Дьяволы дня «Д» Мастертон Грэхэм

Мадлен кивнула.

– Вы можете верить в дьяволов, полковник. Почему вы не можете поверить в ангелов?

– Потому что… ну, потому что их не бывает, не так ли? Или бывают?

Я устало потер свои глаза.

– На самом деле мы не знаем, полковник. Но мне кажется, что у нас другого выбора нет. Отец Энтон дал мне книгу о том, как вызывать ангелов, и то же самое сделал его преподобие Тейлор. А они оба были сведущи в изгнаниях нечистой силы. Я полагаю, что это единственный способ.

Снова послышалось приглушенное громыхание; но на этот раз я не был так уверен, что это было метро. Я быстро повернул голову к Мадлен, и она сказала:

– Пожалуйста, полковник. Я думаю, Ден прав. У нас мало времени.

Лейтенант-полковник Тенет окинул взглядом подвал, потом посмотрел на наш ящик и вздохнул.

– Хорошо. Если вы думаете, что можете сделать что-то полезное. Но я предупреждаю вас: если мне покажется, что дела идут в худшую сторону или если вы попытаетесь уничтожить какой-нибудь из этих ВНП, я тут же вас выгоню отсюда. Эти штуки – правительственная собственность; и если вы их уничтожите, это будет стоить мне всей моей чертовой карьеры.

Медленно и зловеще лампочки в подвале начали тускнеть, как будто подключилось какое-то мощное устройство и забрало на себя все электричество.

– Принеси эти книги – быстро! Они на столе полковника Танета! – бросил я Мадлен. Потом я схватил офицера и оттащил его от сундука.

Лампочки все тускнели и тускнели, пока мы не стали видеть лишь их оранжевые нити, едва теплившиеся в наступившей темноте.

– Сержант Бун! – крикнул лейтенант-полковник. – Трех людей сюда вниз с автоматами!

Вместе с усилением темноты становилось тише. Мы слышали крики и топот наверху; но здесь, в подвале, на нас, словно мягкое ватное одеяло, опустилась тишина. В этом странном мраке лейтенант-полковник Танет прикоснулся к моему локтю.

– Что это? – прошептал он. – Вы знаете, что это? Что происходит?

– Это Элмек, – прошептал я ему в ответ. – Десять к одному: это Элмек.

Мы не видели и не слышали, как открылась крышка сундука; но когда я опустил глаза, она была откинута назад, и даже в этом слабом свете тлевших электрических спиралей я смог разобрать грязный, вековой давности шелк, устилавший сундук изнутри; и еще я смог увидеть, что он был пуст. Как предостережение, я сжал плечо Танета; затем напряженными глазами, медленно, осмотрел подвал в поисках каких-нибудь признаков нашего тринадцатого дьявола.

– Все это очень странно, – сказал лейтенант-полковник Танет. – Я не знаю, чего пытаются добиться эти проклятые штуки.

– Догадываюсь, что они хотят на свободу, – ответил я ему. – С одиннадцатого века они были зашиты в эти проклятые мешки, если не считать короткой экскурсии во время войны. А еще они хотят увидеть здесь своего хозяина.

– Вы действительно думаете, что они собираются вызвать Адрамелека?

– Так говорил Элмек. А Элмек должен знать.

Откуда-то из глубин подвала до нас донеслось размеренное дыхание: так дышит человек, получивший крупную дозу обезболивающего. Я посмотрел в дальний конец подвала, в пространство между подмостями, где было темнее всего. Некоторое время я не видел ничего вообще, но когда прищурил глаза, мне показалось, что я могу различить еще более темную фигуру, – фигуру, которой я боялся больше любой другой: карликовые очертания Элмека, его кошмарные глаза, его страшное, шуршащее тело.

– Элмек, – сказал я тихо. – Я приказываю тебе.

Лейтенант-полковник повернулся ко мне, не веря собственным ушам.

– Что вы делаете? – спросил он нетерпеливым и раздраженным голосом. – Кому вы говорите?

Я не обратил на него внимания. Для объяснений не было времени. Подвал начинал дрожать, как моторный отсек на судне; и я слышал, как деревянные подмости стучали по стенам и по полу.

– Слушай, Элмек. Мы выполнили свое обещание. А как же ты? Вот твои двенадцать собратьев. Верни нам нашего священника, отца Энтона, верни нам Антуанетту.

Дьявол пошевелился и захохотал. Танет сделал шаг назад и попытался тянуть меня за собой.

– Элмек, – сказал я снова.

– Я уже говорил тебе, – ответил он после некоторой паузы. – Только Адрамелек может вдохнуть жизнь в твоих умерших друзей. Сначала мы должны вызвать Адрамелека.

– Сержант! – заорал Танет.

По ступенькам в подвал торопливо прогрохотали тяжелые ботинки. Первым появился сержант Бун, крепыш в комбинезоне цвета хаки и темно-бордовом берете, несший под мышкой автомат. Вслед за ним прогремели еще трое, все с такими же круглыми головами и безжалостными лицами, которые, кажется, развились у британских солдат путем какого-то неестественного отбора.

– В том конце, сержант, – резко сказал лейтенант-полковник Танет. – Приготовиться к стрельбе.

Я с огромным отвращением указал на оружие.

– Вы действительно думаете, что эти автоматы принесут нам какую-нибудь пользу, сэр?

– Я уверен, что нет, мистер Мак-Кук. Но мы должны быть готовы к любым неожиданностям.

Несколько минут мы ждали в темном и тихом лондонском подвале; я видел, как солдаты с опаской поглядывали на то, как тлели и пульсировали, словно электрические черви, нити накаливания лампочек. Из дальнего конца подвала, полностью скрытый темнотой, за нами наблюдал Элмек и тоже ждал.

– Элмек, – сказал я наконец, – что ты хочешь, чтобы мы сделали?

Дьявол зашевелился.

– Мы не сможем помочь тебе вызвать Адрамелека, если ты не скажешь, что нам делать, – напомнил я ему.

– Пусть спустится девчонка, – сказал Элмек голосом старой женщины. – Нужно, чтобы здесь была девчонка.

– Прежде всего, мы должны знать, что ты намерен с ней сделать, – сказал лейтенант-полковник Танет.

Сержант Бун и его люди в замешательстве смотрели на своего полковника. Для них он был старшим офицером, и никто, скрывающийся в темноте в дальнем конце подвала, не должен был осмеливаться говорить с их старшим офицером с таким вопиющим неуважением.

– Мы всегда можем пойти и схватить его, – сказал сержант Бун. – Капрал Перри и я были в Ольстере, сэр. Это наша специальность.

Лейтенант-полковник даже не повернулся, чтобы посмотреть на своего сержанта.

– Не двигайтесь, сержант. Пока я не скомандую, – просто приказал он, продолжая всматриваться в темноту.

– Девушка идет, – сказал я дьяволу. – Она пошла наверх, но она возвращается.

Я чувствовал, как среди теней постоянно шевелился и изменял форму Элмек. Мадлен была права. Дьявол, по-видимому, был в восторге от того, что присоединился к своим собратьям; в крайнем возбуждении, он совершал бесконечные физические метаморфозы. Мои глаза выхватывали из темноты обрывки нездоровых, слизистых фигур, вызывавших во мне приступы тошноты. Когда глаза людей сержанта Буна привыкли к тусклому свету и они сами смогли разглядеть некоторые из омерзительных, тошнотворных образов, поблескивавших слизью в дальнем конце подвала, на их лицах появились растерянность и ужас.

В глухой, удушливой тишине я услышал, как по лестнице спустилась Мадлен и открыла подвальную дверь. Девушка появилась, держа под мышкой две моих книги. Я кивнул в сторону дальнего конца подвала и сказал ей:

– Элмек. Дает представление.

Мадлен передала мне книги и прошептала:

– Что он делает? Он сказал, что ему надо?

Я покачал головой.

– Ему нужна ты, но я не знаю зачем.

– Ты не знаешь, зачем? – закудахтал Элмек. – Ты даже не догадываешься? Ты не понимаешь, что эта бедная девчонка, Жанна д'Арк, сделала, чтобы мы смилостивились помочь ей в сражении? Не можешь вообразить, что случилось с бедной Гундрадой, женой Вильгельма де Варенне?

Сержант Бун вздернул свой автомат, но лейтенант-полковник Танет поднял руку и предупредил:

– Спокойно сержант. Теперь мы имеем дело не с ИРА.

– Элмек, – позвал я, – что ты от нас хочешь? Девушка теперь здесь. Что ты хочешь, чтобы мы сделали?

Подвал снова затрясло; послышался раздражающий нервы звук, как будто бы тысячи мясных мух роились над дохлой лошадью. Стало так темно, что мы почти ничего не видели.

– Боже, тут прямо как в могиле, – сказал один из солдат.

– Тише вы, рядовой, – оборвал сержант.

– Девчонка должна открыть по очереди все мешки, – зашептал Элмек хриплым и насмешливым голосом. – Только девчонка будет это делать. Только у девчонки есть какая-то религиозная вера. Она должна по очереди открыть все мешки и произнести над ними слова заклинания.

Пока Элмек говорил, я напрягал в этом тусклом свете свои глаза, читая страницы, которые отметил в своей тоненькой черной книжке его преподобие Тейлор. Раздел назывался «Семь точных испытаний по отождествлению злого духа»; в нем рассказывалось, что нужно сделать для определения настоящего имени демона или дьявола. Но чем дальше я читал, тем меньше во мне оставалось уверенности. По первому тесту нужно было спросить у дьявола его имя властью Саммуэля, архидемона, который назывался там «яд Господа». Во втором требовалось сжечь волос или чешуйку дьявола и смотреть опускается дым или поднимается. В третьем – посыпать его кожу различными травами: укропом, огуречником, петрушкой и еще дюжиной других, потому что с помощью различных растений различные дьяволы или выделялись или отбрасывались. В четвертом – окропить кровью из серебряной ложки двадцать семь карточек, с написанными на них буквами алфавита: кровь упадет на все карточки, кроме той, с которой начинается имя. Пятое, шестое и седьмое испытания были одинаково невыполнимы; все они, очевидно, были разработаны для полномасштабного ритуала изгнания. А то, что имели мы, в подвале на Хантингтон Плейс, было таинственным, непредвиденным случаем.

– Мадлен, – прошипел я. – Мадлен, я не могу провести эти испытания. Они слишком сложны.

– Подожди, – прошептала она в ответ, подняв вверх палец. – Наверное есть другой способ.

– Какой другой способ? О чем ты говоришь?

– Ты должен мне доверять, – сказала она.

– Ну, и что же мне делать. Ты же не можешь пойти открывать эти мешки!

– Я должна.

– Мадлен, я…

Она дотянулась в темноте до моей руки.

– Верь мне, – сказала она. – Когда я буду открывать каждый мешок, я буду пытаться узнать имя дьявола внутри него и передать это имя тебе. Здесь всего лишь мелкие дьяволы. Они безжалостны, воинственны и противны, но далеко не мудры.

– И что же мне делать, когда ты мне скажешь их имена? – спросил я у нее. – Предполагая, что мы проживем так долго?

Она прижала ладонь к «L'Invocation des Anges».

– Находить в книге каждое из имен. Возле них будет еще одно имя, – имя ангела, противостоящего этому дьяволу. Вызови этого ангела, повторяя слова заклинания.

Я нахмурился.

– Откуда ты все это знаешь? Я думал, что…

– Давай, девчонка, открывай-ка мне эти мешки! – прохрипел дьявол. – Разрывай их и освобождай моих любимых братьев! Поспеши, девчонка, осталось мало времени!

Вспыхнули лампочки, но потом снова померкли. Я чувствовал тяжелые, ритмичные удары, содрогавшие все помещение, как будто стучало какое-то ужасное сердце. Между мною и Элмеком с поднятыми автоматами стояли сержант Бун и его солдаты; лейтенант-полковник Танет, с выражением важного беспокойства, повернулся к нам. Выражению важного беспокойства, я думаю, их учат в офицерских школах.

– Я не могу посоветовать вам делать то, что говорит дьявол, мадемуазель Пассарелль, – сказал он. – Более того, я должен приказать вам оставаться на месте.

На прощание Мадлен мягко пожала мою руку.

– Простите, лейтенант-полковник. Но я не могу делать то, что вы советуете.

– Открывай мешки, девчонка! – крикнул Элмек так, словно это был хор вибрирующих голосов. – Асмород ждет!

Мадлен сделала шаг вперед. Сразу после этого из тени в дальнем конце подвала появилось нечто ужасное, похожее на черный глянцевый панцирь жука. Что-то затрепетало и зашелестело, как будто кузнечик: стрекочущий звук насекомого. Но это было не насекомое. Потому что я видел еще и щупальца, и какое-то искаженное очертание, прикрепленное к его брюшной полости, подобно деформированному сиамскому близнецу.

– Огонь! – закричал лейтенант-полковник Танет.

Казалось, что все случившееся вслед за этим происходило очень медленно, так что в моей памяти остались все детали: как будто какой-то невыносимый повтор раз за разом проходит в моем мозге. Я видел, как сержант и три его солдата вскинули автоматы. Я видел, как лейтенант-полковник Танет сделал шаг назад. Потом изо рта одного из солдат, галлоны за галлонами, словно автоматная очередь, ужасным потоком вылетала кровавая жижа, забрызгивая бетонный пол. Это выглядело так, словно из него вырвало центнер сырого мяса для гамбургеров. Мадлен отвернулась и захныкала от невыносимости этого зрелища. Ошеломленный, я видел, как тело солдата упало, словно пустая наволочка; затем он перевернулся и вытянулся, уткнувшись лицом в окровавленный пол. Рядом рухнул сержант Бун; комбинезон его был черным от крови и рвоты. Затем то же самое случилось и с двумя другими солдатами. Сладковатый запах был невыносим, и только после двух рвотных позывов я смог справиться со своим желудком.

