За речкой шла война… Прокудин Николай
– Уф-ф-ф! Уже легче! Вот мы тут спрыгнули, – произнес глубокомысленно Хлюдов. – Так… В какую сторону ушел паровоз?
Никита безнадежно пожал плечами.
– А с какой стороны вагона по отношению движения мы в Ашхабаде загружались? Справа или слева?
Никита безнадежно пожал плечами.
Хлюдов вытянул руки вперед и спросил:
– А какая из них правая?
– Это с какой стороны посмотреть. И относительно чего. Относительно вокзала или относительно платформы?
– Ты меня не путай!.. Мы подошли к вагону, сели, поезд поехал. Потом туркмен нас высадил. На какую сторону тамбура, он нас выпроводил, Никит?
– Ты меня сам не путай! Погоди… определяюсь! Я вот сюда лицом спрыгнул и после этого туда… И поезд уехал. Туда? Туда уехал?
– А мне кажется, мы выскочили вот так, – Хлюдов изобразил как, – и поезд отправился в противоположную сторону. Ту-ту-у!
– Э-э-э! Нет-нет! Вагон пересек переезд! Мы к этим доскам возвращались!
– Точно уверен? А не то будем хвост уехавшего вагона догонять. А нам надо в противоположную сторону!
– Уверен. Туда!
– А я нет, не уверен! Когда мое тело покинуло тамбур, я даже имя свое не вспомнил. Это ты меня Вовой назвал! А может, я Арнольд, Альберт или Альфонс?
– Альфонс, как есть альфонс!
– Кто есть я такой, что за существо? – продолжил Хлюдов. – Разумное ли?
– Конечно, неразумное. Выжрали на круг почти канистру рома и водки. Я ж тебе говорил: хватит Вовка, хватит! А ты…
– Я?! Что – я?! Вот Вове и высказывай претензии! А я – просто Ваня! Иван!
– Еще скажи – Иван Поддубный!
– И скажу! А скажешь, нет? Это ты все за дружбу русско-осетинскую пил. За мир во всем мире! За братский Кавказ! Интернационалист хренов. А я боролся! Выигрывал умственно и физически. О-о, сколько я выиграл!..
– Ну и где оно?
– Дык… выпили. И конфеты, главное, пожрали… А я жену хотел порадовать. Ну, ничё! Фак ю, фак их! – с кошмарным акцентом произнес Хлюдов культовую иностранную матерную фразу.
– Лучше бы нам всё-таки сейчас не фак, – урезонил Никита. – Лучше бы нам… вперед топать, что ли…
Вперед! Шли некоторое время по шпалам, спотыкаясь и чертыхаясь. В конце концов ломать ноги надоело, сошли на насыпь. Но там – старые рельсы, металлические скобы и костыли, прочий хлам. Как-то само собой получилось – свернули на проселочную дорожку, вдоль «железки». Шлишли-шли…
– Стоп! Володя! Мы идем куда-то не туда!
– Куда – не туда?
– В никуда! Где рельсы, вдоль которых мы шли? Где шпалы о которые мы копыты сбивали? Где? Только не рифмуй.
Огляделись. Луна, камыши.
– Ты куда меня завел, Сусанин?! – заблажил Хлюдов.
– Я завел? Ты сам сказал, что надоело козлом скакать по шпалам! Ты первый уклонился от маршрута!
– М-да? Вообще-то мы верно идём. Видишь, поезд идёт? Скоро к нему выберемся. Сядем и поедем.
– Нет, Вова! Никуда мы на нем не приедем. Это иранский поезд. И идет он в Тегеран или Мешхед! – осенило Никиту. – Тебя и меня персы шлёпнут на месте. Как красных командиров. Или, вернее, как комиссаров…
– С чего ты взял, что поезд иранский?
– А с того, что рельсы были справа от нас. Мы ушли влево. И поезд бежит с левой стороны! А должен быть справа!
– Уф-ф! Лейтенант Ромашкин, ты мне опять мозги запудрил! Не трещи так быстро: право, лево, вправо, влево. Повтори помедленнее и покажи рукой.
Никита, чуть протрезвевший на воздухе, повторил медленно и показал рукой.
– М-да, – процедил сквозь зубы Хлюдов. – Вот это фокус-покус. Мы топаем в Иран. Интересно, границу уже перешли? Если да, то почему мы её не заметили? Где полосатые пограничные столбы? Где контрольно-следовая полоса? Где парни в зелёных фуражках? А мне басни рассказывали, что граница на замке и ключи утеряны.
До утра брели обратно наугад. Окончательно выбившись из сил, прилегли под кустиком на бугорке. Их окончательно сморило. Спать… Мучили кошмары. Пустыня, жажда, чудовища.
Нет, не сон, а явь. Проснулись от яркого палящего солнца. Огляделись и ужаснулись. Никакой дороги не было. То, что ещё вчера было колеёй, оказалось твердым солончаком. Вернее, солончаковым плато. Выжженная земля справа, слева, впереди и сзади – до горизонта. Сиротливый кустик, под которым они ночевали, – единственная растительность.
– Кошмар! – охнул Хлюдов.
– Кошмар! – согласился Ромашкин. – Куда нас с тобой занесло? До чего же пить хочется! Горло огнем горит.
– Может, арык найдем… Но из арыков лучше не пить. В них одна зараза плавает. Будем искать колодец.
– Где ты будешь его искать?
– Там… – махнул неопределенно рукой Хлюдов.
– А если там не отыщем?
– Тогда будем копать здесь. Выроем колодец, по местному – кяриз.
– Чем?
– Руками! И… подручными средствами.
Вырыть кяриз в выжженной пустыне – дело безнадёжное. Вот кабы людей найти. Но никаких признаков присутствия человека не наблюдалось: ни в виде жилья, ни в виде машин, ни в виде мусора, ни в качестве испражнений. Птицы не летали, верблюды не бродили, овцы не паслись. Ровным счетом ничего. Только тушканчики время от времени перебегали то вправо, то влево. Ну, раз тушканчики, значит, всё-таки это не Марс, а Земля. Уже хорошо!
– По-моему, мы в какой-то то ли лагуне, то ли шхере. Но только пересохшей! – предположил Хлюдов. – Видишь: и вправо и влево, и вперед и назад у горизонта края задираются. Поэтому мы ничего и не наблюдаем! Идем-ка, друг мой, назад. Откуда пришли.
– А откуда мы пришли?
Хлюдов огляделся, но их следов в обратную сторону не наблюдалось. Так что явиться сюда они могли с любой стороны.
– Сволочь ты, Ромашкин! Так вчера нажрался, что даже не соображал, как шел? И меня напоил.
– Я?! Ты сам меня поил! Кто купил ром? Кто водку хлестал с абреками? Кто пьянку организовал?
– Я… – сознался Хлюдов и сразу оживился: – Никита, а ведь у нас ещё есть ром и водка. Это ж жидкость! От жажды не умрем! Будем пить и идти, пока сможем!
– А если просто пить? Без ходьбы? – робко предложил Никита. – Приляжем, подождём, когда нас найдут спасатели.
– Наивный! Кто найдёт? Кто будет искать? Никто же не знает, что нас сволочь-проводник высадил на том занюханном полустанке. Да и от того полустанка мы ушли далеко-о… И от рельсов – далеко-о… Блин! Семенили бы себе по шпалам и семенили потихоньку. Уже в Педжене были б, пивом похмелялись… Ладно, давай рому хлебнём, что ли. Или водки хочешь? У нас ещё бутылка «Столичной».
– Йо-хо-хо! И бутылка рома! Диабло! Точнее, чёрт подери!
Хлебнули. А закусить? Коробка конфет и забытый чёрствый беляшик. Точно! Купили в привокзальном кафе и позабыли… Разделили провиант по-братски, пополам, отхлебнули из горлышка по паре глотков теплого рома. Кровь заиграла, затем закипели мозги. Через пять минут оба хлопнулись на землю. Идти никуда не хотелось, да и сил не было. Повесили на куст капитанский китель, подостлали под себя шинели и легли в некотором подобии тени.
День прошел в полубреду. Рожи опухли, губы потрескались. Возникли миражи в виде озера, караванов верблюдов, машин, деревьев.
– О! Машина едет! Видишь? – показывал пальцем Никита.
– Нет, у меня это верблюд идет! – отвечал Хлюдов.
Спустя некоторое время Никита вновь вопрошал:
– А речку видишь?
– О-о-о. В моем мираже вижу виноградники. Ну что, выпьем ещё по глотку?
– Выпьем.
Воображаемые виноградники сменялись пшеничным полем, затем заливным лугом и так далее. Алкогольный коктейль и жаркое солнце сделали свое дело.
– Помню, под Кандагаром в пустыне без воды оказалась наша разведгруппа, так я тоже мираж видел! – воскликнул разведчик Виталик.
– Братцы! Раз зашел разговор о разведчиках, давайте помянем моего дружка, Петю Грекова, героически погибшего в баграмской «зелёнке», – поднял стакан Никита. – Трех духов завалил, а четвертого не заметил….
Выпили, закусили, чуток помолчали.
Глава 10. Бунт против «Белого царя»
Солнце уже клонилось к горизонту. Бесконечный день всё-таки заканчивался. Начали быстро сгущаться сумерки.
– Всё! Хватит лежать! Встаем! – распорядился Хлюдов. – Пойдём на огоньки, иначе сдохнем на этой «сковородке». Пошли влево, зайдём на возвышенность. И где увидим огни, там и будет наше спасение.
Огней нигде не было, снова пошли наугад. Шли всю ночь, пока прохладно. Под ногами – твёрдый солончак. Шли, шли…
Ступили на рыхлый песок. Очень рыхлый.
– Кажется, контрольно-следовая полоса! – застыл Никита, вляпавшись двумя ногами.
– Мне одно непонятно: мы уже за границей или нет? – задал глупейший вопрос Хлюдов. – Или только на подходе? Что-то ни колючей проволоки, ни собак не наблюдается.
Эх! Не поминай всуе!.. Из пересохших камышей выскочили три огромные псины и с хриплым лаем бросились к ним.
– Всё, прощай, молодость! Поминай как звали… Никита, только не беги! Побежим – точно разорвут.
– Да куда тут побежишь! У меня и ноги-то не ходят…
Псины-волкодавы окружили, сели на задницу в двух шагах. Рычали, но не бросались. И то хорошо!.. Все-таки до чего ж для человека широкое понятие «хорошо»! Стоишь по щиколотку на подгибающихся ногах в зыбучем песке, избегая лишнего движения, вокруг тебя брызжущие слюной клыкастые образины – и… хорошо!
– Тохта (стой)! Эй, бача (эй, мужик)! Буру (иди)! – на ближайшем к ним бугре появилась фигура человека с винтовкой.
– Та-ак… Если это пограничник, то не наш, а перс. И мы возвертаемся из Ирана. Обратно на Родину, – процедил Хлюдов. – Абзац! Если мы в Иране, будет большой скандал. Опять сын – шпион, но теперь иранский. Батю из газового министерства выгонят! Турнут в шею из-за меня, непутевого сынка, нарушителя границы…
– Какое, к дьяволу, министерство! Нашёл, о чём сейчас думать. Не повесили б как шпионов! Эй, не стреляй! Мы заблудились! Мы – советские офицеры! – Никита поднял повыше руки. – Мы не вооружены! Не стреляй и убери собак!
– Чего ты разорался? – прошипел Хлюдов. – Он ведь всё одно, что марсианин. По-русски ни бельмеса. Его бы по-английски…
– Чего ему сказать? «Дую спик инглиш»?
– Нет, что-нибудь другое. Мол, не стреляй, заблудились, желаем виски, сигару, кофе. Вспоминай, что в школе учил!
Мы все учились понемногу чему-нибудь и как-нибудь… В школе про виски, сигару, кофе как-то не…
– Эй, офисер! Ходи сюда, на мой сторона! Не бойся! Моя стрелять не будет!
Ура! Абориген знает русский!
Абориген свистнул псинам, и те послушно сняли осаду, быстро убежали прочь.
– Слава, тебе, яйца! – выдохнул с облегчением Хлюдов. – Не за границей, кажись. И яйцы целы, не отрезали. Чую, мы дома! Интересно, что это за юный друг пограничников? Кто такой?
Они опасливо приблизились.
– Салам! – радостно произнес Никита.
– Салам алейкум! – изобразил счастье на лице Хлюдов.
Туркмен тоже, похоже, был в восторге:
– Салам, товарищи офисеры! Я такой рад, что ко мне зашла живая человек. Почти год никого не вижу, редко гости бывают. Я местный чабан, Абдулло.
– О, это просто пастух! Ковбой! Гаучо! – обрадовался Хлюдов. – Ура! Мы спасены!
Обменялись рукопожатиями. А дальше? «Салам, товарищи офисеры!» Ну, здрасьте. Вот тебе и здрасьте! Пьяные, пропылённые, усталые и чёрт знает где находятся – товарищи офисеры. Как объяснить этому пастуху, почему сюда забрели? И действительно, далеко ли граница?! Что бы такое ему, чабану, сморозить для завязки разговора?
Но он товарищей офисеров опередил:
– Я сам год назад был солдат. Стройбат. Служил в городе Горьком. Какой хороший город! Какие замечательные девушки! Я их так любил!
– О, земляк! – заорал Хлюдов. – Я ж оттуда родом!
Никита удивился. Земляк?
– Я ж с Волги, только с верхней части!
Ну, в принципе, да, Москва-река – приток Волги.
– Меня Владимиром зовут. А этот – Никита.
– Осинь рад! Осинь! А я Абдулло! Я хотеть остаться в России, жениться, там калым не нужен. Но отец вызвал домой. Я не поехаль, а он со старшим братом прибыль и увёз. Вот загналь сюда овца пасти. Людей не вижу, газэт нэ читаю, телевизор нэт! Рюсский язык забываю. Я так вам рад! Пойдемте, шурпой накормлю!
О, шурпой! А шашлык?
Подошли к чахлому частоколу из тонких жердин. Туркмен махнул палкой на свирепого вида собак, отогнал прочь. Невдалеке – кошара и загон для овец. Рядом – низенький глинобитный домик, пастушья избушка. Ни одного даже чахлого деревца, только полынь, колючки и камыши. Убогое, но всё же жилье…
– Так ты что, тут один живешь? – спросил Хлюдов Володя, оглядывая стены саманного закутка.
– Почему один? Собаки, овцы…
– Э-э, с овцой, что ли, спишь? А где ханум? – сострил Хлюдов.
– На ханум деньги зарабатываю. Пять овец мои, ягнят выращу, будет десять. Потом еще расплодятся.
– А сколько надо-то? Сколько ягнят?
– Если некрасивая жена – двадцать пять баранов. Если красивая – пятьдесят. А красивая и работящая – сто.
– А если умная? – ухмыльнулся Ромашкин.
– Вот за умная и грамотная платить меньше. Много работать не станет, спорить будет, умничать. Жена ведь какой должен быть: послушный, ласковый и молчаливый. Слушать, что умный муж говорит, а не свой мысль ему навязывать.
– Так ты какую ищешь? Глупую, красивую и молчаливую? – спросил Никита.
– Ай! Красота не главное. Работящий для хозяйства.
Характерно: все аборигены ставили на первое место у будущей супруги не красоту и ум, как мы, а работоспособность. Вот и Ахмедка в общаге, помнится…
Хлюдова в тепле снова развезло. Поев шурпу и плов, он с умным видом вдруг произнес:
– Будет тебе, Абдулло, бесплатная жена! Мы вот с Никитой войско собираем. Повстанцев. Записываем взбунтовавшиеся местные народы в отряды против «Белого царя». Хватит жить под игом Москвы! Пора поднимать племена под ружье. Долой «Белого царя»! Пора жить своим умом. С королевой Великобритании мы договорились, а Рейган нам обязательно оружием поможет… Тому, кто встанет в строй, бесплатная жена.
– А две можно?
– Две можно! Можно и две, но только особо отличившимся в боях за свободу. И бесплатно!
– Зачем тебе две жены? – полюбопытствовал Никита. – Прокормишь?
– Вторую жена возьму умную и красивую. Русскую. Первый жена будет работать, а второй ласкать!
– Вот и договорились! – воскликнул Хлюдов. – Записываем тебя бойцом в первую кавалерийскую сотню, «бронекопытной, дикой дивизии»! Конь есть?
– Есть конь. И шашка острая, дедовская, и ружьё хорошее есть! Патронов мало-мало! – защебетал туркмен.
– Вовка, ты что, сдурел совсем?! – ткнул Никита в бок Хлюдова. – Шутки шутками… Договоришься! Он ведь и вправду поверил!
– Вот и славно! А я, может, и не шучу! Ты, главное, мне подыгрывай!
– Да не хочу я подыгрывать!
– А придётся!
Чабан тем временем достал из шкафчика бутылку какого-то ужасного пойла, холодное мясо, лепешки.
После второго тоста за свободу уже не смущали ни шкуры, полные блох, на которых они полулежали, ни пыль в войлоке, ни осыпающаяся с потолка глина.
После четвертого тоста за джихад неверным Никита сломался.
Керосиновая лампа нещадно дымила, в печурке горели вонючие кизяки, насекомые кусались, но зато было тепло и сытно. Великая вещь – крыша над головой, горящий очаг и вода… Никита провалился в сон. Голова, правда, гудела, как трансформатор. Ещё бы! Двое суток пить вместо воды ром и водку!
…Пробуждение сопровождалось паническим животным страхом – кто-то на него пристально смотрит. Кто-то или что-то – непонятное и потому страшное. Чуть приоткрыв глаза, Никита их вновь крепко зажмурил. Басмачи! Накликал Хлюдов, пьянь! Расхлебывай теперь! Расхлебаешь, как же!
Вокруг их первобытного ложа стояли фигуры в халатах и чалмах. То, что испугало Ромашкина, оказалось молодой девушкой. Видны были только глаза. Остальное – чадра. Выходит, красный командир Федор Сухов освободил не всех женщин Востока. Далеко не всех.
Чабан Абдулло что-то оживленно рассказывал трём вооружённым берданками и двуствольными ружьями угрюмым мужчинам. Два древних старичка на корточках о чём-то переговаривались и жестикулировали. У изголовья толпилась стайка в платочках, чадрах, паранжах. Кто их разберет, в чём…
Ромашкин аккуратно, но сильно пихнул в бок Хлюдова:
– Капитан! Вовка! Проснись, пьянь! Что ты вчера плёл, сволочь, об освобождении от тягот коммунизма и империализма, о свободе и независимости диких племен? Объяснись с народом! Ты собирался зеленое знамя ислама водрузить в Кремле? Теперь водружай…
Хлюдов открыл глаза и тотчас же зажмурился:
– Ого! Никита, что будем делать? Делаем вид, что спим?
– Нет, надо как-то изворачиваться. Вовка, а это точно не Иран?
– Если наш друг вчера не соврал, то нет. Но мы наверняка рядом с границей. Только бежать к гарнизону далеко и незнамо куда! А, была не была!
Хлюдов резко приподнялся, развел руки в знак приветствия:
– Салам алейкум, аксакалы!
– Салам…
– А не подскажете, как проехать в Педжен? Там размещается штаб формируемого исламского эскадрона!
Чабану Абдулло немножко нездоровилось после вчерашнего. Или он был немножко растерян из-за открывшихся вчера же перспектив? Чабан Абдулло указал на соплеменников:
– Вот, офисер, это наши бригадиры. Они ехали волка загонять. Могут подвезти к шоссе. А ты, офисер, их в войско запишешь? Потом сюда вернёшься? Когда нам за ружья браться? У меня пулемет «Максим» есть и патронов ящик…
Уже ящик? Вчера было «мало-мало». Растёт благосостояние братского туркменского народа! Не по дням, а по часам.
Соплеменники чабана Абдулло стали выходить во двор из душного домика, недоуменно пожимая плечами, что-то бурча по-туркменски.
Хлюдов обнял чабана Абдулло за плечи, уверенно пообещал:
– Не переживай, Абдулло! Жди! Мы скоро вернемся. На днях поднимем «зеленое знамя ислама» над отрогами Копетдага, и наши скакуны пересекут пустыню Каракумы до Волги и далее. Я и начальник штаба повстанцев. По весне вернемся с отрядом. Формируй добровольцев, составляй списки, назначай командиров отрядов. Только без лишнего шума. Конспирация!
Во дворе стоял бортовой «уазик». Бригадир и шофёр стояли у кабины, а женщины – в кузове, держась за передний борт. Аксакалы расселись под навесом у стены, попивая зелёный чай. Верно, старые басмачи, заслуженные – уж больно живо они обсуждали пьяный бред Хлюдова.
– Стр-р-роиться! – вдруг рыкнул Хлюдов. – Р-р-равняйсь! Смир-р-рно! Здр-р-равствуйте, бойцы!
– Салам, здра… – ответили мужчины вразнобой.
Хлюдов прошелся вдоль строя. О чём говорить? И как?
Язык с перепоя еле ворочался. А говорить нужно убедительно, эмоционально, с душой. И чтоб выглядело правдоподобно. Не то грохнут за насмешки над собою, и поминай как звали. Пустыня большая….
Но не зря учёные толкуют, что в экстремальных ситуациях человек способен превзойти себя на два, а то и три порядка.
Хлюдов толкнул проникновенную и пламенную речь. Каждому – землю, волю, отару баранов и легализацию многоженства… В подробностях передавать – лейтенант Ромашкин пас. Вредный бред!
…И «уазик» понесся по пыльной грунтовой дороге между зарослей камышей вдоль арыков. Шофер гнал как можно быстрее – командиры-офисеры должны успеть на тайное совещание повстанческих сил перед решающим освобождением от ига «Белого царя». Командиры-офисеры в кузове тряслись в такт попадания колес в ямы и на кочки. Недоосвобожденные женщины красного Востока, устроительницы социализма в Средней Азии, со смехом заваливались на них при резких поворотах.
Через час бешеной гонки машина резко затормозила у развилки. Никита, пытаясь удержаться на ногах, навалился на одну из молодок, плотно прижавшись к её груди, чем вызвал дикий визг и весёлый писк аборигенок.
– Пардон! Виноват! Извиняйте!
Из кабины высунулась хмурая рожа бригадира:
– Эй, офисер! Нам туда, а вам туда! Мало-мало пешком, и дойдёшь. Там дорога! Асфальт. Педжен совсем будет рядом. Километров десять. Возвращайся скорее, будем ждать!
Едва они спрыгнули на пыльную обочину, как машина резко сорвалась с места и умчалась к хлопковым полям.
– Ну, как тебе эта девица, к которой ты прижался? – съехидничал Хлюдов. – Хороша?
– А черт её знает! Всё одно, будто ватное одеяло пощупал. На ней штуки три стёганых халатов надето.
– О, даже халаты успел пересчитать! Ручонки шаловливые.
– Пошел ты к чёрту, Вовка! Вверг меня в авантюру с мятежом. А если они в милицию или в районное КГБ сообщат?
– Да брось! Чего по пьянке не бывает. Я бы мог себя наследником Хромого Тимура объявить или Чингисхана. А тебя – очередным пророком Магометом, если б ещё пару бутылок выпили! Не терзайся, не переживай. Экзотическое путешествие. Сафари! Кэмел-трофи!
– Но ты призывал их к мятежу! А вдруг они всерьёз воспримут?
– Не дрейфь. Банда басмачей у ворот КПП не появится. Наш легендарный Фёдор Сухов вместе с Будённым тут такого страху навели, что ещё лет сто никто не взбунтуется. Ладно, давай отсюда выбираться. Какое направление абориген рукой показал? А? Вспоминай!..
– Вовка! Опять заплутаем! Ты ведь только сейчас сказал туркмену, мол, дальше дорогу знаю.
– Ну… Мы ж предводители повстанцев, полководцы! Заблудиться, по определению, не можем! Каким бы я перед ним олухом выглядел? Ну чего ты переживаешь? Пойдем вдоль арыка, найдем в конце концов асфальт. Где асфальт, там машины. Тормознем кого-нибудь, подвезут. Только давай вспоминай, в какую сторону туркмен рукой махнул!
– Ох, Вовка! Не помню… Кажется, сюда, вправо…
– Кажется? Или точно?
– Кажется, точно…
– Эх ты! Одни хлопоты с тобой!
– Со мно-ой?!
– Ладно-ладно. Пойдем навстречу солнцу! – скомандовал Хлюдов и потопал по тропинке к дальним деревьям. Или миражам…
Тропинка оказалась нескончаемой. Она то шла мимо арыков, то вилась вдоль канала, то петляла между полей, засеянных хлопком, то исчезала на солончаках. Пыль, нещадное солнце. Чёрт! А ведь это декабрь! Позавчера, когда выезжали из Ашхабада, было прохладно, не более десяти градусов, а сегодня под тридцать. Шинели и фуражки они несли в руках, кители распахнули, от галстуков освободились, пуговицы рубашек расстегнули. Пот струился по лицу, по телу и противно стекал по позвоночнику мимо копчика и далее…
– Сволочи аборигены! – взвыл Хлюдов. – Куда-то завезли не туда. По моим прикидкам, давно должен быть асфальт! Я устал уже!
– Предлагаешь сесть и ждать попутку?
– Какую тут, на хрен, попутку дождешься. Если только арба проедет, и то через неделю. С голода умрём. Только вперёд! Ещё поищем.
Кто ищет, тот всегда найдёт. Когда силы окончательно иссякли, на горизонте блеснула лента дороги. Шоссе!
– Ура!!!
А что «ура»? Ну, на горизонте. Если не очередной мираж. До него ещё идти и идти. А он, паразит, является, как известно, воображаемой линией, отодвигающейся всё дальше и дальше по мере приближения к нему!
Но нет. Всё-таки добрели – асфальт. Теперь-то ура? Ну, относительное ура. От раскалённого асфальта как такового проку мало. Идти по нему, допустим, легче – ноги не проваливаются в пыль и песок, не бьются о камни. Но шоссе-то – в обе стороны. И?
– Вовка! Нам на север?
– Всенепременно! Даже если мимо Педжена промахнемся, в Россию уйдем, а не в исламский Иран. Только на север!
– А где он, север?
– Там, слева от восхода солнца!
– Это сколько тысяч вёрст нужно прошагать до Волги, как ты давеча предлагал басмачам? – горько усмехнулся Никита.
– До Родины-то? Полторы или две тысячи – по прямой. Если петлять по барханам, то больше. А там, на Родине, замечательное «Жигулёвское», без добавок стирального порошка!
– Тогда лучше в Педжен, к местному вонючему пиву! К нему-то мы точно дойдём живыми! Если повезёт…
Повезло! Грузовичок! Притормозил, посадил, подкинул – до искомой развилки.
– Вот эти места я, кажется, уже знаю! – повеселел Хлюдов.
Читать бесплатно другие книги:
