Без единого свидетеля Джордж Элизабет
– Про Шона Лейвери. Иногда они просто сваливают, эти подростки.
Ульрика хотела было спросить у него, с чего он взял, что знает ребят в «Колоссе» лучше, чем она. Но если смотреть правде в глаза, он, скорее всего, действительно знает их лучше, потому что она месяцами занимается совершенно другими делами. Ребята приходят в «Колосс» и уходят из него, и она даже не встречалась с некоторыми ни разу.
Что может стоить ей работы, если это станет известно совету попечителей, занятому поисками виноватого в том, что происходит… если что-то и вправду происходит. Все эти часы, дни, недели, месяцы и годы, отданные организации, в мгновение ока окажутся выброшенными в сточную канаву. Она сможет найти другую работу, но это уже будет не «Колосс». Больше нигде она не получит желанную возможность делать именно то, что кажется ей столь необходимым: изменять страну на самом нижнем уровне, то есть на уровне психики отдельного ребенка.
Куда все это делось? Она пришла на работу в «Колосс», веря в то, что сможет изменить мир, и она меняла мир – до того самого момента, пока на ее столе не появилось заявление о приеме на работу от Гриффина Стронга и пока он сам не воззрился на нее своим чарующим взглядом. О, тогда она сумела сохранить хладнокровие профессионала и сохраняла его месяцами, отлично понимая, какую опасность представляет служебный роман.
Но со временем ее решимость ослабла. Хоть бы прикоснуться к нему, думала она. К этим великолепным волосам, густым и волнистым. Или к широким плечам гребца под свитером грубой вязки, который он любит носить. Или к запястью, перетянутому плетеным кожаным ремешком. Мечта притронуться к его телу в конце концов превратилась в наваждение, и избавиться от него можно было одним-единственным способом: сделать это. Просто протянуть руку над столом во время совещания и сжать его пальцы в знак того, что она согласна с его мнением. Она так и сделала. И была потрясена, когда он на миг прикрыл ее руку своей и тоже легонько сжал. Она убеждала себя, что это всего лишь выражение благодарности в ответ на то, что она поддержала его идеи. Но это было выражение совсем иного чувства, как вскоре выяснилось.
– Когда закончишь здесь, проверь, чтобы все двери были закрыты, ладно? – сказала она Робби Килфойлу.
– Конечно, – ответил он.
Возвращаясь в кабинет, Ульрика чувствовала на спине его испытующий взгляд.
У себя в кабинете она присела перед шкафом и открыла нижний ящик, который сегодня уже открывала в присутствии полицейских. Второй раз за день пробежав пальцами по корешкам папок, она вытащила нужную и сунула ее в холщовую сумку, служившую ей портфелем для бумаг. Потом взяла сменную одежду, в которой ездила на велосипеде на работу и обратно, и пошла переодеваться перед долгой поездкой до дома.
Переодевалась она в женском туалете, не торопясь и все время прислушиваясь, не возвращается ли группа новичков из похода. Но единственными звуками, которые донеслись до нее, были шаги Робби Килфойла, покидающего здание. После этого она осталась в «Колоссе» одна.
На этот раз Ульрика не могла рисковать, трезвоня Гриффу на мобильный телефон, ведь она знает, что он с группой. У нее оставался один выход – написать ему записку. Только положит она записку не к нему на стол, что даст ему возможность сказать, будто не заметил бумажку, а подсунет ее под «дворник». На стороне водителя. Так она и поступила, и для пущей надежности приклеила листок полоской скотча. После этого она направилась к велосипеду, отомкнула замок и покатила в сторону Сент-Джордж-роуд – первой части ее извилистого маршрута от Элефант-энд-Касл к Паддингтону.
Дорога на холодном ветру заняла у нее почти час. Маска в какой-то степени защищала от выхлопных газов, но от непрекращающегося шума спасения не было.
Она приехала на Глостер-террас более умаявшаяся, чем обычно, но все же довольная – хотя бы тем, что сама поездка и необходимость постоянно уворачиваться от машин отвлекли от терзающих ее мыслей.
Она привязала велосипед к забору, ограждающему палисадничек перед домом номер двести восемьдесят пять, и открыла ключом парадную дверь. Из квартиры на первом этаже, как обычно, неслись запахи еды. Тмин, кунжутное масло, рыба. Переваренная брюссельская капуста. Гнилой лук. Ульрика задержала дыхание и почти бегом направилась к лестнице. Она уже добралась до пятой ступеньки, когда за спиной резко загудел домофон. В двери было прямоугольное окошко, и через него она разглядела знакомое лицо. И быстро спустилась обратно.
– Я звонил тебе на мобильный. – Грифф был зол. – Почему ты не отвечаешь? Черт побери, Ульрика. Ты оставила мне такую записку и даже не соизволила…
– Я ехала на велосипеде, – сказала она. – И я всегда выключаю телефон, когда еду, потому что все равно не могу ответить. И ты отлично это знаешь.
Она распахнула дверь пошире, повернулась к нему спиной и стала подниматься по лестнице. У него не будет иного выбора, кроме как последовать за ней.
На втором этаже она включила свет и подошла к дверям своего жилища. Зашла в квартиру и бросила сумку на продавленный диван, включила торшер.
– Подожди здесь, – сказала Ульрика и ушла в спальню, где сбросила с себя велосипедную одежду, понюхала подмышки и, обнаружив, что они не так свежи, как хотелось бы, протерла их влажной фланелью. Затем осмотрела свое отражение в зеркале и с удовлетворением отметила, что после поездки по Лондону щеки окрасил здоровый румянец. Накинув халат и затянув пояс, она вернулась в гостиную.
Оказалось, что тем временем Грифф включил общий, более яркий свет. Она решила проигнорировать этот факт и молча прошла на кухню. Она достала из холодильника бутылку белого вина и, захватив с полки два бокала и штопор, снова предстала перед Гриффом.
При виде вина он нахмурился.
– Ульрика, я только что вернулся с реки. Я выжат как лимон и просто не…
Она приподняла в усмешке бровь:
– Месяц назад тебя это не остановило бы. Всегда и везде. Заряжай торпеды, и плевать на последствия. Ты не мог этого забыть.
– Я не забыл.
– Вот и отлично. – Она разлила вино и поднесла ему бокал. – Мне нравится думать, что ты всегда готов.
Она обняла его за шею и притянула к себе. Секундное сопротивление, и вот уже его рот соединился с ее губами. Язык, снова язык, горячее объятие, и его рука скользит от ее талии к груди. Пальцы сжимают сосок. Сжимают. Заставляют ее стонать. В животе у нее вспыхивает огонь. Да. Очень ловко, Грифф. Она резко высвободилась из его объятий и отошла.
Грифф не стал скрывать, что возбужден. Он подошел к стулу – не к дивану – и сел.
– Ты говорила, что это срочно, – сказал он. – Кризис. Хаос. Поэтому я приехал. Кстати, ехать пришлось в противоположную сторону, так что домой я попаду бог знает когда.
– Как это неудачно, – произнесла она. – А ведь туда долг зовет и все такое. И я отлично знаю, где ты живешь, Гриффин. И тебе это известно.
– Не хочу ссориться. Ты позвала меня, чтобы затеять перебранку?
– Интересно, а почему ты так думаешь? Где ты был весь день?
С видом мученика он воздел взор к потолку – примерно такие же лица можно увидеть на картинах, изображающих смерть христианских святых.
– Ульрика, ты же знаешь мою ситуацию. Ты знала ее с самого начала. Не можешь же ты… Чего ты хочешь от меня? Чего ты раньше хотела? Чтобы я бросил Арабеллу, когда она была на пятом месяце беременности? Когда она рожала? Или сейчас, когда у нее на руках младенец? Я никогда не давал тебе ни малейшего повода рассчитывать…
– Ты прав. – На губах Ульрики появилась горькая улыбка. Она чувствовала, как жалко выглядит с этой улыбкой, и почти ненавидела себя – за то, что так остро реагирует на его слова. Подняв в шутливом тосте бокал, она повторила его слова: – Никогда ни малейшего повода. Браво! Всегда все было честно и открыто. Никогда никого не просишь плюнуть на все. А то так недолго и забыть о своих обязанностях.
Он поставил бокал на стол, так и не прикоснувшись к его содержимому.
– Ну хорошо, – сказал он. – Сдаюсь. Белый флаг. Все, что угодно. Зачем ты меня позвала?
– Чего она от тебя хотела?
– Послушай, я опоздал сегодня, потому что работал в мастерской. Я уже про это говорил. Хотя тебя не должно касаться, чем я и Арабелла…
Ульрика рассмеялась, хотя и не очень искренне, как плохая актриса на ярко освещенной сцене.
– Я отлично знаю, чего хотела от тебя Арабелла и что ты, наверное, дал ей… все семь с половиной дюймов. Но я говорю не о тебе и не о твоей милой женушке. Я говорю о полиции. Констебль Как-ее-там со сломанными зубами и отвратительной прической.
– Ты пытаешься загнать меня в угол?
– О чем ты?
– Я говорю о твоем подходе в целом. Я протестую, я не желаю терпеть, как ты ведешь себе по отношению ко мне; я говорю: хватит, я посылаю тебя к черту, и ты получаешь то, что хочешь.
