Кругом одни принцессы Резанова Наталья

— Подумаешь, призраки… — Фон Зайдниц поднял забрало и ухмыльнулся. — Сумел бы кто другой такую армию собрать! Не пьет, не жрет… грабить-то по привычке грабит, но пользоваться награбленным не может. Стало быть, вся добыча кому пойдет? Магу, и нам, живым помощникам.

— Вот почему ты к ним переметнулся…

— А тебе и завидно. Небось, локти кусаешь, что тебя не позвали.

— Ну уж нет. Я с дохлыми мужиками не общаюсь, предпочитаю живых. Так что гони сюда свое письмо и проваливай к своим призракам.

— И не подумаю! Мне четко было сказано — письмо командору или этому… как его… Калигари. Так что прочь с дороги и пусти меня в крепость.

— Ты совсем тупой или частями? Едва ты ступишь в крепость, тебе в лучшем случае башку снесут, а о худшем не будем говорить. В орденах не жалуют перебежчиков, пусть даже мирских братьев, а не посвященных.

— А кто им скажет, что я перебежчик? Так рыцари и поверят дурной бабе или ученому сморчку.

— Ну почему же, там еще дон Херес есть. Невольник чести.

Самоуверенность фон Зайдница стала таять.

— Меня нельзя трогать! Переговорщик свят! Рыцарский кодекс…

— За что я люблю всяческие своды законов и кодексы — так это за примечания. И в разделе примечаний к рыцарскому кодексу сказано: «По отношению к простолюдину, предателю, либо иноверцу никакие клятвы, обязательства и законы не соблюдаются».

Фон Зайдниц побледнел. Разумеется, он знал этот параграф, но никогда не предполагал, что может попасть под его действие. Он достал из-под латного нагрудника смятый пергамент и передал мне.

— Забирай. И передай там своим гидрантам, пусть делают то, что велит Неназываемый маг. Потому как у вас скоро голод начнется, а его армия может стоять до бесконечности!

— Ага. Его армии пропитания не нужно, а вот таким как ты… Как только припасы Мордальона подчистите, ваш Афедрон других слуг найдет…

— Анофелес! — взвизгнул он.

— А мне так всё равно, — я повернула коня прочь.

Но пусть мне удалось уесть фон Зайдница (не будет имя доктора коверкать), в его словах была правда. Даже если Армия Теней станет штурмовать Балдино, у нее перед гарнизоном крепости огромное преимущество. Остается уповать на то, что управляет призраками живой человек, у которого нет вечности в запасе. И ему что-то нужно от командора и доктора. Что-то, имеющееся лишь в Балдино.

— Читайте! — командор брезгливо швырнул пергамент доктору. — Он ведь вам пишет, мудрый наставник ваш.

Злость фон Штепселя была вдвойне объяснима. Мало того, что маг-предатель выдвигал какие-то требования, так он еще отписал не командору, а шпаку-докторишке, пусть и носившему звание военного советника. Рыцарская душа была уязвлена.

На мэтра было жалко смотреть. И не потому только, что на него пал гнев фон Штепселя. Он пришел на совет бледный, с воспаленными веками и дрожащими руками. Бессонная ночь явно не прибавила ему здоровья.

Он взял пергамент и взломал печать. Вперился в строки, написанные уже знакомым мне почерком. Когда он поднял глаза, в них стоял неприкрытый ужас.

— Он обещает снять осаду в обмен на гримуар Логистиллы.

— Это ловушка! — мгновенно отозвался фон Штепсель. — Войны не ведутся из-за никчемных книжонок.

— Это может быть ловушкой, — тихо отозвался доктор Халигали. — Но не потому, что книга ничего не стоит. Я не хочу даже представлять, что произойдет, если книга попадет в руки Анофелеса… Это слишком страшно. О, если б книга убивала, как мы ошибочно предположили вначале! Я бы сам отнес ее Анофелесу, хоть и грех говорить такое про собственного учителя, даже предавшегося злу.

— Так расскажите же нам, что такого вы вычитали в гримуаре, — не выдержала я.

— Да, расскажите! Только… — командор покосился на меня, — нет ли здесь лишних ушей? Не понимаю, почему я разрешаю вам — одной сестре среди братьев — присутствовать на военном совете. Но когда речь идет о строго секретных сведениях…

— Да пожалуйста, — я пожала плечами, — могу уйти.

— Нет, останьтесь! — вскричал доктор. — Командор, сестра Этель первой догадалась, что гримуар играет ключевую роль в событиях, и благодаря ей он попал к нам раньше письма Анофелеса.

— Ладно, — фон Штепсель махнул рукой. — Но как он узнал, что книга у нас?

— А он и не знал. Он пишет: «Гримуар должен быть где-то в крепости, ищите, от этого зависят ваши жизни и жизни ваших людей».

— Ясно. То есть — полный мрак. Итак, что вы прочли в книге?

Доктор тяжело вздохнул.

— Книга написана самой Логистиллой, и только приписка принадлежит Малагису. Я не всё понял… лишь в общих чертах. Бытует выражение «Нить жизни». Так вот, Логистилла установила, что субстанционная основа души человеческой действительно проявляется в виде нити. Когда физическая жизнь человека прекращается, эта нить прерывается, но не исчезает. Будучи некроманткой, Логистилла научилась добывать эти нити, привязанные к душам мертвых, а будучи женщиной, она научилась их прясть, и вязать из них. В экспериментальном порядке она связала полотнище, названное Дорогой Скатертью, которое могло бы обеспечить выход умершим в мир живых. Причем выбирала она нити, привязанные к душам воинов, как наиболее крепкие. Но потом она осознала, сколько зла может причинить сей артефакт…

— Еще бы! Так я и знал — всё зло от баб!

— Погодите, командор… и решила спрятать его в недостижимом месте. Более же недостижимого места, чем Тот-еще-Свет, не существует… На этом ее записи заканчиваются и есть лишь приписка Малагиса, что он собирается применить изобретенное им заклинание. Вы понимаете меня? Он был так одержим идеей найти Дорогу Скатертью, что не пожалел собственной жизни. Он убил свое тело заклинанием, способным перенести его на Тот-еще-Свет!

— Я знаю способы попроще, — проворчал фон Штепсель. — Но из всего, что вы тут наговорили, доктор, никак нельзя понять, что нужно делать с книгой.

— Как — что? — сказала я. — Отдать ее Анофелесу.

Тут они заорали хором, обвиняя меня: один — в предательстве и трусости, продажности, а другой — в преступном легкомыслии.

Я молчала, выжидая, пока они выговорятся и устанут. Наконец доктор и командор исчерпали поток обвинений и уставились на меня.

— Позвольте мне, господа, рассказать, почему я пришла к такому выводу. Начнем с Малагиса. Вы правы, доктор — он зациклился на идее добыть Дорогу Скатертью и отправился за ней на Тот-еще-Свет. Кстати, я совершенно не уверена, что он собирался при этом умирать. Может, заклинание не так сработало, может, у мага просто не выдержало сердце. Так или иначе, он умер, но и за гробом остался верен той же идее и продолжал искать Дорогу Скатертью — для того, кто находится за гранью жизни, время значения не имеет. И в прошлом году он ее нашел. Призраки, чьи нити были вплетены в Дорогу Скатертью, вырвались на волю… тогда и началась ваша странная война.

Фон Штепсель неопределенно хмыкнул.

— А при чем здесь Анофелес? — спросил Халигали.

— Поначалу, я думаю, он искренне хотел вам помочь. Поэтому он сделал свое предсказание о пяти героях, поэтому отправился в храм Края, чтобы найти таковых. И там узнал про Дорогу Скатертью. Соблазн оказался слишком велик. Анофелес понял, что представляют собою враги, и решил стать их господином. Но он не мог отменить собственного предсказания, и поэтому сделал так, чтобы оно обратилось против себя. В списке победителей чудовищ он нашел самых больших раздолбаев, какие есть в героическом сообществе, и направил им приглашения. Правда, он не учел, что Лонгдринк, как есть он верный рыцарь, проявит самостоятельность… И маг перенесся к Дороге Скатертью, развалив при этом большую часть храма.

— Возможно, всё именно так и было, — хрипло проговорил доктор. — Но, значит, Анофелес обрел ужасающую силу еще до того, как прочел гримуар Логистиллы. И теперь вы вдобавок прелагаете отдать ему книгу! Разве сие не преступно?

— Вы так ничего и поняли, доктор! В каталоге храмовой библиотеки числятся труды Логистиллы и Малагиса, но самих книг в библиотеке я не нашла. Анофелес уже прочел всё, что ему было нужно, уже завладел Дорогой Скатертью. И гримуар Логистиллы он требует не для того, чтобы его читать. Он не хочет, чтобы кто-то другой раскрыл тайну.

— И что это нам дает? — сурово вопросил фон Штепсель.

— Он не знает, что мы уже прочли книгу. И нам известно, где находится начало Дороги. А как утверждали древние, что одна женщина связала, то другая всегда распустить может.

— Но нам неведомо заклинание Малагиса! — доктор побледнел еще сильнее.

— А я не собираюсь им пользоваться. И помирать тоже не планирую.

— Как же вы собираетесь добраться до Дороги Скатертью?

— В храме мне сказали, что Тот-еще-Свет в нескольких местах напрямую соприкасается с нашим. Кстати, к ним принадлежит и этот замок. Или принадлежал во времена Логистиллы. Но хоть меня здесь за нее и приняли, я некромантскими способностями не обладаю. Предлагаю сделать так: посылаем делегацию к Анофелесу. Я вхожу в конвой и по пути отрываюсь и двигаюсь в необходимом направлении.

— Как же вы его обнаружите?

— Вы забыли про Сумеречные очки. Сквозь них видно Дорогу. Но место, откуда она вырывается на наш свет, я и без очков найду. Это вулкан Беззубий.

— Кто гарантирует, что вы не выдумали это, чтоб сбежать? — угрюмо поинтересовался фон Штепсель.

— Никто. Об успехе вылазки вы узнаете по результатам… или их отсутствию.

— Умничаем, — он скривился, словно от зубной боли. — Академия Скатах, как же, доктор мне сказал. Операция АС против AT? — командор обернулся к мэтру. — Этот мерзавец дает нам время на размышления?

— Сутки. И не на размышления. — Доктор откашлялся и зачитал: — «Сутки на то, чтобы найти книгу. Иначе я буду крайне дурного мнения о ваших умственных способностях».

— Книжники… — в голосе командора слышалось еще больше презрения, чем когда он упоминал Академию Скатах. — Вот через сутки мы и дадим ему ответ.

На другой день мы собрались во дворе крепости. Доктора должны были сопровождать шесть человек — трое из тех, что прибыли с Халигали из Динас-Атаса, и еще фон Штепсель назначил Лонгдринка, меня и дона Хереса. Из чего я сделала вывод, что на возвращение посольства командор не слишком надеется. Несомненно, если б я стала просить фон Штепселя о помощи, он бы ее оказал. Столь же несомненно, что в случае чего он первым делом предпочтет избавиться от балласта в виде женщин, книжников и мирских братьев. Военная косточка, Ядрена Вошь.

Что думал на сей счет доктор, мне было неизвестно. Обычно нервный, сейчас он ничем не выдавал своих чувств.

Гарнизон, провожавший посольство, отсалютовал нам оружием. Торжественность момента несколько подпортил старик Кончино, выбравшийся-таки с кухни. Он заковылял через двор, голося, что «Госпожа больше не должна покидать замок», и явно намеревался рухнуть под копыта Мрака. Но его вовремя убрали. Командор фон Штепсель взмахнул рукой, решетка ворот поехала вверх, и мы покинули Балдино.

Впереди отряда ехал знаменосец. На древке с белым полотнищем трепыхался также флажок с изображением гидры и надписью «Hidra imperialis». Доктора окружали по двое рыцарей с каждой стороны. Я ехала замыкающей — при исполнении моего плана светиться было ни к чему.

Недавнее поле боя было очищено от убитых мятежников. Должно быть, тела побросали в огонь — не зря здесь так полыхало. Я поежилась, несмотря на теплую погоду. Мертвые, хоронящие мертвецов — это превыше моего понимания. И сделано это, надо понимать, по приказу Анофелеса. Призракам всё равно, а маг, сволочь, соблюдает правила санитарной безопасности. Неизвестно, защитит ли его магия от чумы, а вот огонь — всегда. Я разозлилась и перестала бояться. Хотя озноб всё еще ощущала. Поскольку опять становилось холоднее, несмотря на яркое солнце. Может, таков был побочный эффект присутствия Армии Теней. Выброс некротической энергии, как в храме…

За полосой выжженной земли нас встретил дозор призрачной армии. Они молча взяли нас в кольцо и повели вглубь лагеря. С первого взгляда я ни за что не сказала бы, что это выходцы с Того-еще-Света. Здоровенные мужики из всех народов Ойойкумены, одетые кто во что горазд, вооруженные тоже без намека на единство. Но такое и в обычных армиях случается. Разве что бледные все. И рожи угрюмые.

Разумеется, быть мертвым — не очень весело, но мне представлялось, что воины, вернувшиеся в мир живых к любимому занятию — убийствам и грабежу, — должны проявлять больше энтузиазма.

Стало совсем холодно, и я не удивилась, увидев большой костер, разложенный в центре лагеря. Анофелес и его смертные помощники должны как-то согреваться.

Призраки-конвоиры расступились. За костром стояла большая повозка, в которой были укреплены удобные кресла с высокой спинкой. Человек, сидевший там, безостановочно работал спицами. Зрелище было тем более дикое, что вязал он, казалось бы, пустоту. Только самый острый и пристальный взгляд мог различить в мелькании спиц нити, словно спряденные из полос дыма, возникающие из ниоткуда и, сплетаясь в полотнище, уходящие в никуда. Анофелес — а это, несомненно, был он — не обращал на нас внимания. Закутавшись в шерстяной плащ неопределенного цвета, склонив голову, новоявленный маг вязал, вязал, вязал…

За ним, держа коней на поводу, стояли пять человек. Люди — а не призраки, тем лошади были ни к чему. Среди них я узнала фон Зайдница и конунга Грабли, накинувшего вместо плаща невесть откуда взявшуюся здесь медвежью шкуру. Этого-то что привлекло в Армию Теней? Неужели, как барона, неограниченная возможность грабить? Или просто по дурости вляпался? Остальные были мне незнакомы. Однако число помощников свидетельствовало, что Анофелес решил завести своих «пятерых героев». Знал ли он, что двое попали сюда из его собственного черного списка? Хотя, похоже, ему было на это наплевать.

Лонгдринк обернулся ко мне. Его лицо под поднятым забралом было столь же бледно, как у окружающих призраков.

— Не нравится мне это, — прошептал он.

— Мне самой не нравится. Слушай, Лонгдринк! Что бы ни случилось, охраняй доктора. Как есть ты верный рыцарь. Усек?

— Усек. — Получив четкие указания, он несколько приободрился.

Анофелес, наконец, соблаговолил поднять голову.

— Привезли? — спросил он. Голос у него был сиплый, словно простуженный.

Халигали вместо ответа выпростал книгу из-под плаща.

— Я знал, что ты проявишь благоразумие, — объявил маг. — Принеси, — кивнул он одному из пятерки. Тот покорно направился к мэтру.

Больше всего я опасалась, что доктор не удержится и выложит бывшему наставнику всё, что о нем думает, и всё, что нам известно о Дороге Скатертью, и о вулкане. Хотя, пожалуй, бояться надо было того, что я ошиблась, и книга нужна Анофелесу для каких-то неведомых гнусных дел. Ведь Халигали разобрал ее содержимое лишь в общих чертах. Скорее всего, доктора терзали те же мысли. Но он отдал книгу, не говоря ни слова.

Анофелес пристально следил за происходящим. Вблизи он выглядел не столь благостно, как издалека, и, уж конечно, не так как на портрете. Лоб его казался таким высоким, потому что плавно переходил в лысину, белые брови напоминали мохнатых гусениц, борода не могла скрыть провалившийся рот. И вообще лицо как-то осело, позволяя главенствовать костям черепа. Если уж на то пошло, череп Малагиса в гробнице смотрелся привлекательнее. Потому как он был на своем месте.

Помощник подал гримуар магу. Тот взял его, но не раннее того, как воткнул спицы в воротник плаща. Раскрыл книгу и принялся перелистывать. Руки его дрожали. В запавших глазах появился тусклый огонек. После осмотра он произнес:

— Да, это она. — И приказал покорно ожидавшему помощнику. — Брось книгу в огонь.

Когда пламя охватило листы гримуара, мне впервые пришло в голову, что костер здесь разведен вовсе не для сугреву. Анофелес уже потерял интерес к тому, тепло или холодно вокруг. И ветхий плащ таскал он не из скромности. Кого волнуют мелочи, когда в руках — Сила?

В прямом смысле слова.

И доктор это тоже понимал.

Однако сумел заговорить.

— Теперь, когда мы выполнили ваши условия, я хотел бы знать, уйдет ли Армия Теней от стен Балдино, — тихо произнес он. Почти прошелестел. Но Анофелес услышал.

— Какие же они тени? Они ходят при свете дня, они носят одежду, они владеют оружием и способны убивать. От людей они отличаются лишь своей неуязвимостью.

Я посмотрела на мрачные бескровные лица призрачных воинов и усомнилась в истинности сказанного.

Анофелес вытащил спицы из воротника и снова принялся вязать, продолжая говорить.

— Скорее тенями можно назвать тех, кто укрылся за стенами крепости, предпочтя отправить навстречу судьбе безобидного ученого. Мне нет до них дела. Весь вопрос в том, уйдешь ли ты к этим безмозглым воякам или останешься здесь.

— Я не могу изменить присяге, — сдержанно ответил Халигали.

— Присяга важна для людей меча. Ты — ученый.

— Я — ученый, посвятивший жизнь военным наукам. И вовсе не маг.

— Магия и наука — родственные дисциплины. И доныне они пребывали на положении служанок грубой силы. Но более так не будет! Сила не будет указывать знанию, отныне знание повелевает мечом!

«А также ножом и топором», — едва не брякнула я. В том, что говорил Анофелес, была правда. Или хотя бы часть правды. И оттого было особенно скверно на душе. Действительно, вопрос: признает ли это за правду доктор или нет?

А тут еще Анофелес решил подбавить жару.

— Может быть, ученик, тебя смущает общество навязанных тебе конвоиров? Не смущайся их судом, не бойся их злонамеренности. Прежде чем кто-нибудь воздвигнет на тебя руку, мои воины расправятся с ними, ибо, приобретя подобие плоти, они сохранили стремительность теней.

Халигали молчал. Анофелес, неустанно работая спицами, гнул свою линию.

— Или ты осуждаешь меня? Но оставь эмоции в стороне и подумай: по какой-то случайности впервые в истории возникла армия, которую невозможно победить в принципе. И лишь глупец будет бороться с таким врагом. Умный знает: если невозможно победить — присоединяйся. Но лишь мудрец способен не присоединиться, но возглавить. Ты умен, я мудр. Разве не место нам в одном стане? Никто не устоит перед нами. Отсюда я могу править миром…

Похоже, он начинал повторяться. Но Халигали по-прежнему держал паузу. Только чуть косил краем глаза на сторону. Я поймала этот взгляд, и тут до меня с опозданием дошло. Доктор тянул время не потому, что предавался мучительным раздумьям. Он ждал, пока сгорит проклятая книга! И когда последний лист пергамента рассыпался во прах, доктор снова заговорил.

— Всю жизнь я жалел, что лишен магических способностей и вынужден оставаться скромным ученым. Но не сейчас. Ибо наука в нашем мире еще не достигла той степени развития, чтобы ввести в соблазн достойного человека. На кого вы похожи, былой наставник! Руки трясутся, волосы лезут, последствия хронической бессонницы налицо! И на лице. Большое удовольствие — править миром, не вылезая из телеги! Помощники вас, небось, из ручек кормят, дабы от колдовства не отрывать. И как же вы в данном случае нужду справляете? Дырку в троне своем прорезали?

— Имидж — ничто, жадность — всё… — пробормотала я.

— Пребывание в среде армейских хамов наложило на тебя неизгладимый отпечаток, — ледяным голосом провозгласил Анофелес. — Ступай. Я решу твою участь. Вскоре.

А доктор, пожалуй, погорячился, подумала я. Проклятый маг нас убьет. И фору дает, потому что еще не придумал, как. Насколько проще было с этим… как его… Дубдубом. Хотя маг, в отличие от своего войска, — из плоти и крови, его можно убить, а по Дороге Скатертью он, не будучи военным, вряд ли вернется.

Однако Анофелес, предвидя, что в свите Халигали могут возникнуть смертоубийственные намерения, кивнул призрачным стражникам, и они окружили нас плотным кольцом. Если слово «плотный» уместно по отношению к теням.

— Едем, — приказал доктор. Когда мы повернули коней, он, оборотившись ко мне, тихо произнес: — Как только отъедем от лагеря, скачите прочь.

— Они следят за нами, — вклинился один из гидрантов. — Незаметно оторваться не удастся.

— Тогда будем отрываться заметно. Сделаем, как будто я от вас дезертирую. Ругайте меня, бранитесь…

— Я могу даже послать для виду кого-нибудь в погоню.

— Идет. Но не больше одного.

Я оглянулась, прикидывая, в какую сторону направить конские стопы. По правую руку от меня, насколько видел глаз, сгорело всё, что могло гореть. Налево равнину замыкали холмы, поросшие черными тополями. Там можно запутать следы и затеряться.

— Ну всё, мэтр. Привет графу Бану.

— Никогда не прощу себе, что втравил женщину в эту историю.

— Тем хуже для истории. — Я засвистела так, что Мрак прижал уши, а затем рванул с места. Вслед мне ударил хор отборной брани. Да, если рыцари уцелеют в этой передряге, словарный запас империи пополнится фразеологизмом «ругаться, как гидрант». Я в ответ орала что-то непотребное. Вот, кстати, случай проверить на практике, право ли поверье, будто непристойная брань отпугивает призраков.

Что происходило при том в рядах Армии Теней, я разглядеть не могла. Зато заметила, что от гидрантов отделился и мчится за мной дон Херес. Хорошо хоть, что Лонгдринк выполнил обещание охранять доктора и не увязался за мной, как в прошлый раз. Но и с дона станется догонять меня на полном серьезе.

И он нагнал уже за холмом. Когда гидранты, доктор, и крепость вдали исчезли за изломанной линией черных тополей. Глаза его блестели, усы топорщились, и весь он изготовился к бою. На миг мне померещилось, будто дон Херес и впрямь держит меня за дезертирку. Однако он не выказывал враждебности и притом не собирался поворачивать.

— Вы свободны, кабальеро! — крикнула я ему. — Езжайте своим путем, каким бы этот путь не был.

— Я должен защищать даму! — воскликнул он в ответ. Хотела было я сказать, что от призраков никто защитить не может, но не успела. Из-за черных тополей на поляну выехали отнюдь не призрачные фигуры. Конунг Грабли и барон фон Зайдниц.

Старые друзья собираются вновь? Что-то не похоже, чтоб они сочли нас друзьями. К седлу барона было приторочено тяжелое копье, Грабли высвобождал из ременной петли боевой топор.

— Что, швайны хундовы, драпаете? — Шлем не мог скрыть издевки в голосе барона. — Раньше надо было, а теперь — всё!

— От швайна слышу, — огрызнулась я.

Грабли тем временем спешивался. У них на севере воины хоть и ездят верхом, сражаются всегда на своих двоих. Это, очевидно, знал и дон Херес. Потому не стал спешиваться, а выхватив меч, устремился навстречу конунгу, отрезая его от меня. Он только не учел, что при этом маневре идальго оставил за спиной барона. А барон, в лучших турнирных традициях, ринулся на противника с копьем наперевес. Разница с том, что на турнирах бьют куда угодно, но не в спину. Вдобавок, ежели грудь дона Хереса была прикрыта кирасой, то спину он, как истинный идальго, оставил незащищенной… Копье пробило его, как бабочку игла, и сила удара была такова, что бедный кабальеро перекувырнулся через голову коня. Но он, вероятно, этого уже не почувствовал.

Выдернув копье из раны, барон развернулся ко мне. Не обращая внимания на то, что тупым концом копья въехал в переносицу своему соратнику. Если бы удар пришелся выше, Грабли Гоблинсон его бы снес. Черепа у северян крепкие, вдобавок конунг был в шлеме. Однако рогатый шлем Грабли не имел наличника, а переносье — точка болезненная. Конунг без звука рухнул на траву. Таким образом барон в считанные минуты вывел из строя сразу двух героев, и ему оставалось только расправиться со мной. В принципе это было нетрудно сделать. Я доспехов не ношу, а его немильские доспехи арбалетными болтами не пробивались. Достать фон Зайдница мечом или топором я не могла — длинное копье делало его недосягаемым. А я копьем никогда не пользуюсь. Тяжело, и вообще, это извращение какое-то — женщина с копьем. Так что барон мог быть уверен в своей непобедимости. Он только не учитывал, что отсутствие доспехов способствует легкости и маневренности. От копья, нацеленного в меня, я без труда уклонилась. Для нового удара ему пришлось разворачиваться. Вряд ли он боялся, что я ударю его, как он дона Хереса. Расстояние для меча слишком велико, да и стальные пластины наспинного доспеха по прочности не уступят нагрудным. Но когда это повторилось второй раз, и третий, барон несколько притомился. И разозлился. Заслышав его возмущенное пыхтение, я решила, что пора действовать. Неуязвимым и недосягаемым барона делает копье? Значит, пора его копья лишить.

Кажется, я уже упоминала, что имею привычку таскать в карманцах разные интересные штучки, приобретенные во время службы в МГБ. Кусарики, например. Не путайте с кусачками. Это изобретение восточного происхождения и, по всей вероятности, в действительности называется как-то по другому. А предназначено оно специально для выхватывания оружия у противника. Такие ремешки на рукоятке с хитроумно расположенными гирьками на концах.

