Кругом одни принцессы Резанова Наталья
Покойный чародей вздохнул.
— Лучше присядем. Мне всё равно, а живые ноги устать могут.
Мы примостились в седловине дюны, откуда по-прежнему открывался вид на предмет разговора.
— Раз вы здесь, основное вы уже знаете. Что вам, собственно, про меня поведал Абрамелин?
— Что вы отправились в паломничество и пропали без вести.
— Так оно и было. По пути к гробнице Мерлина я заехал в храм Края, нашел в тамошней библиотеке труды Логистиллы, и, как вы изволили выразиться, отвлекся. Сколько раз потом я жалел об этом! Но тогда я решил, что Мерлин подождет, и полностью переключился на поиски Дороги. Слабое здоровье и преклонный возраст не казались мне препятствием… а они-то меня и подвели. Мое сердце остановилось, когда я читал заклинание переноса. Вот тогда я познал сполна муки, что терзают обитателей здешнего мира. Я знал, что предмет моих поисков где-то тут, но, не будучи живым, не мог извлечь его!
— Что же вы у Логистиллы не спросили?
— А ее здесь нет. Может, ее определили на нижний этаж, за то, что сотворила Дорогу, может, забрали в Злачное Место, за то, что спрятала Дорогу от смертных.
— А вдруг вы ее не узнали?
— Исключено. Забывчивость здешних обитателей связана с тем, что они пьют воду из реки Анахрен, отделяющей нас от мира живых. А ее воды смешаны с водами реки Зимы, уничтожающей память. Я об этом знал, и никогда не пил. На самом-то деле мертвые вовсе не нуждаются в воде, это рудиментарный рефлекс… Однако именно река Анахрен принесла решение моей проблемы. В прямом смысле. Видите ли, порой она меняет русло — немного, но меняет. Логистилла спрятала сундук с Дорогой в одной из пещер на берегу. И при последнем разливе река размыла тайник и выбросила сундук на отмель. И вдобавок смыла запирающую руну на крышке!
— «Абзац?» — уточнила я.
Малагис, увлеченный воспоминаниями, проигнорировал вопрос.
— Какое-то время ушло на то, чтобы приподнять крышку. В моем положении это не так просто. А потом… — он осекся. — Случилось то, что случилось. Я хотел только посмотреть… Я не собирался пользоваться…
— И посмотрели? — при всём старании я не могла говорить беспристрастно. Вот они, ученые маги-экспериментаторы. Им лишь бы посмотреть, а нам, простым людям, после расхлебывать.
— Мне следовало бы поумнеть с тех пор, как я умер. Но это не всегда удается… Там, внутри, лежит прялка Логистиллы, коей она пряла нити человеческих душ. И полотно, являвшее собой сплетения этих душ, тоже там лежало. Но я не учел, насколько души воинов рвутся в мир живых. И стоило приподнять крышку… дальше вы знаете.
— А спицы?
— Нет, спиц не было. Но любой маг, знающий, что такое Дорога Скатертью, способен изготовить их сам.
— Значит, Анофелес так и сделал. А гримуар Логистиллы уничтожил, дабы этого не сделал кто-нибудь другой.
— Он уничтожил книгу? Это хорошо. Но, боюсь, слишком поздно. Наше царство в значительной мере опустело, мертвые переселяются в мир живых, и боюсь, что Верхние и Нижние Сферы всё-таки сдвинутся, если не уничтожить Дорогу.
— А если вас это искренне огорчает, почему вы не исправите то, что натворили?
— Я бы с радостью, но… разве вы не читали гримуар? Ах, да. Он ведь уничтожен…
— Я успела добраться до книги раньше Анофелеса. Но не сумела ее прочесть. А тот, кто сумел, понял содержание лишь в общих чертах.
— Только живой человек способен уничтожить Дорогу, разрубив ткань в непосредственной близости от прялки. Когда нити расползутся, умершие, более не привязанные к Дороге, утратят подобие жизни и станут обычными призраками.
— И вернутся сюда?
— Очевидно.
— А тот, кто управляет Дорогой?
— Он утратит власть… Вероятно, поэтому Логистилла не нашла в себе сил уничтожить свое создание и просто спрятала его.
— Итак, не зря я сюда тащилась… точнее, скакала, лезла и катилась.
Я поднялась на ноги.
— Постойте! Вы хотите разрубить ткань?
— Могу разрубить, могу разрезать. Вот топор, вот меч — на выбор.
— Но вы не представляете последствий для себя лично. Ткань не может развоплотиться в считанные мгновения — какое-то время она будет сохранять плотность. Представьте себе, что с вами будет, если на вас упадет рулон ткани длиной в десятки, а то и сотни лиг!
Я представила. И не стала доставать меч.
— Спасибо, что предупредили.
— Значит, вы отказываетесь от своего замысла?
— Нет, отчего же? — Малагис охнул.
— Вы решили пожертвовать собой?
— И это совершенно ни к чему. Зачем из всего делать проблему? — Я осмотрела свой арсенал. Не зря я его сюда тащила, совсем не зря. — Такое оружие, мэтр, вам знакомо?
Он покачал головой.
— Похоже на серп, но…
— Это кинжал Трех Стихий.
— Кинжал — он прямой, — заявил Малагис с категоричностью дилетанта.
— Ошибочное мнение. Кинжал бывает всякий. Такой вот годится для того, чтоб им рубить, колоть и метать его. Вообще-то лучше бы сейчас подошли «шляпа отшельника» или чакра, но я ими не пользуюсь…
— Вы собираетесь бросить эту штуку в Дорогу?
— Слава отсутствующим богам, наконец-то вы поняли. Как выдумаете, ежели метать с тридцати шагов, успею я удрать достаточно далеко?
— Не знаю… у меня есть определенные соображения.
— Тогда идемте выбирать место. Потому что если я буду метать кинжал с этой позиции, то смогу лишь продырявить ткань. А нам нужно ее полностью перерезать, не так ли?
К счастью на линии между сундуком Логистиллы и выбранной мною позицией не шатался никто из умерших. Разумеется, призраку летящий кинжал повредить не может, но кто знает, не отклонит ли это кинжал от цели?
— Что ж, попробуем?
— Как у вас всё просто. Ведь, возможно, вы предотвращаете мировой катаклизм…
Закончить фразу Малагис не успел. До крайности не люблю патетики и стараюсь заглушить ее, чем могу. Хотя бы свистом рассекающего воздух кинжала.
Я увидела, как выпуклое лезвие ударило по ребру натянутой ткани, как распороло ее. Малагис дергал меня за рукав, но я этого не замечала. Пришлось ему гаркнуть мне в самое ухо:
— Бежим! Бежим скорей! Здесь поблизости есть пещера!
И мы побежали. Малагис, несмотря на возраст, поспевал быстрее меня. Правда, его не тяготило тело.
В роще за крепостью Балдино мне уже приходилось слышать, как кричат призраки. Но там они были почти как люди, и это не слишком пугало. Но чтоб возвопили здешние безгласные тени, до сей минуты равнодушные ко всем моим манипуляциям?
Но они кричали! И еще как!
— Небо падает! Спасайтесь! Небо падает!
И впрямь, сотрясая пространство, казалось, рушится небесный свод, предварительно сбираясь в складки.
Обитая в долине Анахрена, тени забыли, что небо над их головами отсутствует. И падала, разрушаясь, Дорога Скатертью.
Мы забились в прибрежную пещеру. Малагис — исключительно за компанию, вряд ли его бесплотной особе что-либо угрожало. Земля содрогнулась, и я едва увернулась от камня, свалившегося с потолка пещеры. А перед входом они летели градом. Может, всемирного катаклизма и не произошло, но вблизи горы Беззубий наверняка вспомнили ужасные события прошлого тысячелетия. Так я подумала, ожидая очередного толчка.
И не дождалась.
На Том-еще-Свете не бывает смены дня и ночи, поэтому не знаю в точности, сколько я просидела в пещере. Наверное, не меньше двух суток. О происходящем за пределами пещеры (чуть было не сказала «снаружи», но по отношению к Тому-еще-Свету этот термин не вполне уместен) меня информировал Малагис. Он и сообщил, что, по мнению старожилов, царство мертвых никогда еще не видывало такого зрелища. Тысячи блудных призраков вернулись в долину Анахрена, причем попали сюда не перебравшись через реку, как подобает порядочным покойникам, а просыпались сверху, подобно граду или дождю. Поэтому я и не высовывалась. У меня не было уверенности, что бойцы АУТа будут рады видеть ту, что вернула их из мира живых. Однако Малагис утверждал, что возвращенцы удивляют не только способом прибытия, но своим поведением, а именно буйной радостью.
— Еще бы — дембеля-то, — проворчала я. — Если б они еще напиться смогли…
— А они и напились. Воды из Анахрена, а то и из самой Зимы. Это единственное, что может вызвать у призраков нечто, подобное эффекту опьянения.
Но я вышла из пещеры не раньше, чем истребила все припасы, которыми снабдилась в деревушке неподалеку от Беззубия. Истребила, надо сказать, без всякого удовольствия. И хлеб, и овощи, и мясо, и вино утеряли всякий вкус.
— Такова здешняя особенность, — сказал Малагис в ответ на мои жалобы. — Пища вашего мира тут утрачивает былые качества.
— И как вы здесь живете? — с отвращением сказала я.
— А мы вообще не живем, — кротко поправил он меня. — Мы умерли.
Мне стало неловко, и я поспешила спросить:
— Что стало с Дорогой?
— Она расточилась без следа. И сундук одиноко стоит на песке.
— Но ведь там осталось веретено! — вспомнила я. — Вот что, мэтр. Давайте спрячем его от греха подальше.
Малагис согласился, что такая предосторожность будет не лишней.
По пути мы решили, что проще всего выбросить сундук в реку. Собственно, еще проще было бы выбросить веретено, но сундук сам захлопнулся. Вместе с веретеном оказался заперт и мой кинжал. А ломать засов мне не хотелось — мало ли какие чары Логистилла на него наложила. Ладно, из всех моих метательных орудий этот кинжал был не самым любимым. Малагис продиктовал мне руны, которые я начертала мечом на крышке, после чего поставила сундук на плечо, и мы двинулись к реке.
Тот-еще-Свет после встряски, которую мы ему устроили, вернулся к первобытному состоянию. Обитатели, встретившиеся по пути, занимались привычными делами и не замечали нас с Малагисом.
Чем ближе становилась река, тем сильней сгущался туман. А когда мы вступили в прибрежные камыши, он заколыхался перед нами завесой.
— И часто здесь такое? — спросила я.
— Всегда. Погоди, мы уже пришли. Слышите?
Прислушавшись, я услышала плеск воды, набегавшей на песок.
— Туман иногда прозрачней, иногда гуще, — пояснил Малагис, — но противоположный берег скрыт всегда. Иной мир, всё-таки.
— Ясно. Поберегись!
Двигаясь осторожно, я зашла по колено в воду, убедилась, что отмель дальше круто обрывается и постаралась зашвырнуть сундук подальше. Брызги разлетелись в стороны, на долю секунды из-за туманной завесы показалась темная вода и поглотила сундук.
— Надежно ли это? — я снова выбралась на берег.
— Не знаю. Надеюсь, течением унесет — оно здесь очень сильное, или песком затянет.
— Ладно. Будем считать, что дело сделано. Надо подумать, как мне отсюда возвращаться.
— А никак, — просто сказал Малагис.
— Что! — я вытаращилась на него.
— Отсюда не возвращаются. Это же царство мертвых.
— Но мертвые сюда как-то попадают! А где есть вход, там есть и выход!
— Выхода нет. Умерших сюда привозят на особой ладье. А обратно перевозчик пассажиров не берет. Никогда. В порядке исключения вы могли бы выбраться отсюда тем же путем, по какому попали сюда — по Дороге Скатертью. Но вы же сами ее уничтожили…
— Что же ты мне раньше этого не сказал?!
— Не хотел расстраивать раньше времени.
Я в изнеможении плюхнулась на песок, не обращая внимания на то, что он сырой.
— Да вы не переживайте так! Вы же всё равно скоро умрете — еда-то кончилась. Люди боятся умирать, потому что они не знают, каков Тот-еще-Свет, и не хотят сюда попадать. Но вы и так уж здесь и видите, что ничего страшного здесь нет…
— Уйди отсюда! Тоже мне жалельщик нашелся! Сед как лунь и глуп как пень!
— Я уйду, — грустно произнес Малагис, — но я вернусь… когда вы осознаете, что всё не так ужасно. А лучше всего — попейте водички из реки.
И он растворился в камышах и тумане. Я с досадой плюнула.
А не стоило плеваться. Пить-то больше нечего, кроме этой самой водички.
Ну, нет, умирать я не собиралась. У меня совершенно другие планы. Еще срок аренды дома в Шпацирене не истек, и я не собираюсь дарить свои деньги Кардигану. Хотя, быть может, в Шпацирен я и не вернусь. И к гидрантам тоже. Без меня справятся. Забавно было бы поглядеть, что произошло, когда призрачное воинство исчезло и Анофелес превратился в обычного вздорного старикашку. Кто его прикончил — собственные помощнички или всё-таки гидранты? Или удрать успел? В любом случае это уже не моя забота.
И вообще, господа, у меня из-за чрезмерной деловой активности личная жизнь совсем запущена. А ведь я намекнула на свидание одному принцу. Или он мне намекал, не помню уж точно. Принц, правда, изгнанный, так ведь у меня самой такая же история. Однако и на карьере ставить крест не стоит. Пусть затея со школой себя не оправдала. Зато у меня неплохо получается с розыском пропавших людей и предметов, а также с разрешением конфликтных ситуаций. Основать, что ли, контору, которая будет этим заниматься? И назвать ее «Кругом одни принцессы». Сокращенно КОП. Хорошее слово. Краткое, но емкое.
Но прежде надо отсюда выбраться. Кто сказал, что это никому не удавалось? Малагис? Он всегда отличался забывчивостью и рассеянностью, это я еще от Абрамелина узнала. Вот Логистиллы здесь нет. И гробница пуста. А сундук в пещере прятал живой человек, местным призракам это не под силу. Стало быть, она тут побывала и сумела уйти. Может, и не зря меня за нее приняли, может, она до сих пор где-то поверху бродит?
Надо сосредоточиться, и вспомнить, что мне рассказывала Баба-Яга про свои эксперименты с летательными аппаратами. На этот случай я свою ненависть к полетам сумею подавить. Дым, вот что она упоминала. Точно. Надо наполнить дымом матерчатый шар — и вечная женственность-таки увлечет нас ввысь. Ну, дым я обеспечу, весь берег в камышах, костер разведу, женственности во мне тоже сколько угодно. А материю на шар где взять? Разве что одежду свою извести.
А как я продержусь, пока сотворю этот воздушный шар? Источники питания отсутствуют… Или нет? Вот передо мной река. А где есть река, там, как правило, водится рыба. Пусть потусторонняя, но она должна здесь быть. Правда, вода стирает память. Но это у призраков. Неизвестно, как она подействует на метаболизм живого человека.
Хм… Река. А стоит ли усложнять задачу? Сколько раз я сидела на берегу и поджидала перевозчика? И вспоминала о том, что перевозчик — это вроде бы жрец, совершающий обряд перехода в иное царство? Как-то даже применяла заклинание вызова. А ведь я знаю их несколько. На то, что я произносила в Волкодавле, перевозчик вроде бы обиделся. Попробуем другое. Более мощное.
Я встала, оборотилась к реке и пропела:
Перевозчик — водогребщик,
Старичок седой.
Перевези меня на ту сторону,
Сторону — домой…
Туман почти заглушил мой голос, но повторять заклинание я не рискнула. Тяжелая тишина вновь нависла над рекой.
Не сработало. Что ж, опять придется выживать самой. Я видела здесь деревья, а топор у меня есть. Сделаю плот. Или лодку из связок камыша.
Что-то громко плеснуло почти у самых моих ног. Неужто рыба? Я подняла голову.
Поначалу пелену тумана прорезал острый нос лодки, а потом показалась фигура человека, толкающего плавсредство шестом.
— Никак перевозчика звали? — послышался надтреснутый голос.
— Звали, звали, — радостно подтвердила я. Перевозчик перебрался на нос, но на берег высаживаться не стал. Его лицо показалось мне знакомым.
— Слушай, мы с тобой прежде не встречались? — Он пожал плечами.
— Кабы я всех помнил, кого возил…
Он был гораздо старше того, что вез меня через реку Волк. И у того был паром, а не лодка. Но определенное сходство было. Такой же седой, лохматый и коренастый.
— Ты пассажиров берешь?
— Беру. Но перевоз платный. А за обратный перевоз двойной тариф. И плата вперед.
— Двойной — это сколько?
— Сейчас всё больше в имперках платят. Начальная цена — две имперки. Можно в башлях, пурпурных или деревянных, по курсу. А тебе надо умножить на два.
Я достала кошелек, и проверила его содержимое. От аванса месье Бабло оставалось ровно шесть гроссфатеров.
— На тебе, дедуля, четыре имперки. А на той стороне, может, еще две добавлю.
Старик быстро схватил монетки и спрятал.
— Ну, садись.
Я последовала приглашению.
— А говорили — ты обратно не перевозишь.
— Так кто же покойникам деньги на обратный проезд дает?
Я удержалась от обвинений в скаредности. Всякий труд должен быть оплачен.
Но перевозчик медлил отталкиваться от берега.
— В чем дело? Еще деньги нужны?
— Нет, не то… Может, и не получится у нас ничего… или неизвестно, что получится. (А деньги уже взял, умник!) Понимаешь, течение здесь сильное. Когда оттуда плывешь к этому берегу, как перышко сносит. А обратно плыть тяжело. Грести надо против течения. Иногда невесть сколько посередь реки прокантуешься. Чтоб выгрести, знаешь, сколько сил надобно? Да еще и снесет лодку в места неведомые — на том берегу их много…
— Так бы сразу и сказал. — Я сбросила свои сумки на лавку и взялась за весла. — Толкай, дед. Выгребем.
P.S. Автор признается в сугубом и злостном цитировании: Вильяма Шекспира, Лодовико Ариосто, Марка Твена, Бориса Пастернака, Александра Твардовского, персидской средневековой прозы, «Поэтических воззрений славян на природу» и еще много чего…