Турецкий берег, край любви Майорова Ирина
– Не очень, но это не имеет значения. Давайте поговорим о деле. Вы успели узнать какие-нибудь подробности?
– Конечно. – Лямурская резко запахнула пиджак, явно недовольная манерами собеседницы. – У меня, милочка, между прочим, профессиональный стаж – сорок с лишним лет. Если вы хоть сколько-то интересуетесь происходящими в России событиями, то должны знать, что адвокат Лямурская принимала участие в самых громких процессах…
– Да, я наслышана, – прервала ее Марина. – Так что вам удалось узнать?
Жеральдина Германовна оскорбленно поджала губы:
– Может быть, сначала мы обсудим условия?
– Хорошо, давайте обсудим.
– Пятьдесят тысяч долларов.
Миронова едва не задохнулась:
– Сколь… Сколько?
– А что вы хотели, милочка? Чтобы я вашу подругу-наркоманку от пожизненного, да еще на территории другой страны, за пять копеек отмазывала?
– Она не наркоманка.
– Наркокурьерша еще лучше. А вы не забыли, что вообще-то я здесь в отпуске и из-за вас вынуждена прервать свой отдых?
– Но пятьдесят тысяч! Помилуйте, таких и тарифов-то нет!
– Откуда вам знать? Вы что, сами регулярно попадаете под эту статью? У вас наркосиндикат?
– Если вы действительно что-то узнали о деле, то прекрасно понимаете: Таню подставили, она ничего не знала ни о деньгах, которые везла в Стамбул, ни тем более о героине.
– В эти сказки никто не поверит.
– На чем же тогда вы собираетесь строить защиту?
Лямурская смерила собеседницу высокомерным взглядом:
– Рассчитываете выведать у меня линию защиты, а потом нанять какого-нибудь адвокатишку без имени и опыта и заплатить ему вдесятеро меньше? Не выйдет! – Лямурская помахала коричневым узловатым пальцем с ярко-алым маникюром перед носом Марины.
Миронова прикрыла глаза и потерла виски: «Что делать? Где взять такую прорву денег? И разве можно доверить защиту Таньки этой сексуально озабоченной алкоголичке… Неужели и вправду Лямурская считается в Москве ст #243; ящим адвокатом?»
– Понимаете, – начала Марина, – у самой Татьяны денег вообще нет. Ваши услуги буду оплачивать я и еще одна наша общая подруга. Она сейчас едет из Мармариса. У нас обеих наберется тысяч шесть, не больше.
– Значит, я все правильно поняла, – довольная своей прозорливостью Лямурская снова распахнула пиджак и откинулась на спинку стула. – Вы двое тоже были в доле?
– В какой доле?! – рассвирепела Миронова. – Что за ахинею вы несете? Повторяю: Таня ни при чем! Этот турок запудрил ей мозги…
– Ну хорошо, хорошо. Предположим, что так… – спохватилась Лямурская, которой вовсе не хотелось упускать возможность заработать. – Когда прибывает эта ваша третья соучас… подруга?
– Она уже едет.
– Давайте так: вы с ней встретитесь, обсудите денежные проблемы, а потом позвоните мне.
– Но вы сейчас хотя бы помогите передать Тане мыло, щетку, сменное белье. Я все купила, а как переправить ей, не знаю.
– Хорошо, поедемте в КПЗ или как оно тут у них называется. Вы знаете, где это находится?
– А вы нет? Вы же сказали, что уже начали работать по делу…
– Вы что, намерены ловить меня на несоответствиях, милочка?
– Помогите передать… – едва сдерживаясь, чтобы не заехать по мерзкой физиономии мадам Лямурской, процедила сквозь зубы Марина.
– Берите такси и просите подвезти нас до ближайшего отделения полиции. Там узнайте, где у них содержатся те, кого взяли в аэропорту и кому еще не предъявлено обвинение. Не забудьте сказать, что задержанная – гражданка иностранного государства. У вас как с английским?
– Достаточно, чтобы задать эти вопросы и понять, что на них отвечают.
– Прекрасно! Я согласна считать визит в ближайшее отделение полиции и туда, где содержится ваша подруга, одним процессуальным действием. Вы мне должны триста долларов.
– За что?
– За то, что помогу вам оформить передачку.
– Вам не стыдно?
– Хорошо, двести пятьдесят. И ни долларом меньше.
