Имперские истории Юрин Денис

Пугающие взгляд пространства между домами, похожими на дворцы принцев и особняки родовитых дворян, были густо засажены деревьями, кустами и прочей экзотической растительностью, семена которой были привезены издалека и наверняка стоили целое состояние. В парке было светло, как днем. На выложенных мраморными плитами дорожках через каждые пять шагов светился фонарь, а будки охраны шли точно по периметру изгороди с интервалом ровно в сто шагов. Незаметно пробраться сквозь плотный кордон охраны было невозможно. Кирасы имперских гвардейцев из вороненой стали блестели за каждым деревом, за каждым кустом, по крайней мере растерявшейся Флейте так показалось.

Однако Артур был совершенно спокоен. Сидя на корточках возле самого края крыши, он методично, со знанием дела разматывал веревку, а когда закончил, стал привязывать к одному из концов абордажный крюк. Невозмутимость и даже какая-то сонливость напарника вселила уверенность в Флейту и заставила посмотреть на их положение под другим, более оптимистичным углом. Да, охраны было много; да, парк светился, как центральная площадь во время ежегодного карнавала, но между кустами и строениями все же имелись темные уголки, а солдаты не были достаточно бдительны.

Им приходилось каждую ночь бродить по одним и тем же аллеям, прекрасно зная, что и сегодня ничего не случится. Кому нужен старый рукописный хлам, за который обычный скупщик краденого не даст и пары сонитов. Вещи уникальные и бесценные тем и плохи, что не имеют реальной цены. Найти покупателя трудно, еще труднее отстоять свой интерес и остаться при этом в живых. Как можно выгодно продать старинную книгу, когда во всей Империи едва ли найдется двадцать – тридцать человек, знающих о ее существовании, да к тому же половина из них наверняка заявит на продавца властям? Все прекрасно понимали, что воры не дураки и не полезут в хорошо охраняемый дом, рискуя в случае поимки быть обвиненными не в воровстве, а в государственной измене.

Артур наконец-то закончил приготавливать канат. Выставив левую ногу вперед и перенеся на нее вес своего тела, пират ловко закрутил абордажный крюк над головой. От пронзительного жужжания разрезающей воздух веревки заложило уши. Боясь оглохнуть, девушка отошла поближе к окну. Внезапно монотонный гул оборвался, со скоростью не меньше, чем у арбалетного болта, крюк взмыл вверх, и Флейта на несколько секунд потеряла его из виду. Заметив, куда собирался попасть напарник, Флейта поняла, почему он так упорно препирался с вредным толстяком – хозяином здания. Таверна находилась вдалеке от других домов и намного ближе к изгороди. К тому же прямо напротив них виднелся какой-то сарайчик, то ли курятник, то ли склад садового инвентаря. Именно за крышу этой хлипкой лачуги Артур и пытался зацепить канат.

В первый раз крюк не долетел до сарая несколько метров, во второй – ударился о стену, потом процарапал крышу и соскользнул вниз, вырвав прогнившую доску. И лишь седьмая или восьмая попытка, Флейта сбилась со счета, увенчалась успехом. Раскрасневшийся, как только что сваренный рак, покрывшийся с ног до головы липким потом, Артур тяжело вздохнул и стал обматывать канат вокруг печной трубы. Работа была не из легких и измотала напарника. Восемь бросков отняли у воров более часа драгоценного времени. Каждый раз, когда Артур промахивался, канат приходилось тащить обратно, а пакостный крюк цеплялся за все попадающиеся на пути предметы: деревья, пни, камни и, конечно же, проклятую изгородь, с которой пришлось дольше всего провозиться.

– Ты легче, поклажу возьмешь! – приказал пират и, перекинув плащ поверх туго натянутого каната, резко оттолкнулся ногами от крыши.

Широко открыв от удивления рот и задержав дыхание, Флейта наблюдала, как тело Артура быстро и бесшумно, словно призраке ночи, парило над городом. Канат дрожал, звенел и, казалось, вот-вот должен был лопнуть, но этого, к счастью, не произошло. Артур успешно проскользил до ограды и скрылся в тени деревьев шумевшего листвою парка. Настал ее черед испытать судьбу и доверить жизнь тонкому тросу. Плаща у девушки не было, но зато на руках были кожаные перчатки. Перекинув сумку за спину и закрыв от страха глаза, Флейта крепко вцепилась руками в канат и прыгнула с крыши.

Грога в кружке осталось всего на два глотка, а озноб все еще сотрясал могучее тело. Последние капли дождя упали с небес уже более часа назад, но стены домов так основательно пропитались влагой, что гном чувствовал на улице себя не лучше, чем в старом, заполненном по колено водой склепе. Холодный ветер, внезапно подувший с северо-запада, только усиливал тягу промерзших горожан к стакану горячего вина. Несмотря на ранний для начала ночного пиршества час, в таверне было не протолкнуться. Слуги вынесли несколько дополнительных столов, но это не спасло положения, а только усилило толчею. Поток желающих согреться был слишком большим, и так везде: и в этой таверне, и в той, чья неказистая вывеска маячила на противоположной стороне площади.

Пархавиэль радостно потирал согревшиеся о горячую кружку ладони. То, что ему приходилось пить стоя, да еще в дверях, когда люди снуют туда-сюда и непременно норовят задеть низкорослого гнома костлявыми локтями по затылку, полнейшая ерунда по сравнению с тем, какой прибыльной обещала быть грядущая ночь. Гному даже трудно было представить, сколько горожан переберут по кабакам и, немного отлежавшись под забором или в канаве, побредут ночью домой, скольким юнцам ударит в голову хмель и скольких взрослых мужчин потянет на подвиги, обычно выливающиеся в пьяную драку или приставанию ко всем, кто носит юбку, а не штаны. Впереди ждало благодатное поприще для великих деяний, деньги спасенных от хулиганов обывателей должны хлынуть в его карман рекой. Конкуренция же с ночными грабителями, стремившимися так же, как и он, найти в темных закоулках одиноких прохожих, ничуть не смущала Пархавиэля. Гном, блуждающий по улицам в ночи, ассоциировался у местных жителей с вылезшим из могилы мертвецом или с явившимся за душой грешника чертом. Особенно суеверными и мнительными были бандиты, этот странный факт был уже многократно проверен гномом на собственном опыте и отпечатан в голове, как неоспоримая истина, хотя Зингершульцо так и не смог понять почему.

«Вроде бы врагов у преступников всегда хватало: стражники, горящие от нетерпения прибить их головы к городским воротам; „коллеги“, позарившиеся на лакомый кусок чужой добычи, да и жертвы далеко не всегда оказывались безобидными овечками. К чему выдумывать врагов, когда их и так полно? Может, воров и головорезов мучают остатки совести? Может, им хочется верить, что есть на свете кто-то, кто страшнее и подлее их? А может, где-то в глубинах очерствевшей души еще теплится надежда когда-нибудь перестать воровать да грабить, когда-нибудь начать все заново? Эта мечта жива, пока внутри неприглядных тел теплится маленькая, подслеповатая и глухая к бедам других душонка. Нечисть же, по мнению людей, занимается как раз тем, что губит, порабощает заблудшие души. Разбойники боятся не умереть, а потерять надежду!»

Грубый окрик и сильный толчок локтем в плечо вывели гнома из состояния задумчивости. Остатки давно остывшего грога облили добротные, только утром купленные сапоги. В глазах Пархавиэля вспыхнула злость, а голова мгновенно повернулась в сторону обидчика. Однако кулак опустился, так и не взмыв вверх, пальцы разжались, так и не сломав ребер обидчика. Перед гномом стоял стражник, притом не желторотый юнец-новобранец, а ветеран-сержант. Длинные усы грозно шевелились, а из расширенных ноздрей служителя порядка шел пар, или, быть может, Пархавиэлю это лишь показалось.

– Чё встал, бочонок, дай пройти! – рявкнул служака, брызнув слюною гному в лицо, а затем, оттолкнув обомлевшего Пархавиэля с прохода, вышел на площадь.

«Хорошо, что про бумаги не спросил, – подумал гном, быстро поставив на стойку кружку и поспешив смешаться с толпой выходящих из таверны. – У меня же их нет. Границу бродом перешел, да и дорожную пошлину ни разу не платил. Заберут еще, чего доброго, на каторгу, налоги, за то, что я, негодяй эдакий, имперскую землю топчу, отрабатывать. Вот и будет мне южное побережье, вот и встреча с Гифером под жарким солнцем!»

Внезапно осознав, что он бродяжка, то есть существо вроде бы пока ничего предосудительного не совершившее, но тем не менее находившееся вне закона, Пархавиэль решил немного изменить свои планы. Центр города для него был закрыт. Слишком много патрулей стражи бродило среди домов богатеев. Днем люди герцога не обращали на него внимания, а вот ночью про документы обязательно спросили бы. В бедные кварталы стража не заглядывала, но там нечего было делать и ему. Народец безденежный, если кого и спасешь, то кроме черствой краюхи хлеба ничего не заработаешь.

«Нужно бродить вокруг центра, на стыке богатых и бедных кварталов. Искать кабаки для середнячков; для тех, кто не слишком богат, чтобы иметь дом в приличном месте, но уже смотрит на соседей свысока, или, наоборот, для тех, кто когда-то преуспевал, а теперь медленно опускается на общественное дно, – нашел золотую середину гном. – Нет, точно. Если прицепится стража, я сбегу, в темной подворотне среди трущоб скроюсь, а если грабители на подвыпившего середнячка нападут, я как раз из задворок и появлюсь».

Нелегкое решение было принято, у находчивого гнома оставалось примерно два часа, чтобы как следует изучить местность, проработать маршруты и пути отступления.

Тело стремилось упасть вниз, но неизвестная сила удерживала его от падения и влекла по канату в темноту ночного парка. В ушах засвистело, на Флейту быстро надвигались кроны деревьев и грозная изгородь, ощетинившаяся остриями торчащих кверху пик.

«Только бы не упасть, только бы не упасть! – вертелось в голове девушки. – Если на мостовую, есть шанс выжить, а если…» В воображении Флейты промелькнула ужасная картина. Ее мягкое, подобное сочной ягоде тело налетает на стальные штыри забора. Брызжет кровь, а ее еще не успевшая смириться со смертью плоть бьется в конвульсиях, дрыгает конечностями в предсмертной пляске.

Изгородь пронеслась под ногами так быстро, что Флейта даже не успела ее заметить, по лицу больно захлестали длинные ветки, перед широко открытыми от страха глазами вдруг возникла стена.

«Не успеть, не успеть вытянуть вперед ноги, чтобы смягчить удар!» – подумала с ужасом Флейта и закрыла глаза.

Однако толчка не последовало, ее голове не суждено было проломить доски сарая, а легким протяжно зашипеть и забулькать, когда острые обломки дерева и торчащие из них ржавые гвозди пробьют, сломают, искорежат кожу куртки и грудную клетку. Еще какая-то сила подхватила девушку на лету и увлекла на себя. Флейта вдруг ощутила, что находится в крепких объятиях. Ее плечи и талию сжимали крепкие мужские руки, а под ней шевелилось что-то мягкое, теплое и необычайно сердитое.

– Да слезай же! – проворчал Артур, спихивая с себя не торопившуюся подняться девицу. – Я тебе разве не говорил, что перед приземлением группироваться нужно: спину напрягать и колени к животу поджимать?!

– Ничего ты мне не говорил, – возмутилась такой неописуемой наглости Флейта.

Девушка вскочила на ноги, но голова предательски закружилась, и лицо тут же уткнулось в ковер мокрой травы. Полет над городом не прошел бесследно. Флейта решилась повторить попытку подняться только после того, как в глазах перестал мелькать цветной калейдоскоп звездочек, кружков и прочих геометрических форм, а в ушах затих монотонный гул, такой же назойливый и раздражающий, как и жалобные стенания попрошайки.

– Ладно, могло быть и хуже, – прошептал Артур, оценивая состояние напарницы, а заодно и собственной спины, покрывшейся красными пятнами и мелкими порезами. – Сумку хоть не потеряла?

– На месте, – ответила Флейта сквозь сжатые зубы.

Девушку вдруг охватила злость, и ей нестерпимо захотелось, прирезав оскорбившего ее напарника, перемахнуть через ограду и убежать.

– Вот теперь у тебя пути отступления нет. Из парка тебе одной не выбраться. Первый камень брошен, скоро пойдет лавина, – произнес Артур, как будто прочитав мысли замкнувшейся в себе, встревоженной Флейты. – Пригнись и ползи сюда! Ступай осторожней… ветки.

Сначала пришлось присесть, а затем действительно лечь на живот и осторожно ползти. Сарайчик, за которым они относительно успешно приземлились, находился в пяти шагах от аллеи, по которой как раз проходил патруль. Солдаты медленно перебирали ногами и не смотрели по сторонам. Они устали даже болтать, не то что вглядываться в темноту кустов и деревьев. Однако если хрустнула бы ветка или раздался бы иной подозрительный шум, все бы вмиг изменилось, дремлющие на ходу стражи превратились бы в злющих цепных псов, жаждущих крови нарушителей.

– Нам повезло, – вдруг прошептал Артур, плотно прижавшись горячими губами к уху Флейты. – Аллея заканчивается через двадцать – тридцать шагов, там маленькая площадь с фонтаном. За нею здание, два этажа, на втором контора главного архивариуса. Солдаты дойдут до площади, развернутся и пойдут обратно, у них такой маршрут. Как только они пройдут, короткими перебежками к фонтану!

– Там же охраны полно, как же мы…

– Глупость, – возразил Артур, не дослушав до конца. – Контора – не покои. Там господин Фурбо чаще двух раз в год не бывает. Ценные бумаги он наверняка при себе хранит, а здесь мелкие служки работают: приемка, списание книг, перерегистрация и прочая ерунда с волокитой. Это только так гордо называется, а на самом деле обычный временный склад, где тощие очкарики часами перья стачивают да казенную бумагу изводят. Больше троих охранников в здании нет, да и то скорее всего сидят у входа и в карты режутся.

– Ты еще скажи, вино хлещут и девок лапают. – Флейта не могла поверить, что все складывается так удачно и просто.

– Девок, возможно, и провели, – на полном серьёзе ответил Артур, – если со стражей на воротах договориться сумели, а вот вино навряд ли. Запах от него, да и глазки шальными становятся, а по регламенту караульной службы офицерская проверка должна через каждые три часа проходить.

– А ты откуда знаешь? – удивилась Флейта необычной осведомленности напарника.

– Ну, я в эти дождливые дни не только с библиотекарским людом кутил, – хитро улыбнулся Артур.

– Ага, значит, еще и с солдатами!

– Обижаешь, с офицерами, – уточнил довольный собой пират. – Понимаешь, кроме меркантильного интереса, у меня с благородными господами из имперской гвардии оказалось еще и много общего. Я когда-то месяцами тосковал по берегу, а они сейчас скучают по кабакам. Запретивший выход в город гвардейцам допустил одну очень большую ошибку. Сколько ни пугай солдата предписаниями да инструкциями, а его все равно тянет к порокам. В этом огромном, пыльном книжном царстве катастрофически не хватает казенной корчмы да борделя, поэтому все, от капрала до командира, регулярно бегают в самоволку и не стесняются потом часами трепаться о радостных результатах этих отлучек.

– Мужики, – презрительно процедила сквозь зубы Флейта.

– А я бы был менее категоричен, – возразил Артур. – Люди, простые люди, с обычными потребностями и вполне естественными желаниями. Глупо идти против природы, против человеческой сути, она все равно всегда свое возьмет.

Патруль из трех солдат ненадолго задержался у фонтана, а затем пошел обратно. Как только блестевшие в свете фонарей кирасы скрылись из виду, воры вскочили на ноги и бесшумно перебежали на другую сторону аллеи. Артур закутался в черный плащ и стал настолько незаметен, что даже находившаяся рядом Флейта порою теряла его из виду.

Еще одна перебежка, и они достигли площади с фонтаном. Спрятавшись за статуей какого-то обнаженного мифического существа, отдаленно напоминавшего эльфа, но с двумя головами и без ушей, Артур огляделся по сторонам. Аллеи были пусты, ближайшую от них будку закрывали деревья, а свет горел всего в одном окне запертой на ночь конторы. Первый этаж, вторая комната от входа. Именно там, по предположению Артура, и должны были коротать за игрой в карты долгую ночь охранники.

Пока пират осматривался, Флейта выложила на постамент статуи содержимое сумки. Пару обоюдоострых кинжалов и отмычки девушка забрала себе, кривые кинжалы без крестовины и метательные ножи пододвинула ближе к Артуру. Этим оружием она не умела пользоваться, да и не хотела учиться. Конечно, бросить нож с пяти шагов и попасть в проходившего мимо солдата она бы смогла, но гарантии, что он умрет сразу, без стона и крика, не было. В случае необходимости ей было гораздо привычнее подкрасться сзади и, зажав жертве рот, вонзить кинжал в щель между доспехами. К тому же ее задача – шерудить в замках отмычками. Разбираться со стражей в их тандеме должен был кое-кто другой, у кого больше опыта в подобных вопросах, да и грубой физической силы.

– За мной! – скомандовал Артур и, сгребя в охапку выложенный рядом с ним инструмент убийства, побежал к крыльцу.

Флейта последовала за ним, ожидая, что вот-вот сзади раздастся окрик, и начнется погоня, в конце которой их или затравят собаками, или поднимут на острые пики. Погруженное в тень крыльцо показалось девушке желанным прибежищем, а дубовая двустворчатая дверь – воротами рая, которые, к сожалению, не распахнутся сами, а которые еще предстояло открыть.

Закапав в замок несколько капель позаимствованного с кухни гостиницы масла, девушка вставила в прорезь первую отмычку. Замочные механизмы не заскрипели, хотя масло еще не успело добраться до отдаленных деталей внутри замка. Какой-то скрежет, да должен был быть. Флейта покрутила отмычкой, слишком легко, слишком свободно. Озадаченная воровка отпрянула от двери и застыла с выражением крайней задумчивости, даже скорее растерянности на лице.

– В чем дело? – спросил Артур, сидевший к двери спиной и наблюдавший за площадью. Напарник почувствовал, что что-то пошло не так.

– Замок… его нет, – прошептала Флейта.

– Как нет?! Не может быть, дверь же закрыта!

– Заперта… изнутри, возможно, на задвижку, – высказала предположение Флейта и прильнула щекой к двери.

Сквозь замочную скважину видно ничего не было, но от самой двери шел едкий, противный запах, напоминавший уксус или какой-то раствор на его основе.

– Этого не может быть. Положено запирать охранников на ночь снаружи. У старшего поста даже ключа своего нет, он не мог… – не договорил Артур.

Флейта не видела в темноте лица напарника, но могла поклясться, оно исказилось от внезапно осенившей догадки.

– Оставайся здесь! – приказал Артур и одним бесшумным прыжком подскочил к единственному светившемуся окну.

Привстав на цыпочки, Артур осторожно заглянул внутрь. По-видимому, комната охраны была пуста, иначе пират не разбил бы стекло и не залез бы внутрь. Потянулись долгие минуты ожидания. Мимо здания прошел еще один патруль, следовавший по другому маршруту. К счастью, солдаты не заметили девушку, прятавшуюся в тени, и не обратили внимания на разбитое окно. Лоб Флейты покрылся испариной, руки начинали трястись, задергалось веко левого глаза. Когда же из-за двери раздался скрежет отодвигаемого засова, девичье сердце чуть не разорвалось. Дверь приоткрылась, за ней стоял Артур.

– Живее! – прошептал встревоженный чем-то напарник и, не дождавшись ответной реакции, силой втащил девушку внутрь.

– Что случилось? – спросила Флейта, но тут же поняла, насколько глупо прозвучал ее вопрос.

Посреди едва освещенного холла, широко раскинув руки и смотря глазами навыкате в потолок, лежал мертвый гвардеец.

– Это не я, – пояснил Артур. – Кто-то побывал здесь до нас. Совсем недавно, тело еще не успело остыть.

– А другие? – Голос Флейты дрожал, наверное, как следствие пережитых под дверью мгновений.

Вид мертвых тел уже давно ее не пугал. Даже попрощавшись с опасной воровской жизнью, ей все равно приходилось и убивать, и часто видеть трупы. Инстинктивно девушка повернулась назад. Высказанное ею предположение оказалось верным, замка действительно не было. Расплавленный металл застыл ручейками на поверхности обуглившейся изнутри двери и на каменных плитах пола. Проникший в контору архивариуса до них закапал в замочную скважину какое-то неизвестное, очень едкое вещество. Он не мучился с отмычками и был наверняка не только ловким убийцей, но и весьма изобретательным.

– Ты права, – кивнул головой Артур, как будто снова прочитав ее тревожные мысли. – Он, она, а может, и они очень опасны. Замок расплавлен, стражник задушен тесьмой, комната охраны пуста, следов борьбы не видно. Думаю, солдат выманивали и приканчивали поодиночке: быстро, тихо и без крови.

– А ты не думаешь, что он еще здесь? – Флейта пристально посмотрела в глаза Артуру.

– Я не знаю, но искренне надеюсь на это, – ответил внешне спокойный пират. – Мне почему-то кажется, что он пришел затем же, что и мы. Если его нет, значит, мы уже опоздали и придется возвращаться ни с чем. Не будем гадать, давай поднимемся наверх!

Сказав это, он взял в каждую руку по три метательных ножа и стал осторожно, ступая с пятки на носок, подниматься по лестнице. Флейте ничего не оставалось, как только последовать за ним. Встреча с неизвестным, но явно очень опытным противником пугала девушку, но мысль о возврате аванса и возобновлении службы в Гильдии торговых охранников была невыносима.

Невезение – упрямая штука, если уж прицепилось, то не отстанет, пока не сведет с ума. Сначала напускает дождь, затем истощает кошелек, и вот, когда Пархавиэль наконец-то нашел способ исправить незавидное материальное положение, оно начало выкидывать всякие пакостные фокусы.

Объект для спасения удалось найти не сразу, вначале гном обошел несколько таверн для середнячков. В первой посетители сидели с постными лицами и пили какую-то зеленоватую гадость, напоминающую травяной настой. Оказалось, что высохший, тощий хозяин с мутными, красными, как у крыски, глазками недавно стал рьяным поборником светлого духовного начала и вылил все бочки с вином в сточную канаву. Такой акт вопиющего вандализма возмутил постоянных посетителей, которые тут же перебежали к конкурентам, но их место заняли ученые и доморощенные богословы с такими же мутными взорами, как и у старика. Пархавиэль не выдержал и сбежал, как только один из посетителей ни с того ни с сего вскочил на стол и запел церковный псалом. К великому удивлению гнома, публика не закидала певца объедками, а зааплодировала.

В таверну «Хохолки и пятачки» Пархавиэль заглянул исключительно из-за названия, наивно предположив, что повар специализируется на приготовлении куриных блюд и аппетитных молочных поросят. «Кто много ест, много и пьет», – подумал гном и переступил порог шумной таверны.

В тесном зале находилось более сотни студентов, поглощавших дешевое вино и совершенно не закусывающих. Повара, похоже, здесь совсем не было, но заведение полностью соответствовало названию. Будущие ученые мужи и степенные чиновники толкались, дрались, петушились и вели себя совершенно по-свински, не стесняясь опорожнять желудки и раздувшиеся мочевые пузыри прямо у входа, а иногда и не отходя от стола. Буйству ученой молодежи пришел конец, когда на импровизированную трибуну залез худосочный субъект с опухшей физиономией и гордо заявил, что знает, где живет ненавистный профессор Керфауер, замучивший большую часть присутствующих классификацией трехлепестковых фиалок и постоянными переэкзаменовками. Восторженные крики и овации еще державшихся на ногах разбудил и тех, кто уже притомился, Ликующая толпа подхватила оратора на руки и понесла во двор. Судя по всему, студенты направились бить стекла в доме придирчивого старичка или устроить ему ночной концерт. Тех, кто не мог идти самостоятельно, заботливые соратники по университетскому братству прихватили с собой, как, впрочем, и пару пивных бочонков. Такой ораве были не страшны ни шайки грабителей, ни патрули стражи. Обругав себя за час потерянного времени, впустую потраченного на посещение снаружи вполне приличной таверны, Пархавиэль отправился дальше. Третий по счету кабак оказался закрытым, в четвертом вспыхнул пожар, а в пятом, по слухам, обычно спокойном местечке, внезапно разгорелась поножовщина, для усмирения которой прибыла целая рота солдат.

«Ничего себе добропорядочные горожане, в городе-то страсти кипят. Каждый со скукой по-своему борется, хорошо еще, что так, что, как в Альмире, погромов не устраивают, – нашел хоть что-то положительное гном в уйме без толку потраченного времени. – Это последняя, если и здесь ничего интересного, то придется шататься по темным закоулкам. Авось там кого-нибудь найду».

Внимание уже натершего огромные мозоли в новеньких, еще не разношенных сапогах гнома привлекло маленькое, весьма уютное с виду заведеньице. Двухэтажное здание с балкончиками и замысловатыми завитушками на фасаде. На окнах кружевные шторки, а по оконным рамам и двери шли расписные узоры на вольную тему местной растительности. Народу внутри было немного, горожане почему-то обходили это заведение стороной, хотя те, кто собирался внутри, выглядели вполне прилично и никак не походили на спившихся бродяг.

Со вкусом оформленная вывеска гласила: «Голубчик». «По-видимому, жители Торалиса просто недолюбливают голубцы. А мне вот без разницы, как капусту жрать: кручеными листьями или мелко порубленную, лишь бы к ней еще и мясо прилагалось», – подумал гном и под удивленными взглядами проходивших мимо горожан, важно подбоченясь, переступил порог.

То, что он ошибся, стало понятно сразу. Голубцами не пахло, тушеной капустой тоже, в ноздри гнома ударили омерзительные, приторно-сладкие ароматы духов, забивающие другие запахи. Посетителей было немного, человек двадцать, и все какие-то странные: разряженные как куклы, с подведенными тушью ресницами и напомаженными губами. Шум разговоров затих, как только Пархавиэль переступил порог. Двадцать пар мужских глаз уставились удивленно и растерянно на необычного посетителя. Кто-то недовольно наморщил напудренный носик, а кто-то, наоборот, лукаво улыбнулся упитанному, крепко сложенному гному.

«Ага, а вот и люди искусства, о которых Нивел говорил. Ну и мода в этом городишке! Сразу видно – центр культуры. Не мужики, а неженки, цветочки клумбовые… – вспомнил Пархавиэль рассказы попутчика о том, что Торалис – город искусства и что те, кто с прекрасным сопричастен, немного отличаются от обычных обывателей. Однако скромный юноша постеснялся уточнить, на сколько „немного“ и в чем именно эти отличия заключаются. – Ладно, доходящих до нужного градуса здесь вроде бы нет, но, пожалуй, я все-таки останусь. Судя по одежонкам, деньжата у мазилок да рифмоплетов водятся, значит, и разбойнички на публику эту позариться могут. Авось повезет».

Размышляя, стоит ли оставаться или лучше уйти, гном простоял на пороге около минуты, а потом направился к пустовавшему столику. По затихшему залу волною прокатился вздох облегчения, а из дальнего угла послышались хлопки одобрения. Пархавиэль еще больше нахмурился. Реакция окружающих на его появление была, мягко говоря, неадекватной. Гном привык, что люди смотрят на него с высоты своего роста, то есть сверху вниз, как в прямом, так и в переносном смысле. Многие боятся гномов, другие презирают. Здесь же подавляющее большинство посетителей были почему-то искренне рады его приходу, некоторые даже приветливо подмигивали. Пархавиэль оказался в центре внимания. Ему стало не по себе и захотелось уйти, но негласный закон путешествующих гномов гласил: «Раз сел за стол, нужно выпить и закусить!»

– Чего изволите? – прозвучал вдруг сбоку мелодичный голос шустро подбежавшего к столу разносчика.

Тонкие, подвижные губы двадцатилетнего паренька растянулись в искренне дружелюбной улыбке. Накрашенные ресницы заморгали, а руки как-то странно изогнулись, держа на уровне груди пустой поднос. Вид молодого мужчины был настолько омерзителен, что гному вдруг захотелось со всей силы заехать ему каблуком по зубам.

– Тушеной капусты, свинины, отварной или жареной, пива и огурцов. – Пархавиэлю все-таки удалось подавить душевный порыв и сделать заказ.

– Такого не держим, – пропел юноша, закатив к потолку накрашенные глазки. – Наши посетители люди воспитанные, они терпеть не могут грубости и грубую пищу.

– Так я вроде еще и не хамил, – развел руками пораженный отказом гном.

– Как же не грубил, а разве не оскорбление заказывать такие омерзительные, гадкие вещи? Счастье, что повар не слышал. Ах, бедный Жано, он не выдержал бы такого… – тяжело вздохнул юноша и, вдруг погрузившись в печальное раздумье, удалился.

– Мяса тащи да овощей каких! – выкрикнул гном ему вслед.

Разносчик презрительно фыркнул и отмахнулся от Пархавиэля рукою так же небрежно, как стряхивают крошки со стола.

– Ну зачем ты мальчика обидел, он же такой милый, – пропел нежный голос за спиной.

Пархавиэль почувствовал, как на его плечо легла чья-то рука и кто-то томно, с придыханием задышал в самое ухо.

– Ты почему такой сердитый? Просто злюка какая-то… – шептал мужской голос, а мягкая ладонь начала оглаживать его шершавую щеку.

Вдруг до гнома дошло, почему таверна называлась «Голубчик» и почему у всех мужчин накрашены губы. Не столько со злости, сколько со страху, Пархавиэль вцепился зубами в начавшую расстегивать ворот рубахи руку, а затем, опрокинув стул, вскочил из-за стола и, как обезумевший носорог, сметая все и всех на своем пути, кинулся к выходу.

Только пробежав без оглядки более двух сотен шагов, гном остановился и решил посмотреть, нет ли погони. К счастью, его не преследовали. Мысль о том, что бы могло случиться, пойми он что к чему чуть позже, была настолько противна, что ему захотелось вернуться и сжечь проклятый притон, пристанище жеманных «мужчин», позабывших о своей истинной сути.

Изменение тактики дальнейших действий также не принесло плодов. Карман Пархавиэля оставался по-прежнему пуст, а время шло. Бродивших в одиночку по городу было много, но на них или никто не нападал, или обстоятельства не позволяли гному воспользоваться плодами победы.

Пожилой толстячок в атласных, запачканных грязью трико и рубашке с оторванными манжетами, с трудом перебирая пухленькими ручками по стене, полз домой. Жил он явно в верхней части города, но заплутал и теперь, как бабочка, летящая на огонь, брел на свет горевшего в конце проулка фонаря. Оступившись, богатый купец, а может, уважаемый член городского совета упал и забарахтался в луже, пуская газы рыгая и взывая о помощи несвязным бормотанием, то и дело срывавшимся на визгливый крик.

Возиться с пьяным не хотелось, но когда пуст карман, приходится возиться в грязи. Засучив по локоть правый рукав, Пархавиэль ухватился за ворот рубахи ушедшего в заплыв толстяка и волоком вытянул его на сухое место.

– Куда тебя? – спросил гном у пьянчужки, предварительно приведя его в чувство несильными ударами по щекам.

– Домой, – промычал стопятидесятикилограммовый тюк жира и показал рукой в сторону фонаря.

Незнание куда идти, удушающий смрад винных паров, текущие изо рта ноши слюни и вялое брыкание были далеко не всеми неудобствами, но душу гнома согревало предвкушение, сколько звонких серебряков отсыплет жена богатого толстяка, благодарная за доставку драгоценного сокровища.

Пархавиэль дотащил тело до указанного фонаря, посадил его на землю и после того, как немного перевел дух, стал легонько шлепать по щекам. На двадцать пятом ударе тучный, потный мужчина наконец-то приоткрыл тонкие щелочки слезившихся глаз.

– Куда?! – проорал на ухо толстяку гном, пытаясь узнать направление дальнейшего движения.

– Там, – с трудом произнес мужчина, затыкав сарделькой в перстне себе в живот.

– Что «там»? – прокричал Пархавиэль, стараясь разобрать невнятное бормотание, исходившее вместе со слюной и причмокиванием изо рта.

– Там… плохо… плохо совсем… – выговорило тело и, резко подавшись вперед, оросило новые сапоги и штаны гнома разноцветным содержанием желудка.

– Да чтоб тя! – заорал не успевший своевременно отскочить в сторону гном.

Именно на этот крик в проулок и вбежал слуга в ярко-зеленой ливрее и с факелом в руках.

– Тут он! Господин здесь! Быстрее сюда, какой-то недомерок по его карманам шарит!

Наконец-то Пархавиэль нашел хоть кого-то, на ком можно было выместить злость: за неудачную ночь, за нелегкий труд, за «недомерка», за перепачканные сапоги… Плюнув пару раз на ладони, гном вырвал из забора палку и решительным шагом направился в сторону дурака, неправильно истолковавшего его благородный, хотя и не совсем бескорыстный поступок. Однако проучить глупца не удалось. С соседней улочки выбежало более двух десятков таких же ярко-зеленых слуг, вооруженных палками и факелами.

Пархавиэль не помнил, сколько ему пришлось бежать и прыгать через заборы, как долго он петлял между домами, пока последний из разъяренных преследователей не потерял его из виду. Погоня и тщетность всех предпринимаемых действий истощила силы бывшего караванщика. Пархавиэль подумал-подумал, почесал вспотевшую бороду и принял решение вернуться в гостиницу. Ему не везло, с этим нельзя было ничего поделать. Дальнейшие попытки заработать честным трудом ночного заступника не привели бы ни к чему, кроме еще большей усталости, окончательно испорченной одежды, синяков да шишек.

На обратном пути гном совершил еще несколько самоотверженных подвигов, включая спасение неверной жены от гонявшегося за ней с тесаком мужа и прекращение зверского избиения недостаточно ловкого шулера, но денег в награду так и не получил. Неожиданно вставшая на защиту супруга развратница чуть не повыдергивала все волосья из его бороды и перебудила пронзительным верещанием два-три квартала. Шулер поступил честнее: он незаметно исчез и даже ничего не украл.

«Непруха, сплошная непруха, – печалился гном, пробираясь окольными путями к гостинице. – Я знал, что так будет, но надеялся на лучшее, идиот. Впредь нужно слушаться гласа рассудка. Раз он сказал: „…в городе ничего не заработаешь…“, значит, отсыпайся, Парх! Иди на бочок и храпи, а не по подворотням до зари шастай!»

Забрезжил рассвет. Пархавиэль брел по пустынной улочке, понуро опустив голову и отсчитывая последние сотни шагов до мягкой постели. Громкие выкрики, топот бегущих ног и бряцанье оружием не тревожили погрузившегося в размышления гнома. Он слышал их, но не обращал внимания. Гнались не за ним, а он сам никого больше не собирался спасать каждый день в большом городе кто-то за кем-то гнался, а кто-то кого-то грабил, насиловал и убивал. Знать бы еще, где и когда, чтобы избегать опасностей, или наоборот, встречать их добротными ударами увесистого кулака. Вот тогда бы была жизнь; не жизнь, а сказка!

Внезапно из-за угла дома вынырнула фигура в черном. Рослая женщина, по меркам гнома любой человек великан, налетела на Пархавиэля, споткнулась об него и, увлекая за собой, повалила на мостовую.

«В этом городе так принято знакомиться, что ли?» – почему-то пришло в голову гнома, активно заработавшего всеми четырьмя конечностями, чтобы выползти из-под навалившегося на него тела. Одетая в мужское платье незнакомка тоже интенсивно забарахталась, пытаясь то ли подняться, то ли задушить Пархавиэля. Гном так и не понял, чего же именно от него хотела женщина.

Вскочить на ноги Пархавиэль успел, а вот расспросить торопыгу нет. Из-за того же самого угла выскочил обнаженный по пояс мужчина и занес над головой путника острый кривой кинжал. Сталь лезвия зловеще блеснула в лучах восходящего солнца. Рассудок покинул гнома, кого-то в такие мгновения охватывает панический страх, а Пархавиэль обычно, наоборот, закипал от злости.

Отработанным годами кулачных боев ударом из-под низа в скулу Пархавиэль глубоко погрузил кулак в пах нападавшего. Прием был нечестным, но Зингершульцо был не виноват, что люди такие высокие. Мужчина согнулся пополам и взвыл, выкатив глаза, выдвинув вперед и без того выпирающую нижнюю челюсть и зажав обеими руками разрывающееся от боли место.

«Силен паразит, другой бы по мостовой катался!» – подумал гном, собираясь нанести второй, финальный удар кулаком в раскрытый рот. Но тут за спиной возникло движение. Поднявшаяся девица тоже выхватила кинжал и взмахнула руку, чтобы одним быстрым и точным движением перерезать противнику горло. Пархавиэль услышал свист стали. На время оставив скакавшего вприпрыжку в покое, гном резко пригнулся с разворотом назад, упав на спину, ушел из-под косого удара кинжала и впился зубами в аппетитное бедро девицы.

Разбойница закричала от боли. В безудержной вибрации ревущей гортани послышались знакомые нотки. Гном ослабил хватку острых зубов и, отпрянув назад, наконец-то улучил момент посмотреть в лицо нападавшей.

– Флейта?! – вырвался из груди Пархавиэля то ли сдавленный крик, то ли глубокий вздох.

– Парх, ты?! – не меньше гнома удивилась девушка, крепко сжимавшая ладонью прокушенную и сильно кровоточащую ногу.

«Как ты здесь…» – произнесли оба одновременно, но не успели довести вопрос до конца. В шагах сорока от места схватки появились кирасы имперских гвардейцев.

– Это за нами, некогда объяснять! Парх, помоги! – выкрикнула девушка, схватив своего соратника под руку и потащив его обмякшее тело в ближайшую подворотню.

В этот решающий миг, называемый в народе моментом истины, бывший хауптмейстер караванной службы Независимого Горного Сообщества Махакан и, по воле злодейки-судьбы, неприкаянный скиталец-авантюрист Пархавиэль Зингершульцо не думал, что он нарушает закон, помогая уйти от погони преступникам. Испорченные раз и навсегда отношения с имперскими властями – ничто по сравнению с просьбой старого друга и боевого товарища.

Гном догнал Флейту и, грубо оттолкнув от балансировавшего на грани потери сознания напарника, выкрикнул всего одно слово: «Куда?!»

– Через забор, а там… увидим! – прозвучал необычайно дельный ответ.

Артуру было плохо. С его покрытого рубцами тела капала кровь, пачкая лицо и руки гнома. Мужчина что-то бормотал, а когда боль становилась невыносимой, прикусывал нижнюю губу. Удар Пархавиэля был сильным, но не сокрушительным; не он довел бывшего пирата до плачевного состояния, а большая потеря крови и бурно проведенная ночь. Еще до встречи с гномом парочке где-то крепко досталось. У Флейты была разбита правая бровь и слегка порезана левая рука ближе к локтю. То, что дело было незаконным, не стоило объяснять. Солдаты имперской гвардии не любили утренних пробежек, да еще в полном обмундировании.

Шаги преследователей слышались все ближе и ближе. Добравшись до забора, беглецы стали переваливать тело теряющего связь с окружающим миром Артура на другую сторону, где, судя по всему, находился небольшой дворик или парк. Деревянную доску в нескольких сантиметрах над головой гнома пробил стальной болт, еще два вонзились рядом с Флейтой. Несмотря на близкое расстояние, арбалетчики промазали, поскольку стреляли на бегу.

Тело пирата наконец-то перевалилось через ограду и, наверное, упало на что-то мягкое, поскольку характерного звука падения не было слышно. Пархавиэль подсадил Флейту, а затем ловко подпрыгнул, ухватился за верх досок и, подтянувшись на сильных руках, оседлал, как коня, двухметровую преграду. Перед тем как спрыгнуть, гном оглянулся назад. Погоня была совсем рядом, один из солдат чуть не достал острием алебарды до его нависшего над ремнем живота.

Забор ненадолго задержал преследователей, но кольцо облавы неумолимо сжималось; то слева, то справа убегавшая троица слышала отрывистые команды и крики солдат, сослуживцев тех несчастных, кому, гремя сталью доспехов, приходилось перелезать через проклятый забор.

– Ну и куда теперь? – спросил гном, когда они выбежали из дворика на маленькую площадь, расположенную на пересечении сразу четырех улиц. – Впереди солдаты, вон там, за деревьями, тоже.

– Я ведь города почти не знаю, ты уж сам как-нибудь реши, – запыхавшись, ответила Флейта.

Пархавиэль не удержался и грязно выругался. Достойное завершение неудачного дня. Мало того что он помог и всю дорогу тащил на себе окровавленного бандита, теперь ему нужно было еще и руководить бегством, тужиться мозгами, придумывая, как уйти от погони. Однако провидение в конце концов смилостивилось над многострадальным гномом, а может, просто в это раннее утро в его жизни кончилась очередная черная полоса и началась другая, светлая. Слева внезапно раздался цокот копыт и бренчание давно не смазанных рессор. Прямо на троицу вылетел старенький экипаж, запряженный парой еще вполне пригодных для езды лошадей. Пархавиэль обомлел, на козлах убогой колымаги сидел не кто иной, как его попутчик Нивел.

– Живей, живей! – прокричал подросток, натягивая поводья и с трудом удерживая разогнавшихся лошадей.

Обстоятельства не дали возможности гному задать вопросы. Есть время действовать, а есть – обсуждать. К сожалению, далеко не всегда последовательность этих периодов правильна с точки зрения логики и здравого смысла.

Пархавиэль с Флейтой успели затащить внутрь кареты бесчувственного Артура и запрыгнули сами. Как только в воздухе засвистел кнут, а лошади тронулись с места, заднюю стенку кареты стали дырявить арбалетные болты. Гвардейцы почти настигли беглецов, но отстали. Нивел гнал лошадей, не жалея бренчащей на каждом ухабе кареты. Погоня была еще не окончена, беглецы и пришедший им на помощь юноша прекрасно понимали, что окажутся в безопасности, только когда выберутся из города и скроются в лесу.

– Кто это? – спросила Флейта, кивнув головой в сторону козел.

– Наша удача!

Гном никогда не испытывал слабости к гиперболам, аллегориям и прочим замысловатым философским выкрутасам, придуманным эльфами, охотно перенятым людьми, но никак не приемлемым для порядочных гномов. Однако сейчас он посчитал нужным ответить именно так: уклончиво и туманно, не говоря правды, но и не скрывая ее, напуская таинственности и подчеркивая непричастность Флейты к их с Нивелом отношениям. Слишком много воды утекло с тех пор, как они расстались. Когда-то любимая девушка могла измениться; не только внешне и не обязательно в лучшую сторону. По крайней мере нынешний ее компаньон гному не нравился.

– И давно ты с ним познакомился? – не унималась Флейта.

– Давно, но не очень, – ушел от ответа гном. – Ты лучше про себя расскажи. Я же тебе помог, а значит, с точки зрения парней с гербами на груди, такой же негодяй, как ты… одним словом, сообщник. – Пархавиэль не удержался от соблазна подчеркнуть, что он порядочный гном, а она как была презренной воровкой, так ею и осталась. – Я же имею право знать, во что мы с Нивелом вляпались.

– «Мы с Нивелом», – прошептала девушка, не сумев скрыть досады.

Видимо, события четырехмесячной давности значили для Флейты гораздо больше, чем она предполагала, бежав из Альмиры, даже не попрощавшись с тем, кто открыл ей свою душу. По ночам ей часто снилось, как они с ворчливым гномом бродили среди баррикад разрушенного Цехового Квартала, дрались, боролись и бок о бок выживали. Пархавиэль стал для Флейты не только хорошим другом, хотя она и боялась признаться себе в этом.

– Ладно, расскажу, но только когда окажемся за городскими воротами.

– Так мы уже, – ответил гном, выглянувший в окно.

– Примерно через три четверти часа будем в лесу, там и остановлю! – прокричал с козел Нивел, несмотря на шум ветра в ушах и громыхание колес, умудрившийся услышать разговор внутри экипажа.

Флейта кинула беглый взгляд на бредившего в забытьи Артура, откинулась на спинку и, закрыв глаза, начала рассказ.

Трупов солдат наверху не было. По всей вероятности, их следовало поискать внизу: на заваленных тюками и ящиками складах или в комнатах, где днями напролет трудились над переводами и переписью ослепшие от замысловатых каракулей писарчуки. Зато наверху была регистрационная книга. Она лежала на письменном столе в единственном открытом кабинете. Стоит ли говорить, что и здесь дверной замок был вскрыт таким же неординарным, варварским способом.

Конкурент действовал быстро и не растрачивал времени по пустякам. Он нашел нужную запись и ушел, не только оставив книгу на столе, но даже не удосужившись перевернуть страницу.

«Деминоторес» – гласила надпись в девятой сверху строке на семьдесят восьмой странице. В столбце «перевод» на соответствующей клетке красовалась жирная чернильная клякса. Скорее всего библиотекарь механически перевел слово на имперский, а потом, вдруг вспомнив, что этого не стоило делать, или получив нагоняй от начальства, решил замазать крамольную запись чернилами, чтобы начисто не переписывать целую страницу. «Научной и исторической ценности сей манускрипт не представляет», но тут же, в соседней графе стоял некачественно затертый значок «совершенно секретно». Затем шел номер: длинный, восемнадцатизначный, состоящий из букв и цифр.

– Вот оно, есть! – обрадовался Артур и, схватив со стола перо и первый попавшийся лист бумаги, стал записывать многозначную последовательность. – Видишь, третий символ от конца – буква «Д». Это значит Зал Древности. Нам нужно поспешить…

«…пока еще не поздно», – подумала Флейта, когда загоревшийся энтузиазмом напарник схватил ее за руку и потащил за собой.

До каменной стены, за которой находилась территория ограниченного доступа, воры добрались быстро. Интервалы патрулирования увеличились, солдаты устали наматывать бессмысленные круги и сбавили темп передвижения в ожидании следующей смены. Дело в том, что смена караула проходила в строго определенной точке маршрута. Если патруль прибывал туда слишком рано, то ему приходилось делать лишний получасовой круг, поэтому гвардейцы в последние минуты дежурства особенно не спешили и предпочитали немного потоптаться на месте, вместе того чтобы тянуть лямку за своих сослуживцев. Именно по этой причине Флейта за пятиминутную пробежку не увидела ни одного патруля. Даже будки охраны, к которым авантюристы на всякий случай старались не приближаться, казались пустыми и покинутыми.

Спрятавшись в кустах возле стены, Артур принялся разматывать кусок веревки, предусмотрительно срезанный сразу после приземления и аккуратно обмотанный в несколько слоев вокруг абордажного крюка. Лезть на трехметровую стену было намного приятнее, чем «скользить» по тому же самому канату, а вот со спуском не повезло, спрыгнуть было нельзя Какие-то лентяи, вместо того чтобы отогнать телегу с дровами к хозяйственной постройке, оставили ее возле стены да еще навалили поверх поленьев топоры и пилы, видимо, понадеявшись, что раз дождь лил так долго, то в эту ночь с неба не упадет ни капли.

Артур слез первым и куда-то исчез, жестом приказав Флейте ждать его возвращения. Отсутствовал пират не дольше трех минут, затем вернулся и приказал Флейте идти следом.

Зал Древности находился в северо-восточной части библиотечного комплекса, можно сказать на отшибе, скрытый от глаз имеющих доступ к другим закрытым залам посетителей маленькой рощицей и искусственным водоемом, разлившимся вследствие дождей до неимоверных размеров. Храмом знаний невзрачный домик назвать было нельзя. Выглядел он неухоженным, да и размеры были смешными. Внутри было не более двух-трех комнат и маленькая прихожая, в которой одновременно не поместилось бы более трех-четырех человек.

– А ты уверен, что это не домик садовника?

– Хватит болтать! – сверкнув глазами, прикрикнул на Флейту Артур и, опять приказав остаться на месте, подкрался к закрытой двери.

Еще не дойдя до крыльца, напарник выпрямился и подозвал Флейту взмахом руки. Дверь была приоткрыта, через узкую щелочку струился свет, а от обгоревшей дубовой створки поднимался едва заметный дымок. Неизвестный убийца только что проник внутрь. Они нагнали его и теперь не дадут уйти, по крайней мере с добычей. Артур взял в руку метательные ножи и осторожно, стараясь не вспугнуть противника и не вступить в лужицу еще булькающего, медленно остывавшего металла, скрылся внутри домика. За ним направилась и Флейта, доставшая из-за пояса кинжалы.

Скромное внутреннее убранство помещения, так же как и убогий внешний вид, были всего лишь антуражем, за которым скрывался вход в глубокое подземелье. На кровати в боковой комнатке лежало мертвое тело задушенного солдата. У его напарника в соседней комнате не было головы. Кровавый след вел под кровать, наверное, именно туда и закатилась шарообразная часть тела, которой теперь уже не подумать.

– Он вооружен одноручным мечом, очень легким и острым, – прошептал на ухо Флейте Артур. – С двуручником в тесной комнатке не развернуться. Одно из двух: или наш «друг» силач, каких свет не видывал, или у него очень хорошие связи в имперской оружейной палате. Мало кто из нынешних кузнецов способен выковать такой клинок, а уж на рынках и в лавках подобное оружие тем более не встретить.

– А если все же первый вариант?

– Тогда он орк, – усмехнулся Артур, – к тому же сведущий в сложных магических растворах и имеющий степень магистра алхимии. Не странно ли?

Флейта кивнула. Действительно, ореол таинственности вокруг конкурента, по кровавым следам которого они шли, все больше сгущался.

– Ладно, не кисни, – подбодрил напарницу Артур. – Как правило, отменное качество оружия лишь компенсирует недостаток умений владельца. А если наш приятель к тому же и маг, то в честном бою против нас двоих и минуты не продержится.

– Так то в честном, – ответила Флейта, но напарник уже скрылся за дверью третьей комнаты и ее не услышал.

Последнее помещение в доме было пустым, в нем отсутствовала не только мебель, но и две третьих пола. Внизу зияла огромная дыра, а с потолка свисали стальные тросы, ремни, канаты и части каких-то поломанных механизмов.

– Вот оно что, теперь все понятно, – проворчал присевший на корточки возле края пропасти Артур. – Хитрый, паразит, хитрый, ничего не скажешь!

– Ты о себе? – пошутила Флейта.

– Если бы, – печально вздохнул пират. – Зал Древности, как ты, наверное, поняла, находится под землей. Он спустился в шахту на лифте и, уже будучи внизу, обрубил канаты.

– Ничего он не обрубал. – Флейта снисходительно похлопала напарника по плечу, а затем указала рукою на потолок, с которого свисали искореженные детали спускового механизма и капал расплавленный металл. – Положил склянку с гадостью вон на тот шарнир и начал спуск. Трос раздавил склянку, жидкость вытекла. Чтобы металл разъесть, время нужно, он как раз успел внизу оказаться.

– Наверное, ты права, – согласился с мнением специалиста по уловкам Артур. – Все равно придется по тросу спускаться.

– Нельзя, – категорично возразила Флейта. – Не ты канаты крепил, значит, браться за них не смей! Он же не дурак, наверняка их подрезал или какую-нибудь другую ловушку поставил.

– И то верно, – кивнул головой Артур. – Что же теперь делать?

– Запасной спуск искать, что же еще.

– А он есть?

– Пораскинь мозгами! Зал под землей, его Император и ближайшая свора посещают. Пусть раз в десять лет, но все же. А теперь представь, что будет, если платформа на полпути застрянет или подняться не сможет? Нет, запасной спуск обязательно должен быть. Никому же неохота на каторгу отправляться. К тому же, раз наш «приятель» лифт сломал, значит, возвращаться другим путем собирался.

Флейта приблизилась к стене и начала тщательно ощупывать камни. Примерно через минуту она нашла рычаг. Центральная часть боковой стены ушла вниз, и глазам авантюристов предстала винтовая лестница, ведущая к тайнам подземелья.

– Ну что ж, не напрасно я тебя с собой взял, дело свое знаешь. Поднимай стенку, сквозит уж больно!

– Как, разве мы вниз не пойдем? – удивилась Флейта, но все же послушалась и нажала на рычаг.

– Опасно, – произнес Артур, сев и отважно спустив ноги с края пропасти. – Посуди сама. Что внизу, мы не знаем, только гадать можем: огромный зал с высоченными сводами, лабиринт коридоров и комнат, а быть может, что-то еще. Есть ли в подземелье служители или нет, тоже представления не имеем. Если там пусто, как в портовом кабаке наутро после попойки, то факелы не горят, зал погружен в темноту. Наш «друг» любит нападать внезапно, в умении прятаться и наносить коварные удары ему не откажешь. В общем, если мы спустимся, то вряд ли долго проживем.

– Что предлагаешь?

– Подождем здесь. Он выходить будет, мы нападем. Против двоих, да еще в открытом бою он наверняка не устоит. До банальности просто и скучно, но вполне безопасно и эффективно.

– А если из зала еще один ход есть, который в город ведет?

– Значит, не судьба нам разбогатеть. Печально, но жизнь дороже. Я не буду вступать в схватку, когда заранее знаю, что проиграю. И тебе не советую, молода еще, чтобы могильных червей кормить!

Артур привел весомые аргументы. К тому же Флейте не хотелось не только рисковать жизнью, но и лазить по пыльным полкам в поисках неизвестно чего. Выпавшая возможность перевалить грязную работу на конкурента девушку полностью устраивала.

Однако, несмотря на полнейшее отсутствие желания спускаться вниз, посетить подземную обитель парочке все же пришлось, причем быстро собравшись и чуть не позабыв закрыть за собой стенку тайного прохода.

Снаружи донесся шум, возле дома появились солдаты. Не став дожидаться, пока их поймают, воры открыли лаз и побежали вниз, громыхая сапогами по железным ступеням винтовой лестницы. Другого выхода у них не было. Слабая надежда спрятаться в укромном закутке среди темных залов была единственным шансом выжить.

Хоть спуск прошел в ускоренном темпе и, как следствие, не обошлось без синяков и шишек, но зато ловушек, которых так боялся Артур, на лестнице не было, а на выходе не поджидал коварный убийца с удавкой или с занесенным для удара мечом. Картина, представшая их глазам, потрясла и одновременно разочаровала. От Зала Древности можно было ожидать большего: помпезности колонн и величия высоких сводов, барельефов, узоров и роскошных убранств интерьера, в общем, всяких излишеств, к которым привыкли в повседневной жизни коронованные особы. На самом же деле зал выглядел как обычный продуктовый склад, правда, без мышей, сырости и характерных запахов сгнившей крупы и испорченных специй.

Флейта выбежала первой, ее спину прикрывал не отходивший ни на шаг Артур. Справа, шагах в пяти, светилась гирлянда подвесных фонарей платформы лифта. Слева была возвышенность, похожая на балкон и так же огороженная стальным бордюром. На ней стоял стол, две лампады, десяток светильников и удобное, мягкое кресло, в котором высокопоставленные посланники Императора и первые лица королевства изучали труды неизвестных ученых мужей древности. А впереди был спуск, мраморная лестница, ведущая в темноту огромного зала. Взгляд мог охватить лишь малую часть всеобъемлющего пространства. На каменном полулежали дубовые настилы, а на них высокими стопками были выложены книги и стояли деревянные ящики со свитками. Трудно было даже представить, сколько здесь пылилось рукописей и книг, никому не нужных, но скрупулезно пронумерованных и занесенных в соответствующие тома регистрационной книги. Если бы Артур не узнал номер, а возле каждого настила не была прикреплена табличка, то в пугающем мраке можно было бы блуждать вечно.

– А вот и наш «шалун», – подтолкнул Флейту Артур и показал пальцем на маленький огонек, блуждающей в темноте. – Хитрый мерзавец, факелы зажигать не стал, переносным фонарем пользуется. Посветит-посветит, манускрипт поищет, путь до следующей кучи книг наметит, а потом фонарь гасит и в темноте идет. Осторожничает, видно, носом чует, что не все у него гладко прошло.

Действительно, огонек вдруг неожиданно исчез, а затем засветился уже в другом месте. К сожалению, поохотиться на «светлячка» не удалось. По ступеням железной лестницы загрохотали армейские сапоги. По пустому залу пронесся гул, как от стада убегающих от лесного пожара туров. Такого было невозможно не услышать, фонарь вдали мгновенно погас.

Артур схватил Флейту под руку и потащил в темноту. Они спрятались неподалеку от входа, найдя укрытие в узкой щели между двумя придвинутыми почти вплотную друг к другу настилами. Позиция была чрезвычайно удобной: солдаты вряд ли обнаружили бы их, обыскивая зал, но в то же время до выхода было рукой подать. Они могли пресечь попытку бегства конкурента, а в случае необходимости и быстро исчезнуть сами, возможно, даже оставшись необнаруженными.

Всего за несколько секунд площадка перед входом и императорский балкон заполнились солдатами. Их было много, ужасно много, полсотни, а может, и более. Они не стали топтаться на месте, а, разделившись на десятки, разошлись по залу. Вокруг стало светло, как днем, и Флейта наконец в полной мере смогла ужаснуться, в какую кучу пыли и грязи они умудрились залезть. Безопасность имперского имущества, конечно, важна, но главному архивариусу не мешало бы хоть раз в год пускать в подземелье уборщиков с мокрыми тряпками.

Операцией командовал офицер, молодой, статный, красивый, судя по эполетам, капитан. Он и еще пятеро солдат остались на балконе, откуда было хорошо видно, как продвигаются поиски. Каким бы ловким ни был убийца с удавкой, а всех солдат ему было не передушить, тем более когда они не дремали на часах, а сами охотились.

– Странно, очень странно, – едва слышно прошептал Артур, разглядывая мундир офицера и доспехи солдат.

– Чего странного-то? – спросила Флейта.

– Их форма, – лаконично ответил Артур.

– Форма как форма; доспехи как доспехи, черные, гвардейские. Неужели ты ожидал увидеть деревенщин из стражи герцога?

– Не в этом дело, – возразил пират, – гвардейцы они гвардейцы, да только не те…

– Как не те?!

– У роты охраны Библиотеки эмблема другая, да и снаряжение попроще. У стражей морда кабана на плече, а у этих птица, возникает вопрос…

– Птица, кабан, тебе-то какая разница?

– Может, нет, а может, и есть.

В этот миг по сводам зала эхом прокатился крик: «Нашли, нашли, господин капитан, он здесь!» Гулкий топот и радостные выкрики могли означать только одно: преступник был пойман и обезврежен. Офицер, ловко перемахнув через перила, спрыгнул с балкона и побежал в центр зал а к сбившимся в кучу возле обнаруженного преступника солдатам. Охрана не последовала за ним, а на всякий случай перекрыла лестницу наверх. Некоторые бандиты и воры бывают чрезвычайно шустрыми и умудряются сбежать, когда это кажется совершенно невозможным.

По лицу Артура пробежала тень удивления и досады. Пират не ожидал, что ловкач-конкурент позволит поймать себя так быстро и сдастся без боя. Ни звона мечей, ни шума рукопашной драки не было слышно. Когда же под сводами потолка прогремела брань разозленного глупостью солдат командира, на губах Артура появилась ехидная ухмылка. Флейта недовольно поморщилась, не понимая, чему напарник радуется, но в конце концов списала сочувствие конкуренту на профессиональную солидарность.