Темнота, почти благодатная, снова сомкнулась над нами. Я вытер со лба холодный пот и потянул Мадлен назад, прочь от четверых мертвых солдат. Минуты две было тихо; но затем я услышал скрипучий смех Элмека, – смех старухи, – но все же это был грубый, нечеловеческий смех, словно воздух проходил сквозь горло, обросшее изнутри шерстью.

– Они осмелились угрожать мне, – смеялся над нами Элмек. – Они осмелились поднять против меня свое оружие. Какая жалость, что вы не смогли видеть изнутри с каким искусством я все это проделал. Это была сама изысканность. Их кишки и их желудки, их легкие и их почки – все было порезано и извергнуто наружу; и их тела остались такими же пустыми, как и их глупые головы.

– Я думаю, что нам стоило бы попытаться сбежать отсюда, мистер Мак-Кук, – сказал лейтенант-полковник Танет, голос его дрожал.

– Я не вижу в этом большого смысла, полковник. Мы будем разрублены на мелкие кусочки даже прежде, чем поднимемся на первую ступеньку. Проклятье, да именно поэтому, в первую очередь, мы были вынуждены сюда приехать! – сказал я.

– Он не причинит нам вреда, monsieur le colonel,[45] если мы будем делать то, что он нам говорит, – прервала Мадлен. – Ну, а теперь я должна открыть эти мешки. Мы больше не можем терять времени.

– Я запрещаю! Я запрещаю вам делать хоть шаг! – резко приказал лейтенант-полковник.

– Тогда я сделаю несколько, – вызывающе сказала Мадлен и устремилась мимо него в темноту.

Элмек одобрительно зашевелился, и от сухого шелестения его тела мне показалось, что мою рубашку внезапно намочили ледяной водой. Я попытался следовать за Мадлен, но она обернулась и тихо распорядилась:

– Оставайся там, Ден. Пожалуйста. Просто слушай имена, когда я буду тебе их говорить, и вызывай их ангелов.

– Что ты говоришь? О чем ты там рассказываешь? – зашипел Элмек.

Мадлен обернулась и посмотрела прямо в неровную темноту, где скрывался дьявол.

– Я делаю то, что я должна делать, – сказала она просто и подошла к первым подмостям.

Она стояла возле них, казалось, целые минуты, но прошло лишь несколько секунд. Затем она заговорила:

– Я вызываю тебя, о, создание тьмы, о, дух преисподней. Я повелеваю тебе: покажись нам в своем самом злом обличье. Я приказываю тебе: появись, – и я уничтожу все печати, лежащие на тебе, все узы, связывающие тебя. Venite, о, дух.

Потом она схватила заплесневелую материю мешка и разорвала ее.

С того места, где я стоял, мне было плохо видно; но я смог мельком заметить какие-то необычные кости, почувствовать запах невидимой пыли и услышать треск дьявольских позвонков. Мадлен сунула руку в мешок и достала наружу череп дьявола, держа его так, чтобы он был виден Элмеку.

– Дьявол Умбакрейл, – сказала она. – Дьявол темноты и ночных происшествий.

Я был настолько заворожен тем, что она делала, что почти забыл отыскать имя Умбакрейл в L'Invocation des Anges. Но когда Мадлен двинулась к следующим подмостям, я быстро пролистал страницы и нашел его. Умбакрейл, он же Умбакурахал, он же С'аамед. Дьявол темноты. Была даже гравюра, изображавшая его: необычный зверь, с пристальными глазами и острыми, как лезвия, когтями. На противоположной странице книги, тяжелым французским Генри Эрмина, было описание его святого противника, ангела Серона, а ниже располагались слова, которые должны были призвать Серона, для того чтобы уничтожить его супостата из ада.

– О, ангел, – пробормотал я, в ужасе от того, что Элмек мог услышать, что я делаю, – я заклинаю тебя, во имя святой девственницы Марии, ее святым молоком, ее священным телом: сойди вниз. Я прошу тебя всеми святыми именами: Илоем, Иеговой, Эль Ористаном, Сешелем, Лаавалем…

– Что это за дьявольщину вы делаете? – спросил лейтенант-полковник Танет.

Я взглянул на него.

– Вы имеете в виду, что это за божественное я делаю? Я вызываю ангелов, чтобы они спасли нас.

– Ради бога, приятель, эта девушка в смертельной опасности! Мы должны…

– Заткнитесь! – зашипел я. – Мы больше ничего не можем сделать! Вы видели, как Элмек разделался с вашими людьми! Так дайте же нам теперь возможность действовать по-своему!

Лейтенант-полковник Танет собрался протестовать, но подвал содрогнулся от низкого, неприятного гула, и он тревожно обернулся в сторону извивавшихся форм демона Элмека. Мадлен произнесла слова заклинания над вторым мешком и дернула мягкую, средневековую материю, чтобы открыть скрывавшийся под ней ужасный скелет.

Она снова подняла череп. Он был узким и удлиненным, с наклонными глазницами и двумя шишками рогов. Я почувствовал, как оттуда распространялась ледяная струйка воздуха, словно кто-то открыл дверь в холодильник. Лампочки в подвале потускнели и замигали; я все сильнее ощущал присутствие злобы и жестокости, которые нельзя выразить словами.

– Чолок, – сказала Мадлен, – дьявол удушений. Дьявол, который душит детей и жертв пожаров.

Лейтенант-полковник Танет смотрел на меня в беспомощном отчаянии, но я был слишком занят пролистыванием своей книги. Вот он. Чолок, называемый иногда Нар-спет. Дьявол с совершенно бесстрастным лицом и кожаными крыльями, как у рептилии. Напротив я увидел его небесного оппонента, Мелеша, ангела непорочности и счастья. Я произнес слова, которые вызывали Мелеша, и увидел, затем, как Мадлен переходила к третьему мешку.

Скелет за скелетом, от третьего мешка к четвертому, а потом к пятому, шестому, седьмому, останки всех дьяволов были извлечены из мешков, в которых они так долго были зашиты. Пока они не проявляли никаких признаков жизни, но я полагал, что как только все они освободятся из своего религиозного плена, то оденут на себя плоть так же, как сделал, наверное, это Элмек в подвале дома отца Энтона.

Шум в подвале был ужасен и выводил из себя. Как только освобождался очередной дьявол, хор адских голосов становился еще громче; и вскоре этот подвал зазвучал как психиатрическая лечебница; скреблись какие-то насекомые, раздавались нелепые взвизги, беспрерывно шептали голоса: о смерти, страдании и умопомешательствах, выходящих за пределы человеческого понимания. Я так вспотел, что мои пальцы оставляли на страницах L'Invocation des Anges влажные следы; а лейтенант-полковник Танет, с ошеломленным и неверящим видом, зажимал свои уши руками.

Наконец Мадлен произнесла слова над последним дьяволом и освободила его из мешка. Это был Темгорот, дьявол слепоты, имевший вид хищной птицы. Я, в свою очередь, пробормотал слова обращения к святому противнику Темгорота – Асрулу.

Я не забыл вызвать ангела и для Элмека. Джеспахада, ангела заживления ран.

Мадлен отступила к нам. Все кости теперь были на виду, и по всему подвалу друг на друга смотрели ужасные черепа, а между ними извивалась и двигалась искривленная фигура Элмека. Стоял отвратительный смрад: зловонная смесь тринадцати тошнотворных запахов, от которого слезились глаза а желудок напрягался в своем протесте. Рядом со мной давился лейтенант-полковник, вытирая рот носовым платком.

Какофония голосов и звуков усиливалась.

– Я сделал это. Я думаю, что я сделал это, – прошептал я, склонившись к Мадлен; она едва могла меня расслышать среди визга, криков и бессмысленного шума.

– Что?

– Я сделал это. Я позвал всех ангелов. Что теперь происходит?

– Да, – сказал Танет. Лицо его было белым. – Где они? Где же, если они должны прийти и помочь нам?

Мадлен секунду посмотрела на нас. Ее бледно-зеленые глаза напряженно блестели. Казалось, что ей был ниспослан какой-то божий дар неограниченной силы и решительности, как будто бы она знала, что и как нужно теперь сделать, и собиралась сделать это любой ценой.

– Еще не время, – сказала она. – Но ангелы придут. Во-первых, мы должны позволить этим дьяволам вызвать Адрамелека.

– Адрамелека? – спросил лейтенант-полковник Танет, пораженный ужасом. – Но у нас нет никаких шансов противостоять Адрамелеку!

– Я доволен, – загрохотал низкий голос Элмека, перекрывая крики и шепот его друзей. – Я очень доволен. Наконец я воссоединился с моими братьями! Вы получите свои награды, смертные! Вы получите свои награды!

Мадлен повернулась к дьяволу и крикнула ему в ответ:

– Нам приятно служить тебе, мой господин.

– Мадлен… – сказал я и взял ее за локоть. Но она не обратила на меня внимания.

– Мы истинные последователи Адрамелека и всех его деяний, – выкрикивала она. Ее высокий голос был слаб по сравнению с ревущими и стонущими голосами тринадцати дьяволов. – Мы будем рады следовать за ним, куда бы ни повел нас Его Величество; мы с радостью склонимся перед ним в его царстве.

– Ради бога, Мадлен, – выкрикнул я. Но она не послушала меня; затем она высоко подняла свои руки.

– Вызывай Адрамелека, когда пожелаешь, – завизжала она. – Позволь нам унизиться перед его преступной славой и его злым величием!

Раздался оглушительный рев, словно мимо на полной скорости пронесся локомотив. Одновременно погасли все лампочки, и мы провалились в темноту, наполненную ужасающими звуками и шепотом и тошнотворным смрадом гниения.

– Мадлен… – снова сказал я, но она закричала мне в ответ:

– Только не двигайся! Оставайся на месте! Дьяволы обретают плоть!

– Мы должны будем двигаться, – резко вмешался лейтенант-полковник Танет. – Мы не можем оставаться здесь. Здесь мы – неподвижные мишени. Я предлагаю идти к лестнице, пока темно.

– Полковник, эти существа – создания тьмы. Они видят, что вы здесь стоите, как бы это было при дневном свете.

– Но, проклятье, мы не можем здесь просто так стоять! Один из нас должен пойти за помощью!

– Пожалуйста, полковник! – взмолилась Мадлен. – Просто стойте спокойно и не двигайтесь! Если вы будете просто спокойно стоять, у нас все-таки будет шанс!

Это было подобно тому, как просить кого-нибудь стоять спокойно в черной как смоль клетке со сбесившимся леопардом. Усугубляло ситуацию и то, что лейтенант-полковник Танет был приучен действовать. Вся философия его жизни заключалась в следующем: если сомневаешься – делай что-нибудь.

– Я собираюсь бежать отсюда – вот и все! – сказал он.

– Нет! – закричала Мадлен. Я попытался в темноте схватить его за руку, но думаю, что он занимался регби или чем-то в этом роде, потому что он ловко пригнулся и пропал.

Мы не могли их видеть, но мы слышали их. Когда лейтенант-полковник вывернулся из моих рук и бросился через подвал, дьяволы неожиданно кинулись за ним: их тела зашелестели и загремели в страшной, возбужденной спешке. Он добрался до лестницы; думаю, сумел доковылять до второй или третьей ступеньки. Но потом ахнул каким-то странным, сдавленным голосом, и я услышал, как он споткнулся и с тяжелым звуком упал на пол.

– Oh, mon Dieu…[46] – сказала Мадлен. Но мы оба знали, что идти ему на помощь было бы равносильно самоубийству. Темнота была полнейшей, и нас схватили бы, как слепых мышат, брошенных крысе.

Внезапно, однако, страшные толкотня и суматоха среди дьяволов утихли; и я увидел, как из темноты проступили неярко фосфоресцирующие контуры, в которых угадывался Элмек. Он дрожал и извивался, изменяя свою внешность от отвратительных рептилий до бесформенных головоногих и пугающих клубов эктоплазмы. Затем, настолько скрипучим голосом, что его невозможно было узнать, он сказал своим двенадцати братьям:

– Оставьте… этого человека… невредимым… Он будем сладким кусочком… для нашего хозяина… Адрамелека.

Постепенно лампочки в подвале снова загорались. Светили они тускло, и мы видели лишь груду темных очертаний возле подножия лестницы. Но можно было понять, что лейтенант-полковник Танет был все еще жив; он корчился на полу, закрывая руками голову, чтобы защитить ее от когтей, зубов и кожаных крыльев, только это вряд ли помогало ему.

– Эти смертные… будут принесены в жертву… – продолжал Элмек грубым голосом. – Это их награда… за помощь нам…

Мадлен сделала шаг вперед, в толпе дьяволов послышались шуршание и шепот.

– Не твоя ли это идея насчет сделки? – отчетливо произнесла она. – Не твоя ли это идея насчет того, чтобы хранить обещания?

Элмек засмеялся, и смех этот был похож на звук рассыпавшихся осколков стекла.

– Ты сказала… что вы желаете… служить Адрамелеку…

– И мы будем! Мы будем самыми преданными смертными, которых только знал его злобство! Но мы не сможем ему служить, если вы используете нас как жертв!

В то время когда Мадлен спорила с Элмеком, я стоял на значительном удалении. Во первых, потому что казалось, что она – хотя я и не мог предположить каким образом – в какой-то степени держала ситуацию под контролем. Либо она не была со мной искренна, когда мы впервые встретились возле танка в Нормандии, либо она демонстрировала черту своего характера, о которой я даже не догадывался. Но как бы то ни было, она играла мастерскую игру для того чтобы сохранить наши жизни, и все остальное не имело значения.

И кроме этого, я держался подальше из-за этих дьяволов, этих ужасных горгулий, которые жили, дышали, скрежетали зубами в непреодолимом желании крови, были призрачными персонажами ночных кошмаров; и я знал, что если бы подошел ближе, то нашел бы, что кошмары эти были реальностью.

Из шевелившейся массы дьяволов поднялась костлявая голова дьявола Умбакрейла, и узкое, козлиное очертание его черепа закрыло тускло светившие подвальные лампы.

– Для смертного, высшим проявлением его преданности Адрамелеку является пожертвование ему жизни, дыхания и крови. Как ты можешь говорить, что ты верный слуга Адрамелека, если не хочешь пожертвовать ему свои самые величайшие дары?

– У меня есть более великий и более таинственный дар для вашего хозяина, Адрамелека, чем моя жизнь, дыхание и кровь.

От дьяволов донеслись шепот и бормотание. Сейчас они выделяли такой смрад, что я чувствовал себя, как в зоопарке. Кислый, сухой зловонный запах, подобный запаху мочи медведей или обезьян.

– Скоро у тебя будет шанс показать, что у тебя есть, смертная. Теперь мы вызовем Адрамелека из его многолетнего сна, и тебе будет предоставлена честь самой преподнести ему свой дар.

– Очень хорошо, – сказала Мадлен, секунду помолчав. Затем она повернулась спиной к тринадцати ужасным приспешникам Адрамелека, словно они были не более опасны, чем привязанные псы.

На полу возле лестницы кашлял и стонал лейтенант-полковник Танет.

– Полковник! – позвал я. – Как вы себя чувствуете?

Он снова закашлял.

– Не знаю… очень тяжело. Мне кажется, что я сломал на ребро. И что-то изодрало мне спину своими когтями. Я чувствую кровь.

И снова оглушительный грохот потряс подвал; бормотание и шепот усилились на волне нетерпеливого желания.

– Пора, – сказал Чолок. – Пора вызывать.

Я и Мадлен стояли, прижавшись спинами к стене, а дьяволы выстроились полукругом в центре подвала. Я пытался смотреть на них, стоявших в плотной, густой темноте; я пытался разглядеть, что они в действительности из себя представляли. Но казалось, что они сами создавали вокруг себя мрак, настоящий покров темноты; и единственное, что я смог различить, были чешуйчатые крылья, изогнутые рога и глаза, горевшие, поблескивавшие адскими огоньками. Это были те самые легендарные средневековые дьяволы, – дьяволы, которые с самых давних времен заставляли страдать в Европе людей. Не было почти совсем ничего удивительного в том, что они не были плодом расстроенного воображения какой-нибудь монахини, а ходили по земле, имея настоящие когти и настоящие зубы, и что мы темной ночью должны были так же сильно бояться их, как и грабителей и убийц.

Мадлен склонилась ко мне и прошептала:

– То, что ты сейчас увидишь, будет ужасно. Твоя жизнь будет в опасности. Но что бы не случилось, не паникуй и не пытайся бежать. Ты видел, что произошло с Танетом.

Не говоря ни слова, я кивнул. Смрад и темнота стали теперь сгущаться надо мной; я почувствовал, что нахожусь лицом к лицу с каким-то ужасным, но неминуемым моментом страха, словно при посадке в 747-ом со сломанными шасси, когда осознаешь, что в какой-то момент ты должен разбиться. Я думаю, что готов был сделать что угодно за сигарету. И я был согласен на все, лишь бы оказаться в другом месте.

Дьяволы затянули какую-то длинную литанию на языке, который я не мог узнать. Она имела какой-то удивительно навязчивый ритм, бесконечно повторяющиеся, режущие слух звуки; от этого я неожиданно почувствовал приступ тошноты. В подвале становилось все теснее и теснее, и было уже невозможно вдохнуть воздух, который не был бы пропитан смрадом демонов. Я вытер внутренней стороной рукава со лба пыль, пытаясь сохранять напряженными мышцы желудка, чтобы не вырвало.

– Адрамелек часту ремлишту нарек. Адрамелек хизмарад йонлут. Адрамелек часту ремлишту нарек.

Сначала не было ничего, кроме этого непрерывного, монотонного бормотания. Но затем во мне появилось странное чувство, что-то вроде звенящей металлической пустоты, как будто бы я был у зубного врача под действием новокаина. Я осознавал, что температура опускалась все ниже, ниже и ниже; мне казалось, что дальняя стена подвала исчезла, и там не было ничего, кроме темной и леденящей пустоты.

– Адрамелек часту ремлишту нарек. Адрамелек хизмарад йонлут. Адрамелек часту ремлишту нарек.

Теперь казалось, что стены подвала испарились и сквозь них дул холодный астральный ветер. Казалось, что мы парили в пространстве без времени и воздуха, и я не мог сообразить, где находился верх и где низ или как далеко или близко располагался ко мне тот или иной предмет.

Дьяволы, однако, были все еще на том же месте. Снова и снова они бубнили свое заклинание грубыми голосами насекомых; и я чувствовал, – так же, как в темной, хоть глаз коли, комнате чувствуешь, что к тебе кто-то движется, – чувствовал, что призываемое ими существо было все ближе. Приближалось что-то неописуемо ужасное, вызываемое этой таинственной песней, которую не слышали на земле со средних веков. Мне показалось, что я слышал пронзительный крик лейтенант-полковника Танета, но этот звук был подавлен дьявольской литанией и бесконечной пустотой, окружавшей нас.

Ко мне медленно повернулась Мадлен, – медленно-медленно, как во сне. Я попытался сказать: «Мадлен…» Но мой голос оказался не более чем бесконечной смесью неясных шорохов. Она покачала головой, слегка улыбнулась и снова отвернула свою голову.

– Адрамелек устул! Адрамелек хизмарад! Адрамелек гутил! – призвали дьяволы.

И вслед за этим их темные, похожие на перепонки крылья широко раскрылись и напряглись, их глаза пристально смотрели сквозь темноту; и я своими собственными глазами увидел первое, с тех пор как во время войны его вызвали Паттон и Монтгомери, появление Адрамелека, Верховного Канцлера Ада.

Это вид был настолько ужасным, что на меня, волна за волной, начал накатываться холод страха. Посреди круга из рептилий, образованного дьяволами, огромное и отвратительно ужасное, находилось неясное существо, выглядевшее как гигантский обезображенный осел, вставший на дыбы. Голова его была безобразна, на груди была косматая шерсть, а на животе и задней части торчали, словно опухоли, покрытые струпьями наросты. Его появление из темноты сопровождалось резким звуком, тысячедецибельным свистом, и сам воздух был искажен, подобно тому, как искажает его тепло, поднимающееся с дороги. Несколько бесконечных минут восьмой демон злого сефирода стоял и крутил головой, с высокомерной злобой озирая тринадцать своих приспешников. Шум был настолько невыносим, что я думал, он оглушит меня навечно.

Мадлен упала на колени, и я последовал ее примеру.

– Это Адрамелек! Он приобретает обличье осла, чтобы высмеивать вступление Господа нашего в Иерусалим! – прокричала она, неслышимая дьяволами в этом воющем шуме.

– Что, черт побери, мы собираемся делать? – заорал я в ответ. – Даже точнее будет спросить, что с нами собирается делать Адрамелек?

– Жди! – сказала она мне. – Когда придет время – мы будем действовать!

Раздался тяжелый грохот, а свист стих до негромкого завывания. Стены подвала начали снова материализовываться. И спустя несколько мгновений внушавший ужас Адрамелек стоял рядом с нами, в подвале, медленно оглядывая окружавших и ожидая, когда утихнет подобострастное шелестение дьяволов.

Я ощущал в воздухе такую злобу, что мой пульс отказывался успокаиваться. Это было более ужасно, чем я мог бы вообразить. Это было в сотни раз страшнее, чем если бы вас по дороге домой толкнул хулиган или если бы вы, проснувшись ночью, услышали, что кто-то ломает вашу входную дверь. Это был абсолютный, пронзавший насквозь страх, который все накатывался, накатывался и накатывался и никак не утихал.

Адрамелек повернулся ко мне и Мадлен.

– Кто это такие? – услышал я, как шепотом произнес чистый и культурный голос.

– Это – последователи из смертных, наставленные на пути ада Элмеком, – ответил Умбакрейл.

Наступила пауза, но я не смел поднять голову. Рядом со мной на коленях стояла Мадлен, сжав руки, словно произнося молитву. Я не мог ее упрекнуть. Стоя перед лицом демона Адрамелека, не думалось, что ты можешь сделать что-то большее.

– Я доволен, Элмек, – сказал Адрамелек. – Ты снова собрал нас наконец вместе, как всегда предсказывали Девять Книг Ада. Разве не говорится в третьей книге, что мы поможем смертным в их войне, которая разделит нас, но что потом, перед еще одной войной смертных, мы снова соберемся вместе?

– Там есть такие слова, хозяин, – сказал Умбакрейл подобострастным тоном.

Адрамелек перенес свое внимание на лейтенант-полковника Танета, которого двое дьяволов поставили перед ним на колени.

– А это? – спросил он.

– А это один из тех, кто делает войны, – сказал Чолок. – Тот, кто многие годы пытался открыть слова, которые могли бы вызвать тебя, о, хозяин, но также те слова, которые могли бы прогнать тебя обратно.

Адрамелек засмеялся.

– Только кровавая сделка может прогнать меня обратно. И каждый раз, когда меня вызывают, крови должно быть все больше. Ты даже еще более несведущ, чем те, кто делал войны во времена минувшие.