Князь из десантуры Максютов Тимур
Дмитрий успокоился, снял ладонь с оружия. Ответил:
– Славный бек, я постараюсь помочь своими знаниями. Но буду тебе полезнее, если пойму, для чего ты об этом спрашиваешь.
Тугорбек подумал. Прикрыл глаза. Решился, заговорил с напором:
– Я буду откровенен перед тобой, русич. Расскажу о том, о чём не стал бы даже такому верному батыру, как Азамат, или своей любимой дочери Юлдуз. Есть дела, в которых не помогут ни храбрый воин, ни родная кровь. Эх, не хватает мне матери Юлдуз… От неё бы не скрыл. Умная и хитрая была, как молодая змея. И такая же красивая. Много лет назад умерла. Мне, беку, не пристало долго вдовцом ходить. Столько невест привозили – и красивых, и знатных. А я не смог. Нет ей замены ни в нашей степи, ни в городах русичей, ни среди игривых турчанок и сладких, как щербет, персиянок. А… Ты молодой – не поймёшь.
Бек провёл по лицу рукой – будто стирая горькие воспоминания. Стал деловито и подробно пересказывать разговор с Аяпой. О том, как хитрый степной барон задумал собрать курултай, чтобы выбрать Тугорбека ханом, да только нужен союзник из русских князей. Но союзник сильный, способный своё слово сказать. Русич, который не побоится идти поперёк галичскому Мстиславу – знаменитому полководцу и храброму воину, недаром зовущимся Удатным – и за удаль, и за удачливость.
А жена его, княгиня Мария, – дочь хана Котяна. Значит, коли придётся с Котяном Сутоевичем соперничать – достойный должен быть и у Тугоркана зять. Потому Юлдуз надо выдать за русского князя.
На этом месте Дмитрий заметил:
– Великий бек, так у русских князей тоже вдовцами и холостяками быть не принято. Из старших – женатые все…
– А, неважно, – отмахнулся Тугорбек, – не за самого князя – так за сына пойдёт. Или за племянника, какая разница? Тут главное – в семью попасть.
Ярилов поинтересовался:
– А если Юлдуз не люб будет такой жених?
– Странные речи твои, русич, – удивился половец, – кто же её спрашивать будет? Дело женщины – слушать, что старший мужчина говорит. Отец повелит утопиться – так прыгнет с обрыва, не задумается.
– Э, просто ты про свою жену, мать Юлдуз, такие хорошие слова говорил, – попытался исправить неловкость Дмитрий, – вот я и интересуюсь.
– Таких больше нет, – отмахнулся бек, – и не будет никогда. Хотя… Иногда взгляну, прямо оторопь берёт: настолько моя дочь на жену покойную похожа. Ладно, не будем об этом. Так что скажешь, Дмитрий? Как думаешь – браться мне за такое дело? Непросто вызов Котяну бросить. Ох, нелегко. Но воину не престало в грязи копаться, подобно червю. Стрелять – так в орла, в поход идти – так за край земли.
Ярилова даже в жар бросило. Думал ли он месяц назад, что получит предложение участвовать в хитросплетениях кыпчакской политики, да ещё на такое замахнуться – на ханский престол ставить претендента?
С другой стороны, лучшего и не пожелать. Тут ведь не только свободой пахнет – тут и власть, и почёт…
А ещё – одна мечта.
Мальчишкой ещё, лет в восемь, прочитал Димка Ярилов книгу о страшных годах перед монгольским нашествием. О роковой для Руси битве на Калке. И плакал тихонько в подушку, поражённый ужасной судьбой князей и храбрых дружинников, задавленных под досками, на которых пировали узкоглазые захватчики…
И представлял себе, как он, второклассник Ярилов, за рычагами грозного танка, а лучше – в кабине боевого вертолёта, появляется в переломный момент битвы на Калке и громит незваных пришельцев из азиатских степей, спасая русское войско от позора и смерти. Бегут кочевники в ужасе, бросая раненых, оставляя в грязи богатые трофеи…
А потом, посадив винтокрылую машину посреди окровавленной степи, выходит. Снимает шлем, вытирает со лба пот, сияя рыжими вихрами. Подходят к нему все три Мстислава – Киевский, Черниговский и Галицкий. Протягивают десницы в железных голицах для рукопожатия… Или нет – так неудобно же. Протягивают правые руки, уже освобождённые от боевых перчаток, и говорят:
– Ой ты, гой-еси, славный богатырь! К нам с небес упал солнечным витязем, поражая кудрями рыжими. Ты нас спас от кручины, от гибели, и вся Русь тебе благодарная! Не лежать нам, белея костьми, в грязи, не клевать наши очи стервятникам. А сидеть нам в палатах каменных, пировать с тобой да нахваливать!
Конечно, ни танка, ни истребителя у Дмитрия нет – и даже завалящего пулемёта с парой десятков лент. Зато вокруг не Питер двадцать первого века, а та самая степь, где всё и решалось. Да и он сам не школьник. А – советник бека Чатыйского куреня, будущего половецкого хана. И до битвы на Калке ещё уйма времени – около трёх месяцев.
Можно попробовать поломать историю об колено и направить её по совсем другому пути – такому, что дух захватывает от перспектив.
Почему бы нет?
Тот, кто не был никогда рождён, и кому подчиняется всё во Вселенной, однажды направил реку времени, указав потоку путь – из прошлого в будущее. И повелел этим водам течь неспешно, но непрерывно. Не останавливаясь и не поворачивая вспять.
Давным-давно, когда на месте пустынь цвели города и в них правили великие султаны, имена которых забыты; когда в мире царила тьма и тысячелетия оставались до благословенного момента рождения Пророка; когда люди ещё не знали истинных причин и настоящей правды…
Тогда, по наущению шайтана, появились в диких ущельях недоступных гор, отделяющих Индию от Страны шёлка, грешники, возомнившие себя равными Всевышнему.
Они, освоив злое колдовское умение, посчитали себя вправе вмешаться в течение времени. Прикрываясь добрым намерением изменить несчастную историю человечества, они проникали в прошлое, в самые запутанные узлы хроноткани, чтобы остановить тиранов, предотвратить страшные эпидемии или спасти народы от войн и катастроф. Они создали десятки дверей, запертых только им известными ключами. И проникали через эти порталы в прошлое.
В разные эпохи они назывались по-разному. Изгнанные за опасное занятие из Тибета, они служили царям древней Индии, где смогли задним числом изменить путь первоначальной цивилизации, не допустив страшного финала, сжёгшего весь Индостан в ядерном пламени. Они открывали тайные школы в греческих полисах и китайских городах, зорко следя за тем, чтобы человечество шло правильной дорогой. И совершая тем самым чудовищный грех.
Смертным не суждено познать высшего замысла. Страдания и смерти тысяч людей, возможно, спасают от катастроф миллионы. Грубое вмешательство в течение времени может привести к уничтожению всей цивилизации, всего мира.
Играющие Временем уподобились неразумным детям, балующимся опасным оружием с риском погубить и себя, и других. Они похожи на червей, способных прогрызть толстую книгу насквозь, сразу попав с последней страницы на первую. И избрали своим символом Солнечную Кобру, солгав тем самым дважды.
Потому, что ничтожный червь – это не мудрая змея. И потому, что солнце – это светильник Бога, а не чадная лампа дьявола.
Но Могущественный никогда не прощает тем, кто служит тёмным силам и пытается изменить установленный им порядок. Он создал Защитников Времени, Хроналексов. Тех, кто зорко следит за целостностью ткани времени и охотится за нарушителями.
Предшественники Бадра совершили немало подвигов, спасая хроноткань от повреждений, штопая прогрызенные червями дыры и преследуя возмутителей естественного течения событий.
Теперь – его очередь. Он непременно найдёт беглеца из будущего, спрятавшегося в этом скопище варварских кибиток, ошибочно называющем себя городом. Совершив необходимые ритуалы, уничтожит странного русича. И навсегда заткнёт дыру портала, созданного рядом со степным языческим идолом.
Да поможет Бадру в этом Всевышний!
Шарукань кипела новостями: вернулся из Галича хан половцев Котян Сутоевич, единственный ныне властитель Дешт-и-Кыпчак. С разных концов бестолково разбросанной столицы стремились к ханскому шатру степные бароны, окружённые свитой. Торопились преподнести дары и узнать, какие вести принёс хан из русской земли.
И то непонятно, чего ждать. Ходит среди кыпчаков слух: неведомые монголы не собирались воевать, уговорили половцев отказаться от боя, подарками откупились. Обманули. Аланов разбили, половецкие отряды настигли и разгромили. Вроде и силы были равны, но дрогнул Котян, бежал с поля, бросив товарищей. Монгольские разведчики теперь по степи рыщут, даже до Днепра доходят.
Личная охрана у Котяна достойная: отборные бойцы, все в кольчугах, в шлемах с личиной, прикрывающей глаза и нос. Со скрытой усмешкой глядят на суетящихся степняков, сгружающих с вьючных коней и из телег подношения для хана. Одеты кто во что горазд, кольчуги – одна на троих.
Бек Чатыйского куреня лицом в грязь не ударил: подарил хану не только обычные меха, добытые степной охотой, но и ценный булатный клинок. Однако Котян, кажется, остался недовольным. Надменно кивнул, приглашая на кошму. Подождал, когда гостю преподнесут чашу с кумысом. Выслушал просьбу: увеличить отведённые для куреня пастбища, но ничего обещать не стал.
Тугорбека не покидало чувство, будто хану известен его разговор с Аяпой. Везде у хитрого Котяна уши… Надо быть предельно осторожным. Не потерпит самовлюбленный владыка появления конкурента.
Хан, не глядя в глаза, пробурчал:
– Тяжёлые нынче времена, Тугорбек. Вместе надо держаться, подобно пальцам в кулаке. А когда прогоним непрошеных гостей с востока – каждому воздастся по заслугам его. Тогда и поговорим о пастбищах для твоего куреня.
Неожиданно Котян расплылся в улыбке, схватил Тугорбека за руку, интимно понизил голос:
– Говорят, ты дочь свою привёз, Юлдуз? Расцвела девочка, как степной мак, сладка стала, словно душистый мёд. Если на мать похожа – то неудивительно. Помню я твою жену, первой красавицей по эту сторону Дона была. Жаль, опередил ты меня тогда, Тугорбек. Резвее оказался.
Хан мелко захихикал, будто больная овца какашек насыпала.
– И что думаешь с дочерью делать, Тугорбек? Таким богатством надо верно распорядиться. Не хочешь ли мне в жёны отдать? Тогда, глядишь, и земли у твоего куреня прибавится. Правой рукой своей сделаю. Как думаешь?
Бек Чатыйского куреня отшатнулся, прикрыл глаза, скрывая гнев. Ответил не сразу:
– Позволь спросить, благочестивый хан, а зачем тебе ещё одна жена? У тебя и так – дюжина, на любой вкус – и персиянки, и половчанки. Говорят, даже из далёкой страны Индии есть супруга. Да и немолод ты уже. Твои дочки старше моей Юлдуз вдвое. Потерпят ли они такую мачеху?
Котян откинулся на кошме, облизнул сухие губы. Зажмурился, как кот на мартовском солнышке:
– Эх, Тугорбек, мало лет тебе ещё. Не понимаешь, как старческая плоть мёрзнет. Только девичьими телами и согреваюсь. Думай. Сроку тебе три дня на ответ.
Бек вышел, еле сдерживая гнев, сжимая до побелевших костяшек рукоять сабли.
Потом прошли в общий шатер. Котян угощал степных баронов щедро: горы варёной баранины, копчёная рыба, турецкие сладости, орехи и сушёные фрукты из Персии. Слуги подливали ячменное пиво и крепкий кумыс в чаши, стоило им опустеть.
А когда гости насытились и, довольные, развалились на богатых коврах, Котян Сутоевич взял слово. Визгливым голосом рассказал, как ездил в Галич к зятю Мстиславу Удатному, заручился его крепкой поддержкой. Сторонники Котяна, изрядно захмелевшие, встретили это известие радостными воплями.
Хан поднял руку, попросил тишины. Продолжил:
– Но и это ещё не все. В Киеве назначено собрание князей, будут решать, чтобы всей силой русичей идти к нам на помощь. Чаю, огромное войско примчится на подмогу! И сами пойдём, всеми куренями, от старика до подростка. Навсегда прогоним монголов, чтобы и внукам их не пришло в голову покушаться на нашу землю.
Степные бароны вскочили, выхватили сабли из ножен, заорали радостно.
– Веди нас, Котян! С тобой да с русичами вместе любого побьём, никто против такой силы не устоит!
Но – не все вскочили. Многие на коврах остались, задумчиво потягивая кумыс и хмуро поглядывая на воинственную пляску опьянённых товарищей.
Половина таких была. А то и больше. Аяпа Тугорбеку кивнул: видишь, мол, прав я.
Далеко не всем в степи Котян люб.
Каждый день вставал Дмитрий до зари, пробежку делал, разминался, мышцы грел боем с тенью. Потом приходили бродник и франк, устраивали воинское учение. Между собой Хорь и Анри уже довольно бойко общались: оказалось, оба немного язык фарси знают, да и рыцарь кое-какие русские слова запомнил.
Разбойник русичем был доволен:
– Талант в тебе, Ярило. Жаль, поздно начал богатырскому делу учиться. Саблю-то ты освоишь, сомнений нет, а вот…
– Пуркуа – сабля? – возмутился Анри. – Меч!
– Да не перебивай ты, чёрт нерусский, – отмахнулся Хорь, – разницы нет. Говорю, рукопашное оружие он, глядишь, и освоит. А вот из лука поздно его учить стрелять, стар уже.
– Как это – стар? – возмутился Дмитрий.
Бродник покачал головой:
– Батя первый детский лук сделал, когда мне едва пять годочков исполнилось. Это воинское искусство – самое трудное. Кыпчаков спроси – подтвердят. Хороший стрелок за двести шагов во всадника попадёт, да на скаку, да при боковом ветре! Тут, брат, не жук чихнул. Хотя пробовать тебе никто не помешает, но истинных вершин уже не достигнешь.
– Английские йомены овладевают умением стрельбы из лука с младенчества и постоянно его тренируют, – согласился Анри, – но сейчас появилась новинка – арбалет. Его гораздо легче освоить, хотя это оружие весьма дорого и редко.
– Ерунда этот твой самострел, – не согласился Хорь, – пока ты его зарядишь, я из тебя ежа сделаю. Всё, передохнули и хватит. Давай, Дмитрий, делай «мельницу», и потом «вертелку». Кисть-то надо постоянно упражнять.
После Дмитрием занялся франк, вручивший свой меч и показавший несколько приёмов.
– Вот видишь, брат Хорь, – восхитился Анри, – у него гораздо лучше получается обращаться с этим благородным оружием, а не с саблей, более подходящей непутёвым сарацинам.
Приятели опять заспорили, а Дмитрий только посмеивался, чередуя колющие и рубящие удары.
В Шарукани обычно состязания багатуров осенью. Тогда со всей степи съезжаются курени, пригоняют откормившихся за лето баранов на продажу, беки на курултай собираются. Большая ярмарка – куда же без соревнования? Купцы в складчину награды назначают победителям.
Котян решил потеху устроить в неурочное время не просто так. Чувствует – не всем он люб в степи, популярность хочет поднять. Да и беженцам из задонской земли хоть какой-то праздник, устали уже ждать, когда хан их родные места поведёт отвоевывать.
Не стали в этот раз ни резвостью коней хвастаться, ни из луков стрелять, а только соревнования по борьбе «кураш» Котян объявил. И награда победителю знатная!
Ханские слуги вывели под уздцы такого красавца – народ ахнул, поражённый. Жеребец золотисто-соловой масти, грива и хвост с жёлтым отливом. Круп сухой, подтянутый – явно ахалтекинская кровь имеется. Почувствовал конь, что люди им любуются, начал на публику играть: притворно храпеть, раздувая ноздри, перебирая тонкими ногами в белых чулках. И кличка подходящая – Кояш, что означает по-кыпчакски «Солнце». Зрители восторженно хвалили и чудесный приз, и щедрого Котяна Сутоевича, кивавшего подданным из-под шёлкового балдахина.
Восхищённый Хорь хлопнул Дмитрия по плечу:
– Гляди, Ярило, как раз для тебя конь! Будто солнцем рождённый. Ах, как играет, паршивец!
Дмитрий не ответил – сам не мог глаз оторвать.
Вынесли аркан, Обозначили им границу ристалища – окружность в шесть шагов диаметром. Непривычно возбуждённый Азамат, размахивая руками, объяснял русичу правила:
– Хватать можно только за кушак, на поясе повязанный. Подножки запрещены. Надо заставить супротивника коснуться земли коленом, локтем – любой частью тела. Или вытолкать его за пределы гилама – круга для борьбы. Ну, я пошёл!
Азамат скинул кафтан и нижнюю рубаху, остался голым по пояс. Вошёл в круг, потопал сапогом, погладил бритую и голову и задорно крикнул:
– Давай, выходи, кто не трусит! По одному, не толпиться!
С первым Азамат справился легко: обхватил, оторвал от земли и бросил – как печать поставил. Второго раскрутил, вышвырнул за пределы площадки. Третьим вышел огромный алан – караванщик, обиженный недавно Хорем и товарищами в драке при таверне жидовина Юды. Синяки ещё не сошли с лица гиганта.
Тут уж Азамату трудно пришлось – как такую глыбу раскачаешь? Алан навалился на кыпчака огромным телом, буквально вдавил в пыль – подломились колени у Азамата.
Алан, вращая глазищами, выглядел в толпе Хоря и показал знаками: мол, ты следующий, придушу!
Но вместо Хоря выкатился в гилам человек – шар. Зрители радостно зашумели:
– Персиянин! Надир-багатур!
Бродник разочарованно сплюнул:
– Тьфу, я-то удивлялся, чего жадоба Котян такую щедрую награду выставил? Надир в его охране десятником. Конь в ханском табуне останется.
– Откуда ты знаешь? – удивился Дмитрий. – Он же ещё не победил.
Хорь скривился, пошёл к телеге, с которой пиво продавали.
Котян, довольно жмурясь, махнул платком: «Начинайте!»
Перс был на две головы ниже караванщика; что в высоту, что в ширину – одинаковый. Ножищи толстые, как крепостные башни, руки – короткие волосатые брёвна.
Алан, кряхтя, обхватил ручищами шар, заросший чёрным мехом. Ни сдвинуть, ни хотя бы заставить перса потерять равновесие не удавалось. Болельщики бесновались, вопили, свистели – Надир только улыбался. Наконец, дождался, когда алан окончательно выдохнется, крутанул корпусом – и соперник рухнул на все четыре конечности. Перс поднял над бритой головой победно сцеплённые руки, утробно зарычал.
С очередным соперником персиянин разобрался мгновенно: просто вытолкал гигантским брюхом за верёвочное кольцо. Так же поступил со следующим под хохот толпы.
– Вот ведь зверюга, – уважительно сказал уже отдышавшийся Азамат, – три года никто его побороть не может.
Дима посмотрел на прекрасного жеребца, играющего золотой гривой. Молча сбросил кожух, снял куртку и тельняшку, отдал опешившему половцу.
– Будут ли ещё желающие? – торжествующе спросил Котян. – Или всем понятно, кто лучший борец в Шарукани?
– Я попробую, хан.
Орущие зрители замолчали; в задних рядах поднимались на цыпочки, чтобы разглядеть дерзеца – высокого рыжеволосого русича. Парень вышел в круг и встал рядом с персом – словно стройная единица рядом с расплывающимся нулём.
Котян подскочил, выбежал к соперникам. Глядя снизу, ткнул пальцем в Ярилова:
– А ты кто такой? Что за змея на груди изображена?
– Я – воин Тугорбека, Дмитрий. А змею эту мне подарили. Дозволишь бороться, хан?
Услышав про татуировку, невысокий человек в серой накидке вздрогнул. Начал пробираться сквозь толпу, не обращая внимания на ругательства потревоженных зрителей и нащупывая необычное оружие за пазухой.
Глава четвёртая. Побратимы
Из записей штабс-капитана Ярилова А. К.
г. Берлин, 20 апреля 1924 года
…узнал этот взгляд. Нет, мы не были знакомы – мы были похожи, как близнецы. Братья по несчастью, по больному выражению навсегда сухих глаз.
Пустой левый рукав пришпилен к ветхому мундиру баварских егерей, чёрный значок «за ранение» и ленточка Железного креста. Пока я подбирал немецкие слова, он вполне сносно заговорил по-русски. Год в лагере военнопленных под Ижорами и ещё год – в большевистском интернациональном батальоне, вместе с мадьярами и чехами. Говорит, была ещё рота китайцев. Абсолютные звери, способные содрать всю кожу с человека и оставить его при этом в живых. Разумеется, ненадолго.
Удивительно: мы с ним в двух жесточайших войнах сражались по разные стороны фронта. Но понимали друг друга гораздо лучше, чем наши цивильные соотечественники – нас.
Мы – дети войны. И её отцы. Наши души остались на дне снарядных воронок, гнить в бульоне из холерного дерьма и протухшей крови.
Я рассказывал о вековых дубах Галиции, толстые ветви которых ломались под гроздьями повешенных австрияками русинов. А он мне – о том, как выхаркиваешь кусками лёгкие после газовой атаки. И как он разочаровался в большевиках, потому что сплошь – евреи. И в Германии от них все беды.
Я сразу потерял интерес и слушал уже вполуха, в том числе и историю о некоем герое войны Хитлере, его судебном процессе и пятилетнем сроке за попытку бунта в Мюнхене. Сегодня у этого «спасителя оскорблённой нации» день рождения, тридцатипятилетие он встречает в Ландсбергской тюрьме… У собеседника странно загорелись глаза и начали проскакивать визгливые истерические нотки.
Я машинально кивал, а сам думал об отчаявшихся, униженных людях. Лишённых надежды на будущее, на достойную человека жизнь. О детях без молока в Баварии и голодающих в Поволжье, о расстрелянных в подвалах и умерших от «испанки».
Отец Василий категорически не принимал идею об искупительной роли страдания.
– Александр, голубчик, поймите, – говорил он, поглаживая аккуратную бороду, – сильным в вере страдание уже не нужно, а слабых тяжкие испытания могут отвратить не только от веры, но и вообще лишить человеческого облика.
Тогда я вспомнил, как в семнадцатом году пьяные матросики гонялись по всему Кронштадту за офицерами, как они насиловали уже убитых жён и разбивали младенцам головы о каменную стену арсенала. У морячков были гладкие сытые лица. Всю Великую войну они просидели на берегу, выйдя в море два раза за три года. И жрали при этом богатый флотский паёк – не чета той мороженой капусте, которой мы спасались зимой в окопах под Ригой.
Настрадались, болезные, чего уж там.
Отец Василий и его соратники были уверены, что на юдоль слёз Русь загнали монгольские баскаки; в кровавом конце моей страны виновны не большевики – они лишь орудие Истории, её финальные бесы. Достаточно упразднить иго, вычеркнуть Золотую Орду – и всё повернётся по-другому. Это – неимоверно трудная миссия, но в ней помогут тайные знания Играющих Временем – древнего Ордена, умеющего проникать в прошлое и менять его. Давным-давно всемогущая организация Защитников Времени «хроналексов» разгромила Орден, но какие-то записи сохранились в заброшенных монастырях Центральной Азии. Их искали Пржевальский и Семёнов, прозванный позже Тянь-Шанским. А повезло Рериху.
Однако следует быть осторожными – Защитники Времени бдительны и неистребимы.
Мне кажется: всё вокруг – плод бреда. Я теперь не всегда различаю, что со мной было на самом деле, а что привиделось в холерном бараке или после зубодробительной порции кокаина, которым меня угощал поэт-футурист Грицевец.
А может, меня уже давно нет. Я остался там, в Галиции, разорванный «чемоданом» из австрийского чудовища калибром двадцать восемь сантиметров. Давно съеденный червями, я пророс лопухом сквозь жирную карпатскую землю, меня слопала добродушная корова с лиловыми глазами.
И я сейчас лежу на пыльной дороге зелёной дымящейся лепёшкой, кокетливо подманивая мух и воробьишек.
А остальное – галлюцинация. Этот пьяный немец-калека, кричащий что-то про один народ и одного вождя; отец Василий со своей мечтой развернуть дышло истории; доктор Думкопф, одержимый желанием вылечить несчастного русского иммигранта с выгоревшей душой и скисшими мозгами.
И «хроналекс» с пылающими чёрным огнём глазами, сжимающий страшное оружие, сделанное из человеческой кости…
Хан, прищурившись, смотрел на наглого русича, слугу этого выскочки Тугорбека, и гадал: нет ли тут подвоха? Проигрыш Надира будет ударом и по самолюбию, и по уважению степной вольницы к Котяну.
Окинул взглядом мощный торс персиянина, успокоился. Вернулся на своё место под балдахином и махнул платком:
– Начинайте!
Толпа тянула подбородки, замерев от предвкушения невиданной схватки. Но… Ничего не происходило!
Русич чуть согнул ноги в коленях, однако не спешил бросаться на соперника. Пританцовывая, перебирал ногами, обходя по кругу перса, будто примеряясь – где у этой волосатой горы уязвимое место.
Надир вращался вокруг оси вслед за русичем. «Словно модель из класса астрономии: планета Земля и Луна вокруг неё бегает», – подумал Дмитрий и рассмеялся.
Персиянин вздрогнул и сделал шаг навстречу, вытянув короткие руки, – Ярилов легко увернулся от захвата, продолжая свой танец. Надир, распаляясь, начал гоняться по площадке за рыжим русичем, но каждый раз хватал пустой воздух под хохот зрителей.
Котян недовольно заметил:
– Если боишься – зачем было выходить на гилам? Не хочешь бороться – объявлю тебе поражение.
Дмитрий, наконец, позволил персу обхватить себя мохнатыми лапищами. Надир выпучил бычьи глаза, верёвками вздулись вены… Костяк русича затрещал так, что толпа ахнула. Боец Котяна рыкнул, приподнял наглеца – и бросил за пределы гилама.
Русич ловко извернулся в воздухе, надёжно приземлился на обе ноги – и замер на самой границе круга!
Зрители выдохнули – кто разочарованно, кто облегчённо. Вернувшийся от телеги с пивом Хорь закричал подбадривающе:
– Держись, десантник! Держи дыхалку!
Русич улыбнулся и приглашающе кивнул сопернику. Перс заревел и снова бросился на Дмитрия. Опять, пыхтя, схватился за пояс – на этот раз русич, напрягая сильные руки, не давал Надиру зафиксировать хват. Разъярённый соперник вцепился редкими зубами в плечо Дмитрия, прокусил кожу – потекла тёмная кровь.
Ярилов изумлённо посмотрел на хана, ожидая немедленной остановки схватки. Котян равнодушно заметил:
– Правила запрещают подножки и удары руками и ногами, а про зубы там ничего не сказано.
Дмитрий зло ухмыльнулся, откинул голову и врезал лбом в центр широкого, как блин, лица соперника. Ещё раз. И ещё.
Перс отпустил хват. Подвывая, схватился за проломленный нос, рухнул на колени.
Беснующиеся зрители заголосили. Котян вскочил, выбежал в круг, замахал руками:
– Нет! Не считается, так нельзя! Боритесь дальше.
В толпе раздались крики оскорблённых несправедливым решением, кто-то рванулся в сторону хана:
– Ты сам сказал, Котян, что нельзя бить ногами и руками, а про удар головой слова не было!
Котян скрылся под балдахином, его охранники начали древками копий загонять болельщиков обратно в толпу. Наконец, порядок был наведён. Перс продолжал стоять на коленях и выть, размазывая юшку по разбитому лицу.
Хан крикнул:
– Надир! Сражайся, сын осла и обезьяны! – и что-то добавил на фарси.
Персиянин с трудом поднялся. Вытянул руки и двинулся, пошатываясь, к Дмитрию. Кровь заливала ему глаза, мешая смотреть. Русич подождал, пока соперник подойдёт ближе, и спокойно повернулся боком, пропуская. Надир сделал последний шаг, переступил через верёвку и рухнул под ноги разъярённого хана.
Шум поднялся такой, что золотой конь всхрапнул от испуга и попятился, таща за собой висящих на поводе конюхов.
Котяну ничего не оставалось, как объявить победителем русича. Восхищённые зрители подбежали, хлопали по мокрой от пота спине, поздравляли – и в первых рядах Азамат, Хорь и франк. Счастливый Дмитрий подошёл к соловому жеребцу. Вытащил из кармана вялое прошлогоднее яблоко, протянул на дрожащей после схватки ладони.
Конь раздул розовые ноздри. Взял мягкими губами и захрустел, гремя уздечкой.
Ярилов гладил жеребца по шее, перебирал окровавленными пальцами золотую гриву и шептал:
– Кояш… Ты мой солнечный.
Гомон толпы за спиной разрезал крик рыцаря:
– Дмитрий, сзади!
Ярилов развернулся и успел разглядеть занесённое для удара серое остриё.
Сверкнул узкий клинок – Анри Де ля Тур рубанул по руке невысокого человека с горящими чёрными глазами. Кисть, сжимающая странное оружие, упала в грязь. Подоспевший Хорь ударил незнакомца засапожным ножом в поясницу. Чужеземец в сером плаще поражённо смотрел, как хлещет ярко-алая кровь из обрубка. Стражники схватили нападавшего, потащили прочь.
Дмитрий с удивлением поглядел на неглубокую царапину, пересёкшую татуировку на груди – атакующую кобру на фоне пылающего солнечного диска.
И потерял сознание.
Койки стояли в коридоре вдоль стен – палаты переполнены. Да и бесплатно в палату не положат.
Пахло хлоркой, гноем и бедой.
Димка Ярилов, студент первого курса, сидел на краешке серой простыни с больничным клеймом и смотрел на дедушку. Жёлтая кожа мятым пергаментом обтянула лицо, дыхание слабое и неровное, как огонёк тонкой церковной свечки на сквозняке.
– Ноги подбери! Расселся.
Мимо прокатилась колобком низкая толстая санитарка в неряшливом халате, неся в руках по облупленному судну. Моча плескалась через край и добавляла миазмов.
Дедушка заскулил и открыл глаза – непривычно мутные, сочащиеся болью. Прохрипел:
– Дмитрий, зачем ты здесь? Тебе надо в университет, на занятия.
Ярилов погладил по бессильной руке с исчезающими синими венами.
– Не волнуйся, дедушка, успею. Я договорился с врачом, привезут лекарства из Швейцарии. Только очень дорого. Но доктор – сама любезность, обещал всё устроить. Документы на продажу квартиры оформить, и нотариуса даже за свой счёт…
Дедушка приподнялся, заскрипел изменившимся, надтреснутым голосом:
– О господи! Дмитрий, ты лишился остатков разума? Зачем квартиру, ведь ничто уже… Где ты будешь жить?
– Не «ты», а «мы». Когда выздоровеешь, переедем в комнату в коммуналке, доктор помог.
Дедушка бессильно откинулся на тощую подушку в бурых пятнах:
– Истинно, неразумное дитя навредит себе больше, чем чума и война. Библиотека… Там, за энциклопедией Брокгауза, спрятана коричневая папка. С рисунком атакующей кобры на обложке. Дневники твоего прадеда, штабс-капитана Ярилова. Обязательно… Кхе-кхе-кхе…
Кашель бил высохшее тело, струйка крови скользнула на подбородок. Дмитрий рванулся на пост, но там никого не было, лишь надрывался телефон. Толстая санитарка подошла, переваливаясь уткой. Неожиданно нежно прошептала:
– Димушка, любимый, очнись.
– Родной мой, солнышко моё рыжее, очнись.
Пылинки плясали в ярком луче, проникшем через откинутый полог кибитки. От кошмы пахло полынью и конским потом.
Юлдуз нагнулась, звеня серёжками, поцеловала ароматными губами. Помогла приподняться, подала чашку с водой. Глотал жадно, струйки скользили по подбородку.
– Как ты нас всех напугал. Неделю в бреду! Слова странные говорил; «сессия, онкология». Хорошо, Котян лучшего шамана прислал. Ты уже охотился на Млечном Пути, еле вернули тебя.
– Кхе-кхе, – послышался деликатный кашель, а затем голос Анри, – можем ли мы войти, Дмитрий?
Юлдуз залилась румянцем, чмокнула русича в щёку и выскочила из палатки, едва увернувшись, чтобы не столкнуться с входящими.
– Ну что, очухался? – балагурил бродник. – Хватит уж валяться, ладно бы рана какая – а то тьфу, царапина. Персиянина заборол, а из-за такой малости раскис.
Азамат улыбался и согласно кивал.
– Не скажи, брат Хорь, – покачал головой рыцарь, – остриё явно было отравлено либо являлось колдовским оружием. Недаром же присланный ханом маг так старался эти дни, чтобы вернуть нашего друга с половины пути туда, откуда лишь Орфей сумел прийти назад, как утверждали древнегреческие язычники.
Франк развернул тряпицу и показал Ярилову странный дрот: косо заострённую кость длиной в локоть или меньше. Сквозь бурые пятна засохшей крови проглядывали незнакомые письмена.
– Осторожно! Не трогайте его руками, брат Дмитрий, от греха подальше. Сегодня разобью его в прах и сожгу на костре. Я слышал о подобном оружии, хотя и не верю этим сказкам. Якобы его в особых случаях применяют чародеи, известные как «Хранители Времени». Правда, в персидском манускрипте, который я читал, сказано, будто с помощью него выгоняют обратно пришельцев из чужих времён. Поистине, странные люди эти магометане. Накурятся гашиша и выдумывают бог знает что. Хотя в той рукописи сказано, что так называемые «Хранители Времени» существовали задолго до появления магометанского пророка, но лишь с помощью сарацинских халифов смогли стать действительно могущественными.
– Да! – подхватил Хорь. – Шаман тоже как сам не свой, нёс околесицу, что ты не принадлежишь нашему времени, и потому так трудно спасти тебя. Мол, если бы дрот не оцарапал только, а вонзился как следует – пропал бы совсем. Колдун точно грибов объелся, что из северных лесов тайно привозят.
Дмитрий внимательно посмотрел на товарищей. Вздохнул. Мало того что попал в суровые времена не по своей воле, так и здесь неизвестные враги за ним охотятся, как за чужаком. Подумал: «Без помощников всё равно не обойтись». Сел на кошму, пригласил жестом:
– Располагайтесь, друзья. У меня к вам очень серьёзный разговор. Скажи мне, Анри, твой знаменитый Орден Храма считает ли своей целью установление справедливости на земле?
– Очень верно сказано! – обрадовался тамплиер. – Конечно, я мог бы сейчас привести все заветы и правила, перечисленные в статьях нашего устава, коих пять сотен и более. Или назвать главную официальную миссию Ордена – защита паломников в пути и на Святой Земле. Но на самом деле некоторые из нас хотят добиться настоящей справедливости для всех людей, невзирая даже на веру и подданство. Вам, мои братья, я могу открыть тайну: мы стремимся, во-первых, установить мир и прекратить войны; во-вторых, создать единое для всех государство с общими законами без различия сословий, а лучше – упразднить сословия вовсе. Также наши учёные братья ищут философский камень, дабы сделать всех богатыми и бессмертными, и…
Хорь и Азамат слушали эту тираду раскрыв рты, и их глаза затягивало поволокой.
– Спасибо, Анри, я тебя понял, – перебил Дмитрий, – ты обязательно продолжишь свой увлекательный рассказ. В следующий раз. Сейчас, я боюсь, наши славные степняки могут заснуть и пропустят самое главное. Теперь скажи ты, Хорь. Ты за справедливость и счастье своих соотечественников, которые ещё не родились, но обязательно родятся в будущем? Хотел бы ты для них мирной, богатой и счастливой жизни?
Хорь распрямил широкие плечи и гордо сказал:
– Хоть вы и называете нас разбойниками, но нет более радеющих за справедливость людей, чем бродники!
Читать бесплатно другие книги:
