Свободное владение Фарнхэма Хайнлайн Роберт
Карен торопливо выбрасывала вещи из нижнего ящика. Наконец, когда он опустел, вытащила его и поставила у стены и постелила в него охотничью куртку. Затем она бросилась к столу.
– Ну как, я не опоздала?
– Нет, – успокоил ее Хью. – Но вот-вот это должно случиться.
Док на мгновение перестал тяжело вздыхать для того, чтобы издать стон и после двух конвульсивных движений разродился котенком.
– Да он вроде завернут в целлофан, – с удивлением заметила Барбара.
– А ты разве не знала? – спросила Карен. – Папа, смотри, он серенький! Док, как же это так? Хотя, впрочем, сейчас не время задавать вопросы.
Но ни Хью, ни Доктор Ливингстон и не собирались отвечать ей. Роженица стала тщательно вылизывать новорожденного, пленка лопнула и маленькие лапки беспомощно зашевелились. Писк, настолько тонкий и высокий, что его едва было слышно, возвестил, как издававшее его существо отнеслось к первому знакомству с миром. Док перекусил пуповину и продолжал вылизывать отпрыска, очищая его от крови и слизи, и не переставая в то же время довольно урчать. Котенку это явно не нравилось и он снова заявил свой почти неслышный протест.
– Босс, – спросил Джо, – что-то с ним неладно. Почему это он такой маленький и худой?
– Это просто отличный котенок. У тебя родился замечательный ребенок, Док. Он настоящий бакалавр, хотя сам этого и не сознает. – Хью говорил успокоительным тоном и почесывал кота между ушами. Затем он продолжал, теперь уже обычным тоном: – И наихудший образчик подзаборника, который мне когда-либо попадался – гладкошерстный, полосатый и серый.
Док неодобрительно взглянул на него, как будто подал плечами и исторгнув из себя послед, принялся жевать кровавую массу. Барбара нервно сглотнула и бросилась к двери. Карен бросилась за ней, открыла ей дверь и поддерживала ее до тех пор, пока та полностью не очистила желудок.
– Дьюк! – позвал Хью. – Охраняй.
Дьюк последовал за ними и высунул голову наружу. Карен сказала ему:
– Можешь уйти. Здесь мы в полной безопасности. Сегодня очень яркая луна.
– Ладно… но оставьте дверь открытой. – И он исчез внутри убежища.
Карен сказала:
– А я думала, что у тебя не бывает тошноты по утрам.
– Так оно и есть. О-о-о! – она снова конвульсивно содрогнулась. – Это из-за того, что сделал Док.
– Ах вон оно что! Но ведь коты всегда делают это. Позволь я вытру тебе рот, дорогая.
– Это ужасно.
– Это нормально. И к тому же полезно для них. Гормоны, или что-то в этом роде. Лучше спроси у Хью. Ну, как, тебе полегчало.
– Кажется, да. Карен! Правда ведь, нам не нужно делать этого? А? Я не могу сделать этого, не могу!
– Что? О! Никогда об этом не думала. Да, нет, вроде не должны… иначе нам сказали бы об этом в школе.
– Но в школе нам не говорили очень многих вещей, – глухо сказала Барбара. – У нас, например, курс по первой помощи вела старая дева. Но я просто не смогу сделать этого. Кажется, я расхотела иметь ребенка.
– Друг мой, – насмешливо сказала Карен, – об этом нам обеим нужно было подумать раньше. Отойди немного, кажется, настал мой черед.
В конце концов, они вернулись в комнату бледные, но довольно крепко держащиеся на ногах. Док родил еще трех котят после их возвращения и теперь Барбара наблюдала за родами и последующими операциями Дока, уже не испытывая позывов бежать за дверь. Из трех новорожденных только третий заслуживал внимания: маленький котенок, но крупный даже в своей мелкости. Он был явным мужчиной, его крупная голова никак не хотела вылезать и Док буквально пополам согнулся от боли.
Хью сразу же занялся делом, стараясь помочь маленькому тельцу появиться на свет божий. При этом он обильно потел, совсем как настоящий хирург. Док взвыл и укусил его за палец. Но это ничуть не замедлило и не ускорило движения Хью.
Внезапно, котенок высвободился, Хью нагнулся над ним и подул ему в рот. Котенок тут же ответил на это негодующим тоненьким писком. Тогда Хью положил его к матери и позволил Доку вычистить его.
– Еле спасли, – сказал он, пытаясь унять дрожь в руках.
– Не думаю, чтобы старина Док собирался отправиться на тот свет, – мягко сказал Джо.
– Конечно, нет. Кто из вас, девочки, займется моим пальцем?
Барбара перевязала ему палец, повторяя про себя, что она, когда настанет ее очередь – НЕ ДОЛЖНА, НЕ ДОЛЖНА кусаться.
Котята по порядку располагались следующим образом: гладкошерстный серый, пушистый белый, угольно-черный с белой грудкой и чулочками, и пестрый. После долгих споров между Карен и Джо, они были названы: Счастливый Новый Год, Снежная Принцесса Великолепная, Доктор Черная Ночь и Лоскутная Девочка Страны Оз – кратко: Счастливчик, Красотка, Полночь и Заплатка.
К полуночи мать и новорожденные уже были размещены в ящике и снабжены водой, пищей и тарелкой с песком неподалеку. После этого все отправились спать. Джо улегся на полу, прислонившись головой к кошачьему гнездышку. Когда все затихли, он поднялся и включив фонарь, заглянул в ящик. Док Ливингстон держал одного из котят в лапах, а трое других сосали молоко. Док перестал на мгновение вылизывать Красотку и вопросительно взглянул на Джо.
– Твои котята просто прелесть, – сказал Джо. – Самые лучшие ребятишки на свете.
Док расправил свои королевские усы и заурчал в знак согласия.
Глава 8
Хью оперся на лопату.
– Достаточно, Джо.
– Я еще почищу немного около ворот.
Они стояли у верхнего конца траншеи, там, где вода была запружена на случай жаркой погоды. А жара стояла сильнейшая. Лес стоял увядший, солнце палило невыносимо. Поэтому приходилось быть особенно осторожными с огнем. Зато о медведях теперь так беспокоиться, как раньше, не приходилось.
Хотя обычно невооруженными никуда и не ходили, но Дьюк перебил столько плотоядных из рода медвежьих и кошачьих, что появление таковых стало редкостью.
Через запруду перетекал только небольшой ручеек, но в нем хватало воды и для полива и для хозяйственных нужд. Без этого водовода они попросту потеряли бы свой сад.
Раз в несколько дней водную систему необходимо было подправлять. Хью не сделал настоящего шлюза. Его остановил недостаток инструментов, металла, и полное отсутствие древесины. Вместо этого он кое-что придумал. В том месте, где вода из пруда вливалась в водовод, дно было выстлано кирпичом, а дно всей канавы – полукруглыми черепичными плитками. Чтобы усилить ток воды, покрытие сняли, углубили дно и вновь положили покрытие. Хотя все это и было довольно неудобно, но оно работало.
Дно канавы было выложено черепицей до самого дома и сада. Поэтому утечки воды практически не было. Печь для обжига работала день и ночь. Практически все их капитальное строительство было возможным благодаря глинистому берегу, расположенному ниже дома. Но в последнее время хорошей глины стало меньше.
Это не беспокоило Хью. У них было уже почти все необходимое.
Ванная комната теперь не была просто шуткой. Вода поступала в туалет с двумя отделениями, разгороженными оленьей шкурой. Канализационная труба из обожженной глины выходила в туннель и дальше в выгребную яму.
При изготовлении канализационной трубы Хью столкнулся с большими трудностями. После множества неудач он выстрогал цилиндрическую основу, состоящую из трех частей – из частей, потому что глину приходилось намазывать на нее, а затем немного подсушивать, чтобы основу можно было вынуть по частям, до того, как пересохшая глина начнет трескаться.
Со временем он стал настоящим мастером формовки и ему удалось довести уровень брака до 25 процентов при формовке и 25 процентов при обжиге. Поврежденный бак для воды, он, с зубовным скрежетом распилил вдоль и сделал две ванны – одну в доме и одну снаружи, под открытым небом. Чтобы не было утечки, он обтянул их изнутри выбритыми шкурами и ванны действительно не текли.
Один угол ванной-кухни занимал кирпичный очаг-печь. Его пока не использовали, так как дни стояли длинные и жаркие. Пищу готовили на улице и ели под аккомпанемент рычания голодных медведей – но печь в доме была готова в преддверии периода дождей.
Теперь их дом был двухэтажным. Хью справедливо рассудил, что надстройка, могущая выдержать приступ диких медведей или нашествие змей, должна быть каменной и с прочной крышей. Это они еще способны были сделать – но вот как насчет окон и дверей? Может быть, ему и удастся когда-нибудь сварить стекло, если будет решена проблема соды и извести. Но не так скоро. Крепкая дверь и плотные ставни он мог бы сделать, но такая постройка будет слишком душной.
Поэтому они построили на крыше нечто вроде сарайчика с травяной крышей. Теперь, при поднятой лестнице, медведь, пришедший помериться с ними силами встретил бы на своем пути двенадцатифутовую стену. Не будучи вполне уверен, что стена отпугнет абсолютно всех визитеров, Хью устроил нечто вроде сигнализации вдоль края крыши, так что если ее задевали, падал кислородный баллон. И в первую же неделю сигнализация сработала, отпугнув непрошенного гостя. Причем Хью утверждал, что тот был напуган сверх всякой меры.
Все, что не должно было испортиться под открытым небом, было вынесено наружу, а центральная комната переоборудована в женскую спальню и детские ясли.
Хью смотрел вниз по течению ручья, а Джо тем временем заканчивал свою подчистку. Отсюда была видна крыша хижины. Вполне нормально, думал он. Все их хозяйство было в прекрасном состоянии, а на будущий год будет еще лучше. Настолько лучше, что у них появится возможность заняться разведкой. Даже Дьюк до сих пор не бывал далее чем в двадцати милях отсюда. Пока же для путешествий у них не было ничего, кроме ног, да и слишком тяжело еще им было справляться с бесконечным множеством разнообразных дел…
А следующий год уже не за горами.
«Человек не должен останавливаться на достигнутом, иначе для чего же жить?» Когда они начинали, у них не было ни горшка, ни окошка. В этом году – горшок… А в следующем… Значит – окошко? Не следует торопиться… Пока все идет прекрасно. Даже Грэйс, как будто, поуспокоилась. он был просто уверен, что она возьмет себя в руки и в конце концов станет счастливой бабушкой. Грэйс всегда любила детей. Грэйс всегда умела ухаживать за ними… По крайней мере, насколько он помнил.
Теперь ужин скоро. Малышка Карен правда точно не знала срока, но предполагала, что знаменательный день настанет примерно через две недели, и ее состояние подтверждало ее слова, насколько он мог судить.
Чем скорей, тем лучше! Хью изучил в своей библиотеке все книги, касающиеся беременности и родов; он приготовился как только мог. Обе его пациентки как будто пребывали в отличном здравии, у обеих обмеры талии давали прекрасные результаты, обе, вроде бы, избавились от страхов и поддерживали друг друга дружеским подшучиванием, заодно способствующим сохранению нормального веса. Если Барбара будет поддерживать Карен, если Карен будет поддерживать Барбару, если обе они будут опираться на опыт материнства Грэйс, то им поистине нечего бояться.
Прекрасно все же будет иметь в доме детей.
И в этот момент радостного опьянения Хью Фарнхэм понял, что он еще никогда в жизни не бывал так счастлив, как сейчас.
– По-моему, нормально, Хью. А эти лишние плитки захватим домой.
– Хорошо. Возьми ружье, а я понесу инструменты.
– Сдается мне, – сказал Джо, – что мы должны…
Его слова заглушил выстрел. Они замерли. За первым последовали еще два.
Они побежали.
Барбара стояла на пороге. Она подняла ружье и помахала им. Когда они подбежали к дому, она вышла навстречу, осторожно ступая босыми ногами и двигаясь медленно и осторожно, чтобы не упасть. Теперь ее беременность была хорошо заметна. Большой живот покоился в просторных шортах, сделанных из старых джинсов Дьюка. На ней была мужская рубашка, перешитая так, чтобы поддерживать увеличившиеся груди. Ружья в ее руках уже не было.
Джо подбежал к ней раньше Хью.
– Карен? – быстро спросил он.
– Да. У нее началось.
Джо поспешно вошел в дом. Подбежал Хью и спросил, задыхаясь:
– Ну, что?
– У нее отошли воды. Затем начались схватки. Тогда я выстрелила.
– Но почему же ты… Впрочем, ладно, что еще?
– Грэйс с ней. Но она хочет видеть тебя.
– Дай мне отдышаться, – Хью вытер пот и постарался успокоиться. Он сделал глубокий вдох, задержал воздух в легких, затем медленно выдохнул. Восстановив дыхание, он вошел в дом, за ним последовала Барбара.
Койки у двери были убраны. Проход загромождала кровать, но убранные полки обеспечили достаточно места для того, чтобы пробраться в комнату. Одна из коек теперь находилась в жилой комнате. На кровати лежал травяной матрац, застеленный медвежьей шкурой. На ней сидел пестрый кот.
Хью прошел мимо, почувствовав, как другой кот потерся о его лодыжку.
Он прошел в следующее помещение. Здесь из коек была сооружена кровать, на которой лежала Карен. Грэйс сидела около нее и обмахивала ее веером. Джо стоял тут же, с выражением молчаливого сочувствия на лице.
Хью улыбнулся дочери.
– Привет, толстушка! – он нагнулся и поцеловал ее. – Ну как ты? Больно?
– Да, сейчас больно. Но я рада, что ты здесь.
– Мы спешили изо всех сил.
Кот вскочил на постель и разлегся на Карен.
– Ах, ты! Черт бы тебя подрал, Красотка!
– Джо, – сказал Хью, – собери кошек и отправь их в изгнание.
Ход в туннель был заложен кирпичом, правда оставили вентиляционные отверстия и лаз для кошек, который можно было заложить. Коты были невысокого мнения об этом, но необходимость сделать это стала насущной после того, как Счастливчик пропал без вести и считался погибшим.
Карен попросила:
– Папа, я хочу, чтобы Красотка была со мной!
– Джо, к Красотке моя просьба не относится. Когда наступит самый ответственный момент, схвати ее и суй ко всем остальным.
– Ясно, Хью, – Джо вышел, столкнувшись в дверях с Барбарой. Хью потрогал щеки Карен, пощупал пульс. Затем сказал жене: – Ее побрили?
– Пока не было времени.
– Тогда вы с Барбарой побрейте ее и вымойте. Детка, когда же разверзлись хляби твои?
– Только что. Я сидела на горшке и тут-то все и началось. Сижу я себе, никого не трогаю… а потом вдруг – р-раз – и вот я уже Ниагарский водопад!
– Но схватки-то у тебя были?
– Еще какие!
– Это хорошо. Значит о схватках можно не беспокоиться, – он улыбнулся. – Вообще в принципе, беспокоиться не о чем. Думаю, что большую часть ночи ты проведешь за игрой в бридж. Дети, как и котята, имеют обыкновение появляться на свет под утро.
– Всю ночь? Хочу, чтобы этот сопляк родился побыстрее, и делу конец.
– Я тоже хотел бы, чтобы все кончилось поскорее, но у детей на этот счет свое мнение, – сказал он и добавил, – ладно, тебе предстоят кое-какие дела, и я тоже должен кое-что сделать. Я в грязи с головы до ног. – Он собрался уходить.
– Папа, подожди секундочку. А я обязательно должна оставаться здесь? Здесь очень жарко.
Нет, у двери светлее. Особенно если наш юный Тарзан соблаговолит появиться при свете дня. Барбара, откинь эту потертую медвежью шкуру – будет прохладнее. Возьми вот эту простыню, или, лучше, возьми чистую, если есть.
– Стерилизованную?
– Нет. Прокипяченную простыню не распаковывай до тех пор, пока не начнутся роды. – Хью похлопал пациентку по руке. – Дай бог тебе обойтись без боли до тех пор, пока я не вымоюсь.
– Папа, тебе нужно было стать врачом.
– А я и есть врач. Самый лучший в мире врач.
Выйдя из дома, он встретил Дьюка, задыхающегося после долгого бега.
– Я слышал три выстрела. Сестренка?
– Да. Не волнуйся, у нее только начались схватки. Я собираюсь принять ванну. Не желаешь присоединиться.
– Сначала я хочу повидаться с сестренкой.
– Тогда поторопись, сейчас ее будут купать. Заодно захвати Джо, он там размещает котов по камерам. Мужчины там сейчас – помеха.
– Может быть следует накипятить воды?
– Пожалуйста, займись, если это успокоит тебя. Дьюк, я давно уже заготовил все необходимое, по крайней мере то, что у нас имеется. Уже с месяц как заготовил. В том числе и шесть бидонов кипяченой воды на то и на се. Так что пойди поцелуй свою сестру и постарайся не показать ей, что ты обеспокоен.
– Ну и хладнокровен же ты, отец!
– Сынок, я сам не свой от страха. Я уже сейчас могу перечислить тринадцать возможных осложнений – и ни с одним из них мне не справиться. В основном я гожусь на то, чтобы похлопывать ее по руке и уверять, что все идет как надо… а ей именно это и необходимо. Я осматриваю ее, сохраняя каменное спокойствие, а сам и не знаю, на что обращать внимание. Я делаю это просто, чтобы она обрела спокойствие… я буду тебе очень признателен, если ты в этом мне поможешь.
– Вас понял, сэр. Буду поддерживать вашу игру, – участливо сказал Дьюк.
– Только не переигрывай. Просто постарайся убедить ее в том, что ты разделяешь ее уверенность в старом доке Фарнхэме.
– Я постараюсь.
– Если Джо слишком разволнуется, вытаскивай его оттуда. Он дергается больше всех. Грэйс прекрасно справляется. Ладно, поспеши, а то они не пустят тебя.
Немного позже, искупавшийся и успокоившийся Хью, выбрался из воды раньше Джо и Дьюка и направился к дому, неся одежду в руках, чтобы ветерок высушил его кожу. Он задержался у дверей, чтобы натянуть шорты.
– Тук-тук!
– Нельзя, – отозвалась из-за двери Грэйс. – Мы заняты.
– Тогда прикройте ее. Мне нужно кое-что сделать.
– Мама, перестань. Входи, папа.
Он вошел, пробрался мимо Барбары и Грэйс и зашел в ванную. Там он очень коротко подстриг ногти, вымыл руки – сначала проточной водой, затем кипяченой, затем повторил процедуру еще раз. Затем он помахал ими в воздухе, чтобы они высохли и вернулся в комнату, стараясь ни до чего не дотрагиваться.
Карен лежала на кровати около двери, прикрытая половинкой изношенной простыни. На плечи ее была накинута серая рубашка, которая была на Хью в ночь нападения. Грэйс и Барбара сидели на кровати, Дьюк стоял в дверях, а Джо печально сгорбился на скамейке позади кровати.
Хью улыбнулся дочери.
– Ну, как дела? Еще схватки были?
– Ни единой, черт бы их побрал. Хотя бы он родился до обеда.
– Обязательно родится. Потому что никакого обеда тебе не видать, как своих ушей.
– Чудовище. Мой отец просто чудовище.
– Доктор Чудовище, с вашего позволения, а теперь, друзья мои, попрошу вас очистить помещение. Мне нужно осмотреть пациентку. Все свободны, кроме Грэйс. Барбара, пойди и приляг. – Я не устала.
– Возможно нам придется всю ночь провести на ногах. Так что лучше вздремнуть заранее. Я не имею ни малейшего желания иметь дело с преждевременными родами.
Он откинул простыню, осмотрел Карен и ощупал ее живот.
– Ты чувствуешь толчки?
– Еще бы! Когда он родится, его непременно нужно записать в команду Грин Бей Пэкера. У меня такое впечатление, что на ногах у него бутсы. – Ничуть не удивлюсь, если это так. Ты когда зачинала его, была обута?
– Что? Папа, что за гадости ты говоришь? Да.
– Предродовое влияние. В следующий раз перед этим обязательно разуйся.
В это время он напряженно пытался определить, в каком положении находится ребенок – головкой вниз или – Боже избави! – поперек. Но определить это он был не в состоянии. Поэтому он улыбнулся Карен и солгал: – Прекрасно, бутсы нас не побеспокоят, поскольку он расположен головкой прямо вниз, именно так, как надо. Кажется, роды будут очень легкими.
– Откуда ты знаешь, папа?
– Положи руку вот сюда, где моя. Вот это его выпуклая головка, вниз которой он и нырнет. Чувствуешь?
– Кажется, да.
– Если бы ты знала столько, сколько я, ты бы не сомневалась. – Он попытался определить, начало ли расширяться влагалище. Имело место небольшое кровотечение и поэтому он не решился произвести обследование руками – во-первых, он все равно не знал, как должно все это быть на ощупь, а во-вторых боялся занести инфекцию внутрь. Он знал, что кое-что ему может поведать ректальное обследование, но опять же не знал, что именно, поэтому не было никакого смысла подвергать Карен этой малоприятной процедуре.
Он поднял голову и встретился взглядом с женой. Сначала он хотел было посоветоваться с ней, но потом решил, что не стоит. Несмотря на то, что дети у Грэйс были, о деторождении она знала не больше его самого, а дав понять Карен, что он не уверен в себе, он пошатнет ее уверенность в благополучном исходе.
Вместо этого, он взял свой «стетоскоп» (три последних чистых листа из энциклопедии, скатанные в трубку), и стал прослушивать сердцебиение плода. До этого он неоднократно слышал его. Но сейчас он слышал только множество различных шумов, которое он про себя определил как «бурчание в кишках».
– Тикает, как метроном, – возгласил он, откладывая трубку и снова укрывая дочь. – Твое дитя в отличном состоянии, девочка, и ты сама тоже. Грэйс, ты кажется завела журнал, когда начались первые боли?
– Им занималась Барбара.
– Будь добра, сохрани его. А сейчас скажи Дьюку, чтобы он снял ремни со второй кровати и принес их сюда.
– Хьюберт, а ты уверен, что они понадобятся? Ни один из моих врачей не советовал мне ничего подобного.
– Это самое последнее новшество, – заверил он ее. – Теперь его применяют во всех больницах. – Хью где-то читал, что некоторые акушерки заставляют своих пациенток тянуть во время потуг за ремни. Он просмотрел свои книги, ища подтверждения, но ничего не нашел. Но здравый смысл подсказывал ему, что это действительно правильно – женщине так легче тужиться.
У Грэйс на лице отражалось сомнение, но возражать она не стала и вышла из убежища. Хью уже собирался встать, когда Карен схватила его за руку.
– Не уходи, папа!
– Больно?
– Нет. Я хотела сказать тебе одну вещь. Я попросила Джо взять меня в жены. На прошлой неделе. И он согласился.
– Рад слышать это, дорогая. Тебе достается настоящее сокровище.
– Мне тоже так кажется. Хотя у меня и нет особенного выбора, но Джо мне действительно нравится. Но мы не поженимся до тех пор, пока я полностью не оправлюсь после родов и не стану сильной и здоровой, как прежде. Да сейчас я и подумать боюсь о разговоре с матерью.
– Я ей ничего не скажу.
– И Дьюку тоже лучше ничего не говори. А Барбара все знает, и считает, что так и надо.
Схватки начались у Карен тогда, когда Дьюк прилаживал ремни. Она вскрикнула, застонала и ухватилась за концы ремней, которые торопливо протянул ей Дьюк. Хью положил руку ей на живот и почувствовал, как напрягается ее матка одновременно с приступом боли.
– Тужься, детка, – сказал ей Хью, – и старайся дышать глубже – это помогает.
Она глубоко вздохнула, но только застонала в ответ.
Казалось, прошла вечность, прежде чем она немного расслабилась, выдавила улыбку и сказала:
– Ну, наконец-то прошло! Искренне сожалею о звуковых эффектах, папа. – Если хочешь, кричи на здоровье. Но лучше глубоко дышать. А теперь отдохни немного. Давай разберемся. Джо, тебя придется использовать в качестве повара. Я хочу, чтобы Барбара отдохнула, а Грэйс будет выполнять обязанности медсестры… поэтому придется тебе приготовить обед. И заодно приготовь чего-нибудь холодненького на ужин. Грэйс, ты занесла это в журнал?
– Да.
– Ты заметила, сколько времени длились схватки?
– Я заметила, – сказала Барбара. – Сорок пять секунд.
Карен возмутилась.
– Барбара, да ты в своем ли уме! Они длились никак не меньше часа.
– Ладно, пусть будет сорок пять секунд, – сказал Хью. – Засекайте время появления схваток и сколько они длятся.
Семь минут спустя начался следующий приступ. Карен постаралась последовать совету отца и дышать глубоко. На сей раз она только слегка вскрикнула. Но когда боль отошла, она уже была не в состоянии шутить: она только отвернулась лицом к стене. Схватки были долгими и сильными. Хотя агония дочери и потрясла его, Хью немного приободрился – роды, как будто, обещали быть короткими.
Но получилось совсем наоборот. Весь этот жаркий и трудный день женщина на кровати старалась избавиться от своей ноши. Лицо ее побелело, то и дело она вскрикивала, с каждой потугой живот ее напрягался, мышцы на руках и на шее вздувалась от напряжения. Затем, когда схватки отступали, она откидывалась обратно на подушки, усталая и дрожащая, не в состоянии разговаривать, ни на что кроме происходящего с ней не обращая внимания. Дальше стало хуже. Схватки теперь шли с трехминутными интервалами, причем каждая следующая была длиннее предыдущей и, казалось, более мучительной. Наконец, Хью разрешил ей не пользоваться ремнями: он не заметил, чтобы они помогали. Она тут же попробовала, их как будто не слыша, что он сказал. Казалось, что ремни позволяют ей чувствовать себя немного удобнее.
В десять часов вечера началось кровотечение. перепугалась до смерти она много раз слышала, как опасны кровотечения. Хью уверил ее в том, что так и должно быть и что это свидетельствует о скором появлении ребенка. Да он и сам поверил в это, потому что крови было немного и вскоре кровотечение прекратилось. Казалось невероятным, что роды могут произойти еще не скоро.
Грэйс, похоже, рассердилась и встала. Барбара тут же плюхнулась в освободившееся кресло. Хью надеялся, что Грэйс решила отдохнуть – женщины дежурили по очереди.
Но через несколько минут Грэйс вернулась.
– Хьюберт, – сказала она высоким срывающимся голосом, – я собираюсь вызвать врача.
– Пожалуйста, – согласился он, не сводя глаз с Карен.
– Послушайте меня, Хьюберт Фарнхэм. Вам следовало вызвать врача с самого начала. Вы убиваете ее, слышите? Я намерена вызвать врача, и вам меня не остановить!
– Конечно, Грэйс, о чем речь. Телефон вон там, – он указал пальцем на соседнее крыло. Грэйс, казалось, была слегка озадачена, но затем она резко повернулась и вышла.
– Дьюк!
В комнату торопливо вбежал сын.
– Да, отец?
Хью с усилием выговорил:
– Дьюк, твоя мать решила позвонить по телефону врачу. Пойди, помоги ей. ТЫ МЕНЯ ПОНЯЛ?
У Дьюка расширились глаза.
– Где у нас иглы?
– В меньшем пакетике на столе. Большой не трогай – он стерилизован.
– Ясно. А сколько ей ввести?
– Два кубика. Только смотри, чтобы она не видела иглы, а то она дернется.
Тут у него самого дернулась голова: он почувствовал, что у него голова идет кругом. – Нет, лучше введи ей три кубика. Я хочу, чтобы она пришла в себя, выспавшись. Она может справиться с этим.
– Иду, иду, – сказал поспешно Дьюк и последовал за матерью.
У Карен как раз наступил перерыв между схватками и она, видимо, впала в полузабытье. Наконец, она прошептала:
– бедный папочка. Твои женщины доставляют тебе столько огорчений.
– Успокойся, милая.
– Я… О, боже, опять подступает!
Затем, между приступами болей, она вскрикивала:
– О, какая боль! Я больше не могу! Ох, отец, я хочу врача! Ну пожалуйста, папочка! Пусть придет доктор!
– Ты тужься, доченька, тужься!
Схватки все продолжались и продолжались до самой ночи. Облегчения не было, а становилось только хуже и хуже. Уже не было смысла вести журнал схваток – они стали почти непрерывными. Карен уже не могла говорить: среди стонов можно было только с трудом различить невнятные просьбы о помощи. В промежутках между схватками она вдруг то начинала что-то говорить, то не отвечала на вопросы.
Перед рассветом – Хью к тому времени стало казаться, что эта пытка длится по меньшей мере неделю, хотя часы утверждали, что схватки длятся всего восемнадцать часов – Барбара сказала с тревогой в голосе:
– Хью, она больше не выдержит.
– Я знаю, – согласился он, глядя на дочь. Сейчас она как раз была вся охвачена болью, лицо ее посерело и исказилось, рот искривился в агонии, сквозь зубы вырывались сдавленные стоны.
– И что же дальше?
– Я думаю, что необходимо кесарево сечение. Но я не хирург, к сожалению.