Звонок от Насти раздался, когда Марина с мадам Лямурской выходили из отделения, где у них без особых проволочек приняли передачу для русской задержанной. Более того, младший офицер, проверив содержимое пакета, посоветовал им дойти до ближайшего магазина и купить канистру питьевой воды. Объяснил, что у редко, но все же попадающих в турецкие застенки иностранцев от водопроводной воды случаются сильные кишечные расстройства. Марина слетала в лавку и принесла пятилитровую бутыль.
– Мы примерно на середине маршрута, – отрапортовала Тищенко. – Часа через два будем в Анталье. Где тебя там искать?
– Я перезвоню тебе через минуту, – пообещала Миронова и, обернувшись к адвокатессе, спросила: – Мы сможем встретиться с вами часа через три? Вы из города никуда не уедете?
– Право, не знаю… – напустила на себя романтическую рассеянность Лямурская. – Мой друг – тот, который привез меня на встречу с вами, – обещал показать мне побережье. Вы знаете, Ахмед такой лихач! – Маленькие, глубоко посаженные глазки сверкнули меж морщинистых век. – Вы видели его машину? Там зацепил, тут задел. И с двигателем какие-то нелады. Мы хотели поехать на Памуккале, в Анкару, в Стамбул. Он просто бредит тем, чтобы показать мне красоты своей родины! Но на его авто в дальний путь отправляться опасно. Мне очень хотелось бы подарить ему новый автомобиль. Вы меня понимаете?
Марина посмотрела на Лямурскую с жалостью. Отросшие у корней седые волосы, густо накрашенные алой помадой губы, сиреневые тени на съежившихся верхних веках, нелепые пятна румян на скулах…
– До встречи. Вам поймать такси?
– Нет, не нужно. Я позвоню Ахмеду – он, скорее всего, уже освободился. Мы договорились вместе пообедать.
Миронова быстрым шагом пошла прочь, на ходу набирая номер Насти.
– Пусть высадит тебя у супермаркета. Это в самом центре. Не знаю я, как магазин называется, по-турецки написано. Скажи таксисту: рядом с главным отделением полиции. Я войду внутрь, там должен быть кондиционер, а то от этой жары мозги плавятся.
МИСТЕР ОТЕЛЬ
Проводив Марину, Игорь не знал, куда себя деть. Хотел пойти в номер, подремать под очередные пару серий «Тайн следствия», но застрял у бара рядом с бассейном, потягивая пиво.
За ближайшим столиком расположилось семейство то ли австрийцев, то ли немцев: мужик с бабой лет пятидесяти, рыжая толстуха лет двадцати пяти и худощавый парень, ее ровесник. На одном из стульев стояла корзина с младенцем. Совсем крохотным, месяц-два от роду. Ребенок беспрестанно хныкал. Не кричал, не плакал, а именно хныкал. Тетка постарше махала над корзинкой пучком салфеток, раздраженно что-то выговаривая молодой мамаше. «Наверное, велит отнести малыша с жары в номер», – предположил Игорь. Рыжая, что называется, и ухом не вела. Съела два больших, густо смазанных джемом пончика и пошла за добавкой.
К глубокому противню, в который сваливали кругляши из дрожжевого, обжаренного в кипящем масле теста, стояла очередь. Толстуха что-то сказала и ткнула пустой тарелкой в сторону корзинки с младенцем. Очередь неохотно расступилась и пропустила ее вперед.
Вернувшись с новой порцией, молодая мать снова принялась за еду, не обращая внимания ни на хныканье дитяти, ни на все более негодующее ворчание бабушки, а, насытившись, встала, окинула родительницу (или свекровь) убийственным взглядом и, сунув ей в руку бутылочку с водой, потрюхала в сторону моря.
«До чего ж у всех все одинаково! – подумал Игорь. – Вот так же Юлька цапалась со своей маман по поводу дочки!»
Вызванные из памяти картинки прошлого заставили Грохотова зябко передернуть плечами. Теща ныла: «Ребенок есть хочет, покорми!» А Юлия стояла на своем: «Через час и ни минутой раньше. Если режим нарушить, она всю ночь колобродить будет. Ты сейчас тут поумиляешься, как сладко твоя внученька спит, и домой умотаешь, а я до утра на руках ее тетешкать буду!» Теща не отступала: «Малышка же от голода заходится! Какая ты мать после этого!» Только в волосы друг другу не вцеплялись.
А когда Полинка немного подросла, Юлия начала канючить, что умирает дома от скуки. Стоило Грохотову хоть один раз за день не ответить на звонок жены или задержаться на работе, вечером непременно разражался скандал. Упреки, слезы, истерики с битьем посуды и обещаниями броситься под поезд (тоже мне, Анна Каренина!) стали нормой жизни.
«Вот Маринка не такая, – вернулся мыслями к внезапно уехавшей подруге Грохотов. – Ну взбрыкнула тогда на корабле. Так это первый раз за два года знакомства. Хотя кто знает, какова она была бы в роли жены. Может, еще хуже Юльки. Бабы все одинаковые – им только дай почувствовать власть над тобой. Юлька прекрасно понимает, что я не смогу жить без дочки… да и без нее самой тоже…»
Сколько раз в разгар очередного скандала он выскакивал из дома, садился за руль и колесил по ночным московским дорогам, твердя себе: «Все! Больше так продолжаться не может!» А через час возвращался, чтобы застать жену рыдающей на супружеском ложе и услышать: «Прости меня, я такая дура! Я так боюсь, что ты меня бросишь». И наступало примирение с объятиями, от которых становилось трудно дышать, жарким шепотом: «Малыш, ну куда я денусь!» и бурным, до исступления сексом.
Юлька была в его жизни (да простят кулинарное сравнение любительницы сентиментальных романов) острым харчо, сдобренным аджикой хлебом, пылающим перчиком-чили. А Марина – овсяной кашкой, сладким нежным кисельком, нежирным творожком, смягчающим саднящее и в то же время сладостное жжение. Потреблять только полезные продукты Игорь ни за что бы не согласился, но и без коротких диетических передышек тоже не мог. Поэтому при любом раскладе: останься ли Марина и в роли супруги уступчивой, мягкой, чутко улавливающей его настроение и тут же на него настраивающейся, или превратись в копию Юльки, меню оказалось бы неполным.
Размышляя об этом, Грохотов то и дело ловил заинтересованные взгляды двух девиц лет двадцати пяти, сидевших за соседним столиком. Наконец решил отреагировать: улыбнулся, приподнял бокал с пивом. Красотки с радостной готовностью подхватили со столика фужеры с коктейлями. Мгновение Игорь колебался: присоединиться к телкам или пойти искупаться? Слез с барного стула и, втянув живот, направился к бассейну.
По пути его перехватил русоволосый парень-аниматор:
– Добрый день! Я Антон. Как дела? Как настроение?
– Нормально, – бодро ответил Игорь.
– Сегодня вечером в амфитеатре конкурс «Мистер отель». Вы не могли бы на нем представлять Россию?
– Вот так: не больше, не меньше, – усмехнулся Грохотов. – Защищать честь Родины мне последний раз предлагали лет двадцать назад, в военкомате.
– Уверяю вас, здесь все будет гораздо проще, – быстро среагировал на остроту Антон.
– А что я должен буду делать?
– Принимать участие в разных шуточных конкурсах. Песню там спеть…
– Увольте! Певец из меня никакой…
– Думаете, остальные – солисты оперных театров? Соглашайтесь! Будет весело. И потом… Вы не представляете, какая вас ждет популярность!
– Только этого мне не хватало!
– Понимаете, мы уже всех нашли: и австрияка, и венгра, и немца, и турка, и француза. А с русскими – беда, хотя их тут как собак не резаных. Выбрать не из кого: или такие, кто к вечеру накачиваются до полного безобразия, или надутые, как индюки. «Вы мне, что ли, предлагаете шутом скакать гороховым?» – передразнил Антон кого-то из соотечественников. – Ведь вам самому же стыдно будет, если какой-нибудь дебил на сцену вылезет…
– Ладно. Согласен.
– Вот спасибо! – аниматор схватил кисть Игоря обеими руками и с чувством потряс. – Вечером в девять. Садитесь на первый ряд.
Вскоре Игорь уже жалел, что согласился на эту авантюру. Хотел отыскать Антона во время ужина, сказать, что отказывается, но тот как в воду канул.
«Словно договор на сто миллионов иду подписывать!» – изумлялся самому себе Грохотов, тщательно бреясь перед зеркалом. Перед выходом из номера он достал из кармана чемодана фляжку с коньяком «Remi Martin» и сделал три щедрых глотка. Как будто полегчало…
В финале соревнований Грохотову предстояло изображать Дженнифер Лопес. За кулисами на него натянули серебристое платье из ткани-стрейч, вложили за пазуху два воздушных шарика, а сзади в плавки затолкали пару подушек-подголовников – такие выдают во время дальних воздушных перелетов. На голову напялили парик, от которого удушливо пахло пылью и чужим потом.
Конкурентов тоже нарядили в женские платья, но выглядели они, по мнению Грохотова, куда менее эффектно. Исключая, пожалуй, толстого немца, облаченного в балетное трико и пышную пачку.
Его появление на сцене вызвало бурю эмоций. Игорь что-то подвывал в микрофон, а стоило зазвучать проигрышу, попытался воспроизвести, извиваясь вокруг стула, пару элементов стрип-пластики.
Это был настоящий триумф. Когда ведущий шоу Валид попросил публику как можно громче голосовать за своего кумира, зал принялся топать ногами, хлопать в ладоши и скандировать: «Игорь! Игорь! Россия! Россия!»
Робкие выкрики болельщиков авcтрияка, венгра и француза были просто не слышны. Немцу, забавному, круглому, как колобок, бюргеру, публика и похлопала, и потопала, но с гораздо меньшим энтузиазмом, нежели Грохотову.
Немудрено, что, когда Валид объявил ничейный результат, зал возмущенно заулюлюкал и засвистел. А Грохотов кинулся к ведущему восстанавливать справедливость. Он и наутро вспоминал этот порыв со смесью стыда и обиды. Надо было вести себя, как гимнаст Немов на олимпиаде, когда его несправедливо засудили. Без суеты, с достоинством успокоить публику, поблагодарить за поддержку… Только Валиду, этому шоумену-самоучке, провокатору от анимации, сдержанность лидера на фиг была не нужна. Русский вопил что-то ему в лицо, зал ревел… То, что надо! Потрепав Грохотова по плечу и кое-как утихомирив публику, аниматор заявил, что видит только один способ определить победителя. Сейчас у ног обоих финалистов расстелят скатерти, куда будут складываться (здесь шоумен сделал паузу) бюстгальтеры. Каждый лифчик – одно очко. У кого трофеев окажется больше, тот и выиграл. Детали интимного туалета дамы могут приносить лично, а могут передавать по рядам.
Зал возбужденно зашумел: игриво захихикал, загудел баритонами и басами. Сидевший на первом ряду красномордый мужик громко – так, что слышали все стоящие на сцене, – принялся убеждать жену «помочь нашему». Та отказывалась, супруг настаивал… В конце концов, женщина сдалась – красномордый залез благоверной под футболку, расстегнул замок и, вытащив бюстгальтер из проймы, с победным видом положил трофей к ногам Грохотова. Пожал ему руку, проникновенно рыкнул: «С почином, земеля!» и гордо спустился в зал.
Начало было положено. У ног Грохотова росла кучка бюстгальтеров – больших и маленьких, белых, черных, разноцветных. Грохотов время от времени бросал ревнивые взгляды на скатерку противника. Бюргер терпел полное фиаско – возле него лежало только два бюстгальтера.
Игорь победил немца с перевесом в 19 очков. Каждой из поднимавшихся на сцену за своим нижним бельем дам он целовал руку и говорил комплимент. Примерно половина прелестниц отвечали на английском, из чего Грохотов сделал вывод, что за него болели не только соотечественницы. Ближе к финалу торжественной церемонии по лесенке взошла девица, лицо которой показалось Грохотову смутно знакомым.
– Привет, – едва слышно выдохнула она, принимая из рук Грохотова нечто бело-голубое, в изящных кружевах. – Может, отметим твою победу бокалом вина?
«А-а, да это же одна из тех телок у бассейна!» – вспомнил Игорь. Игриво поманил полногубую красотку пальцем и, склонившись к розовому ушку, прошептал:
– Непременно.
Однако отметить победу вдвоем не удалось. По пути к круглосуточному бару на ресепшн к ним присоединилась группа соотечественников, в том числе и красномордый с супругой. Мужчины жали Игорю руку, хлопали по плечу, дамы лобызали в щеки и почему-то в лоб. Грохотов чувствовал себя военачальником, только что победившим в решающем сражении.
Все чуть не испортила эта егоза-малолетка, подружка Марины… как, бишь, ее? Света. Подлетела к сдвинутым столикам, за которыми гуляло русское землячество, и выпалила на одном дыхании:
– Игорь, а где Марина? Почему ваша жена не принимает участие в торжественной попойке?
– Жена? Ты что-то путаешь, детка. Я здесь один, как перст.
– Ну как же! – Бурный протест сменился прозрением. – Понятненько… Кошка из дома – мыши в пляс.
– Минуточку, – Игорь мягко снял со своего плеча ухоженную ручку новой подружки и, выбравшись из-за стола, подошел к наглой соплячке вплотную. Внутри у него все клокотало. – Ты чего орешь? Тебя кто сюда звал?
– А чего это вы мне тыкаете? – девушка зло прищурилась. – Между прочим, имею точно такое же право здесь находиться, как и вы. Чего не подсуетились-то? Дали бы тутушним халдеям на лапу, они б живенько табличку нарисовали: «Зал закрыт на обслуживание».
– Ты как со мной разговариваешь?
– Адекватно. Куда Марину дели?
– Она уехала. – Грохотов постарался придать голосу мирные интонации.
– Бросила вас, да? Ну и правильно!
– Почему же сразу бросила? – Грохотов надменно вздернул подбородок. – У нее подруга в Анталье отдыхает. И у той какие-то проблемы с полицией.
– Обворовали? – со смесью сочувствия и любопытства уточнила Света.
– Кого?
– Подругу?
– Нет. Сама на чем-то попалась.
Грохотов вовсе не собирался ничего рассказывать этой общительной юной леди. Ему хотелось побыстрее вернуться к застолью и пухлогубой Оксаночке, которой, пользуясь отсутствием Грохотова, начал оказывать знаки внимания какой-то молодой качок. Однако Светлана вцепилась в него, как клещ, требуя подробностей.
Тревожно кося глазом в сторону Оксаночки и «быка», Грохотов выпалил:
– Она привезла из Стамбула наркотики. Арестовали прямо в аэропорту, теперь должны судить. Марина уверена, что подруга ни в чем не виновата – ее турецкий бойфренд подставил.
– А вы почему с ней не поехали? – строго спросила Света.
– А зачем? И вообще, чего ты ко мне пристала? С какой стати я тебе отчитываться должен?
– Маринин сотовый дайте.
Грохотов залез в карман летних брюк, достал аппарат.
– Записывай.
В номер, который еще совсем недавно Грохотов делил с Мариной, парочка прибыла под утро. Как ни пьян был Игорь – и от выпитого в баре, и от предвкушения секса с несомненно умелой партнершей, – все же оценил, что уезжая, Марина сложила свои вещи в чемодан, не оставив на виду никаких следов своего пребывания…
БЕШЕНЫЕ ДЕНЬГИ
– Ну сволочь! – зло процедила Тищенко, выслушав рассказ подруги о требованиях Лямурской. – Пользуется тем, что положение безвыходное. Давай считать, сколько у нас бабла на двоих. На карточке восемь штук с копейками. Наличными, если в пересчете на баксы, две. У тебя три… Всего тринадцать. Но ведь еще жрать чего-то надо, за гостиницу платить. Ты, кстати, где остановилась?
– В трехзвездочном отеле. Дыра дырой.
– Да это фиг с ним! Перебьемся. Давай вызванивай свою… как ее там? Пусть приезжает, будем торговаться.
– Я пыталась, но она уперлась. Тысяч на сорок еще, может, согласится, но никак не меньше.
– Скажем, что у нас только десять. Не согласится, пусть мотает. Позвоню в свою контору, в юротдел, попрошу ребят кого-нибудь в Москве поискать. Въезд безвизовый – не завтра – послезавтра адвокат будет здесь.
– Это поздно. Лямурская сказала, что по турецкому законодательству приговор должен быть вынесен в течение трех дней. Значит, завтра Таньке уже впаяют срок и отправят ее в тюрьму. Лямурская сказала, что в нашем случае добиться кассации практически невозможно.
– Лямурская сказала, Лямурская сказала… – раздраженно передразнила подругу Тищенко. – Лапшу она тебе на уши вешала! Не может быть такого маленького срока на предварительную проверку и следствие. Это только у африканских людоедов: поймали – поджарили на костре – сожрали, и вся недолга. Если с Лямурской не сложится, надо срочно звонить в Москву, пока там рабочий день не закончился.
Жеральдина Германовна сразу пошла в атаку:
– Что же вы, милочка, такая необязательная! Договорились, что встречаемся через три часа, а прошло почти четыре. Вы думаете, у меня нет других дел, как только ждать, когда вы соизволите набрать мой номер? Вы решили вопрос с деньгами?
– Частично.
– Что значит «частично»? Мы с вами, милочка, не на базаре! Сорок тысяч – мое последнее слово.
– Может, вы все же приедете и мы обсудим это не по телефону?
– Где вы сейчас находитесь? Большой торговый центр? Это рядом с тем местом, где мы расстались? Мы выезжаем. Будем через двадцать минут.
– Ты слышала? – убитым голосом произнесла Миронова. – Сорок, и ни долларом меньше.
– Погоди расстраиваться, – Настя выставила вперед ладонь. – Не таких обламывали… Это мой, что ли, телефон звонит? Кому это я понадобилась? Алло! Я слушаю…
Следующие несколько минут Тищенко молчала, ошалело таращась в пространство над головой Марины, которая, несколько раз спросив свистящим шепотом: «Кто это?», дергала подругу за рукав.
– Кто это был? Что-то новое про Таньку? – накинулась на Настю Миронова, когда та закрыла крышку телефона.
– Ты его не знаешь. Один мой друг. Он сейчас приедет.
– А кто он?
– Турок. Но нормальный.
– Вот уж от тебя-то я такого не ожидала, – потрясенно покачала головой Марина. – Танька – ладно, она дура легковерная. А ты-то, ты! «Он нормальный!» Да Дроновой тоже, наверное, казалось, что урод, который ее на нары отправил, просто замечательный.
– Слушай, прекрати! – сердито оборвала подругу Тищенко. – Кемаль – интеллигентный, образованный человек. Работает в серьезной фирме. И потом ничего такого между нами не было. Просто покатались вместе на яхте, пообщались. Он очень хорошо по-русски говорит. И будет совсем нелишне, если при наших переговорах с этой акулой-адвокатессой будет присутствовать мужчина.
…Номер ее телефона Кемаль взял у Хасана. От него же узнал о причине, по которой Настя раньше времени уехала из Мармариса. Вернувшись из Стамбула, Кемаль прямо из аэропорта помчался к ней, но уже не застал. Куда уехала туристка Тищенко, на ресепшн не знали – посоветовали обратиться к отельному гиду… Вот собственно и все, о чем Кемаль успел поведать ей во время короткого телефонного разговора.
Настя заметила Кемаля, когда тот уже подходил к их столику. Рука, державшая маленькую кофейную чашку, дрогнула, и густая коричневая жидкость выплеснулась на блюдце.
Кемаль склонил голову в легком поклоне, поздоровался, представился Марине и начал без предисловий:
– Подробности того, что случилось, можете не рассказывать. Сейчас мне собирают информацию об этом Мустафе. Но и того, что уже известно, достаточно, чтобы понять, что он за овощ.
– Фрукт, – поправила Тищенко.
Кемаль повернулся на ее голос, и Настя увидела, как расслабляются мышцы его лица. Разгладилась складка между бровей, дрогнули в улыбке губы.
– Надо говорить «фрукт», а не «овощ», – повторила Настя.
В глазах Кемаля заскакали веселые бесенята:
– Напомни потом, я запишу.
Миронова молча наблюдала за вмиг поглупевшей Тищенко и симпатягой-турком: «И она еще будет мне врать, что между ними ничего не было! До реального секса, может, и не дошло, но мысленно эти двое в одной постели точно побывали».
– Мустафа Арабул у полиции давно как кость в горле, – продолжил Кемаль. – Его несколько раз брали, но приходилось отпускать. Наркомафия самых лучших адвокатов оплачивала, взятки кому надо давала, своих людей наверху подключала.
– Он что, один из главарей?
– Судя по специализации, нет.
– По специализации? – удивилась Настя. – А какая у него специализация?
– Обольститель, – смутился Кемаль и торопливо добавил: – Склонял к наркокурьерству местных проституток, матерей-одиночек. Некоторые прямо с детишками в Стамбул и обратно ездили, одна даже героин в коробке из-под детского питания перевозила.
– В Турции есть свои проститутки? – хором спросили Настя и Марина.
– Конечно, есть. Куда от этого денешься? Между прочим, в Турции проституция узаконена, но только «организованная», в борделях, и этот вид бизнеса приносит в государственную казну огромные доходы в виде налогов. А некоторые «мамки» входят в список самых богатых людей страны. Одна такая 32 публичных дома в Стамбуле держала. Пару лет назад умерла, так родственники из-за огромного наследства чуть друг друга не поубивали.
– А в борделях турчанки или приезжие работают? – уточнила Марина.
– Сразу видно, что вы, Марина, – журналист, – улыбнулся Кемаль. – Демонстрируете профессиональные любознательность и хватку. Заниматься проституцией закон разрешает только гражданам Турции, иностранцев отлавливают и высылают на Родину. Уличная проституция у нас запрещена, но индивидуалки все равно есть… Вы вечерами по Мармарису и Сиде гуляли? Ну, так должны были их видеть. В коротких юбках, в кофтах, которые на лифчики похожи: животы голые, грудь – тоже почти…
– Да все туристки так ходят! Может, потому турки на наших баб и бросаются, что думают: раз так оделась, значит, шалава!
– Да нет! Местные мужчины турецкую проститутку от европейской туристки сразу отличат. Только зачем деньги на профессионалку тратить, когда…
Госпожа Лямурская, войдя в кафе, громко известила о своем прибытии:
– Добрый день! Кто здесь ждет встречи с адвокатом?
«Мать моя! – охнула про себя Тищенко. – Она что, по „глазу Фатимы“ себе в уши повесила, что ли? А на воротнике кофты еще одна такая же блямба!» Настя окинула заведение быстрым взглядом. Кроме них троих, в кафе никого не было. Да и с Мариной эта звезда защиты уже встречалась. Чего тогда спрашивает?
Причина игривого состояния Жеральдины Германовны стала понятна, когда дама подошла к столику. Адвокатесса была сильно навеселе.
Кемаль встал, отодвинул стул. Жеральдина рывком задрала подол сзади и застыла в ожидании, когда кавалер задвинет стул обратно. Бедный Кемаль пережил настоящий шок.
Не дождавшись его помощи, адвокатесса сама подтянула стул, опустила на плетеное сиденье рыхлый, едва прикрытый трусиками зад, расправила, заведя руки за спину, складки юбки и пояснила:
– Чтоб не помялась. Мы прямо отсюда едем с Ахмедиком в ночной клуб. Итак, приступим к делу. Деньги у вас с собой? Если вы дума…
– С собой, – жестко оборвала ее Настя. – Но прежде мы хотели бы услышать, как вы намереваетесь строить защиту.
Лямурская состроила капризную гримасу и устало протянула:
– Милочка, я уже говорила вашей подруге…
– Я вам не «милочка», госпожа Лямурская! Меня зовут Анастасия Александровна Тищенко. Это первое. И второе: платить деньги за кота в мешке мы не намерены.
– Вы с такой иронией, я бы даже сказала, ехидством произнесли мою фамилию. А между тем, это очень достойная фамилия, и я остаюсь ей верна, хотя дважды выходила замуж и могла поменять. Мой второй муж был Твердохлебов. Жеральдина Твердохлебова… как это звучит! Сколько в этом великого, потаенного смысла! Ведь правосудие – это хлеб любого цивилизованного государства, а твердость при его исполнении нужна, как воздух, как глоток воды изнемогающему от жажды путнику…
– Очень занимательно. – Настя смотрела на Лямурскую со смесью жалости и брезгливости. – Но о вашей генеалогии предлагаю поговорить потом.
– Хорошо, – обиженно поджала губы Лямурская. – Снять обвинение с вашей подруги не получится и не мечтайте. Следует делать акцент на смягчающие обстоятельства.
– Какие? – уточнила Тищенко.
– Любовь. – Лямурская мечтательно закатила глаза. – Этот мальчик-турок, с которым у вашей Дроновой роман, все отрицает: и то, что передавал ей деньги, и то, что героин она везла ему. Говорит, что абсолютно не в курсе. И, знаете, я склонна ему верить. Скорее всего, ваша подруга просто решила отблагодарить своего возлюбленного за романтическое путешествие, которое он ей устроил. В Стамбуле к ней подошел незнакомый мужчина и предложил поработать наркокурьером, пообещав хорошие деньги. Вы сами говорили, что Дронова – человек небогатый, а ей так хотелось сделать подарок любимому… – Голос мадам Лямурской дрогнул, глаза увлажнились.
– «Когда вы говорите, такое впечатление, что вы бредите», – еле слышно пробормотал Кемаль, вставая из-за стола.
«Опять кино цитирует, – отметила про себя Тищенко. – Кажется, это из “Ивана Васильевича”».
– Настя, можно тебя на пару слов? – Кемаль стоял сзади, приготовившись отодвинуть стул, на котором сидела Анастасия.
– Если вы не возражаете, я тоже воспользуюсь этим тайм-аутом, – заявила Жеральдина и, колыхнув в воздухе пышной юбкой, затрусила к выходу.
– В таком случае мы можем остаться, – сказал Кемаль, провожая взглядом отчаянно вихляющую бедрами адвокатессу. Та, миновав стеклянные двери, бросилась к затянутому в узкие джинсы молодому хлыщу, который сидел на парапете. – А это еще кто?
Подруги посмотрели туда, куда указывал Кемаль.
– А-а, наверное, это тот самый парень, который привозил ее на нашу первую встречу, – сказала Марина. – Мадам Лямурская воздушные поцелуи ему посылала. Бойфренд…
– Альфонс грязный, – мрачно пробурчал Кемаль. – Не удивлюсь, если он и Мустафу хорошо знает, и версию про желание русской девушки отблагодарить турецкого друга за любовь тоже он старушке подсказал… Предлагаю вот что, – Кемаль решительно опустил сжатые в кулаки руки на стол. – Сейчас мы с этой тетей расстаемся. Заплатим ей за консультацию. Ладно, за две – она же еще с Мариной встречалась. Поблагодарим за сотрудничество…
– А кто же будет Таньку защищать?! – встревоженно вскричала Марина и даже привстала на стуле.
– Если вы согласитесь, то эту миссию готов взять на себя мой друг. Он работает адвокатом в Стамбуле. У него свое бюро.
– А деньги? Сколько ему нужно будет заплатить?
Кемаль обернулся к задавшей вопрос Марине:
– Пусть вас это не беспокоит. Я сам с ним рассчитаюсь.
– Нет, так не пойдет! – запротестовала Настя.
– Пойдет, пойдет, – ласково пресек ее акцию Кемаль.
Возвращаясь с мини-свидания, Жеральдина светилась радостью и лукавством. Аляповатые серьги задорно раскачивались в такт шагам. На сей раз адвокатесса плюхнулась на стул, не заботясь о подоле, и игриво погрозила Кемалю пальчиком:
– Нехорошо, молодой человек, нехорошо!
– Что именно?
– Быть таким скрягой! Вы надеялись, что я не узнаю, каким состоянием владеет ваш отец? А торгуетесь из-за каких-то пятидесяти тысяч. Право, это даже неприлично! – Лямурская хихикнула и обвела присутствующих победоносным взглядом.
– Больше не будем, – пообещала Анастасия. – Ни торговаться, ни договариваться. Вы свободны.
– Простите… – ошарашенно прохрипела Лямурская. – Что значит… свободна?
– А то и значит, что мы в ваших услугах больше не нуждаемся. – Настя расстегнула сумочку, достала портмоне. – Мы вам должны за две консультации, хотя их, как таковых, не было. Но не станем мелочиться. Плачу по московским ставкам: сто долларов за каждую. Ну и сверху по пятьдесят, ведь вы трудились во время законного отпуска. Итого триста долларов. Вот, получите…
Три стодолларовые бумажки легли кленовым зеленым листом. Но Жеральдина отпрянула, будто кто-то кинул на ее край стола раскаленные угли. Судорожно отдернула лежавшие на скатерти руки, на мгновенье прижала их к груди и тут же спрятала на коленях. Ее маленькое личико скривилось, как от боли, и дрожащими губами она прошептала:
– Это невозможно… Так нельзя… Мы договорились… Вы обещали… И я обещала.
Марина и Кемаль смотрели на адвокатессу с состраданием, Анастасия – холодно. Металлическим голосом, делая паузу после каждого слова, она уточнила:
– Что мы вам обещали?
– Сорок тысяч долларов. Это непорядочно, это подло, это противозаконно наконец! – В голосе адвокатессы зазвучали истерические нотки. – И вы за это ответите!
– Перестаньте ломать комедию, – брезгливо поморщилась Настя. – Берите гонорар и отправляйтесь по своим делам. Вы ведь, кажется, в ночной клуб собирались.