– Что же именно?
– Мою голову. Причем без особых хлопот.
– Так вот что ты думаешь? И ты считаешь, что я за этим тебя позвала сюда?
Она залпом осушила бокал вина и сразу же ощутила соответствующий эффект.
– Ты что, хочешь сказать, что не собираешься уволить меня при первом же удобном случае? – спросил он.
– Еще как хочу, – ответила она. – Но ты здесь не поэтому.
– Тогда почему?
– О чем она с тобой говорила?
– О том, о чем ты и предполагала.
– И?
– Что «и»?
– И что ты ей сказал?
– А как ты думаешь, что я мог сказать? Киммо – это Киммо. Шон – это Шон. Один был беззаботным трансвеститом с манерами водевильной королевы, парнишкой, которого никто в здравом уме не стал бы обижать. Второй вел себя так, будто с удовольствием жевал бы шурупы на завтрак. В тот день, когда Киммо не пришел в группу, я сразу сообщил тебе об этом. Шон был вне моих обязанностей, так что я не мог знать, что он пропустил занятие.
– Это все, что ты ей сказал?
Она внимательно смотрела на него, когда задавала этот вопрос, – прикидывала, насколько могут доверять друг другу два человека, предавшие третьего.
Его глаза сузились.
– Мы же договорились, – только и сказал он. И поскольку она откровенно оценивала его, добавил: – Или ты мне не доверяешь?
Разумеется, она ему не доверяет. Как можно доверять тому, кто живет изменой? Но у нее есть возможность проверить его, и не только проверить, но и заставить сохранять видимость сотрудничества – если это действительно только видимость.
Ульрика подошла к холщовой сумке, достала оттуда папку, которую привезла из своего кабинета, и передала папку Гриффу.
Она наблюдала за его взглядом: он остановился на имени и фамилии, написанных на папке фломастером. Прочитав их, он тут же поднял глаза на Ульрику.
– Я сделал то, что ты просила. И что мне теперь с этим делать?
– То, что должен, – ответила она. – Думаю, ты знаешь, что я имею в виду.
Глава 12
На следующее утро, когда констебль Барбара Хейверс прибыла на подземную стоянку Скотленд-Ярда, она выкуривала уже четвертую сигарету (не считая той, которой успела затянуться пару раз по пути из кровати в душ). Она курила не переставая с тех пор, как выехала из дома, и сводящая с ума поездка по утреннему Северному Лондону ничуть не улучшила ни настроения, ни состояния нервов.
Она привыкла к стычкам. Рано или поздно она начинала конфликтовать с каждым, с кем приходилось работать, и однажды дошла до того, что выстрелила в старшего офицера. И это стоило ей звания и чуть не стоило работы. Но ничто в ее карьере, хоть и не самой гладкой, не производило на нее такого тяжелого впечатления, как пять минут разговора с соседом.
Ссориться с Таймуллой Ажаром она не собиралась. Ее целью было просто передать приглашение для его дочери. Тщательное расследование (если честно, оно свелось к покупке местной рекламной газеты, где помимо прочего печатались объявления о проходящих в городе выставках и тому подобных увеселениях) показало, что некое культурное учреждение под названием «Музей Джеффри» предлагает заглянуть в быт прошлых столетий посредством реконструированных гостиных. Разве это не замечательная возможность для Хадии – сходить туда вместе с Барбарой и напитать свой детский ум чем-то более полезным, чем созерцание пирсинга в пупках однодневных поп-звезд? А кроме того, она совершит путешествие из Северного Лондона в Восточный. Это было бы исключительно познавательно, не так ли? Не может же Ажар, сам работающий в сфере образования, иметь что-то против.
Еще как может, выяснила Барбара. Когда она постучалась к соседям по пути к машине, он открыл дверь и выслушал ее как всегда вежливо, окутанный ароматами питательного и сбалансированного завтрака. Запахи доносились из кухни и воспринимались Барбарой как упрек ее собственному утреннему ритуалу из кекса и сигареты.
– И мы получим двойной выхлоп, если можно так выразиться, – завершила она свое приглашение, сама удивляясь употребляемой ею лексике. И откуда она берет все эти жаргонизмы? – В смысле, музей расположен в бывшей богадельне, так что там можно увидеть еще и образцы исторической и социальной архитектуры. Это такие вещи, мимо которых дети проходят, не понимая, что это такое. В общем, я подумала, что это стало бы… – Чем? Она и сама не знала. Неплохой идеей? Хорошей возможностью для Хадии? Или побегом от продолжительного наказания?
Конечно, последнее. Барбара больше не могла каждый день видеть в окне печальное бледное личико Хадии. Хватит – значит, хватит, черт возьми, думала она. Ажар сказал, что хотел. Сколько можно мучить несчастного ребенка из-за одного проступка?
– Это очень любезно с вашей стороны, Барбара, – произнес Ажар с церемонной вежливостью, в обычной своей манере. – Однако, учитывая обстоятельства, в которых мы с Хадией оказались…
И тут за его спиной появилась она сама, видимо, услышав из кухни голоса.
– Барбара! – воскликнула она. – Привет, привет! – Выглядывая из-за худощавой фигуры отца, она спросила: – Папа, а можно, Барбара зайдет к нам в гости? Мы завтракаем, Барбара. Папа приготовил тосты с омлетом. Это для меня. С сиропом. А сам он ест йогурт. – Она наморщила носик, но не на отцовские гастрономические предпочтения, судя по ее следующим словам: – Барбара, ты что, курила? Уже? – И тут же снова: – Папа, давай пригласим Барбару!
– Извини, дружок, посидеть с вами я не могу, – заторопилась Барбара, чтобы Ажару не пришлось вынужденно приглашать ее. – Бегу на работу. Нужно оберегать женщин, детей и маленьких мохнатых зверюшек от плохих дядек. Ну, ты сама знаешь.
Хадия прыгала с ноги на ногу.
– А я получила хорошую оценку за контрольную по математике, – сообщила она. – Папа сказал, что гордится мной.
Барбара посмотрела на Ажара. Его лицо сохраняло серьезное выражение.
– Учеба – это очень важно, – сказал он дочери, однако глядел при этом на Барбару. – Хадия, пожалуйста, возвращайся на кухню и заканчивай завтрак.
– А разве Барбара не зайдет…
– Хадия! – Его голос был резок. – Что я тебе сейчас сказал? И разве сама Барбара не сказала тебе, что ей нужно идти на работу? Ты вообще слышишь, что тебе говорят, или тебя интересует только то, чего ты хочешь?
Тирада прозвучала излишне строго, даже по меркам Ажара. Радость, только что сиявшая на лице Хадии, померкла. Она широко раскрыла глаза, но не от удивления. Барбара увидела, что девочка пыталась таким способом удержать набегающие слезы. Всхлипнув, она попятилась и исчезла в кухне.
Ажар и Барбара остались вдвоем, лицом к лицу. Он был похож на случайного и совершенно равнодушного свидетеля автомобильной аварии, а она ощущала в животе нарастающий жар. То был момент, когда ей лучше всего было бы сказать: «Что ж, ладно. Тогда я пошла, до встречи» – и отправиться восвояси, осознавая, что она без всяких на то оснований чуть было не сунулась в чужие дела. Но вместо этого она не сводила глаз с Ажара, а пламя внутри ее разгоралось, пока не добралось до груди, где превратилось в жгучий узел.
– Это было чересчур, вам не кажется? – заговорила она. – Ведь это всего лишь ребенок. Когда вы собираетесь забыть о ее проступке?
– Хадия знает, что должна делать, – ровным голосом отвечал Ажар. – А еще она знает, что в случае непослушания ее ожидают определенные последствия.
– Ну хорошо. Это понятно. Вырублено на камне. Вытатуировано у меня на лбу. Все, что угодно. Но как насчет соответствия наказания преступлению? И раз уж мы подняли этот вопрос – зачем было унижать ее в моем присутствии?
– Я не…
– Унизили, – прошипела Барбара. – Вы не видели ее лица, а я видела. И давайте я уж дам вам еще один совет. Жизнь трудна, особенно для маленьких девочек. И родителям совсем необязательно делать их жизнь еще сложнее.
– Она должна…
– Вы хотите спустить ее на ступеньку или две? Хотите, чтобы она знала, что никогда и ни для кого не будет нумеро уно? Да просто выпустите ее в свет, Ажар, и она сразу это поймет. Зачем ей слышать это от родного отца?
Барбара чувствовала, что зашла слишком далеко. Лицо Ажара, всегда спокойное, исказилось до неузнаваемости.
– У вас нет детей, – сказал он. – Если вам когда-нибудь повезет стать матерью, Барбара, вы измените свои понятия о том, как и когда наказывать ребенка.
Слова «когда-нибудь повезет» и все, что под ними подразумевалось, заставили Барбару по-иному взглянуть на соседа. Грязный игрок, подумала она. Но в эту игру можно играть вдвоем.
– Неудивительно, что она ушла от вас, Ажар. И сколько же времени ей понадобилось, чтобы в вас разобраться? Слишком долго, мне кажется. Но это понятно. Она же была простой английской девушкой, а мы, английские девушки, никогда не играем полной колодой.
