Спецназ Третьей Мировой. Русские козыри Загорцев Андрей

Сказав, старшина разбежался и сиганул в пропасть, завис на основном фале и, отлетев метров на семь, вернулся обратно, поджав ноги, пролетел над нашим скальным уступом и взметнулся выше наших голов.

– Нахер нада такие качели!! – прошептал Ара, с ужасом наблюдавший за живым маятником.

Ковалёв продолжал раскачиваться, набирая все большую амплитуду, и в один из моментов подлетел к карнизу и, отпустив фал, словно кошка вцепился в скалу, оказавшись на «крыше».

– Старшина-джан, ты жив там?! – с ужасом пробормотал Бахраджи, тихонько потравливающий страховочный конец. Меня от виденной картины и страха за бесшабашного старшину немного лихорадило. Даже руки в перчатках, сжимавшие фал, вспотели. А если бы старшина непрочно закрепил «маятниковую веревку», улетел бы нахрен в пропасть и костей бы его не собрали. Кузнец повисел на руках, подтянулся, закинул ногу, нашёл опору и в несколько секунд оказался полностью наверху.

– Командир! – раздался его голос сверху. – На базу придём, сто грамм спирта выдай мне за этот аттракцион!

– Командир-джан! Выдай, выдай! Я такого аттракциона даже в парке культуры в Ереване не видел, – зашептал рядышком Бахраджи, – головы у старшины нет! Молодой, детей нет, ничего не боится…

Я всем пообещал выдать спирта и на закуску палку сухой колбасы из пайка и послал старшину дальше вверх на доразведку. Может быть, даже и не имело смысла подниматься вверх. Мы с Арой остались под карнизом, с трепетом вслушиваясь в шуршание скатывающихся камней.

Старшина вернулся достаточно быстро.

– Лейтенант, порядок! Наверху, как и думали, антенное поле на площадке, гидрометеоаппаратура в контейнерах, фидерные системы и кабеля. Датчики на нижней площадке с обратной стороны.

Минут через пятнадцать подняли контейнер и залезли сами. Вершину горы увенчивала достаточно ровная площадка – тридцать на сорок метров, с остатками выложенного по краям каменного бруствера. На площадке в непонятных для меня геометрических порядках стояли ровные ряды различных антенн. Отдельно – несколько контейнеров на треногах с метеорологической аппаратурой. На площадке разветвления кабелей, сходящиеся в один тугой жгут, уходящий вниз. По тропинке я спустился чуть ниже для осмотра и доразведки. Вот она – нижняя площадка. Скорее всего, здесь останавливается ремонтная группа и метеорологи, когда проводят контрольные осмотры и ремонты. В бинокль разглядеть антенны датчиков невозможно, но поле, похоже, установлено чуть ниже. Американцам и в голову не пришло, что восхождение на вершину можно совершить с той стороны, которая, по их мнению, вообще непригодна для подъёма. Ага! А вон ещё одна гора – гораздо ниже и менее внушительная. И снова получается как бы седловина. Наверняка где-то там тоже есть зенитный пост. На верхней площадке мы передвигались с особой тщательностью, обследуя каждый квадратный метр. Всё чисто!

Ковалёв тщательно обследовал все ящики и антенны. На каждом контейнере висела пластиковая табличка, на которой стояло число и дата осмотра техническими специалистами. На этот раз формализм капиталистов нам помог. Благодаря отметкам стало ясно, что контрольный осмотр проводится раз в два месяца. Здесь они теперь появятся через месяц и одну неделю. Теперь надо было обдумать, где разместить аппаратуру. Я с помощью Ковалёва принялся распаковывать рюкзак и снимать приборы со специальной алюминиевой стойки, вмонтированной в спинку, Бахраджи обеспечивал охранение.

– Лёха! Как более сведущий в связи и всяческих станциях, поясни – будет это все работать на антенной площадке? Специалисты из Ленинграда по поводу места установки сказали, что безразлично, где ставить. Главное – скрытность.

Ковалёв, вытаскивающий из чехлов алюминиевые «ёжики» для антенн комплекса и бегло сверявшийся с прилагающейся схемой, поднял голову.

– Командир, насколько я понимаю, это осназовские – радиоразведческие штуки. Причём какие-то новые абсолютно. Так вот, насколько я кумекаю, если бы здесь не было антенного поля, его надо было бы поставить. Смотри, вот это, это, это, – он начал перебирать металлические коробки приборов, – это просто приёмники-ретрансляторы. Они просто ловят все волны, автоматически делают какой-то сдвиг по частоте и транслируют их дальше, скорее всего, на наш радиоразведывательный самолёт или разведывательный корабль. Здесь – превышающая высота и антенны – как приёма, так и передачи. Здесь этим приборчикам – просто рай!

– Уверен? – с интересом переспросил я, разбираясь со схемой минирования комплекса.

– Как в себе, командир! Тут на комплексе две антенных системы – одна ловит, другая – передаёт. И причём – смещая всего на какой-то интервал мегагерцев! Я так думаю, этот интервал наши знают. Американцы хрен когда догадаются, что они сами передают нашим разведчикам осназа. И потом, смотри, вот эти приборы – в них там какие-то хрен пойми соляноиды и прочая хрень, – дистанционно активируются и подают мощные импульсы радиоизлучений именно на этих частотах уже без сдвига, которые глушат вокруг всю аппаратуру и радиолокаторы. Американцы, пытаясь уйти на запасные частоты и перенастроиться, будут, благодаря нашим приёмникам-ретрансляторам, водить эти импульсы за собой по всем каналам.

– Кузнец! Откуда ты такой умный? Закрадывается подозрение, что…

– Правильно закрадывается, я параллельно с вами эту аппаратуру изучал! Тот высокий седой мужик, профессор Кропачёв из Ленинграда, по поводу тебя сказал, что Пехотин решительный и настойчивый командир, рьяный комсомолец, отличный спецназовец, но для освоения аппаратуры комсомольского значка и Красного Знамени за Афганистан мало.

– Мда… всё у нас перестраховывается по нескольку раз! Ещё окажется, что Рыхлый изучал, а Ара – тайный сотрудник КГБ!..

– Хаа… Командир, мы все сотрудники! Потому что после задачи отчеты друг на друга пишем!

– Это служебная необходимость, Лёха. Ну что – к установке готов?

– Всё, антенные контуры собрал! Есть думка приборы установить прямо в ящиках метео: информация с датчиков автоматически на гидрометеоцентр поступает, сам видел – вскрывают их для проверки и калибровки приборов раз в два месяца, следущая проверка нескоро.

Мысль неплохая. По крайней мере приборы комплекса будут надёжно защищены от непогоды и, если технические службы американцев обнаружат работу нашей аппаратуры, они долго будут ломать голову над её поиском. Каждый прибор при установке в рабочее положение автоматически взводит подрывное устройство, которое, при попытке извлечения прибора и по окончании заряда батареи, уничтожает и сам прибор, и того, кто попытается его извлечь с места установки.

Установка всей аппаратуры, маскировка приборов, приведение их в рабочее положение заняли ещё часа три. В основном работал старшина, я выступал в роли помогающего, подающего и подсобляющего. Ара сидел в дозоре, изредка осматривая в бинокль местность. По окончании установки Ковалёв достал из сумки на поясе маленький прибор – что-то наподобие амперметра – и начал его настраивать.

– Смотри, командир! Ленинградцы объяснили, что, когда комплекс начинает работать на передачу и попадает на контроль наших ретранслирующих и передающих центров, в этом приборчике стрелка зайдёт за красное деление.

– А сейчас он что кажет?

– Да ничего не кажет – стрелка не в красном секторе! Вроде и батареи проверил, и схему установки антенн перепроверили… что-то не так идёт, но гарантирую, что не по нашей вине. Может, пока мы на задаче были, что-то произошло и центры, предназначенные для работы, уничтожены?..

– Так, а сам комплекс работает? Может что-то не включили?..

– Работает. Стрелка не статична, смотри – бегает в своем секторе, но за красную линию не заходит – значит, комплекс в работе.

Так и знал, что все не может идти хорошо. Или приборы комплекса были повреждены при десантировании, или при переходе по горам… Задача выполнена. По крайней мере Кузнец, по «тёмному» работавший вторым специалистом, подтвердит мой рапорт в случае возвращения. Надо принимать решение. Сидеть на вершине и ждать, пока стрелка уйдёт за красное деление, мы не можем. Проблемы радиоразведчиков здесь мы не решим. Надо уходить. С появлением водолазов скорее всего, работы прибавится. В выписках, с которыми меня ознакамливал майор Фомин, сказано – эвакуация после получения сигнала из определённой группы цифр. На базе развёрнута специальная радиостанция в режиме приёма. При прохождении сигнала, он записывается. При проверке надо просто нажимать кнопку и смотреть на светодиод индикатора. Автоматическое записывающее устройство радиостанции будет включать и выключать диод согласно полученной группе цифр, согласно кодам азбуки Морзе. Режим радиомолчания, в который мы ушли, не позволяет сейчас связаться с Рыхлым на базе. Поэтому здесь только одно решение – надо возвращаться.

Обратный спуск занял гораздо меньше времени: рюкзак с контейнером, составлявший основную часть общего веса имущества, теперь был пуст. К темноте мы уже прошли тропинку, ведущую к «Гнезду Кондора». Ночевать на переходе не было смысла. Кузнец, идущий в головном дозоре, дорогу помнил, и мы продолжили движение. Глубоко за полночь мы уже были на месте спуска в расщелину. Ковалёв нашарил под камнями узловую лестницу и проволочную антенну приёмника. Несколько раз подёргал. Прошли пара минут томительного ожидания, прежде чем канат начал дергаться в ответном сигнале.

– На базе три пятерки (все в норме), – передал мне старшина и, схватившись за канат, нырнул вниз.

Подождав сигнал о приземлении, я последовал за ним. Крайним шёл Бахраджи. Внизу меня встретил Рыхтенкеу, мирно попыхивающий своей трубочкой с любимой «мосинкой» на плече.

– Командир, привет, иди отдыхай, кушай – водолазы кастрюли с подводной лодки притащили. Сигнала однако не было.

Я обнялся с Иваном, дождался спуска Бахраджи, который, ещё находясь на канате, услышав про кастрюли, начал строить планы по приготовлению ужина и закидывать Рыхтенкеу вопросами. Втроём мы пошли к базе.

Командир группы водолазов сидел возле крохотного костерка и рассматривал какую-то карту. Мы поздоровались, и я, скинув снаряжение, подсел к нему. Капитан третьего ранга о том, как мы сходили и что видели, не расспрашивал. Если надо, то расскажу сам, а лишние знания ни к чему. Я рассказал про зенитные посты и показал на его карте расположение причальных сооружений на южной оконечности острова, которые удалось заметить с вершины.

Группа водолазов расположилась своей базой чуть ближе к выходу на побережье. За то время, когда мы отсутствовали, морские диверсанты начали демонтаж и переноску с подводной лодки всего пригодного для дальнейшего использования имущества. Индивидуальные носители с кормы лодки отшвартовали и завели в скальные рифы, надёжно укрыв между камней и замаскировав водорослями. Сейчас полным ходом идёт зарядка аккумуляторных батарей с помощью нашего переносного зарядного устройства. Завтра к обеду уже закончат прокладку линии для дистанционного подрыва лодки. Выход на свою задачу будут планировать по степени готовности. Каптри Иванов лично ползал по всему побережью, выбирая маршрут перехода морем в надводном и подводном положении. Около пяти километров придётся обходить остров вдоль прибрежной линии, перетаскивая носители на руках для экономии зарядов аккумуляторов и кислорода в дыхательных аппаратах. Бортовая кислородозаправочная станция подводной лодки была затоплена вместе со своим отсеком, поэтому кислород и регенерационные патроны для дыхательных аппаратов замкнутого цикла приходилось беречь.

– Смотри, – он ткнул длинным пальцем с ухоженным ногтем в карту (интересно – как он умудряется во время войны ещё и ногти стричь?), – с твоих слов получается, портовые причальные сооружения находятся вот здесь – как раз с обеих сторон бухты.

– Да, именно так, дааа… и на фотоснимке они как раз там, вот здесь и здесь на берегу бочки танкерные и сооружения портовые, – вспомнил я.

– По моей карте здесь глубины проставлены, здесь – крупнотоннажный сухогруз! Большой десантный, танкодесантный, большой противолодочный, танкер – могут спокойно отшвартоваться.

Я посмотрел на морскую карту, значительно отличавшуюся от моей: течения, промеры глубин, даже какие-то сведения о рельефе морского дна. Действительно, глубина в районе бухты и пирсов значительная.

– Так вот, я думаю, что с обеих сторон бухты, где-то чуть повыше, стоит по противокорабельной батарее и посты противовоздушной обороны, прикрывающие воздушное пространство над бухтой. Самолёт по этому маршруту на посадку заходить не будет, сильно муторно – скальный хребет, потом повышение местности в районе аэродрома, – самый лучший курс – это как раз эта седловина. Мне реально надо будет знать точные глубины дна и минно-боновые заграждения перед заходом в бухту. На это у нас дня три уйдёт. Да к тому же посты ПВО надо высчитать.

– Судя по твоим словам, не отрицаешь возможности, что… – начал я.

– Я этого опасаюсь, – не дал мне досказать каптри Иванов. – Всё к тому идёт, что мы добываем разведывательные сведения для подготовки штурма острова. Согласись, командиру десантных сил две разведгруппы, уже заброшенные на остров, никогда не помешают: корректировка огня корабельной артиллерии, вывод из строя аэродромов, – он стрельнул у меня сигарету и, с удовольствием прикурив и затянувшись, выдохнул дым, – да это просто подарок – две группы!

Бахраджи, уже скинувший с себя комбинезон и «аляску», тихонько напевая нечто армянское под нос, что-то готовил на костерке чуть побольше, рядышком под скалами.

– Ара, что готовишь? – спросил я, учуяв аромат чего-то жарящегося.

– Чукча наш чаячьи гнезда, говорят, разорял. Так что сейчас будет омлет! Зелени-мелени нет, жарю на жиру из тушенки, но старшина-джан уже слюнями захлёбывается. А Рыхлый говорит кушать не буду, яйца сырыми выпил.

Я, с нетерпением дожидаясь ужина, закурил. Тут же нарисовался Ковалёв и начал подавать мне знаки, прося подойти к себе.

– Я думал, ты про спирт и колбасу забудешь, – посетовал я, поднимаясь. – Пойдём, налью. Ара, будь добр – достань палку колбасы! Раз обещал, значит выполнять надо.

– Ай, совсем ресторан будет, – обрадовался Бахраджи и побежал к пещерам, где было спрятано продовольствие.

Пришлось открывать свой основной рюкзак и вытаскивать из его глубины большую алюминиевую фляжку емкостью в полтора литра. Кузнец подставил кружку. Я налил старшине и сказал принести вторую. Думаю, капитан третьего ранга не откажется выпить на боевой задаче с младшим по званию. Кузнец вернулся со второй кружкой:

– Командир, вообще-то я тебя не для отлива спирта звал, а по другому поводу.

– По какому другому? Что ещё случилось? – насторожился я.

– Стрелка в красном секторе, вот уже минут десять причем, не статична.

– Какая стрелка? В каком секторе? – недопонял сначала я, но потом тут же сообразил.

– Ты хочешь сказать, что комплекс в «работе»?!

– Ага, я недавно решил проверить: включаю, стрелка сразу в сектор работы ушла!

– Значит, задача выполнена… Остается ждать сигнала, – подытожил я, закрывая герметичную крышку фляги. – Это стоит отметить. А что же ты мне сразу-то не сказал?

– Да подумал – раз уж спирт наливаешь, то наливай! А скажу в процессе.

Однако бы я на месте радиста за хорошую новость ещё бы грамм пятьдесят потребовал. Лёха же проявил скромность, довольствовавшись обещанными ста граммами.

Я попросил старшину развести мою долю спирта водой и пошёл к костру, продолжая обдумывать создавшееся положение. Если Иванов прав и остров будут штурмовать, то сигнала на эвакуацию можно и не дождаться. А если ошибается, то как мы тогда бросим моряков здесь одних. Надо обговорить этот вопрос. Но, оказывается, эту проблему командир водолазов уже давно продумал сам. Он пояснил, что с подводной лодки им лично были вынесены некоторые документы штурмана. Иванов уже определил маршруты подхода к острову и, зная с наших слов время прохода самолёта и патрульных катеров, набросал координаты дополнительной точки подбора группы водолазов на борт. Если мы получаем сигнал на эвакуацию, то спокойно уходим в море. Командир передает с нами сведения о маршруте прохода к острову и свою опознавательную парольную группу, которые мы должны будем передать или офицеру разведки на борту, или особисту.

Если всё проходит нормально, то той же подводной лодкой группу водолазов эвакуируют вместе с нами. Такой вариант развития дальнейших событий меня вполне устраивал. К моменту, когда мы обговорили все детали, появился Бахраджи, державший в обеих руках по большой алюминиевой миске.

– Товарищи командиры, ужин пожалуйста, – галантно оповестил он, расставляя на камнях тарелки. Вернулся, принес ещё одну миску с нарезанной колбасой и крекерами, поставил кружки с разведённым спиртом.

– Как насчёт нескольких грамм разведённого? – кивнул я на кружки.

– Да какой же моряк от шила отказывался! – Иванов радостно потёр руки. – Ужин царский, даже колбаса имеется, со дна морского выбрались, водолазы мои в работе – почему бы и нет?..

Выпив спирта и плотно поужинав, я распрощался с капитаном третьего ранга, ушедшим к себе на базу, и развалился на надутой плащ-палатке. Ковалёв, получивший от меня указания, возился со станциями, Рыхлый, обменявшийся паролями с «соседями», как обычно запасшись махоркой и опрокинувший полтинник разведенного, ушёл в охранение. Ара, удобно устроившись и напялив наушник поискового приёмника, пытался поймать частоту какой-нибудь советской радиобашни. Я широко зевнул, закинул гудящие ноги на камни, события вчерашнего и сегодняшнего дней закрутились в голове как кинопленка, и я заснул как убитый.

С утра на море поднялось волнение. Водолазы, работавшие на снятии оборудования на затопленной лодке, по решению каптри Иванова в воду не пошли.

Через пару часов волнение усилилось, и к обеду уже бушевал настоящий шторм.

– Пионерский лагерь какой-то, – пробубнил пришедший со своей базы Иванов, – даже чайки не летают – сидят на скалах и орут.

Бахраджи принес чаю и крекеры. Моряк задумчиво уселся на камни, отхлебнул чая и просительно посмотрел на меня. Пришлось выделить сигарету.

– Мой спец-водолазник носитель сегодня в боевое состояние приведёт, ещё час, и мы будем готовы.

В такую мерзкую погоду водолазы собрались тащить свою «транспортную торпеду» пять километров вдоль скалистого побережья. А потом выжидать удобного момента для ухода под воду. Помощи моряк у меня не просил, но было и так ясно, что четверо водолазов, один дежурит постоянно на линии подрыва затопленной подводной лодки, при переходе сушей устанут, как лошадки за плугом. Им понадобится какое-то время, чтобы восстановить свои силы. А время… вроде бы его полно, но, с другой стороны, в любой момент его может не стать. А информация от морских разведчиков – одна из важнейших цепочек в подготовке к штурму острова и дальнейшим наступательным операциям в Северо-Восточной части Тихоокеанского региона. Прикинув в уме, я решил идти сам вместе с Ковалёвым и Бахраджи. Рыхтенкеу на постоянной фишке, пусть лучше останется здесь. Неслышной тенью подкрался Ара и кокетливо кашлянул.

– Ашот Багдасарович, не хотите ли включить своё «армянское радио», – подначил я армянина, который, как только рассвело, напялил на себя наушник поискового приёмника и пытался поймать какую-нибудь волну советского радио.

– К проведению политико-воспитательной работы готов! – вытянулся в струнку Ара. – Готов спеть и рассказать последние новости, командир-джан!

– Как у вас всё на высоком партийном уровне, – удивился моряк. – Командир, ты не против, если я своих притащу – пусть послушают.

– С превеликим нашим комсомольским удовольствием, – согласился я. Пусть моряки послушают, заодно своим агитатором похвастаюсь. От нас не убудет. С берега цепочкой подтянулось трое матросов и расселись вокруг Бахраджи. Даже каптри навострил уши.

Бахраджи подробно и со знанием дела рассказал про текущую обстановку на фронтах, даже из камушков попытался выложить карту. Во время политинформации сидевший спокойно и довольно щурившийся Рыхтенкеу встрепенулся, осторожно погасив трубку, кивком головы отпросился у меня и, подхватив винтовку, быстрым шагом, раскачиваясь из стороны в сторону на своих кривых ногах, ушёл к берегу.

Что-то его взволновало. Мне как-то тоже стало не по себе, какое-то непонятное предчувствие. Рыхлый вернулся, когда уже политинформация закончилась и все разведчики начали обмениваться мнениями.

– Командир, катер патрульный рядом совсем! В том месте, где мы высаживались, – пробормотал он мне на ухо, – дурные люди в шторм вышли, их на скалы выбросило, зажало между двумя – ни вперед, ни назад уйти не могут, их волнами бьёт.

Я тихонько свистнул, привлекая общее внимание. Иванов понял меня без слов, и моряки через пару секунд исчезли с нашей базы. Мои Кузнец и Ара разбежались по территории базы, проверяя маскировку. Я и Рыхлый влезли в непромокаемые комбинезоны. Подхватив бинокль, поспешил за Рыхлым, одевшимся раньше меня, оставив старшим Ковалёва. На берегу ко мне присоединился Иванов с американским «Томсоном» на плече и уже облачённый в гидрокостюм с маленьким баллоном дыхательного аппарата на груди. За ним бежали два моряка, облачённые так же и вдобавок – с ластами в руках. До мыса, отделяющего нас от первой более обширной бухты, добрались мы с Рыхлым в связке по воде. Водолазы надели ласты, нацепили на головы пучки водорослей, увязанные хитрыми морскими узлами. Как здесь ухитрился за несколько минут в одиночку и со скоростью метеора пробраться Рыхлый – загадка!

Расположились по пояс в волнах на самом углу мыса, между камнями и скалами. Я встал распором, уперевшись спиной и ногами, чтобы не утянуло в море волной. Иногда вода плескалась и пенилась у самой груди. Иванова и его людей в чёрных водолазных костюмах у самой кромки скал и воды вообще не было заметно. Рыхтенкеу, несмотря на свою кажущуюся неуклюжесть, ловко вскарабкался на валун, который не захлёстывало пеной. Один я чувствовал себя не очень уютно: расслабишься – захлестнёт и смоет, а то и об камни шарахнет. Я вытащил бинокль и, стараясь, чтобы на него не попадала вода, начал осматривать нагромождения рифов. Вот она та скала, на которой мы пережидали появление морского патруля. Чуть правее, между двумя скалами пониже, серо-чёрный корпус «Сториса». Антенны обломаны, одна болтается за бортом на каких-то обрывках проводов. Левый бортовой пулемёт и станок смяты. Скорее всего, с правым точно такая же ситуация. Возле катера качается на волнах какое-то оранжевое пятно. Несколько моряков из экипажа по бортам носятся по палубе, кто-то кидает в воду трос. Похоже – с кошкой на конце. Понятно, оранжевое пятно – это моряк, сброшенный с борта силой удара. Наверняка уже мертвый. По времени с того момента, как Рыхлый своим звериным чутьём обнаружил катер, прошло минут десять: живой матрос уже бы вцепился бы в скалу или поймал бы кошку. На носу пара американцев разворачивала надувную шлюпку.

Внезапно у самых моих ног из воды показалась круглая черная башка. Я с испугу чуть не саданул по ней тыльником автомата. Какая-то охреневшая от безнаказанности нерпа решила поиграть со мной. Нерпа фыркнула и оказалась головой каптри Иванова.

Моряк в воде чувствовал себя вполне комфортно и, по-моему, даже уютно.

– Томсон твой-то стрелять будет? – удивлённо смотря на водолаза, переспросил я.

– Да он с виду как Томсон, а так – наши умельцы из Тулы его почти полностью переделали. Слышь, командир, янкесы сейчас на берег высаживаться будут, катер у них всё – крякнулся! Связи нет – видишь, антенны посрывало, – скорее всего, спасательный маркер включили.

– Неохота нам такое соседство иметь, – пробормотал я и снова схватился за бинокль. Действительно, на носу уже надувалась спасательная шлюпка, и оранжевые жилеты сконцентрировались возле неё.

– Есть мысли, товарищ каптри, что с гостями делать? Нам сейчас светиться – смерти подобно.

– Мысли есть. Сейчас я беру водолазную пару, твой снайпер нас страхует с берега.

– Ясно. Дальше что – мои остальные в резерве?

– Нет смысла дергать всех. Мы вон возле тех камней будем через час хода на ластах – с малыми баллонами нагрудными идём, без остального снаряжения. Твой снайпер страхует, если кто-то на катере останется из наблюдателей или возле носового пулемёта. Мы из-под воды «работаем» надувную шлюпку и топим всех к чертовой бабушке. Если всё проходит удачно, то даже при обнаружении катера поисковики увидят, что он пуст, а на скалах будут лежать топлые морячки, самонадеянно поспешившие в такую волну выброситься на берег, пропоровшие днище лодки и захлебнувшиеся в забортной…

– А если неудачно? Мой вариант – снять отсюда всех винтовкой! Снайпер у меня отличный.

– Это крайний! Дырка от пули в трупе утопленника матроса-янки – лишний повод для раздумий. Искать их всё равно будут. Поисковый вертолёт в такую погоду не вылетит, сигнал маркера только с воздуха взять можно. Всё! Хоп, хоп, хоп – время, лейтенант! Я за своими, наблюдай!

Морской «майор» резко вздохнул и ушёл под воду. Где он вынырнул, я так и не заметил. На катере с надувной шлюпкой явно что-то не клеилось – она совсем не хотела надуваться. Видно, или баллон был повреждён, или где-то обнаружилась дырка. К тому же в корпус постоянно били волны и катер ворочался, словно огромная рыбина. Один раз, видно, даже попытались раскачать катер, запуская его на передний и задний ход. «Сторис» дёрнулся вперед, потом резко назад и – ещё больше застрял. Через несколько минут в волнах я заметил пучки водорослей – то появлявшиеся на поверхности, то опять уходившие в глубину. Отчаянные эти парни, морские разведчики! В такой-то шторм на берегу сидеть страшно, а они в воду попёрли. Где-то ещё томительных пара часов прошли в наблюдении. Американцы на катере всё-таки умудрились надуть шлюпку и теперь её потихоньку спускали на воду. Странно, мне даже в бинокль видно, что они касок своих не поснимали, инструкции у них такие что ли? Ведь если с каской, застёгнутой на ремешок под подбородком, со всей силы плюхнуться в воду, то можно шею к чертям собачьим сломать. Наверняка это и произошло с первым утопленником, которого так и не удалось затащить на борт и он оранжевым пятном все ещё скакал среди камней и морской пены.

– Водолазы у камней! – доложил криком со своей наблюдательной позиции Рыхлый.

Я начал тщательно осматривать местность в бинокль – не вижу ни черта! Ещё раз. И еще раз. На третий раз заметил пучок водорослей, подброшенный волной, который не распластался среди скал, а опять ушёл в море. По этому пучку и вычислил водолазов, тщательно осматривая камни.

Моряки с терпящего бедствие катера уже начали перебираться на суматошно мотавшуюся под ударами волн надувную шлюпку. Всё! забрались, пытаются поймать момент и отойти от корпуса. Отталкиваются вёслами и руками от камней, шлюпка крутится на месте. Постепенно её несёт к берегу, американцы ловят темп гребли.

– Командир! На катере чисто, никого не оставили! – докладывает более зоркий, чем я, Рыхтенкеу.

Тут я начинаю понимать, что шлюпку пронесет мимо камней с засадой. Водолазам придётся уйти под воду и догонять шлюпку на ластах.

– Уйдут, командир! – подтверждает мои выводы Рыхлый. – Давай я борт пробью! Звук выстрела ветром заглушит и волнами.

– Достанешь? – начинаю переживать я, – ведь расстояние-то не в пятьсот метров?

– Так и винтовка не Эс Вэ Дэ! Ещё немного и уйдут! – кричит Рыхлый.

– Давай! – решаюсь я. Тут же, буквально через секунду, треск выстрела. Шлюпка начинает крутится на месте, американцы бросают вёсла, начинают какую-то непонятную суету.

– Мошар, Лось! Готовимся в воду!! – проорал своим разведчикам каптри Иванов, наблюдавший за американцами, отгребавшими на шлюпке в сторону. – Ещё пара минут и придётся идти на ластах за ними под водой! Кислорода в баллонах может не хватить.

Моряки, лежавшие в воде и цеплявшиеся руками за выступы камней, подняли руки, давая понять, что команда услышана и понята. Однако лодка внезапно закрутилась на месте. Янки бросили вёсла и начали шарить руками по резиновым бортам. Волнами плавсредство потащило прямо на место засады. Шлюпка явно теряла плавучесть и сдувалась. Американцы начали бросаться в воду и пытаться выплыть на скалы.

– Чшшшш! – зашипел Иванов, привлекая внимание, и, махнув рукой в условном жесте, нацепил маску и, схватив загубник в рот, словно тюлень ловко ушёл под воду. Видимость под водой, несмотря на шторм, была отличная, только у самого дна крутилась мелкая взвесь песка и возле поверхности бурлили мириады воздушных пузырьков. Иванов осмотрелся – справа и ниже Мошар и Лось замерли, раскинув руки и поджав ноги, чуть подгребая ладонями и крутя головами. Над головами словно зеленые русалочьи волосы клубились водоросли маскировки. Каптри сориентировался по направлению движения. Бултыхающиеся ноги и пятна оранжевых спасательных жилетов были совсем близко. Дал беззвучную команду, и водолазы, словно большие черные нерпы, заскользили под водой. Первого янки Иванов схватил за ногу и, повернувшись спиной ко дну, яростно заработал ластами, таща того на глубину. Плавучесть жилета сыграла злую шутку с тонущим моряком. Жилет, не застёгнутый между ног, съехал ему на лицо, и он даже не сообразил, что происходит, только судорожно сучил руками, пытаясь выгрести на поверхность.

«Бля! Даже каску не снял», – мелькнуло в голове у Иванова, он отпустил ногу, успел перехватить одной рукой за воротник жилета, второй схватил спереди каску и резко рванул её вверх, ломая шейные позвонки. Резкий поворот головы. Вот они – бултыхающиеся ноги очередной жертвы. Чуть ли не с песчаной мути дна, словно сломанные куклы, раскинув руки, всплывают «уработанные» Мошаром и Лосем утопленники. Один из водолазов словно какая-то хищная рыба, обхватив обеими руками ноги американского матроса, тащит его ко дну. Иванов очередного противника, прямо из воды, схватил опять за ворот жилета и перевернул головой вниз с такой силой, что ноги американца показались на поверхности. Через пару минут наверху плавало шесть трупов в оранжевых спасательных жилетах. Двое крайних утопленников оказались на редкость живучими, успели сдёрнуть каски и, даже утащенные вниз, пытались оказать какое-то сопротивление непонятной смерти, пришедшей из-под воды. Один успел достать нож и выдернуть загубник у Лосева. Матрос на запасе воздуха в лёгких сумел вывернуть руку противника с ножом и утащить его на глубину. Загубник Лось взял только после того, как убедился, что американец захлебнулся. И еще один из моряков сам запутался в сдувшейся резиновой шлюпке и без посторонней помощи утонул. Иванов осмотрелся ещё раз – его водолазы, как обычно, чуть ниже, раскинули руки и чуть подгребают ладонями. Надо выйти на поверхность – в пылу борьбы кислород расходуется намного быстрее, а в малых нагрудных баллонах он и так уже был на исходе. Махнул своим и, шевельнув ластами, оказался на поверхности. Уцепившись за мертвяка, плавающего лицом вверх и открывшего в последней агонии рот, Иванов осмотрелся и выпустил загубник. Глубоко вздохнул, прочищая лёгкие и прогоняя шум в голове. Водолазы всплыли и, используя трупы утонувших американцев словно плавучие бакены, собрались вокруг командира.

– У янкесов по карманам быстро все осмотреть! Ищем карты, схемы и бумаги! Из остального ничего не брать! – проорал Иванов. – Сейчас досматриваем и уходим! Когда шторм стихнет, попробуем осмотреть катер – насколько он глубоко сел, – и досмотреть все его бэче и машинное отделение. Кое-какие мысли появились.

Моряки начали обшаривать утопленников. Однако ничего, кроме личных вещей, жевательной резинки и какой-то несущественной ерунды в карманах и в остатках шлюпки, не нашлось. Водолазы, оставив утопленников, выстроились в цепочку и погребли к берегу.

Я, наблюдая за резиновой спасательной шлюпкой с катера, так ничего и не понял. После выстрела Рыхлого шлюпку закрутило и начало относить к месту засады, устроенному моряками. Потом американцы начали прыгать в воду, и через несколько минут на волнах качались только оранжевые пятна жилетов. Катер стоял под ударами волн, всеми брошенный. Водолазов я так и не смог заметить.

– Плывут, – известил меня Иван, наблюдавшей за морем со своего уступа. Вскоре вся тройка выкарабкалась на скалы. Подождав удобного момента, я распрямил затекшие ноги и, подгоняемый ударами волн в спину, был буквально брошен на камни рядом с Ивановым.

– Порядок, – оповестил меня каптри, – все насильственно утонули, при обнаружении тел и даже вскрытии обнаружат только воду в лёгких. Я думаю, сразу после шторма их начнут искать. У меня будет приблизительно от двух до пяти часов осмотреть полностью весь катер – как под водой, так и внутри.

– Смысл есть, но ведь это лишний риск быть обнаруженными.

– Мы наших клиентов обшарили. Карт, шифровальных блокнотов или ещё чего-либо из документации у них не было, скорее всего, оставили на судне. Думается, даже в спешке не уничтожили. Если найдём карты с лоциями и обозначениями минных и боновых заграждений, считай мы две трети дела сделали. Останется сущая ерунда, и мы эту ерунду с помощью того же катера провернем.

– Вы его что – на ход поставите и на нём к базе пойдёте?! – удивился я авантюрности задумки морского «майора».

– Зачем, если его спасательно-поисковая группа обнаружит. Они его сами в бухту отбуксируют, – Иванов промолчал. – Эх, закурить бы! Короче, сами отбуксируют, но уже вместе с нами. Ждать надо, пока шторм закончится.

Рисковый он мужик. Как я понимал, водолазам осталось проникнуть к причальным пирсам, выяснить схему расстановки кораблей и какие-то элементы оборудования заградительных сооружений. При наличии на базе военных и вспомогательных судов их будут минировать. Вот как только янки притащат водолазов вместе с собой на военно-морскую базу? Ладно, это не моя головная боль. У каптри наверняка опыта в морских разведывательных и диверсионных операциях не занимать. Надо вернуться на свои базы, наверняка уже Ковалёв и Бахраджи с ума сходят от неизвестности.

– Твой стрелял по шлюпке? – спросил меня на обратном пути Иванов.

– Ага. Поняли, что шлюпку сейчас унесет от вас.

– Меток, однако. Расстояние-то приличное было. Причём выстрелил так, что янки и не поняли, что случилось на борту, никого не задело.

Я напомнил каптри про его же слова про лишние дырки. На базе было спокойно и тихо. Вернее, не было никого. Рыхтенкеу спокойно сел на камушек и начал забивать трубку.

– Насяльника! А насяльника столовой! Сделай разведчику кружечку чая! – попросил он куда-то в сторону. Из-за уступа выполз улыбающийся Ара.

– О, как хорошо! Все на месте, все живые! Сейчас Ашотик вам чая сделает, рыбки-то совсем не осталось, всё кто-то обещает то нерпу принести, то тунца наловить.

Чукча молча стерпел подначку и, забив трубочку до конца, раскурил и довольно прищурился в ожидании чая.

Появился Ковалёв и начал жестами отзывать меня в сторону.

– Кузнец, у тебя такое лицо, как будто наши уже в Лондоне высадились.

– Может быть, и высадились, а может и натовцы уже к Киеву подходят. Пойдём, командир, к спецприёмнику! Покажу что-то! Сигнал приняли в тот момент, когда вы на берег убежали.

Внутри что-то ёкнуло – неужели эвакуация?! Прошли к замаскированному приёмнику с вынесенной выше антенной. Кузнец откинул полог палатки, закрывавшей приёмник, и нагнулся к аппарату, нажал пару кнопок. Я нагнулся ниже – чуть ли не уткнулся носом в окошко светодиода. Светло-зелёный огонёк замигал в определённых интервалах. Сигнал эвакуации помню наизусть – «три три два два пять», здесь же выдаёт «пять пять семь семь один», что в переводе с группы цифр – «слушайте». Что же, интересно, нам слушать? Я повернулся к радисту.

– Ты чего-нибудь сообразил? Что это значит?! Сколько по времени был приём сигнала? Нас могли засечь?! Радиоигра? Или выходить из режима радиомолчания?

– Сигнал нам выстрелили за какие-то доли секунды, да и мы только в режиме дежурного приёма, на передачу не работаем. Радиоигра невозможна! Заметил, что точки на конце группы цифр не было? значит радист, скинувший радиограмму, был не под контролем. Да и скорее всего, сигнал кинула аппаратура с магнитной ленты. А «слушайте» сам не пойму – ведь по идее в режиме молчания мы и так слушаем.

Пришлось забрать у Ары поисковый приёмник и провести мониторинг частот. Статика, американский служебный открытый радиообмен, сводки погоды, обрывки музыки. Нет, совсем не то. Наверняка что-то другое. Радист, скрючившись возле приёмника, немигающим взглядом уставился на светодиод и даже не шевелился. У меня мыслей абсолютно никаких не возникало.

– Командир, я к Мошару сгоняю! Может, у него что-то родится. Одна голова хорошо, а две и на хер не нужны! А, командир?

Я махнул рукой, отпуская его к водолазам, усиленно готовившимся к обследованию американского катера. Пока старшины не было, я сам несколько раз подходил к приёмнику, запускал прокрутку сообщения и пялился на светло-зелёный огонёк. Рядышком со специальным приёмником, подключенный через разветвитель к той же антенне, стоял на каменной подставке индикатор работы разведывательной аппаратуры. Стрелка устойчиво стояла в красном секторе и вдруг резко ушла на синее деление. Чёрт! Этого ещё не хватало. Тут же стрелка снова зашла в красный сектор буквально на секунду и отскочила назад – и так несколько раз подряд. Наверно, на нашем принимающем самолёте или корабле что-то барахлит с аппаратурой. Тут как раз вернулся старшина.

– Командир, попозже схожу! Мошарик на подготовке, сейчас лучше к ним не лезть.

– Лёха! Смотри – индикатор разведкомплекса скачет туда-сюда. Это из-за шторма может быть? Ну, типа там плохая проходимость сигнала?

Ковалёв сел рядышком с индикатором и уставился на стрелку. Наморщил лоб.

– Да, вполне может быть на трассе сигнала гроза какая-нибудь, или нет, нет, нет, бляяяя!.. – заорал он и начал вытаскивать свой блокнот радиста из-за пазухи. Вытащив блокнот и карандаш из спецпакета с пиропатроном для моментально сожжения, он вперился взглядом в индикатор и, следя за стрелкой, начал строчить группы цифр на бумаге.

– Ключом работают, – оповестил он меня, продолжая писать.

И тут до меня дошло. На принимающем Центре нашли способ односторонней связи с нами. Проще простого! Отключают и включают принимающую аппаратуру. Наверняка, вместо выключателя-замыкателя используя тот же телеграфный ключ. Стрелка на индикаторе прыгает в ритме точек и тире. Так вот почему спецприёмник принял сигнал, переданный аппаратурой быстродействия, «слушай». Больше одного сигнала передавать опасно, могут засечь вражеские радиоразведчики. А тут никакой передачи нет. Молодцы эти научники из города дедушки Ленина! Такую штукенцию придумать!

Пока я восторгался, старшина закончил приём сообщения и вытер вспотевший лоб.

– Уф! Так, что у нас тут, – начал он расшифровку, – ага! Так, первая группа цифр, все как учили в военно-морском ПТУ, порядок расшифровки. Где у нас тут нужная страничка, – он вытащил свой блокнот специальных шифров, сверяясь со своими записями, нашёл нужную страничку и приступил к перекодировке полученных цифр в простой и понятный язык.

Переводил довольно долго, я успел перекурить и наведать Бахраджи и Рыхтенкеу. Ара как обычно перекладывал имущество, пересчитывал сухие пайки и продовольствие, беззлобно ругаясь на Ковалёва за растрату большого метража верёвок и фалов. Чукча был на побережье и преспокойно собирал выброшенную штормом на берег рыбу, сортируя её по каким-то своим ведомым лишь ему признакам.

Вскоре Кузнец закончил расшифровку и подал мне листок, вырванный из блокнота.

– Командир, я чуток передохну, а то от умственной работы устал больше, чем от восхождений по скалам. Это сообщение передадут ещё три раза – каждые два часа через десять часов с момента крайнего сообщения поступит новое.

Я разрешил ему поспать, сам заполз, спасаясь от порывов ветра, в пещеру и уставился на листок, тщательно запоминая написанное.

«Ноль два – объекты Z A F – Р Д не допустить работы Z загромождения и работы A не допустить уничтожения F день Д плюс». Ого, а теперь переводим в общепонятный и доступный язык и извлекаем из хранилищ памяти все нужные сведения. Сперва кодировка объектов: Z – система противовоздушной обороны острова, A – ну это проще простого, аэродром, F – так, а это как раз та самая шахта, отвалы которой мы наблюдали при подъёме в горы. РД в русской кодировке это разведка и диверсия. Если мы не можем передавать добытые сведения, значит разведываем сами для себя для последующего уничтожения, то есть выведения из строя, то есть диверсии. Если задача стоит так – не допустить работы зенитных постов противовоздушной обороны, – значит всё-таки штурм острова будет с воздуха – или парашютным, или посадочным способом. Не допустить загромождения и работы аэродрома. Ага, не дать взлететь истребителям прикрытия воздушного пространства и не дать загородить взлётно-посадочную полосу. Значит всё-таки будут пытаться сесть. Наше командование не знает – получили мы задачу или нет, выполнили все пункты и в каком объёме. Даже если выйдем из режима радиомолчания и аппаратура запустит сигналы помех, сперва будет доразведка. Скорее всего, пара самолётов плюс самолёт-разведчик где-то на высоте километров восьми. Потом первым пойдёт десант с лётной комендатурой десантного обеспечения и штурмовой группой. При удачном стечении обстоятельств и учитывая то, что наша аппаратура будет создавать активные радиопомехи, мешая нормальной работе средств радио– и радиолокационного обеспечения аэродрома, наши десантники, захватив центральный диспетчерский командный пункт и отключив помехи, спокойно смогут завести на посадку остальные самолёты с десантом. Если, конечно же, взлетка будет свободна от самолётов. Не допустить уничтожения шахты. Понятно. Значит всё-таки что-то добывают на этой шахте такое, что надобно и нашему советскому руководству. Значит имеются какие-то сведения, помимо того, что там что-то добывают, так ещё и при попытках штурма могут уничтожить. День «Д плюс» – и так понятно. День объявят дополнительно. По моим расчётам, чтобы выполнить поставленные задачи, мне нужен разведывательный отряд минимум человек в двенадцать, а лучше – человек в пятьдесят. А если думать дальше да глубже. Операция будет комбинированной – как с воздуха, так и с моря. Не зря же водолазы-тихоокеанцы сюда направлялись.

Надо идти к Иванову и держать военный совет, проводить расчёты и думать, думать, думать. Задача – она сперва всегда кажется невыполнимой. Это вроде как сядешь перед тарелкой борща и думаешь, что не съешь, а потом начинаешь хлебать полной ложкой и опустошаешь её всю, да ещё под стопку водки и зубчик чеснока. Мне даже от таких мыслей повеселело и борща с водкой захотелось.

Значит каптри был прав с самого начала. Десантная операция состоится. Эвакуация откладывается или вообще не была для нас предусмотрена.

Пришлось сжечь бумажку с расшифровкой, развеять пепел, вылезти из уютной пещерки и идти к базе моряков. Понятно, что у них подготовка к досмотру, но полученная информация всегда поможет скорректировать планы и избежать лишних телодвижений и ненужной работы.

Иванов, возившийся с парой моряков у своей «транспортной торпеды», отреагировал на моё сообщение спокойно и с кривой ухмылкой.

– Что и следовало ожидать! Мы с моря обеспечиваем, вы на суше, но реально – на три объекта четыре человека никак не получится. Я после осмотра катера, если сможем найти лоции и карты с местами заграждений, половину задачи выполню. Дальше останется только вывести из строя противокорабельные батареи на берегах бухты, разрушить систему боновых и минных заграждений, поставить маяки для прохода наших катеров огневой поддержки и десантных судов и – считай, морской десант удался. Короче, время, я думаю, ещё есть. До следующего одностороннего сеанса – шестнадцать часов. Знать бы, когда шторм уляжется – сейчас на катер идти смысла нет, нам обязателен осмотр подводной части.

– На хрена подводной-то?

– Есть мысль. Если катер пригоден к буксировке и янки притащат его в бухту, то пусть тогда притащат и нас. Зная их водолазов, под воду никто не пойдёт, в теснине между корпусом и скалами можно запросто голову положить. А мы попробуем наш носитель «вэпэшками» (ваккумные присоски) к нему пришвартовать, сами же, в составе тройки, затихаримся в машинном.

– Да как вы там спрячетесь?! Катер-то не сильно и большой! Всяко-разно буржуи осматривать будут все отделения и своих искать, – я в недоумении закурил, предложения Иванова сейчас попахивали чистейшей воды авантюризмом.

– Есть места на этих коробочках, где с комфортом паратройка водолазов разместится, – ухмыльнулся каптри. – Мы экономим кучу времени и средств обеспечения, аккумуляторов, воздуха и своих собственных сил. Если позволит состояние катера и американцы осмотр подводной части корпуса будут делать на базе, то нам реально останется выйти в удобное время под воду, отшвартовать носитель, провести доразведку, заминировать всё, что можно и нельзя, и тихонечко уйти. Останется решить проблему с противокорабельными батареями и батареями ПВО, прикрывающими воздушное пространство над бухтой, и всё – можно спокойно заходить в бухту на малом ходу и высаживаться прямо на причалы.

– Может, бочки для горючего подорвать? – предложил я. – Горючее по бухте растечётся, задымление будет хорошее.

– Да нет, не вижу смысла. Это как плюс, так и минус – по горючке горящей в бухту заходить проблематично. Я думаю, если на высотах вдоль бухты стоят эрэлэски (РЛС – радиолокационные станции), то можно просто-напросто вырубить электрическую подстанцию на морской базе, на аккумуляторах они долго не протянут – часа три-четыре от силы. Если за это время подачу электроэнергии не наладят, то Батейнд остается без «глаз и ушей» с моря, наша любая пара штурмовиков, зайдя по курсу с «Гнезда Кондора» и зная точки нанесения ударов, разметает все за один заход.

Забравшись между валунов и укрывшись плащ-палаткой, мы приступили к планированию специальных мероприятий и расчётам. Сам Иванов с водолазным специалистом Лосевым и радистом Мошаруком брался за выполнение морских задач и разведки бухты с моря. Двоих своих разведчиков перераспределял в мою группу. Мне доставался замкомгруппы-мичман и минёр. Иванов сам имел достаточный опыт минирования подводных объектов и инженерных сооружений, поэтому минёра отдавал нам в паре с мичманом.

Теперь оставалось ждать окончания шторма, чтобы провести обследование «Сториса». По результатам работы моряков мы уже могли спланировать работу наверху на острове.

По части метеопрогнозов у меня имелся собственный специалист, который как будто почуял, что в нём есть нужда, и появился самостоятельно буквально через пару минут.

– Командир, я нужен? – спросил Рыхтенкеу, удобно усаживаясь на камнях и мостя винтовку на колени.

– Иван Фёдорович, мнение твоё интересует – когда шторм закончится? – задал я чукче вопрос.

Рыхлый прищурился, посмотрел на небо и одинокую чайку, метавшуюся над скалами.

– Не скоро, однако. Хотя подсобить можно – подарок ворону принесем, море успокоится.

– Ты же коммунист! Какие нахрен вороны и жертвы?! – не понял я. Иванов тоже непонимающе пожал плечами.

– Не вороны, а ворон, – спокойно ответил Рыхтенкеу. – Так-то коммунист, не спорю, но и ворон, согласись, командир, он ведь тоже не приспешник НАТО. Жертву-то он не требует – так, небольшой подарок. От нас ведь не убудет, и в идейности своей никто не пошатнется: и ему приятно, и нам польза.

Я посмотрел на море. Волнение стало ещё больше, ветер завывал между скалами, начал моросить противный мелкий дождь.

– Иван! Делай, что хочешь! Если твой ворон поможет, я ему ещё полпалки колбасы сверху выделю и сто грамм наркомовских.

– Сигарету, командир, ещё дай! Ворон, однако, махорку не любит, – спокойно посоветовал Иванов.

Ещё один шутник – «ворон», «однако». Но Рыхтенкеу отнесся к шутке каптри спокойно и благожелательно махнул головой. Я выделил чукче целых три «Кэмела» и разрешил взять из пайка полпалки сухой колбасы. Спирт пока брать коммунист-шаман отказался. Я махнул рукой на чудачества Рыхлого и отправил того заниматься своими колдовскими ритуалами. Сам продолжил расчёты вместе с Ивановым. Вечерело, моросил мелкий противный дождь и задувал ветер. Я распределял личный состав на разведку объектов, советуясь с «морским майором», обсуждал различные детали. Видно, что Иванов повоевал побольше моего и опыта в диверсиях и разведке у него предостаточно. Войну он начинал где-то на боевом дежурстве в Тихом океане ещё капитан-лейтенантом. Что и где он разведывал, что пустил ко дну и кого прирезал в подводных схватках, я не расспрашивал. Надо – сам расскажет. Но мыслил он вполне адекватно, с некоторой долей авантюризма и допустимого риска. После долгих дебатов, расчётов и перерасчётов всё-таки смогли расставить приоритеты задач. Выходило так, что зенитный пост «Гнездо Кондора» при проведении диверсии будет являться первым и ключевым. Трасса пролёта и эшелон над «Гнездом Кондора» – основные для островной авиации. Тем более, если наши выкладки верны, на постах стоят переделанные под стационарные посты AN/MPQ-53, а расчёты РЛСок основного поста этих типов дают команду остальным постам на засечки воздушных целей и их уничтожение. Остальные посты, при выведении из строя основного и нарушении общей радиолокационной сети, смогут надеяться только на визуальное обнаружение самолётов противника. Но с другой стороны, если правильно завести наши самолёты на нужный курс, то фланговые посты ПВО, которые будут вынуждены стрелять на неудобных для них ракурсах, абсолютно безопасны.

Тут при проведении диверсии можно пойти дальше: если захватить пост, то можно будет подать сигнал об обнаружении подлетающей авиации противника. У американцев, какими бы они ни были зажравшимися капиталистами, мозги всё-таки есть. Из-за того, что остров представляет собой чашу и аэродром находится на дне и его окружают горы, то станции радиолокационной и радиотехнической разведки противовоздушной обороны при расположении их на аэродроме, из-за особенностей рельефа, абсолютно бесполезны. Поэтому они все и вынесены на посты на превышающих высотах. Если мы будем знать «Д», то сможем рассчитать время, захватить пост и обязательно оставить в живых расчёт станций. Заставить зенитчиков передать сигнал о воздушном нападении и поднять авиацию прикрытия в воздух. Поднимется она в воздух, но при проходе-пролёте самолёты нужный боевой эшелон по высоте не займут и перестроиться не смогут. Короче, попрут многоцелевые «Файтинг-Фалконы» F-16 как неподготовленные персы в Фермопильский проход на царя Леонида и его отличников боевой и политической подготовки воинов-спартанцев. На посту должны быть планшеты, на которых отмечается воздушная обстановка, и высоты прохода самолётов, и их обозначенные коридоры. То есть, захватив пост и зенитную установку, мы спокойно можем выставить стволы пулемётов в нужном направлении и угле для почти стопроцентного поражения проходящих над постом самолётов.

Не допустить работы и загромождения взлётной полосы на аэродроме – в принципе тоже не столь уж и сложная задача. На ЦДКП (центральный диспетчерский командный пункт) и в КУПО (команда управления противовоздушной обороной, состоит в подчинении командования воздушной и космической обороной) должны понять, что на основном посту ПВО что-то произошло. Тут товарищ каптри со знанием дела, стрельнув у меня сигарету и со смаком закурив, рассказал алгоритм последующих действий американцев.

Первое, группы быстрого реагирования из подразделений охраны и обеспечения на вертолётах «Блэк Хок» попытаются высадить штурмовые группы на пост и досмотреть его. Обычно это тройка вертолётов – один транспортный и два огневой поддержки. К такой численности винтокрылых и тактике янки пришли, изучив опыт боевых действий в первые несколько месяцев войны. Думается, что «морской майор» всё это постиг на собственном опыте. Рассказывает так, как будто видит это все воочию. Высадившаяся досмотровая группа, под прикрытием вертолётов огневой поддержки «Супер Кобра», должна проникнуть на пост и досмотреть его. При случае захвата – отбить обратно. После этого высаживается команда специалистов и ремонтников, восстанавливающая управление.

– Понял, лейтенант, – каптри, сделав крайнюю затяжку, принялся растирать окурок об камень.

– Да понял, конечно. Толковая тактика, – ответил я, раздумывая. Показалось, что в рассказе Иванова есть какая-то зацепка.

– А прокол в этой схеме уразумел?

– Ага, – дошло до меня, – ведь зенитная установка у нас в руках! Значит, мы можем обработать вертолёты ещё на подлёте, ведь насколько я знаю, у ихних установок станки с круговым сектором обстрела.

– Вот то-то и оно, – улыбнулся Иванов, – наши бы в такой ситуации расхуячили бы пост или ракетами, или артиллерией, или с тех же вертолётов, не задумываясь. А потом бы уже досмотрели да поставили новый. А тут – вроде как бы и забота о своих военных, но, с другой стороны, потеряют больше и в технике, и в личном составе. Теперь давай думать – есть ли смысл при захвате поста запускать дезу о вторжении советских самолётов в воздушную зону противовоздушной обороны острова и поднимать в воздух «Фалконы». Если в установленное время будет снят режим радиомолчания, мы ведь спокойно можем передать информацию о трассе захода на остров для самолётов с десантом. А истребители на взлётку может не пустить всего лишь один твой снайпер. У «мосинки» убойная – до трёх километров. Сядет твой чукча на заранее выбранную позицию и начнёт несущие стойки шасси простреливать. Звуков выстрела хрен кто услышит. Так же и вертолеты можно обработать. Там в несущую ось винта достаточно попасть – и он достаточно долго с места не сдвинется.

– Вариант со снайпером отличный и не затратный. Если моего Рыхлого посадить там с запасом махорки и патронов, он может пол-аэродрома перещелкать. Главное, место выбрать.

– Вот и я о чём баю. Но мне кажется, всё-таки надо готовиться к огневому варианту с захватом «Гнезда Кондора», потому что самолеты наши надо завести максимально быстро – мы ведь не знаем оперативного построения сил флота противника и что будет при одолении воздушных рубежей обороны. Согласись, даже если ваша хитрая аппаратура начнёт ставить помехи, мы все запасные каналы связи не знаем. На КУПО может всё-таки пройти сигнал боевого управления, чукча твой может погибнуть или не успеть подстрелить один из самолётов.

– Ага, понял, – продолжил мысль я, – ещё неизвестно, как прорывается эшелон противовоздушной обороны на подступах к острову. Если мы гарантированно выведем часть многоцелевых истребителей из строя до того момента, как начнут работать помехи, то, пользуясь отсутствием устойчивой связи местного командования, уже спокойно с помощью меткого глаза товарища коммуниста Рыхлого выводим из строя летательные аппараты противника, не давая им загромоздить взлётку и воздушное пространство. Ведь мы-то толком время начала работы постановщиков помех не знаем. Поэтому, когда датчики дистанционно активируют, у нас будут дополнительные плюсы.

– Есть по этому варианту! И принимаем единогласно решение по объектам аэродром и центральный пост ПВО. Теперь будем подумать по шахте. Угости, лейтенант, куревом. Больно уж хорош табачок капиталистический – не то что болгарские или наша «Ракета».

– Ага, я на них в Афганистане подсел, – согласился я. – Вам обеспеченцы ваши разве заграничное курево не поставляют на задачи?

– Смеешься, малой! Какое курево водолазу?! это я, когда на лодке на грунт легли, сам себе зарок дал, что и пить буду, и курить, и по девушкам-комсомолкам безбожно шляться, благо не женат. Ты-то смотрю из «детдомовцев» тамбовских. По повадкам чую. Вас ни с кем не спутаешь – четыре года с волками в глуши жить да по полигонам по всему Союзу мотаться. А?

– Ага, из них, из детдомовских. У нас только таких и набирают с самого основания училища. Привозят со всех союзных республик, братских соцстран да несколько десятков африканцев и арабов из детских домов для голодающих стран – все в военкоматах на спецучёте были, и в группах начальной военной подготовки отличники и значкисты ГТО! Больше половины потом отсеивают ещё на экзаменах и мандатных комиссиях и отправляют в другие училища. А потом четыре года учёба – то языки, то инармии, то марши, то прыжки! Б-р-р-р-р… – Я вспомнил свою учёбу и поёжился.

Странно, во время обучения у меня даже мыслей таких не возникало, что мы в чём-то ущербны и обделены от остальной советской молодёжи. Хотя, если вспомнить, мы и девушек-то толком не видели, никаких совместных культурно-массовых мероприятий. Мы даже на парадах на Седьмое ноября и девятое мая не участвовали. Были некоторые курсанты, которых потом в Академию СА забирали. Те, говорят, и по балам и светским раутам хаживали, и галантному обращению с дамами учились. Не то что мы – «тупой кулак разведки».

– Слушай, лейтенант, а ты что в Афгане-то делал? Ты ведь на араба и не похож совсем – типичный русак, – спросил с интересом слушавший меня Иванов.

– Да я в Душанбе в детдоме воспитывался, языковая группа похожая, у меня язык хорошо поставлен был плюс на НВП с нами хороший языковед занимался. Так что меня никто и не спрашивал – похож не похож. Мы, когда от британцев до самого Саланга уходили, я лысый в чалме и с бородёнкой ходил, на солнце загорел до черноты – с виду как местный был. Пуштуны меня за своего принимали.

– Да, жестко у вас в вашей бурсе было. У меня в Ленинградском подплаве всё намного романтичнее. Девушки-ленинградки, Невский проспект, кондитерская «Север», пирожные «буше» под кофеек, чёрная форма курсантская, якоря да звезды надраенные блестят, романтика дальних стран… Тут комсомолочка из какого-нибудь политеха и плывёт.

– Ох, кофе бы сейчас нормального, молотого да с тростниковым сахаром и урюком, – пустил слюни я, – пристрастился к кофе, как и к «Кэмелу».

– А я чаёк больше люблю цейлонский. Там же и пристрастился, – подковырнул меня каптри.

За разговором и расчётами я и не заметил, как стемнело. Сейчас под порывами промозглого ветра чайку бы горяченького с крекером и кусочком колбаски. Пойти, что ли, в своё армянское кафе «У Ашота» сходить.

Каптри, видно, тоже был не против выпить чего-нибудь горяченького, но из-за скудности своих запасов, большей частью испорченных морской водой при затоплении, извиняясь за нахлебничество, пошёл вместе со мной. Думать на пару нам предстояло ещё долго. К тому же необходимо составить подробнейший план мероприятий после уже запланированного досмотра застрявшего катера. Необходимы мероприятия по доразведке, детальному изучению обстановки, системы охраны и обороны этой непонятной шахты. Если за морскую разведку и диверсии брался Иванов, то я туда и не лез. Каптри наверняка своё дело знает туго и спланирует и провернет все, как надо, и группой в составе трех человек. У меня с приданными моряками-разведчиками получается уже шестеро боевых единиц. А тут думать и думать, смотреть и смотреть, а время, как песок в кулаке, вытекает и хрен его зажмешь в горсть.

Возле нашей базы ощутимо пахло чем-то вкусным и жареным. Видно, нашему повару «Оптзаготторг» в виде Рыхлого поставил свежей рыбки.

Кузнец дежурил возле индикатора, сверяя поступающие группы цифр с ранее полученными. Ара колдовал возле костра из щепочек, пытаясь одновременно что-то жарить и кипятить чай.

– Лейтенант-джан, товарищ капитан третьего ранга, дорогой! Проходите, присаживайтесь, располагайтесь вон там в пещерке за камушками, я там стол накрываю, кушать пора, – приветствовал нас Бахраджи, на секунду оторвавшийся от стряпни.

– Ашот, а где Рыхтенкеу? – спросил я повара, недосчитавшись одного из своих разведчиков.

– Ваня взял колбаски кусочек, крекеров пару да ушёл в конец расщелины. Сказал – не мешайте, буду с воронами говорить. Дурной совсем! Откуда тут вороны? тут чайки одни…

Ну понятно, чукча не оставляет своих попыток что-то нашаманить с погодой.

После ужина мы с Ивановым ещё до полуночи считали и перепроверяли расчёты на выполнение специальных и разведывательных мероприятий. Завтра в обед нам через индикатор должно поступить новое сообщение. Может, что-то станет яснее, тогда и внесем коррективы в свои планы. Распрощавшись с командиром водолазов, я надул «Дождь», залез в спальник. Мозг продолжал лихорадочно работать, несмотря на сытую тяжесть в желудке. Пришлось лезть за пазуху и доставать «сонную таблетку». Я не агентурный разведчик, а специальный. Мне отдохнувшая голова всегда нужнее. А то ведь она дурная и ногам покоя давать не будет. Так что воспользуемся изобретением советской военной фармакологии. Спать, спать спать. И я словно по команде уснул быстро и без всяких мыслей.

Проснулся, как обычно, ровно через два часа. И тут мне стало не по себе. Шестое чувство сигналило, что что-то не так в окружающей меня обстановке. Американцы рядом? Поступил боевой сигнал? Я судорожно выкарабкался из спальника. Рядышком сидел и узкоглазо щурился Рыхлый.