Умри завтра Джеймс Питер
Она полностью сосредоточила внимание на Кейтлин, которая, к ее крайнему облегчению, снова приободрилась. Зато сама Линн безнадежно превратилась в комок нервов. Зловеще-серое небо соответствовало мраку, разлившемуся в душе. Шел дождь со снегом. Шофер то и дело включал стеклоочистители.
– Папа придет меня навестить? – неожиданно спросила Кейтлин.
– Конечно. Один из нас все время будет с тобой, пока домой не вернешься.
– Домой, – тоскливо повторила Кейтлин. – Вот где мне сейчас хочется быть. Дома.
Линн едва не спросила, где именно, хотя ответ ей был известен.
– Ты будешь там во время операции, мам? – испуганно прошептала Кейтлин.
Она стиснула вялую руку дочери, поцеловала в щеку.
– Обещаю. И буду рядом, когда ты проснешься.
Та криво усмехнулась:
– Только не надевай офигенный клифт.
– Большое спасибо!
– Надеюсь, не захватила жуткую оранжевую кофту?
– Жуткую оранжевую кофту не захватила.
Через полчаса с небольшим «мерседес» свернул в красивые ворота с пилонами и табличкой с надписью «Водолечебница Уистон-Грэндж», прогромыхал по металлической решетке, проехал через парк, мимо поля для гольфа и большого озера. Впереди открылся Даунс и купы деревьев на Чанктонбери-Ринг.
Кейтлин молчала. Глаза закрыты. Слушает в наушниках музыку или спит. Линн не хотела будить дочь до последней минуты, надеясь, что сон поможет ей сберечь силы.
«Боже, пожалуйста, сделай так, чтобы мое решение оказалось правильным», – молча молилась она.
Все было хорошо до утреннего прихода полиции. До той минуты она точно знала, что поступает правильно, а теперь уже не знает, что правильно, а что неправильно.
Кейтлин открыла глаза, стала оглядываться.
– Что ты слушаешь, милая? – спросила Линн.
Дочь не ответила, словно не слышала. У Линн сердце разрывалось от жалости и любви, когда она смотрела на свою до невозможности хрупкую беспомощную девочку.
Будь сильной, дорогая. Потерпи еще чуточку. Еще несколько часов, и все кончится, все будет в полном, порядке.
Она перевела взгляд на маячившее за ветровым стеклом здание – большое, безобразное, величественное. Центральная часть в стиле викторианской готики, но много и современных пристроек, одни в том же стиле, другие безликие, из стандартных готовых панелей. Перед домом подъездная дорожка, по обе стороны автостоянки, но водитель свернул к указателю с надписью «Частное владение», въехал в боковую арку на просторный задний двор, с одной стороны которого располагались, предположительно, бывшие конюшни, с другой – некрасивые запертые гаражи.
Остановились у невзрачного заднего хода. Прежде чем Линн вылезла из «мерседеса», в дверях появилась крупная мясистая женщина в белой робе медсестры и спортивных туфлях. Григор подскочил к дверце Кейтлин, но та потянулась за матерью и вышла без посторонней помощи.
– Миссис Линн Беккет? Мисс Кейтлин Беккет? – Официальный тон и сильный акцент медсестры придали фразе сходство с допросом.
Линн робко кивнула, обхватив дочь за плечи, прочитала на идентификационной карточке имя – Драгута. И с виду на драгуна смахивает, подумала она.
– Идите за мной, пожалуйста.
– Я сумки принесу, – вставил Григор.
Держа Кейтлин за руку, Линн шла за женщиной по широкому коридору с белыми кафельными стенами, где сильно пахло дезинфекцией, мимо многочисленных закрытых дверей. У одной в конце коридора медсестра остановилась, набрала код на замке. Они вошли в застланное ковром помещение со светло-серыми стенами, похожее на приемную в офисе. Медсестра постучала в другую дверь.
Женский голос изнутри крикнул:
– Reinkommen![41]
Драгута ввела Линн и Кейтлин в большой шикарный кабинет и закрыла за ними дверь. Марлен Хартман встала из-за пустого письменного стола, приветствуя их. Из окна у нее за спиной открывался панорамный вид Даунса.
– Gut! Вы здесь! Надеюсь, хорошо доехали? Садитесь, пожалуйста. – Она указала на два кресла перед столом.
– Интересная была поездка, – едва вымолвила Линн. Ноги у нее дрожали.
– Ja. У нас проблемы. – Марлен кивнула. Лицо у нее было серьезным. – Но я никогда не подвожу клиентов. – Она улыбнулась Кейтлин. – Все хорошо, meine Liebe?
– Хорошо бы, чтобы хирург во время операции включил запись Фейст. Можно? – спокойно спросила Кейтлин и села, сгорбившись в кресле, расчесывая лодыжки.
– Фейст? – нахмурилась немка. – Что это такое?
– Классная певица.
Марлен пожала плечами:
– Хорошо, конечно попросим.
– Я как бы хочу знать еще одну вещь, – добавила Кейтлин.
Линн тревожно взглянула на нее. Похоже, дочке трудно дышать.
– Какую?
– Откуда взялась печень, которую мне пересадят?
Не замешкавшись ни на секунду, Марлен ответила:
– Ее возьмут у бедной девочки, почти твоей ровесницы, которая вчера погибла в автомобильной аварии.
Линн не отрываясь смотрела на Кейтлин, приказывая ей взглядом не задавать никаких вопросов.
– А где она погибла? – продолжала Кейтлин, не обращая на мать внимания. Голос ее вдруг окреп.
– В Румынии… под городом Брашов.
– Еще что-нибудь мне о ней расскажите, – попросила она.
Марлен Хартман передернула плечами:
– К сожалению, я не имею права разглашать сведения о доноре. Это конфиденциальная информация. Больше ничего сказать не могу. Потом сможешь через меня написать, поблагодарить родных, если захочешь. Я всегда это поддерживаю.
– Значит, полиция сказала неправду…
– Детка! – поспешно перебила ее Линн, предчувствуя недоброе. – Фрау Хартман права.
Кейтлин помолчала, оглядываясь:
– Если… если я соглашусь взять эту печень, то должна знать правду.
Линн растерянно смотрела на нее.
Дверь открылась, вошла сестра Драгута:
– Мы готовы.
– Иди, пожалуйста, Кейтлин, – сказала немка. – Нам с твоей мамой надо обсудить кое-какие дела. Она к тебе придет через несколько минут.
– Значит, фотография, которая есть у полиции, это неправда? – настаивала Кейтлин.
– Милая! Ангел мой! – взмолилась Линн.
Марлен Хартман холодно взглянула на обеих:
– Какая фотография?
– Это ложь! – выпалила Линн, готовая расплакаться. – Ложь!
– Какая фотография? – допытывалась Марлен.
– Они говорят, она не умерла. Говорят, ее убьют ради меня.
Марлен тряхнула головой. Губы сжались в твердую бесстрастную линию, в глазах мелькнул недобрый огонек. Но она взяла себя в руки и мягко, ласково проговорила:
– Я так дела не делаю. Поверь мне, пожалуйста, – и тепло улыбнулась. – Вряд ли вашей английской полиции нравится, когда кто-нибудь… как это говорится… обходит систему. Они скорей позволят людям умереть, чем купить орган за деньги. Можешь мне поверить.
Медсестра у дверей повторила:
– Пойдем.
Линн поцеловала дочку.
– Иди с ней, дорогая. Я приду через пару минут, только внесу последний платеж. Пока ты готовишься, отправлю в банк факс.
Она помогла Кейтлин подняться. Пошатываясь, с рассеянным взглядом, Кейтлин вновь обратилась к Марлен Хартман:
– Попросите хирурга насчет Фейст?
– Обязательно, – широко улыбнулась та.
Кейтлин шагнула к матери:
– Только ты недолго, мам, ладно?
– Потороплюсь изо всех сил, милая.
– Я боюсь, – прошептала Кейтлин.
– Через несколько дней ты себя не узнаешь! – заверила Марлен и, как только дверь за медсестрой и девочкой закрылась, спросила с подозрительным прищуром: – О какой фотографии говорит ваша дочь?
Линн не успела ответить – внимание немки привлек внезапно раздавшийся треск низко летящего вертолета. Она вскочила с кресла, бросилась к окну, выглянула и прошипела сквозь зубы:
– Scheisse![42]
115
Медсестра втащила Кейтлин в маленькую раздевалку с рядами запертых металлических шкафчиков и одиноким больничным халатом, висевшим на вешалке.
– Раздевайся, – приказала она. – Одежду оставь в шкафчике номер четырнадцать. Я подожду. – И закрыла дверь.
Кейтлин смотрела на шкафчики дрожа, судорожно сглатывая. В замке шкафчика номер четырнадцать торчал ключ с резинкой, напомнив ей плавательный бассейн.
Плавать страшно. Не хочется терять почву под ногами. Сейчас она ее потеряла.
Голова закружилась, Кейтлин села, почти упала на жесткую скамейку, расчесывая живот. Навалилась усталость, тошнота, безнадежность. Только бы не тошнило. Только бы не чесалось. Только бы избавиться от страха.
Никогда в жизни так не боялась.
Комната как бы сдвигается, давит, ходит ходуном. Мысли тоже как калейдоскоп. Надо поторопиться, поймать, пока не исчезли. От нее что-то скрывают. Все. Даже мать. Что? Зачем? Почему? Что знают все, кроме нее? Какое они имеют право от нее что-то скрывать?
Кейтлин встала, стянула толстую куртку, снова села, не в силах выдержать кружения вокруг. В тело словно впились тысячи комаров.
– Пошла в задницу! – неожиданно громко выпалила она. – Проваливай, чертова боль!
Борясь с головокружением, она вновь поднялась, открыла шкафчик, собралась уже повесить куртку и замешкалась в нерешительности. Положила куртку на скамью и приоткрыла дверь. В коридоре никого не было.
Она неуверенно вышла, прикрыла за собой дверь, осторожно огляделась, пошла направо. Увидела дверь с табличкой: «Вход без стерильной одежды строго запрещен». Пришлось прищуриться, чтобы прочитать. Открыв дверь, спотыкаясь, направилась через узкую комнату без окон, похожую на хранилище медицинского оборудования. Там стояла стальная каталка на колесиках, на которую она наткнулась и больно ушибла бедро, а еще шкаф до потолка со стеклянными дверцами, забитый хирургическими инструментами, на полу баллоны с кислородом, разнообразная электронная аппаратура. В дальнем конце комнаты находилась дверь с круглым окошечком вроде иллюминатора. Кейтлин направилась к ней. Заглянула в окошечко и застыла.
В оборудованной по последнему слову техники операционной было полно людей в зеленых хирургических робах, эластичных шапочках, белых масках, в перчатках телесного цвета. Почти все стоят вокруг ослепительно освещенного стального стола, на котором лежит обнаженная девочка, которую, видно, готовят к операции. По собственному больничному опыту и любимым медицинским сериалам «Доктор Хаус» и «Анатомия страсти» Кейтлин узнала многие аппараты, подключенные к девочке. Эндотрахеальная дыхательная трубка, назогастральная трубка, центральный катетер в шее, подушечки кардиографа на груди, артериальные и периферийные капельницы, мониторы, измерители пульса и уровня кислорода, катетер в мочевом пузыре. Пожилой мужчина со скальпелем в руке разговаривал с мужчиной помоложе, чертя на теле линии пальцем в перчатке, явно указывая места и направление разрезов.
Хотя лицо девочки безжизненно, Кейтлин его сразу узнала. Это та самая румынская девочка с фотографии, которую детективы утром принесли к ним в дом. Девочка, которая, по словам немки, вчера погибла в автокатастрофе в Румынии.
Когда кто-то отошел от стола и стало лучше видно, Кейтлин присмотрелась в надежде найти на теле жертвы следы смертельной катастрофы. Как минимум синяки, ушибы, царапины. Но девочка попросту спала.
Кейтлин крепко зажмурилась, снова открыла глаза, стараясь сфокусировать взгляд. На теле никаких отметин не видно. В памяти вновь прокрутились слова суперинтендента.
Ее зовут Симона Иримия. Насколько нам известно, она пока жива-здорова. Ее нелегально привезли в Англию, чтобы убить и отдать вашей дочери печень.
Теперь ясно – он сказал правду. Врет немка. Врет мать. Девочку хотят убить. Может, уже убили.
Неожиданно за спиной прозвучал бешеный вопль:
– Что ты тут делаешь?!
Кейтлин оглянулась на грозно надвигавшуюся Драгуту, поспешно толкнула дверь, но она не открылась. Увидела ручку, дернула и ввалилась в операционную, кипя от гнева и ненависти к лицам в масках.
– Стойте! – прохрипела она, бросилась на ошарашенного хирурга, выхватила у него скальпель, чувствуя, как лезвие впивается в пальцы. – Сейчас же прекратите! Вы дьявол!
Стоя теперь близко к девочке, она за долю секунды окинула взглядом ее тело до последнего дюйма. Никаких признаков травм и ранений.
– Юная леди, прошу вас немедленно удалиться, – сказал пожилой мужчина бархатным голосом, несколько приглушенным маской. – Вы загрязняете операционную. Отдайте инструмент!
– Она еще жива?! – визгливо прокричала Кейтлин, вкладывая в вопль последние оставшиеся силы.
На плоском, вмонтированном в стену экране плыли неслышные волны. На мониторах поменьше, стоящих у головы девочки, мерцали какие-то знаки и цифры.
– Какое вам до этого дело, черт побери? – рявкнул хирург.
Остававшиеся на виду части его лица побагровели.
– Фактически очень большое, – ответила Кейтлин, тяжело дыша. – Я как бы должна получить ее печень.
Воцарилось молчание.
– Жива в данный момент, – с энтузиазмом подтвердил хирург помоложе, словно Кейтлин это и хотела услышать.
Она рванулась вперед, вцепилась в трубки капельниц, введенных в руку Симоны, и выдернула их, одним движением смела с груди подушечки. Хирург схватил ее за плечи:
– Ты с ума сошла, девочка?
В ответ Кейтлин крепко укусила его за руку. Он вскрикнул от боли, она вырвалась, развернулась на месте, заглядывая в округлившиеся глаза над масками. Увидела шагнувшую к ней медсестру, взмахнула скальпелем, как кинжалом, бесстрашно угрожая всем и каждому.
– Снимите ее со стола! – приказала она севшим от волнения голосом. – Сейчас же снимите ее со стола!
Операционная бригада застыла на месте. И только здоровенная медсестра протолкнулась к Кейтлин, схватила за свободную руку, дернула с такой силой, что та едва не упала, и потащила к двери. Кейтлин сопротивлялась как могла, но кроссовки скользили по кафелю.
– Пусти, гадина, корова драная! – прошипела она.
Медсестра остановилась, толкнула дверь, снова дернула за руку. Кейтлин споткнулась, выбросила вперед руку со скальпелем, чтобы смягчить падение, и лезвие вонзилось в скулу женщины, задев глаз и переносицу. Драгута, дико завопив, закрыла лицо руками. Во все стороны брызнула кровь. Она завертелась, воя, как привидение, и все бросились к ней на помощь.
В суматохе никто не обратил внимания на Кейтлин, которая заковыляла прочь.
116
Марлен Хартман быстро шагала по кафельному коридору. От визга и криков привычное железное самообладание рассыпалось на куски. Заметив, как из операционной кто-то вышел, она побежала. Бурей промчалась через подсобку и увидела свою операционную бригаду, отчаянно старавшуюся удержать могучую медсестру, по лицу которой текла кровь, сплошь заливая белую робу. Драгута боролась яростно, с истерическим визгом, брызгая кровью. С ней сражались сэр Роджер Сириус, два младших хирурга, анестезиолог и операционные сестры. Симона лежала на операционном столе, а вокруг нее валялись провода и трубки.
– Gottverdammt,[43] что происходит?
– Девчонка свихнулась, – пропыхтел Сириус.
Больше он ничего сказать не успел – мясистый кулак Драгуты врезался ему в челюсть. Хирург отлетел назад, рухнул на кафельный пол. Марлен подскочила к нему, помогла подняться.
– Здесь полицейский вертолет! – заорала она. – Немедленно сворачиваемся! Возьмите себя в руки! Понятно?
Драгута упала, увлекая за собой членов бригады.
– Я ослепла! – вопила она по-румынски. – Помоги мне, Боже, я ослепла!
– Дайте ей успокоительное, – приказала Марлен. – Рот заткните. Живее!
Младший анестезиолог схватил шприц, пошарил на столике, нашел ампулу.
– Надо везти ее в глазную больницу, – сказала операционная сестра.
– Где маленькая англичанка? Где Кейтлин? – спросила Марлен и, увидев уставившиеся на нее озадаченные, непонимающие глаза, закричала: – Где она?!
117
До полусмерти замерзшая Кейтлин, чувствуя на лице ледяную морось, натыкалась на стены, едва не падая. Трудно передвигать ноги. Приходится подтаскивать сперва одну, потом другую. Она уже почти добралась до стоянки с выстроившимися в ряд автомобилями, но споткнулась на клумбе. Болтающиеся на проводе наушники бьют по колену. Зуд страшный.
Все на меня рассердятся. Мама. Люк. Папа. Бабушка. Черт, все на меня рассердятся. Черт. Рассердятся.
Над головой жуткий треск. Она подняла глаза. В нескольких футах над ней висит сине-желтый вертолет, как гигантское насекомое-мутант. На боку надпись: «Полиция».
Черт, черт. Прилетели за мной, чтобы арестовать за нападение на медсестру.
Она прижалась к стене, хватая ртом воздух. Стена качается. Кейтлин отлепилась от стены и поплелась к подъездной дорожке. Вертолет ушел в сторону, описав широкую дугу. На дорожке стоит бирюзово-белое такси, точно такое, в каком они сюда приехали. У водительской дверцы женщина в меховом манто и шелковом платочке на голове. Расплатилась с таксистом, пошла к парадному входу, волоча за собой багаж.
Кейтлин, спотыкаясь, замахала руками водителю:
– Эй! Эй!..
Таксист не слышал.
– Эй!..
Он сел в машину.
Кейтлин изо всех сил вцепилась в ручку дверцы, дернула, открыла, спросила, задыхаясь:
– Пожалуйста… вы свободны?
– Извини, милочка, это не мой район. Мне тут не разрешается брать пассажиров.
– Пожалуйста… куда вы едете? Просто как бы подкиньте меня…
– Куда тебе надо? – дружелюбно спросил седовласый шофер. – Я в Брайтон возвращаюсь.
– Да, – кивнула она. – Да, отлично, спасибо. – И почти упала на переднее сиденье.
В салоне крепко пахло женскими духами.
– Что с тобой, милочка? У тебя рука в крови.
Кейтлин кивнула:
– Дверцей прищемила.
– У меня есть аптечка. Пластырь нужен?
Она затрясла головой:
– Нет, спасибо, все в порядке.
– Лечилась тут, да?
Кейтлин снова кивнула, изо всех сил стараясь держать глаза открытыми.
– Я слыхал, заведение дорогое.
– За меня мать заплатила, – шепнула она.
Шофер дотянулся, накинул на нее ремень безопасности и защелкнул.
Она почти лишилась сознания.
– С тобой точно все в порядке? – спросил шофер.
– Знаете, процедуры очень утомительные, – пробормотала Кейтлин.
– Не знаю и не узнаю. Бюджет не потянет.
– Бюджет… – слабо повторила она. Глаза ее закрылись.
Через пять минут навстречу промчались три полицейских машины с включенными мигалками и воющими сиренами. Вскоре за ними последовала четвертая.
– Видно, что-то стряслось, – заметил водитель.
– Сплошное дерьмо, – пробормотала Кейтлин.
Водитель кивнул:
– Чистая правда.
118
Линн, встревоженная внезапным исчезновением немки, подошла к окну посмотреть, откуда идет нескончаемый треск. Увидела вертолет с надписью «Полиция». Внутри все сжалось. Кружит низко, словно ищет что-то… или кого-то.
Ее?
В желудок будто высыпали ведро льда.
Нет, пожалуйста. Боже, прошу Тебя, нет. Только не сейчас. Пожалуйста, пусть пройдет операция. Потом все что угодно. Пожалуйста, пусть пройдет операция.
Она была в таком смятении, что сначала даже не расслышала звонок своего телефона. Полезла в сумочку, вытащила трубку, прочла на дисплее: «Номер не определяется».
– Миссис Беккет? – спросил смутно знакомый женский голос.
– Да.
– Это Шерли Линсел из Королевской больницы Южного Лондона.
– А… да… здравствуйте, – удивленно пробормотала Линн. Зачем звонит, черт возьми?
– У меня для вас хорошие вести. Мы нашли печень, которая подойдет Кейтлин. Можете приехать в течение часа?
– Печень?.. – тупо повторила Линн.
– Фактически доля печени взрослого человека.
– Понятно… – пробормотала она. В голове вихрем кружились мысли. Доля печени. Сначала даже не сообразила, что значит «доля печени».
– За час соберетесь?
– За час?..
– Если через час за вами приедет «скорая»?
Линн вдруг осознала, о чем речь. Ее словно обдало кипятком.
– Извините… Я не сразу поняла…
Координатор терпеливо повторила сказанное.
Линн села в немом отупении, прижав к уху трубку.
– Алло! Миссис Беккет?
Мозг не желал включаться.
– Да, – сказала она. – Да…
– Мы пришлем «скорую» в течение часа.
– Хорошо. Дело в том… – Линн умолкла.
– Алло! Миссис Беккет!
– Слушаю.