Триумф «попаданцев». Стать Бонапартом! Романов Александр
То есть — бабла-то мы срубили. И попутно продолжаем рубить, поскольку заказы под имя Давида продолжают поступать. Нам даже пришлось набрать дополнительный штат по дизайнерской части — из приятелей-студентов моей великолепной четверки. То есть сформировать отдельный коллектив, который и трудится сейчас вовсю над полученными заказами… То есть — на нас фактически пролился золотой дождь.
Это хорошо, да… А вот с другим вопросом — полный облом. Ничего не накопали мы на нашего фигуранта. Ну то есть — как есть ничегошеньки. Тип он, конечно, не ангельского звания — есть при случае за что шлепнуть. Но таких сейчас в Конвенте не то что много или большинство, а попросту — абсолютно все. Кого ни возьми. Да тот же Давид — почему жив до сих пор? Да потому что за казнь короля голосовала половина Конвента в свое время. А другая половина только тем и отличается, что голосовала против… И если сейчас за такое начать наказывать… Ну так кроме короля — там и другие свершения были. Революция, чо…
Одним словом, черт его знает, чего нам дальше делать с этим делом. Поскольку делать-то нечего. А по теперешнему раскладу оно у нас вообще получается как гиря на ноге — только мешает.
Вот мы и собрались подумать. А поскольку думать просто так скучно да и непонятно будет для окружающих — вот я и бренчу на гитаре, чего на ум взбредет. Сейчас вот выплыло из памяти…
- Прекрасны там горы и долы,
- И реки, как степь, широки.
- Все дети там учатся в школах,
- И славно живут старики.
Но, кажется, не очень кстати. Поскольку соотечественники мои вместо того, чтоб работать мозгами, принялись пялиться на меня. Так, как будто я не Бонапарт, а, к примеру, какой-нибудь Карузо… К сожалению, я слишком поздно сообразил, что на трезвую голову на детском празднике особо не напьешься — я для француза выдаю слишком уж русские тексты. И если со светловскими «Мушкетерами», в глубоком алкогольном наркозе оно еще прошло, то сейчас народ данное несоответствие заметил.
И что теперь? Валить все опять на папу Джузеппе? В смысле, на графа Калиостро? Так ведь нельзя ж до бесконечности… Не то я в эту ловушку сам же и попаду: придется и в самом деле становиться магом, чтоб подтверждать репутацию. А оно мне надо — в Остапы Бендеры переквалифицироваться? Блин! Да что за жизнь такая попаданческая?! На ровном же месте каждый раз поскальзываешься! Ну чего мне приперло эту песню из «Золотого ключика» петь?! Объясняй теперь, что это за страна такая заморская! С золотой стеной! Где все дети в школах учатся!.. А особливо — что везде человек человеку… Блин!.. Тут ведь даже на Америку не сошлешься…
Однако, как ни странно, — но решение пришло ко мне в голову именно в этот момент!
Ну, не то чтобы решение… Скорей типичный наполеоновский план. Кстати, один раз уже являвшийся на ум и честно тогда забракованный. А вот сейчас…
- Ключом золотым отпирают
- Заветную дверцу в стене,
- Но где отыскать этот ключик,
- Никто не рассказывал мне…
Я прижал струны гитары рукой и в наступившей тишине обвел взглядом своих соратников. И, не дав им высказаться, захватил инициативу:
— А что, братцы, ваши новые помощники с работой справляются?
Несколько секунд на меня смотрели не моргая. Потом Петр, опомнившись, сообразил, о чем я, и ответил:
— Да, справляются…
— Самостоятельно им работать можно доверить?
— Можно, — Петр пожал плечами. — А…
— Ну, товарищи, тогда вы с этим делом заканчивайте! Хватит толочь воду в ступе. Поприглядывайте, конечно, еще малость за тем, как там оно идет, но в целом вам время терять совершенно незачем!.. И разработку клиента тоже прекращайте!..
— Но…
— А для вас у меня другая задача есть! Куда как поважнее, чем богатеньким буратинам очаги на холстах малевать… Будем сами становиться богатенькими! Вы как насчет того, чтоб сделаться миллионерами?
— Милли… Чего?
Хос-спади! Тут ведь и слова-то еще пока такого нету! Во всяком случае, в массовом хождении…
— Ну, заполучить каждый по миллиону рублей. Золотом. Не против? — я оглядел вытянувшиеся физиономии и продолжил: — Ну вот этим вы у меня и займетесь!
Да. Удачно это я вспомнил… Впечатление от песни напрочь выбило у всех из мозгов. Да и действие, пожалуй, повернулось именно туда, куда и нужно.
— Как-то, твое превосходительство, ты говорить смутно изволишь, — выразил общее мнение прямолинейный Данила. — Чего это ты нам сватаешь?
— Да ничего особенного. И уж тем более — ничего противозаконного, — я усмехнулся. — Мы в своей деятельности будем чтить уголовный кодекс, господа присяжные заседатели!.. А дело вам предстоит совсем простое. Мыть золото!
— Это где же?
— А как раз «далеко-далеко за морем». В стране Америке. На реке Сакраменто. Оно там практически поверху валяется. Россыпь не разработана. Поскольку неизвестна еще никому. Поэтому взять его там можно легко. И добраться туда не очень сложно. Морем до Нового Орлеана, а оттуда… Ну как на месте удобнее увидится. Можно и по морю опять, можно и посуху. Средства у нас сейчас на снаряжение такой экспедиции есть. Даже с избытком. Так что запасетесь в дорогу надежно. Картами, оружием. Другими прочими припасами… Если надо еще людей — наберите, сколько посчитаете нужным. Но не чрезмерно…
— А ты, стал быть, с нами не собираешься?
— А мне там делать нечего. Я здесь, во Франции, буду почву готовить — куда то золото по вашем возвращении посеем. Для большого урожая… Очень большого, братцы. Такого большого, что как раз на тот золотой ключик хватит, которым дверцу открыть можно…
Черт его знает — верю ли я сам тому, что сейчас плету? Хотя, с другой стороны, — все очень даже преотлично ложится в рамки той задумки, что у меня имеется. А золото Сакраменто — и в самом деле взять легко. Иначе не было бы на том месте полвека спустя золотой лихорадки…
— Ну, братия… Что мыслите? Приниматься нам за этот, как говорит генерал, проект али не стоит?
— А что, Евгеша, и ты засомневался? А мы-то уж думали, ты у любезного своего Бонапарта каждое слово изо рта ловишь!
— Бонапарт мне и в самом деле любезен весьма, это, Данила, правда верная. Зело необычен он есть! Но ведь нешутошное дело — за океан ехать. Да средь дикарей жить!.. Осилим ли? А я человек теперь, почитай, семейный — мне не только о себе думать надлежит! Да и практику врачебную так просто жаль бросать. Сам ведь ведаешь, како нынче с врачами в Париже обстоит? Повывелись, почитай, все доктора стараниями господ монтаньяров — кто казнен, кто разбежался… Хорошо, нынче кончилась свистопляска сия… И если бог даст — так я через годик-другой здесь и без всякой Калифорнии богатым и уважаемым гражданином стану… А там еще неизвестно — удастся ли взять то золото или нет! А если и удастся, так до тех мест сперва достигнуть требуется — тоже непростое дело… Вот я и нахожу нужным учинить меж нами совет, как всяким товарищам надлежит перед серьезным предприятием… Так что отвечайте честно и без лицеприятия, что по поводу такому думаете?
— А в том, что золото в той реке Сакраменте имеется, ты, значит, не сомневаешься? Настолько веришь колдуну корсиканскому?
— Да не колдун он, Данила, в чем вся и штука! Что забрал ты себе в голову? Будь он колдун, я первый с ним дела иметь не взялся б! А странный он просто человек — страсть до чего!
— А кто, коли не колдун? Кто кроме может человека словом одним в бревно обратить? Характерники только такое могут, боле некому!
— Да какое ж в том колдовство, когда он при тебе же всю эту хитрость по кусочкам разобрал и нам выложил? Одно только знание натуры тут и ничего более! И я в том самолично на опыте убедился и сейчас по мере возможности пользую. И ты бы мог, коли бы толику стараний приложить удосужился…
— Вот еще! Стану я этим чертовым наваждением баловаться!
— Вот же ты Фома неверующий! Да нету ж никакого этого твоего черта! Вместе с богом!
— Ты это у нас на станице скажи попробуй… А не во Франции, где все от Вольтера с ума посходили… Бога нет!.. Вон они — без Бога-то! — до чего дошли!.. Уже и по небу летать принялись! А генерал по этому делу нынче и вовсе наиглавнейший… И ты туда же…
— Да наука это, Данила! Наука! Ну странно даже слышать от тебя такое — архитектор же ты! Инженер!
— А ты, Петруха, меня лучше вообще не задевай! Не стерплю! Весь ваш Конвент окаянный — не по-божески с людьми поступает! Без совести! А генерал ваш вообще к науке ни при чем! Откуда вот он про то золото заморское знает-то? А? Сам же ведь обмолвился, что неизвестно никому про ту россыпь! Выходит, от Калиостро своего он эту весточку получил. А Калиостро-то кто? Колдун! Вот вам и весь сказ!
— Так что ж ты тогда вместе с нами по слову его дела делаешь?
— Да я!..
— Хватит, братья! Не то сызнова поругаетесь… Молчи, Петр, не будоражь Данилу попусту… А ты, Данила, не сопи! Нечего… Не хотел Петр тебя обидеть… Да и не об том мы заговорились… Ты вот спрашивал — верю ли я, что та россыпь существует? Так вот: думаю, что да, есть она!.. Я уже неплохо различать научился, когда он точно знает, о чем говорит, а когда сомневается… Да он и сам не скрывает… По лицу видно. И зла он нам не желает — это вот как бог свят! Да и коли хотел бы он нам какую пакость устроить — мог бы чего попроще придумать. А не снаряжать экспедицию за тридевять земель за огромные деньги… Не врет он и не шутит. Ему самому то богатство заполучить охота. А мы и в самом деле для такого предприятия подходим…
— Но почему он просто в Конвент не обратится? Разве б депутаты не заинтересовались добыть для Республики золота? А он тайком все затевает… Вот что мне странно…
— Что в том странного, Петр? Как он в Конвенте объяснит, откуда про золото это знает? Данила суть ухватил ведь: нас-то он убедить смог, а вот как убедить депутатов? Боюсь, что фокусы с гипнозом у них еще только большее недоверие вызовут… Да и подсказывает мне что-то, что Конвент генерал наш любит не больше, чем Данила, чтобы такие подарки депутатам делать… Сам ведь слышал, что сказал он: почву, мол, для посева золота готовить станет… Для большого урожая. И про ключик золотой… Смекаете, о чем речь может идти?
— Да уж не о том, как копну сена сметать… Только я б гадать не стал: его, колдуна, поди пойми! То не хотел никак себя показывать, а то раз — и взялся воздушные корабли строить!.. А на что уж он это золото пустит — я и не удумаю… А ты, Алеха, чего молчишь?
— Гадаю…
— И чего эдакого ты гадаешь, мечтатель ты наш?
— Про ключик вот этот как раз, который Евгений только что поминал…
— А что ключик?
— Так песня-то, что он пел, перед тем, как про Сакраменто нам сказать… Помните ли? Про золотую стену далеко за морем. И страну за этой стеной… Ведь не бывает таких стран на свете!
— Ну, не бывает, ясен перец! В сказках только — Беловодье! А ключик-то к чему?
— Так дверца!.. Вход-то в страну через дверцу заветную… А генерал что сказал? «Как раз на тот золотой ключик хватит, которым дверцу открыть можно…» Так, может, он и вправду знает, где эта дверца находится?
— Ну, ты, брат, хватил!..
Что-то не торопятся мои три богатыря становиться золотоискателями.
Впрочем — оно и ладно. Не горит. Да и без того забот хватает — выше крыши…
Хотя основных этих забот всего две. Ага, всего лишь…
Во-первых, проект разрастается. Причем с таким размахом, что я даже малость пугаться начинаю… Чего, скажете? А вот того, например, что производство уже пришлось выносить за пределы нашего Воздухоплавательного, блин, центра… И это еще на этапе проектирования!
Не помещается потому что. Для мастерских-то мы место нашли. Чего сложного… И даже ямы под фундамент копать начали. Но от одного только конно-ветрового привода, после того, как посчитали, какая мощность от него требуется, я офигел. Пятьдесят лошадиных сил. И не улыбайтесь — ничего тут смешного. А как раз наоборот… Лошадиные силы здесь давно уже известны. В том числе и наши современные — введенные Уаттом буквально вот накануне — в 1789 году. Единицы измерения мощности двигателя. Ну надо ж чем-то стало мерить, чего могут паровые машины? Вот и… С этими-то силами все нормально… Есть агрегат, для привода которого требуется, скажем, «адын лошадЪ» — так и понятно, что мощность тут одна «лошадиная сила». Это для нас — выходцев из двадцать первого века — аксиома. А вот для нынешних жителей — совсем даже нет…
Потому как еще лет сто назад — ну от теперешнего конца восемнадцатого века — английский инженер Томас Севери (который считается собственно изобретателем парового привода) для определения мощности своих «огненных насосов» тоже ввел понятие «лошадиной силы». Ну, странно было бы, если бы он ввел «верблюжью» или типа там «медвежью» — ход мысли тут ясно какой. Только вот понятие это было… Н-да… Для нас в нашем будущем малопонятное. А вот для людей допромышленной эпохи — само собой разумеющееся… Лошадь ведь не может работать непрерывно. В отличие от мотора, который железный… Вот-вот! Сменные лошади нужны. Пять-шесть запасных на одну, которых меняют в течение суток. Ага… Вот теперь уловили? Десять лошадей по расчету потребно оказалось для привода всех замысленных мной мастерских. Да плюс запасные… Вот и вышло в точности по Севери: пятьдесят лошадиных сил… А еще транспортные… Тоже, в общем, нехилое количество. Представили теперь табун?! И это только для мелких мастерских!
Вот потому и пришлось выносить настоящее заводское производство к реке — за несколько километров. И закладывать там плотину. Сообразили, какой пошел масштаб? Вот и я сообразил… Но куда ж теперь деваться? Будем строить. А для транспортного сообщения с Медоном пришлось запроектировать железную дорогу. Деревянную пока (где я вам чугуна столько на рельсы найду?!). И с конным приводом. Блин… Но тут уж я отыгрался. Ибо с целью борьбы за прогресс изобрел для этой дороги паровоз. На конной тяге. Гы… Чтоб не спотыкалась кобыла о шпалы. И чтобы инженера мои поупражнялись в создании будущих машин. В общем: бегущая дорожка, коробка скоростей, кривошипно-шатунный механизм — ну натуральный паровоз. Останется потом только паровой котел присобачить, когда его сделаем. Беда — сейчас это никак не получится…
Станков нормальных нет для такого изделия. Просто как факта. А вручную, по методике Ньюкомена… Нет уж, спасибо. Пока мы напильнЕГом все подгоним — меня за невыполнение наполеоновских планов по аэронавтике Конвент под суд отдаст… Как роялиста. За вредительство…
Да что станков! Обычного инструмента нормального — и того нет! Двух молотков одинаковых не сыщешь! Нет стандартизации! Нет единой системы мер и весов (ее хотя и постановили, но эталоны-то покуда отсутствуют и неизвестно когда появятся; здесь ведь даже секунды на глазок часовщики выставляют! Даже в корабельных хронометрах!), а именно промышленных измерительных эталонов. Плитки Иогансона, кажется, называются… А без них даже систему «гаечный ключ — болт с гайкой» без брака массово выпускать невозможно. Вот тоже — приходится заниматься… Сговорился с ювелирами и часовщиками — только они могут дать микронную точность. Но сколько это стоить будет? Даже думать боюсь. Не говоря уже о том, что значение самих-то эталонов я ввел совершенно с потолка, не дожидаясь, когда академики что-то решат. Взял корабельный хронометр и по нему вымерял маятник длиной один метр и массой один килограмм на широте сорок пять градусов. Ну, голь на выдумки хитра… Целую экспедицию пришлось посылать… Благо не так далеко, к югу от Парижа… Уж насколько точно получилось — не знаю. Но пусть хоть что-то будет! А то ведь ничего же нельзя!