Сказав это, она развернулась и зашагала прочь, наслаждаясь кратким триумфом труса, за которым осталось последнее слово. Но, высказавшись последней, она не избавилась от яростного внутреннего диалога с воображаемым Ажаром, и диалог этот длился всю дорогу до Центрального Лондона. Поэтому, когда она припарковалась под зданием Скотленд-Ярда, состояние ее души и ума никак не способствовало началу продуктивного рабочего дня. Да еще кружилась голова от никотина.
Она зашла в женский туалет, чтобы плеснуть на лицо холодной воды. В зеркале мелькнуло ее отражение. И, ненавидя себя за это, она попыталась разглядеть в своем облике ту самку, которую, как оказалось, видел в ней Таймулла Ажар все те месяцы, что прожили они по соседству: невезучую самку хомо сапиенс, которая все делает неправильно. Ни единого шанса на нормальную жизнь, Барбара. Какой бы эта нормальная жизнь ни была.
– Пошел он к черту! – прошептала она. – Да кто он такой вообще? Что он о себе возомнил?
Она провела рукой по волосам, которые недавно обкорнала маникюрными ножницами, поправила воротник блузки, обратив внимание, что надо бы ее погладить… если б у нее был утюг. Выглядела она так, будто только что пережила взрыв, пожар и смертельный ужас, но с этим ничего не поделаешь, да и какое это имеет значение? Нужно работать.
В оперативном штабе Барбара обнаружила, что утреннее совещание уже началось. Суперинтендант Линли оторвался на миг от доклада Уинстона Нкаты и взглянул на нее, затем перевел взгляд на настенные часы. Особого восторга на его лице не отобразилось.
Барбара стала слушать Уинстона:
– …Для мщения и кары, если верить тому, что сказала мне старая леди в «Хрустальной луне». Она прочитала это в книге. Помимо этого она передала мне список покупателей, которые хотели бы получать буклеты с рекламой магазина, а еще у них зарегистрированы покупки по кредитным картам и есть список почтовых индексов клиентов.
– Давайте попробуем сопоставить список индексов с местами, где были найдены тела, – сказал Линли. – То же самое сделайте с двумя другими списками. Может, нам повезет. А что насчет рынка Камден-Лок? – Линли вновь обратил взгляд на Барбару. – Что вам удалось разузнать про тот ларек, констебль? Вы зашли туда сегодня утром?
Таким образом он, очевидно, выразил надежду, что поводом для опоздания Барбары послужило поручение, причем выполненное.
Барбара чертыхнулась про себя. Стычка с Ажаром начисто лишила ее памяти. Она пошарила в голове в поисках какого-нибудь оправдания, но в последний миг остатки здравого смысла остановили ее. Она решилась быть честной.
– С этим я оплошала, – призналась она. – Простите, сэр. Вчера, закончив в «Колоссе», я… но это неважно. Я немедленно поеду на рынок.
Коллеги вокруг нее переглядывались. Линли на мгновение поджал губы, так что она заторопилась сгладить напряженный момент:
– Но мне кажется, что нам нужно плотнее заняться «Колоссом», сэр.
– Неужели?
Голос Линли был спокоен, слишком спокоен, на взгляд Барбары, но она предпочла не обращать на это внимания. Она стала высказывать свои впечатления от вчерашних бесед:
– Да. Там открывается множество возможностей. Начать хотя бы с Джека Винесса, который знает там всех и каждого. Или еще один парень по имени Нейл Гринэм, который из кожи вон лезет, старается помочь. У него с собой был номер «Стандарда», и он был страшно рад показать его мне. Или же Робби Килфойл – помните, вчера он был в приемной, играл с парнишкой в карты? – он бесплатно помогает на складе. Его основная работа – доставка сэндвичей…
– Фургон? – спросил Линли.
– К сожалению, нет, – извиняющимся тоном ответила Барбара. – Велосипед. Но он признал, что примеривается к полноценной занятости в «Колоссе», если откроется новое отделение на другом берегу реки, что дает ему мотив подставить кого-то…
– Убийство подростков вряд ли поможет ему в получении должности, а, Хейверс? – ядовито вставил Джон Стюарт.
Барбара проигнорировала это замечание, продолжая говорить:
– Его конкурентом на должность может быть сотрудник «Колосса» Грифф Стронг, который до этого дважды был уволен из-за того, что он, по его словам, не ладил с начальницами. Это уже четвертый возможный подозреваемый, и все они по возрасту соответствуют психологическому портрету преступника.
– Мы займемся ими, – согласился Линли.
И только Барбара подумала, что искупила ошибку, как Линли попросил Джона Стюарта назначить человека для выполнения этой задачи и затем немедленно обратился к Нкате, велев тому поподробнее изучить прошлое преподобного Брама Сэвиджа и уточнить ситуацию в спортзале «Сквер фор Джим», а заодно и заглянуть в автомастерскую в Северном Кенсингтоне. Потом суперинтендант раздал дополнительные задания, касающиеся водителя такси, который нашел труп в туннеле на Шанд-стрит. Выслушав отчет о кулинарных школах в Лондоне – Джаред Сальваторе не был записан ни в одну из них, – он наконец вспомнил о существовании Барбары и сказал:
– Прошу зайти ко мне в кабинет, констебль.
На этом совещание завершилось, и Линли вышел из оперативного штаба. Остро ощущая, что все избегают встречаться с ней взглядом, Барбара поплелась следом за Линли.
Чтобы поспеть за широкими шагами суперинтенданта, ей пришлось чуть ли не бежать. Ощущение было не из приятных: что она, собачка – бегать за хозяином? Она понимала, что провинилась, забыв проверить тот ларек на рынке Камден-Лок, и, наверное, заслужила выговор, но с другой стороны, она же дала следствию совершенно новое, богатейшее направление для поисков – Стронг, Гринэм, Винесс, Килфойл! – и это нельзя не учитывать, правда ведь?
Однако, оказавшись в кабинете суперинтенданта, она узнала, что Линли не разделяет ее точку зрения.
– Закройте дверь, Хейверс, – велел он.
Она закрыла, и Линли подошел к своему столу, но не сел в кресло, а остался стоять, повернувшись к Барбаре, – просто прислонился к краю стола. Ей он жестом велел садиться, и в результате получилось, что он нависает над ней, как скала.
Барбаре совершенно не нравилось такое положение дел, но она твердо настроилась не давать волю чувствам.
– Вашу фотографию, – сказала она, – поместили на первой полосе «Стандарда», сэр. Во вчерашнем номере. И мою тоже. И Хеймиша Робсона. Мы все вместе там стоим у входа в туннель на Шанд-стрит. Называется ваше имя. Это скверно.
– Такое случается.
– Но с серийным убийцей…
– Констебль, скажите мне, – перебил ее Линли, – вы намеренно пытаетесь выстрелить себе в ногу или все это получается у вас неосознанно?
– Все это?.. Что?
– Вам дали задание. Рынок Камден-Лок. Это по пути к вашему дому! Или же из дома на работу. Вы понимаете, как выглядите, когда приходите и заявляете, что «с этим вы оплошали»? Если вы хотите вернуть свое звание – а я полагаю, что хотите, – то как вы собираетесь этого достичь? Вы же понимаете, насколько это зависит от вашего умения действовать в составе команды, и при этом продолжаете принимать собственные решения, что важно для следствия, а что нет.
– Сэр, вы несправедливы, – запротестовала Барбара.
– И это не первый раз, когда вы действуете по собственному разумению, – сказал Линли, как будто не слыша ее слов. – Порой мне кажется, что вы хотите совершить профессиональное самоубийство… О чем вы вообще думаете? Разве вы не понимаете, что я не могу все время за вас заступаться? Только я начинаю думать, что все налаживается, как вы тут же начинаете все сначала.
– Что все?
– Вашу проклятую самодеятельность. Ваши неуемные попытки взять инициативу в свои руки, вместо того чтобы четко выполнять указания. Ваше постоянное нарушение субординации. Ваше нежелание хотя бы сделать вид, будто вы являетесь частью команды. Мы с вами уже говорили об этом. И не раз. Я делаю все, что могу, чтобы вас защитить, но, клянусь, если это не прекратится… – Он вскинул руки. – Поезжайте на Камден-Лок, Хейверс. В эту лавку «Радуга Венди» или как она там называется.
– «Облако Венди», – глухо поправила его Барбара. – Но там еще, наверное, закрыто, потому что…
– Тогда отыщите домашний адрес владельца! И пока это не будет сделано, я не хочу видеть вас, слышать вас и знать, что вы существуете на этой планете! Все понятно?
Барбара смотрела на него, и постепенно до нее начинала доходить суть происходящего. Она работала с Линли уже достаточно долго, чтобы понимать, насколько необычным для него был этот взрыв – даже если она заслужила выволочку на двести процентов. Мысленно перебрала причины, которые могли довести Линли до крайности: размолвка с Хелен, ссора с Хильером, проколотая шина по дороге на работу, проблемы с младшим братом, слишком много кофеина, недостаток сна… Но потом ее осенило. Отлично зная Линли, она могла бы и быстрее догадаться.
– Он выходил с вами на связь, да? – спросила она. – Он увидел ваше имя в газете и связался с вами.
Линли задержал на ней задумчивый взгляд, принимая решение. Он обошел стол, достал из ящика бумажную папку, вынул из нее листок и протянул Барбаре. Она сразу увидела, что это ксерокопия оригинала, который, как она предположила, был уже на пути к экспертам.
«ОТРИЦАНИЕ НЕВОЗМОЖНО, ТОЛЬКО ИСКУПЛЕНИЕ» – было аккуратно напечатано заглавными буквами в одну строчку. Под фразой была не подпись, а скорее символ, словно составленный из двух отдельных частей лабиринта.
– Как это было доставлено? – спросила Барбара, возвращая лист Линли.
– Почтой, – сказал он. – Обычный конверт. Те же печатные буквы.
– Что можете сказать про символ в конце? Это подпись?
– Вроде того.
– Может, какой-то придурок захотел поиграть с нами? В послании ведь нет ничего, что указывало бы на знание автора о таких деталях, о которых может знать только убийца.
– А слова об искуплении? – заметил Линли. – Это предполагает, что он в курсе: мальчики, по крайней мере те, которых мы опознали, имели проблемы с законом в большей или меньшей степени. Только убийца это знает.
– Плюс все обитатели «Колосса», – заявила Барбара. – Сэр, тот парень, Нейл Гринэм, видел вашу фотографию в «Стандарде». Давайте я там еще покопаюсь…
– Барбара!
В голосе Линли больше не слышалось нетерпения.
– Что?
– Вы снова это делаете.
– Это?
– Я же вам сказал: поезжайте на Камден-Лок. С остальным я разберусь.
Она собиралась возразить – да плевать на здравый смысл! – но зазвонил телефон, и Линли снял трубку.
– Да, Ди? – произнес он, обращаясь, очевидно, к секретарю департамента. Он слушал несколько секунд, потом сказал: – Пожалуйста, проводите его ко мне, – и прервал звонок.
– Робсон? – поинтересовалась Барбара.
– Саймон Сент-Джеймс, – ответил Линли. – У него для нас какие-то новости.
Он отдавал себе отчет, что теперь его жена была для него якорем. Жена и та реальность, которую она собой представляет. Для Линли это было сродни волшебству – то, что он мог прийти домой и на несколько часов (пока снова не уйдет на работу) если не уйти с головой, то хотя бы отвлечься на нечто столь идиотское, как выбор одного из различных крестильных костюмов, – дело, грозящее непримиримой ссорой между двумя семействами.
– Томми! – позвала Хелен. Она лежала на кровати и наблюдала за тем, как он готовится к рабочему дню; на еще более округлившемся животе балансировала чашка чая. – Я тебе не говорила, что вчера звонила твоя мать? Она просила передать, что наконец-то нашла крестильные ботиночки, ради которых ей пришлось несколько дней перебирать коробки на чердаке, кишащем пауками и ядовитыми змеями, если я правильно поняла. Она выслала их нам – не пауков и змей, а ботиночки, – так что скоро мы должны их получить. Еще она сказала, что, возможно, они слегка пожелтели от времени, но хорошая прачечная с этим, несомненно, справится. Конечно, я не знала, что ей сказать. То есть если мы не нарядим Джаспера Феликса в ваш фамильный костюм, будет ли он настоящим Линли? – Она зевнула. – Боже, только не этот галстук, дорогой. Сколько ему лет? Ты выглядишь в нем как итонский первокурсник, которого впервые отпустили в Виндзор и он изо всех сил старается походить на взрослых парней. Откуда он вообще у тебя взялся?
Линли снял галстук и убрал его в шкаф со словами:
– Как ни поразительно, но, будучи холостяками, мужчины годами сами следят за своим гардеробом, не подозревая, что абсолютно некомпетентны в этом вопросе; и только женщина может им помочь.
Он достал еще два галстука и расправил на локте: какой из них одобрит Хелен.
– Зеленый, – сказала она. – Ты знаешь, мне нравится, когда ты носишь на работу зеленое. Этот цвет придает тебе нечто шерлокианское.
– Хелен, зеленый я надевал вчера.
– Хм, – улыбнулась она, – никто и не заметит. Поверь мне. Никто не обращает внимания на мужские галстуки.
Он не стал указывать, что Хелен противоречит самой себе. Он просто улыбнулся. Подошел к кровати и присел на краешек матраса.
– Что сегодня собираешься делать? – спросил он жену.
– Я обещала Саймону поработать несколько часов. Он взвалил на себя…
– Разве бывает иначе?
– Сейчас он буквально умоляет помочь ему: написать доклад о чем-то химическом, что при соединении с чем-то производит еще что-то. Все это выше моего понимания. Я просто иду туда, куда он говорит, и стараюсь выглядеть неотразимой красавицей. Хотя… – и она ласково взглянула на холм своего живота, – скоро это будет невозможно.
Он поцеловал ее в лоб и потом в губы.
– Для меня ты всегда будешь неотразимой красавицей, – сказал он. – Даже в восемьдесят пять лет, без единого зуба.
– Я планирую унести в могилу все свои тридцать два зуба, – заявила Хелен. – И они будут идеально белыми, идеально ровными, а десны будут идеально здоровыми.
– Я потрясен, – проговорил он.
– Женщина всегда должна стремиться к чему-то высокому, – лукаво улыбнулась Хелен.
И он засмеялся. Она всегда умеет рассмешить его. Вот почему она стала для него насущной необходимостью. Только благодаря ей сумел он этим утром отвлечься от самоубийственных устремлений Барбары Хейверс.
Если Хелен была чудом, то Барбара всегда являлась для него загадкой. Каждый раз, когда Линли думал, что наконец наставил ее на путь продвижения по карьерной лестнице, как она тут же совершала нечто, чтобы его разубедить. Командным игроком она не была. Дай ей любое задание, подобно остальным участникам следствия, и она неизменно сделает одно из двух: или расширит задание до такой степени, что оно станет неузнаваемым, или проигнорирует его вовсе и займется чем-то другим, на ее взгляд более важным. Но сейчас, с пятью убийствами на руках и задачей предотвратить шестое, слишком многое стоит на кону, чтобы позволять Барбаре делать не то, что ей сказано.
И все же, при всех ее недостатках, Барбара часто бывает права, и Линли доставало мудрости прислушиваться к ее мнению. В уме ей не откажешь, поэтому Линли разрешил ей остаться в кабинете, когда Ди Харриман привела из приемной Саймона Сент-Джеймса.
Саймон отказался от предложенного секретарем кофе, и Ди ушла к себе. Оставшись втроем, они по предложению Линли расселись вокруг стола для совещаний, как сидели в прошлом уже не раз, пусть и за другими столами. И первые слова Линли были такими же, как всегда:
– Что мы имеем?
Сент-Джеймс достал из принесенного конверта стопку листов и разделил ее на две части. В одной содержались отчеты о вскрытии тел. Во вторую попали увеличенные снимки символа, нарисованного кровью на лбу Киммо Торна, ксерокопия из какого-то справочника с похожим знаком, и аккуратно напечатанный, хотя и краткий, отчет самого Саймона.
– Пришлось повозиться, – признался Сент-Джеймс. – Существует бесконечное число символов, от дорожных знаков до иероглифов. Но в целом, я бы сказал, сомнений у меня почти нет.
Он передал Линли ксерокопию и увеличенный снимок символа со лба Киммо Торна. Линли положил их перед собой и потянулся к пиджаку, в кармане которого лежали очки для чтения. Основные части символа имелись на обоих документах: это круг, две линии, которые пересекались внутри круга и затем продолжались вне его, кресты на конце каждой линии.
– Они одинаковые, – сказала Барбара Хейверс, вытягивая шею, чтобы внимательно рассмотреть символы. – Что это?
– Алхимический символ, – ответил Сент-Джеймс.
– Что он означает? – спросил Линли.
– Очищение, – сказал Саймон. – В частности, процесс очищения, достигаемого через сжигание нечистого вещества или вещи. По-моему, это объясняет обожженные ладони.
Барбара негромко присвистнула.
– «Отрицание невозможно, только искупление», – пробормотала она. И обратилась к Линли: – Он сжигает то, что в них греховно. Сэр, я думаю, он спасает их души.
Сент-Джеймс не понял ее слов и спросил, глянув на Линли:
– О чем это вы?
Линли передал ему копию послания, которое пришло на его имя. Сент-Джеймс прочитал фразу, нахмурился и глубокомысленно уставился в окно.
– Тогда становится понятно, почему отсутствуют сексуальные действия, – проговорил он наконец.
– А тебе знаком символ, который он начертил в конце письма? – спросил друга Линли.
Сент-Джеймс снова всмотрелся в листок с текстом.
– После многих часов, проведенных за изучением всевозможных символов, я должен был бы сразу узнать и этот. Но… Можно мне взять его с собой?
– Разумеется, – сказал Линли. – У нас есть еще копии.
Сент-Джеймс убрал листок в конверт и сказал:
Читать бесплатно другие книги:
