Алмазный дождь Бурцев Виктор
То, что японец заметил Алекса, совершенно не оставляло сомнений. Только почему-то он не стал заметать следы, не стал прятаться. Он дал Алексу шанс и кинул своеобразный вызов. Как воин, нашедший достойного противника.
Один из самых благоприятных моментов для нападения – момент, когда человек заходит в подъезд. Когда он занят дверью, перешагивает через порог, переходит в иные условия освещения. Очень удобно. Алекс это знал и принял соответствующие меры. Теперь Алекс был на охоте. Ушла усталость, стало легче дышать.
Однако нападения не последовало. Японец стоял на верхней площадке и смотрел на Алекса. Он совершенно спокойно вел себя под дулом пистолета. Настолько спокойно, что это наводило на размышления.
Через мгновение японец двинулся по ступеням наверх.
Алекс спрятал пистолет. Это было приглашение. Не вызов, но приглашение. В другое время Алекс не стал бы колебаться. Момент для убийства был благоприятен, и надо было им воспользоваться. Но любопытство, неистребимое, вечное и смертельно опасное, любопытство заставило его подниматься по грязным ступеням.
Слишком необычным было это задание. Слишком. Для его выполнения Кибердруиду следовало поискать кого-то, в ком фантазия умерла начисто. Кого-то другого.
Сегодня Сехаку принимал гостей. По нынешним временам это большая редкость.
Гость сидел напротив, неудобно поджав под себя ноги. Гостя привел сын. Сегодня он ужинает с семьей. Это хорошо. Жена суетится на кухне. Скоро будет чай. Это тоже хорошо. А пока есть холодная рыба в тесте. Рис. Это приятно, когда в доме гость. Хоть и такой молчаливый, как этот. Впрочем, молчит… и пусть молчит. Это тоже хорошо. Пусть молчит.
Пусть даст насладиться уютом домашнего очага. Пусть ничего не говорит, словно усталый человек, знакомый, который прошел многие километры, чтобы наконец посетить старика Сехаку.
Сехаку вздохнул. Иллюзии всегда имеют привычку рассеиваться. Это плохо. Или хорошо? Наверное, плохо, потому что сегодняшний гость шел не в гости, а чтобы убить его сына. У нынешнего гостя такая работа, и ничего с этим не поделаешь.
Алекс чувствовал себя как в каком-то изощренном наркотическом бреду. Слово такое было, забытое ныне, – сюрреализм. Алекс сидел на полу, покрытом циновками, и ждал, когда маленькая и улыбчивая японка принесет чай. В глубоких чашках. Настоящий чай. Дорогое удовольствие, надо отметить.
А объект сидел рядом, в двух шагах, поставив тот самый меч на специальную подставку.
Изумительно. Просто идиллическая картина. Что, похоже, очень нравится пожилому японцу, сидящему напротив. Может быть, только из-за него Алекс сидит, неудобно поджав под себя ноги, и ждет чай. Из-за того удовлетворения, что написано на лице пожилого японца. Как, он сказал, его зовут, Сехаку?
Да. Господин Сехаку явно доволен. И, видимо, многое может рассказать. Но расскажет он только тогда, когда полностью насладится этой идиллией. Ну и ладно… Подождем.
Супруга господина Сехаку принесла чай. Поклонилась и, мелко семеня, удалилась куда-то за бумажную стенку. Зажгла там свет, стал виден ее силуэт.
Сехаку отхлебнул из чашки и вопросительно посмотрел на Алекса. Алекс сделал то же самое. Чай был таким, каким должен был быть. Вкус, крепость – все соответствовало тому, каким, по представлению Алекса, должен быть хороший чай. Алекс кивнул, господин Сехаку заулыбался.
Так они сидели еще некоторое время. Пили чай и молчали. И что-то постепенно поднималось в Алексе, что-то прозрачное и плотное. Это что-то проснулось и потянулось к мозгу Алекса, к его сознанию, затопило его полностью.
Стало легко и спокойно. Ноги вдруг нашли то самое положение, в котором сидеть было удобно и приятно. Расслабилась спина. Мутная усталость сползла с кончиков пальцев вниз… Закапала грязными каплями и испарилась в чистом воздухе. Это состояние не было похоже на бесшабашное буйство наркотика, на бешенство боевой смеси, на взрывоопасное спокойствие перед первым выстрелом. Оно было похоже на удовлетворенную усталость после постельных утех. И вместе с тем это не было усталостью.
В чае не было каких-либо наркотических или гипнотических веществ, смесей. Алекс бы узнал об их присутствии.
Наконец Сехаку поднялся. Коротко поклонился и жестом указал на дверь в соседнюю комнату.
Небольшой стол. Мощные лампы над ним. Несколько встроенных голографических мониторов. Машины, приборы. Лаборатория.
Сехаку сказал что-то, и на одном из мониторов загорелось изображение его сына. Только с тем, кто сидел подобно статуе в соседней комнате, у этого молодого человека не было ничего общего. Кроме, конечно, внешнего сходства. У человека на голограмме были живые глаза, смеющееся выражение лица. Глядя на него, Алекс начал понимать, откуда взялась такая точность и немыслимая скорость движений. Сын господина Сехаку был кибером самой высокой категории. Высшей категории. Боевая элита. А сам господин Сехаку был, видимо, кибертехником самой высокой пробы.
– Будущее приходит незаметно, – задумчиво произнес Сехаку. – Незаметно, но неостановимо. Вот вы молоды, сильны и видите во времени только часы, минуты, а вот вы уже стары и видите во времени годы. Это невозможно изменить. Время замерзает в вас. Внутри. Маленькими и колючими шариками. И, не имея возможности погрузиться в его воды, вы вынуждены плыть по волнам. Но вдруг вас выбрасывает на гребень, и вашим глазам открывается все русло, по которому течет эта река, открывается до ближайшего поворота. Для меня таким гребнем стало самоубийство сына. И все, что я хотел знать в то время, – почему он это сделал? Пойдя против законов природы, я получил результат. Он находится в соседней комнате. Конечно, это не мой сын, это идеальный киборг. Я это отлично осознаю. Но я понял одну простую истину. С возрастом можно жить иллюзиями. Когда вы уже отгорели, достигли своего потолка, стали тем, чем когда-то хотели стать… Тогда можете наплевать на все и жить иллюзиями. Пусть другие рвут глотку и пробиваются вверх. Иллюзии приносят покой, а в старости это единственная вещь, без которой уже нельзя обойтись.
– Иллюзии дорого стоят. – Алекс прошел вдоль стены. В освещенном углу за низеньким заборчиком комнатной климатической установки стояло дерево бансай. Пышное, с сочными зелеными иголками. Настоящее.
– Дорого… – Сехаку невозмутимо посмотрел Алексу в спину. – Да. Практичный мозг, признак молодости. Я не могу разгласить ни одной детали из его схем. Ни единой. Даже схемы глаз, хотя в них нет ничего сверхсекретного или несущего опасность. Они не хранятся на каких-либо носителях. Я уже забыл большую их часть.
– Напомнить их вам не составит проблем для военного ведомства любой страны.
– Да, я отдаю себе отчет в этом. Вы, вероятно, слышали о стоп-блоках памяти? При малейшей угрозе разглашения они вызывают амнезию. Просто и эффективно. Не каждый решается на подобную операцию… Мало кому хочется рисковать из-за чужих тайн, да еще терять память… Я тоже не желаю такого. Мои воспоминания дороги мне. Поэтому я немного перестроил установленный во мне блок. Даже при гипотетической возможности разглашения какой-либо части моего проекта я умру. Это одна из моих самых красивых разработок. Воля к Смерти. Я не торгую чужой безопасностью. Я зарабатываю себе на жизнь иначе.
– А друиды?
– Друиды? Я уже спрашивал об этом у него. – Сехаку посмотрел в сторону комнаты, где сидел его сын. – И он не ответил мне. Ничего. Он не говорит на эту тему. Когда-то в прошлом он много работал. Пошел по моим стопам. Ему казалось, что в сочетании живого и мертвого таится истина. Не могу сказать, что я не оказал влияния на его воззрения. Ошибка стоила ему дорого. Он пришел к друидам. И работал на них долго. Очень долго. К сожалению, я не могу знать, что произошло там, в колонии… Что создал он там, в лабораториях огромных муравейников, я не знаю. Но, может быть, вам известно: ни один друид не может существовать в одиночестве. В его голове постоянно присутствуют корни системы, корни чужого сознания, как если бы один-единственный муравей ощущал в себе мысли и сознание всего муравейника. Потеря личности дает друиду многое, но эта же потеря его и убивает. Если из сознания рядового друида убрать ростки общей системы, он умрет. Остатки человеческого «я» не вынесут потери личности. Не вынесут того, что Человек стал винтиком машины. В машине нет Духа. Того, что делает человека Человеком. Отдельной Личностью, способной встать против неба, земли и ветра.
– А Кибердруид?
Сехаку наклонил голову, уперев глаза в пол. Чуть наклонился вперед, словно против ветра, дующего в лицо.
– Мой сын пытается исправить эту свою ошибку.
– Ошибку?
– Дух для машины. Это ошибка. Это то, чего быть не должно. Мой сын сделал ее, и он пытается исправить ее. Своими методами… Но насколько я могу судить, не вам осуждать эти методы.
Когда Алекс выходил из комнаты, господин Сехаку стоял перед маленьким зеленым бансаем и смотрел на переплетение маленьких веточек. В спину Алексу смотрело только молчание.
Молодой, щуплый и смертельно опасный японец сидел в той же позе, на том же самом месте. Гордость отца и его самое страшное горе.
На улице Алекса уже ждали. Два одинаково одетых молодых парня. Один из них шагнул вперед:
– Он хотел бы поговорить с вами. – Парень был невозмутим.
– Где?
– Здесь.
Его глаза на миг потеряли фокус, затем восстановили ясность.
– Вы видели его? – Голос был другим. Такой голос звучал под низкими сводами подземного лабиринта, забитого светящейся грязью.
– Видел. – Алекс не любил говорить с нанимателями дважды, особенно когда работа не выполнена.
– И он все еще жив. – Кибердруид констатировал факт. – Мы хотим знать почему.
– Мы? – Но в ответ Кибердруид только промолчал. – Я отказываюсь.
– Почему?
– Он мне не по зубам. Разве этого недостаточно?
– Нет. Мы точно оценили ваши шансы. Вы можете с ним справиться, даже в открытом бою. Потери и ампутацию отдельных органов мы могли бы компенсировать…
Алекс усмехнулся и, повернувшись, пошел вниз по улице. Ветер донес ему вслед:
– Мы хотим знать, где произошла ошибка в расчетах.
– Вы не учли его отца, – бросил Алекс, не оборачиваясь.
Где-то позади мелькнула невысокая фигурка в длинном плаще.
«Видеть то, что не видят другие. Видеть то, что не видят другие…» – Фигурка в длинном плаще скрылась в круговороте улиц.
Нулевой уровень Европейского Купола. Трущобы. Вечер.
– Ну и что? – прервала всеобщее молчание Циркуль.
– Что «что»? – спросил Макс, снимая обруч визуализатора.
– Что тебе тут показалось знакомым? Макс вопросительно поднял брови.
– Ну, я хочу знать, почему ты связываешь то, что происходит здесь, с этой историей? – Циркуль поднялась и снова принялась обыскивать комнату.
Когда она проходила мимо Логуса, тот попытался поймать ее за руку. Циркуль увернулась и, не глядя на своего бывшего дружка, продолжила поиски.
– Что там опять ищешь? – страдальческим голосом спросил Керк.
– Ты тут живешь? Или тоже завалился дождик переждать? – Циркуль выудила из развалов видавший виды кухонный агрегат.
– Ну, живу…
– Живу… – передразнила она Керка. – Тогда дай мне нормальной воды и что-нибудь типа аптечки. И где ты греешь воду… Свинарник…
– Ну конечно, ты привыкла к жизни под куполом в пентхаузе! Горячая вода, чистота, аптечки на каждом углу… – Логус криво усмехнулся. – Напомнить, из какой дыры я тебя вытянул?
Циркуль задумалась, уперла одну руку в бок, а другой в сомнении почесала подбородок.
– Я, кажется, тебе уже говорила?..
– Что говорила?
– Чтобы ты катился в задницу! – И она продолжила поиски, не обращая внимания на ругань монаха. Обнаружив с помощью Керка баллон с чистой водой, Циркуль снова обратилась к Максу: – Так я жду ответа. Что ты нашел общего между этой историей и нашей жизнью?
– Трудно сказать. – Макс помассировал затекшую шею. – Где-то показалось… Нечто общее. Самое интересное в этой истории, что она не выдуманная… Это своего рода архивные данные в литературном изложении. После Пятилетнего Противостояния Анклавов большинство архивных материалов, особенно магнитные носители, пришли в негодность. Поэтому восстановить всю историю досконально оказалось невозможно. Неясно, что стало с этим японцем. И чем закончилась его миссия… Но, как я понимаю, она провалилась. Он помолчал, прислушиваясь к шуму воды.
– Провалилась, хотя это не делает его попытку менее значимой. Глядя на него, – Макс кивнул на кибера, который мелко подрагивал под импровизированным одеялом, – я думаю, что такого жалкого финала для людей можно было бы избежать.
Логус презрительно фыркнул:
– Менее значимой? И чего же в ней такого? – Он встал, стащил с головы обруч и кинул его на пол. – Тронутый японец, сам по сути кибер, пытается уничтожить свое творение (авторство его, кстати, весьма сомнительно). Примитивная обработка идеи о том, что каждый творец стремится к уничтожению своего произведения, убивая в нем самого себя. Желание смерти и тому подобный нравственный вздор. Не могу сказать, что твоя история претендует на что-то неожиданное. И уж точно она не тянет на какие-то «скрытые» знания, как ты хотел бы это представить.
– Не берусь спорить со знатоком, – негромко сказал Макс. – Уж кому-кому, а представителю Церкви Всемирного Порядка положено знать корни своего культа…
– Веры, – поправил его Логус.
– Называйте, как пожелаете, суть от этого не меняется, а корни тем более. И потом, борьба за идею – это благородно. Можно называть это «нравственным вздором», можно презрительно морщиться… Но человек, вставший на такой путь, не может не вызывать уважения. Одна из немногих попыток оттянуть неизбежный финал… Тогда некоторые люди еще понимали, к чему может привести неуправляемая махина стремительной кибернизации общества.
Логус нервно покачал головой и молча отошел к окну.
– И все-таки, – прервала напряженное молчание Циркуль. – Кто такой этот Алекс, кто такой Тамбурин и почему именно Алекс должен убивать этого японца?
– Не в Алексе дело. Убить японца должно было нарождающееся искусственное общество. Хотя и сам Алекс – личность в некотором смысле легендарная, – подал голос Керк. – Особенно в среде трущоб. Существует масса легенд о нем, но за их достоверность я бы не поручился.
– Например? – спросил Макс.
– Я могу рассказать… Многие вообще считают, что он до сих пор жив.
– Нет-нет, погодите, – снова вмешалась Циркуль. Она деловито изучала содержимое аптечки. Сам Керк в эту аптечку не заглядывал со времени ее приобретения. – Во-первых, две истории зараз это много, а во-вторых я так и не пойму…
Ее прервал Макс:
– К нам гости!
В дверь вошел, не скрываясь и ничего не опасаясь, человек. Так мог войти полицейский, главарь крупной банды, человек, защищенный законом, улицей… Однако вошедший не был ни тем, ни другим. Наверное, он мог быть кем угодно, но только не тем, кем он оказался. Никто этого не ждал. Абсолютно никто.
– Ну и с чем она? – с видимым интересом спросил Макс, кивая на плоскую серую коробку.
– Пепперони, – сказал разносчик пиццы, а это был именно он. Негр лет восемнадцати в фирменной ярко-голубой спецовке и высокой конусообразной шапочке с надписью «Настоящая Неаполитанская Пицца». Шапку эту поначалу никто не разглядел.
– Ты что, сумасшедший? – Циркуль вышла на середину комнаты и уперла руки в бока.
– А… – только и смог выдавить негр. Керк подошел к нему и снял крышку с коробки. Аппетитно запахло расплавленным сыром и специями.
– Натуральная…
– В самом деле, пицца, – протянул Логус, словно он ожидал увидеть там вакуумную бомбу с таймером.
– Однако. – Макс держал в руках небольшой пистолет. – «Смит-вессон», двадцать второй калибр… Собак пугать?
– С-собак, – признался негр.
Никто не успел даже заметить, как пистолет негра оказался в руках у Макса. Разносчик пиццы дернуться не успел, а Макс уже разглядывал его «игрушку».
– Ты руки-то опусти, – тихо сказал Макс, засовывая оружие парню за ремень брюк. Тот стоял, вытянув руки с пиццей вперед, словно нес папскую тиару или блюдо с головой Иоанна Крестителя. Из черного лицо его стало серым, как пластик коробки.
– Так чего тебя сюда занесло? – спросила Циркуль.
С потолка начало покапывать. Разносчик же, как ни странно, был сухой. Это обстоятельство насторожило Керка, но разносчик тут же объяснился:
– Я на грузовичке… заплутал… Район незнакомый, а я работаю первую неделю…
– Да уж, заплутал… Сюда ВООБЩЕ нельзя попасть, не то что на грузовичке! – сказал Логус. – На улице творится черт знает что. Там автобусы переворачивает, я сам видел, а ты на грузовичке!
– Там дверь такая, железная… и номер подходит, 276 «б». Это ведь 276 «б»? – с надеждой спросил разносчик.
– Может, и так. Только улица явно не та.
– Вы меня отпустите, пожалуйста, а?
– Воля твоя, но только не советовал бы я тебе кататься на грузовичке, – сказал Макс.
– Посиди лучше тут, а там разберемся. А что, у тебя в грузовичке пиццы много? – спросил Логус.
– Достаточно. – Разносчик шмыгнул носом. – А что я…
– А что ты хозяину скажешь? Да ничего.
Разносчик и Логус совершили быстрое путешествие к грузовичку и вернулись с грудой коробок.
– Я взял разных, кто какую любит, – сказал Логус, сбрасывая ношу в сухом углу. – А ты, братец, все же уникум. Чтобы сюда заехать, это же надо…
– А что снаружи? – спросил Керк.
– Плохо, – ответил Макс, который наблюдал за похождениями Логуса. – Они вытащили, что успели, грузовик перевернуло потоком.
– Конечно, – отозвался Логус. – Этот остолоп оставил его на середине улицы. Развернуло поперек, и привет! Потащило вниз. Так что можешь есть пиццу, парень. Хозяину, если что, скажешь, что утопла. Будет рыпаться, я свидетель.
Разносчик, пригорюнившись, сел на корточки и сумрачно наблюдал, как его то ли пленители, то ли спасители поедают ценный товар. Потом осторожно взял кусок и начал жевать.
– Звать-то тебя как, потеря? – спросила Циркуль, облизывая стекающий по руке жир.
– Хесус, – сказал негр.
– А по отчеству?
– Иванович…
– Дурак твой хозяин, Хесус Иванович… Это же надо – пиццу развозить сейчас… Кому сейчас пицца нужна? Дай мне вон ту коробку, – попросила Циркуль Керка.
– Хозяин сказал: вези. Там платят за доставку втридорога. – Хесус пожал плечами. – Я и повез.
– Значит, дурак не ты, а твой хозяин.
– Жаль, запить нечем, – пробормотал Логус, жуя. – Пивом, например. А вообще явление чудесное, конечно. Пятью хлебами…
– Тут не пять. Тут больше, – сказал Керк.
– Иисус Христос напитал жаждущих и страждущих пятью хлебами и сколькими-то там рыбами, – пояснил Логус. Пожевав еще немного, он с интересом повернулся к негру-разносчику: – Как, ты сказал, тебя зовут?
– Хесус. Иванович…
– Хесус – сиречь Иисус. Иванович – Иоаннович… Отец не плотником ли был?
– А это имеет значение? – спросил Макс. – Христианство теперь удел коллекционеров. Логус махнул рукой:
– И все-таки?
Негр сидел с удивленно выпученными глазами:
– А как вы догадались? Мой папаша мастером деревообработки в Скандинавском Куполе работал, пока сюда не переехали…
– Она, – сказала Циркуль. – А рыба где?
– Какая рыба? – спросил Керк.
– Там пицца была с анчоусами, – развел руками Хесус. – Съел, наверное, кто-то…
– А на фига тебе рыба? – снова поинтересовался Керк.
– Это из области легенд… – неопределенно отозвался Логус, а затем заботливо спросил парнишку: – Наелся?
– Да вроде… Вот еще кусок съем, и полный порядок. Пойду, а?
– Раскатал губу. Куда ты там пойдешь? Сиди уж, пока дождик не кончится.
При этих словах Логуса Керк тихонько хмыкнул.
– Рассказал бы что-нибудь, – продолжил Логус. – Тут у нас развлечения такие… В пору волками выть, а мы байки травим. Историю какую-нибудь давай. А то скиснем совсем. Ты про убийц каких-нибудь или там еще что… Легендарное такое. Знаешь?
– Легендарное?
– Ну вот… – Логус поводил в воздухе руками, словно подбирая нужные слова. – Про Алекса рассказываем. А кое-кто даже в этом всем мораль определенную видит. Что-нибудь такое?
– Про мораль не знаю… – сказал Хесус. – А про бандитов могу.
– Нет, нужно с моралью! – настойчиво повторил Логус.
– Да отвяжись ты от мальчишки, – раздраженно сказала Циркуль. – Пусть рассказывает, что знает. Что он там может придумать…
Читать бесплатно другие книги:
