Ничего больше Тодд Анна
Ее губа задрожала, и нестерпимая боль пронзила мою грудь, как горящая звезда.
– Ты знаешь, как это было. Когда я пыталась помочь, получалось еще хуже.
Это правда. Несколько раз я видел, как ее отец бил Картера. Моя мама дважды вызывала полицию, прежде чем мы поняли, что система несовершенна и гораздо сложнее, чем представляется двум школьникам.
Не сознавая, что делаю, я направился к Дакоте. Она подняла маленькую руку, и я тут же остановился.
– Просто послушай и не пытайся ничего исправить, – потребовала она.
Я делаю все, чтобы выполнять ее желания. Я уставился на зеленые цифры на плите и спрятал руки за спиной. Было почти девять; я не заметил, как пролетел день. Дакота продолжила рассказ, а я гипнотизировал цифры:
– Я помню, как ты первый раз заговорил со мной, как впервые сказал, что любишь меня. Ты помнишь, как это было?
Конечно, я помнил. Как я мог забыть? Дакота убежала. Картер сказал, что ее не было несколько часов. Ее пьяный отец, спокойный, несмотря на то что его пятнадцатилетняя дочь куда-то пропала, сидел в покрытом пятнами глубоком кресле с запотевшей жестяной банкой холодного пива в руках. От моря выпивки у него вырос огромный живот. Он не брился неделями, и щетина на подбородке росла густыми неровными клочками.
Я не добился ответа, он даже не оторвал взгляда от чертова телевизора. Насколько я помню, он смотрел «Место преступления». Сидел в маленькой прокуренной гостиной, заваленной хламом. На столе громоздилась гора банок из-под пива, а на полу валялись кучи непрочитанных журналов.
– Где она? – спросил я его в пятый раз.
Мой голос прозвучал чересчур громко, и я испугался, что он ударит меня, как своего сына.
Однако он этого не сделал, а продолжал лениво пялиться в экран. И я перестал спрашивать, поняв, что он слишком пьян и от него все равно не будет никакого толку. Отец Дакоты пошевелился, и я испуганно отпрыгнул назад, но успокоился, когда он потянулся к сигаретной пачке. Схватил пепельницу, просыпал окурки и пепел на коричневый ковер. Казалось, он этого не заметил, как не замечал, что я стою рядом с ним и спрашиваю, куда подевалась его единственная дочь.
Я взял велосипед и объехал окрестности, останавливая всех, кто проходил мимо. Меня охватила паника, когда живший возле леса пьяница Бадди сказал, что видел, как она пробежала мимо его дома в сторону леса. Мы называли эту замусоренную рощицу Пятачком, там собирались люди, в жизни которых не было ничего, кроме наркотиков и алкоголя. Это не было безопасным местом, поэтому я бросил велосипед на краю рощи под елками и со всех ног побежал в темноту, как будто на кону стояла моя собственная жизнь. В известном смысле так оно и было.
Роща была небольшой. Ее можно было пересечь всего за пять минут. Не обращая внимания на пьяные голоса и боль в мышцах, я побежал в центр Пятачка. Дакота сидела там, прислонившись спиной к дереву, одна, цела и невредима.
Когда я ее нашел, мои легкие горели, я с трудом мог дышать, но ей ничто не угрожало, и только это имело значение. Она сидела на земле, скрестив ноги, среди грязи, палок и листьев. Увидев ее, я почувствовал величайшее облегчение.
Она подняла на меня свои темные глаза. Я стоял, согнувшись, положив руки на колени, и пытался перевести дыхание.
– Лэндон, – спросила она смущенно, – что ты здесь делаешь?
– Ищу тебя! Почему ты здесь? Ты знаешь, что это за место?! – закричал я.
Она осмотрелась вокруг. Порванное грязное одеяло, висевшее на сломанных ветках, служило импровизированным навесом. Вокруг валялись пивные бутылки и мусор. Недавно прошел дождь, и между деревьев стояли грязные лужи. Я выпрямился и протянул руку.
– Ты больше никогда не должна сюда приходить. Здесь опасно.
Словно в трансе, она проигнорировала мою руку и сказала:
– Знаешь, я могу его убить. И мне кажется, это сойдет мне с рук.
У меня оборвалось сердце. Я прислонился к дереву и взял ее за руку. Наши пальцы переплелись.
– Я видела сотни криминальных шоу. Раз он все время пьет и от него одни неприятности, мне удастся уйти от ответственности. Я могу продать дом, на эти деньги мы бы уехали из этого мерзкого города. Ты, я и Картер. Да, мы можем уехать, Лэндон. – В ее голосе прозвучала болезненная настойчивость. Меня потрясло, что она строила планы абсолютно серьезно. – Никто о нем не пожалеет…
Мне бы хотелось согласиться, чтобы хоть на несколько секунд облегчить ее боль, но я знал: если я это сделаю, нам рано или поздно придется столкнуться с реальностью и жизнь покажется еще тяжелей, чем была.
Вместо того чтобы убеждать, что она, конечно, не сможет никого убить, я решил отвлечь Дакоту. Но для этого ее нужно было увести.
– Куда мы поедем? – поинтересовался я, зная, как она любит мечтать.
– Мы можем поехать в Нью-Йорк. Я буду танцевать, а ты преподавать. Мы будем далеко отсюда, все будут нами восхищаться.
Когда мы были подростками, Дакота всякий раз отвечала по-другому. Иногда она предлагала нам уехать из страны. Самым любимым ее городом был Париж. Она мечтала танцевать там, в знаменитом театре. Но жизнь в Сагино была реальной, а остальное – лишь глупой мечтой.
– Мы могли бы жить в небоскребе. Где угодно, Лэндон, только не здесь, где угодно. – Казалось, она уже была за тридевять земель отсюда.
Я взглянул на Дакоту: глаза были закрыты, на лице – следы грязи, а коленка поцарапана. «Должно быть, она упала», – подумал я.
– Я поеду с тобой куда угодно. Ты ведь это знаешь? – спросил я.
Она открыла глаза, и уголки ее губ поползли вверх.
– Куда угодно? – уточнила она.
– В любое место, – пообещал я.
– Я люблю тебя, – заявила она.
– Я всегда любил тебя, – признался я.
Она сжала мою руку и склонила голову мне на плечо. Так мы сидели, пока не зашло солнце, принесшее тишину в ее проклятый дом.
И теперь здесь, на кухне моей бруклинской квартиры, вспоминая наши мечты и начало нашей любви, Дакота тихо произнесла:
– Ты сказал мне, что всегда любил меня.
– Всегда, – повторил я ей в ответ.
Потому что это была правда.
Глава двадцать первая
Последние полчаса меня ошеломили, если не сказать больше. Я не знал, как остановить поток воспоминаний Дакоты и стоит ли это делать. Ее слова для меня так много значили… но чего-то не хватало. Как будто какая-то часть меня отстранилась от этого разговора. Я насторожился. Сейчас я не был уверен, что готов на все, о чем бы она ни попросила. Но ее слова казались убедительнее, чем назойливый внутренний голос, твердивший, что что-то не так. Я не хотел, чтобы все кончилось и она ушла. Мне казалось, что, если Дакота останется, мы сможем все исправить и я почувствую себя как раньше. Совсем несложно направить свое внимание на других людей и делать всех вокруг себя счастливыми, смирившись с тем, что я одинок, хотя и не признаюсь себе в этом. А с ней было бы так просто вернуться к привычному ходу вещей. Я всегда считал, что мое предназначение – оберегать ее, что каждая клетка моего тела создана специально для этой цели. Я мечтал находиться рядом с ней, человеком, которому я был важен, нужен, необходим.
Дакота пришла сюда, в мою квартиру – она примчалась ко мне. Но значило ли это, что она перестала убегать от меня? Она казалась близко, так близко, что я мог дотронуться до нее рукой и заключить в объятия. Если бы захотел… А я очень хотел.
Мне было необходимо, чтобы она прикоснулась ко мне. Мне нужно было узнать, пробежит ли по телу знакомая дрожь от прикосновения ее пальцев. Я хотел почувствовать, сможет ли она заполнить ту пустоту, которая мучает меня с тех пор, как мы расстались.
Я сделал еще шаг и обнял хрупкое тело. Дакота тут же наклонилась ко мне, и наши губы осторожно соприкоснулись. Ее губы были такими нежными, как облака, в которых я хотел затеряться, парить над миром рассудка вдали от нашей общей боли. Что может быть прекраснее, чем кружить в пространстве, где есть лишь она и я, только мы вдвоем. Ни разрывов, ни трагедий, ни чертовых родителей или экзаменов, ни нудной работы…
Когда наши губы соприкоснулись, у Дакоты перехватило дыхание, и меня охватило облегчение. Мой поцелуй был робким и неторопливым. Наши языки плавно скользили, и она, как всегда, таяла в моих объятиях.
Я положил другую руку ей на талию и притянул к себе. Жесткая пачка шуршала о мои спортивные штаны и мешала. Дакота обеими руками сбросила сверкающую юбку на пол и прижалась ко мне всем телом. Благодаря постоянным занятиям ее тело стало более мускулистым. Мне понравилось новое ощущение: моя крепкая девочка. Она действительно была моей, может быть, не навсегда, но по крайней мере сейчас.
Поцелуй Дакоты был неуверенным, как будто она забыла, как целоваться. Пока она пыталась вспомнить, я гладил ее спину, очерчивая пальцами мелкие круги. Она вздохнула и прижалась к моим губам. Поцелуй был медленный, со вкусом слез, и я не мог понять, чьи это слезы: ее или мои.
Она всхлипнула, и я отстранился.
– Что случилось? – спросил я ее. Горло казалось мне полным патоки, и я говорил медленно, с трудом. – С тобой все в порядке?
Дакота кивнула, и я пытливо всмотрелся в ее лицо, обхватив его руками. Полные слез карие глаза блестели, а влажные губы припухли.
– В чем дело?
– Все нормально, – она вытерла глаза. – Мне не грустно, просто я слишком взволнована. Я так скучала по тебе. – Она опять всхлипнула, и одинокая слеза покатилась по щеке. Я вытер влагу пальцем, Дакота тяжело дышала. – Ты дашь мне время разобраться в моей чертовой жизни? Пожалуйста, Лэндон, я знаю, что не заслуживаю другого шанса, но я никогда, никогда больше тебя не обижу. Прости меня.
Я притянул ее к себе и крепко обнял. Меня переполняли радость и тревога. Я ждал этих слов много месяцев, даже когда она почти не разговаривала со мной. Если ей нужно было время все обдумать, то я не жду за это извинений или признаний в любви. Может быть, поэтому извинения и прозвучали как-то неуместно. Я так хотел их услышать, что мне показалось, что именно благодаря моему страстному желанию все это и произошло. Это благословение или проклятие? Или и то, и другое?
Я пришел в смятение. Но отбросил противоречивые мысли и принялся утешать Дакоту:
– Ш-ш-ш, – прошептал я, положив подбородок на ее макушку.
Через несколько секунд она слегка отстранилась и взглянула на меня.
– Я тебя недостойна, – нежно сказала она. – Но я никогда не желала тебя больше, чем сейчас.
Бессильно уронила голову мне на грудь и снова заплакала. Крепко сжав руки, она вцепилась в мою футболку. До нас донеслись слабые звуки звонка, и Дакота, мгновенно отреагировав, подняла голову. Как не вовремя!
– Извини, это мой агент, – сказала она, бросаясь в гостиную. – Ну, еще не агент, но, возможно, им станет.
Агент? С каких пор у нее есть агент? Для чего он ей нужен? Зачем, черт побери, агент ученице балетной школы? Я знал, что она ходит на кастинги для эпизодов в рекламе, может, она решила стать актрисой?
Мои размышления прервал громкий голос:
– Мне надо идти!
Дакота высунула голову из-за двери гостиной.
– Мне очень неудобно, но этим нельзя пренебрегать.
Слезы высохли, а мрачный вид сменился сияющей улыбкой. Наверное, на моем лице появилось полное замешательство, потому что она зашла в кухню, сказала:
– Я приду завтра утром, хорошо?
Поднялась на цыпочки, нежно поцеловала меня в щеку и сжала мою руку.
Дакота совершенно преобразилась. Она казалась совершенно счастливой, я давно ее такой не видел. Мне этого так не хватало. Я не мог решить: я разочарован тем, что нас прервали, или в восторге от того, что ей представился новый шанс в карьере?
Я выбрал радость и прекратил анализировать мотивы ее поведения.
– Завтра я работаю, но в пятницу буду свободен весь вечер, – ответил я.
Дакота просияла.
– Я приду в пятницу, – сказала она. Потом добавила: – И, возможно, останусь? – И она робко посмотрела, словно никогда не ночевала у меня раньше.
Она кусала губы, и я невольно вспомнил тот последний раз, когда мы спали в одной постели. Нет, не когда она была пьяна и я к ней не притронулся. А который был до него.
Дакота была прекрасна, ее обнаженная кожа сияла в тусклом свете моей комнаты в доме Кена. Я проснулся ночью от того, что мой пенис оказался у нее во рту. Рот был таким теплым и влажным, а я был так возбужден, что кончил после нескольких медленных движений ее губ и очень смутился.
– Лэндон, – Дакота снова вернула меня к реальности.
– Да, конечно. – Я почувствовал, как к пенису приливает кровь. Гормоны коварны и неуправляемы. – Конечно, я хочу, чтобы ты осталась.
– Хорошо, увидимся в пятницу.
Она быстро поцеловала меня в губы, пожала руку и выбежала за дверь.
Ночью я не мог заснуть. Лежал на спине, уставившись на вентилятор на потолке, и мысленно возвращался в прошлое.
В шестнадцать лет я во время уроков писал Дакоте записки, надеясь, что меня не поймают. Она хихикала над сексуальным подтекстом посланий. Я знал, как заставить ее улыбнуться. Учитель отличался такой рассеянностью, что мы могли без конца передавать записки взад и вперед, оставаясь незамеченными. В тот день, к нашему несчастью, он схватил меня с поличным и заставил прочесть записку перед всем классом.
С пылающими щеками я читал, что на вкус Дакота напоминает клубнику в шоколаде и я жду не дождусь, когда смогу ее съесть. Боже, каким я был наивным!
Одноклассники хихикали, но Дакота сидела, гордо выпрямив спину, и улыбалась мне. Она смотрела так, будто ничуть не смущена, словно ей не терпится со мной переспать. Честно говоря, я думал, что она хотела помочь мне преодолеть унижение и пыталась поддержать меня перед учителем, который заставил открыть всем нашу тайну.
Но после школы она затащила меня на задний двор своего дома и там в углу отдалась мне. Невероятно, мы начали заниматься сексом, еще когда были подростками! Мы вместе прошли через беды и радости. Нам было хорошо вдвоем, и, возможно, мы еще будем счастливы вместе. По темной спальне одно за другим проплывали воспоминания, и постель никогда не казалась мне такой пустой.
Пятницы ждать так долго!
Вот и пятница. Этот день пришел скорее, чем я ожидал. Вчера после занятий я до закрытия работал в кафе с Поузи и Эйденом. Эйден казался на удивление тихим, что было так нетипично. Казалось, он сосредоточенно о чем-то размышляет. А может, у Эйдена появился психотерапевт, который объяснил, что проблема заключена в том, что пациент – несносный кретин. Так или иначе, я был доволен такой переменой.
Вчера Дакота прислала две эсэмэски, а сегодня утром – еще одну. Только чтобы сказать, что она с нетерпением ждет нашей встречи. Внезапное возвращение ее любви еще смущало, но с каждым знаком ее внимания одиночество испарялось.
Мы инстинктивно нуждаемся в дружеском общении. Я никогда не думал о себе как о человеке, который ощущает потребность в ком-то, чтобы чувствовать себя полноценным. Иногда я спрашиваю себя: почему люди устроены именно так? Почему испокон веков мы жаждем общения и стремимся найти любовь? Цель жизни состоит в том, чтобы поддерживать отношения с друзьями и любимыми. Не важно, веришь ли ты в бога.
Людям нужна эмоциональная поддержка, я почувствовал это на себе.
Глава двадцать вторая
Уже семь часов. С того самого вечера я еще не видел Дакоту – и послал ей эсэмэс, что жду ее с нетерпением. В ответ получил смайлик. Я не очень-то в них разбираюсь, но решил, что он означает счастливую улыбку, а не скуку.
Я надеялся, что она меня не продинамит. Очень, очень надеялся. Меня раздражало, какой непредсказуемой она стала. Я скучал по времени, когда мы все делали вместе. Мы были лучшими друзьями и любовниками. Со мной она делилась мыслями, надеждами и мечтами. Вместе мы строили планы на будущее и радовались, я знал все, о чем она думает, и все слезинки, которые она пролила.
Теперь я стал для нее посторонним, который ждет, когда она решит позвонить. Я скучал по дням, когда вопрос, стою ли я ее времени, даже не возникал.
Почему я пал так низко? Когда дело касается Дакоты, мне следует приободриться и перестать думать о самом плохом. Я был уверен, что она занята и позвонит или напишет эсэмэс, как только сможет. А если передумала, скажет прямо. Ведь так?
Развалившись на кровати, я смотрел по телевизору хоккей: рослый парень в сине-зеленой футболке упал на траву. «Акулы Сан-Хосе». Я узнал по цвету формы и «Акул», и их противников.
Никогда за них не болел, но мне было скучно, и я не знал, чем заняться, чтобы не пялиться на телефон в ожидании звонка Дакоты.
– Лэндон, – кто-то тихо постучался в дверь.
Это оказалась Тесса, а не Дакота, и я постарался скрыть разочарование. Пригласил ее войти, но мне пришлось подняться с постели. Невыносимо просто лежать и ждать Дакоту. Мне следует, по крайней мере, выйти в гостиную.
Я понимаю, что это смешно. Но сидеть на диване все-таки лучше, чем валяться на кровати.
Я встал и подошел к двери. Открыл и увидел Тессу в форменной одежде. Галстук цвета лайма делал ее глаза еще светлее, а на плече лежала длинная белокурая коса.
– Привет, – сказала она.
– Привет.
Я провел рукой по небритому подбородку и потащился в гостиную. Тесса села на противоположный конец дивана, а я положил ноги на кофейный столик.
– Что-нибудь случилось? У тебя все в порядке? – спросил я.
– Ну да, – помедлив, ответила она, – думаю, да. Помнишь парня по имени Роберт? Мы встретили его, когда ездили на озеро с твоей мамой и Кеном.
Я попытался вспомнить тот день. В воздухе пахло грозой, Тесса и Хардин почти не разговаривали друг с другом. На обратном пути брюнет в черном костюме играл с ними в слова.
Я не помнил парня по имени Роберт. Наверное, официант?
А, точно, вспомнил! Он тогда Хардина чуть с ума не свел.
– Ну да. Официант? – отозвался я.
– Верно, официант. Теперь догадайся, кто работает со мной с сегодняшнего дня?
Я поднял бровь.
– Быть того не может! Здесь, в Бруклине?
Какое дурацкое совпадение!
– Может, – полушутя сказала Тесса, но я понимал, что ничего смешного она в этом не видит. – Когда он вошел, я поразилась. Надо же, вдруг встретиться на другом конце страны! У него начинается стажировка, а у меня заканчивается. Странно, правда?
Действительно, странно.
– Да, удивительно.
– Похоже, что жизнь меня испытывает, – заметила она устало. – Как ты думаешь, может, стоит познакомиться с ним поближе? Сейчас я не могу ни с кем встречаться, – она оглядела комнату, – но дружба – другое дело. Верно?
– Что? Дружить с кем-то, кроме меня? Как ты можешь? – поддразнил я.
Тесса пнула меня ногой в розовом носке, а я поймал и пощекотал ступню. Тесса взвизгнула и бросилась на меня. Но с ней легко справиться. Поднял ее руки, обхватил, чтобы не позволить ей отомстить мне. По всей квартире разнеслись визг и хохот. Господи, как я скучал по ее смеху!
– Хорошая попытка, – заметил я, смеясь и щекоча ее бока.
Она снова вскрикнула и заметалась, как рыбка на леске.
– Лэндон! – завопила Тесса, пытаясь вырваться.
Думаю, что отношения между братом и сестрой должны быть именно такими. Я с нетерпением ждал, когда на свет появится маленькая Эбби. Чтобы ей соответствовать, мне придется поддерживать физическую форму. Иногда я беспокоился, что большая разница в возрасте помешает нам стать близкими друзьями.
Тесса продолжала брыкаться, и я ослабил хватку. Ее лицо раскраснелось, а волосы растрепались. Галстук лежал на плече, и, глядя на него, я не мог не рассмеяться. Тесса показала мне язык.
Послышался какой-то звук, и я бросил взгляд в сторону коридора.
В дверях стояла Дакота и с каменным лицом пристально смотрела на нас.
– Привет.
– Привет! – Я с облегчением улыбнулся, радуясь, что она не обманула.
– Привет, Дакота! – Тесса помахала одной рукой, стараясь другой пригладить свою косу.
Я поднялся с дивана и пошел навстречу Дакоте. На ней была белая футболка, спущенная с одного плеча, едва прикрывающая розовый спортивный лифчик, и облегающие черные спортивные капри.
– Я возвращаюсь на работу. Ребята, если вам что-нибудь понадобится, пришлите эсэмэс, – сказала Тесса.
Она взяла со стола свою сумку и спрятала ключи в фартук.
Мы так и не договорили, но я решил, что Тессе будет не очень удобно говорить о Роберте при Дакоте. Все-таки странно, что теперь он живет здесь, в Бруклине. Если бы мы были героями комикса, я бы поклялся, что он либо безжалостный охотник, либо шпион. Шпион, конечно, интереснее.
– Пришлем, – пообещал я вслед.
Повернувшись к Дакоте, я заметил, что она так и не сдвинулась с места.
– Выглядишь потрясающе, – заметил я. Она вымученно улыбнулась. – Просто потрясающе. – Я подошел и поцеловал ее в щеку. – Как прошел день?
Дакота расслабилась, а я не мог понять, то ли она в плохом настроении, то ли боится оставаться со мной наедине после такого долгого перерыва.
– Все хорошо. Опоздала, потому что у меня был просмотр. Я пришла, как только смогла. Но ты тоже не скучал в ожидании, – заметила она с некоторым сарказмом.
– Ну да, мы с Тессой разговаривали. У нее сейчас неважные времена. – Я пожал плечами, взял Дакоту за руку и повел к дивану.
– Все еще? Это из-за Хардина? – поинтересовалась она.
– Ну да, как всегда Хардин.
Я улыбнулся, пытаясь не думать о том, что Хардин будет здесь уже в следующие выходные, а я так и не решился рассказать об этом Тессе. Она знала, что он приезжает, но не знала когда. Я решил оставить появление официанта под грифом «Секретно». Хотя это и было явным совпадением, но Хардин напридумывает себе всякого.
– Мне показалось, что у нее все в порядке, – возразила Дакота, осматривая гостиную.
– Что-то не так? – спросил. – Ты, похоже, злишься? Как прошел твой просмотр?
Она покачала головой. Я потянулся к ее ногам и положил их к себе на колени. Снял кроссовки и стал растирать подъем ее ступни. Дакота закрыла глаза и откинула голову на спинку дивана.
– Все нормально. Но не думаю, что получу эту роль. Когда я уходила, у двери стояла большая очередь. Я была третьей, они, наверное, обо мне уже забыли.
Я ненавидел, когда она себя недооценивала. Разве она не понимает, какая талантливая? Какое сильное впечатление производит?
– Сомневаюсь. Никто не может тебя забыть.
– Ты необъективен, – чуть улыбнулась она.
– Вряд ли, – подзуживал я. – Ты себя видела?
Дакота закатила глаза и вздрогнула, когда я нежно сжал пальцами ее ноги.
– Это кровь? – спросил я медленно, снимая черные хлопчатобумажные носки.
– Наверное, – сказала она так, как будто в этом не было ничего особенного. Словно порезалась бумагой и ничего не заметила.
Конечно, это была кровь. Ее пальцы были сбиты до кровавых мозолей. Я и раньше видел, что пуанты делали с ее ногами, когда она еще не танцевала целыми днями. Уже тогда все было плохо. Но сейчас дело обстояло намного хуже.
– Господи, Дакота! – Я стянул носок с другой ноги.
– Все в порядке, у меня новые туфли, я их еще не разносила.
Она попыталась отодвинуться, но я положил руку на ногу и остановил ее:
– Не двигайся.
Я спустил ноги со своих колен и встал с дивана.
– Сейчас принесу салфетку.
Казалось, Дакота хотела что-то сказать, но промолчала. Я схватил в ванной чистое полотенце и намочил под струей теплой воды. Достал из шкафа бутылочку аспирина, встряхнул – она оказалась пустой. Не может быть, чтобы Тесса не выкинула пустую упаковку из-под лекарства, так что в этом был виноват только я.
Пока полотенце впитывало воду, я посмотрел на себя в зеркало и попытался пригладить волосы. Макушка слишком длинная, да и сзади нужно подстричь, а то на шее уже начали завиваться локоны. Если не хочу быть похожим на Фродо, нужно поторопиться с визитом к парикмахеру.
Я закрыл воду и выжал полотенце. Оно было слишком горячее, но остынет, пока я донесу его до гостиной.
Захватив с собой еще одно полотенце, сухое, я вернулся к Дакоте. Но она уже спала на диване, приоткрыв рот. Должно быть, слишком переутомилась.
Я сел рядом и со всей возможной осторожностью, стараясь не разбудить, приложил полотенце к поврежденной коже. Дакота лежала не двигаясь и тихо спала, а я очищал раны и вытирал засохшую кровь.
Она слишком себя изматывала. Ее ноги кровоточили, а на лице читалось изнеможение. Я хотел с ней поговорить, но важнее, чтобы она отдохнула.
Я собрал окровавленные полотенца, взял со стула одеяло и укрыл ее.
Чем заняться, пока она спит?
Тесса на работе, Поузи тоже… Вот и кончился длинный список моих друзей.
Глава двадцать третья
В конце концов друзьями, которых я решил позвать, оказались аспирин и гаторейд. Это означало прогулку в магазин. Сегодня работала Эллен, и так как завтра был ее день рождения, я убил некоторое время, соображая, что она собирается делать (ничего особенного), и спросить, что ей подарят родители (опять-таки ничего особенного).
Это было ужасно. Я решил разведать, что ей нравится, и немного порадовать девушку. По дороге домой позвонил маме и несколько минут болтал с ней и с Кеном. Уже в коридоре я закончил разговор и дал отбой.
Из гостиной донесся шум, и я решил, что Дакота уже проснулась. Войдя, я встретил смятенный взгляд, в котором явственно читалось «Где тебя носило?», и как можно медленнее положил свой мобильный на стол. Я постарался сделать это посмешнее, но чувствовал себя так, словно попал в комнату для допросов. Правда, здесь были пакеты с сырными крекерами и бутылки гаторейда. Так что, возможно, комната не так уж напоминала помещение для дознания. Хотя… Дакота могла бы быть сексуальной полицейской. Я представил, как снимаю с нее тесную форму. Но Дакота выглядела сейчас так сурово, что будь она копом, то, без сомнения, арестовала бы меня. И не в сексуальной манере, вроде «надень на меня наручники, положи меня в постель и поиграй со мной».
– Поговорил с мамой и Кеном. Сегодня они идут к врачу насчет маленькой Эбби, – преувеличенно бодро отрапортовал я.
Я искренне радовался предстоящему рождению ребенка и тому, что Кен сходит с ума по моей маме. Но у меня появилась параноидальная мысль, будто Дакота услышала, что мы с мамой говорили о Норе. Нора – просто моя подруга, ну, почти.
Однако, если Дакота услышит имя, которое я назвал маме, это только разожжет пламя ревности, которую она питает к соседке по комнате. Спичка в руке Дакоты горит сейчас довольно ярко, и я хотел, чтобы она поняла, что ей не о чем беспокоиться. Даже если бы я добивался ее благосклонности, Нора не дала бы мне ни единого шанса. Возникла бы угроза дружбе с Тессой… И вообще, я ее едва знаю, так что о чем беспокоиться?
Дакота встала и потянулась.
– Ну и как она? Маленькая Эбби.
Я безотчетно сделал глубокий вдох, только сейчас заметив, что сдерживал дыхание, и внес в кухню свои трофеи. Дакота пошла следом, обхватила руками мою шею и положила голову мне на плечо. Кудрявые волосы пахли кокосом и мягко щекотали мою щеку.
– Хорошо. Мне показалось, что они немного беспокоятся, но, вероятно, это я слишком волнуюсь.
Дыхание Дакоты грело мне кожу.
– Слишком волнуешься? Ты? Ты этого не говорил! – Она хихикнула. Ее смех так же прекрасен, как она сама. Я слегка пожал ей руку. – Рада, что с ней все хорошо. Но все же немного странно, что твоя мама беременна в ее возрасте. – Осознав, как прозвучало сказанное, она попыталась исправиться: – Я ничего такого не имела в виду. Она самая лучшая мама из всех, кого я знаю, и тебе и Эбби с ней повезло, и возраст тут совсем ни при чем. Я не очень хорошо знаю Кена, но, судя по тому, что ты говорил о нем, он будет отличным отцом.
– Будет, – подтвердил я, раскладывая пакеты по ящикам, и поцеловал ее руку.
– Хочется надеяться, что Эбби будет больше похожа на тебя, чем на Хардина.
Дакота вновь рассмеялась, и я почувствовал на коже тысячу маленьких иголок.
Мне не понравилось, как она это сказала. Очень не понравилось.
– Что ты имеешь в виду? – Я убрал руки и, повернувшись, посмотрел ей в лицо.
Было видно, что Дакоту удивило мое поведение. Может, я слишком остро реагирую? Вряд ли.
– Я просто пошутила, Лэндон. Я ничего такого не имела в виду. Просто вы такие разные.
– Все люди разные, Дакота. Тебе не стоит его судить. Да и никого другого тоже.
Она вздохнула и присела у кухонного стола.
– Я знаю. Я и не пытаюсь его судить. Я не имею права никого судить, – она опустила взгляд на свои руки, – это была неудачная шутка, я больше никогда ее не повторю. Я знаю, как много Хардин для тебя значит.
Мои плечи расслабились. Удивительно, что я стал так быстро раздражаться. Гнев возник как бы ниоткуда, но я устал от людей, нападающих на моего сводного брата.
Дакота попросила прощения… а Хардин и правда та пилюля, которую нелегко проглотить. Я не должен был осуждать Дакоту за ее мнение о нем. Для нее он был парень, вдребезги разбивший сервант с тарелками, которые моя покойная бабушка завещала маме. И тот, кто отказался называть ее настоящим именем.
Хардин прикидывался, что из всех женских имен помнит только имя Тессы. Так, Дакота у него стала Далилой. Не знаю, почему он так делал, но иногда я действительно верил, что он забыл все женские имена, кроме Тессы.
С этой парочкой часто происходило что-то странное.
Но я не хотел ночь напролет пререкаться с Дакотой из-за одного неудачного замечания.
– Хорошо. Давай поговорим о чем-нибудь более приятном, – предложил я.