Уровень. Война Мелан Вероника
– А ты знаешь?
– Нет. Я просто шла, шла по улице…
– Вот и все, что-то «просто» делали – спали, готовили, работали, стригли кусты. Нет системы. Нет ее – думаешь, я не пыталась найти? Ты шла по улице, я была дома – мир вздрогнул…
Ани-Ра отчетливо помнила этот момент – странный крен бытия, собственное падение и панический, почти животный страх.
– Я здесь уже больше месяца, а знаю не намного больше твоего, и уж точно не знаю «за что» – отчаялась понять. Как и все тут, училась стрелять, училась прятаться и выживать, а толку-то. Да, говорят, где-то есть портал – дойдешь до него, и выйдешь наружу. Но где? Как отыскать, куда двигаться, если тебе полметра пройти не дают, стреляют? Город на горизонте стоит, но никто не знает, что там. Солдаты? Юнитов на дороге к нему становится меньше – мы пытались в ту сторону двигаться, каждый раз возвращались назад, теряя провизию, вооружение, людей. Да и люди эти – не бойцы. Никто тут не боец.
Картина вырисовывалась не просто мрачная, зловещая. От никотина кружилась голова, хотелось закрыть лицо руками и запричитать, пожаловаться, раскачиваясь из стороны в сторону, на судьбу. Вот только кому жаловаться? Кому плакаться? И потому Ани сидела без движения, чувствуя, как немеют мышцы ног – слушала то, чего не желала слышать, а в голове прорисовывались все более неприглядные детали окружающего мира.
– У них хотя бы есть штаб, а у нас что? Перебежки с места на место – ни план составить, ни оружия собрать.
– Штаб? У них где-то есть штаб?
– Ходят слухи.
– Значит, кто-то этим всем управляет?
– А как же без управления? Но тебе-то что? Не дойдешь все равно.
Ани сжала зубы – злость придавала сил.
– Посмотрим.
– Прыткая ты. Упертая. Ногу подлатай к утру, а то вообще с места не сдвинемся.
Шумно втянутый воздух послужил ответом – подлатаю, мол. Не такая неженка.
Ивон лишь покачала головой.
– А мыться здесь где-то можно? Речки есть?
– Видела как-то одну, далеко отсюда. Карта нужна, девочка, карта. Без нее мы, как без рук. Хотя мы вообще без рук – как будто тут кто-то не желал их нам давать. Еда плохая, за каждую винтовку бьемся, спим без одеял. Как будто нас всех проучили за что-то. Прокляли.
Прокляли.
Последнее слово повисло в воздухе черным ореолом – оно давно пропитало здесь все: камни, бесплодную землю, обезвоженные стебли, покинутые дома.
Прокляли.
Ани перебирала пальцами комковатую сухую почву, слушала, как урчит измученный голодом желудок, и смотрела на противоположную сторону склона – на стреловидные, собравшиеся из мелких камушков, оползни.
– Может, и прокляли. Но мы еще живы… А если живы, будем биться.
Вместо ответа откуда-то с горизонта долетел грохот далекого взрыва. Ивон больше на нее – глупую, самонадеянную дуру не смотрела. Не воспринимала всерьез.
– Я – Ани, если что. – Ани-Ра тяжело поднялась с земли первой. – Вдруг пригодится.
Конец повествования.
«Объект» показался в районе шести вечера; к этому моменту Ани прокляла работу шпиона – невыносимо хотелось что-нибудь съесть и сходить облегчиться. И если для выполнения второго пункта в распоряжении были кусты соседского палисадника, то для первого пришлось бы сняться с места и покинуть точку наблюдения. Она идиотка, что не взяла еду с собой, а так же не подумала о приспособлении, в которое можно помочиться, не выходя из автомобиля. Такие существуют, она читала.
Ничего, в следующий раз будет умнее. Если он вообще понадобится – этот следующий раз.
Легкая футболка и штаны, летние мокасины, бодрая походка – Эльконто быстрым шагом направлялся от дома к машине.
Скорее-скорее! Оживший в руках скремблер затарахтел помехами. Притворяться беззаботной, читать журнал и одновременно управлять незнакомым гаджетом оказалось тяжело – Ани изо всех сил сосредоточилась; на висках и шее тут же выступил пот.
Давай, подходи, заводи машину… Это все, что требуется. Это быстро. Но «объект», как назло, притормозил у самой дверцы, когда сзади послышался собачий лай. Крупная лохматая собака с серовато-коричневой шерстью выскочила из-за деревьев, кинулась к хозяину и залилась басовитым недовольным гавканьем.
– Будешь дома, я сказал! Ты не со мной! Нет!
Пес подскочил к машине, уселся на асфальт и поскреб заднюю дверцу когтистой лапой.
– Барт! Не порти покрытие! Домой, я сказал!
Длинноухий питомец потряс головой и заскулил.
До этого момента Ани задумывалась о потенциальной женщине Эльконто, но никак не о питомце. Дом не жалко, машину не жалко, человека тоже. А вот собаку… Отпихивая эту мысль, Ани казалось, она отпихивает нищего от окон ресторана – неприятно, но надо.
– Давай. Быстро назад. В дом, я сказал!
Пес Барт послушался – неохотно поднялся и, ежесекундно оборачиваясь, побрел по дорожке к дому. Послушно тявкнул уже от самой двери.
– Да-да, защищай там.
Высокий человек с белой косичкой на затылке распахнул дверцу джипа и уселся внутрь; Ани напряглась. Трещал, выявляя одному ему известные сигналы, скремблер.
Давай же, давай… Осталось совсем чуть-чуть…
Как только взревел мотор черного внедорожника, на экране следящего прибора высветился ряд из цифр, а «рация» пикнула, сообщая о том, что код получен.
Получен.
Ани смотрела на экран размером в один на три сантиметра и не верила своим глазам.
Код. Заветная частота. Считана.
Теперь, как только она отправится во взрыватель, а бомба будет прикреплена к днищу, следующее заведение мотора станет последним.
Вновь быстро и почти радостно стучало сердце; сейчас в этих дворах царит аккуратное уютное лето: чистые дорожки, зеленые газоны, расслабленные беспечные люди. А скоро будут разбитые стекла, почерневший асфальт и куча искореженных деталей, среди которых распределятся ошметки обугленной человеческой плоти.
Все, как и должно быть.
Станет ли тогда спокойней? Станет? Будут ли сотни других жизней отмщены одной-единственной?
Выворачивая с обочины, Ани думала о том, найдутся ли среди обломков остатки того, что раньше было пушистой радостной собакой?
Грустно, если это будет так.
– Ну, посидел бы еще с нами! Там вторая серия осталась.
Они упрашивали хором.
– Не могу. Я итак, с вами просидел почти три часа. Еще эти… яйца… терпел на коленях.
Пушистые существа, сбившиеся у ног Клэр, смотрели на Эльконто одинаковыми золотистыми глазами – ему чудился во взгляде беззлобный упрек – мол, зря уходишь, могли бы еще поиграть после фильма. Ох уж эти Фурии…
– Они тебя любят!
– Юбим! Юбим! – Донеслось с пола.
– Да-да. Балдеть вы «юбите» и во что попало превращаться.[2]
Когда Бернарда – телепортер отряда специального назначения – смеялась, у него всегда теплело на сердце. Только она умела так улыбаться и так смотреть – тепло и с нежностью, и каждый раз, окутанному теплом этого взгляда, Эльконто казалось, что через ее серо-голубые глаза смотрят Ангелы – те самые, с крыльями, о которых некоторые писали в книгах, но которых никто и никогда не видел.
– Не могу. Рад бы, да не могу. Там Стив ждет.
Бернарда сдалась, ее долговязая подруга тоже.
– Ладно, тогда приходи к нам в следующий раз – Дина снова привезет Смешариков, посмотрим все вместе вторую серию. Хорошо хоть, торт успела допечь, сейчас принесу. И печенье тоже.
Клэр быстро исчезла в недрах дома.
Ночь утопала в треске цикад и монотонном поскрипывании сверчков – хорошая ночь, теплая – продолжение душевного вечера. Таких на памяти Эльконто было мало, и он ценил каждый.
Оставшись одни, они посмотрели друг на друга и, не сговариваясь, улыбнулись. Бернарда привалилась к косяку; часть Смешариков укатилась следом за Клэр на кухню, другая часть поехала искать Ганьку – местную кошку – безоговорочного фаворита в партнерстве для игр.
– Как там Барт?
– Нормально. – Дэйн сцепил пальцы в замок и вытянул перед собой руки – повращал ими в кистях. Затекшие плечи тоже требовали активности. – Учу его, когда есть время. Тренирую, дрессирую.
– Поддается?
– А куда он денется? Жрать любит так же, как и я. Приходится его потом гонять.
– Зато характером оказался хороший.
– Это да.
– Все перегрыз тебе уже?
Дэйн усмехнулся. Он до сих пор помнил, как увидел этого пса на одной из улиц другого мира, и ту минуту, когда вдруг решил забрать его с собой. Не окажись рядом Бернарды, Барт так и остался бы бродячим псом, питающимся из помоек. А теперь не бродяга, теперь это пушистая здоровая чудо-собака. Ну, грызет иногда плинтуса или пытается жевать обшивку кресел, но ведь все слушает, а, главное, слышит.
– Да я купил ему недавно деревяшек специальных и мячиков. Носится теперь с ними по всему дому – меньше стал жевать. К тому же по ушам получать не хочет – только цикну, он голову положит на лапы и глаза сделает виноватые. Хитрый, блин!
– Хитрый, да. Они все хитрые.
Они говорили ни о чем, и Эльконто поймал себя на мысли, что тонет в этой ночи. В этих городских сумерках, падающем от фонаря свете, в запахе растущих под окном цветов, в тепле, что, казалось, исходит от самих стен этого дома. Он за этим и приезжал сюда – напитаться, отдохнуть, побыть. Выкраивал вечер раз в неделю или две и, обязательно ворча и скрипя, словно старый пердун, соглашался на совместный просмотр какого-нибудь фильма – плевать какого. В такие моменты он никому бы не признался, что наслаждается всем: атмосферой гостиной, неспешно бродящей из комнаты в комнату рыжей кошкой, звучащими с дивана комментариями, домашним попкорном в вазочке, даже вечно лезущими на колени пушистиками наслаждается – ядрись они провались.
Его собственная гостиная слишком часто казалась молчаливой и тихой. Одинокой. Теперь в ней есть Барт.
Клэр вернулась с двумя пакетами; в ночной воздух тут же вплелся аромат корицы.
– Тут вам со Стиви торт. А еще круассаны – да-да, такие, как любит Дина, и твое печенье с орешками и шоколадной крошкой.
– Ты меня закормишь.
– Такого бугая закормишь!
– Нашла, тоже мне, бугая…
Двухметровый Эльконто смутился, а стоящая напротив темноволосая женщина рассмеялась – он до сих пор помнил, как она смущалась тогда, на вечеринке от его скабрезных шуток. Как выскользнула из-за стола, как укрылась на кухне, где и встретила повара Рена Декстера Антонио – свою судьбу. Хорошие времена – золотые времена.
– Ты приходи в следующий раз.
– Приду. Как же не приду, когда тут такое печенье.
И печенье, и забота, и искреннее внимание.
Попрощавшись, Эльконто зашагал к машине; ему в след кричали «Ака!» тонкие голоса Смешариков.
(Just Flex & Jazzamor – Way Back (Instrumental))
Дорога была в радость.
В салоне пахло ванильным кремом, ромом и горячим тестом круассанов. Торт покоился на заднем сиденье, а вот белый бумажный мешочек Эльконто положил рядом с собой, чтобы во время поездки изредка нырять туда рукой – нет ничего вкуснее печенья, когда оно не хрустит, а тает на языке, распадаясь в сладкую кашицу с вкраплениями из орехов и шоколада. Знает эта долговязая, как печь – зря Стив не приехал, опять остался в госпитале с солдатами.
Домой. Выгулять Барта. Поспать несколько часов, а посреди ночи снова в штаб – жизнь, замкнувшаяся в круг.
Иногда, происходящее казалось Дэйну несущимся из ниоткуда и в никуда поездом, а они – он сам и Стив – ступившими в вагон, да так и оставшимися в нем жить пассажирами. Бешеная скорость, грохочущие колеса, двухколесная полоса из рельсов, и все одно и то же: раненые солдаты, юниты, бесконечные бои, просчет стратегий, широкий экран перед столом с кнопочной панелью и снова солдаты.
Не заключенные, сосланные Комиссией отбывать пожизненное наказание, не бешеные звери, осужденные за особо тяжкие преступления – для Стивена они были просто людьми. С дырами в животах, рваными ногами, осколках в груди, шрамами на лице – он лечил всех. Потому что не вылечишь солдата, и он умрет «насовсем» – не вернется в нормальный мир, как «повстанец». Что хуже – быть повстанцем, гражданским лицом без навыков, закинутым на поле боевых действий с незнанием о том, что твоя кончина явится счастливым моментом возврата в Мир Уровней или же солдатом с четким осознанием, что смерть – это конец? Настоящий конец без права на второй шанс возродиться где-либо вообще. Вечное поле, ставшее жизнью, вечный бой за еще один никчемный и безрадостный день…
А Стив все лечит и лечит…
Черный внедорожник несся по ночным улицам спокойно и бесшумно; машин мало – дорога объездная. Плавно скользил по капоту и ветровому стеклу свет фонарей.
Любил ли Эльконто свою работу? Он задумывался об этом время от времени и всегда приходил к мысли, что любил собственное умение выполнять ее – координировать, просчитывать, следить, вмешиваться быстро и в срок, знал, как работать эту огромную машину под названием «Уровень: Война», работать без сбоев. Страшную, по сути, машину, но нужную, хотя до сих пор мало кто об этом догадывался. И если бы не набор некоторых недоступных многим знаний, Дэйн не взялся бы за эту работу, а так принял должность и, в общем-то, не роптал. Только уставал. От звуков взрывов, от крови, от синих мешков с телами в морге, а потому, иногда мечтал забыться – посидеть вот так на диване, пожевать попкорн, посмотреть смешной и не напрягающий мозги фильм – почувствовать себя не главнокомандующим, не руководителем уровня, где речь никогда не идет о жизни, но всегда о смерти, – и почувствовать себя обычным человеком.
Хороший получился вечер – теплый, ласковый, с душой.
Еще бы дома кто-то ждал, не только Барт.
Эльконто неторопливо разжевал половину печенья и через минуту свернул на ведущую к дому дорогу. От ворот тут же раздался знакомый радостный лай.
Спасибо, что есть хотя бы он.
Свой пес.
Ему бы спать, но сон не шел – виной всему служил тот снайперский выстрел.
Дэйн вернулся домой, поставил торт в холодильник, выгулял и накормил собаку, а теперь ворочался в собственной постели, слушал мирное дыхание лежащего на коврике у кровати пса и беспрестанно возвращался мыслями к тому дому, к той квартире, откуда раздался выстрел и к незнакомому (или знакомому?) человеку, держащему в руках винтовку.
Враг? Откуда вдруг появился враг и почему сейчас?
Часы на тумбочке показывали половину первого ночи; комнаты дремали, пропитавшись тишиной. Ему бы тоже спать…
Всех, на кого указывал Дрейк – начальник отряда специального назначения, они выкашивали, сметали подчистую. Врагов не оставалось. Друзья, партнеры, подельники? Кто мог обладать нужной информацией и необходимыми навыками, чтобы произвести почти удачное покушение? Являлся ли целью сам Дэйн? Или, может, отряд? Дрейк? Кому из них мстили?
Нет, Эльконто никогда не считал себя пушистым зайчиком – его руки всегда были в крови, но зачастую лишь в крови тех, кого убивали на «Войне». И их кровь настоящей кровью не считалась.
Еще тогда, в давние времена, он, помнится, спросил Начальника: «За что они умирают, Дрейк? За что так много, все до единого, без славы и цели?» И услышал ответ странный, потрясший его ответ:
– Никто из них не умирает, Дэйн. Каждый погибший просыпается наутро в собственной постели. Встает, завтракает и идет на работу. Они помнят «Войну», как сон, как жестокий и мрачный кошмар, который заставляет их взглянуть на собственную жизнь по-другому.
– Но зачем? Ведь для некоторых это не день и не два? Некоторые живут и воюют там месяцами.
Он до сих пор помнил, как легко и непринужденно в ответ пожал плечами Дрейк. Как улыбнулся почти с сожалением. Почти.
– А как еще мотивировать их к жизни? Как заставить проявить характер, сделать сильнее? Как помочь им осознать, что они способны на большее? Некоторые теряются, Дэйн, застревают в одной точке, перестают жить и начинают существовать. И тогда срабатывает автоматическая система, которая отправляет на «Войну». Тогда осуществляется переход. Потом бой. Новая жизнь. Другие эмоции. И пробуждение.
Тогда Эльконто долго молчал – не мог подыскать слов. Понимал, но какое-то время не принимал сказанное.
– Жестко, Дрейк.
– Да, жестко. – Лицо человека в серебристой форме осталось непроницаемым. – Но этот поход вдыхает в людей новую жизнь – заставляет их хотеть «жить», вдыхает новые силы.
– А солдаты?
– Солдаты – другое дело…
Да, «повстанцы» ненавидели Дэйна. Все. Каждый. И встреться он хотя бы с одним из них лицом к лицу, и моментально вспыхнула бы вражда – неумолимая жажда мести за каждую минуту, секунду, прожитую на Войне, и это было бы объяснимо. Вот только никто не возвращался. Эти люди умирали там – все до единого, чтобы проснуться в собственных постелях, чтобы вздрогнуть при мысли о кошмаре, что приходил к ним этой ночью, чтобы начать что-то с нуля, с новой страницы – переосмыслить, «задышать», ожить. Срабатывавшая в момент смерти временная петля, закидывала их в утро того же дня – дня «отправления», – так решил не он, так решила Комиссия, и жизнь для каждого начиналась заново, жажда мщения забывалась, как забывался и сам Дэйн.
Тогда откуда личный враг?
И почему прозвучал выстрел?
Ответа не находилось ни в пустых комнатах, ни в голове; мирно сопел у постели разметавший лапы по половику серо-коричневый пес.
Глава 3
В этот день она убила пятерых солдат. Сама.
Их обыскали, обнаружили рации – Ивон возликовала. Помимо раций с трупов сняли массу полезной мелочевки: пистолеты, ножи, гранаты, патроны, хорошие пояса, добротную обувь – ее забрали те, кто не побрезговал, и кому она подошла по размеру – старый Ким и долговязый Лиам.
Хорошо. Да, хорошо.
Ани, прикрытая со спины обломком бетонной стены с торчащими вбок железными прутьями, сидела на втором этаже разбитого дома, выскребала кончиком ножа из баночки «паштет» и мазала его на жесткий и пористый, похожий на одеревеневшую губку, хлеб. Нога почти зажила; новых ранений нет. Над далеким горизонтом догорал красно-желтый живописный закат – яркий, спокойный, с всполохами нежно розового и сиреневатого оттенков.
Красиво. Она и не знала, что здесь бывают такие закаты. Наверное, тот урод, кто создавал эту адскую дыру, вдруг по ошибке словил вирус вдохновения и случайно решил, что даже на Войне что-то должно радовать глаз. И оно радовало.
Но сильнее красоты заката в этот вечер Ани удивило другое – никогда в жизни она бы не подумала, что в этом странном месте, в этой новой жизни, можно от чего-либо ощутить удовлетворение, но теперь, сидя на бетонных перегородках серого пыльного дома, именно его она и испытывала.
А позже, сохранив случайно впорхнувшее в душу чувство, проснулась.
«Кожаная баба» приняла на руки заказ – взрыватель и скремблер – в десять утра. В семь вечера пообещала отдать. Поначалу кочевряжилась и втолковывала что-то насчет «завтра», но двести долларов сверху оказались убедительнее – баба удалилась в свою кладовку, а Ани на серую улицу – небо еще с ночи затянули облака.
Какое-то время она постояла на крыльце псевдоцветочного магазина, раздумывая, чем занять себя до вечера, но к единому выводу не пришла, и тогда, оглядевшись на потонувшие в белесой туманной мороси деревья и дома, зашагала к машине.
Поход в кинотеатр оказался неудачным – под недовольное ворчание и шепот Ани-Ра покинула зал на середине фильма – так и не смогла заставить мозг погрузиться в происходящие на экране события. Интрига, любовь, дурацкие диалоги, дурацкие чувства – все это для обычных жизней и обычных людей. Никчемные проблемы, надуманные ситуации, вымышленные эмоции и идиотские беспричинные волнения. Дерьмо. Съеденный попкорн отозвался в желудке болью – дерьмо номер два.
На улице мелко моросил дождь.
– Свежие газеты. Новости, события, объявления! Свежая пресса…
Мимо проехала крытая полиэтиленом тележка, толкаемая обутым в стоптанные кроссовки немолодым мужиком. – Газеты, покупаем газеты…
Ани не обратила на нее внимания.
После трех магазинов, кафе и похода по крытой, содержащей в себе десятки дверей, ведущих в художественные бутики, галерее, наконец, распогодилось.
Умаявшаяся бездельем, скукой и ощущением собственной непричастности к местам, по которым проходила, Ани, в конце концов, обнаружила себя сидящей на лавочке перед широкой дорогой-кольцом и фронтоном отеля «Левенталь».
Да, опасно, но что-то тянуло на это место – что-то невнятное и едва слышимое – далекий голос из другого мира, к которому она когда-то принадлежала. Взгляд, словно приклеенный, следил за всем, что происходило у центрального входа.
Вот остановился черный и блестящий лимузин, из него вышли двое – дама и кавалер. Сейчас им откроют двери, погрузят дорогие чемоданы на тележку, спросят, когда в следующий раз подать машину. Усатый, одетый в кепку с козырьком и логотипом отеля, Пьер (Ани почему-то хотелось думать, что сегодня у дверей стоит именно он), поклонится вошедшим гостям, поприветствует их заученной фразой «Добро пожаловать в Левенталь» и отточенным жестом укажет на стойку администрации. Забавно, Пьер никогда не повторялся с этой фразой дважды – помнил всех, кому произнес ее за день, и, чтобы не раздражать постояльцев, во второй раз лишь услужливо кланялся на выходе. На ее памяти он ни разу не ошибся – воистину феноменальная память.
Вот появилась и тележка для багажа. Кто за ней стоит? Бордовая униформа, черные брюки, какого цвета волосы? Ани-Ра напрягла зрение – может, это встреченный ей накануне рыжий Ленни? Жаль, что далеко, и отсюда не разглядеть. Жаль, но ближе не подойти…
Она бы так и сидела, наблюдая за входом в отель и не глядя на проходящих мимо людей, если бы ни двое парней, один из которых что-то обронил. Маленькое, пластиковое. Обронил случайно или намеренно?
В тот самый момент, когда Ани посмотрела вслед пешеходам, один из них оглянулся и усмехнулся – почти незаметно, вскользь, а через секунду раздался хлопок. Негромкий взрыв, звука которого хватило для того, чтобы Ани-Ра, не успев даже подумать, моментально взметнулась с места и перемахнула за спинку скамейку. Скукожилась, стоя коленями на земле, свернулась пружиной и тяжело задышала; намокли рукава и ладони, сердце загрохотало в ушах и горле.
Раздался дружный, сдвоенный хохот. Не хохот даже, идиотский, без намека на интеллект, ржач. Посмотри, мол, какая пугливая девка – схоронилась за скамейкой от звука обычной петарды. Вот, дура!
Ани медленно разогнулась, уперлась пятками в землю, злясь на грязные колени, поднялась – парни были уже метрах в двадцати – шли мимо очередной лавочки, на которой сидела пожилая женщина. Вновь оброненный предмет, секунда, хлопок. Женщина вскочила с места и прижала руку к груди, а после заругалась напугано и зло; с дерева вспорхнули вороны. Парни, удаляясь, ржали.
Ани сузила глаза. Собственное сердце все еще билось нервно и глухо, в крови, затмевая разум, бурлил заряженный злостью адреналин. Суки, поганые сволочи…
Не успев обдумать, что и зачем делает, она рванула следом так быстро, что закололо в боку – замелькали, расталкивая воздух и капельки в лужах, подошвы выстиранной накануне обуви. Сволочи… Ублюдки. Безмозглые твари…
Тому, что обернулся на топот первым, она зарядила прямо в челюсть – с размаху, с винтовой раскрутки кулака – обладатель прыщавой рожи рухнул на асфальт, не успев вскрикнуть. А второго – того, который выставил вперед руки и попытался что-то заорать, она прицельно пнула в колено. Под синими джинсами раздался хруст костей.
За спиной снова закричала женщина.
– Уже успела подраться. Надо же…
От цепкого взгляда женщины-подельника, несмотря на полутьму каморки, не укрылся разбитый кулак.
– Ты надрала жопу или тебе?
– Я. – Зачем-то пояснила Ани, хотя хозяйка квартиры наверняка обо всем догадалась сама – других ссадин, кроме поврежденной конечности, не наблюдалось.
– Тогда хорошо. – Прозвучало удовлетворенно, будто порадовался, изменившемуся в пользу любимой футбольной команды, счету спортивный комментатор. – Все, можешь забирать устройство – готово. Пришлось из-за тебя пропустить шоу Уилли…
В памяти колыхнулось: Уилли Байрон, телевизионная программа, шоу, в котором стравливают две противоположные стороны, разжигая разномастные конфликты – редкостная гадость.
– Как можно такое смотреть? Там все время орут…
– Да, орут, смешные такие. С кулаками друг на друга кидаются, мы с Биби делаем ставки на победителя.
Ани презрительно скривилась; спрашивать о том, кто такая Биби не имело смысла. Они и с «кожаной» бабой после этой встречи навряд ли увидятся.
– Гаджет твой стоит на предохранителе пока – вот переключатель, видишь? Не смести случайно, а то взлетишь вместе со своим пластидом, не дойдя до машины дружка, если тот вдруг решит завести мотор. – Раздался гнусный смешок. – Работай ночью и работай тихо. Я тебе в качестве подарка положила в пакет клеевую массу – чего сама намешивать будешь? Ее, сама знаешь, на обратную сторону наложишь, и к крутящему элементу – на ось или рулевое управление. Или под движок.
Сказать спасибо? Может, еще обнять «коллегу» за проявленное участие и выдачу «бонусных» советов? Чтобы не грубить без надобности, Ани промолчала. Коротко и скупо кивнула, положила аккуратно упакованный в тонкую пленку взрыватель в нагрудный карман ветровки и развернулась, чтобы уйти.
– Ты, это, слышь? Только рядом с моим магазином не закладывай. Он мне еще пригодится.
– Цветы хорошо продаются?
– Не продаются, но пахнут. А это я люблю.
– Ну, тогда не буду.
Квартиру Ани-Ра покинула со смешанным чувством сожаления и облегчения, похожим на то, какое возникает при выходе из палаты неизлечимо больного, но при этом довольного жизнью, человека.
Ночь тянулась бесконечно.
Нет ничего хуже, чем вооружившись вилами, собравшись, наконец, силами и смотивировав разум, стоять у крыльца дома с наклеенной на двери запиской «Я ушел в гости». Глупое чувство, тупое положение и ощущение тонкой издевки сверху – мол, давай-давай, а все цепочки сложились так, что твои планы в жизнь не воплотятся.
Джипа на подъездной дорожке не было. Ни в одиннадцать вечера, ни в полночь, ни в час ночи. Не появился он и к двум.
Ани медленно испытывала на себе все круги ада – один изощренней другого: сначала изо всех сил боролась с дискомфортом при мысли о бомбе в собственной машине, никак не могла забыть о ней, ежесекундно ощущала лежащий под пассажирским сиденьем злосчастный предмет всеми клеточками кожи. Сидеть рядом с пластидом, в который воткнут взрыватель (пусть даже на предохранителе), все равно, что свесить ноги с пятикилометрового обрыва и периодически ерзать на треснувшем камне попой, проверяя, отвалится или нет? Нет, не отвалился, надо поерзать еще… Рядом, наверняка стояла и ухмылялась смерть – Ани казалось, что обернувшись, можно увидеть ее размытый темный силуэт. И потому не оборачивалась.
На втором часу ожидания тревога стихла – кончились силы, и резко, будто подкараулив правильный момент, навалилась усталость – сидеть с открытыми веками стало невмоготу. Ани пыталась слушать радио, но то усыпляло лучше всякой колыбельной, пыталась перебирать в памяти хорошие события, но на ум то и дело лезли плохие, щелкала себя по кончику носу, чтобы взбодриться, но и это не помогало.
Где проклятый Эльконто? Где его носит? Где? Ей нужна всего минута, чтобы подобраться к автомобилю, перещелкнуть выключатель из положения «выкл» в положение «вкл» и свалить отсюда. Вот только для начала ей нужен сам автомобиль – треклятый черный джип.
Что за ночь? Что за неудача?
К четырем часа утра собственные веки казались цементными мешками на худеньких дрожащих плечах – проще просесть в коленях и дать осесть всей конструкции, нежели удерживать ее на жалких резервах истощившейся воли.
Не спать, не спать, не спать.
Но как тихо и сладко спал вокруг район – ни одно окно не светится, в спальнях уютная полутьма, под одеялами тепло. Руки и ноги разметаны по мягким матрасам, под пальцами простыни, под головами подушки, носы сопят мелодию ночи… Им завтра не вставать спозаранку… Вкусный завтрак, утренние новости, взошедшее золотое солнце – это все позже, а пока можно поспать. Ведь это так вкусно, так сладко, когда тело расслабленно, когда можно перевернуться на спину, на бок, на живот и снова на бок, подтянуть подушку под щеку, устроиться поудобней и, не пробуждаясь, вновь провалиться в мягкую постельную негу.
К пяти часам утра, так и не дождавшись джипа, Ани уснула – проснулась в половине девятого, когда вместо едва забрезжившего рассвета, вокруг ярко светило солнце, по дорожке – бодрые и деловые – сновали люди, поливались дворниками клумбы и выгуливались хозяевами собаки.
Черт…
Мотор серого седана завелся со второй попытки. Бросив в зеркало короткий взгляд, Ани-Ра крякнула от разочарования – внедорожник Эльконто так и не появился – и вывернула на соседнюю улицу, чтобы влиться в оживший на проспекте машинный поток.
В четырех стенах ее постоянно терзало чувство безделья – собственной бесполезности и непричастности к нужным событиям, и оттого проснувшаяся в следующий раз уже около полудня она позавтракала и почти моментально сбежала на улицу. Гулять, ходить, опять проводить бесконечно тянущиеся дневные часы в ожидании вечера – завернувшийся в змеиное кольцо жизненный план.
Ани злилась.
Раздражало яркое теплое солнце, улыбки прохожих, безмятежность проезжавших по привычным маршрутам желтых автобусов, играющая из дверей кафе музыка – она должна довершить начатое. Довершить, убедиться, что Эльконто мертв, и уже тогда успокоиться. Иначе не жизнь, а пытка. К трем часам дня на Лингтон драйв ей случайно попалась на глаза доска объявлений с разноцветными листовками и рекламными проспектами с отлепившимися краями; трепетали на ветру наполовину оборванные «язычки». Из всей массы напечатанных букв глаза выхватили строчки:
«Психологическая помощь при депрессиях. Лечение. Консультация профессионала. Недорого».
Сама не зная зачем, Ани оторвала всю листовку целиком и спрятала ее в карман.
(Lara Fabian – Adagio (English))
Может, так действовали выпуклые корешки стоящих на полке умных книг? Или медленно покачивающийся на бежевом деревянном столе небольшой хромированный маятник? Или же песочные часы, которые давно никто не переворачивал, будто указывая на факт неспешности, наличия неограниченного количества времени, которого хватит на все – на то, чтобы выслушать, разобраться в ситуации, понять и помочь.
Ани-Ра не знала, что именно так действовало – мягкая софа, спокойный взгляд темных женских глаз или же успокаивающая игра солнечных лучей на ковре, но в этом кабинете действительно хотелось говорить.
И она говорила, говорила и говорила, и все никак не могла успокоиться – перебивала саму себя, захлебывалась эмоциями и выдавала все новые порции путаной, порой бессвязной речи.
– …Все изменилось тогда, когда мы нашли карту – ту самую карту, понимаете? Не бумажную, как мы поначалу искали, а электронную. Странный предмет с экраном, и на нем было видно все – местонахождение солдат, рельеф местности и юниты. ЮНИТЫ! Получается, эти сволочи, всегда знали, куда мы движемся и попросту отстреливали, как скот. А теперь о юнитах знали не только они, но и МЫ! Вы представляете, как много это для нас значило? И тогда, именно тогда, все изменилось… Вам не понять, да? Но это было важно, поверьте. Из обычной кучи «повстанцев» мы превратились в настоящий боевой отряд с оружием, стратегией, планами – мы уже могли противостоять, понимаете? Противостоять!
Руки тряслись так сильно, что небольшую фарфоровую чашку с чаем пришлось отставить на широкий деревянный подлокотник софы.
– И Ивон, стала замечать меня, принимать за свою, мы стали вместе просчитывать действия на завтрашний день, планировать набеги, думать о том, как добраться до противоположной стороны Уровня…
– Зачем?
– Чтобы найти портал.
У сидящей напротив женщины был удивительно мягкий голос – правильный, глубокий, поощряющий продолжать повествование. Темная кожа, черные кудрявые волосы и ровная, идеально отглаженная блузка, цвета морской волны. Пальцы, с накрашенными бордовым лаком ногтями, изредка вздрагивали, когда сцепленные в замок руки сдвигались на сантиметр или два в сторону.
Ани-Ра, не замечая ни деталей, ни обстановки, тонула в воспоминаниях:
– Мы очень долго шли вместе… Отряд вырос до тринадцати человек. А потом…
Ее голос вдруг прервался; в кабинете повисла тишина; на столе равномерно мотался из стороны в сторону маятник.
– А потом?
– Ивон погибла потом. Попала в засаду, и я не успела ее вытащить. Нет, успела, но не вовремя, поздно… – Слова казались куцыми, незаполненными смыслом, не умеющими передать тяжесть сожаления. – Я не успела.
Сердце вновь, как и тогда, стучало в горле.
– Я держала ее той ночью на коленях, умирающую. Руки в крови, ее крови. Она замолчала перед рассветом, а я все гладила и гладила ее голову, плечи, куртку. Она остыла у меня на руках.