Так что отдельный инструментальный цех — а понимай так, что завод — мы сейчас тоже проектируем. А заодно еще и пристань на речушке, где большая фабрика стоять будет. Надо ж на чем-то сырье возить дешево? Вот — на баржах. От Сены, куда впадает сия водная артерия… Пришлось отправить и туда специальную гидрографическую экспедицию для составления карты фарватера. Туристов-водников, блин. Гребиблю, Гребублю, Кудаблю и Тудаблю. Половина командного состава саперной роты на эти экспедиции ушла — больше никого толкового не нашлось… Вот будет анекдот, если речка непроходимой окажется…
Жилье для будущих рабочих… Вообще отдельная песня. Не в Медоне же их селить — на квартирах? Медонцы-то, может, и обрадуются — им же за постой платить будут. Да только что это получится за жизнь для нарождающегося пролетариата? Пролетарская, ага… Так что и это дело тоже пришлось в проект включить. Фабрично-заводской поселок. Барачного типа. Хорошо хоть я к этому времени моим орлам-проектантам рассказал о сборно-щитовом методе. И даже заставил их мастерские по нему проектировать (а скоро строить уже начнем). Не то б меня вообще не поняли бы в моих жилищно-коммунальных идеях…
Вторая забота — людей нет.
Ну, то есть — практически совсем.
И не в том дело, что пролетариат покуда еще отсутствует как класс и к станку поставить некого. А не хватает и специалистов.
Да что далеко ходить… Вот запроектировал я для своего дирижОПля эллинг… Ну не под открытым же небом хранить ценный агрегат? Сто пятьдесят метров в длину. Пятьдесят в ширину и пятьдесят в высоту. Ну — меньше не получается… Так и что? Оказалось, что и меня как специалиста тоже не хватает. Потому что здесь таких зданий еще никто не строит. То есть строят, но не совсем такие. И не в размерах дело… А в том, что эллинг внутри должен быть пустой. Ага… Мне мои ребята когда прорисовали внутренний вид — я впал в ступор: что, думаю, за колоннаду они изобразили? А оказывается, здесь такой длины потолочные перекрытия без подпорок делать не умеют. Вообще. На этом фоне крепостные стены из кирпича, для этого же эллинга предложенные, смотрелись несущественным элементом…
Так вот: я — не знаю, как такой потолок соорудить. Да и стены тоже… В результате пришлось выбрать вариант с созданием насыпного укрытия — искусственного оврага… Капонира без крыши. Ну, это лучше, чем вообще ничего. А то ведь первым же ураганом все нажитое непосильным трудом сдует на фиг… А дождь со снегом… Придется, видимо, примириться. Поскольку без стального металлопроката — которого здесь еще долго производить не смогут — дело это безнадежное, как я понимаю. Вот и все мое прогрессорство…
А вот объем земляных работ получается… Впрочем, это как раз не очень страшно. Неквалифицированную рабсилу на работу типа «бери больше — кидай дальше!» в нынешнее время набрать можно с избытком. Да я уже и отдал распоряжение о наборе — капонир-то нам, конечно, не сегодня понадобится, но строить его начинать нужно заранее. Так что со дня на день примутся землю копать.
Проблем, повторюсь, с такими работниками нет. Весь вопрос — в оплате. А на оплату работ, связанных с обороной, Конвент не жадничает. Тем же солдатам платят столько, что все веселые заведения вокруг Пале-Рояль на этом деле кормятся. Дворцовый сад давно уже превратился в круглосуточный лупанарий под открытым небом. Кущи, блин, райского наслаждения… Ну куда еще солдатЕГу деньги нести? Хорошо, в общем, платит Конвент своей армии. А чего не платить, если деньги бумажные? Как говорил казначей и министр финансов пана атамана Грициана Таврического, некто Попандопуло из Одессы: «А, бери все! Я себе еще нарисую!» Так что и я (хоть я и не армия официально) тоже покуда никаких финансовых затруднений не испытываю: сколько запрошу, столько и напечатают.
Что, в общем, тоже само по себе проблему из себя представляет. И немалую. Поскольку я догадался поинтересоваться у кое-кого из депутатов — чего они печатный станок-то так бесконтрольно используют? А в ответ услышал… Я, как уже сказано было, не финансист и не экономист ни с какого боку. Но даже меня вогнало в ступор произошедшее объяснение. Мы, наверное, часа два выясняли, что именно каждый из нас имеет в виду — и так и не выяснили. Слава богу, кажется, мой собеседник решил, что я просто самонадеянный дилетант… И не обиделся. Но одно я понять сумел! Здешние товарЕщи отчего-то считают, что напечатанные на бумаге деньги ИМЕЮТ РЕАЛЬНУЮ СТОИМОСТЬ. Без товарного или золотого покрытия. Сами по себе. Причем в силу просто того, что выпустившее их государство им эту стоимость присвоило. И все. А следовательно, можно печатать и печатать деньги снова и снова в любых количествах (ну, гм… с некоторыми, конечно, ограничениями — это они все-таки понимают) — и будет всем счастЕ!
Правда, осознали данный момент, насколько я в курсе, уже только в следующем — девятнадцатом веке. Как раз, видимо, на примере нынешних экспериментов… Лет через пятьдесят от теперешнего времени. Но черт побери! Адам Смит же написал уже свое «Исследование о природе и причинах богатства народов»! Можно было бы почитать и подумать, что там ничего нет о пользе бесконтрольного выпуска ассигнаций! Да и не первый раз уже на такие грабли наступают в истории, увеличивая объем денежной массы. Но нет! Халява — она, видимо, во все времена священна…
В общем — слава КПСС, в данный момент это все-таки не моя проблема. Пусть они сами ею занимаются, себе же на голову… Из нашей истории я помню, что ничего такого жутко ужасного во времена Великой французской революции не приключилось с ихними финансами. Перетоптались как-то. А то, что я покуда наблюдаю вокруг, — не идет ни в какое сравнение даже с тем, что было у нас в девяностые годы (двадцатого века, блин!). Хотя, с другой стороны, в России накануне революции с ценами все обстояло тоже не так уж хреново. Попадалось мне как-то репринтное издание книги 1916 года. О кознях мерзких сионских мудрецов против России. Ага… Так вот там — в качестве доказательств этих самых козней — приведены были таблицы роста цен с 1914 года по 1916-й… Так я, помню, просто офигел. На девяносто процентов товаров цены выросли максимум на четверть довоенной стоимости. То есть — не более двадцати пяти процентов. В несколько раз — в пять-шесть где-то — поднялись только цены на крупы, черный хлеб, постное масло и еще несколько тому подобных позиций — из тех продуктов, которыми питалось простонародье. А тот же белый хлеб — да никаких проблем, — покупай, ешь!.. И вот, значит, автор той разоблачительной книжки прямо так и называл, что цены выросли ужасающе!.. Очень я, помню, повеселился…
Но это все, повторю, меня сейчас не касается. Главное — что деньги для моего проекта есть, И нанимать я могу кого угодно и за какую угодно (в пределах разумного, ага…) зарплату.
Но вот в том-то и беда, что нанимать некого!
Не хотят люди в рабочие идти. Категорически.
С очень интересным объяснением.
В падлу им это потому что.
Ага…
Ну, имеются в виду не какие-нибудь там люмпены, а те, «у кого профессия есть». Мастера и подмастерья. Здесь же организация-то еще средневековая по сути. Гильдии, цеха… Производство устроено в основном по надомному принципу. А владение мастерскими — по семейному, наследственному. Редко кто дошел до мануфактур, где трудятся десяток-другой работников. Так это считаются по местным меркам гигантские предприятия… И в этих условиях если ты не мастер — так ты и никто и звать тебя никак. Вот никому и не хочется из уважаемых людей переходить в голодранцы. Пусть хоть этому голодранцу и платят хорошие деньги… Зато у мастера — капитал свой. И он своему капиталу полный хозяин. Ага: хочет — живет, хочет — удавится… Смешно. Однако здесь к этому всерьез относятся.
Впрочем, чего удивительного — революция-то у нас буржуазная! Вот все и хотят быть именно буржуями. За это и кровь проливают. A Libert, galit, Fraternit — это только лозунг красивый. Родившийся в дореволюционных салонах интеллигентных просветителей-энциклопедистов. И умерший вместе с Робеспьером, пытавшимся этот лозунг честно осуществить на практике. Подручными средствами… Ну и получилось… «Мы как лучше хотели, а вышло…» Головокружение от успехов…
Но это все ладно… Я, слава Илуватару, не Робеспьер. Потому идеальное общество создавать не собираюсь. Мне б работников квалифицированных найти для создаваемого предприятия — вот главная задача момента. Поэтому и продолжаю я каждый день ездить в Сент-Антуан. И вести там среди народа агитационную работу.
Правда, получается вот не очень.
И не то чтоб не понимали граждане всю важность для Республики воздухоплавательного дела (впрочем, про дирижабли я не распространяюсь — все ж таки секретная вундервафля). Вполне понимают. И заказы у меня готовы брать даже со скидкой. Из патриотизма, да… В конце концов я ведь нашел, кому заказать разные дельные вещи. Те же плитки Иогансона… Правда, цена на эти плитки при кустарном производстве… Хотя про астрономическую цену я уже говорил. Но вот то, что меня их технологический уровень не устраивает, — понять абсолютно не в состоянии! Даже когда я им прямым текстом про выгоду разделения труда говорю! И про то, что себестоимость для меня ихняя запредельная… Выгоду — признают. А сами становиться на отдельную операцию — не хотят ни за какие коврижки! На все мои увещевания позиция у них непробиваемая: ежели тебе так надо — плати, сколько скажем! Хозяева потому что… И это при том, что недавно еще все как миленькие пахали на защиту революционного Отечества за паек — под управлением якобинцев… Впрочем, это как раз еще один минус моей позиции: напоминает народу только что прошедшие времена с матушкой Гильотиной во главе. Что с этим делать — черт его знает. Как бы в самом деле не пришлось свое ПТУ открывать — ну где я еще возьму подготовленные кадры? Но на это ж время надо!
Но и это еще не самое худшее…
Хуже всего то, что все — буквально поголовно — просто помешались на политической деятельности. Когда ни заявлюсь в секцию — только и разговоров, что о произнесенных в Конвенте речах и о том, как это отразится на положении дел в городе. И добро бы их чистая экономика беспокоила — ситуация-то и в самом деле хреновая. Но нет! Чуть не до драки обсуждают задержку с принятием конституции и с отсутствием по этой причине вожделенных свобод!.. Как будто от свобод этих положение с хлебом выправится…
И самое, пожалуй, паскудное — это бабы, которые вопят как бы не больше мужиков. И все время требуют от Конвента что-нибудь сделать. Потому что «так жить нельзя!» Правда, надо отдать должное — крики их не слишком разнообразны. Преобладают «Хлеба!» да «Богатых — на фонарь!» Меня и самого тут недавно чуть не вздернули по такому делу… Проезжал мимо булочной — ну и попал в очередь. Не чрезмерную — так, человек на полтораста. Как у классика… Но только обозленную очень. Поскольку хлеб закончился. А тут я в фиакре… С треуголкой на голове, блин… Ну и — переполнилась чаша терпения народного… «Разъездились тут!.. Нажираются за наш счет! Воры и кровопийцы!..» И то самое паршивое — толпа практически из одних теток. Совершенно уже ничего не соображающих кроме собственного возмущения. Я уж было подумал — здесь мне и конец. Но Наполеон опять среагировал быстрее меня: соскочил с фиакра, встал рядом с какой-то здоровенной жирной бабой и, состроив комическую рожу, весело прокричал: «Граждане! Ну кто из нас более упитанный?!» Как ни странно — это сработало. Телосложение-то у Бонапарта нынче смело можно называть «теловычитанием». И на фоне толстомордой тетки он смотрелся натуральным узником концлагеря. Только что выпущенным на свободу. Публика заржала, и мы таким образом смогли проследовать дальше. А могли не проследовать…
Впрочем, опять же, в деле агитации и пропаганды пролетарского образа жизни мне в этот раз по-прежнему не повезло: ничего не смог вдолбить в головы комиссаров комитета секции Кен-Венз — хоть ты тресни! А ведь эта секция еще самая «городская» в сравнении с двумя другими — Попенкур и Монтрей! Там-то вообще большей частью огородники да молочники обитают — чистая деревня. Мелкобуржуазная среда, как сказал бы Владимир Ильич…
В общем, судя по всему, — таки придется мне организовывать в проекте отдел профтехобразования. Потому что без него, получается, — никак…
Вот же, не было Наполеону хлопот — завел Наполеон себе порося…
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
Специфика эпохи пребывания
«Массы восстали! Ура!»
Хосе Ортега-и-Гассет
- Военной дорогой под ветры времен
- Сквозь грохот орудий скакал эскадрон…
Вот не дано нам предугадать, в какой момент божественный глагол втемяшится в мозги!.. Ну какого лешего?! У нас совещание, а мне в башку ударило стих новый родить, блин… Ну — по нынешним временам новый, конечно, но какая к Пегасу под хвост, разница?
И ведь не просто у нас совещание. А итоговое! По результатам, так сказать, завершения первого шага начального этапа Создания воздухоплавательных сил… Ага… В одной отдельно взятой стране… Неофициальное, правда. Но все равно интересно. Потому нынче у нас гости. Ну, Шарль — понятно. Он и так почти здесь днюет и ночует. Но еще Монж. И — что наиболее неожиданно — Карно. Это не считая «сопровождающих их лиц». Похоже, я размахом своей деятельности насторожил малость господ депутатов. И визит этот в значительной степени негласная инспекция. Мне б надо быть особо внимательным. А вместо этого…
- Нас всех «Марсельеза» вела за собой
- С врагами отчизны в решительный бой…
Ну вот приспичило… Хотя, с другой стороны, опасаться мне нечего. Что я обещал — делается. И будет сделано гарантированно.
Проектирование мастерских для опытных работ мы закончили. И даже котлованы под фундаменты уже роют. Мюрат достал где-то табун лошадей — точнее, не где-то, а специально смотался к себе в двадцать первый егерский и уж там откуда-то выцыганил, причем сманил даже полковых коногонов, так что и с движущей силой тоже все в порядке. Осталось только ветряную мельницу возвести. Но и это не проблема: рота штрафников-саперов за счет вольнонаемных разрослась уже больше батальона — только успевай задания раздавать. Основная группа проектировщиков под командой капитана Берже полностью закончила все чертежи на змейковый аэростат — головное наше изделие. А что? Его же и требовали сделать в первую очередь. Да и для маскировки второй задачи — управляемого аэростата — очень даже годится. Опять же начинать надо с того, что попроще. А про то, что есть еще и третья задача — и не только третья — так кроме меня никто и не знает пока. Это дело я чуть позже обнародую, когда сам его до вменяемого состояния доведу…
Но главный наш король на данный момент — это, конечно, Лебон. Его установка по получению газа из угля работает. Лабораторная пока. Блин… При взгляде на этот сарай мне даже не знаю, что хочется — то ли немедленно снести его до основания, то ли просто застрелиться… Хотя именно я и помогал Лебону сей агрегат конструировать… Но ничего — будет у нас и настоящий газогенератор. Когда-нибудь… И это есть хорошо. Потому как Шарль ухватился за нее как обезумевший. Еще бы! Стоимость получения газа — ниже краденой по сравнению с водородом. И скорость наполнения шаров в несколько раз увеличилась. А от идеи собирать и хранить газ в газгольдере профессор вообще чуть не подпрыгивает. Да я ему еще про газовую горелку намекнул…
В общем, аэростьеры сейчас новые шары кроят — втрое большего объема. А мои проектанты помимо прочего озадачены не самой важной, на их взгляд, проблемой: разработкой способа сжатия и хранения газа в баллонах под давлением. (Никто важности этого моего хода не понял. Тем более что основное в нем — не баллоны. А компрессор. Ну да ладно — я не гордый… Жалко, что не удалось пока провести в казарму газовое освещение… Вот это была бы показуха!.. Но увы… Газа покуда хватает только на опыты с шарами-моделями, да и то в обрез. Так что революцию в осветительном деле произведем несколько позже… Стоп. А это еще что?
Ампер докладывает. Я ему некоторое время назад велел составить обзор по состоянию дел в мировой науке касательно электричества — ну а кому еще? С такой-то фамилией… Тот он или не тот — наплевать. Для остальных все равно не по профилю.)
— Анри! Повтори еще раз!..
Ампер повторяет.
Ни фига себе. Оказывается, пока я тут в поте лица как наскипидаренный подготавливаю революцию в освещении, в физике тоже случилась революция! Какой-то мексиканец — имя мне не говорит абсолютно ничего ровным счетом — взял и открыл электромагнитную индукцию, которую у нас должен был открыть Фарадей, причем про самого Фарадея никто не слышал — то ли не родился еще, то ли вовсе отсутствует как факт: ну реальность же явно параллельная, это же уже ясно… И теперь весь научный мир кинулся пропускать электрический ток через провода направо и налево всеми возможными способами. В том числе небезызвестный А. Вольта… Вот это сюрприз так сюрприз! А я-то соображал, как мне электрогенератор устроить! А тут — такой подарок. Ей-право — молодец этот дон — как его? — Антонио де Леон-и-Гама! Стану императором — надо будет обязательно наградить его орденом Почетного легиона! Блин — ведь не бывать же мне председателем Земшара — в смысле императором-то! Но Гама этот все одно молодец! Как раз к следующему куплету подгадал:
- Но песню иную о дальних краях
- Возил мой приятель с собою в боях.
- Он пел, проезжая родные поля:
- «Гренада, Гренада, Гренада моя!..»
Цок-цок-цок — цокают копыта фиакра…
Да знаю я, что у фиакра нет копыт! И еще много чего другого нет… Но мне вот так хочется.
Потому что состояние у меня, можно сказать, лирическое. Склонное к поэтическим метафорам. Задумчивое, если попросту. Потому как сижу я на сиденье своего персонального транспортного средства, смотрю кучеру в спину и размышляю.
А размышляю на тот предмет, что чего-то у меня тут недотумкано было… Ну с какого бодуна я так вцепился в это Сент-Антуанское предместье? В смысле набора рабочих… То есть понятно с какого, но куда я так погнал? Для сооружения опытных экземпляров — что аэростата, что дирижабля — мне заказы и так есть где разместить. Дорого, да. Но что ж я хочу сразу-то все в одном флаконе? Проблемы надо пережевывать последовательно. А то и пасть себе порвать недолго… А до серийного производства еще не меньше года — раньше мы завод никак не построим. Ну так и чего я тогда? За полгода можно подготовить любого рабочего-специалиста с нуля. Проверено. А мне здесь требуется и вовсе обучить людей всего лишь отдельным операциям. Так это и за меньший срок управиться можно. Организуем школу профтехобразования и будем набирать в нее самых тех люмпенов, которых кругом хоть пруд пруди… Ну, придется поднапрячься. Программу составить. Преподавателей найти. Но это все получается куда более реализуемо, чем агитация цеховых ремесленников. Где, спрашивается, были мои глаза все это время? А черт его знает! Наполеон, блин…
Впрочем, Наполеон-то тут не виноват. Его представления о промышленности и производстве находятся на том же уровне, что и у всех здесь. То есть — на мануфактурном. Идею массового выпуска и конвейерной сборки он с моих слов уяснил, но не более того. И вот результат, да… Ну что поделаешь: Бонапарт такой же буржуазный революционер, как и остальные в нынешней Франции. И мне он ничего подсказать не мог. А сам я не допетрил… И вот теперь еду в очередной раз в комитет секции Кен-Венз на предмет душеспасительных бесед, а получается, что ехать-то было незачем…
Ну, то есть еду-то я не только за этим — у меня в предместье и другие дела имеются. Но вот вербовать в тутошней среде пролетариев надо завязывать. Не там искал. Как та бабуся из стихотворения про очки…
А весенний Париж хорош… Весь зеленый. Трава пробилась, почки распустились первыми клейкими листочками, голуби одуревшие порхают… И хотя пора цветения еще не пришла, но девушки-цветочницы с шалыми глазами уже разносят по бульварам букетики первых подснежников, фиалок и ландышей и чего там еще — из теплиц, видимо… И у прохожих, что попадаются на улицах, взгляды такие же пьяные, как и у цветочниц. Весна… Один я, как дурак, тащусь неведомо куда неизвестно зачем…
Да уж… Что неизвестно зачем — так это выяснилось буквально сразу же. Едва мой фиакр подрулил к комитету секции Кен-Венз… Точнее, еще на подходе. Потому как проехать к зданию комитета не получилось. Из-за запрудившей окрестности толпы. Пребывающей в весьма буйном состоянии. Тоже, не иначе, по причине весеннего обострения, видимо…
Блин, как бы опять вешать не начали! Хотя вообще-то возле штаб-квартиры секции булочных нет. Да и толпа побольше очереди будет. Не сто человек. А с тыщу. И там, у комитета, оратор чего-то вещает. Да не один, похоже…
— …модерантизм есть скрытая дорога к роялизму! Воля народа попирается неприкрыто! Пора уже спросить, что нам дала революция девятого термидора!
— Отмену бессудных казней и системы террора против граждан! Кто-то хочет их восстановить?!
— Зато роялисты теперь появились на каждом углу! Чего ждать далее? Когда они открыто нападут с оружием на Национальное представительство?! Мы не можем спокойно смотреть, как хоронят Революцию!
— Не надо преувеличивать! Нация не позволит восстановить прежний порядок!..
Толпа, сдержанно гудя, вслушивалась в перепалку. Всех очевидным образом происходящее не на шутку интересовало. До такой степени, что моего появления, похоже, никто и не заметил. Да, сильно тут народ активен в политическом плане, да…
— Не проехать, гражданин генерал… — повернулся ко мне водила. Он же ординарец. — Что прикажете?
А чего тут приказывать? Ясен пень — поворачивать надо. И отправляться по следующему пункту сегодняшней программы. Вот только по какому поводу митинг-то?
Я встал в коляске, ухватившись за плечо солдата. Но разглядеть впереди толком все равно было ничего невозможно. Ну, стоят какие-то мужики на ступенях комитета. Ну, устроили что-то вроде публичного диспута. Кто-то там даже с оружием… Но суть-то в чем?
— Что здесь происходит, граждане? — поинтересовался я у ближайших к фиакру слушателей.
Какой-то чел на костыле в поношенной солдатской форме, но с фартуком ремесленника поверх нее отвлекся от вслушивания в обрывки доносящихся от комитета фраз и бросил на меня раздраженный взгляд. Но раздражение тут же сменилось интересом. Он грузно — явно непривычно — развернулся, всем телом повисая на костыле, и всмотрелся в меня пристальней. Лицо его уродовал шрам на правой щеке. Шрам был вполне свежий. Возможно, поэтому я признал человека не сразу.
— Ба! — опередил меня одноногий. — Да это ж никак наш генерал!
А вот по голосу я его вспомнил сразу.
— Сержант Франсуа Жубер, если не ошибаюсь? Второй батальон второго полка?
— Был сержант Жубер, да весь вышел! Теперь вот опять сапожничаю… А у нас в бригаде слухи ходили, что вас из армии выгнали…
— Так и в самом деле выгнали. Только об этом рассказывать долго. Скажи-ка мне лучше — что тут такое делается?
— А!.. — Жубер скривился и махнул рукой. — Власть переменилась!..
— То есть?.. — Вот новость. Почему мне никто не доложил, как говорится… Вроде ж ничего такого не происходило, когда я сюда ехал. Да и накануне все нормально обстояло. Впрочем, похоже, гражданин предвосхищает «Свадьбу в Малиновке» не совсем в том смысле… А как раз в том, что в оперетте был. В узкоместном.
Так и оказалось:
— Да нынче ночью недовольные действием комиссаров собрались в комитете, да и переизбрали весь состав. А утром старые пришли и полномочия свои отдавать отказались. Вот теперь ругаются. Даже из Конвента кого-то прислали, чтоб разобраться, кто тут и что…
Ага… Именно оно самое. Ничего особенного. Если кто чего не понял — обычная здесь практика. Ну, настолько хорошо вот продумана организация новых республиканских органов власти. Комиссары секций имеют какие-то полномочия только в рабочее время — с утра до вечера. А ночью, в принципе, активисты противоположного политического направления спокойно могут собраться в опустевшем помещении комитета и своим альтернативным большинством принять то решение, которое не проходило днем. Потому что днем их — меньшинство. Ага… И такая вот чехарда тут довольно регулярно приключается, просто я лично с ней еще не сталкивался. Здесь, в Париже, не сталкивался. В других-то местах — сколько угодно. И я смещал, и меня смещали… На родимой Корсике аж со смертным приговором. Так что дело, в общем, житейское…
Смех в том, что должности комиссаров — как это несколько позже и в другой стране было сформулировано — являются «освобожденными». То есть — комиссарам правительство платит зарплату за их комиссарство. Не запредельную, правда. Но все же… И по идее, сменять кого бы то ни было может только оно. Точнее, должно бы мочь. Ан нет!.. Потому правительство в этом вопросе проявляет полную толерантность — не вмешивается. Чтоб неприятностей не заработать. А Конвенту оно и вовсе по барабану. Поскольку депутаты используют шатания электората в секциях в своей политической борьбе. Их это устраивает…
— Понятно… — резюмировал я. — А чего не поделили-то между собой эти уездные предводители команчей?
— Да дьявол их знает! — Жубер опять махнул рукой. Вышло это у него неуклюже из-за того, что второй он все время старательно цеплялся за костыль. Явно еще не освоился передвигаться с одной ногой. — Вроде как прежние слишком мало занимались нуждами простых граждан!.. А эти собираются непреклонно исполнять волю Суверена… Добиваться снабжения хлебом и Конституции… Но по мне так — просто захотели жалованье за должности на дармовщину получать. Хотя что там того жалованья? Тысяча восемьсот ливров в год… На Хлебной пристани грузчики зарабатывают больше! Вот только там вкалывать надо…
Я хмыкнул. Вот что отличало сержанта бригады имени Парижской коммуны Франсуа Жубера от основной массы — так это то, что у него мозги на политике не были повернуты. Сколько я помнил, выходец из деревни, он и в политическом смысле отличался практической сметкой. То есть, как и положено солдату: держался подальше от начальства, поближе к кухне. И революционных речей не произносил в отличие от большинства. При том, что сержантом его выбрали сами солдаты за обстоятельный характер и организаторские способности. Теперь я мог видеть, что и на гражданке он не отличался интересом к вопросам власти. Через что и мыслил куда трезвее, чем окружающие, которые как раз сейчас все превратились в слух. Ловя препинания ораторов двух соперничающих группировок. Взывающих к судьбам нации…
Тоже, кстати вот, анекдот… Народ по этой самой Конституции, которая якобинская и которую нынешний Конвент не примет даже через свой труп по этой причине (и которую лучше и в самом деле не принимать — читал я ее, ну в смысле, Наполеон читал, потому знаю, что говорю…), является Сувереном Французской республики! То есть обладателем высшей власти в стране. И именно по этой причине каждый мнит себя, блин, способным разбираться в государственных делах. Хотя ни хрена в них не смыслит. Ну, типа той ленинской кухарки… И вот пожалуйста — в результате мы имеем самое натуральное новгородское вече по любому поводу. Какие, к черту, роялисты?! Сами себе злобные буратины сверху донизу, от последнего клошара до заседающих в Конвенте народных избранников. И еще возмущаются, что им полномочия урезали. На кой леший им эти полномочия? Революционеры хреновы…
Нет, прав был Черчилль, когда обозвал демократию дерьмом. И тогда, когда сказал, что лучше ничего пока не придумали… Даунхаус, блин…
— Понятно… — повторил я, продолжая стоять в своем экипаже на манер памятника Минину и Пожарскому (ну, если кучера присовокупить). Обдумывая одну, в общем-то, никакого отношения к происходящему не имеющую мысль. Представлявшуюся вполне дельной. И даже странно, что пришла она мне в голову только теперь. Когда я увидел Жубера. — Спасибо за информацию, сержант! А сейчас, если ты не очень занят, — не согласишься ли подсесть ко мне в коляску и проехать до ближайшего ресторана?
В конце концов может же бывший командир бригады покалякать с бывшим же солдатом этой самой бригады — новостями обменяться?..
У Жубера, правда, новостей было немного.
Повоевать он успел всего месяц. После чего угодил с группой фуражиров в шуанскую засаду.
Собственно-то, Вандейское восстание было подавлено еще в девяносто третьем году. С небезызвестным «Нантским утоплением» в финале. Свобода, равенство, братство, да… «Счастье всем, и пусть никто не уйдет обиженным» © Гражданская война, блин, самая романтическая из всех видов войн: потому что это есть война против несправедливости, ага… Но сейчас все, что происходило на западе Франции, получило обобщенное название именно по этому первому крупному выступлению против якобинских реквизиций, и никто уже не заботится о какой-то разнице. Вандея — понятно, о чем речь… Смешно: якобинцев всех перебили, а восстания в западных провинциях как пошли под королевским знаком — так и идут. И никому уже нет дела, с чего все началось… Люди, люди, порождения крокодилов… Тоже цитата.
В общем, Жуберу повезло, если так можно выразиться. Его, исполосованного саблей и с раздробленной пулей ногой, сочли мертвым. А вовремя подоспевшая помощь спасла сержанта от истечения кровью. Да еще на счастье, в пределах досягаемости нашелся врач, ампутировавший голень. Провалявшись до весны в лазарете, Франсуа буквально неделю назад вернулся домой. А поскольку семью надо было кормить, то он принялся за свое старое ремесло, хотя толком еще не оправился от ран. Прежний мастер, на которого Жубер работал, охотно взял его обратно, невзирая на инвалидность. Впрочем, инвалидность помехой и не была — все равно тут все работали на дому…
— Ну, в принципе, жить можно, — завершил он свой рассказ. — Обувку тачать и без ноги получается не хуже. И в общем, денег хватает… Еще бы только с хлебом перебоев не было!
— Тоже думаешь, что роялисты виноваты? — спросил я.
— Да какие это роялисты! Вот в Вандее — там роялисты настоящие! — У бывшего сержанта сжались кулаки, и он чуть не раздавил стакан с вином, который держал в правой руке. — Белые кокарды… Аристократы, мать их… Зверье!.. Видели б вы, что они с пленными делают!.. Я как вспомню, что от ребят, которые со мной были, осталось, так внутри все переворачивается… А здесь… За что булочников бить? Не они зерно поставляют. Хлеб-то в городе есть из чего печь! Только зерноторговцы цены ломят, вот и все. Богатому известное дело — нажива глаза застилает…
— А какой выход видишь?
— Да какой, к дьяволу, выход? Вон умники талдычат, что надо к Тюильри идти и конституции потребовать! Как будто у них от конституции порядок сразу наладится… В Конвенте-то кто сидит? Богатые те самые! И что с конституцией, что без конституции у них один черт своя рука владыка будет… Купят выборщиков, сколько потребуется, и по-прежнему прав останется тот, кто богаче… Сковырнуть бы их всех к чертовой бабушке! — с мрачной мечтательностью произнес сапожник. — Собрать всех вместе… Да и отправить к тем шуанам в подарок! Сам бы подсобил в таком деле и на одной ноге управился б…
— Насчет к шуанам отправить — я б тоже не возражал, — признался я (да и Бонапарт, в общем, был не против). И уже из чистого любопытства добавил: — Но только что дальше-то? Правительства в стране не станет. А на всех границах — интервенты. А внутри страны роялисты с республиканцами… Вот начнется тогда веселуха!.. Все, что сейчас, — детским криком на лужайке покажется…
Франсуа потух.
— Тоже верно… — согласился он, вертя стакан в руке. — Образованный вы человек, гражданин генерал… Я вот только в лазарете и сообразил, когда на койке валялся. Время было… Так вот и выходит, что куда ни кинь — все клин… И что делать — непонятно. А иначе бы — эх!.. Ладно, — он махнул рукой, поставил стакан и принялся нащупывать свой костыль. — Спасибо вам, генерал, что уважили простого солдата! Идти мне надо — работа стоит…
— Да я уж тебя отвезу, — ответил я, прикидывая, что пришедшая мне в голову мысль и в самом деле может оказаться толковой. Если, конечно, я ее реализовать смогу… — Только скажи мне сперва еще кое-что… Ты ведь вроде бы грамотный?
— Ну… — бывший сержант замялся. — Читать могу. Немного. А писать — не мастак…
— Нестрашно. Научишься, если что… Даже и считать, если потребуется. А вот если тебе поручить обучить сапожному делу десяток другой человек — взялся бы?
— Почему нет? Всему обучить можно. Было бы только время, да ученики чтоб не полными дураками оказались… Только не соображу я что-то — это вы к чему?
— А в армию ты б согласился вернуться?
Жубер воззрился на меня совсем непонимающе.
— Дык — как? — свободной рукой он хлопнул себя по культе.
— А это не твоя забота. Так согласился бы или нет?
— Ясное дело… — Франсуа пожал плечами. — Да только что об этом говорить? Да и что я там делать-то стану? Сапоги тачать за солдатскую пайку? А кто тогда семью мою прокормит?
— Ну, если дело только в этом, — я усмехнулся. — Так я тебя мобилизую вместе с семьей. У нас всякому работа найдется. А насчет жалованья — ты не беспокойся! Жалованье у нас не солдатское… Так что, сержант Жубер, — пока еще сержант! — считайте себя снова в строю! А заодно, — я посмотрел на хлопающего глазами собеседника. — Припомни, не сочти за труд: есть тут у вас еще такие же, как ты, простые работники и как с ними можно встретиться?
Следующим на очереди пунктом моей сегодняшней программы после того, как я завез домой осчастливленного мной сержанта — возле комитета все еще продолжали митинговать, — был господин Роньон, портной.
Ну, я ж говорил уже, что кое-что помимо мундира заказал. Вот, езжу на примерку теперь… Как выяснилось, с мундиром-то мне просто повезло — у портного готовый был, его только подогнали мне по фигуре. А вот с новым раскроем… Два раза уже пришлось переделывать. Все что-то не так получается. Как надену на себя да гляну в зеркало — ну чисто та корова под седлом. То длинное слишком, то мешком висит… Да еще шов ручной от машинного качеством отличается не в лучшую сторону… А ведь казалось бы, чего сложного? Пошить комплект полевой формы, комплект парадной да летно-технической рабочей. А чего? Раз уж создаем новые войска, так пусть у них и форма новая будет. Своя собственная… Но выходит такая канитель!.. А особенно достает желание месье Роньона все время украсить изделие то галуном каким-нибудь, то кантом разноцветным. Не понимают здесь, что военный не должен походить на петуха.
Даже Наполеон не понимает! То есть он считает правильным, если некоторые части одеты в форму типа маскировочного цвета — егеря, например, но в целом мои прогрессорские идеи по части обмундирования зарубил на корню. Например, ну как мне хотелось пошить себе камуфляжный костюм!.. Вот был бы эффектный ход, а?.. Так Наполеон решил, что я сбрендил! А того хуже — с его слов — так решили бы все окружающие. Покрытый пятнами генерал вызвал бы в Париже ажиотаж никак не меньший, чем госпожа Тальен, явившаяся в театр в костюме Евы. И даже, пожалуй, больший. Потому как теток в неглиже во все времена полно, а генералов в пятнах до сих пор никто не видел!..
А еще того хуже, что вреда от подобного нововведения получалось больше, чем пользы! Последнего, признаюсь, уже я никак понять не мог. Мы с моим «Бонапартом внутри меня» несколько дней препирались, прежде чем он сумел объяснить так, что до меня дошло. И немудрено: для Наполеона-то этот момент — как и для всех здесь — представляется само собой разумеющимся. А для меня — сданным в архив практически сто лет назад, во времена англо-бурской войны… В общем, оказалось, что при нынешнем способе ведения боевых действий, когда управление войсками в сражении осуществляется ВИЗУАЛЬНО, воюющие ДОЛЖНЫ различать друг друга. Причем как можно лучше. Оттого и форма всех армий без исключения строится по принципу попугайской раскраски. Не камуфлирует, а выпячивает носящих ее. Вот, собственно, и все. А насчет того, что «хочешь быть красивым — поступай в гусары» — так это уже вторично…
Одним словом, убил меня Бонапарт этим разъяснением. Только что в землю не закопал: все-таки излишнего украшательства я не допустил. Слава богу хоть, что эполеты здесь не в ходу. В смысле — во Французской армии. Как и у нас когда-то в Красной… Поперек всем «золотые погоны» как символ ненавистного самодержавия, я вот эполеты свои как-то упоминал, но только исключительно в переносном смысле: усиления впечатления для. Так то знак генеральского отличия — трехцветный кушак на талии. (Цветов, естественно, знамени республики. Не сказать, чтоб сильно удобно. Но тут уж я ничего поделать не в состоянии: все так носят!). Ну вот под это дело я и от остальных финтифлюшек отбоярился. Оставив лишь кант с петлицами — ну без них-то никак.
Вот только на скорость выполнения заказа оно не повлияло… Во всяком случае, взбегая на крыльцо дома господина Роньона, я не надеялся, что произошло чудо — предыдущие визиты уже приучили меня к трезвому взгляду на вещи. Но я даже не подозревал, насколько я в этом прав…
— Хозяина нет дома! — сообщил мне слуга, открывший дверь после того, как я несколько раз подергал за ручку входного колокольчика.
— А когда будет?
— Не знаю, месье!
— А что с ним такое? — Без самого мастера решить вопросы по сделанным мной заказам не представлялось возможным. Абсолютно. Ни один из подмастерьев не взял бы на себя такую ответственность.
— Хозяин со вчерашнего вечера в комитете секции, — обрадовал меня привратник. — И когда вернется — неизвестно. Вы же сами, наверное, видели, что творится?..
— Что он там делает? — спросил я, уже догадываясь, ЧТО могу услышать. Хотя никак не ожидал от почтенного мэтра ничего подобного по прежним с ним встречам. Правда, «умным» высказываниям в духе кухонной политики он, случалось, при мне предавался…
— Месье Роньона избрали комиссаром взамен одного из бывших.
Да-а… Это точно не Рио-де-Жанейро! Вряд ли я таким манером в ближайшие дни смогу получить тут свои белые штаны… Ну, то есть не белые, конечно, но какая, к черту, разница? Ведь неизвестно, смогу ли я получить вообще хоть что-то с месье Роньона! Если его политическая карьера закончится не начавшись, то последствия для него могут оказаться самыми разнообразными… Вплоть до ареста.
Нет, это точно знак какой-то свыше: что хватит страдать маниловщиной насчет Сент-Антуанского предместья! Они тут что-нибудь еще отмочат — читал ведь про регулярные рабочие восстания, хоть и не помню, сколько их было? — а я в результате вообще останусь без ничего!.. Нет, все: надо запускать свои мастерские и начинать готовить свои кадры! Не фиг ждать милостей от природы. Жубера нашел — и еще сколько-то таких же специалистов с его подачи будет, ремеслом владеющих, — и радуйся: хоть что-то!
Блин. Но снова перестраивать проект… Менять приоритеты… А что делать?! Если без этого опять никак не обойтись?
Черт бы побрал это высокое политическое самосознание масс!
Материалы из «Серой папки», 1795.
Август 1795 года. Форт ВВВ.
Из дневника Сергея Акимова.
— Синьор Снейк! Там падре Хосе к вам пришел — отворив дверь, доложил мне Веник. Добавив: — Приехал на своем муле Геркулесе.
— Хорошо, пригласи, — ответил я.
Давно уже падре не навещал мою скромную персону. Хотя в форте бывает регулярно. Но и без встреч со мной у него здесь хватает объектов для интереса. А раз явился персонально, значит, есть новости. А раз приехал на муле, а не в экипаже — значит, спешил и новости важные. Веник это значение Геркулеса разглядел. Наблюдательный парень…
— Во имя Господа! — провозглашает падре, переступая через порог.
— Именем его! — отзываюсь я условленной фразой.
Это мы так шутим иногда промеж собой. Ну и до святого отца дошло довольно быстро. Пусть оригинала он и не читал. Но показывает, что на шутку не обижается и готов сотрудничать даже с такими странными еретиками. Широких взглядов человек. Как и многие в воинстве Иисуса. Мы его в число шутников также допустили без возражений: у нас взгляды тоже неузкие…
— Вина? — вежливо интересуюсь я.
— Не откажусь, — склоняет голову падре и садится на стул перед столом, поправляя сутану. Само собой, после скачки он отряхнулся и смыл пыль с лица — но следы остались. И на одежде, и на шляпе, а более всего на сапогах. Значит, действительно торопился. Но здешний этикет не предполагает брать собеседника за кадык в первые же минуты разговора. Поэтому достаю из тумбы стола филигранной работы китайский кувшин, подарок португальских контрабандистов, два «ломоносовских» граненых стакана, тоже последний писк моды, и наливаю. Падре побольше, себе поменьше. Чтоб не в одиночку человеку было пить.
Падре с удовольствием утоляет жажду. Я вежливо поддерживаю, в принципе, вино очень даже неплохое. Наконец преамбула отыгрывается обеими сторонами.
— Благодарю вас! — преподобный дон Хосе ставит опустевший «гранчак» на стол и вынутым из кармана платком промокает губы. После чего, убирая платок, сразу приступает к делу.
— Сегодня я получил письма из Европы, — сообщает он. — С сообщениями об известной вам персоне… Помните, вы интересовались в начале лета — не могут ли мои корреспонденты рассказать что-либо дополнительное? Могу вас порадовать. Мои друзья, памятуя о высказанном прежде интересе к данной фигуре, поспешили оповестить меня о том, что им удалось узнать о весенних событиях в Париже. И сегодня, наконец, почта дошла до моей миссии. Прочитав корреспонденцию, я решил, что следует незамедлительно сообщить вам ее содержание. Поскольку эти данные из весьма заслуживающего доверия источника. Отнюдь не досужие сплетни!.. Я велел заседлать Геркулеса — и вот я здесь!..
— Слушаю вас внимательнейшим образом, — говорю я. Информация «об известной персоне» действительно может оказаться ценной… Если она достоверная, конечно.
Все то же проклятие этого времени: парусники ползут через океан со скоростью хромой черепахи. Корреспонденция падре, как обычно, шла через Атлантику, а потом еще до Калифорнии ТРИ МЕСЯЦА. Как в таких условиях работать? Когда в начале июня Артоф из Лондона радировал о дошедших до Англии известиях с континента — можно было только сжать зубы и цитировать Карлсона: «Спокойствие, только спокойствие!» Потому что любая другая реакция на сообщение о том, что в Париже генерал Бонапарт расстрелял из пушек Конвент и возвел на трон Людовика XVII, получалась бы преждевременной. Ведь все мы прекрасно помнили из школьного курса истории, что ничего подобного Наполеон не делал. И именно поэтому группа Котозавра отбыла в Старый Свет, рассчитывая попасть в Париж как раз поближе к месяцу вандемьеру, чтобы не засветиться в столице революционной Франции прежде времени. И вдруг — такой афронт!
К счастью — хотя достаточно сомнительно такое утверждение, конечно, — данное известие оказалось не единственным. До британских островов одновременно дошли еще две версии инцидента. Первая: Наполеон расстрелял из пушек не Конвент, а выступление санкюлотов предместий. Что уже больше походило на правду, но отягощалось тем добавлением, что сам Бонапарт после этого возглавил Конвент, что тоже никак не должно было быть, если вспоминать все ту же нашу историю. Вторая же версия была необычнее всего. По ней Бонапарт выкрал из замка Тампль заключенных туда короля и его сестру и скрылся в неизвестном направлении, улетев на гигантском воздушном шаре! А революционный Конвент сейчас усиленно ищет беглецов!
Головная боль для любого аналитика. Вдвое усиленная тем, что оперативно проверить эту белиберду не имеется никакой возможности. Но и отмахнуться было тоже нельзя: в Париже явно что-то произошло, и некто по фамилии Бонапарт в этом принимал самое активное участие — иначе не фигурировал бы во всех трех версиях… В процессе ожидания новых сообщений вполне можно было поседеть: ведь получалось, что разведгруппа, имеющая задание на вербовочный подход, ко времени прибытия на место должна была оказаться совсем не в тех условиях, на которые мы рассчитывали при планировании. А связаться с ними до высадки в Кале не было никакой возможности…
Артоф, правда, постарался разузнать все, что можно, подробнее, но радиограммы его особой ясности не прибавили: Англия хоть и ближе к Европе, чем Калифорния, но зато в связи с революционными временами игра в глухие телефоны через Ла-Манш там проходит в куда более обостренной форме. А своей агентуры во Франции у «доктора Арендта» нет.