Триумф «попаданцев». Стать Бонапартом! Романов Александр
Запись третья.
Собственно про Наполеона.
Ну, общие сведения в основном стандартные: родился на Корсике. Дворянин… Сведения о ранних детских годах скудные — что неудивительно: «Кому был нужен Робин?» А те, что есть… Ну кому интересно, что в целях обучения его хорошему поведению мать отдала малолетнего Наполеона в школу для девочек? И он там, судя по всему, превосходно себя чувствовал. Да, мне доводилось слышать версию, что Наполеон был девочкой, но стоит ли анализировать клинические случаи?
В 1778 году вместе со старшим братом Жозефом был помещен в колледж в городе Отене. Но там пробыл только три месяца, чтобы научиться говорить по-французски, после чего (так как, видимо, научился, хотя и успел заслужить от соучеников кличку Paille-au-nez: если буквально перевести на русский, то солома-в-нос. В принципе, можно ассоциировать с Чучелом, но тут, скорей, обычное детское коверкание имени ради насмешки: просто изуродовали само слово «наполеон», вывернув его наизнанку…) был отправлен в Бриеннскую военную школу, в которой проучился до 1784 года — пять лет, полный курс. Интересно отметить, что хотя, как ранее упоминалось, в школе он якобы был таким же нелюдимым и раздражительным, как и дома, тем не менее есть и другие отзывы: к старшим классам курсант Бонапарт вполне сошелся с однокашниками и даже якобы был у них признанным лидером. А совсем уж неожиданно смотрится аттестация, данная ему одним из инспекторов военных училищ в восемьдесят втором или в восемьдесят первом году: «Мсье де Буонапарте (Наполеон) родился 15 августа 1769 г. Рост: четыре фута, десять дюймов, десять линий. Физическое состояние: превосходное. Характер: послушный (!), честный и признательный. Поведение — безукоризненное. Отличается прилежанием к математике. В истории и географии хорошо успевает. Будет превосходным морским офицером. Заслуживает принятия в военное училище в Париже». Замкнутый, угрюмый мальчик… В общем, именно в военное училище в Париже он и был переведен в 84-м.
Да не просто училище. А «Htel du Champ de Mars»… Как бы, если с нашими российскими аналогами сравнивать — Пажеский корпус. То есть учебное заведение для высшей аристократии. Наполеон и там неплохо себя показал. Но, к сожалению, проучился он в этом заведении недолго: в 1785 году умер Карло Бонапарте, и Наполеон решил взять на себя заботу о семье. С каковой целью добился досрочной сдачи экзаменов и выпуска в полк лейтенантом.
Собственно, это почти все.
Разве что кое-какие моменты стоит выделить отдельно.
А именно:
«Наставником» (из старших кадетов, по традиции школы) в Бриенне у Бонапарта был Пишегрю — тот самый, который сейчас генерал… Правда, непонятно, что данный факт может нам дать.
И там же, в Бриенне, Наполеон обзавелся другом. Неким Луи-Антуан-Фовеле де Бурьеном (эта фамилия упоминается Тарле в описании последующих событий. Надо сказать, не очень внятно…). Подружились они на почве математики: Бурьен был единственным среди курсантов, чьи способности оказались сопоставимы с наполеоновскими. Явно надлежит взять в разработку. Сейчас он, кстати (согласно все тому же Тарле), должен быть вместе с Наполеоном в Париже.
В Парижской же школе Наполеон вроде как сдружился с неким де Мазисом, бывшим там его «наставником» (по тому же принципу, что и в Бриенне. Но после революции тот эмигрировал и в качестве объекта разработки интереса не представляет…)
Еще, пожалуй, следует отметить, что в Бриенне учителем математики был Монж — известный ныне математик и деятель Французской революции (хотя, по другим отзывам, — его брат… Кому верить?). А в Парижской школе преподавал Лаплас, также отметивший способности курсанта. Но, опять же, — что это нам дает?
Для прохождения службы Наполеон угодил в полк «La Fre», расквартированный в Валансе. Как ни странно, ничего внятного об этом периоде информаторы Падре сообщить не смогли. Ну — полк один из лучших… Ну да, там служил Наполеон Бонапарт. Да, неплохо себя зарекомендовал. А более ничего нет. Обычный молодой офицер. Такой же, как все… Вот что значит — не быть еще великим человеком! Кому ты интересен? «В деревне парень был рожден…»
Разве упоминание, что именно там фигурант страстно увлекся трудами Руссо, имевшимися в книжной лавке по соседству с его квартирой.
В 86-м полк участвовал в подавлении восстания ткачей в Лионе, но никаких подробностей касательно Наполеона по этому делу нет.
А осенью Наполеон получил полугодичный отпуск и уехал на Корсику.
Откуда вернулся только через два года (что само по себе нечрезвычайно: традиция продлевать отпуска по семейным обстоятельствам либо по состоянию здоровья была широко распространена). Правда, успев в промежутке побывать в Париже по делам семьи. Дойдя в этом деле даже до министра финансов. Но толком ничего не добился. Кстати — речь шла о той самой школе шелководства… По наследству доставшейся Наполеону от родителя. И что, спрашивается, имел в виду Тарле под словами «привел в рентабельное состояние»? Впрочем, полученная информация тоже полнотой не отличается…
Летом 1788-го Наполеон вернулся, наконец, в полк, который как раз к тому времени был расквартирован в Оксоне (это, кстати, в Бургундии — удалось все же выяснить). И здесь, как ни странно, — тоже никаких особых сведений о нем не поступило. Разве что Бонапарт очень усиленно занимался артиллерийскими науками, пользуясь базой размещенной в Оксоне артиллерийской школы, и для всего лишь лейтенанта добился значительных успехов и зависти даже от старших сослуживцев.
Один раз у него едва не дошло до дуэли с соседом-офицером, квартировавшим этажом выше, — по причине того, что сосед постоянно играл на валторне (ну почти: «В нашем доме поселился замечательный сосед…»). Только вмешательство офицерского собрания разрулило инцидент. Важно ли для нас это?
Еще многие отмечают, что этот период жизни был у Бонапарта самым тяжелым: в описании его одежды появляется слово «неряшливая». Тем не менее, по многим свидетельствам, молодой лейтенант вполне регулярно вращался в местном высшем свете и пользовался определенным успехом — даже танцевал. И как тогда понимать: «Совершенно был лишен возможности появляться в обществе…»? Вот и верь после этого историкам…
Между тем шел 1789 год.
И во Франции стала начинаться революция…
Впрочем, поначалу-то ее приняли за бунт. В частности, в Бургундии весной местами начались беспорядки в связи с ростом цен на хлеб. Было убито несколько хлеботорговцев. Для наведения порядка были задействованы силы полка «Ла Фер». И здесь, пожалуй, Бонапарт впервые проявил себя в деле. Если так можно сказать… По стечению обстоятельств (командир подразделения капитан Гозьер был назначен куда-то в другое место, а другие старшие офицеры кто в отпуске, кто еще где…) командовать воинской командой, посланной в городок Серр, был назначен Наполеон. И не подкачал. Когда на городском ынке собралась возбужденная толпа, вознамерившаяся устроить торговцам веселую жизнь, лейтенант Бонапарте вывел своих солдат под барабанный бой. Скомандовал целиться, а потом обратился к толпе: «Граждане, я имею приказание стрелять только в негодяев, порядочные люди пусть скорее уйдут!» Как ни странно, это прекрасно подействовало: все порядочные люди моментально разбежались, и на площади не осталось ни одного негодяя. Так что даже и стрелять не пришлось… Все были очень довольны. Правда, потом случай пострелять все же выдался. Причем — непосредственно в Оксоне, где тоже вспыхнули волнения пару месяцев спустя, в мае. Но наш герой и там справился успешно. Так что у Наполеона, пожалуй, имелись кое-какие реальные предпосылки к критике короля во время знаменитого «похода на Тюильри»: «Смести пушками 500–600 человек — остальные разбежались бы!» Кстати: это как раз сейчас в Париже и происходит… Проклятая техническая отсталость! Увы, в Париже никого столь же решительного не нашлось. Точнее, нашлись — но с другой стороны… 14 июля 1789 года восставший народ штурмом взял Бастилию, освободив семь содержавшихся там заключенных. И над Францией повеял ветер свободы…
В частности, в Оксоне это выразилось в том, что солдаты полка «Ла Фер» — только что успешно подавившие беспорядки — сами взбунтовались. Силой отобрали у полковника полковую кассу и гульнули не хуже русских на халяву. Впрочем, в тот момент по всей Франции творилось то же самое. Плюс восстания крестьян, спешивших самостоятельно решить вопрос о справедливости, не дожидаясь постановления из столицы… После чего 4 августа аристократия и духовенство отказались от своих феодальных прав. Что вызвало новый всплеск революционного энтузиазма. Вылившийся 23 августа в принятии полком «Ла Фер» присяги Национальному Собранию — вслед за остальными войсками. В общем, оторвались не по-детски… Правда, Бонапарта на тот момент в полку уже не было. Девятого августа он ушел в отпуск по состоянию здоровья. И уехал на Корсику. Ему исполнилось ровно двадцать лет.
Информация о событиях на Корсике тоже не самая полная. Впрочем, это понятно — сообщение с островом достаточно затрудненное. Но если говорить в общем плане, то происходившее там больше всего ассоциируется с шизофренией. Корсиканцы — столько лет непреклонно боровшиеся за свободу (в том числе и от французов) — внезапно точно сошли с ума. И практически все как один увидели свет этой самой свободы в присоединении к Франции! Только решить никак не могли: быть ли им под властью королевской администрации или же избрать собственное Национальное Собрание. И даже вернувшийся из эмиграции Паоли (а он ехал два месяца торжественно через Францию, произнося благодарственные речи перед Конвентом и Королем (!) оказался стоящим на той же самой позиции. Как сам он выразился в своем выступлении перед Конвентом: «Вся моя жизнь была непрестанной присягой только свободе! Кажется, будто я принес ее Конституции, созданной вами. Теперь мне остается только принести ее нации, которая меня приняла, и также и монарху, которому я принес свою благодарность!» На что ему не менее вразумительно ответил сам Робеспьер: «Да, было время, когда мы старались подавить свободу… Но нет! В этом преступлении повинен лишь деспотизм. Французская нация исправила свою ошибку!.. Благородный гражданин, вы защищали свою свободу в то время, когда мы еще не решались о ней думать!» Что называется — «аффтары жжут напалмом!»
В этом дурдоме Наполеон отличился на уровне самых мощных пациентов. Не успев толком ступить на берег с борта корабля, он тут же обрушился на своих соотечественников с обвинением, что они еще ничего не предприняли для своей независимости, между тем как во Франции, во всех городах, образовались уже комитеты для защиты народа и его интересов. И без промедления принялся раздавать всем встречающим… трехцветные кокарды. Ну кто скажет, что это не шизофрения? Дальше — больше… Развернув бешеную агитацию, Наполеон с помощью братьев (Жозефа и Люсьена) и родственников (мы ведь помним, что из себя представляет общество Корсики) сколотил мощную партию «патриотов», противопоставившую себя партии «роялистов». Причем и те и другие были за присоединение к Франции! Но и это еще не все. Декларативно заявив: «Если чиновники присваивают себе власть, противоречащую законам, если депутаты, не будучи на то уполномочены, от имени народа говорят против воли его, то гражданам позволено собраться, протестовать и оказать сопротивление гнету!» — Бонапарт вопреки запрету властей создал народную милицию и, опираясь на ее вооруженную силу, захватил столицу острова — Бастию — и в результате этих действий извещенное о них Национальное Собрание приняло постановление, что остров Корсика является частью французского государства!.. По-моему, театр абсурда… Причем все это он проделал еще до приезда Паоли…
С Паоли же у Бонапарта, по дошедшим отзывам, не возникло никаких вообще разногласий — так что непонятно, что имел в виду Тарле. Наоборот: Наполеон показал себя ярым сторонником Паоли и даже блестяще защищал его от нападок роялистов. А Жозеф Бонапарт вообще стал президентом округа Аяччо… Вот и верь после этого историкам. Или — это наше появление вносит искажения в исторические события? Или мир этот не совсем наш? Жаль, полномасштабной статистики для сравнения у нас нет…
Во всяком случае, когда Наполеон в конце девяностого года решил вернуться во Францию, ни о каких проблемах для него на Корсике не было и речи. Просто, по сообщениям информаторов, ему не продлили в этот раз отпуск, и таким образом ему грозила опасность оказаться дезертиром. Так как отсутствовал он опять почти полтора года…
С собой Наполеон привез младшего брата Луи. По некоторым данным, он собирался пристроить его в Бриеннскую школу. Но добиться вакансии не удалось, и Бонапарт, не размышляя долго, просто поселил его у себя в полку и занялся его воспитанием и обучением лично. Причем, как сообщают информаторы, с такой суровостью, что двенадцатилетнего Луи жалели все окружающие. Что, впрочем, не производило никакого впечатления на Наполеона — он продолжал свои усилия без всякого ослабления. Мотивируя это тем, что, как он объяснял: «Луи, безусловно, будет лучшим из нас четверых! Ведь никто из нас не получал такого хорошего воспитания, как он!» Впрочем, в тот момент он вообще, по отзывам, исповедовал крайне радикальные философские взгляды на жизнь. В частности, решительно отрицал любовь и открыто мечтал, чтобы какая-нибудь добрая фея освободила бы человечество от этого явления… При этом он, как уже упоминалось ранее, зачастую обедал одним куском хлеба. Работал по пятнадцать часов в сутки, спал очень мало и занимался среди солдат политическим просвещением: читал им газеты и разъяснял политику партии и правительства…
В июне его произвели в старшие лейтенанты и перевели в четвертый Гренобльский артиллерийский полк, расквартированный в Валансе — месте, ему уже знакомом. И буквально чуть не по приезде он был избран там секретарем и библиотекарем Клуба общества друзей Конституции, где всех покорил своими речами. Причем пыл его революционного энтузиазма был таков, что командир полка даже жаловался военному министру на «опасного, несдержанного офицера-якобинца» (странно: Тарле почему-то утверждает, что Наполеон отличался редким косноязычием и речей произносить не умел…). Похоже, что у Бонапарта попросту сорвало крышу на революционной почве. Хотя, с другой стороны, некоторые информаторы отмечают, что в тот период в связи с попыткой бегства короля и полным переподчинением армии Национальному Собранию и принесением по этому поводу новой присяги в полку резко усилилась эмиграция и стало резко не хватать офицеров. И таким образом у Наполеона — как активного революционера — был шанс попросту продвинуться по службе для получения более высокооплачиваемой должности. Так ли это — сказать затруднительно… Тогда же, кстати, Наполеон участвует в конкурсе Лионской академии на тему: «Описание чувств, которые должны быть преимущественно вселяемы в людей для их счастья», написав и отправив соответствующий трактат — но результаты информатору неизвестны… И тогда же, что любопытно, развивал идеи о том, что войны в ближайшее время не будет. И решительно на этом настаивал. Для военного гения, отметим, очень странная позиция — тем более что до войны оставались буквально считаные недели: армия генерала Дюмурье уже поперла через северную границу…
Но при этом — практически одновременно! — Наполеон подал военному министру докладную записку о необходимости вооружения Национальной гвардии Корсики артиллерией, где недвусмысленно выразил желание лично заняться этим вопросом. Как ни странно, докладная имела некоторые последствия: под это дело Бонапарт умудрился получить трехмесячный отпуск и уехать домой буквально за несколько дней перед тем, как военное министерство издало приказ о том, что в связи с началом войны с Австрией все отпуска запрещены.
В дальнейшем же, вообще, складывается впечатление, что Наполеон вознамерился порвать с Францией. В частности он не вернулся в полк по истечении отведенного ему отпуска. А что было еще хуже, он откровенно игнорировал устроенный в январе 1792 года общий смотр войск по поводу войны с Австрией. Каковой поступок автоматически ведет к исключению офицера из армии. Но Бонапарта это, похоже, совершенно не заботило. Он остается на Корсике и ведет усиленную борьбу за получение должности командира Национальной гвардии, выборы на которую должны были состояться весной текущего (т. е. этого, 1792-го) года.
И вот незадача: именно тут присланная корреспондентами Падре информация заканчивается: до них просто еще не успели дойти вести с Корсики. Как говорится, на самом интересном месте!
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
Трудно быть Бонапартом
Пить, курить и говорить по-русски я начал одновременно.
Наполеон Бонапарт
ГЛАВА ПЕРВАЯ
Зима в Париже
Л. Дербенев, «Смоленский мальчишка»
- «Сейчас по Нью-Йорку холодному,
- А может быть, по Лондону,
- А может, по Мюнхену бродит он,
- Смоленский мальчишка Иван!»
Знаете ли вы, что такое зима в Париже?
Нет — вы не знаете парижскую зиму!..
Сопли и слякоть — вот что это такое. Сверху падает какая-то мокрая дрянь, снизу хлюпает мокрая грязь… А посередине хлюпают сопли в носу… А иногда все это еще и замерзает ледяной коркой.
И еще ветер… В кривых парижских закоулках он дует, кажется, даже когда стоит штиль. Причем со всех сторон сразу. Неожиданно набрасывается из-за углов, обрушивается с крыш, в относительно прямых переулках завывает, как в аэродинамической трубе…
Вечером и ночью город вообще превращается в какой-то лабиринт… Бесформенное нагромождение каменных плит, углов, нависающих верхних этажей с черными провалами окон, едва освещенными огнями свечей (да и то далеко не везде). В темноте вдоль стен крадутся невнятные тени — то ли собаки, то ли бандиты, то ли вовсе невесть кто, а может, и вполне добропорядочные обыватели, всего лишь вынужденные поздно возвращаться домой. Поди разбери…
На площадях и пустырях горят костры. Чтобы дать возможность согреться бездомным. Очень странно — в разномастные обноски — одетые люди жмутся к огню: мужчины, женщины, дети… С не менее странно одинаковыми лицами — угрюмыми, обезображенными нуждой… Откуда они, кто они? Не спрашивай, если не хочешь услышать в ответ то, что тебе не понравится. Или вовсе ничего не успеть услышать кроме звука ножа, входящего в твою плоть… Опасно ходить по Парижу ночью в год от Рождения Христова одна тысяча семьсот девяносто четвертый. От начала же Великой революции — третий…
И тут же рядом, в богатых кварталах, но словно в каком-то параллельном мире, в альтернативной истории веселый смех. Свет в ресторанах, музыка, рукоплескания в театрах, балы до утра с шампанским и оркестрами в роскошных особняках. Очаровательные женщины, по недавно вошедшей в употребление античной моде одетые в туники из прозрачного муслина, разъезжающие в богато убранных каретах и фиакрах… Утонченные разговоры в светских салонах… Райская жизнь! Откуда это все? А оттуда же — от Революции. Это победивший народ потребляет завоеванные блага через своих представителей. Кому, как известно, — война, а кому — мать родна… Из получивших право бесконтрольно распоряжаться огромными государственными деньгами — редкий человек не удержится, чтобы не откусить кусочек… Много ведь — не убудет! Если был ты до того всего лишь каким-нибудь адвокатом или простым капитаном в отставке — какой аппетит ты нагулял за предыдущую небогатую жизнь!.. А во время еды аппетит, известное дело, имеет тенденцию к увеличению… Вот и сносит крышу у дорвавшихся до БОЛЬШИХ попилов и откатов: а ну, еще давай! А куда бешеные деньги тратить? Тоже ясно — на то, чего раньше не хватало: на пропой да на баб…
Так всегда было — во всех странах и во все времена. И при Робеспьере — при страшном Терроре — тоже было. Только не столь откровенно. Не любил этого Робеспьер. Потому и не высовывались. А сейчас — радость: Кровавое Чудовище прикончили! И не давит больше никому в Конвенте и комитетах душу круглосуточный страх: на кого сегодня обрушится с обвинением Неподкупный? Несмертельно стало быть депутатом или членом правительства. Вот и гуляет народ — живы, слава тебе, отмененный господи!..
А еще мода распространилась среди богатой молодежи… Одеваться в вычурные одежды цветов королевского дома, носить несуразные прически «жертва» и «висельник» — как убирали волосы у приговоренных к казни: затылок выбрит, а по бокам космы — и душиться мускусом, как это было популярно при последнем короле. От этого и название — «мускадены». Их не так уж и много — не более нескольких тысяч. Но им не надо корячиться за корку хлеба. У них вдоволь еды, вина и одежды. И свободного времени. Поэтому они могут позволить себе сидеть в кофейнях у Пале-Рояль. И рассуждать о необходимости возвращения нормальной власти.
А еще они могут — драться с санкюлотами. Вид этих щеголей нелеп до смешного, но сами они отнюдь далеко не смешны. Особенно их залитые свинцом суковатые палки. Используемые в качестве решающего аргумента в политических спорах. За прошедшее с девятого термидора время они немало успели. Например, вытеснить санкюлотов с улиц в их предместья. Дабы видом своим глаз приличной публики не оскверняли. Разогнать Якобинский клуб. Сейчас подбираются к тому, чтобы выкинуть из Пантеона тело «друга народа» Марата. Не дай бог прохожему появиться перед ними во фригийском колпаке. Или показаться в их глазах якобинцем — как их теперь называют «террористом» — вполне могут и забить насмерть. И даже картавят все как один по простой причине — ненавидят букву «эр», потому что с нее начинается слово «революция». И воротнички у них черные, потому что траур по убиенному Людовику XVI.
Как сказали бы в другой стране и в другом от нынешнего времени, тенденция, однако…
Мимо всего этого паноптикума, по осклизлым булыжникам мостовых тащится худой коротышка с запавшими щеками, в драной шинели и заношенной треуголке… Смешно: так и не собрался завести себе новый мундир… И все остальное. Да и когда было? Зато теперь хорошо: ничем не отличается от толпы прочих бомжей на улицах столицы революционной Франции — не стыдно выйти из дома…
По крайней мере, не ограбят.
Хотя посмотрел бы я на того, кто на подобное отважится. Даже мускадены не пристают. Ибо взгляд у заморыша такой, что редкие встречные шарахаются, принимая его, видимо, за ненормального. И неудивительно: ему самому страшно бывает глядеть в зеркало — таким жутким огнем горят его глаза!
А в чем дело-то? Да вот в том, что: «Никак не ожидал он такого вот конца! Что вот придет лягушка — и съест вот кузнеца!..»
Н-да… И с тех пор в хуторке уж никто не живет… Лишь молодая вдова — зво-онко песни поет!..
Шизофрения у нас с Наполеоном натуральная. Оттого, что ДОЛЖНО БЫЛО БЫТЬ, и оттого, что НА САМОМ ДЕЛЕ вышло… Причем он меня едва ли не за трепача считает. Во всяком случае, снова всерьез задумался — не глюк ли я. Того и гляди, бунтовать начнет. А бодаться с собственным подсознанием — это, доложу я вам… Ну, кто смотрел «Игры разума», тот может представить себе весьма мягкий вариант… А у меня и без того от всего происходящего шарики за ролики заходят. Потому как почти дословно по стишку Вадима Шефнера получилось: «Торопились в санаторий — а попали в крематорий!..» Ибо я совершенно точно — ТАКОЙ задницы в жизни Наполеона не помню. Не читал, не видел в фильмах и никогда даже не слышал. По моим прикидкам, я сейчас — в смысле Наполеон в нашей истории! — должен Италию завоевывать. А вместо этого?! Инженер Зворыкин торгует на «Сухаревке» спичками!.. Куда уж дальше… Даже назначение в Вандею еще как-то укладывалось в рамки возможного, но после всего, что вышло…
Нет — я совершенно очевидно, не в нашей истории. И даже представить не могу почему. В смысле — где расхождение. То ли здесь Робеспьера раньше времени скинули — хотя и у нас я помню как раз «термидор» — то ли у нас Наполеон с ним знаком не был… Может, у нашего Робеспьера вовсе не было никакого брата? Или тут сам Наполеон другой? Черт его знает. Легче легкого от такого когнитивного диссонанса тронуться умом даже более нормальному человеку, чем любой из нас. Заключенных в одной черепной коробке… Вот мы потихоньку и трогаемся. Каждый в свою сторону. И остановимся или нет — неизвестно…
Но что хуже всего — оба мы с Наполеоном словно в глухую стену мордой уперлись…
Ибо никому на фиг не нужен маленький корсиканец.
И ладно бы — никому не был бы нужен несостоявшийся кандидат в императоры. Мне он и самому, если честно, — не особо требуется… Но генералы-то на улице не валяются?! По крайней мере, толковые! Тем более — когда война идет! А я — ну пусть Бонапарт! — толковый! Наполеон ведь не только Тулон взял. Но, будучи командующим артиллерией итальянской армии, участвовал в штурме еще нескольких крепостей в Лигурии. И, по крайней мере, успешное взятие Онельи — его рук, точнее, мозгов, дело. Да, собственно, и сам-то план всей кампании был составлен им. Мной, то есть. Ну — я же знаю из памяти Наполеона!..
И что? Да совершенное ничего! Как в танке… Так что чем дальше, тем больше у нас обоих с Бонапартом укрепляется впечатление, что то назначение в Вандею было и в самом деле штрафным. С билетом в один конец. Как для недобитого якобинца — в компании с другими такими же. Ибо настолько глухо… ВО ВСЕХ ИНСТАНЦИЯХ. Комбригов — не требуется ни в одну из действующих армий (ага, прям счаз — чего тогда полковников назначают?). Дивизию мне никто не даст — комдивов и без меня хватает — это я и сам понимаю. Полк… Чтоб генерал полком командовал?! Ну, ясное дело… Даже и к дивизиону артиллерийскому никто не подпустит. В штаб к кому-нибудь? Так там все свои да наши… Дюгомье меня бы взял к себе обратно, может быть… Мы с ним хорошо сработались под Тулоном… Да вот беда — в ноябре еще, пока я, озверев, бегал по инстанциям, старик погиб под Сан-Себастьяном. А всем остальным до меня, как до одного места — кто еще такой?! К кому только я — ну Наполеон, но какая, к черту, разница?! — не обращался… Даже у Барраса был несколько раз. «Зайдите на днях — я попробую что-нибудь для вас придумать, гражданин Бонапарт!..» До сих пор придумывает. Похоже, он просто забывает о моей персоне тут же после моего ухода… Так что теперь я к нему уже не хожу — надоело.
Друзья и знакомые — а их у Наполеона в Париже не так уж и мало! — тоже ничем не в силах поспособствовать. Те, кто связан с военным ведомством, только руками разводят. Лишний раз убеждая меня в моих подозрениях. А те, которые гражданские… Вот Франсуа Тальма — глава Театра Революции, ни много ни мало! — предлагает поступить в труппу… Говорит, есть актерские данные. Ага… Ясен пень, есть — попробуй-ка покомандовать толпой в несколько тыщ рыл так, чтоб тебя слушали!.. Только на кой черт мне это нужно? В театр на спектакли я и так свободно проходить могу — как друг директора… А статистом каждый вечер в массовке… За что, спрашивается, царский трон расшатывали? И какие там деньги у начинающего актера?
А шамать-то, между прочим, каждый день хочется… Я и так уже перешел на десятиразовое питание. В смысле — десять раз в декаду. Потому как по революционному календарю вместо семидневной недели ввели десятидневку. Этой самой декадой называемую… А скоро, чувствую, и на трехразовое перейду: денег-то нет… А еще ведь надо и за дрова платить — холода потому что, будь они неладны! И мундир новый где-то брать необходимо. Ибо этот того и гляди развалится — я уже латать замаялся.
Вот такая вот она, наша парижская зима. Романтическая.
В общем — кусать осень хосетса.
Только вот той картошки, которую можно было бы сегодня выкопать, я вчера не посадил.
Смешно. Но вакуум в желудке ощущается буквально физически — как сосущая пустота. Черная дыра, блин. Неприятное состояние. Я даже курить от этого начал… Наполеон-то некурящий был до сих пор. Ну и я вроде поддерживал его в том. Даже когда с бригадой напрягались, не нарушал здоровый образ жизни. А сейчас вот задымил. Просто по прежнему опыту знаю — помогает. Покуришь — оно и есть как-то меньше хочется. Да и занятие с трубкой дополнительное: чубук прочистить, пепел из чашки вытряхнуть. Набить, примять табак не спеша… Кресалом об огниво постучать. Отвлекает. Да и, опять же, всегда мечтал курить трубку. Да никак не получалось. Вот теперь сбылась мечта идиота…
Думать, опять же, помогает тоже. Настраивает на этакую созерцательность. И Наполеона, как пассивного курильщика, малость дезавуирует… А то он такого громадья планы генерирует!.. Буквально наполеоновские. Я ведь поминал уже, что прожектер он жуткий? Причем совершенно оторванный от жизни во всех областях, кроме военной. Хотя и там, похоже, обстоит точно так же. Только в военном деле его абстракции в строку идут. В отличие от реального быта… Вот представляете, ЧТО он посчитал наиболее доходным бизнесом в наших условиях? Книготорговлю! У меня слов нет… Я сам человек книжный — как и Наполеон, кстати, — и люблю книгу, источник знаний, да… Но зарабатывать на книготорговле в революционном Париже в одна тысяча семьсот девяносто четвертом году?! Не имея ни копейки стартового капитала… Это надо быть очень сильно не от мира сего…
Кстати сказать, один раз подобный по мощи план обогащения Бонапарт уже разрабатывал. Причем практически в точности в такой же ситуации… В девяносто втором… Когда так же сидел в Париже без копейки денег и дожидался нового назначения. Они с его однокашником и приятелем Бурьеном придумали — и даже начали осуществлять! — грандиозную аферу… Они решили заделаться жилищными арендаторами: снять несколько домов и сдавать квартиры внаем… Опять же — не имея никаких средств! Дети малые… Сейчас история буквально повторяется. Только вместо Бурьена в качестве такого же бестолкового компаньона выступает Жюно. Адъютант мой ненаглядный… Специально в Париже остался! Сам. Слинял, блин, из бригады под предлогом болезни и сейчас болтается так же, как и я… как то самое, в проруби… Дурашка. Но — вот такие вот времена и такие вот «о, нравы!». Приходится считаться.
Толку от него… Впрочем, это я нехорошо про парня. Когда у него есть деньги — а у него отец достаточно богатый лесоторговец — он меня кормит. А когда нет — папаша-то у него хоть и богатый, но сыну много не дает, только-только на содержание — мы дружно кладем зубы на полку… Ну, иногда начинаем ходить по моим — ну, Наполеона! — парижским знакомым в гости: обедать… А на днях я убедился, что и этот верный паладин — точно такой же манилов, как и его сюзерен… Жюно ни много ни мало — и ничуть не смущаясь нашим положением — попросил у меня руки Полины, средней из сестер Бонапарта! Я обалдел просто… Девке — четырнадцать лет! Какой, к черту, замуж?! Ну ладно — как я говорил уже — времена тут такие… Черт с ними! Но за кого?! Нет — против Жюно ни лично я, ни лично Наполеон ничего не имеем… Скорее даже имеем за… Но… У меня для Полины приданого — вошь в кармане да блоха на аркане. Папаша Жюно — тоже шиш чего даст молодым — я его уже достаточно знаю. И на что они жить будут? Пришлось вылить на голову этого Ромео ведро холодной воды. Фигурально. Изложить ситуацию трезвыми формулировками, заставить подумать. Предложить подождать более благоприятных времен. Про то, что думает по этому поводу сам предмет страсти, я уж спрашивать не стал: что бы она ни думала — какой с девчонки в ее возрасте спрос?
В общем — вот так и живем… Мы с приятелем вдвоем…
А того хуже — я ничего не могу семье посылать. Ну совсем. Ибо нету.
Вот и приходится посылать только письма. Бодрые. Что вот-вот получу должность и все наладится. Что есть вероятность участвовать в некоем финансовом мероприятии… Что, наконец, у меня просто все хорошо. Беспокоиться обо мне не надо. Вчера я обедал у госпожи N (действительно там был, только не обедал, а пытался провентилировать возможности получить место в Восточной армии через ее мужа — хрен там…). Сегодня был в театре, смотрел игру великого Тальма. А завтра у меня запланирована лекция по астрономии в Обсерватории у самого господина Лаланда. Ну вот причуда такая у Наполеона (да и у меня тоже!) — любовь к астрономии! И между прочим, Лаланд — действительно тот самый Лаланд… С ума сойти! Отличный старикан — ему за шестьдесят уже, но голова варит превосходно: боюсь, что некоторые мои вопросы и продемонстрированные с помощью знаний Бонапарта математические расчеты ему показались странными, да… В частности, с Ураном я лопухнулся… Он же открыт уже! Гершелем. Ну я и брякнул… А оказывается, НИКАКОГО УРАНА НЕТУ!!!! Есть Звезда Георга — так Гершель назвал планету в честь своего аглицкого короля. Есть и другие варианты названия… Устоявшегося пока не придумали. Сам Лаланд предлагает называть новое тело Солнечной системы Гершелем. А тут какой-то корсиканец… Я с перепугу едва язык себе не откусил. Хорошо, старый астроном списал все на мою необразованность. Так что я теперь по большей части помалкиваю… Я пару раз даже на ночь там оставался, когда погода была ясная: в телескоп посмотреть… Ну и помочь чем могу. Вот только смеяться не надо: Наполеон вполне себе приличный математик, не в пример мне!.. И между прочим, там меня подкармливают — в отличие от всех этих госпожей N. В общем — все зашибись. Жизнь бьет ключом. И все по темечку, по темечку…
Для этих писем я Наполеона в дело пускаю. А то самому как-то все еще стремно: ляпну вдруг чего не так — и привет, решат родные, что меня подменили. Да и явятся лично разбираться… А оно мне надо? Я даже к Жозефу, который сейчас в Париже поселился с женой, стараюсь не заходить. Так — встречался с ним пару раз мимоходом. Несвязно пробубнил что-то о нежелательности контактов и даже обедать к ним не хожу. Хотя уж там-то накормили бы без особых проблем. Вот только вопросы могли б возникнуть. Всякого семейного плана. А я на них пока что ответить не готов… Смешно, но эта толпа бонапартовых родственников меня все еще пугает. Так что я даже рад, что есть повод с ними не видеться.
Вот такая вот, как говорится, се ля ви.
ГЛАВА ВТОРАЯ
Ке фер?
«Что делать?»
Приписывается Чернышевскому
Но делать и в самом деле что-то надо. А то ведь так и загнуться недолго…
Что вот только?
И не в том беда, что у меня предложить нечего… Я достаточно вспомнил, чего сейчас нет. И не о паровых двигателях, и не о нитропорохе речь… Тут простых бытовых вещей столько можно в дело кинуть — только держись. Консервы, например. Нет их здесь! Вообще. Как факта. Или, например, сгущенное или сухое молоко… А еще консервы можно делать с подогревом — там абсолютно ничего сложного нет. Можно было бы пустить в дело такую штуку, как женский лифчик, — тоже здесь отсутствует напрочь! Заодно с поясом для чулок… (не фиг смеяться: весьма нужная вещь!). Или самовар изобрести — здесь их тоже еще нет. Или — чипсы на рынок выбросить… Была мысль — осчастливить человечество керосиновой лампой… Ну, хотя бы масляной — но такой же конструкции. Но оказалось, что эту штуку уже изобрели… Швейцарец Франсуа Арганд. Практически в готовом уже виде. И так и называется — аргандова лампа. Пользуется немалой популярностью. Ну, ясное дело, — у тех, кто побогаче!.. Я даже из чего гремучую ртуть делают, вспомнил. И как простейшую электрическую батарею собрать… И как генератор сделать… Из чего автоматически следуют телеграф (оптический здесь уже есть), телефон, электродуговое освещение… И даже радио. Уж схему-то передатчика/приемника Попова слепить можно хоть на коленке… Хотя это уже следующий уровень. Но в любом случае — много чего можно тут внедрить в жизнь. Проблема не в этом.
И даже не в том, что у меня стартового капитала нет — что-то можно было бы и придумать.
Главная засада в том, что во Франции сейчас нет экономики. Тоже — как факта.
То есть она есть… Но это такая экономика…
Позапрошлой осенью — в сентябре девяносто третьего — якобинский Конвент заморозил цены на хлеб. И еще на кое-какие продукты первой необходимости… Из исключительно благих намерений! Но что значит в КРЕСТЬЯНСКОЙ стране установить низкие цены на хлеб? А это значит, что производители перестанут его продавать. А в крестьянской стране хлеб — это основа всего хозяйства. Падает хлебный рынок — падает и вся экономика. Меня в свое время весьма поразила история про то, как Мизес — известный австрийский экономист — году где-то в двадцатом предотвратил в Австрии гражданскую войну. Он на пальцах буквально сумел объяснить какому-то министру социалистического правительства (а в Австрии тогда социал-демократы к власти попали — после распада двуединой монархии Габсбургов), сидючи у того дома на кухне, — ага… что хлебную монополию вводить нельзя. Именно по той самой причине, что такая мера убьет весь хозяйственный механизм государства и тогда за хлебом придется посылать вооруженные отряды… Вот это самое во Франции и приключилось. Большевики в данном вопросе были отнюдь не первые. И даже не вторые… На эти грабли кто только не наступал на протяжении писаной истории…
В этой ситуации как-то существовать могли только крупные субъекты. В данном случае — само государство и землевладельцы-латифундисты. Оптовые производители. Их масштабы сделок спасали. А всем остальным — как бы не девяноста процентам населения — пришлось лапу сосать. Или заниматься спекуляцией… Спекулянтов же известно куда решено было определять: на гильотину — чтоб не наживались. А спекулянтом в этом случае оказывается любой, кто в обход соседей исхитрится как-то ДОСТАТЬ своей семье хлеба, чтоб хватило досыта. Совершенно официально, ничуть не подкопаешься, сделать такое можно только какой-то махинацией. Вот и пожалте за это бриться… А уж если ты, скажем, булочник… Булочнику обязательно какой-то резерв нужен. Не все ведь в печь отправлять… И, опять же, свой интерес — не задарма же работать? Надо ведь не один только черный хлеб выпускать, но и знаменитую французскую булку… А у кондитеров и вовсе завал — и торты, и пирожные, и прочих тридцать три удовольствия… (с этим — вообще анекдот… Цены-то заморозили — но всякую роскошь выпускать никто не запретил. Потому ситуация получилась такая же, как и накануне революции… Как тогда изумительно высказалась, кажется, Мария-Антуанетта… «У них нет хлеба? Так пусть едят пирожные!» Ага…). А где ингредиенты для всего этого доставать? И в результате — несмотря на усердно работающую гильотину и всеобщую нехватку ПРОСТОГО хлеба, вовсю расцвел черный рынок и бартер (который натуральный обмен, если кто не помнит…).
Все это, в общем, азы… Я не экономист.
Но и того, что я знал, было достаточно, чтобы понять: ЗАРАБАТЫВАТЬ тут нельзя. Тем более — пытаться зарабатывать производством чего бы то ни было. Кроме военной продукции, конечно… Но кто меня пустит эту продукцию производить?! То есть можно, например, пулю Минье изобрести… Но что я с того буду иметь? Спасибо, может быть, и скажут. Но если я эту пулю принесу в военный Комитет или даже пусть тому же Баррасу — что из этого получится? Обри меня просто выгонит. А Баррас, скорей всего, отправит на экспертизу… К кому-нибудь… И в любом случае мне придется доказывать, что я не верблюд — в смысле доказывать необходимость этого нововведения… А идея настолько проста, что украсть ее — не фиг делать. И украдут обязательно. И останусь я, как это хорошо сформулировал Незнайка у Носова: «С топором вместо штанов!»
То есть: нормально работать здесь нельзя.
Можно только спекулировать.
А вот тут уже начинаются трудности…
Замок всеми забыт… и навеки укрыт…
Нет. Не то что-то…
Замок мохом покрыт? Ага: есть на Волге утес — диким мохом порос, блин!..
Замок спит, позабыт… И надежно укрыт… Под плащом из зеленых побегов? Ну… Нет — опять не то чего-то!..
Замок… бу-бу, бу-бу, бу-бу-бу, бу-бу-бу!..
Чего я делаю? Плагиатом занимаюсь. Перевожу Высоцкого на французский. Пятый день уже сижу — мучаюсь… Потому что есть нечего. А тут такая шабашка подвернулась… В общем, довольно случайно получилось. Попал я на посиделки у Тальма в театре… Ну, собрались они там после спектакля. А меня Тальма подвезти пообещал — уж, видимо, сильно я бледно выглядел — ну и затащил подождать немного. А тут — междусобойчик. Ну и пригласили дистрофика подкормиться — актеры народ не жадный. Да, в общем, и не бедный… Ну, ясен пень — к толпе статистов это не относится, но к ведущим — в полной мере. У каждого свой дом, слуги, карета — знаменитые ж люди! У Тальма — особняк шикарный на улице Шантерен с садом, кучей лакеев и приличным «гаражом», в смысле конюшней. Там его жена политический салон держит — ясен перец, не в конюшне, а в особняке — для весьма высоких персон… Что, впрочем, не мешает господам актерам — и актрисам — иногда вот так после работы посидеть в чисто своем кругу. Попросту, без чинов, так сказать… Покалякать за жизнь. А покалякать им, в общем, было о чем.
Ибо для театра Тальма настали трудные времена…
Причем это еще мягко сказано. Театр-то был якобинский. Отколовшийся в начале революции от старого Королевского театра, не желавшего играть для третьего сословия. А Тальма решительно начал ставить пьесы нового репертуара и тем снискал бешеную популярность. Господи боже — чего они там только не играли! Один «Страшный суд над королями» чего стоит! Я ее не видел — ну, Наполеон, конечно, — поскольку в то время геройствовал на юге, но текст читал… Чистая фантастика. Там разыгрывалась ситуация из недалекого победного будущего, когда санкюлоты восторжествовали во всей Европе… Ага… И свезли на некий необитаемый остров — в ссылку — всех своих королей. Включая Екатерину II и Папу Римского. Ну и эта ссыльная братия там на острове вела себя очень не по-королевски: дрались, скандалили, воровали друг у друга… В конце концов в финале все погибли в извержении проснувшегося вулкана… Я когда про эту пьесу узнал — из памяти Наполеона, естественно, — испытал очень сильное ощущение дежавю — как бы на двести лет обратно к себе вперед перенесся: сколько было таких пьес, книг, фильмов… А началось, оказывается, еще вон когда!.. Впрочем, у театра и название было соответствующее: Театр Революции! Публике страшно нравилось… И Конвенту якобинскому тоже. Хотя под конец уже только сверхпопулярность Тальма у народа спасла его от ареста за якобы участие в заговоре против этого самого народа… Оксюморон, блин… А тут и термидор подоспел.
Ну и — пошел откат. В театре сменилась публика… Вместо революционных санкюлотов зрительные залы теперь заполняли те самые мускадены: ну, которые даже картавили специально — только бы букву «эр» не выговаривать… И ходили они в «Теат' ‘Эволюции» исключительно, чтобы освистывать этих бывших революционеров. И требовать от них играть пьесы про благородных дворян, королей и священников, а также обязательно про отвратительных и мерзких кровавых террористов — каковым словом, напомню, тогда называли именно якобинцев, получающих в финале по заслугам. Ну а для пущей демонстрации того, кто теперь в доме хозяин, новообразовавшаяся «золотая молодежь» заставляла актеров персонально проявлять патриотизм к новой эпохе. Например, во время спектакля от кого-нибудь требовали исполнить не так давно появившуюся «антимарсельезу» — песню «Пробуждение народа». Даже Тальма этого не избежал. Но ему еще повезло: он просто прочел ее как стихи, стоя у рампы. Да еще сумел сымпровизировать краткую речь, совершенно успокоившую разошедшихся патриотов. После чего продолжил представление. Не такому известному и не столь талантливому актеру Фузилю пришлось петь ее, стоя на коленях… По причине того, что в якобинские времена Фузиль был не просто артистом, но и деятельным функционером якобинского Конвента. И отличился в подавлении Лионского восстания — так что, пожалуй, он тоже еще легко отделался: лишь выкриками из зала: «Долой убийцу! К черту палача!» А вот вторую по величине после Тальма звезду театра — Дюгазона — едва не закололи прямо на сцене, когда он отказался петь «Пробуждение…» Бывший одно время адъютантом Сантерра — командующего парижской Национальной гвардией (ничего так, да? Вообще парижские актеры очень даже проявили себя во время революции. Не только в Париже лицедействовали — они и на фронт с выступлениями ездили, добровольцами на войну уходили. И политиками были известными — ну вот Колло д'Эрбуа, например, усмиритель Лиона. Так что палец им в рот лучше было не класть… Тот же Тальма, имея жуткую близорукость, еще в самом начале революции стрелялся на дуэли со своим политическим противником…) — и отнюдь не робкого десятка, Дюгазон швырнул в зал парик на крики зрителей. После чего несколько из них с обнаженными шпагами кинулись на сцену, и только вмешательство других актеров предотвратило кровопролитие…
И так практически на всех представлениях — и чем дальше, тем хуже.
Правда, объективности ради стоит отметить, что мускадены были не шибко оригинальны… Ибо точно тем же самым на протяжении нескольких лет перед ними в парижских театрах занимались санкюлоты. Когда требовали играть революционные пьесы. Ну, вот так вот… История, как известно, довольно часто ходит кругами. Набредая на свои же собственные следы…
Короче — у актеров Театра Революции возникла немалая проблема…
Им надо было как-то оправдаться перед новой публикой, чтобы банально не прогореть. Да и с властью подружиться тоже. Чтобы иметь крышу от наездов новых патриотов. Прогнуться, в общем…
Вот они и искали способы. Для чего, собственно, тоже и собрались в этот раз… И не Наполеону было их за это осуждать. Ибо сам он после термидора весьма решительно заклеймил Робеспьера в официальном письме — именно с целью отмежеваться. Не помогло вот только. Все равно посадили… Знакомое дело, да…
Причем направлений было два. Во-первых, сменить репертуар на более подходящий. С чем, как ни странно, получились нехилые трудности. Поскольку играть то, от чего они ушли из Королевского театра, им было профессионально невмоготу. А чего-то, что подходило бы к их стилю игры, никто из авторов новой, термидорианской, волны предложить не мог, потому что не умел. Поэтому то, что они сейчас ставили, — по местным меркам не такие уж и плохие вещи — выходило у них ни то ни се и хороших сборов не давало… Во-вторых же… Во-вторых, можно было прогибаться перед новыми хозяевами жизни персонально. И как раз по такому поводу они в этот раз и собрались. Ажно сам господин Тальен устраивал костюмированный бал с элементами театральной постановки для развлечения гостей. Вот туда немалая часть труппы и намылилась. Какие-то сцены из рыцарских времен — Тристан, Изольда, Роланд и тому подобное… Декорации. Костюмы. Роли… И как так получилось — ну это я уже потом сообразил, что с голодухи не рассчитал, сколько я выпить могу, сам не пойму, но встрял я в это обсуждение… Тальма, собака, втравил!.. Я помню, хоть был и пьяный! В общем, как известно: слово за слово, чем-то там по столу… Я и опомниться не успел, как оказалось, что я им обещаю к этим сценкам написать балладу! Из рыцарских времен! Правда, за приличные деньги, к чести господ актеров сказать… Мне бы отказаться! Но пьяному — море по колено! Да еще артистки тут же визжат, умоляют… Уж не знаю, чего им так разохотилось, но насели они все на меня крепко. Даже прима… Все-таки, думаю, здесь без Тальма не обошлось. Гада такого!.. Он ведь знал, что Наполеон пописывает… Согласился, дурак! Вот, теперь корячусь…
Но едва лишь прислушаться — камень звучит… Не, не подходит… Но лишь только замри — камень заговорит?.. Ну, тут есть что-то… бу-бу-бу… бу-бу-бу…
Заодно мелодию подбираю. Я, правда, только незабвенных три блатных аккорда знаю, но хоть общее представление задать… Добрые артисты мне даже и гитару дали. Шестиструнку испанскую… Вот. Сижу. Бренчу… Жюно коситься уже стал на такое странное поведение который день: Пришлось соврать, что слово дал в горячности… Хотя, в общем, чистая правда — пообещал же! Уж лучше бы я им пообещал колесо от троллейбуса… Блин… Ну и — гонорар, чего уж там…
А если просто: но прислушайся — камень заговорит! Бу-бу-бу — бу-бу — бу-бу — бу-бу-бу!.. Гм…
Только время зря трачу, черт…
А что делать? Я же установил уже, что заработать тут не удастся. А это хоть шерсти клок… Денег-то опять нет. И даже за сие творение еще не скоро будут, если будут вообще… Придется, видимо, пистолеты продать. А то ко всему в придачу — холодрыга! Никак не способствует творческому процессу… Или лучше продать часы? Они дороже будут… Хотя нет — жалко! Да и на что мне пистолеты? От грабителей защищаться? Так кому на фиг нужен нищий оборванец… А часы все же имидж позволяют создать. Типа человек приличный… Ага… Совсем, бляха муха, издержался, император недоделанный…
Ну в самом деле — чем мне заняться-то можно? Спекуляцией?
Ну, биржа — или то, что ее заменяет, в Пале-Рояль, — смешно, кстати: в точности в том же здании, где и Театр Революции — работает вовсю. Только шум стоит. Покупают и продают. Следят за курсом валют и котировками. Ворочают гигантскими по нынешним меркам капиталами… Только кто меня туда пустит? Да я и сам туда не полезу — не финансист я… Можно, конечно, и тут чего-нибудь придумать. В духе Остапа Бендера. Насчет трехсот, с чем-то сравнительно честных способов отнятия у населения денежных знаков… Хотя бы объявить себя гроссмейстером и учинить сеанс одновременной игры в городки… Или материализации духов и раздачи слонов — как доктор Месмер… Да, точно: спиритизмом можно заниматься — дух Наполеона вызывать из бездны!.. Бу-га-га! Вот будет прикол, если явится!.. Уржаться можно… Вот только закавыка в том, что все эти способы — типа «срубил — и беги!» А оно мне надо?
Нет, знаю я и посерьезней кое-что… Та же финансовая пирамида. Или мультилевел… Самые простые формы, конечно, но здесь и это пойдет… И очень даже неплохо может выйти… Если в полицию не попаду. И — опять же — для этого надо хоть какой-то стартовый капитал. Или — с год бегать как наскипидаренному, раскручивать проект. Чтоб работал по-настоящему… А у меня есть этот год? То-то…
И что тогда остается-то?
Разве что заняться банальным разбоем.
Ага: дикий корсиканец на французских дорогах! Ринальдо Ринальдини. Благородный разбойник Владимир Дубровский: из лесу выходит старик, а глядь — он совсем не старик!.. Только меня все французские разбойники и ждут не дождутся…
А может, эмигрировать? Уехать в Америку, завести там индюшачью ферму. Зажить абсолютно частным лицом… Траппером, ага… Золотишко поискать… Черт! А я ведь помню: Сакраменто! Река в Калифорнии! И вполне доступна технически! С годик там покопаться — и я богатый человек! Причем — очень богатый!.. Гм. Ничего так себе план возник.
Самое смешное — ничего принципиально не выполнимого в этом плане нет. Уехать в Америку. Добраться до Калифорнии. Намыть золота (там оно сейчас должно чуть не как грязь валяться…). Сам же Наполеон вроде как говорил, что предприятие может считаться хорошо подготовленным, если оно спланировано на тридцать процентов. А здесь как бы не на две трети… Да. Интересно… Осталась самая малость: сесть на пароход и доплыть… Тьфу ты — пароходов-то еще нет! Значит, просто на корабль. Одна беда — для этого тоже нужны деньги. Которых у меня нет и неизвестно — будут ли…
Что еще? В наемники податься? Скажем, в Италию… Это — ближе Америки. В любом итальянском королевстве армия есть. Вот будет ли представлять для них интерес генерал? Своих девать некуда… Эх, какая жалость, что с Россией сейчас разорваны все отношения! Вот уж куда генерала с опытом современной войны взяли бы на ура!.. Это когда-то Заборовский мог послать никому не ведомого лейтенантишку Буонапарте. А сейчас с генералом Бонапартом он разговаривал бы совсем по-другому… Бригаду бы мне дали точно. И возможностей сделать карьеру более чем хватает — война же с Турцией… С Суворовым познакомлюсь. В ученики к нему запишусь… Глядишь — к восемьсот двенадцатому году буду в немалых чинах… Так и представляю, как на Бородинском поле, классически поставив ногу в сапоге на барабан и заложив руку за борт сюртука, я грозно вглядываюсь в густые надвигающиеся шеренги наполеоновских войск и говорю Кутузову… Тьфу, блин! Я ж и есть Наполеон! С кем тогда воевать-то придется? С императором Моро? В смысле с генералом Моро. Вроде слышал я что-то в таком духе… Или с базилевсом Александром Дюма? Гы…
Опять же — можно будет русским национальным поэтом заделаться. Ни Пушкин, ни Денис Давыдов, по-моему, вообще еще не родились. А все, что сейчас есть… А кто вообще сейчас есть? Ломоносов — умер. Тредиаковский умер. Жуковский разве что? Или и он еще пацан сопливый? Ну тогда только Державин. Он мне точно не конкурент: в разных плоскостях работать будем. Еще, того глядишь, как было сказано: заметит и, в гроб сходя, благословит. Во всяком случае, думаю, на него должно будет определенное впечатление произвести, например:
- Пожары над страной
- Все выше, жарче, веселей.
- Их отблески плясали в два притопа, три прихлопа,
- Но вот судьба и время
- Пересели на коней,
- А там в галоп, под пули в лоб —
- И мир ударило в озноб
- От этого галопа.
Ибо он сам в пугачевской заварушке поучаствовал. Не понаслышке знаком. А уж что я с декабристами сотворю… Будут знать, канальи, как будить Герцена! Я им устрою детский крик на Сенатской!.. Бу-га-га!..
Увы — Россия для меня сейчас еще менее доступна, чем Америка. С Америкой-то хоть регулярное сообщение есть. А тут как добираться? Через вражеские территории пешком? Или через Турцию, переодевшись мусульманином? Р-романтика, черт побери!..
Ну вот что еще делать? Разве что отрастить чарли-чаплинские усики, подстричь соответствующе челку да начать малевать акварели… Которые будут расходиться нарасхват из-за их футуристического содержания… Ну да: от одних только танков, самолетов, поездов и пароходов с дирижаблями у местного народа должно будет крышу сорвать… И, между прочим, — не такая уж плохая идея, черт побери! Как раз акварели на технические темы у меня всегда хорошо получались… А чего? Известный художник-футурист Наполеон Бонапарт!.. Звучит? Ага… Только даже и акварельных красок у меня нет, так что и этот план тоже побоку…
Есть, правда, еще один вариант… И для него-то практически ничего не надо. Кроме бумаги… И чернил. Это вот то самое, что я сейчас кропаю… Только не стихи — во Франции мне уж точно национальным поэтом не стать. А вот прозу… Точнее, пьесу. Для театра Тальма. Я сильно подозреваю, что у меня может получиться как раз то, что им надо.
Вот, например… Дочь деревенского старосты из Домреми узнает от ангела, что она на самом деле не его дочь… (ага: «В час моей смерти открою тебе страшную тайну, дочь моя: ты не дочь моя, сын мой!..»). А дочь предыдущего короля. То есть — сестра дофина… И призвана спасти Францию. Ведомая ангелом, новоявленная принцесса отправляется ко двору герцога Лотарингского. А у герцога Лотарингского — бардак… Солдаты не хотят воевать, хотят пьянствовать и женщин. Соответственно встречают и избранницу божию: «Во — баба!» Гром и молния — посягатель убит ангелом на месте. «Кто еще желает попробовать тела Франции?» — интересуется патриотка. «Фсе ф шоке». Героиня толкает пламенную речь, и наставленные на истинный путь разгильдяи и тунеядцы формируют ударный полк во главе с ней и двигаются на Орлеан… Ну — далее все по оригиналу… Молодой дворянин. Желающий отдать жизнь за короля, но до сих пор не знавший, как это сделать… ЛюбоФФ и трагедия… Ангел, бдительно охраняющий девственность героини во имя спасения страны… Сплочение народа. Проклятые безбожные интервенты. Разгром полка. Казнь Девы. В финале — победа… Писать все обычным разговорным языком — совершенно в пику нынешним авторам, зацикленным на стихоплетстве. Абсолютно отличная от всего получится штука… Гимном полка назначить это самое «Пробуждение народа». Пусть подавятся. И название — «Оптимистическая трагедия»! На современных неискушенных зрителей даже в моем переложении подействует со страшной силой… Можно и другие сюжеты использовать… Как говорится: вам хочется песен — их есть у меня!.. Ага…
Ну и почему ты не хочешь этого делать?
А почему ты не хотел командовать бригадой?
Потому что я артиллерист! И по специальности от меня было бы несравнимо больше пользы на любом настоящем фронте… А кроме того… Воевать с крестьянами — немного чести для солдата…
Ну, насчет чести… Кто должен был давить Вандею? Пушкин? А в остальном… Помочь Тальма я бы еще мог. Но вот для ЭТИХ писать… Лучше уж я буду воровать, как выразился один персонаж…
Так, ладно, хватит…
Кажется, я свое стихоплетство закончил.
Не фонтан, конечно, но для самодельного утренника сойдет, пожалуй… А для местного бомонда на один раз — тем более! Но ох и трудная же это работа — переводить с нижегородского на французский!
- Замок брошен, забыт и как будто бы спит
- Беспробудно текущие годы.
- Но прислушайся — камень заговорит
- Про победы, бои и походы.
- Эти подвиги время не стерло,
- Лишь смахните с него верхний слой,
- И торжественно мощно и гордо
- Чувства вечные хлынут рекой.
- Упадут все замки и оковы падут,
- И стихи, что забыли, — с травой прорастут,
- И опять протрубят в наступивших веках
- Об осадах, о замках, о вольных стрелках.
Простите меня, Владимир Семенович, — но жрать очень хочется…
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Фер-то — ке?
«Ма-ма, ма-ма, что мы будем делать?»
Известная песня
Пра-адолжаем разговор… Как сказал бы Карлсон.
- Когда Господь Потоп свой усмирил,
- Сметя с Земли все то, что было грешным,
- Одну Любовь он только пощадил
- Витать средь нас незримою в надежде —
- Что он не всех живущих истребил
- И кто-то — возродится к жизни прежней.
Блин… Ну не поэт я ни шиша!.. Ведь убиться можно, что получается-то! Поймать бы всех этих бардов-попаданцев, поражающих воображение аборигенов песнями из будущего, и сюда засунуть! Пусть бы попробовали, что это такое! Но зато, по крайней мере, теперь понятно, чего они в меня так вцепились!.. Даже тетки. Точнее говоря, именно тетки…
Пить — вредно!
Я, оказывается, не все помню… Все-таки упился с голодухи. И разошелся. В смысле — расходился… Ага… Я им там, оказывается, — с ходу, на коленке, можно сказать! — перевел «Балладу о любви»! И сразу же и исполнил под гитару… Экспромтом! Что уж там у меня получилось… Ну, мне напели кое-что — вот сейчас восстанавливаю… Кошмар просто… Так вот, выяснилось — они мне именно ее заказывали! Хотя и предыдущую взяли — за неимением. Но на этой — настаивают!.. Потому и гитару, кстати, не пожалели… Вот — хожу-брожу по городу Парижу: вымучиваю…
- Но есть безумцы, коим все равно,
- Надежду ту глотают, как вино.
- Не ждут ни платы и ни наказанья
- И думают, что это просто так.
- Но где-то им уже внезапно в такт
- Стучит сердцебиенье Мирозданья.
Хос-спади… Чтоб я еще когда-нибудь!.. И главное — чего ради?! Все равно денег хватило только сапоги починить. Ну, на еду еще немного осталось, правда… Так что опять перешел на десятиразовое питание… Ага: снова… На какое-то время. А чем мундир чинить? Поэтической славой? Которой, тем более, не слыхать что-то — хрен ее знает, где она там бродит… Оно мне надо? Нет, на фиг: после этого стиха прямо скажу Тальма, что с меня довольно, — я генерал, а не менестрель. Хорошо еще, что про «Оптимистическую трагедию» в тот момент не брякнул…
Кроме того — настроение для стихоплетства вообще самое что ни на есть неподходящее. Мерзкое просто…
В конце декабря умер Франсуа Клари. Тесть старшего брата Наполеона — Жозефа. Свадьба была первого августа. Аккурат за десять дней до того, как меня — Наполеона — посадили…
Ну и что, спросите? Да ничего, в общем. Даже в чем-то и радостное событие… Ибо жене Жозефа Жюли доля в наследстве положена. И ха-аррошая… Жозеф теперь — настолько обеспеченный человек, что будет выделять приличную сумму для матери и сестер. Ну, как приличную… В общем — голодать им точно не придется. Значит, я могу пока ради них не напрягаться. Только ради себя. Счастливчик Жозеф, я это ему еще на свадьбе сказал. И не из-за наследства только — тем более тогда папенька Жюли еще весьма бодро выглядел, — а из чистой зависти… Ну повезло человеку — женился на отличной девушке! А вот мне — болт вышел. Ну, то есть не мне, конечно, а Наполеону, черт побери! Все время путаюсь… Просто у господина Клари две дочери было. Одна — Жюли. А вторая — Дезире. И Дезире Наполеону понравилась. Ну, а он — ей. Влюбленные быстренько сговорились, и жених отважился испросить у папеньки руки и второй дочери тоже… И получил зубодробительный ответ… Господин Клари заявил, что ему в семье хватит и одного нищего корсиканца. Обломал, в общем, счастье влюбленным.
Но Наполеон с Дезире надеялись на лучшее. Даже письма друг другу писали. И считали себя помолвленными… Даже и после того, как меня выпустили из форта Каре — я ей еще написал. И из бригады… И даже осенью еще… Наполеон, судя по всему, вообще человек очень привязчивый к тем, кого любит… Но вот зимой… Особенно после того, как Жюно к Полине свататься вздумал, ведь, в сущности, я ему ответил то же самое, что и Клари Наполеону. С той только разницей, что у Жюно в перспективе почти полторы тыщи ливров годового дохода — в наследство, а у меня ноль в степени ноль.
Ну я и — как благородный человек, ага — написал Дезире, что разрываю наши отношения. И что пусть счастие ее составит кто-нибудь более достойный… В общем — написал. А тут, блин!.. А что хуже всего — на меня вся семья надавить решила… Наследство же само в руки идет! И матушке Дезире нравится. И сестрам… Ну просто ополчились! Женись — богатым будешь! Ага, прям щаз-з побегу… Так, что спинджак завернется… Хотя здесь такое зазорным и не считается… Но, черт побери! Кто в доме добытчик должен быть?! И на хрена нужен такой муж? Хорошо еще, что вся эта перепалка в письменном виде происходила. А то б со мной, наверное, истерика сделалась бы…
В общем — хожу я по Парижу. Стихи сочиняю.
- Этот стук влюбленным не терять,
- Навсегда в душе его хранить.
- Ведь любить все равно что дышать,
- А дышать — это значит жить.
И все-таки некоторые результаты мое плагиатское стихотворчество принесло…
Правда, величайшим поэтом всех времен и народов меня не объявили… И даже за эти две баллады Тальма заплатил мне, очень сильно подозреваю, из своего собственного кармана. Ну да ладно, я и не рассчитывал… Ибо всяческих писунов здесь — и прозаиков, и поэтов — едва ли не больше, чем в наше время. И все горят желанием всучить куда-нибудь свои творения… А что вы хотите — век же Просвещения на дворе! Грамотные все стали просто до безобразия… На этом фоне мои дилетантские переводы не смотрятся совершенно — так, упражнения любителя… Да еще выполненные с нарушением всех нынешних канонов стихосложения. В салонах на них спроса точно не будет — слишком вульгарно… Ага: «Для кого поет Бонапарт?» Бу-га-га…
Но некоторую известность, причем в неожиданных кругах, я приобрел.
Ибо зайдя недавно в театр к Тальма, был внезапно в коридоре отловлен неким биржевым деятелем. Представившимся как «господин Дюран». Что делал биржевик в театре? Ну так я ж про этот анекдот-то поминал уже: и Театр Революции, и парижская биржа находятся практически в одном месте — в дворцовом комплексе Пале-Рояль, в самом мускаденском районе. Такой вот оксюморон. И театральные коридоры вообще кишмя кишат всякой мелкой биржевой шушерой — они прямо там в антрактах сделки продолжают заключать. А то и во время действия, не прерываясь. Специфика вот такая…
Одним словом, отловил меня этот Дюран и попросил ни много ни мало как проконсультировать его по военной части. За соответствующую оплату! А поскольку мне, почти как Маяковскому, «и рубля не накопили строчки», предложение меня заинтересовало. Правда, на уточняющий вопрос о том, кто именно указал ему на меня как на эксперта, Дюран ответил, что это был господин Гурго… Дюгазон то есть — ну, которого едва не прирезали на почве патриотизма: Гурго — это его настоящая фамилия, а Дюгазон псевдоним. Не ахти какой авторитет в военном деле, честно признаться… Но — по крайней мере, не дурак. Рассказал он, правда, про меня такое, что будь оно на самом деле — меня б давно уже высекли бы на площади. Или отлили бы… В бронзе… Ага. Но разубеждать господина Дюрана я не стал — зачем разочаровывать клиента? — и с важным видом попросил перейти к делу.
— Собственно — вот… — сказал он. И протянул мне несколько сложенных вдвое исписанных листов бумаги. — Это письмо от, гм… одного моего знакомого с Мартиники. Там некоторое время назад произошло сражение между британскими экспедиционными войсками и колониальными войсками Новой Испании. А у меня на этом острове есть определенные интересы… Финансовые, как можно догадаться. И от того, на чью сторону качнулась удача, зависит, буду ли я в прибыли или же в убытке… Понимаете?
— Но разве в письме не указано, чем закончилось сражение?
— В том-то и дело! — всплеснул руками господин Дюран. — Указано! Но описание представляется… Каким-то уж слишком чрезмерным… У меня нет основания сомневаться в честности моего корреспондента. Но я показывал письмо некоторым знакомым военным — они все склоняются к тому, что этого не могло быть… Поэтому я в очень большом затруднении…
— Да что там такое произошло?
— Прочтите — и вы все узнаете. А если вкратце… Британский корпус метрополии был разбит двумя полками испанских колониальных войск и пленен практически полностью! Вы можете себе такое представить?
— Ну, представить-то можно… А вот реально… При таком раскладе либо у англичан была максимум пара батальонов, либо испанцы умудрились подвезти на остров дивизию. Хотя… Впрочем, давайте я сперва действительно прочитаю, что пишет ваш корреспондент…
Ну… Приятель — или компаньон? — господина Дюрана не был профессиональным военным. Но зато постарался информировать напарника максимально обстоятельно. Потому читать мне пришлось долго. Разбираясь в пространных и местами почти косноязычных описаниях и отделяя то, что неизвестный мне очевидец действительно видел сам, а чему он был, так сказать, только ушеслышцем. Получилось примерно следующее…
У англичан был, конечно, не корпус. Но на дивизию вполне наскребалось. Не менее восьми тысяч человек. С осадной артиллерией! Плюс эскадрон драгун. Весьма немало и по более поздним меркам, да у нас нынче и меньшей численности отряды армиями называют — вспомнить хоть Тулонскую! Им понадобилась терова куча судов, чтобы перевезти все это на остров… Плюс шесть линкоров, восемь фрегатов и еще какая-то мелкоранговая шелупонь — это не считая нескольких десятков транспортов! Солидно… А со стороны испанцев действовала какая-то калифорнийская полевая дивизия неполного состава — что-то порядка трех-четырех тысяч человек (действительно два полка, бригада, по сути) — плюс около тысячи солдат французского гарнизона, перешедших на службу к христианнейшему королю Испании (канальи, однако, — они ж вместе со всем островом перешли!), плюс еще местное ополчение. Ну, островная милиция известно что такое — сам подобным полком командовал… У них там, вполне возможно, ни единого ружья на полк нет… Руководил же всем этим безобразием начальник той самой Калифорнийской полевой, генерал, дон… Alejandro Kontorovich? Это еще кто такой? Фамилия для Испании слишком уж нехарактерная… Русский, что ли?! (Вполне может быть австрийцем. — С чего вдруг? — Так в Австрии полно офицеров с похожими фамилиями: Davidovich, например, или Gvozdanovich… И уж австриец на испанской службе куда вероятнее, чем русский. — Н-да? — Да уж поверь! С таким же успехом он мог бы оказаться китайцем — тем более в Калифорнии-то! — Ну пусть… Да это и неважно сейчас. Хотя сбил ты меня с какой-то мысли… Ладно, потом вспомню…) И что сделал этот дон Александро при таком раскладе? Дал полевое сражение! И в этом сражении разбил англичан наголову! Ничего так себе… Как он этого добился? Если верить письму, оборудовал на удобной для высадки десанта части острова систему минных ловушек, заманил таким образом весь первый эшелон англичан на заранее подготовленную позицию, где устроил им огневой мешок. Половина его стрелков сидела там в засаде, а местность была заминирована камнеметными фугасами… Англичане, потеряв изрядное количество народа, вынуждены были вернуться на корабли. А английская эскадра, обстреливавшая в это время портовые форты, подверглась массированной атаке лодок с легкими орудиями и взята была на абордаж!.. Судя по всему — второй половиной стрелков… Блин… Ни фига себе! Куда смотрел английский командующий? Как его там? Адмирал Джарвис. Упился он, что ли? Вместе со всей командой? И опять — какая-то мысль на заднем плане… Впрочем, неважно… Обращает на себя внимание высокая скорострельность испанских ружей, а так же то, что испанцы действовали рассыпным строем и использовали для укрытия от огня складки местности. И вели стрельбу из положения лежа. Плюс одеты были в форму цвета… ля-ля-тополя… проще говоря — защитного цвета… То есть по всем признакам великолепно подготовленные егеря. Хм…
Однако… Этот дон Kontorovich не иначе как восходящий военный талант! Правда, из нашей истории я про него ничего не знаю… А Наполеон не знает из своей. Но мало ли про кого мы с ним не знаем? Есть многое на свете, друг Горацио… Цитата. И опять же — мир-то здесь другой!.. А кроме того — я уже слышал нечто очень похожее. И именно про Мартинику!.. Вот! Точно!
Еще под Тулоном Дюгомье в штабе рассказывал… Что они в девяносто втором отбились от англичан только с помощью испанцев. Причем практически с теми же подробностями. И чертовская эффективность стрельбы (Дюгомье, кстати, объяснял, чем она вызвана: испанцы применили казнозарядные штуцеры и унитарный бумажный патрон — я не помню точно, когда такое появилось, но помню что попытки были еще до изобретения капсюля, даже многозарядки делали с подствольными магазинами! — так что никакой мистики тут нет, судя по всему это одна из таких первых попыток. Кончившихся, как известно из истории, ничем… Но при внезапном применении, да еще массированно, — очень даже должно впечатлять…), и маскировочная одежда, и партизанская тактика по примеру индейцев — совершенно «неблагородные» способы, хотя действенные… И с английскими кораблями почти так же обошлись! Причем Дюгомье сказал что-то вроде: «Если бы сил было побольше — потопили бы всех!» Здесь что — тоже сил не хватило? Или просто англичан на этот раз больше приплыло… Дюгомье даже называл конкретное место, откуда в Новой Испании явились те помощники… Где-то в Калифорнии… Черт! Вот именно — Калифорния! По нынешним меркам — самая распоследняя дыра в испанских колониях, на фиг никому не нужная!.. Какой-то залив со смешным названием… Бодяга? Бродяга? Нет — Бодега! Впрочем, тоже не суть… Суть в том, что тогда — в девяносто первом — это была небольшая группа частных лиц. С манерами пиратов. А сейчас — целая дивизия! Ну — хотя бы по названию… Что из этого следует? Ага…
— Очень интересно, — честно сказал я Дюрану, закончив чтение. — Испанцы одержали прекрасную победу!
— Но правдоподобно ли описание? — воскликнул господин Дюран, все это время смирно простоявший возле меня. Видимо, ему действительно сильно требовалось знать… — Ведь в письме указаны невозможные вещи!
— Ничего невозможного там не указано… Просто ваш корреспондент плохо разбирается в военном деле. Как и те «военные», к которым вы обращались… Ибо стыдно не быть в курсе достаточно известных, в общем, вещей… Вас всех смущают, как я понял, вот эти обстоятельства… Ну, вот, например: «Практически все передвижения испанских войск заканчивались тем, что солдаты залегали и вели беглый огонь из этого положения, оставаясь при этом укрытыми от ответного огня британских войск…», «…скорость стрельбы испанских солдат является просто нереальной»… Или: «..Атаковавшая испанцев колонна была практически полностью уничтожена ружейно-пистолетным огнем менее чем за несколько минут…». Но и ваш корреспондент, и ваши «консультанты» упустили из виду современные казнозарядные штуцеры — в данном случае, скорее всего, конструкции Фергюссона, неплохо показавшие себя во время американской войны за независимость, вполне приспособленные для заряжания в лежачем положении — позволяющие умелым стрелкам легко держать темп восемь выстрелов в минуту. При такой плотности огня описанный результат вполне закономерен… Что еще? Тактические приемы, используемые ими? «…Наступление в рассыпном строю не приводило, однако, к потере управления отдельными подразделениями… Цвет формы испанских солдат затруднял их визуальное обнаружение, благодаря чему они появлялись в самых неожиданных местах…» Или вот еще любопытный кусочек; «…Европейский офицер никогда не прикажет солдату лечь, потому что это лишает боевого духа. Здесь же можно было то и дело наблюдать, как отдельные группы и даже целые отряды падали на землю, спасаясь от огня неприятеля…» Это совершенно верно для Европы… Но не столь верно для колоний! Там во многих случаях воюют иначе. Ибо враги колонистов — индейцы — являются мастерами маскировки и действий из засад, а также внезапных набегов на поселения белых людей. И колонисты давно научились всем этим приемам… И вот мы имеем в этом письме изложение действий егерских частей колониальной выучки, применивших, наконец, эти знания на практике! Только и всего…
— То есть вы утверждаете, что все описанное — чистая правда?! И ручаетесь в том?!
— Да, именно так! Я вам даже больше скажу, господин Дюран… Судя по этому сражению, Испания собирается воевать с Англией за наши колонии. И подготовилась к этому весьма серьезно! Да, собственно, — война de facto уже началась… Вам, как финансисту, необходимо объяснять, что означает подобное развитие ситуации?
— Нет, благодарю вас!.. Вы мне весьма посодействовали, господин Бонапарт!
На чем, собственно, наш разговор и закончился. Господин Дюран удалился в сильной задумчивости, а я остался пересчитывать полученный гонорар и раздумывать, не заделаться ли по такому случаю постоянным консультантом при бирже? Сумма, заплаченная мне Дюраном, была не шибко велика, конечно, но учитывая, что я заработал ее менее чем за час… Курочка по зернышку клюет. А — сыта!.. Чего бы мне и не комментировать ход военных действий с точки зрения финансовой конъюнктуры? Бонапарт — биржевой аналитик, а?
Черт побери! Что деется в родимой «бель Франс»?! К каким багамским едреням мы все катимся?! Я хренею, господа присяжные заседатели!..
Поскольку поэта из меня не получилось, а спрос на биржевые консультации невелик (вообще-то его совсем нет), то я своих хождений по инстанциям не прекращаю: генералом все-таки лучше быть, чем непонятно кем… В конце концов я-то ТОЧНО знаю, что Наполеон — военный гений! Талант в землю зарывать?! Поэтому посещения военного Комитета я совершаю едва ли не каждодневно. В верхние кабинеты не хожу — чего мне у того же Обри делать? Но по этажам шляюсь. Случай, как известно, бывает ненадежен, зато щедр… И к начальнику управления кадрами Летурнеру высиживаю очередь регулярно. Хотя он меня откровенно не жалует — за молодость. Но, опять же — чем черт не шутит? — вдруг откроется горящая вакансия?
Кроме того, такие визиты здорово помогают быть в курсе военных новостей. Потому что чиновники в ведомстве Обри до того распустились под его чутким руководством, что обмениваются самыми секретными сведениями прямо в коридорах. Вслух. Лопухи — полные! Черт-те откуда только не вылезшие. Чьи-то родственники, свойственники, приятели… Любовники жен и мужья любовниц… А то и просто собутыльники. Пристроенные на теплое место. Один придурок в сейфе держит свою зарплату и всякие прочие мелкие вещи. А секретные документы — в столе… Потому как в сейфе — надежнее!.. Дебилы… Бардак в последней стадии!.. Но что делать? ДругоВА вАЭнАго мЫнЫстЭрства у мЭнА длА вас нЭт! Ага… Приходится ходить. Усы, что ли, отрастить? Для солидности? Только вряд ли поможет, скорей наоборот… Наполеон с усами — это было бы нечто…
Вообще я тут уже в некотором роде — достопримечательность. Что-то вроде домашнего привидения… Столько времени околачиваюсь, пугаю народ своим жалким обличьем. Как некое назидание: «Вот злонравия достойные плоды!» Мелкие чиновники меня давно в лицо знают. И иногда даже до беседы снисходят: «Как ваши дела, гражданин Бонапарт?» «Сава мои дела», — отвечаю я им. И интересуюсь насчет вакансий. Но вакансий каждый раз нет. Сегодня, впрочем, цель моего визита была достаточно скромна. Мне всего лишь требовалось попасть на прием к интенданту и испросить у него средств на новый мундир. В принципе, мне вроде как положено. Я хоть в отставке, но все же генерал! Сколько можно ходить в рванине?! Вот и сижу в приемной. Жду, когда ответственное лицо соизволит меня принять. Заодно краем уха слушаю болтовню адъютанта с другим таким же бездельником, притащившимся почесать язык.
— Ты не представляешь, какая ерунда…
—..да у нас тоже! Такие сказочники попадаются!
— Именно что сказочники!.. От одного вот буквально сегодня пришло письмо…
— И что там?
— Ты не поверишь! Испанцы надрали хвост английскому экспедиционному корпусу! Разнесли его в пух и прах! Одной бригадой колониальной пехоты!
— Да не может быть! И кто командовал этой бригадой? Сид Компеадор? Или Дон-Кихот Ламанчский?
— Какой-то генерал… проклятье — фамилию никак не вспомню! Англы еле успели погрузить остатки на корабли. Но и это еще не все!
— Как? Что же еще совершил сей доблестный идальго?
— Он умудрился взять на абордаж всю английскую эскадру!
— Да это просто чудеса!
— Но и это не все!
— Да ну тебя к черту! Что он — Геракл?
— Судя по всему, он гораздо хуже!.. Как бы не наместник самого врага рода человеческого!
— Испанец?! Ну это было бы уж слишком… А с чего ты это взял?
— Да эта его пехота, по словам корреспондента, якобы стреляла чуть не втрое быстрей человеческих возможностей — никак не меньше десяти выстрелов в минуту!
— Это какой же у них был расход пороха?! Да — это точно не от Всевышнего такие способности! Ты еще не докладывал своему? Пусть повеселится…
— Докладывать? Это?! — гость поднял руку с зажатыми в ней листами бумаги. — Да он меня взашей выгонит за такие сказки!
— Ну-ка — позвольте взглянуть…
Собеседник секретаря уставился на меня бессмысленными глазами.
— Письмо — позвольте взглянуть!
— Вот… — он протянул зажатый в руке лист. Ну ешкин кот! Ну ерш же твою меть! Таскать так секретную корреспонденцию! И спокойно выдавать посмотреть любому! Поубивал бы недоносков! Ладно, черт с ним!.. Что там пишет этот, как он его назвал, сказочник…
Так… Ага… Угу. Письмо, конечно, другое. Сразу видно — писал грамотный в военном деле человек. Подпись — полковник Тальявини… Слышал что-то — фамилия не частая. Вроде толковый офицер… Но содержание — о том же. Мартиника, генерал Kontorovich, Калифорнийская полевая… У англичан, естественно, никакого корпуса, а все тот же десант, равный дивизии, — это у рассказчика от радости в зобу дыханье сперло. Вот и понесло его на поэтические преувеличения… А так — подробности все те же. Плюс еще много дополнительных деталей, несущественных для гражданского человека. Да, судя по всему, — испанцы ОЧЕНЬ хорошо решили подготовиться. Из письма Дюрона этого не просматривалось, а вот здесь видно. Из существующих частей разве что у Суворова слаженность действий на таком же уровне — но тут-то не Суворов! А кто? Архиважный вопрос, това'гищи — вот что я вам скажу! Хотя информации все же недостаточно для полного вывода… Слишком все неясно… Но стоп: это что? У Дюрона этого не было — ну так его информатор не так близко вращался… А вот здесь есть! Черт возьми! Ведь это же самое имя называл и Дюгомье: и среди первых «испанских добровольцев», и среди офицеров дона Александро — человек с одной и той же фамилией!.. Хотя «Эль Гато» — скорее кличка… Нет уж, братцы: если совпадений столько — это уже не совпадения… Как говорится, Ганс вышел утром из дома и встретил по дороге семнадцать трубочистов подряд!.. Нет — это «ж-ж» совсем неспроста…
— Когда вы его получили?
Оболтус заморгал.
— Не могу сказать… Я только сегодня дошел до него, разбирая почту… Декаду назад, наверное… Но какое это имеет значение…
Мама мия! Коза дичи… Что за долбодятлы! Какой-то биржевой спекулянт Дюран озабочен происходящим на Мартинике! Бегает, наводит справки, старается разобраться… А эти… баобабы, блин! — даже уразуметь не в состоянии, что им простым и внятным языком написал их же собственный военный агент! Весело им, елки-палки!
— Немедленно сообщите об этом письме своему руководству! — я вернул листы остолопу, слегка отошедшему и начавшему уже проявлять признаки некоторого возмущения посторонним вмешательством. — И доложите, что испанцы начинают с Англией войну за наши карибские колонии!
Читать бесплатно другие книги:
