Имперские истории Юрин Денис

История 3

За правое дело!

Солнце еще стояло высоко, но в воздухе уже похолодало. Близился к концу второй день пути. Сардок – не такая уж и большая провинция, на коне ее можно пересечь всего за несколько дней. Вчера рано утром Намбиниэль покинул Иверону, а этой ночью должен был достигнуть границы Токано.

«Если, конечно, ничего не случится в пути, – думал всадник, внимательно следивший за окрестностью и то и дело привстающий на стременах. – Постов стражи на этой дороге нет, но может встретиться конный разъезд, или охрана какого-нибудь путешествующего вельможи будет не в меру бдительна. Джер и Карвабиэль могут опоздать, тогда придется ждать, надеюсь, не дольше трех-четырех часов».

За поворотом дороги скрылась последняя винокурня, впереди было поле, небольшой лесок, пересекаемый точно посередине извилистой лентой безымянной речушки, затем холмы, опять лесок и маленькое озеро, на берегу которого находилась забытая даже сборщиками подати деревушка. Именно в это глухое поселение и направлял свою гнедую Намбиниэль, там условились встретиться трое эльфов, два дня назад покинувших Иверону. Ехать порознь предложила Джер. «Она приняла мудрое решение. Трое эльфов да еще на конях и при оружии вызвали бы подозрение. Меня и так уже останавливали трижды, досматривали, расспрашивали, выведывали, цеплялись к словам, придирались к бумагам и пытались в чем-то уличить, а если бы поехали вместе, то вообще спасу бы не было от людских ищеек».

Намбиниэль тяжело вздохнул, жить среди людей было несладко, даже в Сардоке, в провинции, на добрых две трети населенной его собратьями. А что говорить про другие края, про остальной мир людей, где эльфы были чужаками, представителями когда-то могущественной, а ныне медленно вымирающей расы, жалкими пережитками прошлого, ненужными, как развалины древних городов и руины разрушенных замков.

Когда-то давным-давно мир был совсем другим, намного чище и красивее. Он принадлежал им, эльфам, но об этой легендарной поре остались лишь призрачные воспоминания, записанные предками в толстые книги, которые были теперь или безвозвратно утеряны, или пылились на полках имперских библиотек, куда вход им, представителям древнего народа, был запрещен под страхом смертной казни.

Намбиниэль не застал той прекрасной поры, хотя ему было более двухсот лет. Не застал ее и его отец, и отец отца, и даже прадед. Никто из его ближайших предков не помнил эпоху «начала конца», когда пала могущественная эльфийская империя и настала эра мрака и невежества, пора становления первых человеческих королевств.

Внешность у эльфов обманчива: с виду чуть более двадцати лет, а в душе уже дряхлый старик, переживший не одно человеческое поколение. Если бы он жил только среди сородичей, то чувствовал бы себя совсем по-другому, но, как ни крути, эльфам испокон веков приходилось общаться с людьми, выживать в их среде, приспосабливаться к их высокому темпу жизни. На трон восходит один император, не успеешь и глазом моргнуть, как он умирает от старости и править начинает его наследник. Преемственность образа мысли нехарактерна для любой королевской династии. Каждый властелин пытается сделать все по-иному: отменяет законы своего предка и ставит на должности новых людей. Проходит немного времени, и все начинается опять: новые порядки, новые налоги, новые реалии и лица. Как жить в мире, в котором каждый год все по-другому? Как иметь дела с людьми, если пышущие здоровьем юноши всего через несколько десятков лет превращаются в беззубых, немощных старцев, а детеныши каких-то жалких пятнадцати лет от роду уже осознают себя зрелыми мужчинами?

Одним словом, эльфам было непросто. Примерно так же чувствовали бы себя люди, если бы им пришлось подлаживаться под жизненный цикл кошек и собак, текущий слишком быстро и длящийся неимоверно кратко.

Конь вдруг заржал и затанцевал на месте. Умное животное подавало знак хозяину, что неподалеку притаилась опасность. В просветах жиденькой рощицы, идущей вдоль дороги, быстро замелькали тени. «Люди, пятеро, на лошадях», – мгновенно оценил ситуацию эльф. Деться было некуда, вокруг паровое поле, а два ряда идущих в шахматном порядке молодых деревьев могли стать укрытием лишь для кролика или иной мелкой живности. Встреча с всадниками была неизбежной, тем более что они уже наверняка заметили его. Намбиниэль поспешно надел шляпу, прикрывшую длинные, заостренные на концах уши. Жмущий голову убор и просторный серый плащ делали одинокого всадника издали похожим на человека, чересчур высокого и худого, но подобные мелочи трудно разглядеть, когда мчишься на полном скаку.

Как только из-за деревьев появился первый всадник, эльф чертыхнулся и скинул на землю бесполезную шляпу. Досмотр был неизбежен, это был конный разъезд имперских войск, а не вооруженные ротозеи местного герцога. Недавние волнения в Ивероне послужили причиной усиленного патрулирования дорог и значимых населенных пунктов. Дополнительные войска в провинцию не вводились, к виноградным лозам Сардока и так крепко присосалась аж целая кавалерийская дивизия, куда уж больше?

Пятеро всадников заметили эльфа и, перейдя на шаг, незамедлительно развернули лошадей в его сторону. Намбиниэль прищурил глаза, пытаясь разглядеть на черных, сливающихся в одно сплошное пятно мундирах знаки различия. «Кажется, взятки можно избежать, а вот дорожный мешок к досмотру приготовить придется, – подумал эльф, заметив на плечах одного из всадников офицерские эполеты. – Одна радость: документы в порядке, да ничего запрещенного с собою нет».

Отряд разделился шагов за десять: офицер и пара солдат подъехали спереди, а остальные двое объехали путника полукругом и остановились сзади, отрезав тем самым ему путь к отступлению. Под бесстрастным взглядом голубых глаз молодого командира Намбиниэль достал из-за пазухи аккуратно свернутые в трубочку проездные документы и, не дожидаясь требования, первым протянул их для ознакомления.

– В порядке, – отрывисто произнес офицер, после того как внимательно изучил три бумаги с печатями магистрата Ивероны: акт гражданства, разрешение на ношение оружия и свидетельство об уплате дорожной подати.

– Вещи досматривать будете? – спросил эльф, беря в руки Дорожный мешок.

– Не стоит, – отмахнулся офицер. – Покажите лучше ваш меч!

– У меня его нет, – приветливо улыбнулся Намбиниэль, скидывая плащ на землю. – С собой только кинжал, смотреть будете?

– Странно как-то получается, господин Мансоро, – заподозрил что-то неладное офицер. – Вы платите сто сонитов в год за право ношения меча, отправляетесь в дорогу, а оружие оставляете дома, почему? Неужели не боитесь разбойников?

– Опасаюсь, – честно признался Намбиниэль, – только не могу понять, чего больше: погибнуть от руки грабителей или потерять вещь, доставшуюся мне по наследству.

– Допустим, – задумчиво пробормотал офицер, – а куда, собственно, путь держите? Почему не по торговому тракту едете?

– В Баркат, по дороге хочу навестить родственников, проживающих вон в той деревушке. – Эльф махнул рукой в сторону леса.

Командир патруля закусил от досады губу. Эльф вел себя на удивление спокойно и учтиво, не задирал нос, как обычно делали его собратья, не выражал недовольства властями и четко отвечал на все вопросы. Придраться было не к чему, а до банального копания в грязном тряпье опускаться не хотелось, тем более что иверонский эльф уплатил дорожную подать в полном размере, а значит, был освобожден от досмотра на территории всей провинции.

– Можете ехать, – небрежно махнул рукой офицер. – Советую позаимствовать у вашей деревенской родни оружие. В Токано сейчас неспокойно, бандиты озорничают…

«Надо же, культурный да заботливый, – отметил про себя Намбиниэль, когда патруль отъехал в сторону. – Надо признать, далеко не самый худший экземпляр человека». Общение с тремя предыдущими разъездами прошло в куда более напряженной атмосфере. Сославшись на особое положение в провинции, грубые солдафоны во главе с мародерами-сержантами перерыли весь дорожный мешок и даже настаивали на проведении личного досмотра. От унизительной процедуры пришлось откупаться трижды, в результате его кошель отощал на двадцать три сонита.

Намбиниэль Мансоро не давал взяток, даже не платил, он расплачивался звонкой монетой не с людьми, а с самой судьбой за то, что не дала сгинуть во время многочисленных стычек или погибнуть от рук наемных палачей, которые так любят внезапно навещать мирно спящих жертв. Он был борцом за свободу своего народа, за возрождение эльфийской цивилизации и ее былого величия, однако в отличие от большинства своих сородичей никогда не лез на рожон и не перечил представителям власти, тем более носящим оружие и умеющим им пользоваться. Глупо спорить со злой собакой, ее нужно обмануть или, на худой конец, отравить.

Имперский патруль наконец-то скрылся из виду. Эльф поднял с земли плащ и не спеша пустил кобылу к уже видневшемуся на горизонте лесу. Встреча с военными не напугала Намбиниэля, но заставила призадуматься. Это был один из шести конных разъездов, регулярно патрулирующих округу. Куда они мчались до встречи с ним? Почему не осмотрели дорожный мешок и так настойчиво расспрашивали про оружие, ссылаясь на тревожные времена и намекая на опасности, подстерегающие путников на дорогах? Из всех возможных вариантов ответа правдоподобным был только один. Что-то произошло впереди: или на дороге, или в лесу. Скорее всего разбойничье нападение. Они пустились в погоню за преступниками, но потеряли след, поехали не в том направлении и слишком поздно осознали ошибку, чтобы гнать коней в противоположную сторону. По крайней мере он на дороге подозрительных личностей не встречал, мимо него за последний час прогрохотали три крестьянские повозки и прошли двое монахов, настолько тщедушных и убогих, что просто не могли оказаться переодетыми разбойниками.

Мнительность – плохая черта, она непременно приведет к сумасшествию, но те, кто забывает про осторожность, сами накликивают на себя беду. Не слезая с лошади, Мансоро достал из-за спины дорожный мешок и извлек из него хлыст с укороченной рукоятью, но зато длинный и чрезвычайно крепкий: две дюжины переплетенных между собой тонких стальных волосков, обшитых снаружи войлоком. Бедная кобыла умерла бы или взбесилась после первого же удара, но ее как раз эльф подстегивать и не собирался.

Дурные предчувствия не обманули Намбиниэля. На обочине дороги, не доезжая пятидесяти шагов до перекрестка, стояла пустая карета. Шесть еще теплых трупов, два из них женских, лежали в дорожной пыли среди куч вываленных из сундуков тряпок. Разбойники забрали все ценное и увели лошадей, судя по брошенной тут же упряжи, четверых.

Мансоро подъехал к брошенному экипажу ближе и закрыл распахнутую настежь дверцу. Два сцепившихся в смертельной схватке льва красовались на зеленом поле запыленного герба. Дело было серьезным, нужно было как можно быстрее выбираться из округи, где вскоре будет полно солдат. Обычный дорожный сброд из беглых каторжников и крестьян не осмелился бы напасть на экипаж баронета Аркоса, родного и любимого племянника местного герцога. На такой наглый поступок могли решиться или крепкая банда из бывших наемников, или засланные убийцы, которым было трудно добраться до баронета в городе или в родовом замке. Мансоро не сомневался, что какими бы ни были истинные причины нападения, люди обвинят в нем недовольных новыми поборами эльфов. Однако дело было даже не в этом, очередная ложь из уст людей волновала путника гораздо меньше, чем опасная банда, разгуливающая где-то неподалеку.

Тревожные предположения заставили Намбиниэля ненадолго задержаться на месте недавней трагедии. Судя по состоянию колес и рессор, бойне предшествовала погоня. Перед кареты был обращен в сторону поля, значит, нападение произошло в лесу. К тому же разбойники не любят открытых пространств, слишком высока возможность случайности. Они напали в чаще, в чащу же и ушли после того, как закончили дело. По мнению эльфов, люди были недальновидными существами с врожденно ограниченными мыслительными способностями, но не настолько глупыми, чтобы не заметить очевидного. Маленький отряд, встретившийся ему по пути, не гнался за бандитами, а спешил за подмогой. Молодой офицер побоялся преследовать шайку и углубляться в лес, тем более на лошадях. Страх, что бандиты могут вернуться, позарившись на казенное обмундирование и их коней, был настолько силен, что командир даже не выставил пост возле тела убитого баронета. Окажись на его месте, Намбиниэль поступил бы точно так же. К чему рисковать живыми ради мертвых, которым абсолютно все равно, где лежать и как долго?

Беглый осмотр тел не дал пищи для размышлений. Стычка была недолгой, пара вооруженных слуг вместе с кучером не смогли отстоять жизней своего господина и его родни. Все жертвы были зарублены. Рубцы ровные и обширные, значит, мечи были остро заточены, но из дешевой стали, поскольку убийцам пришлось прилагать усилия при ударах. О численности напавших судить было нельзя, как, впрочем, и о том, являлись ли они эльфами или людьми. Среди и тех и других было слишком много не только «мстящих», но и «жаждущих легкой наживы».

Ладонь эльфа звонко хлопнула по крупу лошади, дольше задерживаться возле кареты не было смысла. Из двух зол – встреча с бандитами и объяснение с военными, прочесывающими округу, – Намбиниэль выбрал меньшее и поспешил в лес.

Солнце только что село. Свет месяца едва отражался от спокойной глади маленького озера. Деревенские детишки закончили шумные игры у воды и разбежались по домам. Парочка рыбаков заканчивала латать прохудившуюся лодку. Наступила тихая ночь, а на смену ей непременно придет обычный, ничем не примечательный день, полный неспешной работы и скучных хлопот по хозяйству. Суета не была присуща этому месту, находившемуся на границе двух имперских провинций.

Жителям деревушки повезло. Герцоги Токано и Сардока уже более двадцати лет не могли договориться, где должна пройти граница их владений. До Имперского Суда тяжба не дошла. Несколько спорных акров земли слишком незначительный повод, чтобы беспокоить придворную знать и верховные органы правосудия, тем более что земля принадлежала не управителям провинций, а Императору, которого беспокоила лишь нерушимость внешних рубежей, а не то пройдет ли граница между принадлежащими ему провинциями по опушке леса или по холмам на противоположном берегу. Для Короны разницы не было, а вот крестьяне лишь выиграли, поскольку принципиально забывшие о спорном вопросе герцоги не посылали сюда сборщиков податей и так и не одарили ничейной землей ни одного из своих верных вассалов. Появление в забытой деревушке эмиссаров одной стороны непременно привело бы к ответным действиям другой. Портить же отношения с соседом из-за пары тысяч сонитов ежегодных поборов казны ни одному из вельмож не хотелось.

Обделенные вниманием властей и осиротевшие без господина крестьяне жили припеваючи. Добротные дома, а не дырявые халупы, краснощекие лица и весело играющие целыми днями, вместо того чтобы хлопотать по хозяйству, детишки были для Джер чем-то вроде идеала размеренной сельской жизни; жизни, к которой о на стремилась в душе и которой ей никогда не суждено было достичь. Злоба, распри и ненависть обходили это глухое местечко стороной. Здесь на протяжении целых десятилетий люди жили мирно с эльфами и даже роднились, а несколько лет назад в заброшенной избушке на окраине леса поселилось семейство неизвестно откуда прибредших в округу орков. Они быстро изучили местный язык, дикую смесь человеческого и позднеэльфийского, с большой примесью восточнотоканского и западносардокского диалектов, и стали неотъемлемой частью маленького мирка пограничья.

«Ах, если бы так было везде! Почему мы сами создаем себе проблемы, а потом пытаемся героически их разрешить? – думала Джер, сидя в кресле на открытой террасе. – Намбиниэль прав, нужно бороться не против людей. Это не та постановка вопроса. Все зло в мире оттого, что одни хотят жить за счет других, не только оторвать себе пожирнее кусок, но и повелевать чужими душами и телами. Сейчас миром правят люди, мы боремся против них. Когда-то эти земли были нашими, а среди тысяч голов безвольного рабского скота нашлось несколько десятков людей-смельчаков, решивших оказать сопротивление. Они выиграли, хотя в конечном итоге, конечно же, проиграли, поскольку сами погибли в ожесточенной борьбе, а когда враг был повержен, то их место заняли те самые подлые и трусливые негодяи, которые во время войн прятались за спинами настоящих бойцов. Что же получилось в результате? Обычная перестановка мест: раб стал господином, а бывшие хозяева превратились в безропотных слуг. Разве это стоило моря крови, стольких страданий, что довелось пережить и тем, и другим?

Намбиниэль прав. Мы не только должны прийти к власти, но и уцелеть, уцелеть любой ценой, иначе наша победа не будет иметь смысла. Нужно не только сокрушить старое, но и построить новое. Нельзя допустить, чтобы новое общество возводилось по старому чертежу, а изменения ограничились лишь заменой материала. Лично мне без разницы, в какой лачуге прозябать: низ каменный, а верх деревянный, или наоборот. Я хочу жить в прекрасном дворце мироздания, где все гармонично и нет затхлых каморок».

– О чем задумалась, неужели все о том же? Глупо и непрактично использовать свободную минуту на такую ерунду, – прозвучал за спиной эльфийки приятный мужской голос.

Девушка вздрогнула и чуть не выронила из задрожавшей руки стакан с молодым виноградным вином. Джер ненавидела Карвабиэля за его идиотскую привычку незаметно подкрадываться и нарушать размеренный ход чужих раздумий. Они были вместе, сражались бок о бок за одно дело, но все же каждый из них имел право ненадолго остаться один, уединиться со своими мыслями и мечтаниями и позабыть о той грязи, в которой каждый день приходилось возиться.

– Ну, не сердись, не сердись! Ты самая умная из нас, не говоря уже о том, что своей небесной красотой почти затмила богиню Шевару. – Карвабиэль весело рассмеялся и по-детски наморщил курносый нос.

– Почти?!

– Извини, милая, тебя я люблю, как сестру, а великую Шевару почитаю, как маму. Первое место в сердце моем занято… смирись!

Пребывая, как всегда, в хорошем расположении духа, Карвабиэль выстрелил в самолюбие Джер еще парочку сомнительных комплиментов, после чего успокоился и уселся на крыльце прямо у ног стиснувшей от злости губы красавицы.

Карвабиэль был молод по меркам эльфов, ему на днях исполнилось всего пятьдесят пять лет. Он выглядел намного старше своих эльфийских сверстников и внешне лишь отдаленно напоминал представителя древнего народа. Высок, но не худощав, строением грудной клетки и поражающим взор количеством на ней мышц он больше походил на человека. О веснушчатой физиономии весельчака и говорить не стоило: Карвабиэль был рыж, скуласт и конопат, как деревенский пастух. Непослушные волосы постоянно пытались скрутиться в колечки и сваляться в комки, отчего тот кошмар, который обычно был у него на голове, скорее походил на плохо выщипанный кусок корпии, нежели на традиционную прическу эльфийских мужчин: длинные, прямые волосы с коротко выстриженной челкой. Уши юноши были чересчур коротковаты, глаза слишком широки, нос курнос, а на щеках многовато волос. Единственным, к чему нельзя было придраться, были два ровных ряда мелких белоснежных зубов. Они были совершенно эльфийскими, хоть портрет с его улыбки пиши.

Джер сдержалась, подавила в себе внезапную вспышку гнева. Девушка уже давно привыкла к вызывающей манере общения и к необычной внешности своего напарника. Что тут поделать, если родители Карвабиэля жили в такой же глухой деревушке на отшибе цивилизации и были ужасно поражены, когда случайно узнали, что, оказывается, между эльфами и людьми давняя и непримиримая вражда. Менять что-либо было уже поздно. Момент познания истины наступил, когда их сыну исполнилось двадцать лет.

– Карв, тебя можно спросить? – прошептала Джер, не сводя глаз с глади озера.

– Один вопрос – один сонит, – невозмутимо ответил юноша, насаживая на кинжал аппетитный кусок обжаренной в масле рыбы. – Если хочешь исповедоваться в грешках, то за десять сонитов готов слушать и сочувственно кивать головой около получаса, дольше не выдержу, извини… Прослушивание философских изречений тебе обойдется немного дороже, но на первый раз, так уж и быть, пару монет уступлю.

– Ты когда-нибудь бываешь серьезным? – со вздохом спросила Джер, не в силах далее терпеть пустого словоблудства.

– Когда выпью, – честно признался Карвабиэль, – поэтому и не притрагиваюсь к вину последние пятнадцать-шестнадцать лет.

Действительно, Джер никогда не видела напарника с кубком вина в руке. Даже на празднествах полуэльф-получеловек ел за двоих, но пил только воду или горячий травяной настой. Окружающие списывали его странную привычку на дурное происхождение, но Джер подозревала, что дело было совсем не в этом.

– Почему ты с нами? – внезапно спросила Джер.

– С кем «нами»? – переспросил Карвабиэль, чуть не подавившись рыбной костью.

– Почему ты вступил в Джабон? Почему кочуешь по Империи, а не уехал в Авли или не ушел в шермдарнские степи? Почему пошел за Намбиниэлем, хотя в грош не ставишь наши идеалы и не веришь в победу? – выпалила на одном дыхании Джер и замолчала в ожидании ответа.

– Ты мне не доверяешь? – Карвабиэль повернулся и посмотрел девушке прямо в глаза. – Ты считаешь, что я ненадежен и могу предать, если уже не сделал этого?

– Нет. – Джер смутилась, ей была неприятна такая агрессивная постановка встречного вопроса, но внутреннее «я» жаждало получить ответы, понять мотивы и ход мыслей соратника, с которым почти каждый день приходилось находиться рядом на протяжении долгих месяцев, а порой и лет. – Просто хочу ясности, ведь между единомышленниками не должно быть тайн.

– Налей! – Выплеснув на землю воду, Карвабиэль протянул девушке стакан.

– Ты уверен?!

– Хочешь, чтобы я отшутился, или решила серьезно поговорить?

Напарник опять ответил в свойственной ему манере, вопросом на вопрос. Но сейчас было не самое подходящее время, чтобы раздражаться по пустякам. Джер отложила лекцию о правилах хорошего тона на потом и налила вина. Карвабиэль Долго смотрел на темно-красную жидкость, плескавшуюся в стакане, а потом выпил ее решительным залпом и неизвестно зачем грохнул днищем стакана о крыльцо.

– Ну что ж, ты сама напросилась, но рот мне теперь не затыкай! – Голос напарника стал каким-то другим, более резким и жестким; щеки мгновенно раскраснелись, видимо, в голову с непривычки сразу ударил хмель. – Ты задала совсем не те вопросы, чтобы действительно понять «почему». Ответить только на них – значит солгать; начать с них – только запутать, поэтому я уж выскажу сразу все, с начала… с самого начала! – Карвабиэль призадумался, эмоции, сокровенные мысли и чувства обретали в его голове форму крадущих суть слов. – Начну с того, что я полукровка. Ни для кого это не новость, достаточно на рожу мою посмотреть, но каково быть наполовину эльфом, а наполовину человеком, «чистокровному» никогда не понять. Я изгой, существо неполноценное с точки зрения и одних, и других. Люди ненавидят во мне эльфа, а вы презираете мою человеческую половину.

– Это не так! – перебила Джер, но тут же пожалела об этом. В глазах напарника вдруг промелькнула затаенная в душе ненависть.

– «Вы» значило эльфы, все в целом, а не ты или Намбиниэль, – уточнил Карвабиэль, проклиная про себя Джер за то, что сбила с мысли. – Полукровка – существо неполноценное. Меня не дразнили в детстве, у нас в деревне почти вся детвора такая, но потом пришлось туго. Незадолго до моего двадцатилетия я впервые задал себе вопрос: «Кто я?» Я слишком отличался от отца, да и на мать был не очень-то похож. Примерно год понадобился, чтобы понять, а затем еще года три, чтобы принять и свыкнуться. Потом я сглупил. Вместо того чтобы жить припеваючи в своей деревушке, отправился в «большой мир». Жажда подвигов, приключений и прочей ерунды… – Карвабиэль весьма выразительно покрутил пальцем возле своего виска. – Приключений было много, но совершенно не тех, о которых грезил ночами несмышленый деревенский паренек. Меня шпыняли и те, и другие. Куда бы я ни пришел, в какое королевство ни забрел, везде было одно и то же: люди тыкали в меня пальцем, а эльфы презрительно воротили носы. Вопрос: «Как дальше жить?» стоял весьма актуально, а пока я не нашел ответа, приходилось скитаться и терпеть унижения, но я знал, точнее, нутром чувствовал, что в конце концов найдется кто-то, кто отнесется ко мне более благосклонно, как к равному, а не ущербному существу.

– Ты хочешь сказать… – Джер осенила догадка.

– Совершенно верно, – кивнул Карвабиэль. – Ты и твои товарищи посмотрели сквозь пальцы на мое происхождение, именно поэтому я с вами. Я нашел место, где мне комфортно, где я чувствую себя среди своих. Моя жизнь могла сложиться и по-другому. Пригрел бы меня Корвий, были бы мы сейчас врагами, носил бы я позолоченные эполеты имперской разведки и ловил бы проклятых эльфов-бунтарей.

– Неужели?!

– Я сказал, если бы жизнь сложилась по-другому. Сейчас уже поздно что-то менять, да и не хочется. Да, я не верю в победу нашего дела, но никогда не предам. Двадцать лет, как я состою в Джабоне, двадцать лет, как ощущаю себя эльфом, переделывать себя в человека неохота…

Карвабиэль закончил рассказ и ушел. Разгоряченной голове захотелось остудиться, прохладная вода озера была самым подходящим средством, чтобы выгнать из крови хмель и отогнать дурные мысли. Мужчина плавал около получаса, затем вернулся и был прежним Карвабиэлем, трезвым и веселым.

На этот раз лошадь не стала танцевать, а затрясла загривком. Кто-то хорошо умеет дрессировать собак, а Намбиниэлю удавалось находить общий язык с лошадьми. Благородные животные почему-то симпатизировали эльфу и поэтому стремились всячески облегчить его жизнь. Условный знак обозначал, что впереди враги, что они притаились в засаде и терпеливо ждут приближения путника. К сожалению, лошадь не могла сказать наезднику, сколько разбойников попряталось по кустам и как они были вооружены. Жертвы на дороге были зарублены, а не застрелены, но это по большому счету ничего не значило. Неблагоприятный ветер, страх повредить дорогие наряды, которые разбойники забрали с собой, нежелание искать стрелы по всему маршруту погони и многие другие обстоятельства могли заставить грабителей удержаться от использования луков и ударить в мечи. Гадать было бессмысленно, нужно было рассчитывать на худшее.

«Если у них есть арбалеты или луки, то выстрелят из засады и побегут обирать труп. Живой я им ни к чему. От самодельных стрел, выпущенных из плохеньких луков, я уклониться успею, а вот с болтом не поиграешь, слишком скорость большая, прошьет насквозь, даже ухом не поведу!»

Намбиниэль остановил лошадь, бесшумно соскользнул на землю и, прихватив кнут, углубился в чащу. Близко растущие друг к другу деревья, раскидистые кусты и высокая трава, доходившая почти до колен, как нельзя лучше благоприятствовали отчаянной затее.

Лошади чуют других живых существ по запаху. Если находишься в поле или на другой открытой местности, то нужно быть осторожным и не полагаться только на нюх верного хвостатого друга. На каком расстоянии животное почувствует приближение врага, во многом зависит от ветра: его силы и направления. Может, за полмили, а может, и не обнаружит вообще. В лесу все проще: ветра нет, но обилие иных ароматов снижает восприимчивость лошадиных ноздрей в несколько раз. Это, с одной стороны, ужасно плохо, а с другой – чертовски хорошо. Намбиниэль знал, что враги поджидали его впереди по дороге на расстоянии не более пятидесяти шагов, поэтому, спешившись, он стал продвигаться в противоположном направлении. Замысел эльфа был прост: обойти засаду и напасть на разбойников сзади. Много их быть не должно было, иначе лесная братия не стала бы томиться по колючим кустам, а расселась бы прямо на обочине, предварительно повалив несколько деревьев и перекрыв ими дорогу.

Низко пригнувшись, Намбиниэль почти полз по сырой траве. Даже днем солнечные лучи с трудом пробивались к земле сквозь густую листву деревьев. Всего в паре шагов от дороги начиналось вечное царство сырости, паутины и кровососущей мошкары. Но кроме насекомых в зарослях водились и иные обитатели. Эльф чуть не наступил на хвост змее. Гадюка испугалась и кинулась, впившись острыми зубами в сапог немного повыше лодыжки. К счастью, кожа оказалась добротной, Намбиниэль почувствовал легкое сдавливание, но прокусить сапог змея не смогла. Быстрым ударом кинжала эльф отделил голову лесного гада от хвоста и откинул обе части подальше в сторону.

Его жизнь была в безопасности, но сапоги нужно было срочно менять, осколки зубов застряли в плотной коже, и оставшийся на них яд с течением времени непременно проел бы дыру. Шеварийская гадюка редко встречалась в этих лесах. В отличие от местных сородичей она была крайне неповоротливой, но чрезвычайно ядовитой. Ее яд мог впитаться в любую материю, забиться в любую щель и вызвать раздражение кожи, чесотку, жар, сны наяву и прочие неприятные симптомы легкого отравления.

Немного подумав, Намбиниэль выбросил кинжал. Тонкое, обоюдоострое лезвие с обшитой выцветшей кожей рукоятью было скорее не оружием, а универсальным инструментом, заменявшим в долгих походах отмычку и вилку. Есть с кинжала эльф уже не стал бы, даже после того, как тщательно промыл бы поверхность. Намбиниэль не был брезглив, но у каждого есть свои представления о чистоплотности, через которые не переступить.

За разросшимся кустом ракитника начинался неглубокий овраг, заросший травой и заваленный сгнившими ветками. Если спрыгнуть в него, то можно было бы легко подобраться к месту, где по расчетам эльфа должна была находиться позиция стрелков. Будь Намбиниэль помоложе лет эдак на сто – сто пятьдесят, то непременно так и поступил бы, но жизненный опыт, основанный прежде всего на собственных ошибках, удержал путника от легкомысленного шага. Тихонько брошенная вниз ветка развеяла последние сомнения, из-под завала послышалось недовольное шипение. С одной гадюкой можно было сладить, а что делать, если там копошилось около сотни? Углубление, сырость, сгнившая древесина – лучшего места для змеиного лежбища не придумать.

Овраг пришлось обходить, точнее, обползать, продираясь сквозь кусты и узкие пространства между растущими почти вплотную деревьями. Неимоверно замедляла продвижение необходимость сохранять тишину. Шум раздвигаемых кустов и треск поломанных веток могли привлечь внимание охотников на людей, которые вот-вот должны были сами превратиться в жертвы.

Разбойники прятались за поваленным деревом в пяти шагах от обочины. Их было двое: один стрелок с охотничьим арбалетом, второй – здоровенный детина в драной накидке, надетой на голое тело, и с топором, воткнутым в гнилой ствол. С дороги лесных братьев было не видно, а вот сзади их сгорбленные спины были заметны аж за двадцать шагов.

«Двое, всего двое. – Тонкие губы эльфа искривились в зловещей ухмылке. – Это будет легко… и очень приятно!»

Намотав на левую руку плащ и приготовив для удара кнут, Намбиниэль медлен но опустился с четверенек на живот и бесшумно, извиваясь, как гадюка, всем телом, пополз вперед.

Заношенную до дыр кожаную куртку стрелка, ранее черного, а ныне грязно-серого цвета, когда-то носил имперский кавалерист. На превратившейся в лохмотья накидке верзилы виднелись фрагменты гербового рисунка. Сомнений быть не могло, в засаде притаились или дезертиры, или отчаявшиеся головорезы, не погнушавшиеся нападением на имперских солдат. Избавить мир от подобных мерзавцев – не грех, главное, чтобы негодяи не одолели воспылавшего в благородном порыве поборника справедливости. Чем ближе подкрадывался Намбиниэль, тем отчетливее понимал, что прирезать обоих будет не так уж и просто. Стрелок не убирал палец с курка, а в землю возле ладони здоровяка был воткнут огромный охотничий нож, которым он наверняка ловко умел пользоваться.

Одновременно убить двоих эльфу не удалось бы. Укрывшись за деревом шагах в пяти от томящейся в изнурительном ожидании парочки, Намбиниэль напряженно размышлял, на кого же сначала напасть. В конце концов решение было принято: первым к предкам должен был отправиться стрелок. Схватка с разъяренным верзилой, вооруженным ножом и топором, была куда привлекательнее перспективы получить стальной болт в живот.

Эльф слегка приподнялся на руках и напряг спину перед прыжком. Ждать было нечего, настала пора действий. Однако внезапно послышавшийся со стороны дороги цокот копыт помешал коварному нападению со спины.

Разбойники повели себя странно. Вместо того чтобы затихнуть, они громко заболтали и поднялись в полный рост-Тот, кого они увидели, наверняка был сообщником.

– Все, бездельники, хватит… топайте в лагерь… общий сбор! – как-то неестественно отрывисто и нарочито грубо прокричал женский голос, который, если бы звучал в нормальной тональности, можно было бы назвать приятным и даже мелодичным. – Э-э-эй, Карсо… чья это кобыла на дороге… шагах в ста?!

– Не знай, мимо мы никто не ехать! – пробасил великан с топором, судя по говору, герканец или шевариец, недавно попавший в Империю и еще не успевший освоить язык.

– Фертьэлла сана! – выругалась женщина по-эльфийски. – Ладно… топайте живее… в лагерь… вас ждут!

Разбойники послушались. Недовольно ворча, они собрали пожитки и побрели в лес. Видимо, просидеть всю ночь в засаде было для них куда приятнее, чем предстать пред взором главаря. Не задержался и всадник, он тут же умчался туда, где Намбиниэль оставил лошадь.

Пойти за бандитами следом, обнаружить их становье и донести властям значило не только получить хорошее вознаграждение, ной избавить жителей окрестных деревень от краж, нападений в лесу и ночных набегов. Но, с другой стороны, Намбиниэль уже успел привязаться к купленной три месяца назад кобылице, дарить ее разбойнице-эльфийке не хотелось. Кроме того, сам факт, что его сородич связался с людьми, был невероятно интригующим и подстегивал далеко не праздное любопытство.

Да, эльфы уходили в леса: кто в поисках духовного спокойствия и ради единения с природой, а кто и за легкой деньгой из карманов случайных проезжих. Но они покидали города не в одиночку, а группами, и ни за что бы не приняли в свою общину человека. Рассказы о смешанных бандах – глупые вымыслы, распущенные имперскими властями и подхваченные доверчивыми дураками.

С людьми по лесам бродили полуэльфы, притом только те из них, кто вырос в человеческом окружении и даже толком не знал эльфийского языка. Всадница же была чистокровной эльфийкой. В этом Намбиниэль не сомневался, хоть и не видел ее из-за дерева. Ему было достаточно слышать, как она говорила по-имперски. Так выкрикивает слова только тот, кто сутками общается на мелодичном эльфийском и по неведению полагает, что любой человеческий язык похож на отрывистую барабанную дробь или на собачий лай.

Желание вернуть свою лошадь и старенький дорожный мешок оказались сильнее надежды заработать тысчонку-другую сонитов. Денежные вопросы с властями решать сложно: непременно обманут, да еще и удержат налоги. К тому же поболтать с глазу на глаз с соплеменницей было куда приятнее и полезнее, чем выслеживать грязных, обросших дикарей, считавших, что запах, исходящий от их немытых месяцами тел, лучшее средство от лесной мошкары.

Как только парочка разбойников скрылась в лесу, Намбиниэль выбежал на дорогу. Ему нужно было спешить, увести чужую лошадь – дело нехитрое, для этого требуется от силы минута.

– Долго еще прятаться будешь?! Вылезай-вылезай, они уже уехали, – весело рассмеялась Джер, видя, как из чердачного окна сначала появилась рыжая копна взъерошенных волос, а затем и курносая рожица Карвабиэля.

– Чего смеешься? Их целый эскадрон. Рыскали, обнюхивали, расспрашивали… явно кого-то искали, – пробормотал Карвабиэль и ловко выпрыгнул из укрытия, находившегося на высоте примерно два с половиной метра от земли.

Подобными прыжками Джер было не удивить, она и сама много раз прыгала с крыш домов и со стен замков, при этом во рву не всегда оказывалась вода. Девушка покачала головой и перевела взгляд с растрепанного Карвабиэля на окраину деревни, где еще маячил хвост последней армейской кобылы. Нежданному визиту отряда имперской кавалерии можно было подивиться. Представители местных властей не жаловали к озеру более двадцати лет, а солдат регулярной армии впервые увидели даже старожилы.

– Не эскадрон, а всего лишь три дюжины, – уточнила Джер, с сожалением посмотрев на опустевший кувшин вина. – Ты лучше скажи, когда с детством распрощаться намерен? Мы же перед законом чисты, – хитро улыбнулась эльфийка, – так чего же ты на чердак залез?

– А ты знаешь, зачем мы в Баркат едем? Почему только втроем и почему Намбиниэль темнит? Почему он в Ивероне ничего не рассказал?

Полуэльф превзошел самого себя. На вопрос он ответил не вопросом, а сразу тремя, притом такими каверзными, что Джер захотелось разбить о голову напарника пустой кувшин вместе со стаканом, а заодно и табуретом.

– Знаю лишь, куда мы едем и к кому, то есть ровно столько же, сколько и ты, – произнесла девушка почти по слогам, пытаясь взять себя в руки и не поддаться сильному душевному порыву.

Прошло уже три часа с условленного срока, близилась полночь. Намбиниэль так и не появился, а в округе рыскало больше солдат, чем во время герцогской инаугурации на площади перед собором. А тут еще Карвабиэль вздумал пощекотать ей нервы болтовней о взаимном доверии.

– То-то и оно, что мы-то ничего не знаем, а они… – Карвабиэль многозначительно кивнул головой в сторону удалившегося в лес отряда, – возможно, больше нашего в курсе, поэтому на всякий случай и спрятаться не грех.

– Может, ты прав, – философски заметила Джер. – По крайней мере общение с солдатами было не из приятных.

– О чем расспрашивали-то?

– Да так, ни о чем, – отмахнулась Джер. – Видно, одному из здешних вельмож бандюги хвост поприжали. До утра лес обыскивать будут, но, как всегда, ничего не найдут.

– О чем тебя спрашивали? – настойчиво повторил свой вопрос Карвабиэль, почувствовав, что девушка уводит разговор в сторону. – Чего они такого наплели, что ты вон до сих пор рожу кривишь?

– Рожа бывает только у ослов и у некоторых трусливых эльфов, пристающих с глупыми вопросами! – рассердилась Джер.

– Фу… какое счастье, что я полукровка, – картинно вздохнул Карвабиэль и ехидно сощурился. – Что, не получилось, красавица? Будешь впредь знать, с кем в остроумии тягаться!

– В ослоумии, – проворчала Джер.

– Ладно, отстань от бедного животного и наконец расскажи, о чем с офицером болтала. Опять глазки, поди, строила? Самой уже за двести лет перевалило, пора бы остепениться.

Карвабиэлю все-таки удалось вывести напарницу из себя. В его сторону полетел кувшин, а затем и табурет со стаканом. Хоть ни один из метательных снарядов и не достиг цели, но Джер стало легче.

– Они спрашивали об эльфе, которого на закате встретил их разъезд в поле за лесом. Он ехал в деревню и очень походил на… – Джер осеклась, переживания не дали ей договорить.

– Понятно, на Намбиниэля, – кивнул головой ставший мгновенно серьезным весельчак.

– Офицер интересовался, приехал ли он…

На минуту воцарилось молчание, оба эльфа находились в раздумье. Они не сомневались, что тем путником был их командир, и пытались придумать причины, из-за которых он мог бы задержаться в дороге; любые, кроме одной, которая первой пришла в голову, но о которой было страшно и горько подумать.

– Давай спать, – прервал гнетущую тишину Карвабиэль, – до утра все равно в лес не сунуться. Темнота кромешная, дальше носа своего ничего не увидим, да и солдаты за разбойников принять могут. Сама же знаешь, как их учат: сначала стрелять, а затем разбираться, бандит ты или просто в лесу заблудился.

– Иди, я первой подежурю, – согласилась Джер, доставая из-за спинки кресла короткий меч без крестовины и десяток метательных ножей, – только оружие держи наготове. Если солдаты банду найдут, то к озеру прижимать станут… Нам жарко будет, очень жарко…

Внезапно наступившая темнота помогла Намбиниэлю приблизиться к врагу незаметно. Он застал воровку как раз в тот момент, когда она потрошила его мешок и бесцеремонно выбрасывала на дорогу малоценные, но дорогие его сердцу вещи, безделушки, хранившие на себе отпечаток прошлого, память о событиях давно минувших дней и о погибших товарищах. Такого кощунства нельзя было простить, эльфийка подписала себе смертный приговор. Однако эмоции никогда не заставляли Намбиниэля действовать поспешно и неосмотрительно, порой он был настолько расчетлив и хладнокровен, что ужасался сам. С воровкой нужно было сначала поговорить, а уж только затем успокоить ее грешную душу.

Внешне девица сильно отличалась от разбойничьего сброда. Что-то подсказывало Намбиниэлю, что она поселилась в лесу не только ради наживы. Высокая, стройная, золотистые волосы, собранные на затылке в аккуратный пучок, с ног до головы одета в легкую кожаную броню. Заткнутая за пояс перчатка и композитный лук, висевший за спиной, не оставляли сомнений: девушка редко вступала в ближний бой, она предпочитала пронзать врагов стрелами или издалека, или кружа между ними на лошади.

«Полное соответствие типичному представлению человека об эльфах, или „остроухих“, как они привыкли нас называть. Слабые, трусливые, малодушные существа, боящиеся скрестить мечи в честной схватке, но зато хитрые и изворотливые… Брезгливые слюнтяи, теряющие сознание при виде разрубленной сталью плоти. Вот из-за таких… воительниц… нас давно перестали воспринимать всерьез! Кем может быть эльф с точки зрения обычного человека? Или подлым лучником, стреляющим из кустов, или коварным убийцей, крадущимся в ночи с отравленным кинжалом в руке. Больше мы ничего не умеем, на большее не способны, разве что корчить надменные рожи да часами трепаться о гармонии в мире. Жалкая картина, но все-таки доля горькой правды в ней есть. Мы вымираем, деградируем, в строю остаются далеко не лучшие, такие вон, как эта девица, увлекшаяся опустошением моего мешка настолько, что даже не заметила, как я подкрался вплотную».

Намбиниэль был абсолютно прав. Живя в лесу, кишащем дикими зверями и не менее агрессивными разумными существами, нельзя быть настолько беспечной. Девушка обнаружила присутствие врага, только когда длинные и цепкие пальцы эльфа впились в ее горло. Резкое движение локтем назад не привело к желаемому результату, рука эльфийки ударила пустоту и тут же была заломлена до боли в запястье и локтевом суставе. Попытки вывернуться и пнуть нападавшего тоже не привели к желаемому результату. Мужчина предугадывал все ее действия и умело предпринимал контрмеры, играя с ней, как кошка с мышкой, и не причиняя сильной боли. Лишь когда свободная рука воровки потянулась за кинжалом, мужские пальцы усилили хватку. Девушка вскрикнула и присела, выронив на землю все-таки вытащенный из-за пояса кинжал. Ее тело как будто окаменело, руки отнялись, а по телу прокатилась волна обжигающей, сводящей мышцы боли.

– Тише, не делай резких движений! – прошептал Намбиниэль, припав губами к уху парализованной пленницы. – Никогда не воюй с тем, кто уже держит тебя за горло. Я могу тебя придушить, усыпить или сделать калекой на всю жизнь. Шея – самое уязвимое место на теле эльфа. Всего несколько легких нажатий, и ты уже никогда не сможешь скакать верхом, стрелять из твоего великолепного лука, запускать твои шаловливые пальчики в чужие мешки и делать много-много других вещей.

Девушка молчала. Она не выкрикивала проклятий и не рычала просто потому, что не могла, хотя клокотавший внутри гнев раздирал ее на части. Намбиниэль ощущал учащенное дыхание пленницы, теплоту ее разгоряченного тела, злость, ненависть, желание взять реванш, но, к сожалению, не страх. Враг не боялся, значит, еще не настала пора задавать вопросы.

Указательный и большой пальцы эльфа быстро нажали несколько точек на шее, под нижней челюстью и на ключице. Плавные движения слились в одно, как будто музыкант взял аккорд на цитаре. Реакция последовала незамедлительно: воровка упала и закрутилась от боли, сжимая руками разрываемый на части живот. Ее лицо раскраснелось, из глаз хлынули потоки слез, а изо рта вместе с брызгами слюны вырвался протяжный стон.

– Это только начало, самое начало, первые муки – преддверие настоящей боли, – зловеще прошептал Намбиниэль, присаживаясь на корточки и наблюдая за агонией будущей собеседницы. – Пока это только сокращение брюшных мышц, но скоро наступят рези в желудке и кишечнике. Долго ты не протянешь, минуты две, потом потеряешь сознание, а когда придешь в себя, мы все начнем заново…

Намбиниэль, конечно же, врал. У него не было времени, чтобы продолжать пытки, да и желание отсутствовало. Вид страдавшей женщины не доставлял ему наслаждения, хотя и не вызывал отвращения. За годы службы в Джабоне он видывал и не такое, если бы в душе не очерствел, то непременно уже давно сошел бы с ума. Самое трудное для солдата – не научиться владеть оружием, а свыкнуться с видом истерзанной плоти, убивать, оставаясь при этом самим собой. Если ты вдруг проникся состраданием к бьющемуся в предсмертной агонии врагу, или, наоборот, твой глаз начали радовать чужие муки, то пора уходить, пора воткнуть в землю окровавленный меч и вернуться к прежней жизни.

Намбиниэль уже не помнил, каким он был до того, как впервые обагрил руки чужой кровью. Однако душевные терзания не мучили эльфа. Он смотрел на жизнь просто; пожалуй, даже чересчур просто для большинства людей и его соплеменников: «Мы все в гостях у жизни, когда-нибудь да наступит пора уходить. Засидевшийся гость ставит себя в неудобное положение, после его ухода хозяева облегченно вздыхают!» Отрубленные же конечности и изувеченные тела вызывали у него не большее отторжение, чем вид заколотого поросенка или выпотрошенной курицы.

Муки жертвы усилились, девушка вот-вот должна была потерять сознание. Намбиниэль правильно оценил запас оставшихся еще у нее сил и вовремя нажал на нужную точку. Вспотевшее тело вдруг замерло на земле, девушка закрыла глаза и задышала более ритмично. Угроза разрыва сердца миновала.

– Кто ты? – задал первый вопрос Намбиниэль, дождавшись, когда воровка окончательно пришла в себя.

– Мы с тобой заодно, – слетело с трясущихся губ. – Зачем…

– Вопросы задаю я! – резко пресек попытку увести разговор в сторону Мансоро. – Кто ты, что делаешь в лесу и что у тебя общего с шайкой одичавших мародеров?!

Ответом снова было молчание, бессмысленное, упрямое молчание не желавшей выторговывать себе жизнь разбойницы.

«Что-то с этой девицей не так. Преступники обычно пасуют, когда чувствуют силу. Им нечего терять, кроме жизни и награбленного добра. Кодексы, клятвы, псевдокровные узы, которыми они якобы связывают друг друга навеки, – ерунда. Для большинства бандитов верность братству пустой звук, не стоящий даже минуты страданий. Девчонка упрямится, почему? Что ей терять, кроме жизни, которой она, похоже, совсем не дорожит, по крайней мере даже не пытается обменять ее на несколько секунд доверительной беседы».

– Что значило твое: «мы заодно»? – задал Намбиниэль новый вопрос, пытаясь завести разговор с другого конца.

– Я знаю тебя, – неожиданно заявила воровка, все-таки решившаяся заговорить, – ты Мансоро, ты тоже из Джабона…

Признание девушки весьма удивило Намбиниэля. Если ее слова не ложь, то разбойница как-то связана с тайной организацией эльфов. Странно только, что он, боец с именем и безупречной репутацией, завоевавший доверие Совета и занимавший в организации высокий пост, ничего об этом не знал.

– Дальше! – потребовал Мансоро. – Если это правда, то тебе нечего от меня скрывать.

– Не могу… клятва, – произнесла девушка, делая попытку встать.

– Кто твой командир?! – спросил Намбиниэль, жестом приказывая ей не двигаться. – Совет знает о ваших действиях?!

Ответом снова было молчание. Упрямство допрашиваемой начинало бесить Намбиниэля. Он уже всерьез призадумывался над продолжением пытки, но топот конских копыт, раздавшийся за спиной, нарушил планы.

Мансоро быстро вскочил на ноги и взял в правую руку кнут. Из-за поворота лесной дороги вылетел конный отряд. Первые двое всадников спустили тетиву луков, как только пыльный, перепачканный травою и грязью плащ Намбиниэля попал в их поле зрения. От одной стрелы эльфу удалось уклониться, вторая слегка царапнула заостренный кончик уха. «Чуток бы пониже, и я стал бы больше походить на человека. По крайней мере „остроухим“ меня бы уже никто не назвал», – подумал Намбиниэль, резко выкидывая правую руку вперед.

Плеть кнута засвистела в воздухе. Конный стрелок, тоже эльф, не счел кнут полноценным оружием и решил перехватить его рукою в воздухе. Наруч треснул, кисть наивного чудака изогнулась гусиной шейкой. Удар стальных нитей, обшитых кожей, не мог отрезать руку, но был способен разбить булыжник или переломить молодое дерево. Толчок чудовищной силы сбросил стрелка с лошади. Та испугалась, встала на дыбы и растоптала голову хозяина. Второй всадник оказался тем временем уже за спиной. У него было достаточно времени, чтобы достать из колчана еще одну стрелу и всадить ее в беззащитную спину чужака, но он почему-то медлил. Намбиниэль затылком почувствовал, что его держат под прицелом. Враг подъехал слишком близко, чтобы не успеть выстрелить, но находился слишком далеко, чтобы достать до него с разворота кнутом. Намбиниэль понял, что проиграл, и замер, стараясь не делать резких движений, но кнут из руки не выпустил. Он перестал быть палачом, но не хотел превращаться в беззащитную жертву. Лучше умереть в бою, чем мучиться на допросе.

Из-за поворота дороги появился остальной отряд. Бой продлился всего пару секунд. Теперь Намбиниэль находился в окружении десяти-одиннадцати всадников. Яркое пламя гудящих на ветру факелов осветило суровые лица, все, как один, были его соплеменниками, притом некоторых из них он действительно знавал по Джабону.

– Мансоро? А ты здесь что делаешь? – раздался знакомый старческий голос.

Ближайшие всадники отъехали в сторону. На гнедом жеребце к Намбиниэлю подъехал командир отряда, седой, лысеющий мужчина, старый даже для эльфа, но еще не расставшийся с силой и не потерявший интерес к играм молодых.

– То же самое могу спросить и у тебя, уважаемый Кондиер. Что значат эти глупые прятки в лесу и почему ты в Сардоке, когда Совет…

– Совет слаб, он не способен к решительным действиям, он вообще уже ни на что не способен, – кратко, но четко выразил свое отношение к руководству Джабона пятисотлетний Долгожитель. – Вы, молодые, слишком много времени проводите в мягких креслах, а не в седле. Правда, к тебе, Намб, это не относится. Ты молодец, предпочитаешь действия, а не Раздумья. – Кондиер слез с коня и, пристально глядя в глаза удивленного Намбиниэля, подал ему знак отойти в сторону.

Всадники нехотя разъехались, давая двум командирам возможность обсудить щекотливый вопрос наедине, однако держали луки наготове и не сводили глаз с чужака. Намбиниэль чувствовал, что балансирует на тонкой грани между жизнью и смертью. Одно неверное слово или одно резкое движение, и встреча с предками произойдет гораздо раньше, чем он планировал.

– Я не буду темнить. Я солдат, а не придворный шаркун, – начал разговор старик, как только они отошли на десяток шагов от отряда. – Совет слаб, он ведет нас по пути компромисса, а не побед. С каждым годом мы теряем силу, а враг набирает мощь. Еще недавно люди с нами считались, теперь нас не воспринимают всерьез, даже не боятся. Наши силы разрозненны, разбросаны по Континенту. К тому же у многих эльфов уже успел нарасти жирок на задах, и пропала охота браться за оружие. Война – не партия в шахматы, мой друг, в ней нет ничьих. Она продолжается даже после того, как стороны подписали мирный договор, а их вожди прилюдно облобызались. Ты не дурак, ты это прекрасно понимаешь!

Намбиниэль кивнул, он был полностью согласен со стариком, но также знал, что любая попытка поднять восстание будет обречена на провал и только усугубит их незавидное положение.

– Ты призываешь встать под твои знамена или просто беседуешь перед тем, как покончить со мной? – задал Мансоро откровенный вопрос.

– Рад, что в тебе не ошибся, – усмехнулся Кондиер, отчего его лицо покрылось густой сетью морщин. – Ты не только догадлив, но и не любишь тратить время на пустую болтовню. Предлагаю остаться с нами и собрать в этом лесу весь свой отряд. Очень скоро мы начнем войну и уже не позволим трусам из Совета украсть у нас победу.

– Сколько? – неожиданно спросил Намбиниэль, вызвав на лице собеседника выражение разочарования и презрительную ухмылку.

– Ты хочешь денег? Неужели ты стал таким же алчным, как…

– Никаким я не стал! Я такой, каким я был, – перебил дальнейшее ворчание Намбиниэль. – Сколько у тебя бойцов и сколько ты надеешься протянуть с этой… «армией»? Месяц, два или, может быть, три?! Даже если тебе удастся взбудоражить весь Сардок, и все эльфийские мужчины возьмутся за оружие, то нас раздавят в первом же сражении. Разве ты не понимаешь, что эта жалкая авантюра обречена на провал?! Нас слишком мало. Император даже не пришлет в провинцию войска, нас сомнет в бою кавалерийская дивизия, а выживших поднимет на вилы народное ополчение, в котором, кстати, наверняка будут не только люди, но и эльфы!

– Твои опасения понятны, скажу даже больше, я их полностью разделяю, поэтому и решил пойти по иному пути. – Морщинистое лицо расплылось в довольной и одновременно загадочной улыбке. В глазах появился азартный блеск. Он был рад, что не ошибся в выборе собеседника и не метал бисер перед… неблагодарной аудиторией. – В Империи есть сила, которая сожрет ее изнутри. Она плохо организована и неуправляема, но именно такой она нам и нужна, чтобы ослабить врага.

– Лесные бродяги! – осенила Мансоро догадка.