Спецназ Третьей Мировой. Русские козыри Загорцев Андрей

Особой важности

Командующим военных округов,

Флотов, Флотилий,

Стратегических командований

Разведывательная сводка ГРУ ГШ МО СССР

13.12.1980 г. КП. Москва карта 1:1000 000

изд. 1972 г.

В период с июня 1980 года международная обстановка продолжала оставаться напряжённой. Несмотря на все меры, принимаемые советским правительством по урегулированию и стабилизации отношений со странами НАТО, в частности с Соединёнными Штатами Америки и Японией, страны капиталистического мира продолжают развивать конфликтные ситуации. Сорвав проведение международных Олимпийских игр-80, США и Великобритания, пользуясь нестабильной обстановкой на Ближнем Востоке и игнорируя требования прогрессивного международного сообщества, провели военную интервенцию ряда стран на Ближнем Востоке. Народная Демократическая республика Афганистан, имевшая давние добрососедские отношения с Советским Союзом, была оккупирована Объединенным Армейским Корпусом стран НАТО. Проведён ряд морских десантных операций на побережье стран Африки, выбравших демократический путь развития и завязавших сотрудничество с социалистическими странами. В начале сентября 1980 года решением Конгресса США была проведена масштабная операция по захвату острова Свободы Куба. Коммунистический режим, возглавляемый революционным лидером Ф. Кастро, по словам буржуазных политиков «являлся прямой угрозой процветанию, развитию и безопасности всего свободного общества». В ходе масштабных боевых действий в Карибском бассейне по захвату и оккупации острова Куба, американской военщиной уничтожено и захвачено в плен до 3 тысяч советских сотрудников и специалистов. Правительство острова Куба благодаря усилиям советских моряков и лётчиков было эвакуировано на территорию Советского Союза. На оккупированном острове развернулась крупномасштабная «партизанская война». Дипломаты стран социалистического лагеря, находившиеся на территориях стран НАТО и стран, сочувствующих блоку Северо-Атлантического Альянса, в основном были незаконно задержаны и содержатся в местах заключения, с целью получения от них информации о намерениях правительства стран социалистического лагеря. В ноябре 1980 года благодаря усилиям советской дипломатии в Женеве был проведён международный Конгресс между странами-участницами нарождающего конфликта. После прений достигнуто международное соглашение о недопустимости применения средств ядерного нападения.

Период с 7 по 12 ноября 1980 года характеризовался улучшением международных соглашений.

Но из-за внезапных претензий Японии на территории Советского Союза, в частности гряды Курильских островов, южной части острова Сахалин и попыток «мирного захвата» части островов Курильской гряды, высадкой нескольких сотен промысловых рабочих и возникшего пограничного конфликта, в ходе которого советскими пограничниками были уничтожены все фигуранты нелегально пересекшие границу и пытавшиеся обосноваться на советской территории. Международный конфликт вступил в новую фазу. Часть капиталистических стран Европы одновременно высказала территориальные претензии к странам социалистического лагеря. Федеративная Республика Германии при поддержке европейского Объединённого Корпуса в начале декабря 1980 года внезапными ударами танковых частей прорвала линию «Берлинская Стена» в столице ГДР и приступила к ведению активных боевых действий в городских условиях. Одновременно массированным артиллерийским ударам, бомбо-штурмовым ударам, без применения средств ядерного нападения подверглись все страны социалистического лагеря Европы. В Тихоокеанском регионе Япония приступила к проведению морских блокирующих операций островов Курильской гряды и южной оконечности острова Сахалин. Сохраняя договоренности о неприменении ядерного вооружения, страны Северо-Атлантического Альянса и их союзники официально заявили о начале боевых действий «для защиты священных свобод и прав, возвращении исконных территорий, справедливого распределения природных ресурсов согласно экономическим потребностям, а не по праву стран обладания».

Особой важности

Командующему Дальневосточным Фронтом

(Объединенного Командования Войск и Сил в регионе)

Директива №

11.02.1981 г. КП. Москва карта 1:500 000

изд. 1972 г.

В целях наращивания сил и средств разведки (СПЕЦИАЛЬНЫХ СИЛ) Объединенного командования в Дальневосточном регионе в период с 15.02.1981 г. приступить к формированию соединения специального назначения смешанного типа согласно организационно-штатной структуры директива ГУМО МО СССР (№__ от__). Пункт постоянной дислокации соединения (13 обр СпН) определить г. Петропавловск-Камчатский (штаб бригады). Морские отряды специального обеспечения пос. Озерновский, пос. Октябрьский. Отдельные отряды специального назначения пос. Палана, пос. Ключи. Отряд специального назначения (особый штабной) г. Петропавловск-Камчатский. Смешанная авиационная эскадрилья отряда обеспечения вывода пос. Елизово. Подразделения обеспечения по решению Командующего ДВФ. Штатный состав частей и подразделений соединения укомплектовать за счёт личного состава соединений специального назначения, имеющего опыт боевых действий и специальных мероприятий. За счет личного состава, прошедшего обучение в учебных подразделениях специального назначения, за счет личного состава призванного из запаса, ранее проходившего службу в соединениях и частях специального назначения военных округов и флотов, частях и подразделениях общевойсковых и танковых объединений (армий) и флотилий, за счет личного состава, призванного из запаса ранее проходивших службу на должностях технических специалистов водолазных и парашютно-десантных служб.

Совершенно Секретно

Командиру 13 обрСпн Дальневосточного Фронта

(Объединенного Командования Войск и Сил в регионе)

Боевое распоряжение №

05.06.1981 г. КП. Москва карта 1:500 000 изд. 1972 г.

2. В целях проведения специальных мероприятий в тылу противника на Тихоокеанском направлении в период с…. по… подготовить 1 разведывательную группу специального назначения для выполнения задач особой важности…

Часть первая

ВЫСАДКА

В ушах закололо и стало глухо. Шум движков доносился словно через подушку. Толку с того, что группа сидит в гермокабине, абсолютно никакого, хотя и немного потеплее… В иллюминаторе только облака и проплывающее в редких «окнах» море.

Остальные две группы находятся в громадном грузовом отсеке. Там хоть ноги можно вытянуть и подремать. На посадке меня и троих моих разведчиков сразу же загнали в гермокабину отдельно от всех. Контейнер с аппаратурой привезли на взлётку наш кэгэбэшник и начальник службы специального вооружения. Теперь эту рюкзачину придется таскать мне самому. Принял, провёл контрольный осмотр, расписался в актах и небрежно закинул тяжеленный рюкзак за одну лямку на плечо. Начальник спецвооружения майор Талбухин, увидев мое небрежное отношению к рюкзаку, в котором находилась аппаратура стоимостью в несколько «Волг», попытался заорать и даже раскрыл рот.

– Да прекрати ты, Ваня, – оборвал его особист, – один хрен они смертники.

«Заебись! Мы смертники!!». Хотя, с другой стороны, что ещё ожидать – в прошлом моем отряде, где я служил, половина личного состава полегла в один день, когда начался вывод групп через линию фронта.

Когда наши РЭБовцы натуральным образом «выжгли» посты отдельных радиобатальонов ПВО, а штурмовая и бомбардировочная авиация буквально раскатала приграничные аэродромы, эскадрилья наших АН-12 с разведгруппами на борту прошла на максимальной высоте. Когда авиационные бригады объединенного армейского корпуса всё-таки опомнились и первыми подскочили «бриттовские» «Торнадо», наши летно-подъемные средства были уже над Кандагаром. Десантирование прошло «удачно». Половину групп выбросили прямо на город. Часть разведчиков погибла ещё в воздухе. Потом САСовцы, гуркхи и моторизованные батальоны афганской полиции гонялись за нашими РГ СпН в течение нескольких недель. Кого-то накрыло огнем патрульных вертолетов, кого-то загнали чуть ли не до самых гор. Не сдался никто. Связь глушилась на всех частотах. «КаэМки» и «Северки» были абсолютно бесполезны.

Я тогда ещё сопляком-летёхой, только что выпущенным из Тамбовского Военного Специального Училища, горел вместе с самолетом и орал, выпучив глаза от страха. Самолет, пуская клубы дыма и искря обоими двигателями, падал с высоты нескольких километров вниз. Мелькавшие рядом вражеские истребители поливали из пулемётов и скорострельных пушек, беспомощную тушу самолета. Старший на выводе групп, майор службы воздушно-десантной техники бригады, полз по дюралевому полу, цепляясь одной рукой, и что-то орал мне. Второй руки у него попросту не было – то ли её оторвало пулемётной очередью, прошившей насквозь самолет, то ли срезало осколками. Синяя летная куртка вся в кровище. Кричит что-то, ползёт ко мне, а я только и могу, что вцепиться руками в край скамейки и орать «Пиздеццц», стукаясь челюстью о тыльник АКМ-С, и дикими глазами смотреть на разваливающийся в воздухе самолёт.

– Пехоотиин, – уже еле хрипел доползший до меня майор, – прыгай на хер! Всех за борт!

– Как?? – орал я в ужасе, косясь на месиво костей и мяса оторванной руки, – тросы все оборвало на хер! Мы же без запасок.

– В-выдирай стабилку! В руке держи, выкидывай ближе перед землей! Выпихивай бойцов также, бляя…

Майор начал оставшейся рукой драть куртку на груди, его подкинуло ворвавшимся воздушным потоком. Всё-таки жить хотелось: я заставил себя оторваться от скамейки, отцепить карабин стабилизирующего. Крича на ухо, что надо делать, я сдергивал чехлы, всовывал стабилки в руки и выпихивал бойцов в огромную дыру оторванной рампы. Скинул троих. АН начал пикировать, и я словно в невесомости завис возле самого края. Нечеловеческим усилием отстегнул карабины грузового контейнера. Самолёт развалился. Я понесся к земле, крутясь и кувыркаясь. Перья и фал стабилизирующего прошли у меня под мышкой, парашют в чехле колотил по морде. Прижал локти, схватил стабилку и чуть ли не разорвал чехол. Зажал распустившийся купол ладонью, вывернул руку, отвел в сторону вторую. Меня перевернуло через голову, и я «лег» на воздух. Площадь стабилизирующего купола все-таки полтора метра и в ладони он не поместится. Меня стало заваливать в сторону левой пустой руки. Только б не потерять сознание! Где она, земля? Ни хрена не видно. Как ориентироваться, когда выпускать? Похер. Выпускаю стабилку. Меня дергает за шиворот. Поджимаю ноги, руки с открытыми ладонями перед собой. Нормальное стабилизированное падение, чуть подкручивает. Осколки самолета ушли вниз. В ночном небе где-то гудят и свистят чужие истребители. Очки не успел одеть, болтаются на шее, глаза слезятся. Краем глаза замечаю ниже себя распустившийся цветок купола. Всё-таки кто-то смог раскрыться. Британские летчики устраивают охоту. В воздушных «чернилах» к куполу несутся цепочки трассеров. Бля, ни одного прибора.

Внутри начал трястись «ливер». А похер! Будь что будет!

Всё-таки я приземлился нормально и даже ничего не сломал. Основной купол Д-пятого вышел без каких-либо проблём. «Дубище» – надежнейший парашют! Купол пришлось прятать в какой-то ямке, засыпать камнями и бежать, бежать, напрягая все силы, к ближайшим скалам. Скоро сюда прискачут какие-нибудь штатовские «бронекавалеристы» на вертолетах и начнут проческу. А то и «бритты» своих гуркхов подкинут. Поймают они меня, лейтенанта Пехотина, и отрежут своими кривыми ножиками всё что пожелают. Чисто так – на сувениры!

Свою командирскую станцию я включил только на следующий день, просидев несколько часов в каменистой пещере. Спаслось с нашего борта не очень много. Я и сержант Улдугов из второй группы нашей роты – невысокий сухощавый чеченец из Грозного. Через неделю подобрали ещё троих разведчиков с других самолетов. Работать начали только через месяц, когда из остатков разбитых и загнанных групп сформировали разведотряд, который возглавил наш уцелевший при высадке замкомбат, неделю водивший за собой роту афганской полиции. Разведотряд назвали «Ильич». Не в честь генерального секретаря, а в память погибшего командира отряда – подполковника Ильича Владлена Игоревича…

Почему наши политики профукали этот Афган? Краем уха от замполитов слышал, что на нескольких пленумах действительно рассматривался вопрос о вводе войск. Ан нет. Ушли от политически незрелого решения.

Пробираясь к перевалу Саланг, оборванный как дервиш в самодельной чалме и таща на спине рюкзак убиенного в одной из засад САСовца, я клял себя за то, что не пошел на факультет радиоэлектронной разведки. Или, на худой конец, морской. Там, по крайней мере, вода вокруг. А тут… бррр!! Агитатор отряда говорит, что наши войска сейчас полностью оккупировали мятежную Румынию, а Краснознаменный Черноморский флот уже провел несколько успешных десантных операций на побережье Египта и Алжира. Чего телятся политики, чего мудрят? Несколько ракет – и шарику земному трындец. На хрена нам такое счастье. Для чего все эти ядерные бомбы и ракеты выдумывали? Нет и всё! Никто не решается. А мы… что мы? Так, блин, мясо.

Разведотряд «Ильич» всё-таки дошёл до перевала, который уже штурмовали подразделения Туркестанского округа.

В воздухе была сплошная мясорубка. Мы всё-таки сумели завести на себя и обеспечить посадочные площадки десантникам 57-й одшбр. Штурмовая бригада при поддержке своих вертолетов поперла напролом дальше. Мотострелковые полки один за одним вкатывались через перевал и шли дальше и дальше. Нас эвакуировали. Неделю терзали особисты, гоняя по «первичным» и другим допросам. Потом успокоились. В других фронтовых бригадах спецназа потери были ничуть не меньше. Учебки в Песочке под Ленинградом, Тюменская, Печорская, Бакинская, Чирчикская, Киевская, Тамбовское училище не успевали поставлять специалистов. Половина учебок были развернуты в первые полгода после начала войны.

Из отряда осталось чуть меньше половины. Да и то большая часть хозяйственные, ремонтные подразделения и связисты центровых станций.

Отдохнув полмесяца в профилактории в наиболее мирном и спокойном уголке СССР – горном Ведено Чечено-Ингушской республики, – я был отправлен на Дальневосточный фронт, где формировалась новая бригада смешанного типа в Петропавловске-Камчатском с отдельным отрядом в городе Палана.

Два отряда в бригаде были морскими, два сухопутными. Также формировался батальон обеспечения вывода и огневой поддержки. Структура для бригад спецназа была новая. Объединенное Командование Войск и Сил в регионе масштабных действий не вело. Так, потихоньку отбили захваченные в первые дни войны Курилы да отражали воздушные налеты японцев с американцами. Масштабной войны здесь пока не планировалось. Все страны-комбатанты с интересом наблюдали за скучающей армией Китая. Куда повернет многомиллионная НОАК – из того и следует планировать оборону или наступление. Японцы в восемьдесят первом году буквально в первые месяцы войны пытались сыпануть пару парашютно-десантных полков на Южно-Курильск, да самолеты были сбиты ещё в воздухе. Курильская дивизия яростно обороняла острова несколько месяцев, находясь практически в воздушной и морской блокаде. Азербайджанцы, дагестанцы, чеченцы, украинцы – основной контингент солдат-срочников дивизии – частенько бросались врукопашную с малыми пехотными лопатками и штык-ножами на низкорослых японских морпехов. Знания карате и дзюдо, отличная экипировка и выучка пасовали перед кинжальным огнем пулемётов «Максим», снятых с хранения, и диких воплей: «Алла Акбар! Мыкола, перейеби его лопатой».

Старший на выводе групп, офицер ВДС из батальона обеспечения вывода, появился из грузового отсека, осмотрел мою группу и с таинственным видом, словно чего-то опасался, запустил в гермокабину ещё одного офицера. Это кто такой? Вроде бы нигде в процессе подготовки у нас не отмечался, хотя лицо знакомое. По-моему из разведывательноинформационного отделения штаба. Он что – вместе с нами на задачу пойдёт? Вновь появившийся офицер деловито осмотрелся и достал из стального ящичка сейфа в углу кабины пухлый бумажный конверт, опечатанный множеством печатей и прошитый в нескольких местах. Конверт он зажал под мышкой и расположился рядом со мной на скамейке.

– Майор Фомин, старпом начальника информационного, – проорал он мне на ухо, представляясь, – я работал по информационному обеспечению вашей группы, сейчас тебя буду в подробности посвящать.

Майор разодрал конверт и протянул мне несколько фотоснимков.

– Изучай! Здесь всё самое свежее, что воздушные и космические разведчики собрали.

Твою мать! На доподготовке группы к задаче страдали ерундой. То получали смежные профессии радистов, то заучивали формы допросов, то речи генерального секретаря. На морской подготовке до кровавых мозолей гребли на шлюпках различных типов в составе тройки, изучали надувные плоты и парусное оборудование. Изучали ориентирование и прокладку курсов в море. Мой оперативный офицер на требования достать карты районов предстоящей задачи только разводил руками. Кэгэбэшник отряда то и дело появлялся где-нибудь поблизости от расположения группы и чутко «водил носом».

Потом, конечно, кое-что прояснилось. Меня выдернули на изучение специальной аппаратуры, привезённой аж из самого Ленинграда. Модный старший лейтенант с «белогвардейскими» усиками начал меня обучать, втолковывая про какие-то «цепочки». Я чуть с ума не сошёл, и в результате такого «обучения» старлей был послан мной нахер. Второй приехавший из Ленинграда, высокий представительный мужик в неясном для меня звании, ходил в морской тужурке без погон, поступил намного проще. В нескольких словах объяснил назначение прибора: как включается, как выключается, проверяется на работоспособность «тестами», куда вставлять аккумуляторные батареи. Комплекс изучаемой мной аппаратуры отлично помещался в «минёрском» рюкзаке, хотя и весил немало. Основное предназначение – автоматическое прослушивание рабочих частот противника и ретранслирование их на наш приёмный центр. В определённое время с нашего центра подают специальную зашифрованную команду и приборы комплекса вырубают все источники радиоизлучения в радиусе нескольких километров.

Исходя из того, что мне пришлось изучать аппаратуру, не состоящую на вооружении бригад специального назначения, само собой напрашивался вывод, что первая моя задача в Камчатской бригаде будет связана с выведением из строя каких-либо объектов противника при помощи вот этой хитромудрой штуковины.

Так, вот она и выписка из приказа командира отряда. Ага! Ну, как и предполагалось, вывести из строя аэродром противника с помощью средств радиоэлектронного подавления… Стоп! Аэродром! А исходя из театра военных действий, ближайшие аэродромы только на Аляске.

Я отложил выписку в сторону и с недоумением посмотрел на майора-«информатора». Он мне кивнул, предлагая изучать документы дальше.

– Смотри и читай внимательней! Потом я тебе ещё пару занимательных историй расскажу.

Пришлось продолжить изучение. Вот он, район. Нет, не Аляска. Ещё хуже – остров в Тихом океане. Так, вот они на карте наши Командорские, захваченные экспедиционной дивизией морской пехоты Соединённых Штатов ещё в самом начале. Вот он этот остров. Вот аэрофотоснимок. Вполне приличного качества. Интересно, с борта космического спутника его сделали или с самолёта-разведчика. Скорее всего со спутника. В космосе мы спуску никому не давали. Оказалось, часть наших спутников научного назначения способны не только земной шарик в разных ракурсах фотографировать, но могут ещё и чужие спутники из строя выводить. А на наших орбитальных станциях космонавты не только пайки свои в тюбиках жрут, а ещё многое другое вытворяют. Натуральная фантастика.

Островок – пятнадцать на восемь километров. Где-то по очертаниям похож на сплюснутый с севера и неправильной формы прямоугольник. Так, на южной оконечности небольшая и хорошо укрытая скалами бухта. На фотографии сквозь разрывы в облаках отчётливо просматриваются какие-то причальные сооружения. На берегу обозначены стрелочками и надписями – «танкерные бочки», «склады», «дизель-генераторные установки»,»радиолокаторы». От причальных сооружений пунктиром обозначена среди скал дорога. В центре острова видна взлётная полоса, обозначены аэродромные постройки и казарма, тактическими значками нарисованы места антенных полей и локаторов. Комплекс требуется установить в северной части острова среди скал на одной из превышающих высот.

Ну, с задачей всё понятно. Вывод в тыл противника воздушным путём – парашютным способом в район с координатами х=… у=…. То есть высаживаемся в чистое море в тот район, который не просматривается средствами наблюдения. Оттуда уже морским путём на плоту «ПСН» (плот специального назначения) выходим на сушу и приступаем к работе. Ну это понятно: десантирование на воду, плоты специального назначения, групповые модули для высадки, действия при приводнении – материальную часть морских, людских и грузовых десантных систем мы знали наизусть.

Так. Ну, а эвакуация группы? Ага, тоже морским путём – после получения соответствующего сигнала опять же на своём плоту выходим в заданный квадрат, и нас должна подобрать подводная лодка.

На бумаге-то отлично написано. Каллиграфическим почерком заполненные формализованные документы внушали уважение. А в действительности – придётся прыгать на воду. По приводнению – попытаться не утонуть всей группой, забраться на автоматически надувшийся плот. Если, конечно, его не оторвёт от модуля и не унесет черт знает куда и он вообще развернется и надуется. Потом, если все пройдёт удачно, выгребать или идти под парусом пару десятков миль по открытому морю. Если нас не накроют разведывательные самолёты и катера противника, высаживаться на голые скалы. Прав был особист – «смертники»!

Ещё с полчаса я запоминал расположение объектов на острове и координаты районов высадки и эвакуации, опознавательные сигналы и группы цифр для опознавания по средствам связи. Маршруты пролётов и синусоиды самолётов разведчиков, маршруты крейсирования катеров береговой охраны острова. Вся информация должна лежать в голове, ибо даже клочок карты или обрывок записки может о многом рассказать о намерениях и задачах разведгруппы. К примеру, перед выводом в район ожидания посадки вещевики в группу принесли несколько комплектов формы без всяких бирок и надписей. Нательное бельё, кальсоны и рубахи из какого-то материала наподобие шёлка, свитера – не обычные коричневые из верблюжьей шерсти, а толстовки из какого-то плотного материала на шнуровке с большими капюшонами. Серые с коричневым прыжковые костюмы из джинсового материала, сплошные комбинезоны, в которые надо влазить вместе с ботинками, сшитые из чего-то непромокаемого, моднейшие куртки-«аляски», которые в Союзе доставали только по большому блату. Вместо наших обычных солдатских шапок из меха «пыжика» – бейсболки с отстёгивающимися наушниками.

На радиостанциях стёрты все номера и обозначения, на шкалах – все на английском языке. Лишь оружие родное советское. Правда, тоже со стёртыми номерами.

В первый раз вижу, чтобы так группу готовили на задачу. У остальных, вылетающих вместе с нами, попроще да и обеспечение похуже. Более-менее я в обстановку вник – теперь пусть майор мне споёт пару своих военных и глубоко засекреченных песен.

«Информатор» начал свой рассказ почему-то с истории Второй мировой про острова нашей Курильской гряды, захваченные японцами. Среди всяческих Шикотанов и Итурупов был ещё один небольшого размера островок с полинезийским названием Матуа. Так вот, этот островок был оборудован японцами по последнему слову техники: аэродромы, подземные ангары, казармы, дизель-генераторы, причалы, рембазы. На острове держали гарнизон до четырех тысяч солдат и что-то добывали в его недрах. Когда Вторая мировая вступила в свою завершающую фазу и над Рейхстагом заколыхался красный флаг, Советский Союз, верный своему долгу, всей военной мощью развернулся в сторону Дальнего Востока – с острова Матуа японский гарнизон выбили. В мирное послевоенное время в недрах острова тоже велась добыча каких-то крайне полезных ископаемых и стояла морская пограничная застава. С началом Третьей мировой остров Матуа одновременно с нескольких сторон был атакован силами американской экспедиционной дивизии морской пехоты и японцами. Остров даже не бомбили. При захвате постарались как можно меньше разрушить коммуникации.

Сейчас остров снова в наших руках, но американцы при эвакуации взорвали все что можно. При чём здесь остров Матуа в Курильской гряде островов и наш?.. При том, что наш остров оборудован точно так же, если не лучше, и всегда был под юрисдикцией США. То есть с началом третьей войны активных действий на нём не велось. Вчера на близлежащие Командорские острова, которыми завладели американцы, с моря бросили «Сахалинский» триста девяностый полк морской пехоты. А сегодня ночью стало известно, что при переходе морем ордер десантных кораблей и кораблей поддержки разметало штормом. На один из островов успел высадиться штурмовой батальон с ротой плавающих танков и управлением полка. Десантники ещё сражаются в невыгодных для себя условиях без поддержки с воздуха и с моря. Продержатся, может быть, ещё пару суток, если не подойдёт поддержка. Часть сил шестого оперативного флота США, контролирующего этот регион Тихого океана, отвлечена на уничтожение нашего десанта, поэтому появилась возможность провести вывод разведывательных групп в тыл противника наиболее скрытно, пользуясь моментом.

Короче, удар по острову Батейнд будет нанесен внезапно, когда будут отключены все системы радиолокации и радиоэлектронной разведки. Видно, есть какая-то надобность в этом островке для нашего командования, раз задумана такая непонятная операция. Остров должен оказаться внезапно в наших руках, одним молниеносным ударом в ходе комбинированной десантной операции. Ну, а моя группа – одна из составляющих залога успеха. Скорее всего, группы, сидящие в грузовом отсеке, тоже работают по аналогичным, но второстепенным задачам. Ох, чую: скоро на Дальневосточном фронте что-то масштабное будет по всем направлениям. Я спрятал карту, предназначенную для меня, в непромокаемый пакет с пиропатроном для моментального сожжения.

– Товарищ майор, а вы как, с нами на задачу? Вас в выписке по личному составу нет, – спросил я «информатора», втайне надеясь, что майор с нами не пойдёт. На хрена он мне нужен в более-менее слаженной группе, где у каждого есть свои обязанности по боевому расчёту. И уже есть кое-какие секреты, которые показывать вышестоящему начальству нежелательно.

– Да нет! После вашего вывода самолёт на Южно-Сахалинск пойдёт, я в Петропавловск в штаб бригады даже пока не возвращаюсь. Там в Сахалинске отряд новый будем разворачивать, группы корпусной роты начали с баз возвращаться, больше полугода партизанили, работы навалом.

Ну и хорошо. Пусть летит на Сахалин, а мы – в никуда. С трудом верится, что можно с этой задачи вообще вернуться. Существует большая вероятность, что мы ещё при высадке накроемся медным тазом. Прыгать будем в модуле группового десантирования, в который уложим и принайтуем рюкзаки и к которому уже пришвартован плот. После отделения от борта самолёта модуль пролетит в свободном падении пару километров только на стабилизирующем куполе. Потом страхующий прибор выдернет шпильки основных парашютов, и модуль начнёт уже плавное, но неуправляемое снижение. Где-то метров за двести до воды ещё один прибор отстрелит на грузовом фале спасательный плот, который сперва будет болтаться метров на десять ниже спускаемого модуля. Потом плотик при ударе об воду будет должен автоматически надуться. При ударе гермокапсулы об воду сработает плавучий якорь и автоматически отстегнется одна из сторон подвесной системы основных куполов. Группе останется только подтащить к себе плот, перебраться в него вместе с имуществом и затопить кабину модуля и парашюты. На словах и то страшно, на деле – ещё страшнее. Групповой способ десантирования на воду в модулях моя группа отрабатывала в совершенстве и по несколько раз. На всякий случай отработали ручное открытие всех систем – мало ли что может случиться с приборами?! Осталось только уложить свои рюкзаки и контейнер с аппаратурой.

Ладно, вроде все уяснил, сообразил, в голове прояснилось. Три моих разведчика – матрос Бахраджи, радист старшина Ковалёв и матрос Рыхтынкеу – преспокойно спали на полу гермокабины, улегшись вдоль борта и закинув ноги на рюкзаки, крепко сжимая в руках опечатанные пакеты с формой одежды. Форму и снаряжение в период подготовки мы потаскали несколько дней, подогнали под себя, потом постирали вручную, запаковали в пакеты, опечатали и зашили их. На борт мы зашли в обычных флотских робах и бушлатах. Форму оденем минут за тридцать до высадки. Мою группу вообще сильно легендировали. В самолёт, в самом начале посадки, перед остальными группами загнали целую толпу матросов, одетых как мы. Потом всех выгнали, мои три разведчика остались в гермокабине. Я вообще был одет в лётное техническое обмундирование. Такая конспирация нужна была скорее всего для того, чтобы остальные группы, выводящиеся этим же бортом, при попадании в плен не могли дать показания по численному составу и внешнему виду нашей группы. Ладно, хватит размышлять. Надо спать. У лётчиков своя работа, у нас своя. Достал из маленького тубуса «сонную» таблетку, которые выдавал врач-спецфизиолог ещё в части, покрутил её в руках. Может, так засну. Майор-«информатор» погрозил мне пальцем. Ну его, штабного, ещё потом в рапорте доложит. Налил себе из лётного стального термоса у переборки горячего кофейного напитка из цикория. Съел таблетку, запил. Улёгся, как полагалось, вдоль борта, положив ноги на контейнер и рюкзак, обнял пакет с формой и широко зевнул. Шум мотора мгновенно убаюкал, и я провалился в сон без сновидений. Не снилось абсолютно ничего.

Проснулся практически мгновенно с чистой незамутненной головой. Мои разведчики уже пили кофейный напиток и разминали затёкшие суставы. Я пооткрывал рот, уравновесил давление. Бахраджи молча протянул мне кружку с напитком и маленький бутербродик с салом. Хоть и перед высадкой запрещается принятие пищи, плевать – когда удасться ещё прекусить чем-нибудь. Из кабины лётчиков вышел офицер по выводу. «Информатора» нигде видно не было. В грузовом отсеке он что ли? Глянул на иллюминатор. Шторки на нем уже нет. Грузовой отсек уже пуст.

– Пехотиин! Ровно час до места! Лётчики начали заход на точку отделения согласно расчётам, – проорал ВДСник, – начинай переодевать своих! Десять минут тебе время и идём паковать модуль.

Пришлось, поёживаясь, переодеваться в специальную форму. Если в гермокабине такая холодрыга, то как же тогда в грузовом отсеке. Переоделись, повертелись. Напялили куртки-«аляски» и уже в последнюю очередь натянули непромокаемые комбинезоны. Одеты, готовы. Рюкзаки в руки, оружие – на грудь. Офицер вывода выпускает нас в грузовой отсек. Ох ты! Да тут действительно мороз. Группы, скорее всего, высадили чёрт знает ещё когда. Майора-«информатора» нигде нет. Да и хрен с ним с этим странным майором. Может, у него своя какая-то неведомая задача, про которую нам не дано знать.

Наш модуль стоял на системе сброса, опутанный ремнями и фалами. Начали устанавливать рюкзаки и контейнер с аппаратурой на штатные места. ВДСник ползал вокруг, проверял «закантрованность» приборов, систему сброса, фалы плота и прочее.

Так просуетились достаточно долго. Дотошный офицер придирался к каждой незначительной мелочи. В работе и на морозе страх перед высадкой и падением в морскую бездну с высоты нескольких тысяч метров улетучился. За двадцать минут до назначенного времени мы расселись по местам, и я надел летный кожаный шлем и подсоединил штекер ЛПУ (лётного переговорного устройства) к розетке на борту модуля. Вскоре в наушниках раздался голос ВДСника:

– Три, два, один! Как слышишь, как слышишь «ноль два», как слышишь?

– На связи «ноль два»! слышу на пятёрочку! Все на штатных, к высадке готовы!

– Принял тебя «ноль два», принял! До отрыва десять минут! Обратный счет даю через одну малую, одну малую! Командир экипажа вышел в расчётный эшелон, противника нет.

– Да понял я, понял! Осталось девять малых, – ответил я словоохотливому десантирующему и отпустил тангенту, – Бахраджи! Команда «сорок»! Выполнять! Немедленно!! – проорал я своему разведчику.

Матрос молниеносным движением достал из-за пазухи непромокаемого комбинезона фляжку и открутил колпачок. Быстро отхлебнул сам, передал Ковалёву. Радист сделал мощнейший глоток и предал Рыхтенкеу. Матрос-разведчик, чукча Рыхтенкеу тоже сделал добросовестнейший глоток и передал фляжку мне. Я её уже допил до конца. Выдержанный армянский коньяк легонько просочился в желудок и разлился блаженным теплом. Матрос уже протягивал мне прикуренную сигарету. Ещё в Афганистане на одной из первых засад, проведённых разведотрядом «Ильич», я, потроша расстрелянный автомобиль, нашёл несколько блоков американского «Кэмела». Теперь их только и курю. Даже «блатные» болгарские и наша «Новость» с «Кэмелом» не сравнятся. Последняя пачка закончилась у меня в санатории. Но, благодаря тому, что группу готовили так серьёзно, я смог надавить на обеспеченцев, и нам выделили два блока того самого настоящего курева. Легендирование оно и есть легендирование! И пусть попробуют тыловики это оспорить. Куря в кабине десантирования грузового модуля, я нарушал все мыслимые и немыслимые запреты и инструкции. Несколько сотен метров парашютного перкаля, грузовой отсек летящего самолёта. Да плевать! Может нас уже через пару минут в живых не будет.

– «Ноль два»! «ноль два»! осталось две малых! – раздался голос в наушниках. Или не замечает тлеющих огоньков сигарет в кабине модуля, или ему асбсолютно по херу и он прекрасно нас понимает.

Тщательно затушил окурок о кожу перчатки.

– Готов, – ответил по связи десантирующему и подал знак группе: – Отключаю связь! «одна малая»! По ревуну – отрыв! Ни пуха!

– Нахер! – ответил я весьма непочтительно старшему по званию.

Самолёт пошёл в горку, в отсеке замигали фонари, загудели приводы рампы, лица стали каменными, чувствовались потоки воздуха, ударяющие в стену гермокапсулы, сердце сжалось. Завизжал ревун, в открытый проём рампы выстрелил вытяжной купол. Модуль рвануло с места и выдернуло в пустоту.

Бля, да как же я ненавижу это ощущение!.. Однако в модуле падение ощущалось по-другому. Да мы же в свободном падении, а это невесомость. Эххх! Нас тряхнуло, вибрация кабины прекратилась. Вышли основные купола. Как положено, я отодвинул стекла иллюминатора кабины, провёл разгерметезацию и, чуть подтянувшись, выглянул и зафиксировал выход и раскрытие парашютов. Никаких обрывков, строп и купола. Все в штатном режиме. Внизу пугающая чернота. Хорошо, если всё-таки море. А если лётчики ошиблись и под нами скалы острова? Модуль-то ведь рассчитан на приводнение, а не приземление. Отмечаю по часам – минута, полторы, две. Ещё один рывок. Пошёл плот. Снова выглядываю. Фал уходит вниз, плот еле виднеется. Водной поверхности не видно. Где-то очень далеко на горизонте сереет. Значит, восходит солнце и запад у меня уже определён.

– Готовимся к приводнению!! – проорал я разведчикам и затянул молнию непромокаемого комбинезона на полную, напялил капюшон комбеза на бейсболку, вжался в сиденье.

Хлопнуло, и сразу в борт модуля грохнуло, словно великан впечатал удар ноги. Несколько раз подбросило вверх-вниз, и кабину стало резко заваливать влево. Если бы рюкзаки и Ковалев с Бахраджи не были закреплены в подвесных, они бы полетели на меня. В борт начали с шумом биться волны. В щелях разгерметизированного иллюминатора засвистел ветер, занося микроскопические брызги. Капсула готова была перевернуться кверху днищем. Скорее всего бы и перевернулась, если бы не мощные противовесы – баллоны затопления. Из-за чего такой перекос случился, что пошло не так, как рассчитывала команда выброски. Яснее ясного, один из свободных концов купольной системы не отстегнулся и теперь парашюты напоминают несколько огромных парусов, которые тащат десантируемый модуль по волнам. Ещё чуть-чуть, и мы перевернемся. В темноте вскидываю руку к потолку кабины, нашариваю рычаги замков. Так, нас валит влево, значит надо отстегивать концы правого борта. Купола заполоскают и вывернутся. Выдернул шпильку на проволоке и дернул рычаг. Снаружи, среди шума волн, раздался явственно слышный хлопок. Капсула плюхнулась на днище. Модуль выровняло, и нас стало просто подбрасывать вверх-вниз.

– По расчёту! – закричал я разведчикам и, согласно своим обязанностям, отжал крышку верхнего выходного люка, схватился за поручни и протиснулся на крышу, распластался почти по всей длине модуля и начал нашаривать рычаг ручной лебедки фала плота. Вот он. Крутанул ручку и в живот моментально скатился холодный ком страха. Если плот на месте, ручка должна крутиться туго, резиновый плот с надувающейся палаткой обладает большой парусностью и к тому же в резиновых рундуках дополнительно загружено имущество. У меня же ручка вышла из паза и прокрутилась достаточно легко и без напряжения. Неужто оборвался фал? Да не может такого быть! У него прочность на разрыв несколько тонн! Скорее всего, блоковое крепление на днище вырвало. Я еще раз бешено прокрутил ручку. Отлегло. Ручка начала вращаться туго, почувствовалось натяжение. Скорее всего образовалась слабина фала и на первых двух витках я её просто выбрал. Для проверки выпустил ручку из рук. Её крутануло в обратную сторону. Значит, плот на месте и его относит волнами. Рука заныла. Вращать было намного тяжелее, чем на тренировках. Вот он наш плот, еле видимый в своей серой раскраске среди волн. Тут же из боковых иллюминаторов-выходов высунулись по пояс Бахраджи и Ковалёв и, схватив за резиновые ручки на туго надувшихся бортах, резко притянули посудину к модулю и принайтовали, готовясь к пересадке. Бахраджи, тут же выскочив из иллюминатора, плюхнулся на плот, расстегнул горловину входа и включил освещение, проводя осмотр. Сквозь туго надутую резину палатки не видно света лампочек, но горловина чуть отсвечивает неярким зелёным светом. Сейчас, после контрольного осмотра, начнем пересадку на плавсредство. Готово. Я застопорил ручку и снова нырнул в кабину. Ковалёв ужом скользнул в иллюминатор и начал принимать имущество. Бахраджи страховал сцепление плота и модуля. Рыхтенкеу передавал рюкзаки и оружие. Я готовил капсулу к затоплению. Все имущество на плот в свернутом и подготовленном к десантированию состоянии загружать нельзя по каким-то техническим причинам, поэтому плот загружался только морскими причиндалами: насосами, батареями, веслами-рулями и парусами со складной мачтой, боеприпасами в пачках. Остальное все упаковывалось в рюкзаки и десантировалось вместе с разведчиками. В случае порчи плота или его нераскрытия по приводнению у разведчиков оставался ещё свой запас продовольствия, аккумуляторов, батарей и боеприпасов. Все имущество и личный состав на борту плавсредства. Я пристегнул карабины вытяжных шнуров на баллонах на днище кабины модуля, задраил все иллюминаторы, перебрался на плот.

– Отходим! Весла, загребай!! – проорал разведчикам, установившим весла и руль.

Рыхтенкеу и Бахраджи начали мощно загребать. Волнение на самом деле оказалось среднее, не такое умопомрачительное, как казалось по приводнению.

Шнуры в ладони вытянулись, и я с силой потянул их на себя. Внутри кабины хлопнуло, и она в несколько секунд начала заполняться водой. Над волнами задралась корма, обнажая крепежные рамы, словно огромные серые змеи за кабиной на глубину потянулись стропы и купола.

Я помахал рукой уходящему на дно модулю и проорал вслед:

– Удивите там на дне морском какую-нибудь вражескую подлодку!

Придерживаясь за парусящую палатку и балансируя, я привстал в полный рост и осмотрел сереющий горизонт. Ну всё с западом ясно. Определяемся на местности и считаем маршрут. Из памяти ничего не стерлось, карта на месте в пакете. Приводнение прошло на оценку «отлично», не отстегнувшийся свободный конец многокупольной системы – не беда.

Итак, по моим расчётам, до острова 15–20 морских миль. Маршрут пролёта при патрулировании вражеского самолёта разведчика с острова Батейнд в нашем районе десантирования будет пролегать где-то часов через шесть. При благоприятном ветре мы выйдем из его синусоиды пролёта через три часа. Потом надо будет подрейфовать или пойти на вёслах. Или идти полным ходом под парусом. По крайней мере, учили так. Ладно, определяем азимут на остров. Главное, чтобы нас всякими течениями не унесло чёрт знает куда и вражеский морской патруль не подскочил раньше времени. Рыхтенкеу – старый матрос, призванный из запаса и служивший ещё при Хрущеве, занялся установкой паруса. Я все вычислял курсы и азимуты. Ковалёв пытался развернуть радиостанцию «Северок» и передать на Центр зашифрованную группу цифр, обозначающую удачную высадку. На антенну-штырь связи не было. Самолёт-ретранслятор с Курил скорее всего попал в воздушный бой или не смог взлететь ещё по каким-то причинам. Ковалёв, поругавшись, достал планшет с антенной новой системы и принялся её разворачивать.

– Дома все запускалось, а на задаче как обычно все будет ломаться, – бормотал он себе под нос, ловко собирая маленького полиэтиленового воздушного змея необычной трапецевидной формы. Размотал катушку, пристегнул карабин, подсоединил разъёмы. Антенна-змей сперва волочилась за плотом, чуть ли не задевая крыльями волны, потом резко взмыла вверх, разматывая катушку троса и поднимая лесенку «дипполя».

Старшина одной рукой рулил змеем, другой настраивал частоты.

– Агааа, – ликующе пробормотал он, подсоединил «ключ» и начал быстро, очень быстро передавать группы цифр, которые заучил наизусть.

– Командир! Через корабль связи вышел на Центр, состоялся двухсторонний сеанс, принял подтверждение о приёме радиограммы, уходим в режим молчания!

– О'кей, сэр Ковалёв, сворачивайся! Смотри, ветер «наш» твой змей антенный на восток уходит.

– Yes sir, no problem sir, – ответил по-английски с калифорнийским акцентом старшина и начал сворачивать антенну. Ковалёв – явный полиглот, по-английски соображает не только в переводах и допросах. Это мне пришлось потрудиться, осваивая непривычную для меня языковую группу. В Тамбове я был в группе арабистов и «затачивался» на страны Ближнего Востока. А вот теперь пришлось в скором темпе переучиваться. Опять перегибы на местах в Советской Армии. Я-то ведь по большому счёту должен сейчас служить в ТуркВО и отрабатывать задачи по Ирану. Мои бывшие сослуживцы сейчас сидят в дружественном Багдаде и финики лопают, а я тут по морю под парусами, как пират какой-то.

Вот странный человек, несколько месяцев назад, таскаясь по афганской пустыне, мечтал о море, теперь с умилением вспоминаю о палящем солнышке.

– Рыхлый… парус? – начал я опрос личного состава.

– Ветер попутный, парус в норме, – ответил Рыхтенкеу и съехидничал: – Всё хорошо, командира! – специально копирует манеру, в которой, по мнению русских, разговаривают выходцы с Чукотки.

– Командир-джан! Курс держим, идём вай как хорошо! – тут же отозвался Бахраджи.

– Э-э-э… ара! Тебя, дорогой, никто не спрашивал! Держи руль!

Полиглоты, блин. Лишь Ковалёв со мной одного возраста. Бахраджи и Рыхтенкеу призваны из запаса. С чукчей, Иваном Рыхтенкеу, и так все понятно – коренной северянин, охотник, лыжник, служил на флоте в морской пехоте в Угольнокопском полку у себя на Чукотке. Настоящий разведчик и следопыт, не лишён юмора, имеет высшее образование, коммунист со стажем. Бахраджи – армянин. А фамилия из Бахраджияна в Бахраджи превратилась по вине незадачливой и невнимательной паспортистки. Этот коренной кавказец служил где-то на Севере в роте специального назначения в Тайболе и на начало войны имел бронь: на Ереванском автомобильном заводе работал начальником столовой. Однако это был ещё тот авантюрист и, наплевав на стенания множества родственников и родственниц, благодаря своим связям ушёл на войну. Послужив начальником столовой в гражданском персонале, помаялся, пометался и попросился в части разведки. Личное дело было безупречное, военно-учётная специальность нужная – так что, товарищ Ашот Багдасарович, добро пожаловать на борт. Ну, а Ковалёв – тот типичный полурусак-полухохол. Папа – русский инженер из Киева, мама-украинка – инженер из Ленинграда. Алексей Ковалёв заканчивал свою срочную службу инструктором по специальной радиосвязи на острове Рыбальском под Киевом – в специальной учебке для водолазов-разведчиков ВМФ. Но тут грянула война, и Лёха был направлен для дальнейшего прохождения службы на Камчатку. Самые старые по возрасту разведчики были в званиях матросов, самые молодые – лейтенант и старшина. Однако Бахраджи и Рыхтенкеу, а если проще Рыхлый и Ара, разведчиками были послушными, старательными и исполнительными. Военную науку вспомнили быстро, новое оружие и способы действий освоили ещё быстрее. В группу ко мне попали из-за количества баллов, набранных на профессиональном отборе, и сработались со мной и моим заместителем – радистом-старшиной, – идеально. Ара тот вообще был мастером что-либо достать, приготовить и узнать новости. Рыхлый отличался завидным спокойствием, рассудительностью и аналитическим складом ума. Но хохмачи оба были – мама-не-горюй! Лёха Ковалёв, он же Кузнец, был просто асом специальной радиосвязи, да и немудрено – два с половиной года служить инструктором и выпустить на флот столько высококлассных моряков-радистов.

Плот, благодаря своей форме и устройству, под парусом шёл ходко, изредка подлетая на гребнях. Рыхтенкеу законтрил парус и нырнул в палатку. Ара продолжал сидеть на руле, изредка сверяясь с компасом и морщась от брызг, летевших в лицо. Настоящий яхтсмен – куда там!.. Ковалёв, согласно боевому расчёту, лежал на туго надутом носу и наблюдал по курсу движения в бинокль, иногда обозревая значительно посветлевшее небо. Одновременно, нацепив наушники, прослушивал эфир по поисковому приёмнику. Я лежал рядом со старшиной и с помощью какого-то хитромудрого морского прибора пытался высчитать скорость и пройденное расстояние. Прибор представлял из себя закрытую катушку с циферблатом и поплавком на конце. Поплавок надо было кидать в воду и нажимать кнопку. Поплавок начинал от нас удаляться со скоростью, равнозначной нашему движению. На циферблате выскакивала цифра, означающая нашу скорость. Оставалось только засечь время и считать пройденные мили. Настоящие моряки, те измеряют скорость движения в узлах и расстояние в морских милях. Я к этому ещё не привык, поэтому ещё считал в километрах, приравнивая милю к километру шестистам метрам. Выходило что-то около шести километров в час. Плюс-минус поправки на попутный ветер, время дрейфа и прочее – часа четыре ещё хода морским путём. Высчитав ещё раз и перепроверив себя, я закурил. Хорошо бы не войти в прибрежное течение, которое может вынести нас к обитаемой и охраняемой части острова на южной оконечности. Самолёт-разведчик взлетает в семь утра, сейчас без десяти шесть. С таким ходом вполне успеваем выйти с маршрута пролёта. Катера береговой охраны острова в предполагаемом районе выхода на сушу появляются в четыре утра, в одиннадцать и в семнадцать. Хотя и ходят они достаточно далеко от береговой линии прибрежного района – из-за большого количества прибрежных рифов и мелей. Неблагоприятный район для судохождения и высадки морского десанта. Возле прибрежных скал всего лишь узенькая полоска берега. На эту полосу даже наши хваленые БТР-60 ПБ не выкарабкаются. Вот! Если все пойдёт хорошо, туда мы и высадимся. Запас времени до прохода катера береговой охраны будет час. Тут вариантов два – или дрейфовать, пережидая вне видимости. Но есть одно но! Если на катерах локаторщики работают как положено, то нас смогут засечь как плавсредство. Да и самолёт-разведчик может выйти на нас. Второй вариант – идти полным ходом, пользуясь попутным ветром под полным парусом, и попытаться проскочить в отведённый временной промежуток. Я задумчиво выпустил облачко дыма, растер фильтр в перчатках и выпустил бумажную шелуху в волны. Решено. Полный ход по курсу! Надеюсь, проскочим во временной интервал.

– Командир! Плот технически исправен, давление в камерах нормальное, нигде не травит! – доложил Рыхлый, проводивший на этот раз контрольный осмотр.

– Жилеты, буксировочные фалы как? Вдруг придётся через полосу прибоя вплавь вытаскивать?

– Всё в порядке! Фалы забухтованы, жилеты в рундуках, баллоны не травят, по манометрам давление в норме, десантирование на воду прошло в штатном, за исключением отцепки куполов.

– Сам думаешь – что с замками отцепки было?

– Командира, да откуда я знаю, я же охотника, зверя знаю, рыбу знаю…

– Иван Фёдорович, хватит придуриваться! Мало ли что! Вдруг ещё раз придется этим способом десантироваться, да и другие группы так же пойдут. Мы ведь реально первая группа, которая на боевую в групповом модуле была выведена. Думай, товарищ Рыхлый, ты ведь можешь! Моя командирская голова от расчётов опухла.

– Однако курить разреши, трубку, – совсем не придуриваясь, спросил разрешения Иван.

Он прекрасно знал, что трубки и другие личные вещи, по которым можно определить национальную принадлежность разведчика, строго запрещены. Особисты на контрольном смотре все проверяли очень тщательно, однако Иван всё-таки ухитрился прихватить с собой свою любимую деревянную трубочку. Вот теперь, как товарищ Сталин, начнёт в неё мой любимый «Кэмел» крошить. Ну почему наши особисты не разрешили взять пару пачек горлодёристой махорки?..

Рыхтенкеу вытащил из-за пазухи почерневшую трубочку и, к моему удивлению, оттуда же выудил замшевый кисет. Отлично, три сигареты спасены! Однако хитёр разведчик – ещё и махорку свою умудрился заныкать. Чукча спокойно и ловко забил трубку, балансируя на туго надутом борту. Умял табачок «охотничьей» спичкой, осторожно прикурил, спичку переломал несколько раз и выкинул за борт.

Сидел несколько минут, покачиваясь в такт волнам и щурясь на восходящее солнце. Снял перчатку и опустил руку в воду, подержал на ветру.

– Градусов пять-шесть воздух, да? – переспросил он меня.

– Ну примерно так, – оценил я свои ощущения.

– В самолёте грузовом холодно было: минус большой, самолёт высоту менял, влага, конденсат, мороз, – пружина ослабилась, шпилька намёрзла. Хорошо, что основные вышли, но там замки другие стоят.

А ведь действительно, другие группы десантировали раньше нас, простым парашютным способом на острова. Скорее всего, десантировали на ограниченную площадку с малой высоты. Припоминаю, что краем глаза видел купола. По-моему, были Д-1-5У, у них раскрытие скорее всего было на чехол, самое то на малую высоту. Ну и, естественно, рампа, воздух одной температуры, потом уход на высоту, резкое похолодание и всё такое. Надо всем из группы сказать. Не дай бог вернемся не все, пусть остальные расскажут.

– Я слышал, – вклинился Кузнец, – все принял к сведению.

– Однако Ару поменяю, ещё подумаю, пусть кок чаю сделает, – отозвался Иван и, вынырнув, с другой стороны, палатки, подполз к рулевому Бахраджи.

– Командир, чай надо допивать, термос давай топить не будем, он хороший китайский – мне его на двадцать третье мои дэвушки-поварихи подарили со столовой в Ереване.

Ну вот ещё один! Один трубку с табаком протащил, другой – термос. Пронос на борт самолёта фляжки с коньяком я сам прикрывал, ну а термос-то как? Интересно, вытащит ли Ковалёв из рюкзака шмат с салом, луковицу и бутылочку самогона. Прости меня, дедушка Ленин и дорогой Леонид Ильич, но я, наверное, сейчас поступлю недостойно советского командира. Потому что… да потому что… Кузнец крикнул Бахраджи:

– Ара-джан! Достань сальце с хлебушком! Сам знаешь где…

Группа называется! Два коммуниста, два ударника социалистического труда и третий – моряк, комсомолец, старшина. Если вернёмся, по агентурной подготовке всем пары в журнал боевой подготовки группы забахаю. А может, и не забахаю, всё-таки ловкость и смекалку наши разведчики должны развивать самостоятельно, без всяких понуканий. Так говорит наш командир отряда – подполковник Корабельников! Умный мужик, быть ему генералом. А мне, скорее всего, нет. Командиры групп на большой войне живут от одного до пяти выходов. Редкие везунчики выбиваются в командиры рот. С первого выхода я выкарабкался еле жив. Приду со второго, выполнив задачу, значит стану командиром роты.

Ара подал мне пластиковую кружку с надписью по борту US NAVY, парящую ароматным чаем, и бутерброд – точно такой же, каким закусывали в самолёте, только гораздо больших размеров и с вкраплениями чеснока в шмате сала.

– Кушай командир, чай пей, думай.

– Хороший чай. Спасибо, Ашот! Эх, я вот кофе люблю больше, чем чай.

– Ай, какой я кофе варил у себя в Ереване! В турочке медной, мелко, как порошок, молотый, с корицей, с перчиком, – начал рассказывать Бахраджи, причмокивая губами и одновременно прихлёбывая чай.

– Меня в училище приучили – ещё на первом курсе на стажировке в САВО. У нас тогда полковник Хуссейн, нынешний госсекретарь компартии Ирака, начальником стажировки был. Правда месяц всего, его потом отозвали к себе на родину. Так вот, приедет он на верблюде на дневку группы в пустыне, посмотрит, оценит, объяснит что как…

– Товарищ лейтенант, а что он у нас-то делал? Неужто в СА служил? – подал голос Ковалёв, отрываясь на секунду от кружки чая и бинокля, в который продолжал наблюдать по курсу движения. Свой бутерброд с салом он заглотил в один присест, даже не пережёвывая.

– Лёха, да я откуда знаю?! буду я, ещё желторотый курсант, спрашивать его – что он у нас делает?..

– Ай, командир! Так что он там, товарищ Саддам-то, делал дальше? Кузнец-джан, ты, дорогой, не отвлекайся – пей чай, в бинокль смотри…

Кузнец фыркнул, прихлебнул и продолжил наблюдение.

– Да ничего: достанет вьюк с верблюда, турка у него медная, такая большая, кофемолка старинная, сам намелет кофе из мешочка, сварит, сидит прихлёбывает, нас угощает. Сигары курил, обычаи всякие рассказывал. Форму нашу только на построения одевал. На полевые – в платочке своём с родовым узором в клеточку, в чувяках мягких, штаны балахонистые, куртка такая цвета хаки с карманами. Сидит, сигару курит, кофе хлебает, улыбается. На Сталина похож очень.

– Наш человек, раз на Сталина похож! У меня мой отец всю войну от Гизели под Владикавказом до Праги прошёл, а когда Хрущёв про культ личности на пленуме рассказывать начал – ай, как расстроился, – высказался Ара. – Командир, так что – термос оставляем?

– Да оставляй! Пригодится, – милостливо согласился я, находясь ещё под грузом воспоминаний о своей родной Тамбовской «спецухе». Я про культ личности «вождя народов» не задумывался. Но ведь наше училище создавалось именно благодаря Сталину и маршалу Жукову. Хрущёв ведь только и делал, что армию сокращал. Ведь был же у нас удобный момент для того, чтобы упредить первые удары империалистов и во время «Карибского кризиса», и во время «Берлинского стояния»…

Ладно, не моё дело о политике рассуждать. Поболтали, значит и политико-воспитательную работу провели. Я теперь в одном лице и агитатор, и комсорг. Комсомольцев, правда, у меня в подчинении всего один – старшина Ковалёв. Зато и коммунистов – целых два. Почему-то не волнует меня вопрос о том, что Рыхтенкеу и Бахраджи коммунисты. Они гораздо более важны как специалисты-разведчики.

Мореходные качества плота в открытом море вполне удовлетворительные. Ветер попутный. Разведчики продолжали выполнять свои обязанности по боевому расчёту, я лежал рядом с Кузнецом и изредка поглядывал на компас, сверяясь с курсом. В голову лезли всяческие отвлечённые от выполнения задачи мысли.

Стало просто интересно – сколько мозговых извилин затрачено на организацию вывода нашей группы? Ведь, если задуматься, точку и высоту отделения группы от борта самолёта определить не так уж и просто. Надо учитывать скорость лётно-подъёмного средства, температуру воздуха, воздушные течения, меняющуюся температуру воздуха возле воды. При приводнении учитывать снос куполами, морские течения, прогноз погоды на время передвижения группы на плоту. А маршруты и время патрулирования сил и средств береговой охраны острова? Самолёт, катера, наземные радиолокационные станции, приборы большого увеличения на вышках для осмотра горизонта? Видно, кто-то очень умный высчитывал всё это. Математические формулы для расчётов мы ещё в училище изучали, но как-то самому ни разу не приходилось что-то считать. Времени не было. В штабах наверно этим занимаются. Пусть считают! У них тоже служба не сахар. Как что не так, их особисты за хвост и на допрос. Месяц назад снова возродились военно-полевые суды Советской Армии: иногда нам доводили на формировании о приговорах судов и расстрелах. Части специальной разведки пока трясли мало, но чувствую, и до нас скоро доберутся.

Идём три часа полным ходом. Ветер попутный. Плот резво карабкается по волнам, на горизонте выплывают окутанные туманом скалы. Ещё буквально час и мы на месте. Рассматриваю в бинокль нагромождения серо-черных скал. Так, у прибрежной полосы придёться лавировать на вёслах. Участок высадки отвратительный. Морской десант на своих чудо-танках ПТ-76 и БТР-60 ПБ здесь и останется среди скал, торчащих из воды. Возле самих скал – узенькая песчаная полоса. И дальше – отвесные склоны. Не радующая нас картина, но на плотике проскочить здесь не проблема. В крайнем случае можем через камни перетащить на руках. Вот из-за этого скального прибрежного профиля маршрут катера береговой охраны проходит на значительном удалении от берега. В бинокль заметил одиноко торчащую группу скал метрах в трёхстах от берега. Если скорректировать курс на полградуса, то выйдем прямо на них. Ветер пока попутный, парус полон. Катер охраны на маршруте будет часа через полтора. Ветер резко сменился и парус заполоскал. Рыхтенкеу пытался идти галсами, но бесполезно.

– Ара, Рыхлый – вёсла! Кузнец – курс! Я – на руль! Быстрее, товарищи, время поджимает.

Разведчики прыгнули на места, вставили вёсла в уключины и принялись загребать.

– Рраз, ррраз, рраз, – командовал я, словно на шлюпочной подготовке, – правый загребай, левый табань, вместе – рраз, рраз!..

– Командир! Скалы все в птицах! Можем спугнуть! – прокричал Ковалёв.

– Разберемся!

Нам главное проскочить до прохода береговой охраны, выйти хотя бы на группу скал у берега. Я, подруливая, схватил бинокль и начал рассматривать остров. Скалы у береговой линии видно уже отчётливо, все в потёках склизи морских водорослей и морской пены. С уступов в воду сорвалась стайка тюленей и понеслась среди камней, изредка выпрыгивая из воды. На камнях по курсу чаек и другой летучей живности не наблюдалось, зато на берегу их было наверняка несколько десятков тысяч.

– Напряглись! Ррраз, ррраз, – снова заорал я. Разведчики уже вошли в темп и гребли, выпучив глаза и выдыхая слаженно в такт.

– Десять минут до первых скал, – прокричал Ковалёв, – по курсу чисто!

Может, зря волнуюсь и катер не выйдет на маршрут или опоздает. Хотя лучше перестраховаться.

– Пять минут! У скал прибой, забираем на полградуса влево! – орёт старшина.

– Правое табань, левое загребай!

– Командир! Шум движков за мысом, – выкрикивает налегающий на вёсла Рыхлый.

Мы уже у скалы, до обросших водорослями каменных боков уже можно дотянутся рукой. Кузнец пристёгивает карабин фала к плоту, чуть привстаёт и ждёт команды.

Будем заводить плот за скалы. Метров на десять над нами возвышается каменистая обветренная вершина. Несколько скал поменьше – рядом. Все в пене, омываемые волнами.

Решено: плот заводим за самый большой скальный риф и пережидаем проход катера. Плот поднимает на большой волне. Кузнец по моей команде ловко прыгает на уступ, разматывает фал и карабкается по скале в противоположную от открытого моря сторону. Бахраджи и Рыхтенкеу отталкиваются вёслами от камней. Старшина уже выбрался на удобное и закрытое от обзора с моря место. Быстро обматывает фал вокруг валуна, притягивая подпрыгивающий на волнах плот вплотную к скале. Рыхтенкеу кидает второй фал. Плот плотно пришвартован. Бахраджи стаскивает со скал пучки водорослей и кидает прямо на плот и палатку. Водорослей много, они противные и сырые, кишат какими-то рачками. Рыхтенкеу ему активно помогает. Я перепрыгнул на скалу и, цепляясь за выступы, ползу вверх к Ковалёву. Старшина подаёт руку и втягивает меня на небольшую каменистую площадку. Отсюда прекрасно видно море и островной мыс. Наверно, Рыхлому почудился среди шума волн звук работающего мотора. Нет, не почудился. Из-за клочьев тумана, окутывающего мыс, на свободную воду выходит патрульный катер американцев, раскрашенный точно так же, как и наш плот, в серо-черные камуфлирующие цвета. Мы устраиваемся на площадке поудобнее и начинаем наблюдать. В стороне мыса туман, а у нас здесь уже вовсю светит солнце. Катер идёт меняющимися курсами, видно, проводят акустический или радиопоиск. Осторожно беру бинокль за обратные концы монокуляров так, чтобы ничего не блеснуло на солнце, и подношу к глазам. Ага! Старенький катер проекта «Сторис», но, видно, хорошо модернизированный и переоборудованный. Различаю палубные: экипаж и стрелков в касках и в оранжевых спасательных жилетах. У нас все жилеты серо-зелёные, а у них оранжевые, чтобы было легче заметить и подобрать с воды. Наши моряки на милость противника и соблюдение международных правил ведения войны не надеются. Эти же яркими пятнами скачут по палубе. Локаторные антенны вращаются вкруговую. Изредка с кормы в воду плюхаются круглые бочки глубинных бомб. Интересно, на какую глубину выставлены взрыватели? Ещё ни одного водяного «гриба» от взрыва я не наблюдал. Или это не бомбы, а акустические буи? Всего в воду ушло около четырёх бочек. Катер застопорил ход и закачался на волнах. В бинокль явственно разглядел номер – буквенное и цифровое обозначение. Припоминаю, что обозначает. По-моему какой-то дивизион патрульных катеров береговой охраны.

Четыре крупнокалиберных пулемёта, нос, корма по бортам. Один морской миномёт. На корме устройство для сброса глубинных бомб. На палубе – матросы с оружием. Один из номёров расчёта наблюдает в морской ПБУ (прибор большого увеличения), другие – с биноклями наблюдают по сторонам. Интересно, чего ждут? Наверно, или сеанс связи, или плановый осмотр водного участка. Один за одним среди волн вспухли грибы взрывов. На скалах острова в небо взметнулись мириады птиц, громко крича и о чём-то протестуя. На волнах закачались серебристые тушки оглушённых рыб. Стайка тюленей показалась на поверхности и скорым ходом помчалась к острову. С катера раздалась очередь крупнокалиберного пулемёта. Видно, кто-то из пулемётных расчётов решил поохотится. Тюлени как по команде ушли под воду и вынырнули только уже среди прибрежных скальных рифов.

– Наверняка глубоководную связь устанавливают, – прошептал Кузнец, – в определённое время глубоководные бомбы взрывают на опеределённой глубине – и их подводная лодка на той же глубине по акустике взрывы слышит и место определяет.

– Уверен?

– Конечно! Плюс – глушат на всякий случай чужих: вдруг морские охотники и самолёты нашу лодку проморгали или локаторщики.

Катер перешёл с холостых оборотов на малый ход и снова начал рыскать, резко меняя направления движения. Сменил курс и начал уходить в открытое море, стал еле виден на горизонте. Мы терпеливо продолжали ждать. Катер пошёл почти у самого горизонта вдоль береговой линии. Где-то в вышине показалась еле различимая точка и послышался рёв винтового самолёта. Наверняка разведчик возвращается с патрулирования. Скорее всего катер выходил в какие-то координаты водного участка для установления связи с самолётом. Самолёт быстро приближался, вырастая в размерах, и вскорости шёл уже, явственно различимый, достаточно низко над волнами. Вот он, старина «Локхид». Возле самого берега сделал разворот и снова ушёл в море. Сейчас скорее всего будет делать заход на посадку. Шум винтов снова стал отчётливым, и воздушный разведчик пошёл на посадку, пройдя над самыми скалами. Если проходит так низко, значит аэродром совсем недалеко. Катер пошёл по линии горизонта, следуя вдоль острова, скрылся из глаз. Выждали ещё минут тридцать, осматривая прибрежную полосу и горизонт. Осторожно сползли вниз, цепляясь за камни. Плот представлял собой большую кучу морских водорослей, колыхающуюся на волнах. Бахраджи и Рыхтенкеу залегли среди камней с оружием в руках, тихонько переговариваясь между собой.

– Подъём! Пока время есть, стартуем на прибрежную полосу.

– Самолёт не зря два захода делал, – отозвался Рыхтенкеу, – однако, смотрел что-то, видно, в план-задании полёта осмотр квадрата забит.

– С чего взял, Иван? – переспросил я, внутренне вздрогнув.

– Чувствую. Не пойму чего.

– Не по нашу душу?

– Может и по нашу, а может, нет…

– Ладно, грузимся и выходим на берег.

Раскидали водоросли, погрузились на плот и начали выгребать, лавируя среди скал. Рыхтенкеу грёб молча, не кхекая, как Бахраджи. Всё видно обдумывал свои ощущения. Опустил руку в воду, понюхал.

– Соляра где-то в воде была не так давно, командир, – после нескольких секунд размышлений высказался он, – морем пахнет, тюленем, рыбой, водорослью и – солярой откуда-то.

– Так, может, от этих местных катеров «Сторисов» нанесло?

– Может и так, а может и нет, – ответил чукча, снова включаясь в темп гребли.

Ковалёв уже руками отталкивался от загромоздивших берег камней, и вскоре плот выкатился резиновым носом на покрытый мелкой галькой берег. Осторожно, пытаясь не пугать птиц, мы впряглись в фалы и потащили плот, стараясь не пропороть днище, к береговым утёсам. Затащили плавсредство под навес скал за груду камней. Так, чтобы не было видно с открытой воды в скальные просветы.

С берега из-за каменных козырьков место выхода на сушу обнаружить практически невозможно. Только или с моря, или с вертолёта. На острове есть несколько корабельных машин, но маршрутов пролёта и патрулирования наши информаторы мне не сообщили. Скорее всего, не смогли узнать или посчитали не нужным доводить эту информацию. Я и Ковалёв, взяв автоматы, отправились на доразведку и для подыскания места для базы. Скалы вдоль берега нависали сплошной отвесной стеной, подняться на них можно было только при наличии горного снаряжения и скальных крючьев. Чайки гнездились чуть выше, изредка срываясь небольшими стайками к воде, пытаясь охотится на рыбу. Через полчаса поисков мы уперлись в скальный мыс, который обойти можно было только по воде.

– Ну что, Кузнец, пошли давай! Только обвязку сделаем, иначе прибоем в воду стянет, – скомандовал я, рассматривая выступ в бинокль.

Старшина соорудил обвязку и пошёл первым, ловко прыгая с камня на камень, постепенно огибая скалу. Уже на повороте пришлось по пояс опускаться в воду.

Ковалёва волной сдёрнуло с камня, за который он уцепился, и накрыло с головой. Разведчик вынырнул и забултыхался на фале.

– Командир, держишь?!

– Давай, на следующей волне цепляйся! Нормально все!..

Рядом с разведчиком вынырнул тюлень и уставился на него.

– Кузнец, друг твой, что ли? – окликнул я старшину.

– Где? Ох ты-ы!.. пшёл вон, собака! – махнул он на тюленя рукой.

Животное фыркнуло и скрылось под водой.

– Непуганые совсем, – прокричал старшина и на очередной волне вцепился в подходящий камень и перебрался за выступ, – страхую!.. – донеслось из-за камней.

Я бросился на камень, переждал, уцепившись в него, волну и без приключений перебрался за старшиной. За выступом была ещё одна совсем крошечная бухточка, но посреди неё в прибрежных скалах имелась огромная трещина, даже больше подходившая под определение ущелье. Ещё несколько акробатических упражнений, и мы добрались до прибрежной полосы и зашагали по гальке и морским водорослям, вспугивая маленьких морских крабов. Расщелина была метров десять в ширину и вела вглубь нагромождения прибрежных скал. Метров через двести постепенно сужалась, переходя в тупик.

– Вот с этого места можно будет даже без горного снаряжения взобраться, – осмотрелся Ковалёв, – вот там «распорами» пройти, чуть повыше совсем хорошо – выступов и площадок много! Дальше уже чуть ли не лестница каменная идёт. Итого – пятьдесят-семьдесят метров вертикали приблизительно. Фалы и репшнуры у нас на плотике есть, я заберусь и узловую лестницу вниз пущу.

– Ты хочешь сразу трассу подъёма и спуска оборудовать? – переспросил, размышляя я.

– Да! А почему бы и нет, командир? Выход на сам остров хороший получится. Главное, наверху осмотреться.

– Ладно, даю добро! Давай, место для базы подыщем.

Снова принялись обследовать трещину в скалах. В результате поисков обнаружили несколько вполне подходящих сухих пещер, в которых можно было обустроить базу и систему тайников.

– Трупаком что ли отдаёт? – морщил нос старшина.

– Да, блин, воздух здесь такой. Давай, обратно выдвигаемся, нам ещё мыс огибать, – оборвал я Ковалёва, и мы двинулись обратно.

К бухточке вышли на вёслах через полтора часа – пришлось побороться с прибойной волной. Вскоре плот уже затаскивали в расщелину.

– Эээ… человек здесь где-то мёртвый. – настороженно произнёс Иван Рыхтенкеу, поводя носом.

– Рыхлый, давай сперва база, а потом мёртвый человек, – подогнал я разведчика, – обустраиваться надо по светлому, организовать приём пищи, охранение и отдых. Плюс Ковалёв собирался на разведку трассы подъёма.

Обустройство базы заняло достаточно много времени. Имущество пришлось распределять по нескольким пещерам. Для аккумуляторов самая сухая, отдельно – для съестных припасов. Для контейнера с аппаратурой я лично выбирал место и маскировал рюкзак, предварительно проведя тестирование работоспособности.