И, при очередном повороте, я подъехала к фон Зайдницу сбоку, с правой стороны, и, почти распластавшись в седле, дабы копье при развороте прошло поверху, захлестнула древко кусариками и рванула на себя. Крепления, державшие копье, лопнули, и оно упало на землю. Пуще того — не удержав равновесия, вслед за копьем шмякнулся и сам барон. Правда, не расшибся. Должно быть, у баронов черепа крепче, чем у конунгов. С проклятиями, не уступавшими брани гидрантов, фон Зайдниц поднялся на ноги, ухватился за стремена своего коня. Но у немильских доспехов, при массе достоинств, есть недостаток: они очень тяжелые. Подняться в них в седло без посторонней помощи крайне затруднительно. Фон Зайдниц не стал даже пытаться. Равно как не стал поднимать копье — это оружие не для пешего бойца. Вместо того он извлек из ножен свой риттершверт и двинулся на меня, по пути наступив на Грабли. При такой диспозиции я потянулась за топором. Посмотрим, расколет ли он баронов шлем…

Но замысел фон Зайдница был иным, чем я вначале предположила. Вместо того чтобы ударить меня, он размахнулся, собираясь перерубить ноги Мраку. Вот сволочь! То есть, я уже знала, что он сволочь, но чтоб такая…

Я едва успела поднять коня на свечку и уже собиралась рубануть фон Зайдница, но не успела. Не знаю, понял ли Мрак, что пытался сделать с ним барон, или просто в храме Края коня обучили подобному приему, но вороной обрушил копыта на голову приспешника Анофелеса. Так что теперь я точно могу сказать: одна лошадиная сила немильский шлем пробивает.

Мрак топтал барона с таким воодушевлением, что лишь высокая лука седла помешала мне упасть. Пришлось приложить силы, чтобы сдержать и успокоить коня. И я не сразу почувствовала, как холодом повеяло со всех сторон. На поляну, где валялось три тела и бродили три темных коня, из-за черных тополей, не шевельнув ни единого листа, выступили призраки.

Не зря черные тополя считаются деревьями смерти.

Не зря эти деревья мне никогда не нравились.

Анофелес, не доверяя — и с полным основанием — фон Зайдницу и Грабли, послал по мою душу еще и призрачную погоню. И против нее я ничего не могла предпринять. Прав командор — убить призрака невозможно.

Бледные лица пришельцев из мира иного были обращены ко мне. И одно показалось мне знакомым.

— Блин! То есть Скандал! — тут же поправилась я. — Узнаешь меня? Мы еще в Волкодавле дрались. А твой побратим теперь у гидрантов служит. В том ордене, с которым вы нынче воюете…

В замке Атасном Блин сказал мне, что Скандал погиб в огне. Но на облике кельтского воина, в отличие от здравствующего побратима, пребывание в пламени не сказалось. Он выглядел так же, как при жизни. Если б не выражение лица.

Скандал повернулся, взмахнул рукой, и призраки расступились. Затем он взглянул на меня темными провалами глаз и кивнул.

— В чем дело? Вы отпускаете меня?

Я не могла поверить, что призраки ослушаются мага. Он снова кивнул.

— Но почему?

Признаться, я не ожидала, что он мне ответит. За исключением первого случая, при передаче рокового письма, я не слышала, чтоб призраки говорили. А на гонца, возможно, было наложено особое заклятье.

Но Скандал, указуя на своих товарищей, глухо произнес:

— Они устали!

И призраки, оборотив бледные лица к небу, туда, где вилась незримая смертным очам Дорога, откликнулись:

— Устали! Устали…

Жизни не было в этом хоре. Была невыразимая тоска.

— Я поняла, Скандал. Знаешь, я ведь ради этого и еду…

Он опустил голову, отступил назад и исчез — тень в тени. И вслед за ним стали исчезать с поляны другие призраки.

И темные кони, словно по команде повернулись и потрусили прочь. Очень жалко, мне не помешали бы запасные. Но, верно отслужив хозяевам, они должны были вернуться в храм Края.

И дона Хереса жаль. Он меня терпеть не мог, но погиб, защищая даму. Следовало бы его похоронить. Но нет времени. Надеюсь, Скандал окажет ему честь погребальным костром.

Надеюсь, призраки также сумеют убедить Анофелеса, что убили меня. Надеюсь также, что маг не станет вызывать мою душу, дабы вплести ее нить в свое полотнище. Ему ведь воины нужны, а я — так, мимо шла…

Что-то много надежд я стала питать. Нехорошо это. Неправильно. И некогда. Пора Мраку доказать, что он способен превысить скорость, с который доставил меня в Динас-Атас.

Южная оконечность полуострова Гран-Ботфорте издревле славилась разбойниками и грабителями. Следовало также опасаться недобитков из воинства Мордальона — вряд ли на поле под Балдино полегли все. Встреча с ними могла существенно осложнить мою задачу. Но никто из уголовных элементов не заступил мне пути. То ли, как обычно, принимали за своего человека, то ли перетряски-неувязки в Верхних и Нижних Сферах распугали их из этих краев. А дорожных патрулей здесь сроду не водилось.

Иногда я надевала сумеречные очки, чтобы проверить, не сбилась ли я. Но Дорога наверху и дорога под копытами Мрака однозначно вели к Беззубию.

В пути я размышляла, почему призраки ослушались своего хозяина и отпустили меня. И, кажется, поняла. Умершие жалели о том, что утратили. Воины, люди действия, — сильнее, чем иные. И когда у них появилась возможность вырваться в мир, они с жадностью ринулись туда, чтобы, как прежде, сражаться и грабить. Но Дорога была лишь подобием жизни, а плоть их — лишь подобием плоти. Взвесь, сгусток тумана, так сказал Бедный Генрих. Они грабили, но не могли воспользоваться награбленным. Не могли есть и пить. Женщины для их псевдоплоти тоже были недоступны. Единственно, что они могли делать — это убивать. А даже среди закоренелых вояк редко встречаются те, для кого убийство составляет главную радость жизни. Кстати, и нечисть в основном убивает для пропитания, а не для удовольствия. Армия Теней убивала сначала по привычке, потом из озлобления к живым, а потом… они устали. Когда к ним заявился Анофелес, ему, вероятно, с готовностью отдали бразды правления, надеясь, что маг вернет их на Тот-еще-Свет. А он двинулся по истоптанной тропинке завоевания мира и погнал их перед собой.

Спрашивается — оно им надо?

А ведь была подсказка. В самом начале Скандал сказал Блину, что он в АУТе. Блин не понял. И я тоже. А разгадка на поверхности. Не Армия Теней. Армия Усталых Теней.

Не прав командор. Операция «АС против АУТа» не состоится. Это для героев…

А что у нас с героями?

Неизвестно, очухался ли Грабли. Если нет, Анофелес всё точно рассчитал. Герои выбывают из игры, разве что Ниндзюк, своевременно ушедший в запой, остается в живых. А еще говорят — пить вредно.

Но когда в историю вмешивается негероическая личность, все точные расчеты идут прахом.

Когда-то здесь имелась горная гряда, именуемая Челюсть Великана. Славное, говорят, было место. Оливковые рощи, сосны, рододендроны. Аристократы и толстосумы со всей Ойойкумены съезжались сюда лечить свои болячки. А потом сюда явился Край едва ли не Окончательный. Землетрясение и извержение вулкана смело с лица земли роскошные виллы и богатые города, да что там — сами горы сравнялись с землею. Остался лишь вулкан, который с тех пор именовали Беззубием. Он молчал с тех пор больше тысячи лет, но благополучие края не восстановилось. Населяли его нищие крестьяне да разбойники. И те и другие твердо знали, что жерло вулкана соединяет наш мир с Тем-еще-Светом. И через него преисподняя может вырваться на волю.

Так оно, в сущности, и случилось. Хотя по-другому, чем предполагалась.

У подножия вулкана я отпустила Мрака, предварительно навьючив на себя переметную суму и прихватив все оружие. Кто знает, как оно там обернется. Заодно освободила коня от седла и уздечки, хотя брать их с собой не собиралась. Край с ними. Пусть берет, кто хочет. А конь пусть бежит вольно, сели в руки здешним бандитам не попадется.

Как в лагере Анофелеса, жары не чувствовалось, при том, что солнце палило. Я нацепила на нос Сумеречные очки — и поняла причину. Дорога Скатертью, протянувшаяся к жерлу вулкана, накрыла окрестность своей тенью. Синее небо скрывалось за темным полотнищем. И ни души кругом… если не считать душ, вплетенных в Дорогу. Полюбовалась? А теперь — подъем!

Он занял почти целый день. И был соблазн часть барахла повыбрасывать. Но я не поддалась. Лучше размышлять о соблазнах, чем бояться.

Близость Дороги я ощущала физически. То, как она натянута и вибрирует, отдавалось по всему склону. Попятно, почему отсюда пастухи и разбойники разбежались…

Чем выше я поднималась, тем страшнее мне становилось. Это же не просто гора, это вулкан! Я на многое способна, но прыгать в кипящую лаву… Тут не только простой, тут железный человек расплавится. А я женщина вовсе не железная. И мало ли, что извержение было тысячу лет назад. Может, там до сих пор страсти не успокоились, зря что ли гора содрогается. Но когда я поднялась на жерло и заглянула в темный провал, раскаленной лавы там не было и в помине. Она остыла века назад. Легче мне не стало. Кипящая лава — это страшно, но понятно. А тьма без дна… принять и осилить сего сознание не может. Я невольно отступила. Споткнулась, но не упала. С тревогой огляделась, ибо налетела я не на камень, а на что-то пружинистое. О боги! В непосредственной близости к выходу с Того-еще-Света и месту своего вечного пребывания ткань Дороги обрела плотность, ту самую плотность, которой не хватало владельцам нитей, из коих сплетена Дорога.

Стало быть, я не ошиблась. И пора делать, что должно. Заодно, если я съеду вниз по Дороге, и не разобьюсь… может быть.

Помянув Ядрену Вошь, Мать-и-Матрицу, святого Екселя и всех, кого сумела припомнить, я перевалилась за край каменистой чаши, плюхнулась на гладкую поверхность Дороги, и, подпрыгивая, покатилась вглубь.

Да, скажу я вам, это совсем не то, что со стены в озеро спрыгнуть. Таких ощущений не опишешь… а лучше всего их не испытывать. Того, что падаешь в бездну, в царство мертвецов — уже мало не покажется. Но сознание того, что каждая нить в ткани, на которой подпрыгивает твоя задница, — это, в сущности, душа человека, пусть умершего, но человека… Тут приготовишься ко встрече с ужаснейшими из демонов Того-еще-Света. И тьма, объявшая тебя, весьма этому способствует.

Но тьма закончилась. И сменил ее не багровый отсвет пламени, как я ожидала. Тусклый желтоватый свет, как в сумерках или туманным днем, когда не видно солнца… только здесь солнцу-то откуда взяться?

Больше ничего я сообразить не успела. Ткань, вконец уплотнившаяся, дернулась, я соскользнула с Дороги Скатертью, перекувырнулась и плюхнулась в песок. Хорошо, что на мне очки, иначе бы глаза полностью залепило — такова была первая мысль, посетившая меня на Том-еще-Свете.

Очистив окуляры от налипшего песка, я обрела себя сидящей в нескольких саженях от старинного резного сундука. Крышка его была откинута, и оттуда вырывалась к скрытой от глаз вершине вулкана Дорога Скатертью. Или падала в сундук с вершины — как посмотреть.

— Любопытно, как к вам попали мои очки?

Вопрос задал человек, вывернувшийся из-за завесы, созданной Дорогой. Лучше, наверное, было назвать его призраком, но как-то язык не поворачивался. Хотя, глядя в совсем живое, худое, нервное лицо, обрамленное жидкой бородкой и длинными седеющими волосами, я понимала, что именно его кости видела не так давно в гробнице Логистиллы.

— Привет от Абрамелина.

— Вы его ученица? — быстро, я бы даже сказала — живо, поинтересовался Малагис.

— Нет, просто приятельница. — Подумав, я добавила: — И, вообще, Абрамелин ко всей этой истории с Армией Теней не имеет никакого отношения.

Мне показалось, что Малагис обрадовался, и его ответ это подтвердил.

— Мне не хотелось бы услышать, что маг, захвативший власть над Дорогой — это Абрамелин. Рассказы новоприбывших вселяли подозрение…

— Напрасно. Есть такой Анофелес…

— Этот мальчишка?

— Он скорее старикашка, чем мальчишка.

— Для меня он всегда останется мальчишкой, которого я не взял в ученики.

Теперь мне стало понятно стремление Анофелеса во что бы то ни стало превзойти старого мага. Но происходящее настолько не было похоже на разговоры в царстве мертвых, что я спросила:

— А это действительно Тот-еще-Свет?

— Пойдемте, — он махнул рукой. — Я покажу.

Я последовала за ним с некоторыми сомнениями. Ведь явилась я сюда не совершать хождения по мытарствам, чтоб после описывать это в поэмах, а с вполне определенной целью.

Мы поднялись на вершину ближайшей дюны. При этом на песке отпечатались только мои следы. Да, пусть Малагис казался живее многих живых, впечатление это было обманчивым.

Кругом, насколько хватало взгляда, простиралась местность, напоминающая долину при какой-нибудь реке. Сырость и туман, скрывавший края перспективы, усиливали сходство. Песчаники, нагромождение камней, скалы, скудная растительность. И люди. Многие были заняты: строили на песке, переливали из пустого в порожнее, пахали на камнях и молотили воздух. Но еще больше — просто бродили, сталкивались и расходились вновь.

— Как-то не так я это себе представляла… Где сковородки и котлы со смолой, где огонь неугасимый и демоны, мучающие грешников?

— Этажом ниже, — пояснил Малагис. — Там расположены так называемые Тартарары. В Тартарарах, говорят, всё есть — и котлы, и вечная мерзлота… Но туда не всякому удается попасть. Только законченным мерзавцам, которые настолько злы, что и на Том-еще-Свете продолжают совершать преступления. А остальные… Как правило, люди не так чтоб очень хороши, и не так, чтоб очень плохи. Но всегда чем-то озабочены. И после смерти они стремятся завершить то, что не успели сделать при жизни. Но не могут. Уверяю вас, это мучительное наказание. Сам испытал. А многие просто ищут тех, кого потеряли.

— И не находят.

— Находят. Но не узнают. Такая участь ожидает большинство людей, и вы, я думаю, тоже попадете сюда…

«Уже попала», — мысленно уточнила я, но вслух спросила:

— А свет здесь откуда?

— Из Злачного Места. Это обиталище праведников. Мы его не видим, но сияние праведности до нас частично доходит.

— Значит, посмертие делится, по меньшей мере, на три сектора. Но ведь должен ими кто-то управлять? Где боги, о которых нам твердили? Край Окончательный и Неминуемый, якобы здешний владыка, Ядрена Вошь и Ядрена Мать, Халява, Здоровый Образ и прочие?

— Никогда не видел. Может, внизу, может, наверху, а таким скучным местом, как Тот-еще-Свет, не интересуются. А еще есть мнение, что боги вообще нас покинули. Оттого-то пошли сдвиги в Верхних и Нижних Сферах — по причине небрежения. И когда всё окончательно сдвинется, настанет Армагеддец.

— У нас говорят, что это будет скоро.

— В мое время тоже это говорили.

— Может, и к лучшему, что богов здесь нет. А то утверждают, против бога нет приема окромя другого бога… Но я сама отвлеклась и вас отвлекла, почтенный Малагис. Расскажите мне лучше про Дорогу Скатертью и про свои с ней проблемы.