Практическая психология. Герцог Успенская Ирина
– Насколько я знаю, наши племена не враждуют. Поэтому можно немного подождать, вдруг ей надоест сидеть под дверью и она уйдет? Или сдаться. Мне кажется, она не станет нас убивать… Думаю, она просто э-э-э… кого-нибудь из нас… Если ты не захочешь, то я могу… Это, конечно, унизительно, со старухой, но если она захочет…
– Ага, она захочет нас изнасиловать, – по-русски пробормотал конт. – Что-то мне не нравится ни один вариант, – буркнул он и потер тавро на руке. Можно воззвать к Вадию… Только вот какова будет цена?
– Эй, не волнуйся, Бешеный Алан, – беззаботно сказал Иверт. – Не пропадем. – Он потянулся и сел. – Холодно здесь, где-то есть щель, а где есть щель, там может быть и лаз.
Он легко поднялся на ноги, цапнул со стола сухарик, обнюхал его со всех сторон и положил обратно. После чего встал на колени и заглянул вниз.
– Дай огня.
Конт, прихватив факел, опустился рядом с Ивертом, который нырнул под нары и чем-то усердно гремел.
– Здесь дыра. Забита досками.
Они отодвинули нары и, расцарапывая руки, отодрали от стены доски, обнажив узкий квадратный отнорок, вырубленный прямо в скале. По-видимому, когда-то через него проходили трубы или пучки кабеля.
– Я пролезу, а вот ты – не знаю. – Иверт с сомнением посмотрел на широкоплечего конта.
Тот только вздохнул. Виктории нравилась внешность Алана Валлида. Его рост, фигура, глаза, волосы, но сейчас она очень жалела, что конт не пошел телосложением в материнскую линию. Нанни рассказывала, что его дед был изящным и узкоплечим.
– Знаешь, надо лезть, – произнес Иверт, стягивая верхнюю рубаху.
– Нет.
– Нет? Почему?
– Ты не сможешь развернуться и вернуться назад, если лаз станет слишком узким.
– Ерунда! – самоуверенно воскликнул горец и, не дожидаясь одобрения конта, ужом проскользнул в темную дыру.
Виктории осталось лишь выругаться. Ну вот что делать с этим идиотом? Безрассудно полез неизвестно куда! А если застрянет, а если там змеи, а если?.. Да мало ли что может произойти! Она легла на пол и, подсунув к лазу факел, постаралась хоть что-нибудь рассмотреть.
Время тянулось слишком медленно, и Виктория успела придумать десятки несчастий, которые могут случиться с Ивертом.
«И после этого ты утверждаешь, что ты Алан? Ты – Виктория! И волнуешься ты как Виктория! И мыслишь как Виктория! И даже сейчас занимаешься самоедством тоже как она! А то, что ты старательно делаешь вид, что ты мужчина, – полная ерунда! Хоть сама себе не ври!» Странно, мысли вроде ее, а голос в голове – Ирия.
Раздался тихий скрежет, она медленно вытянула из ножен кинжал и встала сбоку от той двери, которую они не смогли открыть, поставив факел так, чтобы он светил, оставляя конта во тьме. Черт побери! Неужели это люди Гадюки? Дверь бесшумно приоткрылась…
Тишина. Виктория затаилась, затаился и тот, кто находился по ту сторону двери. Спокойно, дышим носом, считаем до десяти. Война нервов. Выиграет тот, у кого они окажутся крепче. Досчитав до ста, она все же не выдержала. Осторожно присела, нашарила рукой камешек и бросила его в щель между дверью и стеной. Раздался звук падения – и опять тишина.
– Эй! – шепотом позвал конт.
Тихо.
– У меня арбалет, и я буду стрелять.
Тихо. Неизвестность злила. Где Иверт? Кто открыл дверь? Что там за стеной? Виктория подняла пучок воняющей плесенью ветоши, подожгла его и, резко распахнув дверь, кинула в образовавшийся проход, а сама метнулась к стене. Тишина. Она выглянула, быстро осмотрела освещенный коридор и нырнула обратно. В коридоре никого не было. По крайней мере, в зоне видимости, в световом пятне от догорающих тряпок. Странно. Вдали раздался тихий шум шагов. Если бы Виктория так напряженно не прислушивалась, она бы его не услышала.
– Алан! – громкий шепот Иверта словно ударил в барабанные перепонки. – Ты как дверь открыл?
– Я думал, это ты.
Виктория подхватила факел и, вытянув руку перед собой, осторожно выглянула в коридор. Иверт шел, придерживаясь за стену. Оцарапанный, грязный, но живой. И это радовало. Она почувствовала колоссальное облегчение, увидев его довольную физиономию.
– Я прополз до следующей такой же комнаты, только более грязной. Там в стене была какая-то палка, я за нее зацепился, рубаху порвал, но зато двери открылись. Может быть, она все двери здесь открывает?
– Слушай, куда нам дальше идти?
Они находились в узком низком проходе, заканчивающемся двумя развилками. Иверт, словно пес, повел носом и решительно зашагал в правый проход.
– Оттуда тянет свежим воздухом. – Он широко зевнул и потер глаза. – Я пойду первым, и смотри под ноги, здесь могут быть …
Виктория не поняла, о каком звере говорит игуш, слово было незнакомое, но глядеть под ноги стала еще внимательнее. Не хотелось пораниться. Не хватало им еще застрять здесь на сутки или заблудиться. Судя по неровным каменным сводам, эти проходы появились значительно раньше, чем комната, которую они только что покинули. Впереди громким шепотом ругался Иверт, перемежая слова разных языков.
– Засыпаю на ходу, – пожаловался он. – Хотя солнце еще не перевалило середины неба.
– Может, это кислородное голодание? – предположил конт.
– Эй, откуда ты такие слова берешь? Рэй Молчун мне жаловался, что иногда он тебя не понимает. – Иверт тихо рассмеялся и тут же зашипел от боли, расцарапав руку об острый выступ.
– Не обращай внимания. Я, когда боюсь, несу всякую ахинею.
– Что несешь?
– Чушь.
– А ты боишься? – Иверт даже приостановился и оглянулся на конта.
– Очень, – признался Алан, не думая делать из этого тайны.
А вот действительно смешно, у Виктории никогда не было клаустрофобии, а у конта, оказывается, была.
– Давай скорее выбираться отсюда. Эти стены меня угнетают, я кажусь себе маленьким щуплым кузнечиком.
– Расскажу Зире – не поверит! Ты же спокойно мылся в нашей мыльне, а она, между прочим, выбита в скалах.
– Так я же там с девушкой мылся, – глубокомысленно заявил конт.
Потянуло дымом, и впереди забрезжил серый свет. Иверт поставил факел у стены, и они осторожно прокрались к приоткрытой двери с маленьким зарешеченным окошком, за которым виднелась зелень гор.
– А вот и гости! – раздался женский голос, и парни увидели нацеленный на них лук. – Назад бежать нельзя.
Горец метнулся вперед, Алан выхватил метательный нож.
– Не убивать! Иначе – война! – крикнул Иверт, вихрем налетел на нечеткий силуэт, вытолкнул не ожидавшую такой прыти лучницу на улицу и захлопнул дверь, набросив на петлю хлипкую деревянную задвижку. На минуту, может быть, и задержит преследователей.
– Ураган, – раздался из-за двери смеющийся голос. – Сын Гривастого Волка, твое ли смазливое лицо я только что видела?
– Мое, Гадюка, – заорал в ответ Иверт. – Отчего ты на нас злишься, женщина? Отчего не разговариваешь на языке горцев?
Женщина хрипло рассмеялась и начала что-то гортанно выкрикивать. Игуш знаками показал конту, что надо отходить. Виктория не стала спорить, развернулась и, подхватив факел, быстро пошла назад, Иверт припустил следом. Они вернулись в коридор, объединяющий две развилки, и побежали в противоположный отнорок. Вскоре уперлись в еще одну дверь. Она открывалась внутрь и была заблокирована толстой палкой, просунутой в ручку.
– Стой! – Алан ухватил горца за плечо, не давая тому выдернуть дубину. – Вдруг там опасно?
– Нет времени это проверять. – Иверт распахнул дверь и замер на границе света и тьмы, принюхиваясь. – Зверя там нет. – Он вытащил засапожный нож и проскользнул внутрь.
Виктория оглянулась. Вдали мелькали отблески огня, она не стала рисковать и протиснулась следом, захлопнула дверь, подперла ее дубиной.
– Кир Алан?
Виктория моментально развернулась, но Иверт оказался быстрее. Он прыгнул вперед, закрывая собой конта, и слегка согнулся, готовясь отразить нападение.
Свет факела выхватил небольшой тоннель, заканчивающийся толстой деревянной дверью с маленьким окошком. Виктория оглянулась. Вдоль стен на тонких рваных циновках сидели мужчины, и среди них она увидела одного из сопровождавших ее воинов маркиза. Рыжего. Смотрелся он неважно. На лице красовался кровоподтек, одежды на нем не было, тело пестрело синяками и ссадинами. Он кутался в рваное одеяло, но выглядел вполне живым. Виктория осмотрела остальных пленников. Трое подростков, два пожилых горца и парень в крестьянской одежде с повязкой на глазах, судя по светлому цвету волос – равнинник. Пожилые горцы смотрели на них безучастно, словно к ним ежеминутно забегали вооруженные люди, а подростки с интересом пялились на Иверта, но молчали.
– Вот и сходили за хлебушком, – пробормотал Алан по-русски, подсаживаясь к воину. – Ты цел? А где второй?
– Да что нам будет, – хмыкнул ветеран. – Бабы тута правят, а они оголодали без мужиков, вот и кидаются на любого. Пип еще у них. – Он сплюнул и потер нос. – Всегда мечтал оказаться в кровати с несколькими бабами. Вот уж не думал, что так расстроюсь, когда мечта сбудется.
– Просто ты уже старик, – глубокомысленно изрек Иверт. – Сколько женщин ты смог… э-э-э… сделать счастливыми, а?
– Двоих! – гордо ответил воин. – Не так уж и плохо для старика, а, горец?
– Э! Разве это много? – Иверт покрутился на расстеленных вдоль стены соломенных циновках, устроился поудобнее.
– Я на тебя посмотрю, хвастун, – добродушно пророкотал воин. – Вы как здесь оказались, кир Алан?
– Прячемся, – лаконично ответил конт. – Что с оружием?
– Забрала Гадюка. Подошла женщина, немолодая, красивая. Не опасная. Мы же не думали, что она яташем владеет, как дух Тарании! И откуда она его выхватила? – В голосе воина послышалась обида. – Не успели даже мечи достать, как нас окружили и разоружили. И кто? Бабы! Расскажу десятнику – со смеху помрет, – мрачно закончил он. – Меня в шалаш отвели, а Пипа куда-то потащили. Надеюсь, жив. Мы с ним две кампании прошли, ни одного ранения. А тут… бабы!
Виктория усмехнулась, больше всего воина задело то, что его победила женщина, а не то, что его использовали как быка-чемпиона и заперли в камере.
Иверт заржал и быстро заговорил, обращаясь к самому старшему игушу:
– Он говорит, что в племени больше нет мужчин. Все они здесь. Совсем маленькое племя, Бешеный Алан. Пятеро детей, двадцать семь женщин, все воины и охотники. Две женщины беременны. Говорит, что раньше они жили вместе, но пять дней назад Гадюка потеряла рассудок и заперла всех мужчин здесь.
Точно чокнутая бабища. И чего от нее ждать?
– А это кто? – Алан ткнул пальцем в белобрысого.
– Пленник. Чужак, – пожал плечами Иверт. – Охотник, посмевший прийти на земли Гадюки. Его поймали.
– А почему в повязке?
– Ослепили, значицца, когда бежать попытался, – с горечью произнес слепой, поворачивая голову на голос. – А я на лету любую птицу бил. В веске небось меня уже похоронили, да лучше бы убили, чем так…
– Зачем ослеплять хорошего охотника? – не понял Алан. – Зачем им калека?
– А зачем им вы? – с вызовом ответил охотник. – Баб много, до мужиков все охочи. Вот и пользуют. Тьфу! Хорошо, что не вижу, старая она али молодая. Представляю свою женку, когда… А вы тут ржете, хвастаете, кто сколько. Скоро молить Вадия начнете, чтоб смерть послал.
– Чужак. Пришел сам. Враг. Убить, – коверкая слова, пояснил один из подростков.
Виктория, нахмурившись, повернулась к Иверту, но не успела задать очередной вопрос.
– Для горцев все, кто пришел в горы незваным, – их враги. А враг – не человек. Вы бы видели, что они творят в захваченных весках, – с ненавистью в голосе произнес воин маркиза. – Замок нашего господина далеко от гор, но и к нам как-то пришли три звезды горцев. От вески остались только угли да выпотрошенные трупы.
– Какое племя? – напряженным голосом поинтересовался Иверт, отводя взгляд в сторону.
– Теперь уже никакое. Генерал такого не прощает. Мы пять дней их гнали, на шестой взяли горную веску. Вырезали всех. От младенцев до стариков.
– Зачем детей? – Виктория тоже старалась не смотреть на Иверта.
– Всех. Да простит нас Ирий. Генерал сказал, нельзя оставлять, потому что дет вырастут и придут мстить.
– И что, никто из других племен не пришел на помощь?
– Горцы постоянно воюют между собой. Еще небось и порадовались, что мы подсобили. Они со своими тоже не нянчатся. Мужиков под нож, баб, что помоложе да погорячее, себе берут, детей, правда, никогда не обижают. Своих. Ненавижу. Вы вот с ними союз заключили, а зря. Предадут. И в спину нож засадят. Дикие люди, но с гонором, – буркнул Рыжий и опустил голову.
Твою мать! А Виктории быт горцев показался чуть ли не идеальным. Хотя что она, собственно, видела? Только то, что ей показали. В памяти сразу начали всплывать мелкие детали, на которые раньше она не обращала внимания. Похищение Берта и слова Рэя о том, что парня могут пустить на размножение или на утехи вождя, условия, в которых она нашла своего слугу и Оську. Почему было не расспросить тогда Иверта о том, что движет этим народом, к чему горцы стремятся, кто для них враг, а кто друг? Вспомнилось заявление Сарха Гривастого Волка, что он не пойдет с Ведмедем против Алана только потому, что на нем долг крови; Ведмедь, по-хозяйски осматривающий замок и его окрестности; хитрые взгляды отца Зиры. И тут ее словно кипятком ошпарило. Дерьмо! Она оставила Ведмедя и его людей в Осколке. Да еще и сама напросилась, чтобы они патрулировали земли вокруг!
А, черт! Иверт. Его неожиданное решение остаться. Влюбленная в него Виктория не задумывалась о причинах, движущих горцем. А вдруг он просто втирался в доверие, чтобы в определенный момент нанести решительный удар? Ведь и в эти развалины ее привел Иверт, который был прекрасно осведомлен о том, кто проживает в подземных тоннелях. Да и Гадюка его хорошо знала, судя по их встрече. Серый отбывает в Кровь, гарнизон Осколка полностью не набран и состоит из плохо обученных новобранцев, горцам даже не надо брать стены, их давно уже приняли в замке как друзей. Стоит разделить конта с его охраной, состоящей из проверенных опытных ветеранов, задержать на несколько дней, и…
Все эти мысли пронеслись в голове со скоростью выпущенной пули. Возможное предательство Иверта, которого она только начала считать своим другом, больно ударило по душе. Вспыхнуло давно забытое чувство обиды. Почему? Дурная привычка – видеть в людях только хорошее. Кем бы ни была Виктория в прошлой жизни, в глубине души она всегда оставалась романтиком. Выросшая на рыцарских романах Вальтера Скотта, на книгах Жюль Верна и Дюма, она верила в честь, гордость и верность. Никогда никому об этом не говорила, даже своим лучшим подругам, потому что они просто покрутили бы пальцем у виска, сочтя ее наивные убеждения блажью. В двадцать первом веке нельзя быть романтиком. Романтики не выживают. Но вера в лучшее в людях никуда не делась. У каждого человека, пока он жив, есть уйма разнообразных желаний, верований, убеждений, но, как оказалось, не стоит их все тащить в следующую жизнь!
– Ураган…
– Я не предавал тебя, Бешеный Алан. И не предам.
Иверт не отвел взгляда. Но скользкий холодный червячок сомнений уже пробудился в душе и вызвал неконтролируемую злость. Алан стремительно выбросил вперед руку, сжал пальцы на горле игуша. «Интересно, это у Иверта такая тонкая шея или у меня такая большая ладонь?» – промелькнула нелепая мысль и исчезла за туманом ярости, заволакивающим мозг. Пальцы сжались сильнее. Горец не шевелился и не отрывал взгляда от гневно почерневших глаз.
– Есть вещи, которые я не прощу никогда. И первым в этом списке значится предательство, Иверт. Если придется, я убью тебя. Возможно, и даже наверняка, потом я буду сожалеть, но я сделаю это.
С этими словами Алан отпустил шею своего телохранителя. На ней явственно проступали пятна от пальцев. Будут синяки. Черт, неужели она это сделала? Неконтролируемые приступы гнева – это слишком большая роскошь, которую Виктория позволить себе не могла. Злость – это тьма, она делает человека слабым, а слабость в этом мире сродни смерти, которая отбирает у тебя все, не гарантируя, что даст что-то равноценное взамен. Если не обуздать это чувство, то не заметишь, как превратишься в монстра, стремящегося в заманчивую тьму. Простой путь, ведущий в бездну.
Алан потер виски.
В наружную дверь забарабанили. Звонкий женский голос с сильным акцентом прокричал:
– Мы знаем, что у вас есть оружие, поэтому выгляни в окошко, Ураган!
Но к окошку подошел Алан. Виктория постаралась стать так, чтобы не находиться напротив отверстия в двери, иначе для хорошего лучника она была бы идеальной мишенью. Взгляд выхватил небольшую площадку, заполненную людьми. Впереди всех стояла высокая женщина. Немолодая, но со следами былой красоты на лице, коротко остриженная, мускулистая, зеленоглазая, подтянутая, но неухоженная и какая-то неопрятная. Она была одета как мужчина-горец. В руках женщина держала Ярость – меч Алана. А рядом с нею на коленях стоял обнаженный Пип, второй воин, сопровождавший Алана.
– Я буду отрезать от него по куску, если ты не выйдешь, Ураган! А потом приду к тебе и возьму всех! Я посажу вас на цепь, как тау, и заставлю выть.
Иверт, гневно сверкая глазами, оттолкнул Викторию от двери и быстро затараторил на своем языке, Гадюка отвечала ему со смехом.
Ну вот! Он специально, что ли? Виктория сильно хлопнула игуша по спине, прислушиваясь к громкому и быстрому говору невидимой женщины. Ну что за шутки мироздания? Почему ее душу не перенесло в мир, где все говорят по-русски? Где справедливость? Женщина спрашивала, Иверт отвечал, и, судя по его хмурому лицу, разговор горцу не нравился. Вот он с силой пнул дверь и, крикнув что-то на прощанье, отошел и сел у стены на расчищенном от камней участке.
– Эй, Кузнечик! – Вот зараза! Подслушала, как он жаловался на клаустрофобию и сравнивал себя с кузнечиком! – Иди к нам! Тебе смерть будет радостью, нет? – В голосе говорившей женщины слышался смех.
– Только посмей тронуть моего кульфи, и два племени придут мстить за его жизнь! – зло крикнул в ответ Иверт.
За дверью притихли, а затем загомонили на разные голоса, а по пещере пронесся общий вздох, то ли презрительный, то ли сочувствующий.
– А теперь быстро расскажи мне о сути переговоров. – Виктория присела рядом с Ивертом, изо всех сил стараясь не бояться.
– Меня не тронут. У нас нет вражды с этим племенем, но ты хороший товар. Тебя можно продать, а можно отдать женщинам. Не волнуйся, этого не будет, – увидев, как напрягся Алан, поспешил успокоить его горец. – Они хотят… э-э-э… а потом тебя, наверное, продадут, если никто из женщин не захочет взять себе мужа. Они не знают, кто ты. Думают, что ты простой воин.
– Угу. А кто такой кульфи?
Иверт сделал вид, что рассматривает щель в стене.
– Кульфи… они презренные, рабы, вас не тронут, это игуш хорошо придумал, – зашептал воин. – Только никому об этом не рассказывайте. Это позор для мужчины.
Блин! Да что же это такое?
– Кто такие кульфи? – грозным шепотом спросил Алан, чувствуя, что его втягивают в какую-то очередную авантюру.
В это время вновь раздался голос Гадюки.
– Что она говорит? – спросил Алан.
Ну вот отчего было не начать изучать язык горцев? Эх, Виктория, как много ты упустила за своими переживаниями!
– Она говорит… – начал переводить Иверт, но конт поднял руку, останавливая его.
– Эй, охотник, ты знаешь язык горцев? – обратился Алан к слепому мужчине.
– Знаю маленько, кир.
– Переводи ты.
Глаза Иверта гневно блеснули, он автоматически положил руку на пояс, словно искал там нож, но затем, заметив, что конт внимательно за ним следит, расслабился и медленно отошел к стене.
Виктория больше не могла доверять Иверту. Вот гадство! Неужели она в нем ошиблась? Она ведь редко ошибалась в людях. Раньше. В той жизни.
– Она, значицца, бает, что жаль, что горец успел вас охолостить! Теперь, мол, Урагану придется работать за двоих. Она начнет резать вашего воина. Если игуш, значицца, не выйдет к ней. – Иверт что-то прокричал в ответ, и слепой перевел: – Он бает, что выйдет, ежели она поклянется духами предков вас не трогать. Она поклялась.
Виктория повернулась к Иверту, но горец уже распахнул дверь и выскользнул наружу.
Идиот! Как можно верить словам? Хотелось выскочить следом, не пустить, защитить, прибить эту сексуальную маньячку! Но вместо этого Виктория опустилась у стены на корточки и задумчиво произнесла, ни к кому не обращаясь:
– Кульфи – это евнух?
Вот сучонок! Да как он посмел! Зачем? Чтобы посмеяться? Эй, спокойно! Чтобы защитить! Он спас тебя от изнасилования! Судя по всему, горцам даже дотрагиваться до кульфи противно. Это многое объясняет. Виктория прислушалась к своим эмоциям. Нет, ее совершенно это не задело. Все же психика у конта больше женская, чем мужская, чтобы еще париться по этому поводу. Евнух так евнух. Лишь бы не пришлось работать жеребцом-производителем. Но Иверту она об этом говорить не станет.
Виктория села, вытянула ноги, заметила, что горцы отодвинулись от нее как можно дальше, зато ее воин подвинулся и сел рядом. Стало спокойнее, хотя душа болела за Иверта. А еще в голову лезли мысли о его предательстве. Неужели он специально завел их в ловушку? Но тогда отчего не сдал сразу Гадюке, почему защищает? Нелогично. Она пыталась проанализировать ситуацию, взглянуть на нее со стороны. Но мысли возвращались к Гадюке. К тому, что сейчас происходит за стенами их вынужденной темницы. Сдержит ли горянка свое слово? Отпустит ли их после того, как Иверт… думать о том, чем сейчас занимается горец, не хотелось. И Виктория, прикрыв глаза, начала вспоминать родных. Их лица постепенно исчезали из памяти, но она помнила свою прошлую жизнь очень отчетливо. Так, незаметно для себя, она и заснула. А проснулась от криков, раздающихся за дверью. Один из игушей попытался открыть дверь, но она не поддалась. Он разочарованно воскликнул и стукнул кулаком по стене.
– На племя напали, – прошептал слепой, который старался держаться ближе к конту и его воину.
Неужели Рэй пришел за своим воспитанником? Но как смог вычислить, где они?
Вскоре крики стихли, послышался властный мужской голос, он не принадлежал никому из знакомых Виктории. Дверь распахнулась, в тоннель втолкнули нагих Иверта и Пипа, дверь вновь захлопнулась. Все, что успела рассмотреть Виктория, – это серую хламиду ксена. Черт! Да кто же это такие? Пип начал заваливаться вперед, и Рыжий подхватил своего товарища, а Виктория повернулась к Иверту и сразу поняла, от какого ужаса спас ее горец. Иверт был натурально растерзан. Исцарапан, покрыт засосами, с опухшими губами, с осоловевшим взглядом и не очень счастливым выражением лица.
– Гадюка совсем лишилась разума! – сказал он, как только опустился на рогожку. – Так издеваться над женщинами! Да они у нее хуже тау в период течки! Жаль, что ксены успели убить ее раньше, чем я! Она нарушила слово, и духи предков ее покарали. Гадюка хотела оставить себе Кузнечика! – с возмущением закончил он. – В город древних пришли ксены. Такие, как Алвис. Они убили эту вшивую овцу и ее воинов. Остальных держат в большом шатре. Что будешь делать, Бешеный Алан?
– Женю тебя, – ехидно сообщил Алан. Иверт был жив и здоров, и Виктория только сейчас, увидев его рядом, поняла, как волновалась за горца. Зато теперь она готова была его удавить голыми руками! – Ведь я кульфи, мне женщины уже ни к чему, – продолжила печально. – И как повеселился, жеребец? Думаю, Оська сочинит прекрасную балладу о твоих подвигах в Древнем городе.
– Ты ведь ему не расскажешь? – Иверт тихо застонал.
Ха! Еще как расскажет! Виктория только многообещающе усмехнулась, и по улыбке на лице конта Иверт понял, что он попал.
– И сколько женщин ты успел порадовать? – тихо посмеиваясь, поинтересовался Рыжий, накрывая товарища своим одеялом.
– Пять! – гордо произнес Иверт. – Правда, пятой уже досталось совсем мало-мало меня, – добавил он с искренней грустью.
– Брешешь! – прохрипел из-под одеяла Пип.
– Горцы никогда не врут!
Ага. А кто недавно заявлял Мае, что верить горцам нельзя ни в каком случае?
– Вы еще достоинствами померяйтесь, – не подумав, посоветовала Виктория, она подошла к двери, через которую они попали в тоннель-темницу, и попыталась ее толкнуть. Безрезультатно. Дверь была заблокирована с другой стороны. Из огня да в полымя. Но если ксены их сразу не убили, то, может быть, они смогут договориться?
Тем временем мужчины обдумали ее предложение, внимательно изучили друг друга и заржали. Виктория посмотрела на них и покачала головой: нашли время веселиться. Однако спустя мгновение она уже хохотала с остальными. Смех четверых взрослых мужчин эхом разнесся по проходу и рикошетом ударил в дверь, закрывающую выход. Она приоткрылась, и в щель заглянул ксен.
– Молчать! А то рты кляпами закрою.
– Молчим, молчим, – со смехом ответил ему Алан. – Скажи своему командиру, чтобы вернул пленникам одежду. Иначе лечение будет за его счет.
Ответа не последовало, но ксен очень внимательно всмотрелся в лицо конта и только после этого захлопнул дверь. Однако вскоре в тоннель бросили сверток с одеждой и обувью, из чего Виктория сделала вывод, что убивать их в ближайшее время никто не собирается. Иверт, кряхтя, поднялся на ноги, потирая плечи; скривился, наступив босыми ногами на камешек, и, подобрав сверток, шустро оделся.
– Что Орден Искореняющих делает в этих землях? – задумчиво произнес Рыжий. – Вы ведь заметили, господин, что во дворе стоит белый шатер с золотым вымпелом?
Виктория этого не заметила, она смотрела на ксена, а не на двор за его спиной.
– И что это означает?
– Что здесь Учитель.
Учитель… Этому слову здесь придавалось другое значение, чем на Земле.
К ним подошел молодой горец и тронул Иверта за плечо, тот выслушал парня и перевел:
– Он говорит, что двое чужаков уже приходили к Горной Гадюке, они просили разрешения поглядеть нижние пещеры и давали за это хороший…
– Что давали?
– Абрык – плату за проход по землям племени. Еду, ткани, оружие. Но глупая женщина выгнала их. Теперь их пришло много.
– Здесь все мужики племени, значицца, – встрял в разговор слепой охотник. – Гадюка умудрилася рассориться со всеми соседями, и тепереча, когда ее нет, их просто порежут, как коз. Ох, как же я этому рад, господин! – не удержался он. – Рад, что эту мерзкую бабу убили! Вот где дурной народ! Место бабы в поле, у печи да у колыски дитяти. А у этих ненормальных детей Вадия все наоборот! Всех их надо под нож! – со злобой закончил он.
Виктория его понимала, Иверт – нет. Он размахнулся и несколько раз ударил слепого в лицо, тот упал на землю, закрыл голову руками и начал тихо подвывать.
– Закрой свой грязный рот, чужак!
Ненависть исказила красивое лицо, и Виктория вдруг отчетливо осознала, что она совершенно не знает этого зеленоглазого мужчину. Неприятный холодок пробежал по спине, но она постаралась не поддаваться эмоциям.
– Я тоже чужак, горец. Попробуешь и меня ударить? – холодно поинтересовался Алан.
– Ты чужак для горцев, но ты чужак и для равнинников, Алан Бешеный Кузнечик, – раздался чистый высокий голос, и дверь распахнулась, впуская в тоннель теплый вечерний воздух.
Виктория заметила, как ухмыльнулся Рыжий и улыбнулся его товарищ. Да уж… Бешеный Кузнечик, это круто! Рэй точно со смеху помрет.
Однако смешно не было. Навалилась апатия. Плевать. На всех плевать. К чему такая жизнь, если нельзя доверять даже… кому? Кто он для тебя, черт побери, конт Алан Валлид? Для тебя-мужчины, а не для тебя-женщины? Она бросила взгляд на Иверта. Тот заметил, открыл рот, словно собирался что-то сказать, но промолчал. Захотелось заорать, схватить Иверта за грудки и вытрясти из него ответы, но вместо этого Виктория решительно направилась к выходу. В мозгу занозой сидела одна-единственная мысль – предал ее Иверт или нет? Все остальное сейчас не имело значения. Было горько, обидно и страшно. Что делать, если это так? Как спасти своих людей в Осколке? Как поступить с Ивертом? За себя страшно не было. Виктория уже один раз умерла, да и тавро Вадия внушало уверенность, что темный бог не оставит протеже без прикрытия. Вот еще головная боль, зачем ему адепт в этом мире? Внутри клокотал коктейль из эмоций – ожидание, обида, гнев, надежда, вера в лучшее и жуткое разочарование. Почему Иверт молчит? Не оправдывается, не объясняет причину своего поведения? Э! Остановись! Он мужчина, а мужчины редко объясняют свои поступки, особенно когда они уверены в собственной правоте. Это ведь не кино, это жизнь. Дай ему время. Ха! Время! Кто бы дал это время ему, конту Валлиду, и его людям, которые сейчас, возможно, умирают в Осколке от ножей горцев!
Подойдя к двери, она остановилась. Охранник с яблоком в руке громко хмыкнул и с поклоном отошел в сторону.
– Что-то вы не торопитесь. – Ксен откинул капюшон, и Виктория увидела совсем юное зеленоглазое веснушчатое лицо, на лоб незнакомца спадала рыжая челка, делавшая его еще моложе. Лет восемнадцать-девятнадцать, не старше. Парень весело скалился. – Учитель ждет вас, кир Алан. Я провожу, остальные пока могут присоединиться к женщинам. Они готовят обед возле шатра Гадюки.
– Я с тобой. – Иверт привычно занял место за спиной конта.
– Нет, – резко ответил Алан.
Виктория злилась. Злилась на Иверта, хотя понимала, что это иррациональная, бесполезная и глупая злость.
Горцу это не понравилось, но он не сдвинулся с места, когда ксен приглашающим жестом указал конту, в каком направлении двигаться.
Они наконец-то вошли в город древних. Вблизи нагромождение обломков не выглядело так жутко, как с высоты скал. В воздухе пахло дымом, козами и кровью. Среди обломков было разбросано семь больших шатров – замызганных и залатанных. Рядом с одним прямо на земле сидела древняя старуха, а вокруг нее играли дети. Худые и грязные, совершенно не похожие на упитанных карапузов, которых Виктория видела в племени Гривастого Волка. На веревках, натянутых между камнями, висели какие-то тряпки вперемешку со шкурами и сушеным мясом, и все это воняло тухлятиной.
Они спустились на широкую, чистую от камней площадку, где суетились ксены, устанавливая серые палатки, и остановились у белоснежного шатра, смотревшегося среди этой нищеты новеньким звездолетом на автомобильной свалке.
– Кир Алан, постарайтесь быть вежливым и почтительным, – проговорил ксен, откидывая перед контом полог. – Учитель, я привел его.
– Спасибо, мой мальчик. Проследи, чтобы нам никто не мешал.
Раздавшийся тихий голос мог принадлежать и юноше, и зрелому мужу. Глубокий, спокойный, полный внутренней силы. Виктория шагнула внутрь, с интересом рассматривая вставшего навстречу мужчину в белой сутане, подпоясанной золотой кордой. Так вот ты какой, северный олень… На первый взгляд – ничего выдающегося. Низкорослый, щуплый, высокий лоб, хищный нос, родинка у левого глаза, обрит налысо. Но это только на первый взгляд. Когда Учитель пошел навстречу Алану с мягкой улыбкой на бледных губах, Виктория поняла, кто обучал Длань. Движения мужчины невозможно было уловить, он словно плыл над землей – бесшумно, мягко, легко. Даже длинные полы сутаны не колыхались при ходьбе. И глаза! Таких глаз она никогда не видела. Юные глаза на покрытом тонкими морщинами лице. Кошачьи. Синие. Выразительные. Проникающие в душу, словно рентген. Доброжелательный взгляд с легкими смешинками в глубине зрачков покорил Викторию моментально. Учитель протянул к ней узкие сухощавые ладони и улыбнулся.
– Давно мечтал с вами познакомиться, кир Алан Валлид, сын Айро Второго.
О, черт! А вот теперь Виктория испугалась.
Глава 5
…и только безответственный человек, алчный, одержимый, мог создать горящий порошок! Этот несчастный сжег посевы соседа, как он утверждает – по неосторожности, но это ложь! Он жаждет убийства многих людей! Ваше спасение в Храме, который стоит на страже жизни каждого человека. Мы не позволим опасным знаниям попасть в руки злодеев! Конфискация всех записей, уничтожение лаборатории и смерть одержимого спасут наш мир от этой напасти! Именем Ирия Всемогущего, который дорожит каждой невинной жизнью…
Из обвинительной речиПриближенного Ордена Искореняющих
– Алан Валлид, родился в десятый день месяца Зеленого Вепря двадцать четыре года назад от порочной связи между его величеством Айро Вторым и контессой Ксаной Валлид. Через полгода после рождения ребенка мать погибла при невыясненных обстоятельствах. Орден подозревает, что ее отравил супруг – конт Сани Валлид, не сумевший простить жене измену. Алан воспитан капитаном Рэем Адавески и любовницей приемного отца Нанни Кассини. Был женат на баронессе Литине Ситко. Жесток, самоуверен, бессердечен, эгоистичен, вспыльчив. Легко впадает в ярость. Садист. Шестьдесят четыре дня назад убил на охоте конта Сани Валлида и сам был ранен. Провел без памяти почти десятидневку. Я ничего не забыл, мой мальчик? – Пожилой мужчина приветливо улыбнулся, приглашающим жестом показывая на кресло. – В старости начинаешь ценить комфорт, вот и я даже в походе никак не могу отказать себе в некоторых мелочах, – словно извиняясь за роскошь, произнес он.
Угу. Мелочи. У стены, отгороженная невысокой ширмой, примостилась узкая кровать, покрытая пушистым мехом, три мягких кресла окружали деревянный круглый столик, на котором стояли изящный двухъярусный подсвечник на девять свечей, напоминающий свадебный торт, и шкатулка для бумаг, на полу лежал овальный красный ковер. Завершал «скромное» убранство походного жилища большой, окованный серебром сундук. За тяжелыми, наполовину закрытыми шторами виднелась моечная, напоминающая умывальник из знаменитого «Мойдодыра». Очень скромная обстановка, ну прямо спартанская. Ага.
Алан усмехнулся, дождался, пока хозяин сядет в мягкое невысокое кресло, и сам уселся напротив, всем своим видом демонстрируя скучающее безразличие.
– Вам виднее.
Отчего-то «тыкать» этому старику не хотелось.
– О, не сомневайся, юноша, я не выпускал тебя из вида. И, как оказалось, не зря. До момента ранения твоя жизнь и характер читались, словно неприличная надпись на стене портового кабака. Что же с тобой произошло, после того как ты очнулся?
Алан пожал плечами:
– Поумнел.
Старик смотрел на конта, ожидая продолжения, но Виктория молчала, изучая корешки книг, лежащих на столике. Язык был незнаком, и сами книги выглядели очень древними. В конце концов, не она была инициатором этого разговора, не ей его и продолжать. Она всеми фибрами души чувствовала, что ступила на тонкий лед, и за внешне безразличным мужчиной скрывалась сосредоточенная, бдительная, напряженная, готовая бороться за свою жизнь женщина.
– Мальчик мой, расскажи мне все с того момента, как на тебя напал ведмедь.
Мягкий голос обволакивал, обещал поддержку и покровительство. Ох, нечестно ты играешь, старик! Нечестно. Но мы это уже проходили с твоим учеником. Хотелось бы знать, чем интересен опальный конт Валлид? Тебе просто любопытно или ты вынашиваешь далеко идущие планы?
– Позвольте уточнить, почему я должен вам что-то рассказывать? Я вас впервые вижу, вы не мой духовник. Мы даже не знакомы, а с незнакомыми людьми я обычно не обсуждаю свою жизнь.
– О, прости мою забывчивость, мальчик мой. Я в прошлом отец Искореняющий, а ныне Учитель. – Он сделал многозначительную паузу, но, не заметив на лице Алана никакого восторженного почтения, тихо рассмеялся, откинувшись на спинку кресла. – Именно об этом и говорил Алвис, никакого почтения и никакой осторожности.
Вот черт, может быть, стоило бухнуться на колени и начать лобызать руки этому милому безобидному старичку? Может быть, и стоило, но Виктории даже сама мысль об этом претила. Она только улыбнулась и почтительно склонила голову.
– Как мне к вам обращаться?
Учитель расхохотался. Искренним молодым смехом. Смеялись морщинки в уголках глаз, смеялись выразительные синие глаза. Виктория слегка улыбнулась, ее такой искренностью не отвлечь.
– Как я рад, что мы с тобой встретились, мальчик мой. Как я рад, – отсмеявшись, произнес старик. – У нас будет очень много времени для интереснейших бесед. Можешь звать меня отец Пауль.
– Боюсь вас разочаровать, отец Пауль, – лицо конта Валлида выражало искреннее сожаление, – но вряд ли я смогу остаться. Меня ждут в Осколке.
– Ты рассчитываешь уйти с боем? – В голосе старика звучал неподдельный интерес. Он чуть подался вперед и смотрел на конта как зоолог на чрезвычайно редкий вид животного.
– Если придется, я попытаюсь.
Виктория была готова к нападению, она очень внимательно следила за позой и руками собеседника, но удар прозевала. Все произошло за долю секунды. Еще мгновение назад перед нею сидел пожилой добродушный мужчина, а спустя мгновение конт Валлид лежал, уткнувшись лицом в пол, правая рука находилась в болевом захвате, колено Искореняющего с силой упиралось в поясницу, а к шее, как раз в районе яремной вены, прижимался кончик острейшего шила. Можно было попробовать вывернуться, но Виктория реально оценивала свои силы и не была уверена, что сумеет выиграть, а значит, и дергаться не стоило.
– Стар я стал, не так быстр, как раньше. – Отец Пауль чуть надавил шилом, и кожу болезненно кольнуло. – Последний раз мне пришлось приложить усилия, чтобы победить Длань. Если так будет продолжаться, то через несколько лет мой воспитанник сможет бороться со мной на равных.
В его голосе проскользнула гордость учителя за своего ученика. Виктория внимательно следила за интонацией и поэтому отчетливо почувствовала, что старик не красуется, он искренне сожалеет о своей старости и искренне радуется успехам Алвиса. Дьявол! Если сейчас Алвис может противостоять этому «ниндзя», то ей стоит поставить свечи братьям-богам за то, что она до сих пор жива. Их бой на ножах, о котором Виктория иногда вспоминала с гордостью, был просто игрой тигра с котенком. Какая же она дура! Алвис провел ее как ребенка!
Тем временем отец Пауль легко поднялся на ноги, заточка исчезла из его рук словно по волшебству, и перед Викторией опять сидел добродушный пенсионер. Но теперь он не улыбался. Его глаза смотрели цепко и холодно. Игры закончились, им предстоял серьезный разговор. Соберись, Виктория. Она неспешно встала с пола, подняла опрокинутое кресло и села напротив Учителя.
– Да, я знаю, что ты собираешься проехать с проверками по своим землям, – продолжил отец Пауль, словно и не было только что сокрушительной демонстрации силы. – Это официальная версия твоего отъезда, но ведь есть еще и неофициальная.
– Не понимаю, о чем вы.
– Не притворяйся глупее, чем ты есть, мой мальчик. Ты ведь уже понял, что мы следим за тобой. Все, что ты до сих пор делал, делалось с нашего одобрения и по нашей подсказке. Мой ученик сообщил, что у вас с ним встреча в герцогстве. Хочу услышать, каковы твои планы.
Читать бесплатно другие книги:
