Ничего больше Тодд Анна

Глава десятая

В «Мельнице» я застал Поузи за прилавком: она наполняла контейнер льдом. Джейн, самая опытная сотрудница кафе, которая иногда тихим слащавым голоском называет себя «старейшиной», мыла грязные деревянные полы. Она опускала швабру в воду, и мыльная пена переливалась через край ведра. Маленькая девочка встала из-за стола у выхода и подошла к Джейн, чтобы посмотреть, что та делает. Я осмотрелся, разыскивая родителей ребенка, но в кафе было немноголюдно. Из десяти столов были заняты только два. Я увидел двух девушек с ноутбуками и учебниками и парня с четырьмя пустыми чашками из-под эспрессо.

Поузи встретила меня молчаливой улыбкой.

Девочка, как мне показалось, лет четырех села на пол и что-то достала из кармана. Небольшой красный автомобиль покатился по луже. Глаза девочки засияли. Джейн что-то сказала ей, но я не расслышал.

– Лайла, пожалуйста, не делай этого. – Поузи подняла перегородку и вышла из-за прилавка.

Она приблизилась к девчушке и наклонилась.

Малышка схватила автомобиль раньше Поузи, прижала его к груди и сердито тряхнула головой.

– Хочу машину! – прозвенел ее голосок.

Поузи прикоснулась ладонью к ее щеке.

Она погладила большим пальцем личико девочки и успокоила ее. Должно быть, они знакомы.

Ну, конечно, это ее сестра! Видимо, эта темноволосая малышка и есть тот ребенок, о котором Поузи упоминала несколько раз.

– Ты можешь играть с машинкой, но, пожалуйста, не опускай ее в воду. – Когда Поузи разговаривает с девочкой, ее голос звучит иначе. Мягче. – Хорошо?

Поузи постучала пальцем по ее носику, и Лайла захихикала. Она милая.

– Ладно! – А ее голосок еще милее.

Я направился к ним и сел за ближайший стол. Джейн в последний раз взмахнула шваброй, поздоровалась со мной и ушла на склад заканчивать инвентаризацию. Поузи огляделась, чтобы оценить, насколько заполнен зал, вежливо проверила, все ли в порядке за столами, и вернулась к нам с Лайлой.

– Пожалуйста, не говори Джейкобу, что я привела ее с собой на работу. – Поузи скользнула на стул напротив меня.

– Я и не собирался, – с улыбкой успокоил я.

Джейкоб иногда бывает такой задницей! Он просто еще слишком молод, чтобы быть менеджером, и относится к тому типу людей, которым стоит только почувствовать вкус власти, как они начинают без конца командовать. Он чересчур важный и несколько заносчивый.

– Моя бабушка была на встрече, и я не смогла дозвониться, – нервно оправдывалась Поузи.

– Ну, удача на твоей стороне, тебе ничто не помешает тусоваться здесь с сестренкой весь день.

Поузи улыбнулась и облегченно кивнула.

Маленькая Лайла даже не повернула головы. Послышался звон колокольчика над входной дверью, оповещая о посетителе. Поузи взглянула на девочку, и я кивнул, давая ей понять, что присмотрю за ней. Вернувшись за прилавок, Поузи поздоровалась с двумя мужчинами в костюмах, а я повернулся к девочке и стал наблюдать за ее игрой. Она не обращала на меня никакого внимания. Машинка ее полностью захватила: малышка ужасно мило катала маленький «Камаро» по неровному полу. Лайла ползала за ним на коленях, хотя была уже немаленькой и умела ходить. Ее маленькие кроссовки начинали светиться, когда она ударяла мыском о пол, а пальчики крепко сжимали игрушку, которую она переворачивала вверх колесами и кружила, не переставая улыбаться.

– Очень у тебя крутая машина, – сказал я девочке.

– Машина, – не глядя на меня, повторила она.

Поузи смотрела на нас, переливая в блендер соевое молоко из коробки. Я улыбнулся, и она расслабились. На лице Поузи появилась едва заметная ответная улыбка, и она вернулась к работе. На ногтях – темный лак с желтыми точками. Я наблюдал за ее руками: Поузи наливала из кувшина готовый зеленый чай в чашку, наполненную соевым молоком и льдом. Взбивая смесь в блендере, она качала головой в такт песне Coldplay, раздававшейся из динамиков. Я снова повернулся к девчушке и с обожанием посмотрел на ее маленький пластиковый «Камаро».

– Вжик, – тихонько сказала Лайла.

Она подняла машинку в воздух и посмотрела куда-то вдаль.

Я тихо сидел, пока клиенты не исчезли. Поузи протирала влажной тряпкой бутылки с сиропом. Уже восемь столов из десяти не убраны. Я пошел в подсобку и вынул из шкафа корзину для мусора. Лайла по-прежнему лепетала что-то про «машину» и «вжик», а я начал убирать первый стол. Три доллара чаевых.

Не так уж плохо. Вы бы удивились, узнав, сколько клиентов оставляют на своих столах беспорядок, но и не думают благодарить чаевыми человека, убирающего за ними. Не знаю, хамство это или просто невежество. Как и с водителями «Убера»: мы думаем, что они автоматически получают все положенные чаевые, но я слышал, что это не так. Даже если вы ставите галочку в графе «пятнадцать процентов», на самом деле они не видят этих денег, потому что, как мне рассказывал один мой одноклассник, считается, что благодарные пассажиры оставляют наличные. С другой стороны, он утверждал, что приехал из Франции, но акцент был явно немецким, следовательно, очень может быть, он просто врал…

В любом случае бариста заслуживают намного больше чаевых, чем они получают. Уф, готовая социальная реклама! Поехали дальше.

На следующем столе осталась кучка сахара, высыпанная по меньшей мере из четырех пакетиков. Некоторые посетители еще делают из сахара фигурки. Меня это просто поражает.

Точно в центре сахарной горки, как флаг, торчала зубочистка с кусочком бумажной салфетки. Я пытался вспомнить, как выглядел тот парень, который здесь сидел. Вообще-то, кажется, это была девушка. Или женщина. Я не разглядел ее лица, но, кем бы она ни была, у нее удивительный талант создавать миниатюрные сахарные композиции.

– Лайла! – Я попытался привлечь внимание девочки, которая теперь лежала на полу.

Она взглянула на меня, но не пошевелилась.

– Хочешь посмотреть, как тут интересно? Просто здорово!

Я ткнул пальцем в сахарную горку и засмотрелся на скрученный из пакетика бутафорский меч в руке одной из фигурок.

В ответ прозвучало решительное «нет». Нисколько не удивившись, я смахнул холм тряпкой. Мне приходилось ходить туда-сюда, чтобы в процессе уборки держать Лайлу в поле зрения. Когда я заканчивал протирать предпоследний стол, Поузи вышла из-за прилавка и подошла ко мне.

– Ты не должен этого делать. – У нее такие красные глаза, что почти невозможно разобрать их цвет. – Это же не твоя смена.

– Все в порядке? – поинтересовался я.

Она оглядела магазин, вздохнув, кивнула и присела за стол, который стоял ближе всех к сестре.

– Просто устала, – пожала она плечами. – Работа, учеба, как обычно.

Поузи задорно улыбнулась. Насколько я знаю, она не любит распространяться о неприятностях или жаловаться, даже имея на то веские основания.

– Если тебя нужно подменить на несколько смен или что-нибудь еще, дай знать. Я готов помочь, в этом семестре у меня есть время.

На самом деле я довольно занят, но мне хотелось что-то для нее сделать. У нее явно больше забот, чем у меня.

Поузи покачала головой, и ее щеки порозовели. Светло-рыжие пряди выбились из-под черной резинки, слишком маленькой, чтобы удержать все волосы, которые при искусственном освещении выглядят так ярко, будто выкрашены в красный. Ее лицо осталось непроницаемым.

– Мне нужна работа. Но если ты знаешь кого-нибудь, кто делает мыльные пузыри, чтобы занять маленькую четырехлетнюю проказницу, пока я работаю, скажи.

Я улыбнулся ей и посмотрел на Лайлу, которая все еще лежала на полу.

– Она аутист, – сказала Поузи. В голове тут же собрались кусочки пазла. – Мы пока не знаем точно, насколько это серьезно. Сейчас она только учится говорить, – она сделала короткую паузу, – хотя ей уже четыре.

– Ну, иногда это не так ужасно.

Я легонько подтолкнул девушку плечом, пытаясь хоть немного рассеять ее мрачность. Она расслабилась и растянула рот в широкой улыбке.

– Это правда.

Поузи наклонилась к малышке, уперев руки в колени. Я не слышал, что она говорила, но видел, как лицо Лайлы осветилось радостью.

Я посмотрел на время: было около шести. Если я собираюсь встретиться с Норой и ее друзьями, нужно вернуться домой и принять душ. Я не нервничаю, просто я не представляю, что Нора обо мне думает. Она часто случайно целует людей? Если так, то все нормально, но мне хотелось бы иметь представление, что она чувствует и как ведет себя на свидании. Вчера она кокетничала – ну, я, во всяком случае, расценил ее поведение как заигрывание. Тем не менее до сегодняшнего утра она никак не намекала, что готова со мной целоваться, и не подавала мне никаких знаков. Она была такой уверенной, когда прижималась ко мне и гладила мою грудь. Я вспомнил вкус ее губ, и мой член напрягся. С этим нужно что-то сделать, но на этот раз я не буду рвать занавески в душе, падать на задницу, ранить лицо и биться коленкой. Безопасный секс: я просто останусь в постели. С запертой дверью. Пожалуй, даже задвину дверь комодом.

Я взглянул на Поузи. Она снова сидела за столом и, хмуря брови, разговаривала по телефону. Я увидел, как она покачала головой и, пробормотав что-то в трубку, нажала на кнопку. Мне стало любопытно, я захотел узнать, все ли у нее в порядке, но в то же время мне было неловко лезть в ее жизнь без приглашения.

– Я ухожу, тебе нужна еще моя помощь? – спросил я, направляясь за стойку бара, чтобы проверить расписание и сделать себе эспрессо.

Двойной эспрессо. Я размышлял, не сделать ли тройной, но, скорее всего, это не лучшая идея.

Смена Поузи близилась к завершению. Она покачала головой, поблагодарив меня, но сказала, что справится сама. Я на прощание помахал рукой Лайле и Поузи и крикнул «До свидания» Джейн так громко, чтобы она услышала меня на складе.

Глава одиннадцатая

Когда я толкнул тяжелую дверь магазина и вышел в сгущающийся вечер, в кармане затрезвонил телефон. На улице выстроились в ряд тяжелые мешки, набитые мусором; казалось, что они вот-вот лопнут и содержимое разлетится по тротуару. Каждый день одно и то же – но я никогда к этому не привыкну. Манхэттен, со всеми его магазинами и полуторамиллионным населением на сравнительно небольшой территории, еще хуже. Там невозможно жить, если вы не хотите, чтобы на вас постоянно кто-то натыкался, с вами ругался или вам сигналил.

Поразительно, сколько народу можно втиснуть в несметное количество маленьких квартир с крошечными окнами и карликовыми кухнями. Комнаты в моей квартире просторнее, чем я ожидал (ванная достаточно удобна), но я не могу позволить себе снимать в Бруклине жилье площадью более сорока пяти квадратных метров, потому что оно заметно дороже. Мой отчим Кен помогает оплачивать аренду, но с тех пор, как я устроился на работу, я откладываю деньги. Когда-нибудь я верну ему долг, хотя бы частично. Мне не очень нравится, что он платит по моим счетам. Я достаточно ответственный человек, во многом благодаря ему и его лекциям «о планировании расходов студентов». Я не проматываю свои деньги на выпивку или тусовки. Я оплачиваю счета и периодически покупаю книги и билеты на хоккей.

То, что мой родственник занимает высокую должность в университете, несомненно, сделало мою студенческую жизнь легче. Он помог мне выбрать предметы, и только благодаря его усилиям я смог записаться на курс лекций, где уже не было мест. Кен имел гораздо большее влияние в Центральном Вашингтонском университете, чем в Нью-Йоркском, но тем не менее знал все ходы и выходы.

Я часто думаю, какой могла быть моя жизнь, останься мама в Мичигане. Смог бы я бросить ее и уехать в Нью-Йорк с Дакотой? Думаю, вероятность моего переезда была бы намного меньше, не будь у нее в Вашингтоне друзей и Кена. Если бы она его не встретила, моя жизнь могла сложиться иначе.

Иногда я думаю, что, за исключением некоторых очевидных вещей, Нью-Йорк не так уж отличается от Сагино. В Манхэттене солнце часто скрывается за облаками, пряча свет от жителей города в небольшой коробочке на пляже где-то на Западном побережье. Я так привык к пасмурному небу во всех городах, где мне случалось жить, что когда здесь, в Бруклине, светит солнце, мои глаза полыхают огнем половину дороги на работу. Я купил солнцезащитные очки и тут же потерял. В Бруклине солнце показывается достаточно часто, и это одна из многих причин, почему я решил жить именно здесь. В сентябре тучи затягивают небо до самого горизонта. Чем дальше вы отходите от многоэтажек, тем солнце ярче.

Невысокий коренастый дядька в нескольких пальто, как капуста, и в шляпе прошел мимо меня по тротуару. Следом толкал корзину для покупок, набитую алюминиевыми банками и пластиковыми бутылками, еще один мужик. На руках у него – грязные, толстые, бывшие когда-то коричневыми перчатки. Клочья седых волос торчат из-под шляпы, сшитой из красно-зеленой шотландки, глаза полуприкрыты, будто время и невзгоды довели его почти до полного изнеможения. Бездомный смотрел прямо перед собой, не обращая на меня внимания, но мое сердце сжалось от боли.

Мне невыносимо тяжело смотреть на нищих, обитающих в некоторых частях города. Я скучаю по маме, мне особенно горько выносить печальный, стыдливый взгляд на обветренном лице уже немолодого человека, сидящего напротив окна банка с картонкой, вынужденного просить деньги на еду. Этого попрошайку должно еще сильнее задевать то, что в здании, у которого он устроился, хранятся миллионы долларов. Каково на пустой желудок смотреть, как люди в костюмах идут мимо на обеденный перерыв и тратят двадцать долларов на салат из злаков, чтобы утолить голод.

В Сагино мало бездомных. У большинства неимущих есть жилье. Снаружи их старые домишки практически разрушены, стены гниют от плесени, а кровати кишат клопами. Но у этих бедняков есть крыша над головой. Многие, кого я знаю в Сагино, вновь и вновь пытаются чего-то добиться, но для жителей города это непростое дело. Родители всех моих друзей были фермерами или всю жизнь трудились на заводе, но за последнее десятилетие позакрывались предприятия, и работы просто не стало. Город не может похвастаться ростом ни в одной отрасли, кроме наркоторговли. Семьям, которые десять лет назад имели достаточно средств на жизнь, сейчас едва хватает на еду. Безработица, преступность и наркомания достигли небывалых уровней. Счастье ушло вместе с работой, и иногда мне кажется, они уже никогда не вернутся.

В этом главное отличие Сагино от Нью-Йорка. Люди связывают с самым крупным городом страны надежды на светлое будущее – и все меняется. Сюда приезжают миллионы людей, руководствующихся исключительно эмоциями. Они надеются на большее. Они хотят больше счастья, больше возможностей, больше впечатлений и – самое главное – больше денег. Улицы переполнены людьми, которые целыми семьями покидают родные места, чтобы строить здесь новую жизнь. Это изумительно.

Мужчины и женщины собирают вещи и переезжают в Нью-Йорк. По статистике – более ста человек в день. Метро работает круглые сутки, всевозможные услуги оказывают двадцать четыре часа семь дней в неделю – и никаких громоздких пикапов и тракторов, занимающих половину дороги, как в Мичигане. Небольшие кирпичные муниципальные здания, которые мы в Сагино называли «центр», не идут ни в какое сравнение с нью-йоркскими пафосными небоскребами.

Поэтому чем больше я об этом думаю, тем больше убеждаюсь, что между Нью-Йорком и Сагино нет ничего общего, и это нормально. Может, я пытаюсь найти в них сходство, чтобы убедить себя, что жизнь в этом городе меня не изменит… и что бы ни значило «повзрослеть», я по-прежнему останусь собой, даже когда стану старше. С единственной разницей – в возрасте.

Телефон снова затрезвонил. Я увидел имя мамы, высветившееся дважды, мое сердце забилось чаще. Но прочитал эсэмэски и расслабился. В одной была ссылка на статью об открытии в Торонто тематического бара, посвященного Гарри Поттеру, а в другом сообщении – новые данные о весе моей младшей сестры. Она пока маленькая, но маме осталось еще четыре недели. Надеюсь, последнего месяца будет достаточно, чтобы Эбби подросла до нормы.

Я представил себе младшую сестру, сморщенную, с розовой лентой на голове, с протянутыми короткими пухлыми ручками, и рассмеялся. Понятия не имею, каково быть старшим братом, особенно в моем возрасте. Я слишком взрослый, чтобы иметь что-то с ребенком общее, но хочу стать самым лучшим братом, таким, которого не хватало в детстве самому. Для мамы и Кена все изменится, когда дома появится малыш, ведь другие их дети выросли и в конечном итоге покинули гнездо. Мама постоянно говорила, что ждет не дождется, когда дом будет принадлежать только ей, но я знаю, что ей без меня одиноко. Мы всегда были вместе – и в радости, и в горе.

Я ждал, пока светофор переключится и покажет белый светящийся силуэт. Мне чертовски повезло с мамой. В моем детстве она ни разу не усомнилась в моих поступках и поддерживала все прихоти. Она была из тех матерей, которые заодно с детьми оденутся в костюмы за несколько месяцев до Хэллоуина. Она говорила, что если захочу, я могу жить даже на Луне. В детстве я часто задавался вопросом, можно ли добежать до Луны, если бежать достаточно быстро. Иногда я очень этого хотел.

Свет переключился; я заметил девушку, которая с трудом переходила улицу, настолько высокими были ее каблуки. Не понимаю, почему женщины подвергают себя такой пытке, чтобы выглядеть выше. Светофоры на перекрестках здесь переключаются быстро, обычно оставляя пешеходам меньше тридцати секунд. Я быстро написал маме ответ, пообещал перезвонить вечером. Решил почитать о баре позже и сунул телефон обратно в карман.

Мне всегда очень хотелось побывать в Торонто – это всего лишь в часе лета отсюда, возможно, соберусь туда на зимних каникулах. Скорее всего, придется отправиться в поездку одному. Безумная часть меня внезапно предположила, что я могу взять с собой Нору, – ей будет интересно попутешествовать, бьюсь об заклад. Мне, впрочем, кажется, что она повидала больше моего. Даже не зная ее толком, думаю, что она поездила по миру или просто знает о нем больше, чем я. Это единственный учебник, который может научить. Я – живое доказательство. Я люблю путешествовать и надеюсь, что вскоре…

Но почему я представляю себя с Норой на тропическом пляже? Она в крошечном бикини, ее полные ягодицы выглядывают из трусиков. Я едва знаю Нору, но не могу выкинуть ее из головы.

В магазине на первом этаже моего дома никогда не бывает людно, и иногда мне жаль продавщицу Эллен, юную русскую девушку. Мне не по себе, что она сидит там ночью одна. Когда я вошел, зазвякал дверной колокольчик, и Эллен вынырнула из толстенного учебника, одарив меня вежливой улыбкой. Ее короткие волнистые волосы собраны тонким обручем под цвет красного свитера с маленькими белыми горошинами.

– Привет, – поздоровалась она, когда я осматривал дальний отсек холодильника в поисках молока.

– Привет, Эллен, – ответил я, проверяя дату на пакете, потому что мне не раз попадались продукты с истекшим сроком годности. Потом поискал синий гаторейд, чтобы предложить его Норе в следующий раз, когда она придет, но его не оказалось. У меня есть время, так что я просто схожу в ближайший магазин.

Второй раз за сегодня мне бы пригодился один из пакетов, запас которых Тесса держит около двери. Она ратует за отказ от использования пластика, и каждый раз, открывая дверь, я выслушиваю лекцию о вреде, который полиэтиленовые пакеты наносят окружающей среде. Эта женщина смотрит слишком много документальных фильмов. Вскоре она объявит бойкот тем, кто носит обувь, или еще типа того.

Я подошел и взял пачку жвачки с полки на стойке. Эллен закрыла учебник. Она казалась несколько напряженной, и я пожалел, что не захватил с собой пакет с арбузом и дыней. Арбуз говорит: «Мы должны убежать и пожениться», а дыня отвечает: «Извините», и ниже картинка с более крупным лицом дыни, которая говорит: «Но я дыня».

Эллен любит шутки про фрукты, как и я, а это свидетельствует о том, что она достойный человек. Возможно, этот прикол ее развеселил бы.

– Как дела? – начал я.

– Хорошо, занимаюсь вот.

Старый регистратор попискивал – Эллен вводила стоимость молока и жвачки. Я вынул карточку и протянул ее через считывающее устройство.

– Ты всегда учишься. – И это правда: каждый раз, когда я захожу в магазин, она одна за прилавком читает учебник или делает домашнее задание.

– Мне нужно поступить в колледж. – Она пожала плечами, избегая встречаться со мной взглядом.

Колледж? Она учится в школе и работает здесь до ночи, и так часто? Даже когда я просто прохожу мимо, вижу ее через окно за прилавком.

– Сколько тебе лет? – не удержался и спросил я.

Это не мое дело, и я не намного старше, но, будь я на месте ее родителей, я бы беспокоился о своей дочери-подростке, которая одна работает ночью в бруклинском магазине.

– На следующей неделе исполнится семнадцать, – ответила она с хмурым видом, не очень подходящим девочке-тинейджеру, которая говорит, что скоро станет еще на год ближе к золотому возрасту – восемнадцатилетию.

– Очень мило, – сказал я, а Эллен протянула мне чек на подпись.

Все еще хмурясь, она вручила мне красную ручку, привязанную к небольшой дощечке грязной коричневой веревкой. Я подписал чек и вернул ей. Когда принтер зажевал копию квитанции, она стала изо всех сил извиняться. Эллен открыла крышку.

– Все нормально, я не тороплюсь.

Действительно, мне некуда спешить, разве что домой, учить геологию. Ой, а мое свидание с Норой, из-за которого я дико нервничал? Ничего страшного.

Она оторвала замятую бумагу от рулона и бросила в мусорную корзину под прилавком.

Я подумал, что Эллен никогда не выглядела как обычная беззаботная семнадцатилетняя девушка. Я часто забываю, что у большинства нет таких мам, как у меня, – черт, во всяком случае, у многих моих знакомых, которых я знал в детстве. Я рос без отца, но меня это особенно не беспокоило, честно. У меня была моя мама. Каждый реагирует на обстоятельства по-разному, в зависимости от своего личного опыта и характера. Хардин, например… его прошлое определенным образом на него повлияло, и он должен был выбрать свой, отличный от моего путь, чтобы понять пережитое. Не важно почему; важно, что он взял на себя ответственность за свою жизнь и не щадил сил, чтобы, опираясь на полученные уроки, построить свое будущее.

Несмотря на то что я и не стремился немедленно куда-нибудь уехать, с двенадцати лет я начал отсчитывать годы и месяцы до своего восемнадцатилетия, пришедшегося на начало последнего года учебы в школе. Из-за того, что я родился осенью, в первый класс меня приняли на год позже, поэтому я всегда был старше одноклассников. До окончания колледжа я не планировал уезжать от мамы, но это было до того, как Дакота начала уговаривать меня отправиться с ней в Нью-Йорк, чтобы она могла окончить там школу. Тогда я потратил несколько месяцев, чтобы оформить перевод и ФАФСА[9] в Нью-Йоркском университете, а также найти для нас двоих квартиру недалеко от кампуса, чтобы можно было добираться на метро. Я уже смирился, что придется оставить лучших друзей, беременную маму и отчима, когда жизнь Дакоты изменилась, но она забыла мне об этом сказать.

Я до сих пор рад, что переехал, и счастлив, что становлюсь человеком, самостоятельным в социальном отношении, который имеет свои обязанности и планы на будущее. Я не идеален, мне непросто справляться со стиркой, и я только начинаю осваиваться в оплате счетов, но учусь я быстро и с удовольствием. Во многом мне помогает Тесса. Она любит порядок гораздо больше, чем среднестатистический человек, но все домашние дела мы делим поровну. Я никогда не оставляю грязные носки в гостиной и не забываю после душа убирать мокрую грязную одежду с пола. Я сознаю, что живу в квартире с женщиной, с которой меня не связывают близкие отношения, поэтому всегда опускаю сиденье унитаза и не выхожу из себя, если вижу обертку от тампона в мусорном ведре. Я мастурбирую, только если ее нет дома, и никогда не оставляю следов.

Хотя, возможно, вчерашние события опровергают последнее утверждение. Мысленно я постоянно возвращаюсь туда, к встрече с Норой.

Выключив и снова включив машинку и дважды поменяв рулон, Эллен наконец напечатала копию чека. Я решил еще немного задержаться. Похоже, она нечасто взаимодействует с кем-то, кроме персонажей в учебниках по истории.

– Что будешь делать на день рождения? – Мне было действительно любопытно.

Эллен усмехнулась, и ее щеки вспыхнули, бледная кожа покраснела, и она покачала головой:

– Я? Нет, мне надо работать.

Я догадывался, что у нее нет других планов, кроме обычной смены на табурете за высоким прилавком.

– Ну, день рождения явно переоценивают. – Я улыбнулся как можно шире.

В ее глазах мелькнула радость. Эллен слегка распрямилась и расправила плечи.

– Да, действительно.

Я пожелал ей спокойной ночи, заметил, что не стоит слишком усердно заниматься, вышел и закрыл за собой дверь. И это человек семнадцати лет, выросший в городе! Я не мог себе такого представить.

Во время прогулки до магазина в конце квартала я прочитал о баре в Торонто и позвонил маме. Она сказала, что Кен недавно вернулся с конференции в Портленде и ему не терпится рассказать мне о результатах последней игры «Джайентс»[10]. Благодаря их проигрышу я выиграл небольшую ставку в нашем споре и не мог удержаться, чтобы чуть-чуть не похвастаться. Мы поговорили и торопливо попрощались, чтобы не остыл их ужин.

Я привык ужинать вместе с ними почти каждый вечер, обсуждая между прочим текущие дела, учебу и спорт. Несколько минут я с удовольствием вспоминал дни, проведенные с семьей до переезда в Нью-Йорк. И мысли об этих днях все больше убеждали меня, что пора заводить новых друзей.

Глава двенадцатая

Не найдя ни одного синего гаторейда, я взял три бутылки красного и отправился обратно.

Около моего дома посреди улицы стоял на холостом ходу шумный автофургон. Продукты в магазин доставляют по ночам; в три утра почти каждый день приезжают мусорщики и громко гремят, выгружая баки в свою железную машину, и мешают спать. Недавно я сделал лучшее приобретение в своей жизни. Это гаджет, который воспроизводит звуки моря, дождя в лесу, ночной пустыни и белый шум, – единственный режим, который я использую.

Я терпеливо подождал, когда лифт спустится на первый этаж, и вошел в маленькую кабину, где могут поместиться только два человека средней комплекции с одним пакетом. Обычно я иду по лестнице, но колено снова побаливало.

Поднимая меня на третий этаж, лифт скрипел и стонал, и эти звуки увеличивали мою тревогу. Я беспокоился, что один из старейших лифтов этого города наконец застрянет и продержит меня в заложниках несколько часов. Если это случится именно сегодня, то я не смогу пойти на свидание с Норой.

Нет, сегодня это было бы забавно.

Это было бы забавно, говорил я себе, убирая молоко и гаторейд в холодильник.

Вполне естественно провести вечер с женщиной и ее соседками по комнате, даже с незнакомыми, размышлял я, стоя под успокаивающей струей воды. Обычный душ, никаких занавесок или пострадавшего эго. И одиночество, которым я от души наслаждаюсь.

Абсолютно нормальное явление, волноваться не о чем.

Но стоило убедить себя в этом, как в мои планы внедрился маленький, кудрявый винт. Я лег на кровать с влажными волосами и проверил эсэмэс.

Одно от Тессы: она взяла дополнительную смену и написала, что присоединится к нам, если сможет, и что Нора сообщит мне скоро о планах на сегодняшний вечер.

Другое от Дакоты.

«Эй, что собираешься делать?»

Я прочитал, затем чуть смущенно повторил вслух.

Несколько минут я тупил на экран и думал над ответом. Мне не хотелось рассказывать ей, что у меня назначена с кем-то встреча, особенно с другой женщиной. Я не хотел врать, я готов делать что угодно, только не это. Просто из такого признания вряд ли выйдет что-нибудь хорошее. Я не вижу реальных причин, чтобы сообщать ей о своем свидании. Мы же не встречаемся. Нора и я – всего лишь друзья, и неважно, как часто я о ней думаю.

Но это все равно ложь.

«Заниматься. А ты?»

Прежде чем нажать «Отправить», я закрыл глаза, но память услужливо подсказала, где находится нужная кнопка. Я сразу же почувствовал себя виноватым за ложь, но понял, что уже слишком поздно и сообщение не вернуть.

Я поставил телефон на зарядку, подошел к шкафу и начал одеваться: схватил темно-синие джинсы с рваными коленками. Они уже, чем я обычно ношу, но мне нравится, как они на мне сидят. Еще два года назад я бы выглядел в них как разбухший кекс. Даже не кекс… а маффин. Уродливый маффин.

Я замер, уставившись на свой гардероб, и пытался обнаружить хоть какую-нибудь информацию о моде, случайно сохранившуюся в памяти. Нет, ничего. У меня в голове – эльфы, волшебники, хоккейные шайбы и много чернокнижников, но ни одного модного совета. В моем шкафу нет ничего, кроме клетчатых рубашек на пуговицах и кучи толстовок с эмблемой Университета Западной Каролины. Я подошел к небольшому комоду и открыл верхний ящик. Надену серые шорты, одни из немногих без дырок. В комнате стало душновато, и я распахнул окно.

Второй ящик заполнен футболками, большинство из них с надписями на груди. Мне стоит пройтись по магазинам?

Почему нет Тессы, когда она нужна?

Подготовка к выходу на ночную вечеринку – это то, с чем я даже близко не знаком. Обычно я ношу простые футболки с джинсами или брюками, а переехав в Бруклин, добавил в гардероб несколько курток. Я бы сказал, что нахожусь как раз посередине пути в изучении науки одеваться.

Неизвестно, куда мы собираемся и как будет одета Нора. Я вообще мало знаю о свиданиях.

Я схватил серую рубашку и натянул ее через голову. Рукава оказались какими-то длинными, так что я их закатал и натянул шорты.

У меня довольно длинная челка, она чуть вьется и спадает на лоб, но я еще не решил, стоит ли ее постричь. Я сбрызнул волосы спреем Тессы и попытался расчесать непослушные бакенбарды. Мне нравится хипстерский стиль, но очень жаль, что я у меня есть участки кожи в нижней части щек, на которых отказывается расти борода.

Когда я оделся и немного приручил шевелюру, пришла эсэмэска от Норы. Единственное, что она прислала, – это адрес и смайлики с сердечком.

Я был просто в восторге… и немного нервничал.

Еще сильнее я заволновался, когда понял, сколько времени. Надо поторопиться, чтобы не опоздать. Я впрыгнул в коричневые ботинки и вбил адрес в телефон. Увидел, что я могу дойти до места за полчаса, и перевел дух.

По дороге я старался успокоиться и пытался придумать интересные темы для разговора, чтобы Норе и ее подругам не было скучно. Боже, надеюсь, они не увлекаются политикой: подобные дискуссии никогда не заканчиваются мирно.

Я так увлекся, что даже не заметил, что Дакота мне не ответила.

Глава тринадцатая

Я добрался до клуба. Оказалось, он меньше, чем я ожидал. В подобном заведении мне приходилось бывать только однажды, в центре Детройта. Кирпичное здание, перед которым мы стояли в ожидании, было вдвое меньше. Этот клуб отличался от тех, что обычно показывают в кино: там всегда есть важные мускулистые мужики на входе, парень с планшетом и наушником, обладающий властью повысить или разрушить самооценку женщин, которые в другой ситуации никогда бы не обратили на него внимания. Его короткий кивок, когда он отстегивает бархатный шнур, оправдывает те два часа, что они потратили на сборы. Если вас заставляют очень долго ждать, значит, вы ничего собой не представляете. Он хочет, чтобы вы чувствовали себя именно так, и это довольно неприятно.

Хотя все это фарс; этот парень, вероятно, по ночам один и на следующее утро чувствует себя не лучше вас. Его власть имеет двенадцатичасовой срок годности. Потом он еще и ненавидит себя и злится, что упустил шанс познакомиться с интересной ему дамой или не получил номер телефона какой-нибудь шикарной женщины, к которой отнесся без должного уважения. Мне довольно грустно сознавать, что в 2016 году люди все еще беспокоятся о том, чтобы попасть в какое-то модное место с помощью своей внешности. Я прилагаю все усилия, чтобы не увлечься такими вещами, но я знаю, такое случается.

Однако я чрезвычайно рад, что этот клуб совсем иного рода. Небольшое строение на перекрестке, рядом продуктовые фуры, припаркованные на пустыре. На шоссе не так оживленно, как на тротуаре, только несколько зеленых такси и электрокар «Тесла».

Я смотрел на «Теслу», сияющую в свете фонарей, и тут до меня кто-то дотронулся. Оглянувшись, я увидел Нору; смоуки-айз, черные брюки, такие обтягивающие, будто кто-то их нарисовал на ее полных ногах, черная рубашка «Адидас» до бедра такого фасона, словно Нора взяла ножницы и сама сделала V-образный вырез. Образ завершали черный пиджак и белые теннисные туфли. В этом повседневном на вид, но хорошо подобранном наряде Нора была явно не похожа на девушку моего уровня.

Слишком красивая.

Слишком сексуальная.

Все слишком.

Нора опустила руку и встала прямо передо мной. Казалось, она от меня чего-то ждала. Я не знал, что делать, поэтому просто молча на нее уставился. Пока мы торчали на тротуаре, не решаясь зайти внутрь, собралась очередь из нескольких человек.

Наконец Нора посмотрела на дверь бара.

– Пора? – нервно спросил я.

Ее блестящие губы растянулись в улыбке, и она кивнула. Я видел, как ее глаза пробежали по мне, оценивая мой прикид, и мне стало несколько неловко за выбор одежды.

Может, надо было спортивные штаны надеть? Или засученные рукава – это слишком?