сейчас принимают ваши телеграфисты, должен быть приказ германского императора Вильгельма Второго о назначении вас временным губернатором Формозы с чрезвычайными полномочиями. К моменту прибытия британской эскадры остров должен находиться сразу под двумя юрисдикциями. Наш объединенный флот под вымпелами наместника Алексеева и контр-адмирала Ларионова будет крейсировать неподалеку от Тайбея в пределах нескольких часов хода. В экстренном случае, если англичане откроют огонь по вашим кораблям без предупреждения, мы нанесем удар авиацией… Если мы будем наготове, то все закончится в течение получаса.
– Гм, – сказал фон Труппель, – герр Иванцов, а как же Гаагские конвенции – запрещающие боевое применение летательных аппаратов? И вообще, вы уверены, что англичане будут стрелять?
– На первый вопрос отвечу коротко, – произнес Иванцов, – нас эти конвенции не касаются. Мы их не подписывали. К тому же и Британия их тоже не подписывала. А адмирал Фишер, который представлял Британию в Гааге, изволил так выразиться о документах, принятых там: «На первой мирной конференции в Гааге в 1899 году, когда я был британским делегатом, городили ужасную чушь о правилах ведения войны. Война не имеет правил… Суть войны – насилие. Самоограничение в войне – идиотизм. Бей первым, бей сильно, бей без передышки!» Так что будем воевать по-британски.
Что же касается возможного поведения английской эскадры, то могу вас заверить, что нам известны полученные адмиралом Ноэлем инструкции, и он их будет выполнять неукоснительно, поскольку в противном случае его отдадут под суд. Что же до всего прочего, то положитесь на нас. Кайзер Вильгельм будет вами доволен.
– Хорошо, – сказал губернатор Циндао и позвонил в колокольчик. Почти сразу же открылась дверь, и на пороге кабинета появился адъютант.
– Курт, – сказал ему фон Труппель, – передайте по эскадре, чтобы все были завтра готовы к выходу в море с утренним приливом. И потревожьте этих лентяев из колониальной полиции и командиров пехотных батальонов. Пусть приведут в порядок свое хозяйство и явятся сюда ко мне на совещание сегодня в шестнадцать часов. Да, и распорядитесь, чтобы нам принесли по рюмочке шнапса, надо отметить одно важное дело.
Когда адъютант вышел, губернатор Циндао плотоядно потер ладони.
– Ну, вот, все завертелось, – радостно сказал он. – Мы, немцы, если что-нибудь начинаем делать, то делаем это исключительно хорошо.
– Герр фон Труппель, – с улыбкой сказал капитан 1-го ранга Иванцов, – есть еще одно дело, о котором я хотел бы вас попросить. Только на этот раз уже вы должны будете помочь мне.
– Слушаю вас, – сказал губернатор Циндао, снова садясь за стол, – если это будет в наших силах, то мы обязательно вам поможем. Опять надо что-нибудь отремонтировать?
– На этот раз нет, – хитро улыбнулся Иванцов, – просто нужно приобрести один товар, чтобы покупатель не догадывался о том – кто именно является конечным его приобретателем. Деньги у нас есть.
– Да? – вопросительно поднял бровь губернатор Циндао. – И что же это за товар?
– Тридцать тысяч тонн сырой нефти с месторождений «Роял-Датч Шелл» на Суматре, – ответил Иванцов. – Деньги переведут из Петербурга через любой германский банк по вашему выбору. Но опять же без раскрытия истинного источника платежа. Свои комиссионные от банка можете подсчитать сами. Как вы уже знаете, наши танкеры ходят в гражданской окраске, разрешение поднять над ними германский торговый флаг кайзер Вильгельм тоже дал. Как обычно в подобных случаях, три процента от суммы сделки ваши. Как видите, мы обо всем уже позаботились. От вас нужен ловкий человек, который сумеет все устроить наилучшим образом. Ну что, по рукам, герр фон Труппель?
– По рукам, герр Иванцов, – ответил капитан цур зее. – Вы правы, сегодняшний день действительно прекрасный.
13 апреля (31 марта) 1904 года.
Санкт-Петербург, Зимний дворец, храм Спаса Нерукотворного.
Принцесса Масако, дочь японского императора Мацухитои леди Харуко, она же невестарусского императора Михаила II
Сегодня произойдет событие, которое, как объяснил мне мой духовный наставник епископ Николай, можно сравнить с моим вторым рождением. Сегодня я приму Святое Крещение, и стану той же веры, что и мой будущий муж, и мои будущие подданные.
Погода с самого утра стояла прекрасная. После хмурых весенних дней выглянуло солнце. На крыше дворцовой оранжереи ворковали голуби, словно радовались предстоящему событию вместе со мной.
Я уже выучила, хотя мне стоило это огромных усилий – ведь русский язык так не похож на язык моей родины – три главные молитвы, которые необходимо знать тому, кто готовится принять таинство Крещения. Это «Отче Наш», «Символ Веры» и «Богородице Дево, радуйся». Молитвы мне было трудно разучить еще и потому, что они на том русском языке, на котором сейчас в России уже не говорят. Но их надо было выучить, и я выучила.
Вчера вечером я прочитала эти молитвы своему законоучителю, и тот похвалил меня. Епископ Николай такой добрый… Рядом с ним я забываю о том, что я уже не во дворце своего отца, среди знакомых мне людей. И мать моего будущего мужа, вдовствующая императрица Мария Федоровна, тоже ко мне так добра. Мне хорошо с ними.
Да и с русскими людьми, которые меня окружают, мне тоже очень хорошо. И зачем только мой божественный отец начал с ними войну? Как объяснила мне моя будущая крестная мать, русская воительница Нина Викторовна, это все из-за козней английских гайдзинов, которые стравили между собой японцев и русских, а сами на этом кровопролитии зарабатывали деньги. А ведь они тоже христиане!
Но епископ Николай сказал мне, что англичане христианами называют себя лишь на словах, а на деле они слуги темных сил и делают множество вещей из тех, что запрещены заповедями Божьими. Как трудно это все сразу понять. Но я постараюсь и со временем все пойму. Ведь мы, японцы, народ терпеливый и трудолюбивый. А я все равно останусь японкой, даже если стану православной христианкой. И своим детям я буду рассказывать не только о подвигах славных русских предков своего мужа, но и о храбрых самураях и мудрых правителях страны Ямато. Пусть они помнят, что и в них тоже течет кровь первого японского императора Дзимму, правнука богини Аматерасу Омиками.
Церемония принятия таинства Крещения должна уже вот-вот начаться. Моими крестными отцом и матерью будут родственник моего будущего мужа великий князь Александр Михайлович и госпожа Нина Викторовна, которая носит высокий чин полковника и награждена орденами, которые не каждый самурай может заслужить на поле боя. Как объяснил мне епископ Николай, они станут мне как бы вторыми родителями и будут обо мне заботиться и оберегать от разных бед.
Вот они уже пришли за мной. Какое красивое у Нины-сама платье. Это даже не платье, а парадный мундир. А Александр-сама, немножечко похожий на покойного императора Николая, тоже великолепен в своем парадном адмиральском наряде. Рядом с ними стоит Ирина-сан, которая помогала и помогает мне разобраться в русской жизни и русских правилах поведения. Ну, и в том, что должна знать каждая русская женщина. Она тоже одета в нарядное платье, а голова ее повязана красивой косынкой. Я уже знаю, что женщина должна быть в храме с покрытой чем-нибудь головой, а мужчина – наоборот, без головного убора.
Они вежливо поздоровались со мной, а потом Александр-сама вышел из комнаты, после чего моя крестная мать Нина-сама и Ирина-сан помогли мне раздеться. Они надели на меня длинную белую рубашку, чем-то похожую на кимоно. Чтобы я не замерзла, поверх рубашки они накинули на меня теплый халат, а на ноги надели мягкие войлочные тапки.
Завершив переодевание, мы, все вместе, направились в церковь. Обряд будет проводить духовник семьи моего будущего мужа, отец Иоанн. Это почтенный седой старик, со строгим взглядом, которым он словно заглядывал мне в душу. Помогал служить ему еще один священник, высокий, с густой черной бородой и громким красивым голосом.
В церкви было немного народа. Присутствовали лишь самые близкие люди русского царя, моего будущего мужа: его сестра Ксения – жена моего крестного отца Александра-сама, их дети, мать моего мужа Мария-сама, моя крестная Нина-сама, помогающая ей Ирина-сан, мой законоучитель – епископ Николай, и еще несколько человек. Ну, и конечно, мой будущий муж. Он ласково смотрел на меня, и от его взгляда мое сердце забилось быстро-быстро. Сбоку от Царских врат – я теперь уже знала, как называются в храме его части, стоял небольшой хор.
Мне очень нравилось слушать его, хотя я и почти не понимала то, о чем он поет. А в самом центре церкви находилась большая емкость с водой, прикрытая со всех сторон ширмами. Эта емкость была немного похожа на нашу японскую баню – офуро. Именно в этой емкости, именуемой у русских купелью, я и должна была креститься.
Обряд начался чтением огласительных молитв. Отец Иоанн три раза дунул мне в лицо. Как объяснял мне епископ Николай, это должно символизировать сотворение Адама – первого человека на земле. Тогда Бог взял созданного из праха человека и вдунул в лицо его дыхание жизни, и стал человек душою живою. Затем епископ Николай трижды благословил меня, и, положив руку мне на голову, стал читать молитвы.
После чтения этих молитв, которые должны были отогнать злых духов, я должна была отречься от сатаны. Это самый главный демон у христиан, и отрекаясь от него, я показывала, что готова принять Крещение.
После отречения от сатаны я повернулась уже лицом на восток, также ответила на вопросы, повторяемые три раза. Отец Иоанн спросил меня: «Сочетаваеши ли ся Христу?».
Я трижды ответила ему: «Сочетаваюся». Потом он спросил меня: «И веруеши ли Ему?» Я ответила дрожащим голосом: «Верую Ему, яко Царю и Богу».
Я знала, что с этого момента мне нет пути назад. Мне было и радостно и страшно одновременно. Теперь до самой смерти я буду христианкой, как говорил мне епископ Иоанн, сестрой для всех моих братьев и сестер по вере.
Затем вслух я трижды прочитала «Символ Веры». Вот эта молитва:
«Верую во Единаго Бога Отца Вседержителя, Творца небу и земли, видимым же всем и невидимым. И во единаго Господа Иисуса Христа, Сына Божия, Единороднаго, Иже от Отца рожденнаго прежде всех век; Света от Света, Бога истинна от Бога истинна, рожденна, несотворенна, единосущна Отцу, Имже вся быша. Нас ради человек и нашего ради спасения сшедшаго с небес и воплотившагося от Духа Свята и Марии Девы и вочеловечшася. Распятаго же за ны при Понтийстем Пилате, и страдавша, и погребенна. И воскресшаго в третий день по Писанием. И возшедшаго на небеса, и седяща одесную Отца. И паки грядущаго со славою судити живым и мертвым, Егоже Царствию не будет конца. И в Духа Святаго, Господа, Животворящаго, Иже от Отца исходящаго, Иже со Отцем и Сыном спокланяема и сславима, глаголавшаго пророки. Во едину Святую, Соборную и Апостольскую Церковь. Исповедую едино крещение во оставление грехов. Чаю воскресения мертвых. И жизни будущаго века. Аминь».
Это одна из главнейших христианских молитв. После прочтения этой молитвы отец Иоанн еще трижды задал мне вопросы, верую ли я в Христа. Я ответила, что верую, и отец Иоанн велел мне поклониться Господу, что я и сделала. Ну, а потом началось само святое Крещение.
Все присутствующие зажгли свечи, отец Иоанн, переодевшись в белые красивые одежды священника, освятил воду в купели. Затем он освятил елей – особое масло, читая молитву.
Он помазал кисточкой мне лоб, грудь, спину, уши, руки и ноги. А потом я зашла за ширмы, скинула халат и рубашку и вошла в купель. Вода в ней была теплая, я чувствовала, что какая-то неведомая сила стала подниматься от моих ног к голове. Отец Иоанн, подойдя к ширме, положил руку мне на голову и стал читать молитву.
«Крещается раба Божия, Мария во имя Отца…» – он нажал мне на макушку, и я погрузилась с головой в воду. – «Аминь» – сказал он, погружая меня в воду во второй раз, потом произнес: «И Сына…» – «Аминь», и, погружая в третий раз, добавил: «И Святаго Духа…».
«Ныне и присно и во веки веков. Аминь», – сказал отец Иоанн, когда все собственно уже закончилось.
Я вышла из воды и тут же ко мне за ширмы забежала Ирина-сан с полотенцем в руках. Я быстро обтерлась и повернулась лицом к алтарю.
Отец Иоанн надел мне на шею золотой крестик на цепочке. Ну, а потом было совершено таинство Миропомазания. Вместе с отцом Иоанном я трижды обошла вокруг купели. В заключение мне состригли с головы прядь волос в знак предания нового христианина воле Божией.
Таинство Крещения состоялось, и с этого момента я уже была не Масако, а Мария – так звали женщину, которая родила Господа Нашего Иисуса Христа и такое же имя носит мать моего будущего мужа.
Теперь уже ничего не могло помешать мне стать женой императора Михаила, владыки России, родить ему много детей и быть вместе с ним во всех его радостях и бедах. Аминь.
14 (1) апреля 1904 года, полдень.
Санкт-Петербург, «Новая Голландия», Главное Управление государственной безопасности.
Совещание по вопросам военного кораблестроения и двигателестроения
Присутствуют:
император Михаил II;
глава ГУГБ капитан Тамбовцев Александр Васильевич;
конструктор бескомпрессорных тепловых двигателей Тринклер Густав Васильевич;
директор Ижорских адмиралтейских заводов Гросс Федор Христофорович;
контр-адмирал Григорович Иван Константинович
Император, как это у него водилось в последнее время, с первых же минут сразу взял быка за рога.
– Господа, – сказал он, – с сего дня моим указом Ижорские адмиралтейские заводы переподчинены от Адмиралтейства к создаваемому при ГУГБ Особому техническому бюро и в дальнейшем будут заниматься проектированием, постройкой и испытанием новой совершенно секретной техники. В основном Ижорские заводы должны заниматься постройкой судовых двигателей новых типов.
– Прошу запомнить, господа, – сказал император, – и воспринять как данность – паровая машина тройного расширения достигла пределов своего совершенства и дальнейшему улучшению подвергнута быть не может. На смену ей идут три типа двигателей. Во-первых, – нефтяные судовые двигатели по типу разработанного господином Тринклером. Во-вторых, – паротурбинные машины по типу разработанной британцем Парсонсом для его «Турбинии». Вы можете мне верить или не верить, но это малышка еще народит таких мастодонтов, что мир вздрогнет. В-третьих, – это газотурбинные двигатели, образцы которых имеются только на эскадре адмирала Ларионова. О них мы сейчас говорить не будем, в силу отсутствия в нашем распоряжении материалов, способных под постоянной нагрузкой работать при температурах свыше тысячи градусов по Цельсию. Таким образом, газотурбинные двигатели это не сегодняшний и даже не завтрашний день нашего военного флота.
Сейчас мы должны сосредоточиться на том, что достижимо уже в ближайшее время. То есть на тепловых двигателях господина Тринклера и на паротурбинных установках. У каждого из этих типов судовых двигателей есть свои достоинства и недостатки.
Тепловые двигатели имеют наивысший КПД, но при этом работают только на низких оборотах и при полной мощности создают значительный шум и вибрации.
Паровые турбины, напротив, при правильной балансировке почти бесшумны, но менее экономичны и более габаритны. Кроме того, имея дело с паровой турбиной, приходится заниматься и котлами, и конденсаторами, и системой подготовки котельной воды, без внимания к которой машина быстро и бесповоротно выйдет из строя.
Наслушался я, господа, жалоб на котлы и холодильники от инженера-механика броненосца «Ослябя». Лишь чудом добрался он до Копенгагена. Поэтому оставляем пока в покое паротурбинные установки и сосредотачиваемся на тепловых двигателях, с недостатками которых нам придется побороться. Как вы думаете, Густав Васильевич?
При этих словах императора инженер Тринклер удовлетворенно кивнул.
– Да, все обстоит именно так, ваше величество, – сказал он, – мне уже подсказали несколько способов снижения вибраций. Это основной недостаток тепловых двигателей, и, разумеется, я буду заниматься его устранением. Есть много вариантов – как улучшение конструкции самого двигателя, так и его крепления на амортизированную платформу. С шумом тоже можно будет бороться, имея хороший глушитель, встроенный в фальшивую дымовую трубу. Повышать обороты я считаю нежелательным, ибо все детали этого двигателя очень массивные, что при значительном повышении оборотов приведет к такому же значительному увеличению ненужных вибраций…
– Интересно, – император задумался. – Пожалуй, Густав Васильевич, я попробую устроить вам встречу со старшим инженером-механиком того подводного корабля, что доставил меня вместе с невестой из Тихого океана в Копенгаген через Северный полюс. Если я не ошибаюсь, то их главная машина выдает на вал максимум сто девяносто оборотов, и при этом под водой корабль делает тридцать узлов. Опять же, если я правильно понял объяснения, то там у них какой-то особенный винт, с большим количеством лопастей. Но ручаться не буду. Где-то примерно через месяц-полтора они придут в Кронштадт, и тогда – милости просим, я попрошу раскрыть перед вами все секреты.
Император перевел дух и продолжил:
– Господа, я собрал вас здесь еще и потому, что сейчас нам надо спешить как никогда. Война, только что закончившаяся на Дальнем Востоке, показала нам слабость нашего флота, собранного с бору по сосенке из иностранных образцов и их плохо выделанных российских копий. Вместе с тем нашим флотом, объединенным с эскадрой адмирала Ларионова, был наглядно продемонстрирован вариант успешной морской блокады островной державы, достигнутой в ходе войны, что привело к почти бескровной победе над Японской империей.
Поэтому, господа, нам нужен фактически новый флот, и машины для кораблей этого флота строить придется именно вам – Ижорскому заводу. В настоящий момент на государственных Адмиралтейских верфях пустуют четыре стапеля, два в Петербурге, один в Севастополе и один в Николаеве. Закладка броненосцев улучшенной «бородинской» серии на этих стапелях отменена моим распоряжением. Нет смысла строить корабли и тратить на это огромные государственные деньги, если их конструкция оказалась безнадежно устаревшей уже к моменту закладки килевой балки.
Но верфи не могут простаивать. Рабочим и инженерам надо платить жалованье, да и время для нас тоже дорого. России нужен новый флот, и о том, каким ему быть, сейчас существует множество различных мнений. Спорно пока всё: назначение корабля, водоизмещение, калибр, количество орудий, тип бронирования, тип машины, максимальная, крейсерская и экономическая скорости, а также требуемая дальность плавания экономическим ходом.
Михаил II оглядел присутствующих.
– Поскольку у нас в России за всё отвечает император, я посоветовался со знающими людьми и принял решение. Класс кораблей, закладываемых на стапелях в Петербурге, обозначен как «Рюрик II». Назначение – дальний рейдер – прерыватель торговли. Водоизмещение – двенадцать-пятнадцать тысяч метрических тонн. Обводы корпуса – атлантические. Полубак в одну треть от длины корпуса. Главный калибр – шесть десятидюймовых орудий с длиной ствола в пятьдесят два калибра в трех двухорудийных башнях. Одна башня – в носовой части, две – линейно-возвышенно в корме. Предельный угол возвышения орудий главного калибра – тридцать пять градусов. Боекомплект – сто двадцать снарядов и сто пятьдесят зарядов на ствол. Среднего калибра нет совсем. Торпедных аппаратов тоже нет. Противоминный калибр – двенадцать орудий калибром сто двадцать миллиметров и длиной ствола в пятьдесят пять калибров, размещенных в шести двухорудийных башнях. Боезапас – по двести унитарных выстрелов на ствол. Броня будет изготовлена на Обуховском заводе. Главный пояс – 8–200 мм, башни главного калибра – от 70 до 250 мм, башни противоминного калибра – от 50 до 120 мм, боевая рубка – от 100 до 200 мм, нижняя броневая палуба, скосы, верхняя броневая палуба – 25–40 мм. Силовая установка четырехвальная, мощностью от 56 до 72 тысяч лошадиных сил. Все будет зависеть от того, как Густав Васильевич сможет форсировать свой тепловой двигатель.
Обратите особое внимание, господа, на требование к четырехвальности установки. Еще Чарльз Парсонс при постройке своей «Турбинии» экспериментальным путем установил, что одна и та же мощность силовой установки на одном и том же судне, приложенная к одному валу, дает девятнадцать узлов скорости. А при приложении к трем валам – тридцать пять узлов. Как говорится, факт налицо. Так что имейте это в виду.
Соответственно, максимальная скорость должна составлять 30–32 узла, крейсерская – 24–26 узлов, а экономическая – 18–20 узлов. Дальность хода на экономической скорости должна составлять шестнадцать тысяч морских миль.
На стапелях в Николаеве и Севастополе должны быть заложены два больших эскадренных транспорта снабжения, однотипных с «Рюриком II» по корпусу, машинам, дальности плавания, экономической и крейсерским скоростям. Военный корабль через Черноморские проливы провести проблематично, а вот грузопассажирское судно, правда, пригодное к переделке во вспомогательный крейсер, турки должны пропустить без проблем.
Водоизмещение БЭТСа определим в восемь тысяч тонн в балласте, и все те же пятнадцать тысяч тонн в полном грузу с топливом и полными запасами. Надзирать за проектированием и постройкой вышеозначенных кораблей моим повелением будет назначен контр-адмирал Иван Константинович Григорович. Ответственный за создание силовой установки – директор Ижорских заводов Федор Христофорович Гросс. Главный конструктор машин – Густав Васильевич Тринклер.
Стройте производство на заводе из расчета того, что таких двигателей понадобится много: десятки, может, сотни единиц. Если что будет неясно, обращайтесь за консультациями к присутствующему здесь Александру Васильевичу Тамбовцеву. Ровно через полгода я буду ждать от вас первых практических результатов. Вам все ясно, господа?
– Так точно, ваше императорское величество, – кивнул директор Ижорских заводов Федор Христофорович Гросс, – всё будет сделано. Как я понимаю, проект двигателя уже готов?
– Да, – сказал Тринклер, – проект уже готов. Там все было просто, машину уже можно начинать делать в металле.
– Тогда, Густав Васильевич, с Богом, – сказал император. – Надеюсь услышать о вашей машине только хорошее…
Капитан Тамбовцев хмыкнул.
– Одно предупреждение, господа. Оно связано с противопожарной безопасностью. Никогда не делайте питающую линию на своей машине из резинового шланга. Если он лопнет и нефть разольется, пожар будет такой силы, что Содом и Гоморра покажутся вам скаутским костром. Это если вы, конечно, при этом выживете…
– А что, Александр Васильевич, действительно были подобные случаи? – встревоженно спросил император.
– Да, – ответил Тамбовцев, – были. У немцев тепловая машина мощностью восемнадцать тысяч лошадиных сил сгорела вместе с конструктором и полусотней рабочих. И все из-за лопнувшего резинового шланга с перегретым мазутом.
– Вот как! – покачал головой император. – Я этот момент как-то упустил. Но ступайте, господа, ступайте. И помните о том, что вам сказал Александр Васильевич. Безопасность – превыше всего. Нефть – это страшная штука. Зажечь ее легко, а погасить почти невозможно.
Читать бесплатно другие книги:
