Собачья жизнь Мейл Питер

Четыре

Уберите лапу и положите на то же самое колено голову. Скорее всего, после этого вас невольно погладят по голове. Если это случится, считайте, что все в порядке; если нет — действуйте дальше по списку.

Пять

Определите местонахождение руки. Убедитесь, что в ней не зажат бокал с красным вином, и несколько раз легонько подтолкните ее движением головы, направленным вверх. Красное вино я упоминаю только потому, что однажды по его вине все мои усилия пошли насмарку.

Шесть

Вас уже наверняка простили, но очень важно не начать праздновать чересчур рано. Я в таких случаях всегда нахожу несколько минут на то, чтобы ласково прижаться к руке или ноге: важна не конечность, а ваш жест, выражающий любовь и доверие.

В девяти случаях из десяти всего вышеперечисленного бывает достаточно. И только в самых тяжелых ситуациях, когда уговоры оказываются напрасными, все попытки примирения наталкиваются на жесткий отпор, а страшные угрозы не прекращаются, я прибегаю к своему главному секретному оружию.

Сначала расскажу вам его историю. Несколько лет назад один из моих почитателей преподнес мне на Рождество роскошную резиновую кость в натуральную величину, ярко-красную, с красивым зеленым рисунком в виде еловых веточек — настоящую коллекционную вещь. Оказалось, что ее очень приятно держать в зубах: она была правильного размера и приятно упругой. Боюсь, вам никогда не случалось хватать белку за бедро. Мне случалось, и заверяю вас, оно точно такое же плотное и вместе с тем податливое, как и моя резиновая косточка. Еще косточка похожа на белку тем, что тоже пищит, если схватить ее зубами. Это нравится мне и по какой-то причине всегда очень смешит людей. Даже не спрашивайте меня почему. И как вы думаете, что я делаю, когда катастрофа становится неизбежной? Смиряюсь и безропотно принимаю заслуженное наказание? Ничего подобного. Я бегу за своей косточкой.

Семь

Но даже здесь требуется известная деликатность и чувство меры. Слишком назойливый писк раздражает человеческое ухо, особенно, как я успел заметить, если работает телевизор. Поэтому с косточкой в зубах я сажусь в сторонке, напускаю на себя самый несчастный, брошенный вид и через регулярные интервалы пищу. И, должен сказать, это всегда срабатывает. Всегда! Уж не знаю почему, но через минуту грозовые тучи рассеиваются и я благодаря косточке бываю прощен. Есть в этом какая-то загадочная магия. Поэтому тем, кто окажется втянутым в судебный процесс, советую всегда иметь наготове резиновую косточку.

Mano a mano[11] с котом в гараже

Весь мир, как сказал бы Жан Поль Сартр, если бы до такого додумался, делится на тех, кто любит кошек, и тех, кто их не любит. Я, вне всякого сомнения, принадлежу ко второй категории и думаю, вы поймете почему, если я расскажу вам о своем первом знакомстве с представителем этого семейства. Оно случилось в дни моего младенчества, которые были, если вы помните, тяжелыми и очень голодными. По крайней мере для нас, щенков, но уж конечно не для хозяйской кошки.

Та зловредная тварь звалась Хепзибой, целыми днями спала в доме и, судя по виду, питалась в две глотки. Она была здоровой, гораздо больше нас, имела пятнистую, черно-коричневую шерсть, злобные глазки-бусинки, длинный желтый клык, нависающий над нижней губой, и полный комплект острых когтей, которыми не стеснялась пользоваться. Каждый вечер в час кормления она вперевалку приближалась к нашему сараю и проверяла, не окажется ли в меню чего-нибудь повкуснее, чем обычный плесневелый хлеб и обглоданные хрящи. Когда, вероятно по ошибке, такое случалось, Хепзиба бросалась вперед, раздавая направо и налево удары когтями, и всегда первой добиралась до еды. И ведь делалось это просто из спортивного интереса и уж точно не от голода — фигурой Хепзиба напоминала диван.

Травмы, полученные в детстве, не заживают всю жизнь, и с тех самых пор я так и не смог ни проникнуться к кошкам симпатией, ни понять, в чем состоит секрет популярности Felis domesticus[12]. Что хорошего люди находят в этом асоциальном пучке меха, к тому же страдающем комплексом собственного превосходства?

Любой историк скажет вам, что это прискорбное заблуждение началось несколько тысячелетий назад в Египте. Возможно, из-за чересчур жаркого климата у древних египтян протухли мозги или все они разом помешались, оттого что выстроили чересчур много пирамид, но с какой-то стати кошку вдруг повысили в должности от простой охотницы за мышами до объекта культа, защитницы фараонова потомства и главного идола. Разумеется, кошки, которые и без того с самого рождения чересчур много о себе воображают, приняли это все как должное и с удовольствием стали править песчаными пустынями. На парадных обедах они занимали место рядом с самим фараоном, их лапы умащивали драгоценными мазями, а ловля мышей была совершенно заброшена. С тех пор все продолжается примерно в том же духе.

Когда империя фараонов разрушилась — что и неудивительно, раз во главе ее стояли люди, склонные к таким заблуждениям, — казалось бы, мир должен был заметить простую причинно-следственную связь, а именно: кошкопоклонников ожидает плохой конец. В лучшем случае они будут забинтованы в полный рост и засунуты в плохо вентилируемый саркофаг. И заметьте: в этих саркофагах вы никогда не найдете киску, оставшуюся навеки верной своему покровителю. Нет, она наверняка поспешила подыскать себе следующего простачка.

Вы, возможно, скажете, что это были древние, темные времена и с тех пор человечество ушло далеко вперед. Наши знания об окружающем мире неизмеримо выросли, и теперь мы поклоняемся новым богам — телевизору, например, или футболистам. Тем, кто так считает, могу уверенно заявить: движение кошкопоклонников не только не заглохло, но, наоборот, расширилось, набрало силу и рас-кинуло свои мохнатые щупальца повсюду.

Возьмем, к примеру, искусство. Живописцы пишут портреты котов, поэты и прозаики посвящают им целые тома, типографии печатают тонны поздравительных открыток с изображением лицемерно улыбающихся кисок. Я слышал, что поставили даже мюзикл из жизни кошек. Я бы с удовольствием взглянул на этот театр абсурда, в котором мужчины и женщины скачут по сцене, нацепив фальшивые хвосты и усы из нейлона. Думаю, в Египте такое представление имело бы огромный успех.

Я мог бы добавить к этому еще очень многое, но, думаю, и так уже достаточно объяснил вам свое отношение к кошкам. Я не принадлежу к числу их поклонников. Вы можете счесть это завистью или свалить все на подлую Хепзибу, но стоит мне подумать об этих жирных тварях, жрущих фрикасе из цыпленка и спящих на мягких диванах, как кровь закипает у меня в жилах и я начинаю сильно сомневаться в способностях человечества мыслить здраво.

У нас, слава богу, приличный дом, и потому котов я вижу только изредка во время прогулок в лесу, когда они крадутся куда-то по своим малопочтенным делам. Вход на мою территорию им, само собой, запрещен, и меньше всего я ожидаю встретить кота, например, в собственном гараже. И тем не менее как-то утром, когда я шел в сад с намерением провести небольшую воспитательную работу среди ящериц, меня заставил резко остановиться сильный и неприятный запах, струящийся из открытой двери гаража. В воздухе явственно пахло котом.

Существует весьма распространенное заблуждение, что кошка — это самое аккуратное животное, совершенно лишенное запаха и очень щепетильное во всем, что касается отходов жизнедеятельности. Это ошибочное мнение активно поддерживается самими кошками, которые то и дело демонстративно умываются, вылизывают свою шерсть и трут лапой за ухом. Все это — чистая показуха! Поместите зрелого уличного кота в замкнутое помещение вроде гаража — и вы не сможете там дышать. Это какой-то кошмар.

Я просунул голову в дверь и огляделся. Чтобы вам легче было представить себе эту сцену, хочу пояснить, что наш гараж никогда не получил бы медаль за чистоту и порядок. Посередке стоит машина, окруженная мешками с удобрением, какими-то шлангами, газонокосилками, несколькими садовыми стульями, бочонками со средством для опрыскивания роз, старыми глиняными горшками и множеством полок, на которых разложено все: от банок с красками до электропилы. Нашу Дирекцию вряд ли можно заподозрить в склонности к воровству, но вся эта свалка вещей выглядит так, будто среди ночи они ограбили скобяную лавку, а потом, опрокинув кузов, свалили всю добычу в гараже. И где-то среди всего этого хлама скрывался нарушитель.

Крадущейся походкой хищника я вошел в гараж и огляделся. Ничто не шелохнулось. Возможно, оцепенев от ужаса, кот вжался в стену или где-нибудь за мешками с грунтом с ним приключился удар, но видно его не было. Коты любят прятаться под машинами, и потому их спины часто украшены элегантными разводами отработанного масла, но этот выбрал себе укрытие похитрее.

Однако мой нюх говорил, что он еще здесь, и я через свалку осторожно двинулся к полкам на задней стене — нос в непрерывном движении, все чувства qui vive[13], оружие наготове. И тут я его увидел. Или, если быть точным, его часть.

На верхней полке были сложены низкие ящики для рассады, и у одного из них, похоже, вырос хвост. Клочковатый, рыжий, неопрятный, он напоминал ершик, которым люди чистят засорившиеся стоки, и был, по-моему, столь же неаппетитным. Ага, сказал я себе, если тут хвост, значит, и кот где-то поблизости.

Я собирался хорошенько дернуть за этот хвост, а потом посмотреть, удастся ли нашему рыжему гостю побить мировой рекорд дальности для безмоторных перелетов и одним прыжком достичь дверей. Но вскоре, к моей крайней досаде, выяснилось, что, даже встав на задние лапы, я до хвоста не доберусь. Я принялся расхаживать взад-вперед и обдумывать новую тактику, по-прежнему рассчитывая на фактор внезапности, но тут вдруг почувствовал, что на меня смотрят. Есть у меня такой талант, своего рода экстрасенсорная восприимчивость, которая неоднократно выручала меня в дни тяжких лишений и враждебных швабр.

Я поднял глаза и увидел леденящую кровь картину. Из-за края ящика показалась кошачья голова размером с небольшую дыню с двумя изодранными в клочья ушами и глазками цвета засохших кроличьих какашек. Я по природе великодушен, а потому просто ограничусь замечанием, что этот мордоворот никогда не стал бы победителем конкурса красоты. Несколько минут мы молча смотрели друг на друга, а потом я самым решительным образом дал ему понять, что не намерен сдавать комнаты жильцам. Встав на задние лапы, я свирепо рычал и лаял так, что на губах выступила пена. Представить себе эту картину может только тот, кому случилось побывать на писательской вечеринке с неограниченным количеством выпивки. И знаете, что сделал кот? Зевнул, зажмурился и сделал вид, что засыпает.

К этому времени я уже порядочно охрип и, честно говоря, не представлял себе, что же делать дальше, но в этот момент сильный порыв ветра с грохотом захлопнул дверь гаража. Наглец мгновенно проснулся, пулей вылетел из ящика и через долю секунды занял оборонительную позицию за газонокосилкой.

На полу он выглядел еще менее привлекательно, чем наверху, да к тому же принял уморительно воинственную позу: хвост задран к небу, спина выгнута, шерсть стоит дыбом, точно он хлебнул заряженного электричеством молока, а драные уши прижаты к траченной молью голове. Помню, я успел подумать, что в мюзикл его бы точно не взяли, а после этого события стали развиваться очень быстро.

Несколько секунд мы кружили на месте, причем кот не-сколько раз пытался ударить меня лапой, а я ловко подпрыгивал и уклонялся, но потом он сообразил, что силы неравны, и пустился в бегство. Мы пронеслись по груде пустых бутылок, раскидали банки с краской и наконец добрались до двери, которая, как я уже говорил, была закрыта. Пока все шло по моему плану, и я решил перевести дух перед началом второго раунда.

Вот тут-то мне и довелось на практике убедиться в справедливости старой истины, гласящей, что загнанный в угол противник становится опасным. Обычно так говорят о крысах или о высокопоставленных чиновниках, застигнутых со спущенными штанами или с руками по локоть в казне, и это совершенно верно. Когда им некуда деваться, они начинают отчаянно брыкаться, не думая о последствиях и о том, что при этом могут пострадать невиновные. Что и случилось и со мной.

Итак, фигурально выражаясь, я загнал соперника в угол, а буквально — прижал к гаражной двери, не оставив ему ни одной лазейки. Если бы вы этот момент он догадался попросить пощады, я бы задал ему короткую трепку, а потом отпустил на все четыре стороны, но вместо этого кот как одержимый ринулся на меня и влепил мне в морду удар невероятной дом такого небольшого и неуклюжего существа силы. Разумеется, когтей он при этом не убирал. Надо полагать, моими дальнейшими действиями руководил только инстинкт самосохранения, потому что, сам не знаю как, я совершил рекордный прыжок назад и вверх и вдруг оказался на капоте машины. Не слишком достойный поступок, возможно, подумаете вы, но это ведь не вас ударили по морде.

В этот самый момент Дирекция, привлеченная доносящимся из гаража шумом, открыла дверь и тем самым спасла кота. Он как ракета вылетел наружу, а я бросился в погоню, впрочем стараясь особенно не приближаться. Кот нашел спасение на верхних ветвях миндального дерева, а я занял позицию внизу и начал скакать, рычать и лаять так, словно мне не терпелось разорвать его на клочки, хотя, честно говоря, сложившаяся ситуация меня более чем устраивала. К со-жалению, она продолжалась недолго.

Один из существенных минусов деревенской жизни состоит в том, что вы постоянно находитесь на глазах у соседей, а те в любую минуту готовы бросить свои дела, чтобы вмешаться в ваши. Я как раз стоял на задних лапах и делал вид, что собираюсь забраться на дерево, когда из виноградника за нашим домом раздался крик: «Attention! [14] Это кот мадам Нуаре! Он старый и больной! Уберите свою собаку!»

Мы все, Дирекция, кот и я, оглянулись и увидели, что сидящий в тракторе человечек отчаянно машет руками, как делают все французы в критические минуты. Я залаял. Кот зашипел и перебрался повыше. Второй схватил меня и крепко прижал к себе. Хлопотун из трактора спрыгнул на землю и зашагал к нам.

Он непременно хотел пожать Второму руку, тем самым дав мне шанс вырваться и отбежать на безопасное расстояние. Дирекция уговаривала меня вернуться в дом, но я решительно отклонил приглашение, уселся в сторонке и стал ждать, когда на кота подействует закон земного притяжения. Он сидел почти на верхушке, дерево сильно раскачивалось под порывами ветра, и я с удовольствием представлял себе, как ветка сломается — миндаль ведь не слишком прочное дерево, — и рыжий преступник рухнет на землю. Да постигнет такая участь всякого нарушителя границы!

Под деревом царили тревога и замешательство. Надо спасать кота. Надо сообщить мадам Нуаре. Crise dramatique![15] Что же нам делать? Я-то точно знал, что мне делать: всеми силами избегать ареста до тех пор, пока кот не свалится с ветки. Ветер крепчал, дерево раскачивалось, и ждать, судя по всему, оставалось недолго. Мне интересно было проверить, правда ли, что коты приземляются на все четыре лапы.

Второй пробормотал что-то насчет срочной встречи и уже двинулся в сторону деревенского бара, но не тут-то было — у человека из трактора имелся другой план. «Вы принесете лестницу, — распорядился он, — и снимете кота, а я сбегаю за мадам Нуаре. — Allez![16] Я ее сейчас же приведу».

Он скоро скрылся за поворотом, а Второй, едва переставляя ноги, поплелся в гараж за складной лестницей. Он умудрился разложить ее, не прищемив ни одного пальца, прислонил к дереву и, негромко чертыхаясь, двинулся наверх. Мадам снизу советовала ему быть осторожным и следить за выражениями. Чем выше он поднимался, тем сильнее клонилась к земле верхушка дерева. Рыжий мерзавец отчаянно шипел и изо всех сил цеплялся за ветку, а я преисполнился надежды.

Со своего места мне было очень удобно наблюдать за тем, что произошло дальше. Второй, приговаривая что-то успокаивающее, протянул коту руку спасения, и тот не за-медлил вонзить в нее все когти и зубы. А я ведь всегда предупреждал, кто коты — это самые коварные и неблагодарные животные. Второй, спустившись на землю с окровавленным локтем, тоже произнес пару энергичных фраз по этому поводу. Тут примчалась и мадам Нуаре со своим верным оруженосцем.

Понятно, что дама была уже в истерическом состоянии и тут же начала заламывать руки и умолять свое маленькое пушистое солнышко успокоиться. Maman уже здесь и обещает ему двойную порцию телячьей печенки, если он сейчас же спустится на землю, ну и дальше в том же духе. Но кот не желал ничего слушать, а после того, что случилось со Вторым, желающих лезть на дерево не находилось.

Если бы спросили меня, я бы посоветовал оставить кота на дереве до осени, а тогда он опадет вместе с листьями, но мадам Нуаре была уже не в том состоянии, когда внимают разумным советам. «Это вы во всем виноваты! — пилила она Второго. — Эго ваша собака так запугала моего бедняжку Зузу. Что вы теперь намерены предпринять?»

На что Второй вполне резонно для человека, получившего боевое ранение, отвечал: «Мадам, ваш кот забрался в мой гараж. Лестница в вашем полном распоряжении. А лично я собираюсь уйти в дом, чтобы перевязать раны и, возможно, выпить чего-нибудь для восстановления сил. Всего хорошего».

Но мадам Нуаре это не устроило. Она раздулась, как шар, и потребовала, чтобы ее проводили к телефону. Столкнувшись с подобной жестокостью, она вынуждена обратиться к властям. Может, англичане и рады равнодушно взирать на страдания беспомощных животных, но французы — цивилизованная нация. Она вызовет pompiers[17], и эти храбрые парни, несомненно, спасут бедняжку Зузу.

Наша Дирекция всегда готова поступиться принципами ради сохранения мира, и потому все они ушли в дом звонить по телефону. К этому времени я уже немного заскучал и отправился с Лабрадоршей на раскопки, чтобы скоротать время до прибытия пожарных с их выдвижными лестницами, кранами и — я очень на это надеялся — специальным гидравлическим снимателем для котов. Французские пожарные команды вообще отлично экипированы, и я с удовольствием представлял себе, как гигантский пинцет хватает Зузу за шкирку и срывает с дерева, будто грушу.

Однако все получилось совсем не так весело. Pompiers вскоре прибыли, и мы все отправились в конец дорожки их встречать. Мадам Нуаре с криками радости бежала впереди, осыпала пожарных благословениями и указывала обличающим пальцем на Второго. Эта вздорная старая перечница более чем заслужила все то, что случилось потом.

Капитан решительно оборвал ее причитания и спросил, где находится попавший в беду кот. «Берите своих людей и оборудование и следуйте за мной, — скомандовала мадам Нуаре. — И vite![18] Нельзя терять ни минуты».

Всей процессией мы двинулись к миндалю, мадам Нуаре сразу же начала тошнотворно сюсюкать (люди всегда разговаривают так с котами), но скоро замолчала, и под деревом повисло тяжелое, я бы сказал зловещее, молчание. Зузу на ветке не было. Очевидно, этот проходимец воспользовался моментом, когда все мы отвлеклись, и сбежал. Но лучшее ждало нас впереди. Поскольку мадам Нуаре сама звонила по телефону, то ей и предстояло заплатить за напрасный вызов пожарной команды. Она бурно протестовала, как делают они все, когда дело касается кошелька, но без всякого толку. Неумолимый капитан тут же выписал счет.

Второй, несмотря на свои раны, улыбался до самого вечера.

Дегустация

Если, подобно мне, вы наделены логическим складом ума, склонны к эпикурейству и при этом не слишком отягощены моралью, то вас, наверное, тоже выводит из себя некое присущее только людям чудачество, которое они называют «умеренностью» — не слишком много того, еще меньше сего, диета, воздержание, самоограничение, промывание кишечника, холодные ванны перед завтраком и регулярное чтение нравоучительной литературы. Вы наверняка сталкивались со всем этим и кое с чем похуже, если у вас есть друзья из Калифорнии. Лично я придерживаюсь философии «живи и давай жить другим», а если у тебя есть какие-то порочные склонности, их можно держать при себе. Отказывайте себе в радостях, если вам это нравится, но только не надо склонять в свою веру меня.

К сожалению, с примерами подобного ханжества сталкиваешься то и дело, и заметнее всего этот противоестественный страх перед удовольствиями проявляется в отношении человека к алкоголю. Люди любят выпивать. Я понял это стразу же, как только попал в дом Тысячи бутылок (по большей части пустых). Но они никак не могут сделать это просто и без выкрутасов только потому, что им захотелось выпить. Зачем-то они привязывают этот процесс ко времени суток. Бессчетное количество раз я замечал, как человек, которому предлагают рюмочку, первым делом смотрит на часы, как будто они показывают, хочет ли он пить.

В конце концов никто никогда не отказывается, но сначала они все непременно изображают сомнение и даже неохоту, а сдаются обычно при упоминании о разных часовых поясах. По непонятной причине мысль о том, что где-то в мире какой-то неизвестный им человек уже принял стаканчик виски со льдом, придает им решимости.

Существует и множество других способов самооправдания и искусственно придуманных поводов, хотя я, убейте, не понимаю, ради чего они так стараются. Мне, например, не требуется никаких предлогов для того, чтобы напиться и вести себя по-свински. Дни рождения, свадьбы и поминки, встреча нового года и проводы тещи, годовщина смерти любимой лошади Наполеона — они хватаются за любую соломинку и проявляют недюжинную изобретательность. Я сам видел, как бутылки откупоривали только потому, что услышали первую кукушку. Но я не знаю предлога более надуманного и прозрачного, чем так называемая дегустация, во время которой люди бесстыдно предаются излишествам якобы с познавательной целью. Впрочем, я вам все расскажу, а вы судите сами.

Зачинщиком таких мероприятий в нашей округе обычно бывает маленький кривоногий человечек, у которого в карманах всегда полно штопоров. Его зовут Гастон Нос, и он снабжает многих местных жителей вином, виноград для которого якобы выращен в фамильном имении, поэтому оно доступно только для немногих избранных. Наши местные помещики, обожающие лесть, легко покупаются на эти байки, а кроме того, Гастон предупредительно привозит образцы продукции прямо на дом покупателям, а значит, им не приходится, надегустировавшись на винограднике, нетвердой рукой вести машину до дома. Уж не знаю, как Гастон этого добился — не исключаю даже взятку, — но как-то он уговорил Дирекцию устроить dgustation extraordinaire прямо в нашем доме. Начало назначили на полдень, позвали всех друзей и каждому несколько раз напомнили о необходимости захватить чековую книжку. Винодел, ясное дело, надеялся сначала напоить клиентуру, а потом заставить ее раскошелиться на непомерные заказы.

Сам он прибыл задолго до начала. Как я уже упоминал, Гастон — миниатюрный мужчина, исключение составляет только весьма внушительный нос. Пока он сновал из машины в дом и обратно, разгружая свои сокровища, то очень напоминал встревоженного жокея, разыскивающего свою лошадь. На столе выстроились бутылки, особые дегусационные бокалы, маленькие плевательницы и стопки салфеток для тех, кто не может удержать вино во рту. Наконец Гастон извлек из кармана штопор и стал откупоривать бутылки, для каждой находя ласковые слова. Все они, по его мнению, были истинным чудом, и он то и дело бегал на кухню, чтобы сунуть пробку под нос Мадам, хлопочущей над закусками. Второй оторвался на время от затачивания карандашей, чтобы помочь организатору, и скоро наша столовая стала напоминать буфет на деревенском празднике.

Судя по всему, жажда способствует пунктуальности, так как ровно в полдень все виноведы были на месте. Большинство из них я хорошо знал: Элоиза, художница со склонностью к акварели; женщина, которая живет в конце нашей долины и разводит улиток, со своим мужем, пьяницей, притворяющимся писателем; Ангус, шотландский беженец; Жюль и Джим из нашей деревни; и приглашенный эксперт Чарльз, красноносый виноторговец из Англии. Иными словами, все разношерстные отбросы местного общества нетерпеливо били копытами в ожидании первого за день бокала.

На улице было жарко, и потому я остался в тенечке под столом, надеясь, что время от времени туда будет что-нибудь падать. Мадам постаралась, и на столе красовались паштеты, салями, ветчина, разнообразные пирожки и сыры.

По опыту я уже знал, что вино делает людей неосторожными. Пальцы слабеют, и на полу всегда находятся деликатесы для тех, кто умеет ждать. Увы, ничто на свете не бывает бесплатным, и ради еды мне пришлось выслушать кучу самой невероятной чуши, от которой я успел отвыкнуть, с тех пор как бросил смотреть телевизор.

Началось все вполне прилично. Гастон с энтузиазмом распространялся о правилах dgustation, о необходимости подготовить нёбо к восприятию всех тончайших оттенков вкуса, о ключевой роли обоняния и тому подобной ерунде. За его речью последовало короткое молчание, вероятно для молитвы, а потом начались такие звуковые эффекты, что я вскочил на ноги, решив, что у нас опять проблемы с канализацией.

Это называется полосканием. Они полоскали все одно-временно, булькали, журчали и издавали какие-то сосущие звуки. А потом начали плеваться. Насколько мне известно, детей с позором отправляют спать за проступки куда меньшие, но все собравшиеся были собой вполне довольны, а малыш Гастон поздравил их с воистину профессиональной техникой. Правда, я уверен, он поздравил бы их, даже если бы они разделись догола и принялись сосать вино через соломинку. На их месте я не стал бы слишком доверять комплиментам человека, мечтающего им что-то продать.

Сосущие звуки вскоре возобновились и продолжались еще долго, но я заметил, что сплевывать они со временем стали гораздо реже. Наконец, после особенно длинного сеанса бульканья и хлюпанья, джентльмен из Англии поделился с нами своим просвещенным мнением.

— Черная смородина, — объявил он, — трюфели, специи, нотка мокрого меха, на редкость сложное вино.

Этот бред был встречен бурными аплодисментами, что свидетельствует только о том, что все они уже порядком набрались.

— Но, — продолжал англичанин, — по-моему, оно чересчур юное, чтобы сидеть за столом со взрослыми.

— Mais non![19] — взвился Гастон во весь свои крошечный рост. — Это вино зрелое не по годам. У него уже есть тело, ноги, плечи, энергия, выдающаяся порода и яркая индивидуальность. А кроме того, это вино с амбициями.

Гости опять наполнили стаканы и присоединились к дискуссии. Скоро она превратилась в перебранку и стала довольно забавной. Дегустаторы-французы объединились и дружно напали на британского милорда. Он смотрел на них высокомерно и совершил ошибку, приведя в пример славные вина Бордо. Жюль и Джим тут же стали ехидно выспрашивать у него, хороший ли виноград уродился в этом году в Уимблдоне, и дело, на мой взгляд, уже шло к драке, когда некстати вышла из транса Элоиза.

— У этого вина очевидный вкус жженой земли, — высказалась она. — Это как аура. Я ее вижу. Художники умеют чувствовать такие вещи. — И это, заметьте, вещал человек, который на моей памяти ни разу не брался за кисть.

В менее экзальтированной компании подобное замечание, несомненно, сочли бы признаком третьей стадии интоксикации и даму с нюхательной солью и стаканом воды отправили бы полежать в темной комнате. Но собравшиеся у нас умники восприняли этот лепет совершенно серьезно и начали обсуждать ауру вина, а мои надежды на серьезный международный конфликт не оправдались. Ну что за люди!

Хоть я и увлекаюсь человековедением, но все-таки есть предел тому количеству претенциозной чепухи, которое я готов выслушать за один раз, а кроме того, приближалось время дневной прогулки. Обычно я совершаю ее в компании с Дирекцией, но сейчас они оба как приклеенные сидели на стульях, глаза у них остекленели, на лицах застыли глупые улыбки, а разговор становился все более диким, и я пошел гулять в одиночестве.

По правде говоря, меня это вполне устраивало, поскольку я уже давно планировал заглянуть на соседнюю ферму, где недавно появилась новая собака. Я видел ее только один раз и издалека: маленькая, но при этом отлично сложена и очень славненькая. Я бы уже тогда нанес ей визит, но Дирекция меня утащила. Вот потому-то я с удовольствием оставил эту группу экспертов молоть языком дальше и потихоньку выскользнул из дома. Рандеву в винограднике, думал я, лучший способ прочистить мозги после болтовни всех этих любителей лозы.

Спешить я не стал. Можете назвать меня старомодным, но я считаю, что негоже являться на первое свидание запыхавшимся и с высунутым языком. Мне не хотелось бы выглядеть чересчур нетерпеливым. А кроме того, я никогда не спешу в лесу, потому что боюсь пропустить что-нибудь интересное. Здесь надо двигаться крадучись, как и пристало настоящему хищнику, царю природы, грозе всякой мелочи, которая при моем появлении пищит и разбегается.

Лес меняется каждый день, но, чтобы заметить это, нужен не человеческий глаз, а мой умный нос. Он знает, где пробежали охотничьи собаки, когда пересекал тропинку кабан, сколько кроликов выходило на прогулку и побывали ли здесь люди. А кроме того, он постоянно чувствует сухой, острый запах сосновых иголок, мешающийся с ароматом лесных трав, и иногда улавливает чудесные нотки бутерброда с ветчиной, оброненног в кусты проехавшим утром велосипедистом. Природа полна сюрпризов.

Я сделал большой круг по лесу, уделяя должное внимание всем звукам и запахам, а потом нашел себе удобный наблюдательный пункт на склоне холма, прямо над фермой. И — о чудо! — вот она, моя маленькая принцесса, спит сном невинности в тени под сараем и нежно посапывает. Ну, с невинностью мы скоро покончим, решил я, но торопиться не стал. Не из рыцарских или романтических побуждений, как вы, возможно, подумали, а просто из желания убедиться, что поблизости не маячит какой-нибудь опасный тип с ружьем.

Горизонт оказался чистым, и я, неслышно ступая, при-близился к предмету своих восторгов. При ближайшем рассмотрении она оказалась еще меньше, чем я думал, но была приятно кругленькой, сладко пахла юностью, а ее мордочку украшала прелестная бородка. Я разбудил незнакомку, толкнув носом в бок. Она мигом вскочила, тявкнула, куснула меня и забилась за большой цветочный горшок — то есть продемонстрировала все признаки мгновенно возникшей симпатии. Иногда чувства проявляются самыми странными способами.

Затем начались ухаживания. Точнее, ухаживал я, и она уже вроде бы начинала откликаться на мои уговоры, но тут на пути нашей любви возникло неожиданное препятствие.

Я был в два раза ее выше, и без искусственного вмешательства мы не могли стать по-настоящему близки, если вы понимаете, что я имею в виду. (Прошу обратить внимание на этот факт, который приобретет особую важность в свете дальнейших событий.) Одним словом, взаимное желание, несомненно, присутствовало, но осуществить его никак не удавалось.

Я не из тех, кто сдается без борьбы, а потому и после наступления сумерек все еще пытался логическим путем найти решение проблемы, но тут наша любовная интерлюдия закончилась самым драматическим образом. Вы, возможно, подумали, что все наконец свершилось? Ничего подобного. Просто я чересчур увлекся и заметил, что за нами наблюдают, только когда получил чувствительный пинок в ребра и услышал яростную брань хозяина, который очень некстати вернулся домой и застал нас, что называется, flagrante delicto[20].

Я не стал напрасно медлить, поспешно ретировался на свой прежний наблюдательный пункт на склоне, спрятался там за кустом и предался горьким размышлениям. Так близко и в то же время так далеко, вздыхал я. Злодейка судьба жестоко разлучила двух несчастных влюбленных, меня переполняли неосуществленные желания, и в довершение всех бед я почувствовал сосущую пустоту в животе и вспомнил, что пропустил ланч. Сумерки уже превратились в полную темноту, когда я припустил домой, и, должен признаться, все мои помыслы были устремлены теперь к тому, что ожидало меня на кухне. Я не люблю подолгу печалиться, тем более на голодный желудок.

Вечером в лесу обычно бывает не слишком многолюдно, и потому я удивился, когда среди деревьев мелькнул луч фонарика. Пришлось притормозить. В темноте при встрече с незнакомцами следует соблюдать осторожность. Они могут оказаться охотниками, а мне совсем не хотелось, чтобы меня приняли за что-то съедобное. Известно, что у этой братии есть манера сначала стрелять, а уж потом извиняться, и время от времени слышишь о всяких несчастных случаях вроде того, что произошел буквально позавчера с котом мадам Нуаре. Она очень сердилась, но, слава богу, этот раз у нее не было повода обвинить меня.

Я свернул с тропинки, спрятался за сосной и в тусклом свете фонарика разглядел группу людей. Они шарили кустам, наталкивались на деревья, спотыкались о камни и время от времени неожиданно присаживались так, словно ноги вдруг отказывались им служить. Один из них, приземлившись, видимо, на что-то острое, вскрикнул от боли, и я узнал голос Гастона Носа. Подойдя поближе, я убедился, что это и в самом деле он вместе со всей бандой дегустаторов-любителей. По-видимому, в программу dgustation extraordinaire входила и вылазка на свежий воздух с целью проветривания.

Я решил ненадолго присоединиться к гуляющим и, подойдя к Гастону, массирующему ушибленное место, деликатно гавкнул.

Что тут началось! Меня еще никогда не встречали с такой радостью. Гастон, забыв про свою травму, туг же созвал остальных. Черт подери, это же Бой! Я его нашел, небесам! Мадам будет счастлива. И еще много всего в том же роде. Посреди суеты, общего ликования и ласковых поглаживаний я наконец сообразил, что встретился с экспедицией, вышедшей на поиски вашего покорного слуги. Скорее всего они бы до сих пор бродили по лесу, если бы я их не обнаружил, но это не важно. Я был всерьез растроган такой заботой и тщательно пересчитал их всех, перед тем как вести домой.

Мадам и правда была счастлива снова увидеть меня. Она сказала мне несколько исполненных ласковой укоризны слов и тут же подала праздничный обед, к которому в виде поощрительной премии прилагался тушеный в марсале цыпленок — одно из моих излюбленных блюд. После этого, казалось бы, оставалось только потушить свет и забраться в корзину.

Но не тут-то было. Как я уже упоминал, эти люди хватаются за любой предлог, чтобы выпить, а уж мое счастливое спасение от неведомых ужасов они посчитали поводом для настоящей попойки. Гастон вновь взялся за штопор, а они все столпились вокруг него, точно верблюды, только что вернувшиеся из перехода по Сахаре. Последнее, что я услышал, перед тем как заснуть под столом, было утверждение, что розовое вино плохо переносит транспортировку. Я не слишком расстроился из-за этого.

Пытка курицей

Иногда жизнь, расщедрившись, делает нам подарок — волшебное утро, когда солнце еще едва освещает верхушки деревьев, воздух свеж от предрассветной прохлады, под ногами не высохла роса, а предстоящий день кажется прекрасным. В такие моменты кровь веселее бежит по жилам, все тело поет, и мне, как щенку, хочется прыгать и резвиться. Тогда я обычно совершаю небольшую пробежку по винограднику, где всегда есть возможность встретить кого-нибудь маленького и ничтожного и нагнать на него ужасу. Говорят, что-то подобное нередко происходит в больших компаниях, когда председатель правления рыщет по коридорам, гоняет перепуганных секретарш и младших клерков и в результате буквально пьянеет от сознания собственной силы. Разница только в том, что я гоняюсь за мехом и перьями, а он — за темными костюмами.

В зеленых тоннелях виноградника было темно и прохладно и, как ни странно, не наблюдалось ни одного охотника. Вы наверняка уже заметили, что я не особо люблю эту породу людей, главным образом потому, что шум, который они поднимают, портит охоту всем остальным. Один неуклюжий человек с ружьем, на цыпочках пробирающийся по лесу, производит такой грохот, что на нашем склоне горы разбегается все живое. Одному богу известно, как среди этого топота и потока ругательств удается урвать хоть минутку покоя всем тем несчастным, что впадают в зимнюю спячку. Не исключаю, что в процессе эволюции у них развивается глухота. Природа приспосабливается к меняющимся обстоятельствам самыми удивительными способами.

Дойдя до этой глубокой мысли, я остановился, потому что в конце виноградника заметил группку пасущихся куриц. Вот, кстати, еще один странный каприз природы: птица, которая не летает, а только кудахчет и непрерывно откладывает яйца. Но тут я на время покончил с философией и из мирного мыслителя превратился в опасного хищника, крадущегося к добыче.

Всего куриц было пять, они царапали землю и дергали головами взад-вперед, как люди, которым хочется танцевать. В жертвы я наметил крупную несушку, показавшуюся мне самой старой и неповоротливой.

Она рванула с места вместе с остальными, продемонстрировав при этом удивительную для ее возраста стартовую скорость, и кинулась вон из виноградника, вереща при этом так, словно я уже ухватил ее зубами за мягкое место. Вероятно, перспектива потерять голову в собачьей пасти действует лучше всякого допинга, и мои наседки мчались что твои скаковые лошади. Я отставал от них всего на несколько ярдов, когда, проскочив под каменной аркой, они влетели во двор какой-то ахудалой фермы. Вот тут-то вы и попались, голубушки, удовлетворенно подумал я. Курица в замкнутом пространстве — это, можно сказать, уже пойманная курица. И поскольку спешить больше не было необходимости, я неторопливо вошел во двор.

Кажется, это Вольтер любил повторять, что цыплят не стоит считать до наступления осени, и мне как раз выпал случай убедиться в его полной правоте. Цыпки-то были во дворе — куда им деваться? — но кроме них там оказался крайне неприятного вида субъект с бензопилой в руках, безумным блеском в глазах и свекольным румянцем, одетый в сапоги и суконный картуз. Мне с раннего детства был знаком этот тип — ходячее предупреждение об опасностях браков между родственниками и употребления дешевого красного вина за завтраком. Ума не приложу, почему власти разрешают подобным личностям расхаживать на свободе.

Я принял, по возможности, безмятежный и незаинтересованный вид, точно просто вышел прогуляться и в уме не держал мысли причинять какой-нибудь вред его драгоценным птицам, и вежливо кивнул. Он пронзил меня свирепым взглядом, а потом оглянулся на старую несушку. Та без сил лежала в углу двора и дышала с явным трудом. Беда в том, что курицы не созданы для бега даже на короткие дистанции, и непривычное физическое напряжение вкупе со страхом, видимо, доконали старушку.

Мне казалось, я слышу, как скрипят ржавые колесики под картузом у этого субъекта, и вот, наконец сложив два и два, он, вероятно, привел к выводу, что мое появление как-то связано с бедственным положением его птицы, отложил пилу и взялся за большое, только что отпиленное полено. Я умею понимать тонкие намеки, а потому проворно развернулся и припустил обратно в виноградник. Когда, оказавшись на безопасном расстоянии, я оглянулся, фермер все еще смотрел мне вслед тяжелым взглядом и держал в руке бревно. Я принял решение в будущем держаться от него подальше.

Представьте же себе, как я встревожился, когда вечером раздался громкий стук в дверь и на пороге, суровый и хмурый, возник мой новый знакомый. Он пришел, чтобы поговорить с Дирекцией, и, судя по первым же фразам, разговор не сулил ничего приятного.

Дирекция, надо отдать ей должное, повела себя приветливо, пригласила его войти, предложила выпить и сделала вид, что не замечает потянувшегося за ним следа из грязи, опилок и навоза. Я, проявляя тактичность, решил не высовываться, спрятался в кухне и навострил уши.

Гость сообщил, что его зовут Русселем, и завел свою скорбную повесть. Этим утром он понес невосполнимую потерю: погибла его лучшая несушка, которую он к тому же собственноручно вынянчил чуть ли не с яйца, на редкость благонравная и невероятно ласковая — настоящая жемчужина его курятника. Эта драгоценность отбросила когти в результате сильнейшего сердечного приступа. Руссель всхлипнул в свой стакан и замолчал, давая слушателям прочувствовать всю глубину постигшей его беды.

Дирекция вежливо выразила свое соболезнование, но по всему было ясно, что они никак не поймут, с какой стати Руссель и им предлагает включиться в число скорбящих. Я-то, конечно, знал, что последует дальше, и ждать мне пришлось недолго.

После непродолжительных уговоров гость согласился выпить еще стаканчик, мужественно утер слезу и перешел к делу. Эта дивная птица, венец творенья, заявил он, лишилась жизни из-за того, что надорвалась, когда старалась спастись бегством от безжалостных зубов кровожадной и совершенно невоспитанной собаки. Собаки, которая, увы, проживает в этом самом доме. Beh oui. В этом самом доме.

Пока они осмысливали это сообщение, я постарался за-браться в самый дальний угол. Затем Дирекция совершенно справедливо, на мой взгляд, потребовала у Русселя каких-нибудь доказательств. В конце концов, сказали они, в нашей долине проживают десятки собак и многие из них имеют подмоченную репутацию. Почему же он так уверен, что преступник проживает именно здесь?

— Почему?! — Руссель наклонился к ним, яростно шевеля бровями. — Да потому, что я видел его своими собственными глазами! И могу описать во всех подробностях.

Что он и сделал, и моту сказать, что никогда в жизни мне не приходилось и, надеюсь, больше не придется выслушивать столько нелестных отзывов о своем физическом и моральном облике. Руссель доврался до того, что заявил, будто во рту у меня было полно куриных перьев. Даже странно, что он не догадался прибавить к этому нож, вилку и салфетку на шее. Словом, он изрыгал самую бессовестную клевету, и я просто поверить не мог, что Дирекция все это скушает.

Однако так и получилось. Мадам сопровождала его рассказ ахами и охами, а Второй то и дело вскакивал, чтобы подлить вина ему в стакан. Смотреть на это было противно. По моему мнению, его следовало вышвырнуть вон после первой же фразы.

Вместо этого — вы не поверите! — они заплатили ему за потерю этой старой курицы, чего он, собственно, и добивался с самого начала. Когда Руссель натянул свой картуз, собираясь уходить, они втроем уже болтали как лучшие друзья. На этом все могло бы и кончиться, но не тут-то было!

Руссель, разогретый дармовой выпивкой и приличной суммой в кармане, вдруг остановился в дверях и сделал Дирекции предложение, услышав которое, я похолодел.

— Вашего пса, — сказал он, — можно выдрессировать так, что он и смотреть не будет в сторону куриц. Есть один надежный способ, и раз уж вы так посочувствовали моему горю, я берусь выучить его.

Бывают в жизни такие минуты, когда вы видите, как на вас надвигается беда, но ничего не можете сделать, чтобы предотвратить ее. Я испробовал все способы: уговаривал, умолял, демонстративно хромал, заходился в приступе кашля, забивался под кровать и там трясся, но все безрезультатно. Этот старый садист коварно убедил Дирекцию в своем искреннем желании способствовать моему исправлению. Но я-то отлично понимал, что ему было мало щедрой материальной компенсации — он жаждал мести. Говорят, что-то подобное часто происходит во время разводов.

На следующее утро, как по заказу хмурое и серое, меня поволокли через поле в академию Русселя и сдали прямо на руки профессору. Он предложил Дирекции вернуться через час и пообещал, что они получат новую собаку, свободную от порочных наклонностей и навсегда излеченную от болезненной страсти к курицам. И — вы можете себе такое представить?! — они принялись его благодарить. Невероятная наивность! На самом деле они отличные ребята, но, увы, ни черта не разбираются в людях.

Руссель завел меня в сарай и запер дверь. На меня тут же нахлынули воспоминания, потому что все здесь — от земляного пола до обстановки — в точности повторяло мое первое жилище. Тесное и мрачное место, забитое фамильными ценностями — ржавыми ведрами, древними велосипедами, трухлявыми мешками, треснувшими бочками и массой прочего доисторического хлама, который Руссель, вероятно, копил, чтобы оставить в наследство благодарным потомкам. Я огляделся в надежде найти какой-нибудь путь к спасению и замер, обнаружив на жестяном столе труп вчерашней курицы, который за прошедшие сутки отнюдь не стал выглядеть лучше. Ее голова с увядшей бородкой свисала с края стола, а один остекленевший глаз с укором смотрел прямо на меня. Мрачноватая картинка, и к тому же я никак не мог понять, почему она лежит здесь, а не булькает себе мирно в кастрюльке на плите. Даже старые курицы бывают вполне вкусными, если их подольше поварить.

Руссель схватил тушку за ноги и покрутил ее в воздухе, не выказывая ни малейшего уважения к дорогой усопшей, а потом протянул ее мне. Больше из вежливости, чем из любопытства я подошел поближе и понюхал, и тут он вдруг замахнулся и, не успей я увернуться, треснул бы меня курицей прямо по голове. Но даже и так острый куриный клюв больно царапнул меня по носу.

Только тут я понял, в чем будет заключаться урок. Руссель в простоте душевной полагал, что несколько ударов покрытым перьями орудием смогут выбить из меня инстинкт, вырабатывавшийся сотнями поколений моих предков. Полная глупость, конечно, но он об этом не подозревал и потому продолжал преследовать меня, размахивая курицей. Я вполне успешно отпрыгивал и уклонялся от ударов. О невероятной тупости этого человека можно судить хотя бы потому, что прошло довольно много времени, прежде чем он догадался, что попасть будет гораздо проще, если меня привязать.

В военных действиях наступил временный перерыв, и он стал искать в своем хламе какую-нибудь цепь или бечевку. Наконец здорово разозлившись, он, видимо, вспомнил, где хранит свой запас веревок — подозреваю, что в сейфе под кроватью, — и, раздраженно ворча, вышел вон из сарая, а меня оставил наедине с мертвой птицей.

В отчаянных ситуациях приходится принимать отчаянные меры. Как я уже упоминал, пол в сарае был земляным, и, воспользовавшись отсутствием Русселя, я начал поспешно рыть в углу яму, достаточную, чтобы похоронить в ней курицу. Она влезла туда почти вся, если не считать одной торчащей кверху лапки. Вероятно, у нее уже началось трупное окоченение или просто яма получилась слишком мелкой. Как бы то ни было, я решил эту проблему, усевшись на могильный холмик и скрыв под собой упрямую конечность. Так и обнаружил меня Руссель, вернувшийся с веревкой.

В моем плане имелось одно слабое место, о котором самые внимательные читатели, наверное, уже догадались: Руссель с веревкой двинулся ко мне, я отскочил в сторону и он, разумеется, тут же обнаружил торчащую куриную ногу.

Жаль, что вы не видели его лица, а вот ни одного из со-рвавшихся с его губ выражении я не решусь здесь повторить. Достаточно сказать, что Руссель был поражен до глубины души. Отбросив веревку, он бухнулся на колени и стал лихорадочно отрывать курицу, и именно за этим занятием и застала его вернувшаяся за мной Дирекция.

Что произошло дальше, я не знаю, потому что, как только приоткрылась дверь, я вырвался наружу и через поле понесся домой зализывать свой раненый нос. Дирекция вскоре вернулась, и все мои грехи, как это обычно случается, были прощены, а их столь бурно начавшаяся дружба с Русселем на этом, к счастью, и закончилась. Иногда я вижу его на горизонте, и он по старой памяти кидает в мою сторону камень, но меткостью не отличается.

Удалось ли мне извлечь из этого происшествия какой-нибудь полезный урок? Разумеется: никогда не подходите к человеку, вооруженному дохлой курицей. Кажется, подобная же мысль встречалась мне в небольшой книжке «Искусство войны», в том месте, где автор рассуждает о том, что следует избегать столкновений с превосходящими силами. Автора зовут Сунь-Цзы, если кому интересно.

Мяч как источник удовольствия

Среди гостей, периодически оккупирующих наш дом, есть только один, который, подобно мне, любит отдохнуть под обеденным столом. Его тяготят чопорные светские беседы и жесткие стулья с высокими спинками. Не раз и не два, наевшись, он плавно перемещался ко мне на пол, и именно в такие моменты мы и подружились. Не верите? В доказательство могу предъявить несколько фотографий. Он уверяет, что смена позы благотворно влияет на процесс пищеварения, но я считаю, истинная причина состоит в том, что после всей этой бессмысленной трескотни за столом ему просто-напросто хочется отдохнуть в обществе молчаливого и разумного существа. Но в любом случае этот человек, несомненно, входит в избранное общество родственных душ.

А кроме того, он занимает довольно видное положение в мире британского тенниса — то ли командует мальчишками, подносящими мячи в Королевском клубе, то ли отвечает там за кормежку, точно не помню. Как бы то ни было, должность обеспечивает ему доступ в высшие круги ежегодного Королевского турнира. Он знаком как со спортсменами-участниками, так и с членами королевской семьи и даже имеет право пользоваться туалетной комнатой для ВИПов, что, насколько мне известно, считается знаком наивысшего отличия. Все это я узнал во время длинной подстольной беседы, случившейся как-то после ланча.

Кажется, я уже упоминал, что люблю время от времени что-нибудь погрызть. Разумеется, лучше всего — живое, но, к сожалению, сначала его надо поймать, а Дирекция почему-то смотрит на это косо. Поэтому по большей части faute de mieux[21] мне приходится довольствоваться неодушевленными предметами вроде палки, Лабрадоршиной подстилки или ботинка какого-нибудь гостя. Совсем неинтересная добыча, хотя однажды мне удалось в бою отбить детского плюшевого медведя. Должен сказать, баталия получилась не слишком ожесточенной, зато за ней последовали рев, истерика, катание по полу и заточение победителя в одиночной камере. Вдобавок от той гадости, которой медведь был набит, у меня случились желудочные колики. В наши дни повсюду норовят напихать искусственное волокно, а это вещь совершенно несъедобная, уверяю вас. Если вам доводилось когда-нибудь попробовать кальмара в дешевом итальянском ресторане, вы меня поймете.

Вскоре после случая с плюшевым медведем мне подарили мой первый теннисный мяч, и я немедленно проникся к нему симпатией. Он был круглым, упругим и очень удобного размера для того, чтобы держать его одной стороной пасти и при этом лаять другой. Я не расставался с ним несколько недель, и потому представьте мою обиду, когда неожиданно заявившийся к нам британский теннисный авторитет презрительно фыркнул, взглянув на мой мячик: «Качество ниже среднего! А к тому же еще лысый, грязный и бесформенный». Между прочим, в точности то же самое можно сказать про некоторую часть захаживающих к нам людей, но я ведь не перехожу на личности. По мне, пусть будет каким угодно, лишь бы не жалел собачьих галет.

Я еще не совсем забыл этот пренебрежительный отзыв о моем лучшем товарище по играм, когда — чудо из чудес! — на мое имя пришла большая посылка. Событие было настолько из ряда вон выходящим, что почтальон лично принес ее к нам в дом, отпустив при этом ряд бестактных и совершенно ненужных замечаний по поводу моего неумения расписаться в почтовой квитанции. Пока он хохотал над собственным сомнительным остроумием, я успел выскользнуть на улицу и поднять ногу на оставленный у порога мешок с почтой. Месть — это блюдо, которое лучше подавать мокрым.

Когда я вернулся в гостиную, посылка была уже вскрыта, а Дирекция изучала приложенное к ней письмо. В ящике оказалась чуть ли не сотня теннисных мячиков, почти новых, покрытых нежным, ярко-желтым пушком. И не простых мячиков! В письме сообщалось, что все они знаменитости и их даже показывали по телевизору. Именно этими мячами играли в мужском финале Королевского турнира, после чего, еще тепленькими, их специально для меня собрал наш приятель.

Для начала я просто уселся рядом с ящиком и, облизываясь, любовался на это изобилие. После того как долгое время я вынужден был обходиться одним-единственным мячиком, мне казалось, что я внезапно стал настоящим богачом. Вероятно, примерно то же самое испытывают французские политики, избранные на высокие посты и получившие вместе с тем неограниченный доступ к особнякам, лимузинам и черной икре. Неудивительно, что они так отчаянно цепляются за власть даже в том возрасте, когда давно уже пора прохлаждаться в доме престарелых. На их месте я поступал бы точно так же.

Я рылся в этой сокровищнице, выбирая себе товарища на день, когда совершил одно интересное открытие — с виду совершенно одинаковые, мячи пахли по-разному. Если вам когда-нибудь случалось наблюдать за теннисным матчем — а я уверен, что многие это делают, когда не могут найти занятия поинтереснее, — вы наверняка заметили, что участники всегда держат пару запасных мячей в карманах своих трусов. В этом темном и душном пространстве происходит своего рода диффузия, и мячи впитывают в себя дух потного атлетического бедра. А если вам, как и мне, посчастливилось иметь тонкое и хорошо развитое обоняние, то вы легко сможете угадать и владельца этого бедра — не имя, конечно, но по крайней мере происхождение.

Я применил дедуктивный метод и разделил все мячи на две группы: слева — дух Старого света, выдержанный, сложный, с явственным тевтонским оттенком и слабой ноткой безалкогольного пива. Справа — явственный привет с Черного континента, сухой и жаркий, пропитанный пряным ароматом вельда. Имен я назвать, понятное дело, не могу, но уверен, если вы пороетесь в архивах, то обнаружите — в финал в том году вышли немец и спортсмен из Южной Африки. Согласитесь, очень интересное расследование.

Кроме этого ничего интересного в теннисе лично я не нахожу. По моему мнению, в основе большинства видов спорта лежит извращенный посыл. Я полагаю, суть игры должна заключаться в том, чтобы как можно скорее завладеть мячом, а потом найти тихий уголок, где никто не помешает вам спокойно растрепать его на кусочки. А что же делают эти аляповато одетые и очень высокооплачиваемые люди? Они бьют по мячу руками, пинают его ногами, ударяют об землю, швыряют в сетку и вообще всячески валяют дурака. Потом они либо начинают целоваться, обниматься и устраивать кучу-малу, либо бьются в истерике и рыдают в углу. Просто не верится, что все это вытворяют взрослые мужчины и женщины. Я знавал пятилеток, которые держали себя в руках лучше.

Не подумайте, однако, что мне совершенно чужд спортивный дух. Игра в мячик моего собственного изобретения всегда доставляет мне несколько часов самого невинного удовольствия и обеспечивает здоровым и полезным занятием остальных участников, отвлекая их от бутылок и прочих глупостей. А кроме того, я в ней всегда выигрываю, как и должно быть.

Прежде всего надо выбрать возвышенный участок — например верхнюю площадку лестницы, или невысокую каменную ограду, или приподнятый бортик бассейна, — словом, любое место, с которого я могу смотреть на остальных сверху вниз. Больше всего подходит, конечно, лестница, поскольку тогда участники получают хорошую кардиоваскулярную тренировку, но к этому я вернусь чуть позже.

Итак, я беру мячик в зубы, занимаю позицию наверху и сижу там, низко опустив голову наподобие стервятника, поджидающего, пока его завтрак испустит последнее дыхание. Рано или поздно кто-нибудь обращает внимание на мою необычную позу. «Что это с Боем?» — спрашивают они или высказывают предположение, что меня сейчас стошнит. Дождавшись, когда все взоры будут устремлены на меня, я медленно разжимаю зубы и выпускаю мячик. Он катится вниз по ступенькам и ударяется об стену или забивается в дальний угол. Я остаюсь совершенно неподвижным и не спускаю с него глаз. Это очень важный, можно сказать, критический момент.

Напряжение висит в воздухе до тех пор, пока кто-нибудь не сообразит, в чем состоит смысл игры, а именно: надо подо-брать мячик и вернуть его мне. В том случае, если подобрались особо тупые игроки, — а поверьте, я знавал и таких, что путали обед со вторником, — я коротко гавкаю, давая тем старт игре. Мячик наконец подбирают и приносят мне. Я беру его в зубы, дожидаюсь, пока утихнет радостное волнение и все опять рассядутся по местам, и повторяю все сначала.

Ранее я уже упоминал ступени. Они хороши тем, что обеспечивают игру приятным звуковым сопровождением, а участников — физической нагрузкой, гораздо более полезной, чем их обычные упражнения по поднятию стаканов, ножей и вилок. Катящийся вниз мячик, отскакивая от ступенек, издает симпатичное стуканье, а игроку, возвращающему мне мяч, приходится подниматься по лестнице. Любой врач объяснит вам, как полезно это для легких и мышц ног.

Не скрою, не всякая игра получается удачной. Бывает, что мячик упрямо летит не в ту сторону, бывает, что он и вовсе бесследно теряется, а чаще всего все идет наперекосяк, потому что другие визитеры слишком заняты выпивкой и закуской, чтобы обратить на меня внимание. Но в таком случае мне на помощь приходит недюжинное упорство и воля к победе, которой могли бы позавидовать многие чемпионы.

Помню один из таких вечеров, когда все мои попытки привлечь внимание веселящихся за столом гостей заканчивались провалом. Я долго сидел на лестнице и смотрел на них с молчаливым укором, я лаял, а они продолжали трещать, не обращая на меня никакого внимания. Я дошел даже до того, что один раз сбегал за мячиком сам, а любой теннисист знает, что унизительнее этого может быть только необходимость покупать ракетку за собственные деньги. Но я не расплакался, не закатил истерику и не стал звать своего менеджера, как делают большинство из них. У меня на такие случаи имелась особая тактика.

Все гости — их было восемь или десять, все в разной стадии опьянения — сидели вокруг низенького столика и наперебой жаловались друг другу на жизнь, уписывая при этом закуски и то и дело протягивая пустые бокалы за добавкой. Никто не заметил, как я бесшумно, точно привидение, про-скользнул через лес ног и рук к столу.

А потом — неотразимая подача — я разжал зубы и уронил мячик точнехонько в миску с тапенадом, а это, если вы не знаете, черная маслянистая паста, изготовляемая из олив. Она чудесным образом разлетелась во все стороны, и те, кто сидел поближе, с ног до головы покрылись черной сыпью.

В наступившей за этим полной тишине был слышен только стук отваливающихся челюстей, и даже суровое наказание не испортило мне удовольствия. Зато с тех самых пор стоит мне взять в зубы мячик — и мне тут же начинают оказывать знаки внимания как истинному чемпиону. И кстати, если вы никогда не пробовали теннисного мяча, приправленного тапенадом, — очень советую. Рецепт могу сообщить всем желающим.

Соседка

Меня нелегко смутить. Я непринужденно чувствую себя в большом обществе, легко схожусь с незнакомцами, а комплименты принимаю с достоинством и сдержанной благодарностью. Все, кроме одного!

«Вы только посмотрите на Боя! Он выглядит совершенно как член семьи». Мне неоднократно приходилось выслушивать это идиотское замечание, и каждый раз меня внутренне передергивало. На кого из них, скажите на милость, я похож? На Мадам? Вряд ли — из-за очевидных гендерных различий. Стало быть, на Второго? Если они считают, что это комплимент, то им стоит подумать получше. Нет, я не спорю, он во многих отношениях отличный парень, любит гулять пешком и не скупится, когда дело доходит до кормежки. Но ведь никто, и даже сам Второй, не станет отрицать, что он близорук, лишен волосяного покрова на лице, крайне неуклюж, не способен самостоятельно поймать кролика и склонен к праздности и лени. Думаю, вы уже достаточно хорошо меня узнали, чтобы понять — я отнюдь не в восторге от такого сравнения.

Тем не менее я готов отчасти согласиться с теорией, что некоторые люди и некоторые собаки, живущие вместе, со временем становятся в чем-то похожи. Взять хотя бы гостивших у нас недавно карманного шведа Свена и Ингмара, его мерзкого пса породы корги. Во избежание протестов со стороны Лиги защиты шведов спешу заявить, что в целом не имею ничего против представителей этой национальности. В большинстве своем они вполне приятные ребята и умеют делать очень вкусные однослойные сэндвичи.

Свен же был чудовищен во всех отношениях, кроме размера. Он отличался агрессивностью, диктаторскими замашками, самодовольством, высокомерием, а кроме того, очень короткими ногами и смехотворно важной походкой. Если вы были близко знакомы хоть с одним корги, которых я лично считаю грубейшей ошибкой природы, то поймете, что все эти черты — от агрессивности до коротких ног — в полной мере характеризуют и Ингмара. Смотреть на то, как Свен и Ингмар вдвоем совершено одинаково семенят по дорожке и тявкают в унисон, было ужасно забавно. По-моему, Второй тоже заметил это сходство, потому что, когда он подходил к ним с рюмкой водки в одной руке и собачьей галетой в другой, то пару секунд всегда сомневался, кому что протянуть.

Однако я отвлекся. Наверное, вы уже догадались, что я не слишком люблю собак, которые возвышаются над землей всего на несколько сантиметров. И в самом деле — они вечно путаются под ногами и любят ни с того ни с его тяпнуть вас за лодыжку. Но и среди них встречаются приятные исключения, и потому — не удивляйтесь! — я заметил, что мои мысли все чаще и чаще возвращаются к юной застенчивой жемчужине, маленькой соседке с прелестной бородкой. За несколько недель, прошедших со времени нашего первого знакомства, я использовал каждую возможность, чтобы заглянуть к ней и найти наконец техническое решение нашей проблемы. На пути истиной любви нередко возникают серьезные препятствия, как заметил пекинес, воспылавший страстью к диванной подушке, но я твердо верю, что старание и упорство могут все преодолеть.

Опытные полководцы и грабители скажут вам, что главный ключ к успеху — это тщательно проведенная рекогносцировка, и потому я провел не один час в кустах над фермой, наблюдая за передвижениями ее хозяев и поджидая moment juste[22]. Выяснилось, что каждое утро повторяется одна и та же процедура: хозяйка дома выводит мою любимую Фифин — если я правильно расслышал, — на гигиеническую прогулку в поле, а потом привязывает ее у задней двери. Как-то я решил проверить надежность их обороны и, притаившись за кустом, испустил исполненный тоски любовный зов. Фифин встрепенулась, навострила ушки и вроде бы даже послала в мою сторону воздушный поцелуй, и я уже успел спуститься до половины склона, когда в распахнутой двери кухни возникло грозное видение с большим тесаком в руках.

С тех пор все продолжалось примерно в том же духе: несколько наших нежных свиданий, едва начавшись, были прерваны по вине этой старой летучей мыши из кухни. А потом произошло событие, после которого мой любовный пыл угас раз и навсегда. Было время аперитива. Хозяин дома в этот час имел обыкновение отдыхать с бокалом в тени большого дерева. Иногда он спускал с привязи Фифин, и тогда они вместе любовались на закат, хотя я, убейте, не понимал, почему она остается с ним, когда у нее есть возможность пообщаться со мной. Но таковы все женщины. То они сами виснут у вас на шее, а то даже смотреть не желают в вашу сторону. Кажется, это как-то связано с фазами Луны.

Итак, они сидели под деревом, а в это время задняя дверь распахнулась, и как вы думаете, кто появился? Профессор куриных наук Руссель собственной персоной в сопровождении пса, выглядевшего так, словно в числе его предков преобладали грызуны: он был пузатым, коротконогим, узкомордым и жутко непривлекательным. Таких обычно изображают на плакатах, призывающих делать прививки от бешенства. Все четверо явно хорошо знали друг друга, потому что мужчины тотчас же углубились в беседу, а Фифин с Пузаном принялись весело скакать по травке. Эго само по себе было ударом, но худшее ждало меня впереди.

Мужчины так увлеклись своей микстурой от кашля, что не заметили событий, которые я из кустов видел совершенно ясно. Фифин, оказавшаяся весьма горячей штучкой, увлекала своего приятеля прочь от дерева за угол дома — она кокетливо подскакивала и даже перепрыгивала через него (что было совсем нетрудно), зазывно валилась на спину и тут же вскакивала и отбегала прочь. Откровенная провокация сексуального характера, иначе это и не назовешь. С таким же успехом она могла бы просто ухватить его за шкирку и уволочь в кусты. Я наблюдал за всем этим с глубоким отвращением, но знаете, как это бывает: видишь какую-нибудь гадость и оторваться не в силах.

Врожденная деликатность вынуждает меня умолчать о том, что произошло дальше. Скажу только, что за розовым кустом Фифин получила от Пузана все, что хотела, и вскоре уже вернулась к ноге своего хозяина, будто сама мисс Невинность, слегка запыхавшаяся после игры в крикет. Глубоко разочарованный, потрясенный, с разбитым сердцем отправился я домой. К счастью, там мне удалось обнаружить тайник, в котором Лабрадорша зарыла мозговую косточку, и это меня немного утешило. Однако эмоционально это печальное происшествие все-таки не прошло для меня даром и лишний раз укрепило мое недоверие к коротконогим собакам. Всех их я отныне считаю рабами своих низменных инстинктов и к тому же весьма неразборчивыми. Я навсегда вычеркнул Фифин из сердца и решил найти себе более достойную подругу. Возможно, одну из сестер-доберманш, с которыми я познакомился в лесу в прошлое воскресенье. Или даже их обеих, поскольку эгоистом я никогда не был.

Только поздней осенью мне пришлось еще раз вспомнить о Фифин, причем по самому неприятному поводу. Как-то вечером, когда у нас в виде исключения не было гостей и мы уютно проводили время en famille[23] — в камине потрескивал огонь, в кухне булькал готовящийся обед, а две суки мирно посапывали в своих корзинках, — раздался стук в дверь. Дирекция очень не любит незапланированных визитов в обеденное время; известны даже случаи, когда они прятались в спальне и делали вид, что их нет дома. Мадам закатила глаза к небу, Второй потихоньку выругался, но стук продолжался, и Второго отправили к дверям с задачей поскорее выпроводить непрошеного гостя.

Разумеется, он с ней не справился, как это обычно и бывает. Боюсь, ему не хватает жесткости, и я часто думаю, что неплохо бы научить его кусаться. Когда он вернулся в гостиную, за спиной у него маячила хорошо знакомая мне низкорослая фигура владельца Фифин. Тот тискал в руках фуражку, а увидев меня, грозно сдвинул брови.

Объявив, что его зовут месье Пуалу, он тут же напустил на себя вид человека, оскорбленного в лучших чувствах, и начал махать фуражкой и метать молнии в мою сторону. «Моя драгоценная Фифин, — возмущался он, — она как дочка для меня и мадам, ибо Господь не даровал нам своих детей, — подло обманута, изнасилована и лишена невинности! А теперь она ожидает щенков, и здесь, в этой самой комнате, я вижу похотливого мерзавца, виновного во всем этом!» Дабы не оставалось никаких сомнений, он подошел, ткнул в меня дрожащим от негодования пальцем и с пафосом продолжил: «Вот он, этот бандит, и посмотрите, какой он здоровый! Подумать только, что это чудовище и моя Фифин, такая крошечная, такая беззащитная, quelle horreur[24] Ее жизнь навсегда изломана, а благородная леди, моя жена, пребывает в шоке, и нам уже пришлось немало заплатить доктору за визит, семья в отчаянии…»

Он замолчал, чтобы перевести дыхание и набрать воздуху на новую тираду, а я молча поражался тому, до чего же все это несправедливо. Я не только не имел ни малейшего отношения к нынешнему интересному положению Фифин (хотя, надо признаться, и не потому, что мало старался), но своими глазами видел истинного виновника и мог бы под присягой подтвердить, что если кто и лишился невинности, то уж никак не Фифин, а скорее бедняга Пузан. Я припомнил события того вечера, и все встало на свои места. Профессор Руссель, несомненно, поведал своему приятелю историю о несушке, оцененной на вес золота, и тот, не будь дурак, тоже решил покрыть за наш счет расходы на гинеколога и таблетки от мигрени для своей жены, да так, чтобы еще осталось на пару хороших обедов. Другими словами, он решил вчинить мне иск об установлении отцовства. Возможно, такое предположение покажется вам циничным, но поверьте, я достаточно долго живу среди этих людей и потому могу утверждать, что кошелек они считают своим самым жизненно важным органом.

Разумеется, Дирекция понятия не имела, как все обстояло на самом деле, и, мрачно кивая, слушала, пока Пуалу с пеной у рта возводил на меня напраслину. В какой-то момент мне показалось, что он уже готов достать из кармана выписанный заранее счет, но тут он наконец замолчал, тяжело дыша от избытка эмоций, а возможно, и от жажды. На некоторых людей длинные речи действуют именно таким образом.

Но к моему удивлению, Дирекция на этот раз не поспешила прибегнуть с спасительному успокаивающему из бутылки, а начала задавать вопросы. Видел ли Пуалу сам акт? Когда именно это произошло? Почему он так уверен, что отец именно я?

Пуалу принялся излагать дело в таких подробностях, будто лично наблюдал за всем с блокнотом в руках, но потом совершил серьезную ошибку, вновь упомянув о миниатюрности Фифин. Видимо, таким образом он надеялся возбудить в аудитории еще большее сочувствие к бедняжке. Наконец Дирекция задала вопрос, которого я уже давно дожидался. Насколько же все-таки она мала?

— Да совсем малютка, такая сладкая крохотулечка. — И руками Пуалу изобразил нечто размером с упитанную золотую рыбку.

— Но в таком случае, — возразила Дирекция, — не совсем понятно, каким именно способом могла осуществиться их любовь с Боем. Он, как видите, довольно крупный пес, намного больше вашей Фифин и как минимум в два раза ее выше. При таких обстоятельствах физическая связь между ними едва ли возможна.

«Вот именно!» — хотелось крикнуть мне, потому что воспоминания о множестве бесплодных усилий были еще очень свежи в памяти. Мне уж было показалось, что вопрос таким образом разрешен и матч вчистую выигран домашней командой, а Пуалу разоблачен как бессовестный вымогатель, каким он, собственно, и являлся. Я зевнул и лениво перевернулся на спину.

Но не тут-то было. Пуалу не собирался сдаваться так быстро. Он потребовал принести ящик и, когда Второй сбегал за ним в гараж, поставил его кверху дном на пол, а сверху положил свою фуражку.

— А теперь, — сказал он, — будьте добры, познакомьте своего пса с моим головным убором.

Не знаю, кто был больше удивлен — я или Дирекция, но они, вероятно, решили не спорить со старым жуликом, и меня подвели к ящику. Фуражка оказалась примерно на уровне моей груди, и этот факт почему-то привел Пуалу в восторг. Он пару раз с довольным видом кивнул, ткнул в меня пальцем и воскликнул:

— Так я и думал! Теперь представьте себе, что фуражка — это моя маленькая Фифин. Вы видите, что теперь она почти одного роста с вашей собакой, а значит, все именно так и случилось!

Я не верил своим ушам, и даже Дирекция с трудом удерживалась от смеха. Казалось, еще минута — и Пуалу поклянется, что сам видел, как я крадусь к их дому с ящиком или стремянкой в зубах. Он наверняка так и сделал бы, но тут Мадам вспомнила о стоящем в духовке rti de porc[25]. Как правило, она женщина очень спокойная, но только не в тех случаях, когда что-то угрожает ее стряпне.

— Полная чушь! — возмущенно заявила она и убежала на кухню.

Второй с Пуалу препирались еще минут пять, но наконец последний сообразил, что компенсация ему не светит.

— Мы еще вернемся к этому вопросу, — грозно посулил он, схватил свою фуражку и удалился, гордо потрясая кудрями.

Однако к этому вопросу мы больше никогда не возвращались, потому что вскоре после этого визита Фифин разродилась кучей существ, назвать которых собаками можно было только от слепой материнской любви. На днях, прогуливаясь со Вторым, мы видели ее выводок: все они были точной копией своего папаши — такие же серые, пузатые, коротконогие уродцы. Вопрос исчерпан, иск отклонен.

По запаху их узнаете их

Ну вот, снова-здорово. У нас опять намечается вечеринка, можно сказать, званый обед, собрание высококультурных и воспитанных людей, которые весь вечер будут обмениваться изысканными эпиграммами и умело поддерживать утонченную светскую беседу. На это, по крайней мере, надеется Дирекция. Ну что ж, поживем — увидим.

Сама Дирекция уже пребывает в состоянии паники, что нередко бывает перед прибытием гостей, и глядя на всю эту суету, невольно начинаешь сомневаться в пользе гостеприимства. Второй таскает из погреба бутылки с вином и развлекается, отпуская не совсем корректные замечания о том, как именно оно подействует на приглашенных. Мадам, в муках творчества создающая souffl, наконец возмущается и напоминает ему, что он смеется над их лучшими друзьями. Второй фыркает и заявляет, что хорошо бы, среди их друзей нашелся хоть один трезвенник. Мадам тоже фыркает, и перебранка продолжается, а мне очень ясно дают понять, что в данный момент я на кухне липший. И действительно, тут везде мелькают ноги, а они, как известно, могут что-нибудь отдавить. Поэтому я удаляюсь в сад, чтобы предаться там размышлениям.

Зачем люди, для того чтобы поесть, сбиваются в стаи? Откуда берет начало эта привычка? Точно не из детства, потому что младенцы обычно едят в одиночестве, и это, кажется, единственное, за что их можно похвалить. Ну и, пожалуй, еще за то, что они делают это крайне неряшливо и часть еды всегда оказывается на полу. Во всем остальном я согласен с У. К. Филдсом, который на вопрос, любит ли он детей, ответил: «Да, особенно вкрутую». Молодец! Дети — это маленькие и совершенно непредсказуемые мартышки, вечно норовящие вырвать у вас усы или открутить уши. Впрочем, я готов закрывать глаза на эти недостатки при условии, что они будут ронять на пол побольше пюре из телятины.

К счастью, детей у нас в гостях сегодня не будет. Я это точно знаю, потому что обычно перед их прибытием из комнаты убирается все, что может упасть и разбиться, и она становятся голой, как операционная. На этот раз ничего подобного не происходило, а значит, придут одни взрослые. Они тоже не подарок, но исходящую от них опасность по крайней мере можно предугадать.

Скорее всего, как только алкоголь подействует, у нас начнется обычный цирк: оглушительная трескотня, опасное для лап и хвоста неуклюжее топтание, клевета на отсутствующих друзей и в лучшем случае пара оброненных крошек для молчаливого меньшинства под столом. А некоторые еще называют званые обеды одним из самых больших удовольствий в цивилизованном мире. Впрочем, ничего удивительного, так как те же самые люди голосуют за насквозь коррумпированных политиков и записываются в кружки аэробики. Чего уж от них ждать?

Ну ладно, все рано или поздно заканчивается, а когда все наконец уходят, начинается самая приятная для нас, собак, часть обеда. Мы собираемся на руинах кухни и угощаемся тем, что не доели гости. Все это происходит под аккомпанемент жалоб радушных хозяев, подсчитывающих пустые бутылки, и под их клятвенные заверения никогда больше не устраивать ничего подобного.

Иногда во время таких обедов происходит и кое-что по-настоящему интересное. За столом разыгрываются высокие драмы и низкие комедии, льются слезы, летают упреки, оскорбления и взаимные обвинения, а один раз имел место даже случай рукоприкладства. Расскажу о нем поподробнее.

Миссис Франклин, важная американка, раз в год удостаивающая нас визитом по дороге в Антиб, выразила желание познакомиться с каким-нибудь коренным провансальцем, homme du coin, истинным туземцем. Осуществить это оказалось не так-то просто, потому что все местные хоть с каплей мозгов в голове стараются на летние месяцы спрятаться в каком-нибудь сыром и прохладном месте вроде Шотландии, где мужчины могут носить юбки, не привлекая к себе повышенного внимания. Перебрав все оставшиеся кандидатуры, Дирекция остановилась на местном политикане Рауле и не без труда уговорила его на время оставить баррикады Авиньона, чтобы украсить наш стол своим небритым ликом.

Надо сказать, со стороны Дирекции это была серьезная жертва, потому что ни Мадам, ни Второй не любят Рауля, который отличается крайне сварливым характером и пьет как лошадь. Но выбора у них почти не оставалось, а он все-таки был самым настоящим местным, о чем не уставал сообщать всем и каждому. И не просто местным, а еще и ярым защитником великого культурного наследия Франции (которое, по моему мнению, состоит главным образом из многочисленных музеев, преувеличенной жестикуляции и высокоорганизованного обжорства, но это так, к слову). Итак, Рауль согласился облачиться в свой наименее засаленный кожаный пиджак, и миссис Франклин, ради него надевшая лучшее крепдешиновое платье, была очень довольна.

Сначала оба почетных гостя вели себя крайне дипломатично, соблюдали приличия и выказывали вежливый интерес к мнению друг друга относительно высоких цен на дыни и новой дурацкой манеры носить бейсболки задом наперед. Казалось, обед так и закончится на этой скучной ноте, но тут Второй — который, я подозреваю, иногда специально провоцирует скандалы, чтобы не заснуть, — насильно накачал их коньяком, а потом завел речь о парижском Диснейленде. И тогда в воздух полетели пух и перья.

Рауль едва не задохнулся от возмущения. Quelle horreur! Великая французская культура, главный бриллиант в короне цивилизации, гибнет в результате бесстыдного американского вторжения — le Coca-Cola, les Big Mac, и тут ещеэтот отвратительный Микки-Маус со своими огромными ушами. Де Голль никогда бы не допустил подобной вульгарности на французской земле.

Полная чушь, заявила миссис Франклин. В смысле вульгарности Диснейленд даже тягаться не может с Лазурным Берегом. А кроме того, добавила она, громко стукнув донышком бокала по столу, там хотя бы нормально работает канализация, чего нельзя сказать обо всей остальной Франции.

Рауль завелся так, точно она предложила мистеру Микки-Маусу занять место в Енисейском дворце. Не знаю, имелись ли среди его предков воротилы сантехнического бизнеса, но по какой-то причине замечание о канализации его окончательно взбесило. Он вскочил, ударил кулаком по столу и произнес пламенную обличительную речь о зле, распространяющемся из Америки на весь мир, особенно напирая на жевательную резинку и Сильвестра Сталлоне (и то и другое, надо заметить, весьма популярны во Франции). Однако этого показалось ему мало, и, брызжа слюной, Рауль перешел на внешность миссис Франклин. «Взгляните только на это платье, — презрительно скривив губы, процедил он. — Вот вызывающий образец американской вульгарности». Конечно, тут он перегнул палку, но уж если приглашаешь Рауля, этого следует ожидать. Собственно, именно поэтому его и не приглашают.

Миссис Франклин приняла это бестактное замечание близко к сердцу. Она вскочила, обогнула стол, двигаясь очень проворно для дамы ее возраста, и со всей силы треснула Рауля по носу своей сумочкой. Видимо, в ней было что-то тяжелое — возможно, запас ювелирных украшений на весь уик-энд или полдюжины банок кока-колы, — потому что из носа тотчас же хлынула кровь. Ее вид еще больше распалил миссис Франклин, и она начала гонять Рауля по всему дому, время от времени испуская пронзительный боевой клич и, должно быть стремясь завершить поединок нокаутом.

И как вы думаете, что делала в это время вся остальная культурная и цивилизованная публика? Ровным счетом ничего, и из этого я заключаю, что люди придерживаются того же принципа, что и мы, собаки: никогда не стоит вмешиваться в честное выяснение отношений. А тому, кто все-таки вмешается, обычно достается от обеих сторон.

Из всего вышесказанного можно сделать вывод, что вечеринки с многонациональным составом участников иногда бывают довольно забавными. Я очень надеюсь, что сегодня все тоже пройдет живенько.

Я слышу, как гости приближаются — уже на взводе, хотя еще не зашли в дом. Вам приходилось слышать, какой шум поднимают ослы в период гона? Сплошной рев и топанье копытами. Так вот, это очень похоже. И, что гораздо хуже, все они проходят в дом, даже не взглянув на меня и не сказав ни одного приветливого слова. Наверняка спешат первыми добраться до бутылки. Я прохожу в дверь следом за ними и придирчиво осматриваю дамские сумочки, оценивая их пригодность в качестве оружия. Гости тем временем исполняют ритуальные танцы, с которых обычно начинается любое серьезное дело.

Я всегда наблюдаю за ними с интересом. Мужчины пожимают друг другу руки, а дамы слегка касаются щеками, но во всех этих телодвижениях нет и следа того, что я называю информативным физическим контактом. Они сгибаются в районе талии, подпрыгивают и кивают, но, по сути, это им ничего не дает. В их приветствиях отсутствует настоящее содержание. Как, скажите, пожалуйста, можно узнать что-нибудь интересное, если вы касаетесь ладонями, находясь друг от друга на расстоянии вытянутой руки, или едва задеваете одна другую сережками?

Мой метод приветствия выгодно отличается от всех этих ужимок искренней сердечностью, а кроме того, он очень познавателен. Уже на подходе я начинаю энергично махать хвостом. Это подбадривает робких, создает теплую обстановку и подготавливает почву для более интимного знакомства, заключающегося в обнюхивании центральной части гостя. Тут я хочу обратить ваше внимание на то, что мой рост дает мне возможность осуществлять его без всяких унизительных и угодливых скачков, во время которых собака становится похожей на мохнатый мячик-попрыгунчик. Итак, я решительно тыкаюсь носом в паховую область гостя. Дамы в такие моменты обычно ахают и взвизгивают, а мужчины стараются делать вид, что это просто еще один забавный деревенский обычай. «Мальчик есть мальчик», — бормочут они или испуганно справляются, не кусаюсь ли я.

Должен признаться, что время от времени я испытываю сильный соблазн пустить в ход зубы — особенно если меня называют Бобиком или проливают мне на голову джин. До сих пор мне удавалось сдерживаться, но думаю, что такой день когда-нибудь наступит. Рано или поздно всякому терпению приходит конец.

Первичное исследование занимает всего несколько секунд, но дает мне массу материала для анализа этнических различий. Сегодня, совершая обход, я обнаружил, что к нам явились представители нескольких стран, и задумался о том, насколько личный букет каждого соответствует национальным стереотипам.

Вот Джереми, идеально вписывающийся в общепринятое представление об англичанах. Он пахнет сыростью и чуть отдает хересом, старым твидом и не справившимся с задачей шампунем от перхоти. Несмотря на теплый вечер, на нем плотные брюки, напоминающие об осени и бродящих по лесу охотниках. Он называет меня «милым мальчиком» и искренне огорчается, когда я отхожу от него к следующему гостю.

Жюль и Джим, торговцы антиквариатом из нашей деревни, как обычно возбужденно болтают и подпрыгивают.

От них, как и от большинства моих соотечественников, исходит острый, пикантный запах: смесь пронзительного одеколона с отголосками чересчур острого ланча. Чеснок, разумеется, а также анчоусы, черный перец и совсем слабый привкус аниса и лакрицы от выпитого за завтраком пастиса. Комбинация, которая заставляет меня чихнуть прямо на их белые сандалии.

Юная Линда и ее сестра Эрика из Вашингтона пахнут так же, как все американцы. Они напоминают мне свежевыстиранные рубашки, с которыми я однажды немного поиграл со скуки. Еще от них слегка припахивает средством для полоскания рта. Мне не нравится этот гигиенический букет, и я обычно не завожу тесных контактов с американцами. К тому же мне кажется, они рассматривают меня как серьезную угрозу своему здоровью.

И наконец, почтенный Ангус, старый друг Дирекции, прибывший из Шотландии. Я не оставляю надежду, что однажды он заявится к нам в килте и с отороченной мехом сумкой через плечо, но сегодня, к сожалению, он опять облачился в вытертый вельвет, пропахший пролитым виски, бордер-терьерами и сигарным пеплом.

Вот и все персонажи сегодняшнего спектакля. Интересно, дойдет ли этим вечером дело до ругани и оскорблений действием? Надеюсь, что да — я уже давно заметил, что, когда кипят страсти, вкусные куски падают на пол гораздо чаще.

Протрещав около часа, гости по команде хозяйки двигаются в столовую, а я, перед тем как отправиться под стол, успеваю доесть канапе, которые какая-то добрая душа оставила для меня на ручке кресла, и поразмышлять над поразительным ароматическим разнообразием населения нашей планеты. В настоящий момент я с нетерпением жду встречи со своим первым австралийцем.

Как я позировал

У людей имеется множество самых странных причуд — у взять хотя бы диеты, танцевальные залы, коллекционирование марок или трогательную веру в возможность заработать на акциях, — но одна из самых необъяснимых — это нежелание наслаждаться теми радостями, что дает нам прогулка. По крайней мере раз в день мы с Дирекцией отправляемся в лес на поиски приключений и здоровой физической нагрузки. Эго очень любезно и предусмотрительно с их стороны, хотя, честно говоря, иногда я предпочел бы спокойно поваляться на коврике у камина. Но им, судя по всему, эти прогулки доставляют огромную радость, и потому я тоже изображаю энтузиазм. В конце концов, лес у нас большой, и я вовсе не хочу, чтобы они в нем заблудились.

Все эти годы меня не переставала поражать их странная безынициативность во время этих вылазок на природу. Знай себе топают по тропинке — ничего не обнюхивают, не бегают кругами, не гоняют птиц, не орошают стволы деревьев, не сидят в засаде, ничего не отрывают и не зарывают, не демонстрируют ловкость, прыгая с камня на камень. Я пытаюсь за-разить их личным примером, но они изо всех сил сопротивляются дрессировке. Возможно, тут дело в возрасте. Говорят ведь, что старого человека не научишь новым трюкам.

Так вот, именно во время одной их таких прогулок и произошла встреча, давшая начало моей недолгой карьере в мире искусства. Расскажу о ней хотя бы ради того, чтобы напомнить вам старую истину: ни одно доброе дело не остается безнаказанным.

Мы поднялись довольно высоко по склону, и Дирекция, как всегда, тащилась далеко сзади, когда я услышал впереди какой-то треск. В надежде, что его производит кролик, я бросился вперед, продрался через кусты и, к своему разочарованию, обнаружил за ними человека, к тому же очень хорошо мне знакомого. Это была Элоиза, художница, которая будто призрак бродила по прогалинам и фотографировала сучки. На ней был характерный наряд акварелистки: струящиеся одежды, сандалии из вышитых ремешков, такой же ремень фотоаппарата и живописная шляпа. Надо полагать, она искала в лесах вдохновение, которое, по моим сведениям, вот уже несколько лет пряталось от нее. Меня художница встретила радостными возгласами.

«Ах, c'est magnifique![26] — ворковала она. — Не двигайся! Оставайся там — в рамке зелени, словно один из образов „Таможенника“ Руссо. Каков sauvage!»[27]

Не замолкая ни на минуту, она вытащила камеру и сделала фотографию. Помню, к уху у меня пристал обрывок дикой жимолости — вероятно, именно это ее так и возбудило. Чудные они люди, эти художники.

Страницы: «« 123 »»

Читать бесплатно другие книги:

Первые самураи появились в Японии еще в VII в. Шло время, сформировались устои морального кодекса са...
В Богородском районе Нижегородской области много лет существует легенда о Кровавом Жнеце. Когда-то о...
Смысл названия: внимание! Мир прогрессирует – и мир движется вспять! «Средневековье возвращается» – ...
«Диета Бога» – так иногда называют кашрут – универсальные правила питания, предписываемые Библией ев...
Хочу затронуть один из насущных вопросов для современных мужчин и женщин, который касается их плоско...
Краткая история Второй мировой войны. Вы желаете собрать прошлое, чтобы управлять настоящим. Тогда э...