Психотерапевт его величества Яновская Анна
Вижу огромные, полные слез глаза моей клиентки. Значит, я иду в нужную сторону.
– Но однажды все изменилось. Она узнала, что Король отдает свою любовь не только Маленькой Принцессе, но и еще какой-то старухе. Гнев и боль заполнили ее сердце. Одним вечером, когда Маленькая Принцесса прогуливалась в саду и думала черные мысли, ей повстречался Прекрасный Принц. Он был вежлив, обходителен и смотрел на нее такими же глазами, как отец смотрит на свою новую жену. «Милая девушка, – сказал Прекрасный Принц, – свободно ли ваше сердце?» Но что могла ответить Принцесса, если в ее сердце был только Король и черные чувства. Принц опечалился. «Тогда я приеду через год», – сказал он. «Возможно, тогда в вашем сердце освободится место для меня и моей любви». И уехал. А Маленькая Принцесса посмотрела ему в след… и обвела на календаре этот день. У нее еще есть время. Она успеет.
Жду реакции. Моя клиентка какое-то время еще трансует, переживая отголоски этой истории, затем возвращается ко мне.
– Все было не совсем так. Но в чем-то вы угадали. В моем сердце сейчас боль предательства, и я хочу, но не знаю, как от нее избавиться. Помогите мне, – шепчет Кати. В этот раз ее мольба искренна. Сейчас самое время для карт, которые рисовал маэстро Веллиш.
– Рассмотрите колоду. И выберите семь картинок, которые помогут вам хронологически рассказать вашу историю.
Кати откладывает в сторону изображение молнии, отрубленной топором кисти руки, цветущего луга, солнца, свернувшегося бледного эмбриона с пуповиной, уходящей за край карты, странного животного, похожего на змею и скорпиона одновременно. Затем выкладывает их по одной в ряд и комментирует каждую картинку.
– Все началось двадцать лет назад, когда мои родители решили завести ребенка, – первой на стол ложится картинка с цветущим лугом. – Все было хорошо. Потом я узнала, что мама отцу изменяет. Это змеевик кольчатый. Для меня он символизирует удар в спину, предательство. Отец относился к ее загулам философски, но я, со своим детским максимализмом, не могла этого понять. Ее любовники занимали все ее время. И вы были правы, когда сказали, что она стала недоступной. Ей просто было не до меня. Приходила пьяная, блевала на ковер… Фу, я даже говорить об этом не хочу.
Девушка морщится, заново переживая отвращение и стыд за свою мать. Затем к змее-скорпиону на стол ложится карта с солнцем.
– Для меня остался только один родитель. Мой свет, моя опора, мой папочка. Я его любила так сильно, как я вам передать не могу. Ни одной конфеты я не съела целиком, всегда оставляла для папы кусочек. Без него спать не ложилась, дожидалась с работы. Мне казалось, я умереть за него готова. Вот не вру! Мне даже стыдно было, что я девушка, потому что он мог подумать, что я так же буду с ним поступать, как мама! В общем… я его очень сильно любила. Он тоже меня любил… Но потом – карта с черной тучей и молнией – я узнала, что он собрался уходить… а я должна остаться с мамой или жить отдельно, ведь я уже взрослая… Да кузню вам в подпол, какая я взрослая! Я рассвирепела. Кричала, бросалась вещами в него. Требовала взять меня с собой в новый дом. Грозилась с собой покончить! А он поцеловал меня в лоб и ушел. Навсегда.
Кати опять всхлипывает, но это злые слезы, след возмущения и обиды. Трясущейся рукой выкладывает следующую карту. Отрубленную руку.
– Я была разрушена. От меня оторвали часть. Кому конфеты оставлять? О ком заботиться? Об кого греться ночью? Я потеряла смысл, опору, друга. Первые дни он еще отвечал на камень, но я так молила его вернуться, что он перестал отзываться. И тогда мне стало вот так, – картинка со свернувшимся эмбрионом. – Мне хотелось лечь и умереть. Меня бросили. Я ему не нужна. Пустота. Никаких желаний. Только одна мысль бьется – я хочу к папе. День и ночь. Хочу к папе. Хочу к папе. Хочу к папе.
Кати замолкает, тоскливо смотрит на разложенные карты. Их шесть.
– Это вся история? А что сейчас?
– Сейчас… – неспешно просматривает колоду, с сомнением вытаскивает изображение песочных часов. – Сейчас у меня есть понимание, что моя реакция была чрезмерной… и что, наверное, когда пройдет время, – кивает на часы, – я смогу снова быть счастлива, но без него, как отдельная личность.
– Как вы себя чувствует сейчас?
– Мне плохо.
– Насколько процентов болит душа?
Клиентка поднимает брови на нестандартный вопрос, но послушно прислушивается к себе.
– На восемьдесят пять процентов. Я опять очень хочу к нему. Просто обнять. Просто сказать, что… люблю его. И не буду больше такой эгоисткой.
– Я хочу обратить ваше внимание, что эмбрион – это не только желание спрятаться от всего мира. Но и что-то новое, что только рождается. Теперь я прошу вас за каждой картой закрепить одну фразу, которая отражает ее смысл.
– Все было хорошо. Мама нас предала. Я люблю своего отца. Отец меня бросил. Я потеряла смысл в жизни. Хочу к папе. Мне нужно время, чтобы стать самостоятельной.
Бедная девочка. Да, у нее нарушены связи, патологическая привязанность к отцу. Да, она эгоистична и разрушительна. Но ей действительно непонятно, как жить дальше. Оба ее родителя отвернулись от нее чуть раньше, чем она была готова. В результате сепарация не прожита, любое расставание с возлюбленным будет заново поднимать волну горя, ложась поверх старых травм. Это все так. Но теперь мне нужно облегчить ее состояние здесь и сейчас. Поэтому работаю дальше.
– Соберите эти семь карт, перемешайте их и разложите заново в случайном порядке, называя вслух то, что карта обозначает.
Первая в этот раз рука.
– Я потеряла смысл в жизни. Мама нас предала. Все было хорошо. Мне нужно время, чтобы стать самостоятельной. Отец меня бросил. Я хочу к папе. Я люблю своего отца.
Грустно улыбается, поднимает на меня глаза.
– Ерунда получилась. Но от нее очень грустно.
– На сколько процентов душа болит сейчас?
– На семьдесят, примерно. Это боль… и печаль. Печали даже больше.
– Перемешайте и разложите карты еще раз.
– Я люблю своего отца. Все было хорошо. Мама нас предала. Отец меня бросил. Мне нужно время, чтобы стать самостоятельной. Я хочу к папе. Я потеряла смысл в жизни.
– Как сейчас?
– Меньше. Намного. Сорок процентов или даже меньше. Я не понимаю, как это работает!
Я не объясняю клиентке, почему, если разбить больное событие на части и многократно устроить из них калейдоскоп, то разобьются некоторые якоря и будет становится легче. Просто заставляю ее повторять процедуру еще пять раз. Пока она не говорит мне, что боли почти нет. Теперь самая рискованная часть упражнения. Я никогда не знаю, получится ли оно.
– Хорошо. Вновь соберите все карты, рисунки вы видеть не должны. Отберите из них три, в которых будет для вас весь смысл этой истории. То, что вы должны из нее вынести как урок.
Клиентка наугад выбирает три карты. Я волнуюсь. Если все три будут про брошенность, мне придется ей сказать, что без длительной терапии не обойтись, и я готова делать для нее скидку.
Первая карта. Отрезанная рука и ее кодовая фраза…
– Я потеряла смысл в жизни.
– В чем урок для вас?
– Что нужно искать свои собственные цели, а не жить жизнью своего родителя.
Вторая карта. Песочные часы. Я тихонько выдыхаю.
– Мне нужно время, чтобы стать самостоятельной.
– В чем смысл?
– Если бы папа не ушел, я бы не устроилась на работу. Я бы по-прежнему ждала его и не доедала конфеты. Теперь у меня есть время и возможность взрослеть. Вообще-то, так заведено у людей. Взрослеть, – вздыхает, улыбается. – Как же трудно это делать!
Третья карта. Солнце. Улыбаюсь в ответ.
– Я люблю своего отца. Что бы между нами не произошло, я его люблю… И он… тоже меня любит. Если люблю, то должна позволить ему быть счастливым, да? Наверное, да.
Она выглядит задумчивой и спокойной. А я должна провести последний этап, и он тоже связан с риском. Последнюю карту предстоит тащить из всей колоды, наугад. И у меня нет никаких объяснений, почему мистическим образом чаще всего попадается именно то, что надо. Точно в цель. Но ведь всегда есть риск, что новый символ перечеркнет прогресс предыдущего часа. Поэтому волнуюсь.
– И последнее. Вытяните карту, которая поможет вам справиться с этой ситуацией, станет для вас ресурсом.
Клиентка послушно вытягивает из середины колоды высокого мужчину, который стоит в пол-оборота и смотрит вдаль. Получилось.
– Про что для вас эта карта?
– С одной стороны, это тот самый прекрасный принц, о котором вы говорили. Когда у меня появится возлюбленный, мне будет о ком думать вечерами, это определенно уменьшит мою тоску. С другой стороны… этот человек смотрит вперед, за горизонт. Мне кажется, эта мысль важнее, чем реальный мужчина. Похоже, мне нужно смотреть вперед, а не пытаться вернуть прошлое.
Киваю, соглашаясь с ее интерпретацией.
– Спасибо вам за встречу. Наверное, я навещу завтра отца в его новом доме. И прихвачу рассаду для его жены, наши олии совершенно волшебных расцветок. До свидания.
Провожаю клиентку и сажусь зубрить конспекты. На сегодня больше никаких планов, завтра мне нужно быть… отличницей не вариант, так хотя бы крепкой троечницей.
Глава 36
Белые брючки из тонкого шелка, на штанинах зеленая трава и пушистые цветы, легкая маечка с небольшим рукавом и шикарными бабочками по спине и животу – мой новый костюм радует сочностью оттенков и приятной тканью. На ногах удобные босоножки на каблуке. На плече шось, который в этот раз так злобно тявкнул, отказываясь выпускать меня одну из дома, что я решила с ним не спорить. Авось отвлечет учителя. «Теменная, лобная, клиновидная», – мысленно повторяю названия костей черепа, когда кэш останавливается у знакомого домика на лесной опушке.
Джорох придирчиво меня осматривает на предмет вспомогательных артефактов, изымает шося, отпуская его попастись в саду, критически хмыкает на мой легкомысленный наряд, видимо, в его представлении, студенты должны одеваться как-то иначе, но в итоге садится гонять по всей человеческо-эльфийско-гномской анатомии, которая между собой почти и не различается. У эльфов суставы и позвоночник подвижнее, у гномов костей чуть меньше, потому что срослись, но основание-то все равно одинаковое.
Мой допрос длится почти час, и если вначале лорд настроен скептически, то по мере беседы оттаивает, а под конец и вовсе перестает придираться.
– Ну что. Экзамен ты сдала. Ответственная, это хорошо. Медитировала?
– Да. Часто. Мне кажется, я начала видеть… не знаю, ауры, наверное. Свечение вокруг людей, разных оттенков. Но это только в состоянии медитации, просто так не получается.
– Неплохо, неплохо. Ну что, раздевайся, пойдем учиться.
Я снова залезаю в некрашеные хлопковые штаны и такую же просторную рубаху, оставляю свои драгоценные артефакты за дверью. Лорд усаживается на пол в той самой деревянной комнате, я следую его примеру.
Основная моя задача так настроить зрительное восприятие, чтобы вместо четких контуров тела видеть смазанную цветовую вакханалию типа той, что учитель показывал в прошлый раз, на примере моего собственного организма. С наскоку не получается, но я не унываю. Тренируюсь смотреть сквозь лист бумаги, достигая нужной расфокусировки взгляда, следить за двумя подвижными объектами одновременно. К концу занятия глаза болят от напряжения, но это нисколько не приближает меня к цели. Почему-то вспоминается мое первое занятие по ментальной магии с Сейшеем. Я так долго и напряженно искала тот самый мольберт, которым сейчас уже не задумываясь пользуюсь. Но смогла его обрести только после того, как расслабилась и просто бубунила себе под нос балладу, особо не задумываясь над ее содержанием. Вдруг такая тактика и здесь поможет? Погружаюсь обратно в медитацию, концентрируюсь только на своем дыхание. Только оно, ничего больше. Ощущение собственных легких, мерно расширяющихся на каждом вдохе. Тишина. У меня ноет зуб. Справа. Но болит он только тогда, когда смотрю на моего учителя, спокойно и благостно взирающего на меня с расстояния в пару метров. Бред? Надо проверить.
– Лорд Джорох, у вас, случайно, премоляр не болит?
Учитель довольно улыбается.
– Рассказывай, как ты это видишь.
Вздыхаю.
– Я не вижу. Я чувствую. Мой ныть начинает, когда на вас смотрю.
– Плохо, девочка, ты присоединяешься. Не нужно. Тебе людей с такой острой болью могут принести, а как ты поможешь, если сама в обморок грохнешься? Да, болит. После занятия пойду к коллеге – самого себя без критической необходимости лучше не лечить… А внешне никак не видишь?
Я еще раз стараюсь посмотреть тем самым расфокусированным взглядом. В результате ВИЖУ, что правая щека у Джороха ТЕПЛАЯ. Но я не знаю, какими словами можно передать, что я глазами вижу температуру. Она ведь не красная, не светится. Теплая. Сумбурно объясняю это лорду, он остается весьма мной доволен, и даже сбой системы восприятия его не настораживает – с опытом все станет отчетливее.
Совершенно вымотанная, но оправданно гордая собой я оказываюсь на улице. Впереди еще целый день! А не покормить ли себя в кафе? Отметить, так сказать. Я же заслужила! Ноги сами несут меня к рынку, по пути балую себя и шося всем, на чем взгляд остановится. В ресторане мы уплетаем рыбный суп; мороженщик, улыбаясь, делает нам две сливочные порции, побольше и поменьше. В итоге Кулёк устраивается подремать у меня в декольте, а я покупаю новый набор посуды с симпатичными птичками, амулет, защищающий от сгорания на солнце, – пригодится, когда опять до моря доберусь, и шляпку. А еще несколько фигурок для кабинета, духи и пригоршню сладких орехов, часть которых сразу же переданы в защечные мешки моего норного жителя. Уже на выходе наталкиваюсь на сухонького старичка с чем-то вроде белой глины, гончарным кругом и кучей инструментов. За его спиной полки с готовыми работами, и я понимаю, что никуда отсюда не уйду, пока не выторгую хотя бы несколько фигурок. В то время, как я завороженно рассматриваю пухленькую девчушку, скосившую глаза на нос, – там машет крылышками божья коровка, старик молча и быстро лепит три бабочки. Макает пальцы в краску, обрызгивает крылья, дует блестящей пыльцой. Еще раз прищуривается на меня, истончает им крылышки до полупрозрачности, бабочки на мгновение окутываются сиянием, затем почти полностью гаснут. Остается ощущение чуда. Я не знаю, сколько денег достать сейчас из кошелька. Простенькие цветочки для волос стоят от одной до трех серебряных монет. Отдаю старичку один золотой, смотрю вопросительно. Он улыбается, протягивает мне трех прекрасных созданий, и солнечные лучи, проходя сквозь слюдяные подрагивающие крылышки, разбиваются танцующими цветными бликами на ладони, как теплые витражи в старинных часовнях. Ох, мало золотого. Подкалываю две бабочки у висков, одну на затылок, вместо дешевой пластиковой полоски с ненатуральными блестками. Старик улыбается еще шире, просто лучится радостью и белыми ровными зубами. Такие в моем мире можно встретить только на плакатах с рекламой стоматологических клиник.
Набираюсь наглости и рассказываю вкратце про свою работу, клянчу у него хотя бы несколько статуэток для кабинета. За любые деньги. Знаю, знаю, так не торгуются. Но я сейчас чувствую себя маньяком-коллекционером над последним экспонатом из редчайшей серии. Мне это НАДО! И пусть весь мир подождет.
Девочка с божьей коровкой, парочка дерущихся троллей, могучий воин, атакующий неведомого врага, объятый пламенем хохочущий мужчина, нежная феечка и еще несколько бесценных персонажей становятся моими. Особенно радует композиция, в которой высокомерный эльф с негодованием ругает шося, держа его двумя пальцами за шкирку – на колене у эльфа характерная лужа, морда шоськи отчетливо виноватая.
– Это потрясающе! Я никогда не видела ничего подобного!
Переключаю амулет в режим трансляции эмоций и максимально сильно сосредотачиваюсь на своем восторге и ликовании! Путь почувствует, что мне хочется танцевать и обнимать этого чудесного дядечку просто за то, что он есть, и его работы так прекрасны!
Его глаза распахиваются удивлением, а потом он хохочет, запрокинув голову и дергая выпирающим кадыком на морщинистой смуглой шее.
– Ой, какая же забавная! Иди уже, пожалей мои нервы. Обнимать! Старого Карайлена! Ну даешь!
Только сейчас вспоминаю, что обнимают тут возлюбленных и детей. Опять я со своими неуместными инициативами. Выключаю амулет, смущенно улыбаюсь веселящемуся мастеру и иду к мальчишкам-курьерам, готовым доставить покупки к хозяевам в удобное время. Договариваюсь с ними, что мой багаж попадет домой около семи вечера, а сама налегке иду бродить по городу, на ходу вспоминая карту. Через три поворота от рынка должен быть проход к узкой речушке с мостиком, похожим на спину изогнутого кота. Или для этого нужно было с другой стороны выйти? Мой топографический кретинизм не оставляет ни одного шанса достичь цели, но гулять по городу в прекрасную погоду, спонтанно сворачивая только в те переулочки, которые кажутся привлекательными, – в этом тоже есть своя прелесть. А когда устану, вызову кэш к ближайшему зданию, делов-то. Довольно вспоминаю подробности сданного экзамена, зачем-то еще более детально рассказываю материал Джороху в своей голове. И это можно было бы добавить, и вот это я тоже, оказывается, помню.
Колет сердце. Надо бы присесть, отдохнуть. На жаре, что ли, разморило? А сердце прям печет, на уровне лопаток. Внезапно Кулёк выныривает из своего убежища, встает передо мной, напряженный, выгнутый, по вздыбленной шерсти туда-сюда искры бегают. С кончика дрожащего хвоста срывается молния, бьет куда-то влево и вверх. Но я никого не вижу и не слышу, мы с ним одни в неожиданно пустом переулке. Через пару секунд до меня доходит, что это нападение. Некромант может быть под покровом невидимости, поэтому надо валить отсюда и поскорее, а не проверять выносливость моего защитника и надежность печати. Только как Кулька на руки-то взять, он же весь молниями уже плюется? Я не могу его тут оставить! Ладно, руки мне потом вылечат, надеюсь. Пытаюсь хватануть шося под брюхо, но даже не могу прикоснуться – поле вокруг него шипит и плюется искрами. Поддавшись первой же бредовой идее, снимаю с ноги босоножку, молясь, чтобы подошва оказалась прорезиненной, продеваю ладонь в лодочку, каблуком цепляю мелкого под пузо, тут же кручу кольцо. Одна молния все-таки вбивается в палец, от боли роняю Кулька вниз, он приземляется уже на пол телепортационного зала. Кажется, мы справились. Теперь нужно отчитаться Сейшею и лорду Гварди о произошедшем. Еще одного упрека в отсутствии мозгов я бы не хотела слышать. Представляю свой антикварный микрофон, в рамочку на стене размещаю эльфа.
– На меня, скорее всего, напали, я сейчас в вашем телепортационном зале, ушла по кольцу. Кулёк молниями плевался, но никого видно не было. И сердце болело. Вы меня слышите?
А голова-то уже кружится. Даже думать не хочу, что будет, когда я прерву сеанс общения. Сейшей отвечает вслух.
– Знаю. Выходи быстрее, я здесь.
Привет, магическое истощение. Полулежу на руках у эльфа, вид у него слегка растрепанный, непривычно даже. Надо мной собирается подозрительно знакомая тучка, вода тонкой струйкой льется в пересохшие губы. Сиплю.
– Лорду Гварди скажите сами, а то он меня опять ругать будет.
– Уже. Брайон или его наниматель, пока не знаю, заказал тебя двум наемникам, они сейчас у нас в боксе сидят, ждут допроса. Как себя чувствуешь?
Я перевариваю полученную информацию, машинально облизывая обожженный палец. Встречаюсь взглядом с лордом, пристыженно вытаскиваю пострадавшую фалангу изо рта.
– Давай сюда.
Уверенно обхватывает кисть, бесцеремонно макает мой пострадавший палец в жирную мякоть какого-то крема, приятно обволакивающего холодненьким. Не болит, хотя тонкий ветвистый след от ожога полыхает красным.
– Спасибо. Когда вы успели поймать этих, которые за мной охотились?
– Сразу. Прошел сигнал, что Кулёк в защитном режиме. Я воспользовался маячком, не зря ставил, и пока ты зачем-то пыталась взять зверя на руки, вырубил обоих. Они, кстати, пытались сначала тебя усыпить, печать поглотила заклинание, потом силовой волной сбить с ног, но шось им настройку сбил.
– Я его на руки брала, чтобы телепортироваться! Не могла же его там оставить.
Сейшей беспощаден.
– Могла и должна была. Без тебя он бы просто удрал, кто его преследовать-то будет. А так был вынужден стоять до конца, защищая детеныша. У него твоей печати нет, ударная волна размазала бы его в месиво. В следующий раз…
Я испуганно дергаюсь, эльф отводит глаза.
– В общем, телепортируйся сразу, у Кулька без тебя больше шансов. Не говоря уже о том, что твоя жизнь несоизмеримо ценнее.
Мы все еще сидим на полу в центре зала. Обсуждаемый пушистый дохлой тряпочкой валяется рядом, но дышит. Устал, понимаю. Ничего, сейчас доберемся до дома, там заварим себе чая, наберем водички… Кстати, об этом. Ищу взглядом тучку, но ее уже нет.
– Лорд Сейшей, я могу задать вам вопрос?
– Попробуй.
– Миахольд умеет такие же тучки делать?
– Нет. У него совсем глухо с магией стихий.
– Зато у вас, как я понимаю, водная специализация.
– Да. Идти можешь или отнести? У меня тут кабинет недалеко, если помнишь.
– Я бы лучше домой. Если вам не трудно, телепортируйте меня или кэш вызовите.
Я так и не спрашиваю у эльфа о том, была ли тучка в кабинете Миахольда его творением. Не спрашиваю, потому что не знаю, что буду делать с ответом. Сейшей телепортирует нас с шосем сразу в спальню. Почему-то его присутствие на моей территории вызывает воспоминания не о совместном кошмарном сне, а о восхитительной ночи вот на этой вот кровати. Смущенно благодарю, лорд спокойно прощается и возвращается на работу, ему же еще наемников допрашивать.
Переношу Кулька в кресло, выкладываю перед мордочкой сладкие орехи и миску с водой. В ответ получаю жизнерадостный мах хвоста. Да, досталось тебе сегодня, малыш. Ты меня защищал. В порыве слезливой благодарности целую пушистую мордочку и шепчу ему, какой он хороший, пока Кулёк не начинает меня отпихивать. Ладно, ладно, поняла. Спать так спать. Немного непривычно без повторения конспектов, но экзамен уже сдан. Мысли возвращаются к Сейшею. Сегодня он вообще ни разу мне не нахамил. Даже когда за Кулька отчитывал, делал это как-то умеренно. Похоже, мы с ним сможем как-то сосуществовать в этом мире, не вынося друг другу мозг. Хотя вопрос про Миахольда остается открытым. Если допустить, что расспрашивали меня по просьбе эльфа, то… Сейшей явно хочет мира. Я не против, пусть будет мир.
Глава 37
Он записан, как Асантор. Мужчина. Старый. Совсем старый. Ввалившиеся щеки, сморщенный рот, неухоженные брови, седые волоски из носа. Даже запах старого тела. И глаза блеклые, будто он не здесь. Одет при этом в темно-фиолетовый балахон, как у перетащившего меня сюда мага, чьего имени я не помню. Он весь дряхлость, и пока идет к креслу для посетителей, мне кажется, что я слышу, как скрипят его суставы. Садится, откидывается на спинку и прикрывает глаза. Я жду. Он молчит. Пять минут… Десять… Не шевелит ни одним пальцем, даже глазные яблоки неподвижны. Что же… Сознательно заставляю себя расслабиться и настроиться на длительное ожидание. Спокойно рассматриваю символы, вышитые по подолу и рукаву. Чем-то похоже на руны, но позатейливее. Молчит… Может быть, он может как-то рассматривать меня сквозь веки? На всякий случай сохраняю на лице доброжелательно-выжидающее выражение. Неожиданно старик всхрапывает, и я расплываюсь в неверящей улыбке. Серьезно? С такой ситуацией я сталкиваюсь впервые. М-м-м… Вспоминается анекдот из моего мира про сексопатолога и «гоните их в шею, им просто негде». Может у дедульки дома куча маленьких внуков и у соседей ремонт, а час в моем кабинете дешевле гостиницы? Бред! Перестаю внутренне ржать и включаю профессиональное отношение к происходящему. Ведь это про доверие. Ему здесь настолько комфортно и безопасно, что даже может спать. Хотя это может оказаться проверкой и провокацией в одном флаконе, а дядечка засланным казачком, который мониторит реакцию психолога на нестандартную ситуацию. До конца встречи остается всего пятнадцать минут, когда старик открывает слезящиеся глаза, медленно добывает из рукава мешочек с оплатой, кладет на стол. И все еще молчит. Молчу и я.
– Моя жена… Умерла семьдесят пять лет назад… Я тоже хочу в лучший мир. Но у меня осталось дело… Да, дело… Недоучка-целитель убил мою жену. И он должен будет умереть. Тогда и я обрету покой…
Я храню секреты своих клиентов. Кроме тех случаев, когда узнаю о готовящемся преступлении. Должна ли я понимать его слова так, что он планирует убийство?
– Правильно я вас поняла, что вы хотите отомстить целителю, убившего вашу жену?
– Да, деточка, хочу.
– Расскажите мне об этом.
Старик беззвучно шевелит губами, подслеповато щурится на меня.
– Ты немного на нее похожа… Да, похожа. Она тоже всех жалела… А потом умерла… Оставила меня одного… где моя Кэсси теперь? Я совсем один…
Не могу понять, это странная манера говорить или дедушка сошел с ума на старости лет. Но все равно пытаюсь установить контакт.
– Расскажите мне, что случилось семьдесят пять лет назад.
– Она была лучшей волшебницей, пишущей историю бытовой магии. На нее молились коллеги, это она создала плетение, объединяющее стирку и глажку одежды, она первая додумалась, как утилизировать отходы в столярных мастерских, не трогая промежуточных деталей работы… Я так ее любил… Когда у нее закружилась голова, она находилась рядом с больницей для бедных. Там проходят стажировку недоучки. Я не понимаю, почему она не вызвала кэш, не отправилась к нормальному целителю. Господин Кулис диагностировал магическое переутомление, влил силы и отправил домой. Через час она умерла от инсульта… Из-за его безграмотности моя женщина умерла… Я долго ждал. Да, ждал. Завтра у господина Кулиса свадьба. А через неделю он умрет. Знаешь, девочка, у меня совершенно не было способностей к целительству… Но я старался. Теперь я могу закупорить любой сосуд с той же легкостью, что и очистить его… Да, могу. Он заплатит. А потом уже я найду свой покой.
Старик замолкает, а я понимаю, что у меня сейчас два выхода. Сказать ему, что вынуждена обратиться в полицию – и надеяться, что моя защита выдержит его гнев. Или попробовать его отговорить… от мести, которую он вынашивал столько лет. Мне хочется скулить от ощущения собственной беспомощности. Ну какие слова я могу найти сейчас, какие?
– Когда господин Кулис умрет… Что вы почувствуете?
Он медленно раздвигает губы в улыбке, готовится что-то сказать… потом зависает вот так, с остановившимся взглядом и растянутыми губами. Его плечи опускаются вниз, голова бессильно падает на грудь. Старик раскачивается вперед-назад и тоненько ноет на грани слышимости. Говорит вслух, неожиданно внятно, без всяких повторов, хоть и устало.
– Да ничего я не почувствую. Я уже давно ничего не чувствую. Знаешь, девочка, даже голод меня не беспокоит. Часы вот, завожу, чтобы хоть раз в день что-то скушать… И в туалет… завожу. А то стыд-то бывает, случается.
Я снова всматриваюсь в его маску. Сколько же ему лет?
– Да ты не смотри, я тут примолодился чуток, когда собирался. Ну можно ж пару сотен лет-то скинуть? Да? Я же еще ого-го!
Чем больше я его слушаю, тем больше понимаю, что его угрозы – это фантазии бессильного старика. Ничего он никому не сделает. Но Миха я все равно предупрежу.
– А есть ли хоть что-нибудь, что вас еще радует?
Он долго молчит, закрыв глаза. Наше время давно закончилось, но сейчас я понимаю, что останавливать занятие нельзя. Не та ситуация.
– Сейчас нет, ничего. Но когда-то… я любил запах корицы и меда. Кэсси пекла пироги с корицей и медом.
– Вы все еще хотите его убить?
Асантар переводит поплывший взгляд на меня. Там явно пирожки и счастье, какое там убийство.
– Не хочу. Но, думаю, что должен. Да, должен. Чтобы он больше никому не навредил.
– Знаете… Вы за семьдесят пять лет, без всяких базовых способностей научились лечить. Неужели же ОН и со способностями, и с образованием, и с опытом, и с самым страшным для целителя переживанием – смертью клиента по его вине… Так неужели же он не стал лучше? За эти годы шося можно научить считать, не то что юному стажеру стать хорошим врачом. Ведь он спас за эти годы сотни, тысячи бедняков, которые не могли оплатить другого врача. Точно ли вы должны его убивать? Не проверив, какой он сейчас? А ваша жена, которая всех жалела, столько сделала для счастья других людей… Что бы сказала она?
Старик в моем кресле сидит обиженный, нахохлившийся, руки скрещены, нижняя губа отвисла. Зыркает исподлобья, и голос капризный такой, противный:
– И что, мне теперь вообще не мстить? Что я как дурак столько лет учился сосуды латать?
– Ваше умение может спасти кому-то жизнь. Если сейчас со мной случится беда, вы сумеете помочь, потому что все эти годы тренировались.
– Так нечестно.
– Что вы можете сделать, чтобы действительно почтить память любимой? Так, чтобы глядя на вас из лучшего мира, она могла бы улыбаться.
– Починить ручку на двери, – ворчит. – Она просила лет… много, в общем. И внука проведать надо бы… Он шлет какие-то письма пару раз в год. Но я не могу их прочитать… Глаза, понимаете?
– А почему вы не обращались к целителям?
– После всего что было? Ни за что!
Ну вот, теперь в моем кресле оскорбленный император, всем своим видом демонстрирующий убогость моего возмутительного предложения.
– Это ваш осознанный выбор. Отказываете себе в исцелении зрения, из-за этого не поддерживаете связь с единственным вашим родственником… Только потому, что БОИТЕСЬ довериться врачу.
– Я ничего не боюсь!
– Боитесь, еще как. Умереть. Или это ваша месть такая? Отомщу всем целителям тем, что не буду ими пользоваться? Кто тогда наказан сильнее, вы или они?
Понимаю, что провоцирую его сейчас. Но я должна убедиться, что даже в гневе он не пойдет убивать бедолагу.
– Да что ты понимаешь! Я ничего не боюсь. Вот завтра же пойду и вылечу глаза!
– Спорим, что не пойдете?
– Спорим! На десять золотых!
– Идет.
Пожимаю ему руку, провожаю к выходу.
– Жду вас через неделю, расскажете, про что внук писал.
И он улыбается, морща все лицо.
– А ты молодец, девочка. Да, молодец.
И уходит.
Не успеваю убрать оплату в ящик стола, привратник демонстрирует нового посетителя, хотя на сегодня больше никто не записан. Знакомая широкоплечая фигура, черные волосы, острые уши. Сейшей. Может, новости какие-то? Встречаю его на лестнице, здороваюсь, провожаю в свой кабинет. Лорд занимает мое кресло за столом, приходится устроиться в клиентском. Выглядит он хмуро.
– Твой последний посетитель, Асантор. Рассказывай, что тебе известно.
– Эм-м… вообще-то я специально проговаривала Миху, что не могу ни с кем обсуждать то, что происходит в кабинете. Я храню тайны моих клиентов, это не пустые слова…
Лорд морщится, перебивает.
– Он проходит в качестве подозреваемого по моему расследованию. И мне нужна информация. Не вынуждай опять на тебя давить.
– Это угроза?
– Я могу потребовать полный доступ к твоей памяти, так как ты покрываешь преступника.
– Не преступника, а подозреваемого. И не покрываю, а отстаиваю свое право хранить тайны моих посетителей… Лорд Сейшей, у вас не получится принудить меня силой к сотрудничеству.
– Это почему же?
– Потому что я этот факт предам огласке, и клиенты перестанут ко мне ходить. И тогда я не смогу выполнить свою миссию. Вам решать, что важнее – мой целевой клиент или информация по Асантору.
С легким злорадством наблюдаю, как вытягивается лицо у эльфа, приобретая растерянное выражение. Что, не ожидал? Но когда лорд устало трет лицо ладонью, мне становится стыдно, что мешаю ему выполнять работу, в то время как он забыл наш конфликт, чтобы меня защищать.
– Давайте так. Мне ничего неизвестно о преступлениях, ранее совершенных этим человеком. В начале своего визита он планировал устроить инсульт господину Кулису, целителю. Основание – месть. В конце встречи от своего намерения отказался. Это все.
– Ты хоть знаешь, кто к тебе приходил?
– Нет, и знать не хочу, это может повлиять на работу.
– Уверена, что он передумал нападать?
– На девяносто девять процентов. Сами понимаете, не все можно просчитать… А как вы вообще узнали?..
Сейшей на секунду прикрывает глаза, но отвечает прямо и честно.
– Существуют две копии твоего расписания, по нему отслеживаются особые клиенты – ярые оппозиционеры, военачальники и прочие важные лица. На старике мой личный маячок висит, уже лет десять как. Жду, когда он таки дозреет и даст повод себя арестовать. Так что и я, и начальник внутренней службы безопасности Миосситии приблизительно в курсе, кто к тебе ходит. У тебя слишком большая власть, никто не может позволить тебе работать без контроля. Ты же это понимаешь?
– Понимаю. Выбора-то у меня все равно нет?
– Нет, – лорд Сейшей снова морщится, резко меняет тему. – Ася, у тебя проблема. Ты пробуешь осваивать ментальную магию, но совершенно не умеешь рассчитывать силы. Я не смогу каждый раз вытаскивать тебя, поэтому предлагаю поставить охранный контур… Сигнализацию, если хочешь. Как только личный резерв будет подходить к концу, она даст тебе знать, что пора немедленно прекращать то, чем занимаешься. Ты согласна?
– Да, наверное.
– Амулет сними.
Снимаю. Сейшей кладет мне на виски ладони, я вздрагиваю от прикосновения. Его руки теплые и бережные, это совершенно неуместно сейчас. Какое-то время ничего не происходит, затем эльф отстраняется.
– Все. Можешь надевать обратно…
Какой-то он странный сегодня. Напряженный, раздражительный… И у меня впервые есть ощущение, что это не злость на меня, а что-то другое. Устал, что ли? Рассматриваю его тем самым взглядом, который тренировала с Джорохом, в ответ на меня обрушиваются ощущения раскаленной иглы в висках, пульсирующей при самом легком движении головы.
– Лорд Сейшей, у вас голова болит, – не спрашиваю, утверждаю. Он устало прикрывает глаза, но голос ироничен.
– Да, Ася, я в курсе.
Как жаль, что я не умею лечить. Но, если уж поймала чужую боль, совсем ничего не сделать я не могу.
– У меня таблетки есть, хотите принесу?
– Не нужно. Это последствия вчерашнего допроса. Их лучше не лечить, само восстановится.
Сочувственно улыбаюсь.
– Ну вот, а еще меня грозились просканировать. Бедная ваша голова.
– Я трудоголик, – задирает породистый нос к потолку, но судя по напряженной шее, ему это дается непросто.
– Я уже поняла. Давайте хоть руками помну, мне это обычно помогает. Кровообращение улучшается, легче становится.
И, не дожидаясь ответа, захожу за спинку кресла, сразу запускаю руки в шикарные волосы, пока он не успел возразить. Мягко надавливая, методично проминаю пальцами всю поверхность головы, медленно массирую затылок и лоб, обхватываю двумя ладонями, сдавливаю виски, мну его, практически как тесто. По какому-то наитию прохожусь легкими касаниями над бровями, вдоль переносицы, вкручиваю большие пальцы в ямочки в основании шеи… И буквально чувствую, как эльф расслабляется, тает в моих руках, откидывая голову на спинку кресла. Распахивает огромные глазища, смотрит на меня непривычно открыто, с недоверчивым изумлением и благодарностью. Странно видеть его в таком ракурсе: сверху вниз и вверх ногами. Тянет поцеловать полные губы. Судя по соскальзывающему взгляду Сейшея, он думает о том же. Мы слишком близко, напряжение между нами почти осязаемо… Нет. Отстраняюсь, иду мыть руки. На кончиках пальцев есть ощущение плохой липкой энергии, сжигать ее, как Джорох, я не умею, а вот текущая вода должна бы помочь. В земной жизни помогала.
Когда я возвращаюсь в кабинет, Сейшей медленно прохаживается вдоль полупустых полок, рассматривая поближе то одну, то другую фигурку. Хмыкает на композицию «эльф, держащий за шкирку шося», осторожно трогает мать с младенцем, которую я притащила из своего мира.
– Как вы себя чувствуете?
– Теперь хорошо. Спасибо.
Не знаю, есть ли у меня право спрашивать… Но вроде бы меня это напрямую касается…
– Удалось что-то узнать вчера?
– Нет. Я выжег им мозги, но так и не получил ни ауры, ни голоса, ни запаха их нанимателя. Он явился голосом во сне, оплату оставил под дверью… Там следов тоже нет, как и на месте вашего с Михом пикника. Хорошо маскируется, стервец! – восхищение в его голосе сочетается с азартом охотника.
– Жаль.
– Да… Я так понимаю, ты собираешь игрушки для работы?
Киваю.
– А редкие тебя интересуют? Которые в Джарале не продаются? Гномские, например?
Это должно было случиться. Я могу сопротивляться открытому соблазнению. Меня нельзя подкупить дорогими подарками. Лесть или статус тоже неинтересны. Но фигурки для кабинета… Он нащупал мое слабое место. Все, что я могу, – это изобразить сдержанный интерес вместо рвущейся сейчас из меня страстной жажды обладания.
– Да, мне это было бы любопытно. Вы хотите подарить кабинету фигурку?
Читать бесплатно другие книги:
