Имперские истории Юрин Денис
Кондиер, довольно улыбаясь, кивнул. Похоже, ему давно не встречались достойные собеседники, способные сопоставлять факты и анализировать их на лету. Мудрому старцу в основном приходилось общаться лишь с теми, кому нужно было разжевывать каждое слово и повторять приказы трижды на дню.
– Не только, кроме них есть также каторжники, которым мы вернем свободу, и городское ворье, которое мы наймем. Оставшиеся без работы наемники, убийцы, авантюристы всех мастей и просто любители выпустить своему соседу кишки тоже встанут в наши ряды, хотя даже не будут подозревать об этом. Мы пойдем на врага не как прежде, с открытым забралом. Мы не объявим войну, а поднимем волну хаоса, устроим кровавую резню по всей Империи. Люди будут сражаться между собой и слабеть. Нам же останется только руководить этим приятным процессом и дожидаться того момента, когда могущественная Империя распадется на множество маленьких королевств. Вот тогда и придет наш час!
– Как я понимаю, ты уже начал осуществлять свой план. Племянник же герцога стал лишь одним из первых в длинном списке жертв. Ты хоть понимаешь, сколько крови прольется?
– Человеческой крови, – уточнил Кондиер. – Люди же режут свиней и прочий скот, почему нас должны волновать беды их вида? Скажи лучше прямо, ты с нами или нет?
– У меня есть выбор?
– Выбор есть всегда: жизнь или смерть, борьба бок о бок с верными соратниками или тяжкий труд бесправного, голодного раба. К нам уже примкнули многие из Джабона. Даже в твоем отряде есть преданные мне бойцы. Пришел твой черед принимать решение. Я не ущемляю твоего права распоряжаться собственной судьбой, но если ты скажешь «нет», – Кондиер с сожалением развел руками, – то у меня не останется другого выхода… сам понимаешь!
Намбиниэль колебался. Он не хотел предавать Джабон, да и затея выжившего из ума старика ему не нравилась. Как можно надеяться управлять тем, чем нельзя управлять вообще? Волна хаоса прокатится и уйдет, Империя – слишком крепкий корабль, способна выдержать еще и не такие штормы. Кровь и мучения тысяч будут напрасны. Кто-то потеряет все, кто-то обогатится, а, по сути, так ничего и не изменится, кроме того, что старый вояка немного потешится перед смертью и погубит напоследок не одну сотню соратников.
– Я с тобой, – наконец произнес долго раздумывающий над предложением Намбиниэль и протянул Кондиеру руку.
Как только ладонь улыбающегося старика коснулась его руки, Намбиниэль до хруста сжал высохшие пальцы. Старик, как выброшенная приливом на берег рыба, хватал воздух широко открытым ртом и упал на колени. Дальше события стали развиваться мгновенно. Солдаты растерялись, побоялись стрелять и, закинув за спину луки, кинулись на выручку своему командиру. Намбиниэль воспользовался поднявшейся суматохой, отпустил руку и прыгнул в кусты.
Раздирая одежду и царапая кожу о хлещущие по щекам ветки, он бежал, не обращая внимания ни на овраги, ни на копошившихся под ногами змей. Погоня быстро отстала, еще раз подтвердив верность принятого Мансоро решения. Как может строить грандиозные планы командир, не способный даже как следует обучить своих солдат. Война требует не только меткости глаз и крепости рук, но и изворотливости ума, способности предугадывать возможные действия противника и многих других качеств, которых сторонникам Кондиера явно не хватало. Связываться с такими недотепами было все равно что добровольно засунуть шею в петлю или вспороть себе брюхо кинжалом.
«Нет, мне еще рано задумываться о самоубийстве! – Намбиниэль решил отдышаться и, скинув с плеч разорванный в клочья плащ, уселся на землю. – Нам нужно торопиться, быстрее мчаться в Баркат и довести дело до конца, а то как бы стариковские игры в повстанцев не навредили моим планам. Начнется неразбериха, от имперских ищеек отбою не будет, а нам еще не время вскрывать карты, лет пять-шесть просто необходимо продержаться в тени, отсидеться в укромном уголке, не привлекая внимания властей!»
Примерно между двумя и тремя часами ночи, в тот самый промежуток времени, когда часовых начинает клонить в сон, деревушку у озера обволокла густая пелена дымки начавшегося в лесу пожара, которую легко можно было спутать с поднявшимся над водой туманом. Терраса выходила на озеро, поэтому Джер не сразу заметила ярко-красное зарево, разорвавшее темноту ночного неба, но зато почувствовала режущий ноздри запах гари.
Деревенька стала потихоньку оживать. Из домов выскакивали люди и с ужасом взирали на разбушевавшуюся стихию. Кто-то находился в полном оцепенении, наиболее решительные жители начали запасаться водой, нашелся и умник, призывавший выкопать заградительный ров. Однако соседи не поддержали его порыва, понимая, что им все равно не успеть. Если подует северо-западный ветер, то огонь уже через четверть часа будет пожирать крыши ближайших к лесу Домов. Пока на спонтанно начавшемся совете деревни решался сложный вопрос – спасаться или бороться за нажитое добро, Джер собрала разложенные на табурете метательные ножи и поспешила в дом, разбудить беспечно спящего напарника.
Сон крепко овладел уставшим за последние дни телом Карвабиэля. Трясти за плечо, будоражить непослушную шевелюру или легонько подпихивать самозабвенно храпевшего и пускавшего пузыри полуэльфа было бесполезно. Джер знала это по опыту прошлых мучений успокоившийся весельчак только ворочался бы с боку на бок, отмахивался бы и невнятно бормотал бы себе что-то под нос, совершенно не желая возвращаться из сказочного царства ночных грез. Крики «Пожар!» или «К оружию!» тоже обычно не действовали, Карвабиэль начинал хаотично размахивать руками, туша во сне огонь или защищаясь от пригрезившегося противника. Однако эльфийка все же знала один способ, при помощи которого можно было мгновенно поднять засоню на ноги. Он действовал ранее, не должен был подвести и на этот раз. Набрав в легкие как можно больше воздуха, Джер закричала так громко, что у нее заболели барабанные перепонки. Волшебное сочетание слов «муж» и «вернулся» подбросило отдыхавшего до потолка. Карвабиэль вскочил, не открывая глаз, обмотался одеялом и, сопя, как простуженный ежик, забегал по комнате в поисках спасительного окна.
– Пожар в лесу, живее из дома! – скомандовала Джер, увидев, что глаза Карвабиэля немного приоткрылись и он уже не всецело находился во власти сна.
За минуту, потраченную на пробуждение напарника, ситуация на дворе в корне изменилась. Жители бежали к озеру, не прихватив с собой даже самых необходимых вещей. Ветер дул по-прежнему с юго-востока, то есть от деревни. Джер не сразу поняла, что вызвало панику и превратило разумных существ в перепуганное стадо. Но когда она повернула голову в сторону леса, все тут же стало ясно, как день. С губ женщины слетело проклятие, достойное портового вышибалы, а не идейного борца, рука потянулась к оружию и крепко сжала рукоять короткого меча.
Сбылось ее самое зловещее пророчество. Настал момент, когда в деревушке действительно стало жарко. Со стороны горевшего леса к домам бежала толпа вооруженных людей. По жалким обноскам вместо одежд и стареньким доспехам можно было сразу понять, что это разбойники, сумевшие вырваться из кольца облавы. На опушке появилось полсотни имперских стрелков, нашедших проходы в стене бушевавшего огня, раздался пронзительный свист первого залпа. Около десятка бандитов упали, пронзенные на бегу стрелами, остальные успели рассредоточиться и попрятаться за стенами домов. Они продолжали стремиться к озеру, но кто-то, кому все-таки удавалось руководить плохо организованной толпой головорезов, отдал приказ остановиться и засесть по домам. На первый взгляд совершенно абсурдное распоряжение на самом деле было для бандитов единственной возможностью уцелеть. Из-за тумана и дыма Джер вначале не заметила, что дорогу к озеру преградила рота копейщиков. А тем временем из леса уже выехал эскадрон легкой кавалерии.
– Кажется, сестричка, мы попали в беду! – раздался за спиной эльфийки голос проснувшегося Карвабиэля.
– Меньше дрыхнуть нужно было! – огрызнулась Джер, судорожно пытаясь найти выход из сложного положения.
С террасы было видно, как солдаты окружили жителей деревушки, бегущих к озеру, и, отогнав их в сторону, всех без исключения взяли под стражу. Что станется с ними потом, было неизвестно. Возможно, отпустят, а может быть, сошлют на каторгу якобы за пособничество лесным разбойникам. Второй вариант казался обоим членам Джабона более вероятным, и не только потому, что они недолюбливали имперские власти. Просто герцогам обеих провинций подвернулся удобный случай раз и навсегда покончить со спорным вопросом пограничных земель. Нет деревушки, нет и причины для разногласий, а главное, ни одной из сторон не обидно.
– Между прочим, я еще в прошлый раз тебя предупреждал, что за подобные шутки безжалостно пороть буду! – Карвабиэля настолько разозлила выходка Джер, что он продолжал возмущаться, даже несмотря на нависшую над ними угрозу.
– Да будет тебе! – огрызнулась Джер. – Лучше скажи, как выбираться будем?!
– Как, как! Как всегда… с боем! – проворчал Карвабиэль, пытаясь оценить сложную диспозицию. – Вокруг враги, и еще раз враги. Пойдем к берегу – каторга обеспечена, спрячемся в доме – деревню все равно подожгут лиходеи, остается только одно…
– К лесу?!
– Задворками к лесу! – кивнул Карвабиэль в ответ. – С мыслью о смерти я еще как-то могу свыкнуться, а вот тюремная баланда – самое худшее воспоминание в моей жизни.
Кольцо окружения замкнулось. Сомкнув щиты и грозно ощетинившись копьями, двойная шеренга копейщиков выдвинулась к домам на окраине. Лучники заняли удобную позицию на опушке, а с обоих флангов зашла кавалерия. Разбойники попали в ловушку, умело расставленную регулярными войсками, раз в пять, если не более, превосходившими преступников по численности. В преддверии боя над деревней нависла зловещая тишина.
Зарево продолжавшего пылать леса хорошо освещало каждый дом, каждый закуток возле дороги. После первого же залпа огненных стрел в округе стало светло, как днем. Лучники стреляли, метясь в дома. Огонь и дым должны были выгнать врагов на открытое пространство, где их или сразят стрелы, или растопчет кавалерия, в зависимости от пожелания командующего карательной операцией.
– Ну и влипли же мы! – произнесла Джер, когда эльфы достигли ограды одного из уже загоревшихся домов и спрятались в тени деревьев. – Ну, как там?!
– Плохо дело, совсем плохо, – проворчал Карвабиэль, разглядывая окрестности сквозь узкую щель в заборе. – Окружение плотное, не проскользнуть, хотя постой… Вот там вон есть овражек, если до него успеем незаметно добраться, то, считай, спасены. Конница его обойдет, лучники тоже не дураки перегной сапогами месить.
– Какой еще перегной? – насторожилась Джер.
– Ну, перегной, компост, навоз иль куриный помет, – отмахнулся дозорный. – В общем, удобрение, деревня все-таки… огороды.
– Час от часу не легче, – проворчала Джер, представившая, как они будут с боями пробиваться и все ради того, чтобы немного поплавать в прелых и вязких отходах.
– Ладно, не брюзжи. Искупаться в навозе не стыдно, обидно лишь в нем утонуть! – подбодрил Карвабиэль напарницу и ловко перескочил через изгородь.
До заветного оврага было еще далеко, вокруг горели дома и деревья, а с неба продолжали сыпаться стрелы. «Обыденность» происходящего скрашивали лишь бандиты, выбегавшие из горевших укрытий. Неизвестно, принимали ли они парочку эльфов за имперских солдат или им было просто все равно, на ком вымещать злость, но каждый из них считал своим долгом накинуться на чужаков с оружием.
Метательные ножи закончились. Джер было до слез обидно, что она вспотела, помогая имперским властям истреблять членов невероятно огромной разбойничьей шайки. Но делать было нечего, им приходилось убивать, чтобы сохранить себе жизни. Карвабиэль умело владел мечом. Джер видела его не раз в сражении и втайне завидовала его силе, отточенной технике боя, не допускавшей лишних движений, и молниеносной реакции. Однако в ту ночь Карвабиэль выбрал совершенно иное оружие. Неизвестно откуда взявшаяся в его руках оглобля летала по воздуху с умопомрачительной скоростью, выбивая доски заборов и раскидывая врагов. Поломанные кости, проломленные черепа и множество других, менее существенных увечий ожидали всякого, кто приближался к разбушевавшемуся эльфу на расстояние менее пяти шагов. Даже Джер боялась стоять у Карвабиэля за спиной и всерьез призадумалась, а не стоит ли ей поискать иной, более деликатный способ пробуждения напарника. Вдруг он разозлился настолько, что решит припомнить недавнюю обиду и все недобрые слова, сказанные ей в его адрес?
Однако опасения были напрасными. Карвабиэль не потерял контроля над собой и не превратился в бездумный механизм убийства. Он строго придерживался выбранного направления движения и не преследовал убегавших врагов. Когда же до конечной точки сложного, зигзагообразного маршрута оставалось не более двадцати шагов, произошел случай, заставивший Джер проникнуться к бойцу с оглоблей искренней благодарностью.
Идя позади, девушка отстала, а из горящего дома, чуть не сбив ее с ног, выскочили четверо бандитов. Ближайший разбойник упал, скошенный боковым ударом короткого меча. Острое лезвие удачно попало между нашитыми сверху стальными пластинами и мгновенно вспороло толстую кожанку вместе с мышцами живота. Затем Джер приняла на клинок сильный удар шипованной булавы, идущий по касательной вбок, и одновременно ударила третьего нападавшего кованым каблуком по видневшейся сквозь драную штанину коленной чашечке. Готовясь отразить второй удар тяжелой, но медлительной булавы, девушка не заметила, как еще один разбойник подкрался сзади.
Кистень прошелся вскользь, сверху вниз, по незащищенному затылку. Если бы враг немного точнее рассчитал бы удар, то голова эльфийки разлетелась бы, как перезрелый арбуз, свалившийся на мостовую с повозки. В глазах мгновенно потемнело, Джер ощутила, как начинает быстро проваливаться во внезапно разверзшуюся перед ней бездну. Ее подхватили чьи-то руки и куда-то понесли. Чернота отступила, только когда ее тело погрузилось во что-то мягкое и ужасно вонючее.
– Эй, эй, головку над поверхностью держи, а то утопнешь! – веселились сразу четыре Карвабиэля, чьи конопатые физиономии расплывались и бегали по кругу перед глазами. – Представляешь, в этом захолустье и компост, и навоз, и птичий помет вперемешку держат… никакой культуры земледелия!
– А почему тебя так много? – заплетаясь языком и с трудом отплевывая лезущую в рот вязкую жижу, поинтересовалась Джер.
– У-у-у-у, по головке тебя, видать, дельно огрели. Ну, ничего, за правое дело и пострадать не грех. Вот солдаты оцепление снимут, отлежишься, отмоешься…
– Сначала отмоюсь, а потом отлежусь.
Джер окончательно закрыла глаза и начала борьбу с подступавшей ко рту рвотой. Пляшущие личины напарника наконец догадались слиться в одну, хоть и мутную, но всполохи пожарища продолжали вонзаться в глаза, как пара острых кинжалов. Через минуту, а может быть, полчаса Джер полегчало. Время относительно, особенно после того, как ты перебрал вина или по твоей голове прошлись весьма тяжелым предметом.
Вновь открывшимся глазам эльфийки предстала удручающая картина: небольшой, но глубокий овраг, мерцающее желтыми и красными огнями небо и плавающая в испражнениях домашнего скота, широко улыбающаяся голова напарника.
– В этом вся моя жизнь, – тяжело вздохнула Джер и чуть не заплакала.
Однако череда неприятных сюрпризов на этом еще не закончилась. Джер почувствовала сильное колебание воздуха, потом был всплеск, сильная встряска и волна нечистот захлестнула девушку с головой. Похоже, нашелся еще один смельчак, с разбегу прыгнувший в яму с удобрениями.
– О, вот теперь вся компания в сборе! – заверещал не в меру жизнерадостный Карвабиэль. – Добро пожаловать в тепленькое, командир! Ну прям традиция какая-то, все как всегда: мы вместе и в полном…
– Заткнись! – выкрикнули одновременно Джер и эффектно присоединившийся к бойцам своего отряда Намбиниэль.
Карвабиэль хотел что-то возразить, но раздавшийся наверху грохот заставил его замолчать. Это прогорел и рухнул находившийся поблизости дом.
– На все вопросы отвечу потом, – прервал молчание Мансоро, – но хочу, чтоб вы знали. В Джабоне заговор, доверять нельзя никому, отныне действовать будем только втроем!
История 4
Драгоценная безделушка
День походил на ночь, точнее на раннее утро, когда темнота уже отступила, но контуры предметов расплываются на расстоянии в несколько шагов. Небо было омерзительного грязно-серого цвета, лил дождь, если так, конечно, можно назвать хлещущий сверху поток воды, прибивающий к земле далеко не только растения. Непогода лютовала уже несколько дней подряд. Дороги по всей Самбории были размыты, остатки неубранного урожая побиты, а деревушки в низинах затоплены водой. Однако трудно приходилось не только крестьянам, но и жителям всех четырех городов провинции.
Торалис, столица Самбории, не был исключением, хотя его центральные площади и верхние кварталы не пострадали от капризов природы. Сооруженная не так давно система стоков полностью оправдала вложенные в нее средства. Состоятельные горожане, чиновники и дворяне, состоящие на службе у герцога, конечно, тоже были не в восторге от сырости, но по крайней мере могли ходить по мостовой и не замачивать ноги выше колен.
В отличие от верхов городской общины и знати ремесленникам, мелким купцам, перекупщикам, клеркам и прочим небогатым лицам, кто не мог себе позволить жить наверху, приходилось намного хуже. Стоки местами были забиты, кое-где не справлялись с объемами все прибывающей воды, а кое-где просто отсутствовали по причине недостатка средств. Городской Совет сетовал на дороговизну строительных работ и на необходимость платить завышенный, по его мнению, имперский налог. Герцог понимал, что это всего лишь жалкие отговорки, но не мешал чиновникам воровать. Горожане ворчали, дворяне предпочитали воздерживаться от светских раутов и сидеть по домам, а те, кого судьба закинула в нижнюю часть города, строили из подручных средств, преимущественно старых дверей и сундуков, весьма забавные с виду плавсредства. Жизнь города продолжалась, несмотря ни на что, а некоторым непогода даже была на руку. Приезжие днями засиживались по кабакам и невольно способствовали развитию гостиничного дела.
По узенькой улочке, на которой не было ничего примечательного, кроме маленькой кузни и дома спившегося костоправа, плыли две маленькие фигурки, закутанные в плащи. Мостовая шла под уклон, поэтому путникам приходилось идти почти по пояс в воде навстречу бурному, пенящемуся потоку. Иногда тот, кто был поменьше и потолще, спотыкался или проваливался в яму, и тогда жители окрестных домов слышали сдавленный, но грозный рык. Расточать членораздельные проклятия в адрес городских властей у утомленного путника уже не было сил.
Из подворотни мастерской кузнеца выплыла груженная ящиками телега. Это подмастерье вместе с двумя учениками повезли плотнику готовый заказ. Некоторые дела бывают срочными и их нельзя отложить из-за непогоды. Люди понимают, что обстоятельства порой сильнее погодных условий, а вот лошади нет. Гнедая кобыла упрямилась и ее то и дело приходилось подстегивать кнутом. Почти доходивший до живота поток нервировал животное, которое недвусмысленно косило мордой в сторону хоть и сырого, но более уютного стойла. Вода часто плескалась через край повозки, и держащий вожжи подмастерье громко ругался. Ученики шли впереди, ведя под уздцы лошадей и проверяя длинными деревянными палками, нет ли на дороге ям и колдобин. Однако ехать куда-то по такой погоде на самом деле оказалось гораздо сложнее, чем первоначально предполагал мастеровой люд. Не успела повозка проехать и десяти шагов, как правое заднее колесо провалилось, а половина ящиков со скобами, болтами и мебельными стяжками погрузились в пенный поток.
– А чтоб тя, Мил! – забасил подмастерье, запустив в голову нерадивого помощника кнутом. – Куда смотрел, гад?!
Дальше последовала продолжительная череда ругательств, в произвольной последовательности вылетающих изо рта возницы и характеризующих рослого восемнадцати-двадцатилетнего парня и его родителей не с лучшей стороны.
Напарник Мила бросился собирать товар, а сам виновник случившегося решил перевалить тяжкий труд на проходивших мимо подростков.
– Эй, соплячье, подь сюды! Давай скобы вылавливать! – заорал юнец, выпячивая для пущей убедительности широкую, но еще не успевшую обзавестись достаточным для кузнеца количеством мышц грудь. – Эй, мелкота, оглохли, что ли?! Щас кренделей живо отвешу!
Парочка закутанных в плащи подростков продолжали свой путь и не обращали внимания на визгливые выкрики. Лишь когда зарвавшийся Мил покончил с угрозами и, решив приступить к их осуществлению, кинулся следом, тот из двоих, что был поменьше, недовольно замотал головой под капюшоном и остановился. Ни подмастерье, ни второй ученик не пожелали призвать смутьяна к порядку. Им не было дела, что двое неповинных в их беде мальчишек получат затрещины с оплеухами только за то, что не захотели нырять в холодную воду вместо старшего и более сильного.
Грозно раздувая ноздри и состроив зверскую, по его искреннему убеждению, рожу, парень подлетел сзади к остановившимся путникам и занес руку, чтобы отвесить звонкую затрещину по затылку более низкого. Однако расправе над малышней не удалось осуществиться. Рука Мила застыла в воздухе, когда коротышка обернулся и откинул капюшон.
Густая, черная как смоль борода, сросшиеся брови, зло прищуренные, налившиеся кровью глазищи и лицо, испещренное шрамами. Паренек обомлел, перед ним вдруг возник гном-убийца из страшных сказок, которые в детстве ему любила рассказывать на ночь подслеповатая бабка. Обычно нечестивый злодей занимался тем, что пожирал живьем коней, нападал по ночам на дома добропорядочных горожан и сбивал с пути истинного невинных девиц, притом последнее делал особенно охотно и с различными фокусами.
Волосатый кулак, о размерах которого страшно подумать, взбил желе пресса и откинул задиру шага на четыре назад. Широко раскинув руки и ноги, Мил шлепнулся в воду и поднял волну, которая докатилась аж до телеги. Возмущенный подмастерье бросился на выручку обиженному ученику, но передумал. Грозный бородач скинул в воду плащ, обнажив монолит крепких, разрывающих кожу груди и рук мышц. Одна только толстая, выпирающая из-под бороды и длинных волос шея была достойна наивысших похвал и, естественно, вызвала заслуженное уважение у того, кто не сумел наработать такого богатства за десять лет упорной работы в кузне. Связываться с малышом-крепышом мигом расхотелось, да и гном был, похоже, не в настроении чесать кулаки.
– Подбери, а то потопнет еще! – произнес Пархавиэль Зингершульцо, а затем, уже повернувшись к подмастерью спиной, сердито проворчал себе под нос: – Хотя навряд ли, оно плавучее…
К гному, задыхаясь от кашля, подбежал Нивел. Юноше удалось выловить уплывший вдаль плащ и даже не потерять при этом котомку. Плохая погода не способствовала выздоровлению паренька, он чахнул с каждым днем, но не поддавался уговорам гнома остаться на пару неделек в какой-нибудь из деревенек у теплого очага. Порою Пархавиэлю казалось, что юноша не столько спешит к отцу, сколько боится расстаться с компаньоном, то бишь с ним. Однако гном не воспринимал это предположение всерьез. Они были всего лишь попутчиками, а не друзьями, к тому же нарваться на неприятности в обществе гнома можно было гораздо проще, чем их избежать.
– Сурово ты с ним, – прогнусавил юноша с заложенным носом. – Зачем же так жестоко? Он и так все уже понял.
– Понял, понял, – проворчал гном, беря под мышку мокрый и грязный, как половая тряпка, плащ. – Знаешь, как в старину у нас в Махакане говаривали? «Он не глупый, не осел – понял, об… отплевался и пошел!»
– А это еще к чему? – удивленно захлопал ресницами Нивел, не сумевший вникнуть и прочувствовать потаенный смысл древней гномьей мудрости.
– А к тому, что мерзавцев учить нужно. Коль показал кулак, так бей! Нечего впустую пугать, от этого еще хуже становится. И вообще, ты вон какой умный парень, неужели не можешь понять разницу между «понял» и «прочувствовал»? – проворчал Пархавиэль, уставший за неделю пути объяснять прописные истины применительно к воспитанию разного рода нахалов. – Ну что мог понять этот шантрапа-переросток с тощим пузом и слюнявой физией?! Только то, что прежде чем замахиваться, нужно смотреть на кого. А кулак – проверенное средство, отбивает охоту на раз к другим лезть. Брюхо всего недельку поболит, зато память на всю жизнь останется. Прежде чем кому по башке дать да слабого обидеть, трижды подумает!
– Ага, ты, значит, ему нормы морали и этики втолковал. Грубо, но доходчиво объяснил, что хорошо, а что плохо, – не унимался Нивел, не раз доводивший гнома до трясучки своими наивными, почти детскими взглядами на жизнь и желанием привить их окружающим.
– Слышь, паря, ты лучше того, от меня подальше держись, – затряс бородой Пархавиэль, – а то, говорят, пацифизм и милосердие болезни заразные, еще, чего доброго, подцеплю…
Нивел замедлил шаг и немного отстал. Юноша знал, что если уж ворчливый, но добрый и обладающий обостренным чувством справедливости гном заговорил о пацифизме и милосердии, понятиях, по его мнению, никчемных и ругательных, то его лучше на некоторое время оставить в покое. Взрывной характер крепыша мог привести к новой размолвке, хотя ссорились они обычно не всерьез и ненадолго. Пархавиэль терпеть не мог молчать в дороге, его тянуло поговорить, поэтому более чем на два часа он ни разу толстых щек не надувал.
Путники свернули на другую улочку. Идти стало легче, вода доходила гному только до пояса. Скорость передвижения заметно увеличилась, несмотря на то что продолжительное пребывание в холодной жидкости истощило запас сил. Уже не только хлипкий подросток, но и закаленный непогодой Пархавиэль зашмыгал раскрасневшимся носом.
– Ну что, пора искать трактир, – решил заговорить гном. – Долго засиживаться некогда: пожрем, выпьем, да и дальше в путь, Сушиться не будем, все равно тут же вымокнем.
– Лучше гостиницу, – робко заявил Нивел, опасаясь вспышки гнева попутчика. – Я давно хотел тебе сказать, да как-то…
– Короче! – потребовал гном, нахмурив брови.
– У меня в Торалисе дела, денька на два придется задержаться, – огорчил Пархавиэля Нивел, – но если ты торопишься…
– Да чтоб тя! – взорвался гном и в приступе ярости саданул кулаком по стене дома так, что в окнах первого этажа задребезжали стекла. – Так и знал, дороги не будет, одни хлопоты да задержки! То тащимся еле-еле, а тут вообще два дня на перинах зады просиживать. Ну, удружил, компаньон, нечего сказать, подвел так подвел!
– Я быстро постараюсь управиться, а ты пока отдохнешь, отоспишься с дороги, – успокаивал Нивел грозно пыхтевшего и захлебывающегося слюной гнома. – А там быстрее пойдем, может, мне лошадь раздобыть удастся или нас подвезут.
– Если гном на лошади, значит, украл! Ты что ерунду городишь, человечьей натуры не знаешь?! Ну и влип же я с тобой.
Аргумент не был воспринят Пархавиэлем всерьез, но зато его ярость прошла. Мокрая борода уже не торчала дыбом, а глаза не блестели, как горячие угли. Хитрый подросток ловко научился подавлять вспышки гнева гнома и приводить нужные доводы только в нужное время.
– Послушай, ты мне и так уже многим помог, давай тогда расставаться. Тебя время торопит, я понимаю…
Глаза Пархавиэля блеснули в последний раз, но не зло, а обиженно и сердито. Оттопыренная нижняя губа и наморщенный лоб свидетельствовали, что гном находился в суровом раздумье.
– Нет уж, так не пойдет, – подвел черту под недолгим мыслительным процессом гном. – Коли расстанемся, потом не встретимся, а я тебе еще денег должен. Нет, не пойдет. Пока не рассчитаемся, придется вместе брести.
Долгая дорога, да еще по чужой стране, не только отнимает много сил, но и требует денег. У Пархавиэля не было набитого серебром кошелька, но ему все же удавалось хорошо зарабатывать в пути. Богатырская сила и суеверный страх, который жители Империи испытывали перед его племенем, всегда давали Пархавиэлю возможность погреться у очага придорожной корчмы, набить ненасытное брюхо мясом с капустой и понежиться под теплым одеялом в маленькой комнатушке какого-нибудь постоялого двора. Он чинил кареты, поломавшиеся в пути, отпугивал лесных грабителей, боявшихся не столько его кулаков, сколько порчи, которую он якобы мог на них навести. А однажды ему даже пришлось впрячься в крестьянскую телегу вместо сдохшей лошади и провезти воз с дровами несколько верст. Спасенные от дорожных невзгод путники не подвозили его, боясь людской молвы, но зато расплачивались едой или звонкой монетой. Однако в последнюю неделю дела шли не очень. Разгулявшаяся непогода не способствовала поездкам, им с Нивелом не попалось по пути ни одного экипажа. Гному пришлось залезть в долги. Уже целых три дня юноша великодушно кормил и поил его за свой счет. Пархавиэль не мог покинуть попутчика, пока не рассчитался с ним, точнее мог, но не хотел, поскольку всегда весьма щепетильно относился к денежным вопросам.
– Я быстро управлюсь, – попытался улыбнуться Нивел, но зашелся в протяжном кашле, – а у тебя пока время будет. Отдохнешь да деньжат подзаработаешь.
– Ага, заработаешь здесь, как же, – проворчал гном, подозрительно косясь на идущих по колено в воде навстречу прохожих. – Вы, люди, гнома о помощи просите, только когда другого выхода нет. Мне что, у кабаков ночным дозором становиться прикажешь, гулящих девок от приставучих пропойц спасать подрядиться? И вообще, странно все как-то…
– Что странно?
– А денег у тя полно, вот что! – после недолгого раздумья высказал давнее подозрение гном. – Экипаж мог нанять, чего со мной тащишься? Скучно без приключений, что ли?!
– Зря ты так, – тяжело вздохнул Нивел. – Деньги у меня есть, но они для дела, их дядька в дорогу дал, а экипажи по бездорожью не ездят, сам знаешь.
– Знаю, – буркнул в ответ гном. – Что задело-то хоть, в неприятности не влипнем?
– Нет, что ты. – Нивел растерянно заморгал большими глазищами. Он был поражен, что Пархавиэль не исключал возможности впутаться с ним в преступную авантюру. – Дела книжные, торговые…
– Так книжные или торговые? – переспросил въедливый, докучливый гном.
– Книжно-торговые, – почему-то прошептал Нивел, заговорщически приложив палец к губам. – Клиенты у дяди привередливые, им все новые да новые книги подавай. Особенно въедливы те, что детишек благородных господ обучают, да и управитель Эльружа всякие диковинки любит: эльфийские рукописи, карты старинные. Где какой замок ранее стоял да как границы лет пятьсот назад проходили, знать хочет.
– Ну а ты-то здесь при чем? Это дядьки твоего забота, праздному любопытству богатых особ потакать. Пущай радуется, что дела хорошо идут!
– Идут, да не очень. Откуда в Эльруже серьезным книгам взяться? – Нивел произнес название родной провинции как-то по-особенному, без ненависти, но с искренним сожалением, что его молодые годы прошли именно там. – Провинция маленькая, так, убогий закуток в горах. Торговый тракт в стороне от нее проходит, солидные имперские купцы тоже глухую окраину вниманием не жалуют, вот и приходится самим поставками заниматься. Дядька попросил у одного из местных торговцев книжки заказать, чтоб тот их нам с оказией доставил.
– Ну надо ж, какие сложности, – хмыкнул гном, не очень-то поверивший в рассказ не по годам смышленого паренька. – А почему именно здесь, почему не в другом городе?
Нивел остановился как вкопанный и изумленно уставился на гнома. Так смотрят только постигшие тайны мироздания ученые в момент, когда их посещает озарение, что их многообещающие ученики всего лишь жалкие, ограниченные ничтожества, которые могут хорошо зазубрить тщательно разжеванный материал, но не способны проникнуться сутью научной проблемы.
– В Торалисе самая большая и лучшая библиотека в Империи, даже Кархеонский Университет не может похвастаться таким богатым собранием сочинений, – пролил свет истины на голову невежественного гнома Нивел. – А у местных торговцев, естественно, хорошие связи, почти любую книгу достать могут, если, конечно, хорошо оплачивать их хлопоты.
– Раз так, – пожал плечами Пархавиэль, самочувствие которого за последние часы значительно ухудшилось: ему было холодно, щеки с ушами горели огнем, а горло саднило при каждом вздохе, – ладно, короткий постой не повредит. Но только два дня, и учти, деньжатами в этом городе, чую, не разжиться, так что с возвратом долга придется повременить.
– Не беда, – ответил Нивел, прочищая носовым платком распухший, сизый нос. – Я в Торалисе дважды с дядькой бывал, здесь неподалеку есть одна неплохая гостиница, там и обоснуемся.
– А гномов туда пускают? – подозрительно прищурился Пархавиэль, еще не успевший отвыкнуть от «филанийского гостеприимства».
– Туда не пускают лишь нищих да воров, – Нивел весело подмигнул и позвенел серебром в кошельке, – но это, к счастью, не про нас.
Трактир при гостинице был почти пуст. Постояльцы разошлись по делам и должны были вернуться только ближе к полуночи, голодными и злыми на разрушившую их планы непогоду. Прислуга отсыпалась, готовясь вечером заступить на обещавшую быть тяжелой трудовую вахту. За одним из пустых столов сонно зевал единственный разносчик блюд, которому по велению зануды-хозяина пришлось дежурить днем. Он утомился от безделья и уже распрощался с мечтою наскрести за смену хотя бы пару сонитов чаевых.
Голова юноши медленно повернулась в сторону открывшейся двери и тут же возвратилась в исходное положение. Посетитель был один, к тому же оказался женщиной. Дама хоть и выглядела богатой, но не стала бы швыряться деньгами в трактире, побоялась бы испортить прекрасную фигуру обилием жирных блюд, да и выпить в одиночку более бокала вина не решилась бы.
Складки элегантного платья зашуршали по полу, глубина выреза кружевного декольте привлекла внимание четверых обедающих мужчин, выглядевших вполне обеспеченными, но не настолько, чтобы иметь в Торалисе, городе искусства и богатых бездельников, собственные дома. Им не часто приходилось видеть подобные наряды, в таких платьях дворянки ходили лишь на балах да во дворце герцога, куда не вышедшим ни состоянием, ни происхождением торговцам и чиновникам вход был заказан.
Плотная вуаль незнакомки надежно скрывала лицо. Посещение трактиров, даже в гостиницах на хорошем счету, не считалось признаком женской добродетели. Под черной тканью в равной степени могла скрываться как носатая дурнушка, так и родовитая особа, не желавшая быть узнанной в месте, считаемом в свете обителью порока и разврата.
Окинув беглым взглядом присутствующих, дама поспешила присесть за стол лысого дворянина в белой рубахе без ворота и кожаном жилете, небрежно застегнутом всего лишь на одну пуговицу. Выбор незнакомки удивил всех и прежде всего самого счастливчика, изумленно таращившегося на статную фигуру, обтянутую дорогой материей, и судорожно пытавшегося сообразить, чем же он заслужил особое внимание дамы.
– А-а-а, это ты, – с облегчением вздохнул мужчина, когда женщина грациозным движением откинула с лица вуаль. – Чего вырядилась, праздник, что ли, какой?
– Ага, праздник большого ведра и дырявого корыта, – произнесла девушка, как будто невзначай прикрыв свое лицо огромным веером из перьев диковинной птицы. – Льет целыми днями, хоть жабры отращивай. Скукотища смертная, опостылело все: и гостиница, и твоя рожа. Долго мы еще сидеть здесь будем, Артур, мочи уж нет, и главное, я не понимаю, чего мы ждем?
– Давай внимание зевак не привлекать, поднимемся ко мне, там и поговорим, – тихо произнес Артур, бегло пробежавшись по похотливым лицам таращившихся на его собеседницу мужчин.
– Стены имеют уши, говорю тебе, как специалист по уловкам. В номере нас подслушать проще всего: через камин, окно, потолок, дырку в стене, наконец. А здесь можно говорить тихо, и тебя никто не услышит, даже тот толстощекий пижон в жабо, что не сводит глаз с моей нижней части спины и готов полжизни отдать, чтобы оказаться на твоем месте.
– Там есть на что посмотреть, я его понимаю, – хмыкнул Артур, благоразумно удержавшись от констатации прискорбного факта, что на изуродованное лицо девушки лучше не смотреть. – Однако твой наряд не к месту, чересчур шикарен. Тебе не приходило в голову одеться чуток попроще?
– Приходило, но тут же и ушло. Видишь ли, шрам у меня больно приметный, вуаль только к такому платью подходит. – Флейта невозмутимо взяла со стола единственный бокал, вылила его содержимое под скамью и, заново наполнив его вином, поспешила пригубить. – Не финти, Артур! Давай-ка наконец поговорим начистоту, тем более что мой наряд и прочие светские темы мы уже обсудили. Я устала ждать, я устала торчать здесь с тобой в ожидании дела и денег. Я хочу задать всего три вопроса: «Что?», «Когда?» и «Откуда?». Соизволь на них ответить.
– Хорошо, – хитро улыбнулся бывший пират и, оглядевшись по сторонам, проговорил скороговоркой: – Ты получишь от меня полный расчет, как только мы завершим дело.
– Не строй из себя идиота. У тебя хорошо получается, но… не стоит. – Флейта уже успела привыкнуть к манере общения партнера и не обращала внимания на его двусмысленные шуточки и ловкие отговорки.
– Я не стану дуться, не буду закатывать истерик, но в одно прекрасное утро ты меня не найдешь.
– Зато найду потом. – Лицо Артура мгновенно стало серьезным, а в глазах появилась угроза.
– Не пугай, я не из тех наивных дурочек, что собираются жить вечно. Давай лучше ближе к делу!
– А ты к нему готова? Ты посещала лавку моего друга?
– Конечно. Я уже третью ночь подряд томлюсь в ожидании, глаз не смыкаю, а ты все не идешь…
Артур сдвинул брови и затеребил пальцами проколотую мочку уха. Он понял, что пришла пора вскрыть последнюю карту. Откладывать разговор на потом было опасно. Терпение Флейты подходило к концу, томящаяся в неведении воровка могла покинуть его в любую минуту, оставив один на один с проблемой, которую он не в силах был разрешить.
– Ладно, скажу, но только не здесь. Говорю же тебе, слишком людно.
– А я говорю, что наверху нас скорее подслушают. Здесь же все пялятся на мой зад, а какие песни ты мне поешь да чего обещаешь, поверь, этих господ совершенно не интересует.
– Библиотека, Имперская Библиотека Торалиса… Нам нужно попасть в хранилище и достать один манускрипт, – прошептал Артур.
– Всего-то, – усмехнулась Флейта. – А не проще ли взять почитать и не вернуть?
– Не смейся, дело намного труднее, чем тебе кажется. – От нервного напряжения на зеркально гладкой поверхности лысины Артура проступили капельки пота. – Доступ во многие залы закрыт для обычных граждан. В Зал Мудрости могут войти только служители Единой Церкви, притом в сане не ниже окружного куратора. Зал Доблести открыт только для дворян. Некоторые залы могут посещать лишь знатные вельможи или высшие чиновники Империи.
– За какой же из закрытых дверей хранится наша безделушка?
– Точно не знаю, но полагаю, в Зале Древности, – прошептал Артур и сам испугался своих слов. – Туда даже герцог, управитель провинции, войти не может. Доступ имеют лишь члены Магистрата Единой Церкви и ближайшие родственники самого Императора.
– Значит, ты меня обманул, втянул в политику!
– Не горячись. – Артур быстро схватил за руку собиравшуюся уйти Флейту. – Да, помещения закрытые, да, их хорошо охраняют, стерегут так же тщательно, как имперскую казну, но проникнуть туда все-таки можно, иначе бы я не стал рисковать своею, да и твоей головой! Что же касается обмана, то тогда, в Баркате, я сказал тебе правду. Эта вещь уже давно никому не нужна, она хранится на полках вместе с остальным невостребованным столетиями хламом. Бесценные знания, которыми никто не может воспользоваться и о которых помнят лишь единицы.
– Забавно, – хмыкнула Флейта, – совсем недавно мне уже приходилось столкнуться с нечто подобным, правда, там речь шла о книге, а не о рассохшемся манускрипте.
– Мартин? – догадался Артур.
– Не важно, – очнулась девушка от раздумий вслух. – Скажи лучше, какие знания хранятся на истлевшем клочке бумаги, за какую тай ну твой хозяин готов платить такие деньги: секрет вечной молодости, абсолютной силы или, быть может, рецепт зелья для усиления мужского начала?!
– Не знаю, – пожал плечами Артур, – и не интересовался. Нас с тобой должны волновать совершенно иные вещи: как проникнуть в хранилище, как достать манускрипт и как уйти незамеченными.
– Ты что-нибудь знаешь об охране?
– Мало, – Артур удрученно покачал головой, – только что Библиотеку охраняет рота имперской гвардии. Солдатам и офицерам даже в город запрещено выходить, чтобы случайно в кабаке ничего никому не разболтать.
– Паршиво, – Флейта застучала веером по столу, – никакой предварительной информации и ни малейшей возможности ее раздобыть. Зато теперь хоть понятно стало, почему твой хозяин так щедр. Ну ладно, будет об этом. Скажи лучше, раз все так плохо, так чего же мы тянем, чего мы ждем?
– Я не знаю, как он называется, – признался Артур. – Манускрипт эльфийский, но написан на другом языке, там даже букв нет, одни символы. Даже мой хозяин, который все языки Континента знает, а на древнеэльфийском как на родном болтает, об этом языке понятия не имеет.
– Ты хотел сказать: «этого языка не знает», – поправила Флейта.
– Да нет, в том-то и дело, что он древние закорючки кое-как переводить может, правда, через эльфийский, сразу на наш не получается, а вот чей это язык, кто на нем и когда говорил, вот об этом он как раз понятия-то и не имеет. Видел я недавно эльфов у него в гостях, они наверняка какое-то отношение к манускрипту имеют, и об этом языке что-нибудь да слышали, но темнят «остроухие», лишнего слова из них не вытянешь!
– Постой, это все очень интересно и познавательно, но как ты собираешься украсть неизвестно что? Мы что, телеги наймем и всю Библиотеку вывезем?!
– В том-то и загвоздка была.
– «Была»? – кольнуло слово Флейту. – Значит ли это…
– Да, – самодовольно улыбнулся Артур. – Дождливые дни в Торалисе не были потрачены мной впустую. Не зря я гробил свое здоровье, таскаясь по кабакам да притонам, не зря водил гулящих девиц к книжным червям. Будучи в состоянии, так сказать, душевного успокоения и телесного блаженства один из служащих Библиотеки проболтался, где находится главная регистрационная книга. В нее заносят все поступающие экземпляры, притом названия для удобства записывают на имперском или на древнеэльфийском.
– Ты хочешь сказать…
– «Деминоторес», – торжественно произнес Артур. – Так было переведено название манускрипта на древнеэльфийский. Сегодня ночью мы проникнем в главное здание Библиотеки, найдем книгу, узнаем регистрационный номер, а уж затем посетим Зал Древности. Если не поднимем шума, то управимся за одну ночь. Завтра утром мы покинем этот противный городишко, а через два дня напьемся на прощание и расстанемся богатыми людьми.
– Давай не строить планов. – Флейта не разделяла оптимизма своего напарника. Теперь пришел ее черед быть задумчивой и серьезной. Отсутствие информации об охранных механизмах, планировке здания и расположении постов охраны сводило шансы на успех почти к нулю.
– Абсолютно с тобой согласен, именно поэтому я сейчас закажу еще несколько сытных блюд, а потом, плотно набив свою утробу, – Артур картинно похлопал ладонью по тощему, впалому животу, – отправлюсь спать до заката, чем и тебе советую заняться.
– Спасибо за дельный совет, непременно воспользуюсь. – Флейта поднялась из-за стола и, не забыв накинуть вуаль, отправилась к себе в номер.
Мысли хаотично крутились в голове девушки. Страх перед неизвестностью постепенно отошел на второй план, уступив место странному эльфийскому слову. Флейта вспомнила раннее детство и уроки эльфийского языка, которые ей полгода давал выгнанный за крамолу из Альмирского Университета профессор. Слово было сложносоставным, состояло из двух корней и постфикса «рее», обозначавшего носителя действия, который что-то то ли разбивал, то ли уничтожал. Только ближе к ночи, уже выспавшись и готовясь отправиться надело, девушка вдруг вспомнила, что этот таинственный субъект, оканчивающийся на «рее», кого-то или что-то пронзает.
Тихое потрескивание поленьев услаждало слух засыпавшего с ложкой в руке гнома. Тепло огня и приятное шуршание мягкого одеяла, окутавшего озябшее тело, – как раз то, чего не хватало Пархавиэлю в последние дни. А если еще добавить, что гном только что закончил трапезничать, то есть заглотил подряд несколько порций жаркого и два кувшина вина, то можно понять, почему спешивший на помощь другу Пархавиэль простил Нивелу двухдневную задержку и хоть открыто еще продолжал выражать недовольство, но в душе был искренне благодарен заботливому юноше, устроившему ему такой замечательный и крайне необходимый отдых.
Однако были некоторые обстоятельства, добавлявшие ложку дегтя в огромную бочку с медом. Добродушный паренек вел себя слишком странно. Его манера сорить деньгами ставила Пархавиэля в зависимое положение. За последние три часа его долг перед юным попутчиком увеличился с двадцати пяти до ста трех сонитов, и гному было страшно подумать, сколько поломанных колес ему придется починить в дороге и сколько красавиц спасти от злодеев, чтобы вернуть хотя бы половину этой суммы. Нивел арендовал две отдельные комнаты вместо одной, да еще в лучшей гостинице города, скромно названной «неплохой». Он заказал и себе, и гному новую одежду, не поскупившись на добротный материал, доплату за срочность и кучу чаевых, бесшабашно розданных гостиничной прислуге. Но кроме финансовых вопросов было еще кое-что, насторожившее гнома и заставившее его внимательнее присмотреться к пареньку.
Странности начались, как только они, продрогшие и озябшие замарашки, переступили порог респектабельной гостиницы. Нивел преобразился: в потускневших глазах появился блеск, сгорбившаяся спина выпрямилась, плечи расправились, а распухший, шмыгающий нос величественно задрался кверху.
– Не найдется ли у вас комнаты, милейший? – с неповторимым пафосом и неподдельным придворным снобизмом произнес паренек в драном плаще, небрежно кинув под ноги ринувшегося к ним вышибалы несколько монет.
В горстке раскатившегося по мраморному полу серебра было достаточно сонитов, чтобы оплатить сытный ужин не только для них двоих, но и доброго десятка изрядно проголодавшихся гномов. Отношение прислуги к парочке сразу изменилось. Перед ними залебезили и забегали, низко опуская гибкие шеи и преданно заглядывая в глаза. Нивел тут же заказал дорогую одежду, посетовав на непогоду и нелестно отозвавшись о местной страже, которая ленива, глупа и не в состоянии огородить добропорядочных путников от нападений на дороге разного грязного сброда. Потом он долго капризничал и поджимал губки при выборе апартаментов, залепил звонкую пощечину нерасторопному слуге, приблизившемуся к нему слишком близко, а под конец устроил скандал, возмущаясь, почему ему не подали с дороги теплый плед и бокал горячего вина. В общем, вел себя как настоящий клиент, как взбалмошный барчонок, считавший, что мир вращается вокруг его незаурядной персоны.
Такая резкая перемена не понравилась гному. В книжных лавках так задирать нос не учат. Юноша был явно знатного рода и бессовестно врал, рассказывая байку о дядьке в Эльруже. Пархавиэлю даже показалось, что кашель, мокрота из носа и прочие симптомы запущенной простуды куда-то ушли. Устраивая разнос прислуге, Нивел казался абсолютно здоровым и даже чересчур бойким для своих лет. Зингершульцо насторожился, но смолчал, поскольку не считал возможным портить отношения со спутником, пока не выплатит ему долг.
Сытный обед, заказанный в номер, отогнал на время дурные предчувствия. Пока Пархавиэль шерудил ложкой, Нивел куда-то исчез. До вечера следующего дня гном был предоставлен сам себе и собирался с толком использовать время. Город, конечно, не дорога, в нем много денег не заработаешь, поскольку стража на каждом шагу, да и телеги дальше соседней улочки или рынка не ездят, но испытать удачу все же стоило.
Прежде чем одеться, Пархавиэль настежь распахнул окно. Повеяло прохладой и свежестью. Голова гнома сразу прояснилась, а по согревшимся, размякшим мышцам пробежала волна бодрости. Дождь уже не лил, а еле-еле накрапывал. Вызванное длительной непогодой затишье в жизни города подходило к концу, а вместе с ним куда-то улетучилось и дурное настроение. Еще полчаса назад пустынная площадь перед гостиницей стала постепенно заполняться людьми. Жители робко выползали из теплых домов и в оставшиеся часы до заката стремились наверстать упущенное время, заняться делами, отложенными из-за проливного дождя.
Гном чувствовал, вечер будет удачным, нужно было только собраться с силами и решиться покинуть уютные апартаменты, думать не о блаженном сне в мягкой постели, а о способе хоть немного сократить долг. Высказанная в сердцах идея пошататься по ночному городу в поисках горожан, попавших в беду, почему-то теперь казалась не такой уж и бредовой. Не все же люди настолько неблагодарные существа, что расплачиваются за спасение от грабителей одним лишь никчемным «спасибо».
Таверна «Коварство Гаринолла» находилась в центре города, прямо напротив решетки ворот, ведущих в парк Имперской Библиотеки. Ничего примечательного, кроме выгодного местонахождения, в ней не было. Спешившие попасть к алтарю знаний студенты и ученые, съехавшиеся в Торалис со всех концов Империи, не могли отказать себе в удовольствии пропустить по маленькому стаканчику за полчаса до открытия читальных залов, в обед и, конечно же, под вечер, когда небольшой градус вина тонизировал уставший организм и придавал сил для ночных развлечений. Примерно за три часа до заката наступало небольшое затишье, но зато потом в окнах шумной таверны горел свет аж до самого утра.
Кроме ученых мужей, по ночам здесь любили бывать слуги богатых господ, чиновники, стража герцога, солдаты имперского гарнизона, охранники купцов и, конечно же, те, без кого не обходится ни одно уважающее себя ночное заведение: жрицы любви, пройдохи-авантюристы, предлагающие подвыпившим посетителям пуститься в сомнительные предприятия, и честные шулера. Полный набор, за исключением мелких воров, опасавшихся соседства отдыхавшей стражи.
Иногда, в промежутке между третьим и четвертым кувшинами вина, кто-то из посетителей задавался вопросом: «А почему таверну назвали именно так?» или «А чья это страшная рожа на вывеске?» Завсегдатаи разводили руками, а желавшие выслужиться в надежде на чаевые разносчики блюд плели небылицы одна краше другой, то возводя легендарного Гаринолла в чин генерала, сумевшего лет триста назад обмануть врагов и спасти город от полного разрушения, то одевая его в мантию злодея-мага, наславшего на Торалис полчища ядовитых крыс, а то делая из него подлого разрушителя семейных уз и врага влюбленных сердец. Чудесных небылиц было придумано много, однако даже хозяин таверны не знал, кем же на самом деле был таинственный Гаринолл, но вывеска ему нравилась, поэтому она и раскачивалась на ветру вот уже третий десяток лет. Лицо грозно нахмурившего брови сердитого бородача привлекало внимание прохожих и было уникально, по сравнению с огромным количеством свиных окороков и довольных рож объевшихся толстяков, красовавшихся на вывесках его конкурентов.
Никто из выпивающих и закусывающих не обратил внимания на странную парочку, переступившую порог таверны: рослый дворянин в натянутом до самых бровей берете и девушка в стареньком платье, неизвестно зачем закрывшая лицо вуалью.
«Видно, впервой, видно, еще стесняется», – подумал пробежавший мимо разносчик блюд и тут же позабыл об увиденном, торопясь принять новый, обещающий быть большим заказ. Однако работник таверны ошибся. Девушка была не из стайки ночных пташек, жрицы любви ведут себя более скромно: не щипают клиентов, не подпихивают их локтем в бок и уж тем более не шепчут им на ухо ругательств.
Не реагируя на толчки и бранные пожелания явно нервничающей избранницы, мужчина внимательно изучил лица присутствующих и только после этого четким, уверенным шагом направился к стойке хозяина. Вслед за ним засеменила путающаяся в складках длинного платья девица.
– Комнату, до утра, – отрывисто произнес мужчина, бросив на стойку две серебряные монеты.
– Ошибся, господин хороший, – усмехнулся хозяин, мельком взглянув на помятый берет с обломанным пером, волевое, скуластое лицо дворянина и черный дорожный плащ, – мы не гостиница, мы не постоялый двор, комнат не сдаем.
– А как же эти обходятся? – Посетитель кивнул выдающимся вперед подбородком в сторону хохотавших на коленях солдат девиц.
– Со своей девкой ко мне нельзя, – покачал головой седеющий толстяк, – выбирай здесь.
На столе появилось еще несколько сонитов, но хозяин остался непреклонным. Он молча повернулся спиной, давая понять, что разговор окончен.
– Посмотри-ка сюда, милейший, – решил привести более действенный аргумент Артур и, приоткрыв полу плаща, продемонстрировал висевшую на поясе без ножен абордажную саблю.
– Ну надо ж, а повар мой дивился, куда он свой любимый тесак подевал, – расхохотался хозяин. – Послушай, дружите, шел бы ты отсюда, и воблу свою драную забери! – Второй и третий подбородки хозяина колыхнулись в сторону стоявшей поблизости Флейты. – Я даже вышибалу не держу, незачем. Вишь, солдатики гуляют? Я им все в кредит отпускаю: и вино, и жрачку, и девок. Одно мое слово и тя вмиг порубят на гуляш для свиней!
– Впечатляюще, – кивнул головой Артур и положил на стойку маленький кругляш ярко-красного цвета с выгравированным изображением чьей-то пьяной, небритой физиономии.
– Ну и зачем ты мне всякую пакость на стол кладешь? – возмутился хозяин.
– Да, извини, совсем позабыл, что мы вдалеке от побережья, – покачал головой Артур. – Придется тогда объяснить тебе, жирной сухопутной крысе, что это за побрякушка.
– Шел бы ты отсюда! – еще раз, но более громко и настойчиво повторил предложение удалиться трактирщик, а затем махнул рукой компании солдат из стражи герцога.
Шестеро здоровенных парней без доспехов, но в форменных накидках и с оружием дружно поднялись из-за стола.
– Пошли быстрей, не нарывайся! – прошептала на ухо напарнику Флейта и больно ущипнула его за локоть.
– Успокойся, – ответил Артур и резко отдернул многострадальную руку. – Ну, так вот. – С этими словами Артур снова повернулся к хозяину. – Эта пьяная рожа на медальоне – портрет Эмунута Кора, более известного по кличке Отруби-да-Отрежь! Многообещающе, не правда ли?
Толстяк насторожился и подал знак солдатам немного обождать.
– Он хам и отпетый мерзавец, наверное, именно поэтому и стал предводителем «Эскадры шторма», самого кровожадного и многочисленного пиратского братства на всем побережье. Его корабли нападают не только на торговые флотилии, но и на крупные города.
Дряблые щеки слушателя побагровели. Печальные вести о кровопролитном морском сражении с пиратами возле побережья Милокаса и о полном разгроме имперской флотилии уже докатились и до Самбории, провинции далекой от моря во всех отношениях.
– Так уж получилось, что этот мерзавец обязан мне жизнью. А побрякушка у меня на столе – свидетельство того, что он мне долг еще не вернул.
– Мне-то до чужих долгов! – выкрикнул трактирщик, разозлившись и одновременно сильно испугавшись.
– Послушай, я никуда не уйду. Мне позарез нужна комната в мансарде, – перешел на вкрадчивый шепот Артур. – Если ты, ослина, и дальше будешь упрямиться, то будет драка. Возможно, я погибну, но через некоторое время, месяц, а может, два, сюда приедут очень нехорошие люди. Тебя не спасут ни стража, ни весь гарнизон Торалиса; погибнут одни, им на смену приедут другие. Люди Эмунута Кора будут наведываться к тебе до тех пор, пока кому-то из них наконец не удастся содрать твою шкуру и привезти ее своему обожаемому адмиралу. Так морское братство карает тех, кто встревает не в свои дела и мешает вернуть долг чести!
– Вторая дверь налево, – ответил хозяин и положил на стойку маленький проржавевший ключ, – но только до утра.
Артур кивнул и, взяв под руку Флейту, направился к лестнице.
– Ты сумасшедший, – возмутилась девушка, как только парочка поднялась на третий этаж. – Разве можно так рисковать?! И из-за чего?!
– Ты абсолютно права, – согласился Артур и, найдя нужную дверь, заворочал в замочной скважине ключом, – но с крыши только этого здания мы можем незаметно пробраться в библиотеку.
Диспут на тему: «Допустимая степень риска при общении с потерявшими чувство страха трактирщиками» был окончен, едва начавшись. Напарникам так и не удалось определить, где именно проходит тонкая грань между безрассудством и отвагой, тем более что у каждого из них было свое, проверенное и подтвержденное опытом мнение по этому поводу.
Как только Артур запер дверь изнутри, Флейта скинула платье. Девушка не стала долго возиться с проржавевшими застежками, и там, где крючки не выходили из петель, безжалостно рвала старенькую ткань руками. Под одеждой бедной горожанки скрывались высокие сапоги, обтягивающие стройные ноги брюки и легкая кожаная куртка, доходившая до самых кистей и подбородка. Одежда была удобной, правда, немного затрудняли движения вшитые между слоями ткани стальные пластины. Помучившись вечерок в раздумье, девушка так и не решилась полностью отказаться от брони и оставила вставки там, где они защищали жизненно важные органы: горло, сердце и живот. Остальной металл был удален, конструкция заметно полегчала, но все равно снижала скорость перемещений.
Артур последовал примеру девушки: скинул белую рубаху, отстегнул абордажную саблю и, обмотав во круг левой руки плащ, закинул на правое плечо тяжелую сумку, которую им удалось незаметно пронести, подвесив ее за лямки под юбку Флейте. Теперь стало понятно, почему девушка все время семенила и была не в лучшем расположении духа. Абордажный крюк, длинный моток веревки, упорно называемый бывшим пиратом канатом, четыре кинжала и более двух дюжин метательных ножей не только сковывали движения, но и больно били девушку по ногам при каждом шаге. «Вот она, нелегкая женская доля, – сетовала Флейта по дороге от гостиницы до „Коварства Гаринолла“. – Но делать нечего. Нельзя же на Артура напялить юбку, не с его квадратной рожей переодеваться в девиц и подводить губки эльфийской косметикой!»
– Пошли! – скомандовал пират, открыв окно и ступив на покатый карниз.
– Ты уверен… – не успела договорить Флейта.
– Да, – прозвучал однозначный ответ на все возможные при подобных обстоятельствах вопросы, – я все просчитал и взвесил.
Флейта вздохнула, пожала плечами, морально приготовившись к тому, что все пойдет совершенно не так, как было запланировано ее компаньоном, и полезла в окно. С крыши таверны не только открывалась чудесная панорама светящегося множеством огней ночного города, но и прекрасно просматривалось место предстоящей операции.
Библиотека Торалиса превосходила читальные залы Кархеона не только по количеству, но и по ценности собранных произведений. Испокон веков в столицу провинции свозились лучшие книги со всех концов Империи. Разместить все научные труды в одном, пусть даже огромном здании было просто невозможно, не говоря уже о соображениях безопасности, которые играли немалую роль. Библиотека занимала около десятка отдельных зданий, множество подсобных строений, включая скотный двор, казармы и жилища служителей. Доступ к семи из десяти читальных залов был ограничен, они находились под особым наблюдением и были обнесены каменной стеной. Весь же библиотечный комплекс, расположенный в самом сердце города, был окружен высокой железной изгородью, в зазоры между прутьями которой не смогла бы протиснуться даже самая гибкая и изворотливая кошка.