Академия магии Южного королевства. Избранным вход запрещен! Тишакова Валерия
— Так она уж больно активно соблазняется. Причем без малейшего участия с моей стороны. Я ее боюсь! Изнасилует еще.
Настала тишина, прерываемая только стуком пальцев графа по столу.
— И какой у нее резон? — начал он размышлять вслух. — Вызвать во мне ревность? Чушь. Вылетит с работы в момент, как только я узнаю о ее связи с моим сыном.
А вот у меня была мысль, почему Марта так настойчиво лезет к Идену, но для начала…
— Простите, а ничего, что мы в кафе? Нас услышать могут.
Граф сделал жест кистью левой руки и что-то пробормотал.
— Теперь не услышат.
— Прошу прощения за вопрос, а как вы предохранялись?
Теперь подавились граф с сыном.
— В смысле?
— Зельем, заклинанием или маленькой штучкой из аптеки?
Джонатан возвел глаза к потолку.
— Курс зелья. Раз в месяц.
— Дорого?
— Да. Шесть золотых за семь флакончиков.
А цены кусаются, хотя все же дешевле, чем алименты потом платить. Я повернулась к Идену.
— А ты? Делаешь кассу магам или аптекарям?
Иден покраснел и показал пальцами, что второе.
— Так, а теперь второй вопрос. Может ли зелье дать сбой?
— Шанс один к девяти. Но там надо, чтобы совпало несколько факторов, — граф развернулся ко мне и уставился глаза в глаза. — Ты на что намекаешь? Объясни наконец!
— Последний вопрос, и я поделюсь с вами своими мыслями. Родовые артефакты показывают только принадлежность крови к семье или могут точно указать родителя?
До графа дошло.
— Ты думаешь…
— Ты не поверишь, на какую подлость способна женщина, безумно желающая ребенка. А если этот ребенок еще и билет в богатую жизнь…
— Да о чем вы? — взвыл Эверо-младший.
— О том, в какой заднице вы с отцом окажетесь, если ты приврал насчет своей устойчивости к женским чарам. Поэтому советую сознаться, если ты польстился на прелести вашей фамильной грелки.
— Нет, не было ничего! Может, объясните наконец, с чего вы сидите с таким видом, как будто кто-то умер?!
— Джонатан, давай, исполняй родительский долг по воспитанию сына. Тебе слово, — я взяла чашку с чаем и приготовилась слушать полет мысли Эверо-старшего.
— Мы о том, что милая блондиночка решила урвать себе неплохой кусок. От меня она забеременеть не может. Она соблазняет тебя, ты не настолько поднаторел в вопросах контрацепции, поэтому она сможет зачать от тебя. Дальше она либо предъявит живот мне и потом с помощью родового артефакта подтвердит мое родство с ребенком, либо всерьез возьмется за тебя, но своего не упустит.
— А просто послать ее подальше?
Тут не сдержалась я.
— У вас не Средневековье. Суд, признание отцовства и алименты. Это в лучшем случае.
— Почему в лучшем? — поинтересовался Джонатан.
— Помнишь ее дедулю?
Графа передернуло.
— Как думаешь, он останется в стороне, когда узнает о положении своей внучки? Он вполне способен найти закон, которому лет триста, и заставить вас по суду его исполнить. Признать ребенка или, того хуже, жениться.
— Никакой суд не примет его доказательства. Это чушь!
— В моем мире целая страна имеет кучу тупых законов, которые действуют. Так что, Иден, держи штаны застегнутыми и держись от Марты подальше, — от души посоветовала я графчику.
А потом с надеждой обратилась к графу:
— Может, уволить ее?
Джонатан так на меня посмотрел…
— Лада, вот иногда ты говоришь умные вещи. Но иногда… За что я ее уволю? Да я гарантирую, что после увольнения она оденется, как ты, смоет макияж и с видом невинной овечки пойдет по газетам и обществам по защите прав женщин. Мол, мерзавец Эверо ее соблазнил, а когда нашел новую игрушку, — кивок в мою сторону, — уволил. А ведь эта работа — ее единственное средство к существованию, а у нее на иждивении больной дедушка. Знаешь, что со мной сделает пресса?
— Выступи с ответной речью, — пожав плечами, я вернулась к чаю. — У нас такое постоянно. Одна корчит из себя жертву, второй доказывает, что жертва — он, а она коварная соблазнительница.
— Лада, не будь наивной. Я старше и выше по статусу. Никто не поверит, что все было добровольно и инициатива исходила от нее. В глазах людей я буду мерзавцем, использовавшим свое положение, чтобы уложить бедняжку в койку.
— Моника Левински, дубль два.
— Что?
— Да это я так, о своем мире вспомнила.
Джонатан встал, не глядя, кинул на стол несколько монет и протянул мне руку.
— Обед окончен. Пошли работать. А ты, — он ткнул пальцем в сторону сына, — даже на сто метров не приближайся к этой пиявке. Узнаю — пойдешь доучиваться в военную Академию. Будешь тогда не с девушками кувыркаться, а от пола отжиматься.
Он взял меня под локоть и потащил к выходу, на ходу забрав с вешалки верхнюю одежду.
Всю дорогу граф крыл Марту последними словами, «овца» и «тварь» там были самыми цензурными. Наконец мне удалось вырвать руку и остановиться. Он по инерции сделал два шага, но, ощутив отсутствие сопротивления, гневно обернулся. Я встала, что называется, в позу:
— Знаешь, мне надоело это слушать. Если она такая-сякая, почему ты на нее польстился?
— Думал через нее к ректору подобраться.
— Так она секретарша декана.
— А с тобой был дохлый номер.
— Когда это ты ко мне подкатывал?
— Когда я в первый раз пришел к Каралю! Я с порога тебе улыбнулся!
— И что?
— Вот именно! А Марта повелась.
Рука-лицо. То ли у Эверо кобелиная сущность, то ли у Марты, ну, вы поняли. Во всяком случае, эти инь и ян нашли друг друга, а тут влезла какая-то хрень в моем лице.
После обеда работа не задалась. Граф срывался по поводу и без, орал так, что у меня появились мысли воспользоваться пустырничком.
— Лада! Где договоры на целевое обучение? — прокричали из кабинета.
Я сунулась в сейф. Их там не оказалось. Я перерыла все еще раз. Да где же они?
— Лада! — раздалось над самым ухом. — Ты чего копаешься? Где договоры, я спрашиваю?
Не переставая все проверять, я ответила, что их нет.
— Как нет? Ты при мне их в сейф убирала! Или у нас там моль-договороед завелась?
— Скорее, крыса. Я положила их в сейф и ушла на обед. Вы уходили вместе со мной.
— Ты намекаешь, что их украли? Ключи только у меня и у тебя!
Я шустро достала связку ключей, пересчитала.
— Мои на месте. А твои?
Граф извлек из кармана пиджака свой экземпляр.
— Вот он. — Он присмотрелся. — А что это за налет?
Я взяла ключ. Что за ерунда? Но абсолютно точно, ключ пах мылом.
— С него делали дубликат.
— И кто?
— Тот, у кого, помимо нас, мог быть допуск в этот кабинет. Я бы поставила на Марту. Ей было бы проще всего это провернуть. Она близко к твоему телу и, соответственно, пиджаку подобралась.
— Какой смысл?
— Дискредитировать меня в твоих глазах.
Ну да. Я, по ее мнению, увела у нее перспективную партию. Естественно, она не может это так оставить и начинает мстить. Граф как-то странно воодушевился после моей фразы:
— Да? Отлично. Сходи за понятыми, а я вызову своих ребят.
— Зачем?
— Расследовать кражу.
А дальше было шоу. Угадайте, кто приехал? Никола! И этому: кофе подай-принеси, «а булочку можно?», «а без мака?». Гр-р-р.
Но зато он развил бурную деятельность по своей специальности. Опросил вахтера, снял отпечатки пальцев.
— Лада, можно вашу ручку?
Я протянула свою любимую, с орнаментом.
— Не эту.
Я дала другую.
— Да дайте вашу руку наконец!
— Так бы сразу и сказали.
Никола осмотрел мои пальцы и подозвал понятых.
— Прошу обратить внимание. Ногти не имеют следов лака. Вы их не красите?
— А смысл? Уборка квартиры убивает маникюр за десять минут. Кутикулу обработала, ногти подпилила — и достаточно.
— Значит, нет?
— Нет.
— Тогда, понятые, прошу обратить ваше внимание на эти красные полосы около ручки сейфа. Перед вами следы лака для ногтей. Нанесены недавно, поскольку находятся поверх отпечатков пальцев. Оставить их мог только вор. Есть у вас леди с красным маникюром?
Я кивнула.
— Тогда проводите меня к ней.
Мы всей толпой прошли в кабинет декана. Марта была на месте. Нашему появлению она не обрадовалась.
— Леди, добрый день, — Никола поклонился и взял руку Марты, протянутую для поцелуя. — Какой у вас замечательный маникюр. Понятые, попрошу обратить внимание на его цвет.
— А что с ним не так?
— Все отлично! Позвольте, я сделаю пару отпечатков? Хотя по закону мне ваше разрешение не требуется. Это я так, из вежливости. Не каждый день с такой красавицей общаешься.
Заговаривая Марте зубы, он снял отпечатки ее пальцев. У нас с графом их сняли заранее. А через десять минут работы с лупой Никола установил, что ее отпечатки есть на сейфе.
— Это ничего не доказывает! Я подменяла Ладу, когда она была в тюрьме!
— Да, только я после возвращения весь кабинет отмывала со спиртом. Сейф невысокий, мало ли, что на нем делали.
Никола демонстративно достал кандалы.
— По закону я уже имею право вас задержать. Что-то участились аресты секретарш в этой Академии, прямо поветрие какое-то, — наигранно сокрушался он.
Тут решил внести свою лепту граф:
— А похищение документов можно расценивать как саботаж и шпионаж.
Марта заметно побледнела.
— Где документы?
Девушка со слезами на глазах кивнула в сторону окна. На подоконнике стояла хрустальная пепельница с горкой пепла. Никола внимательно изучил ее.
— Есть клок бумаги, экспертам хватит. Обработают его из пульверизатора глицериновым раствором и смогут прочитать. А вы, девушка, поедете со мной.
Когда все разошлись, граф тоже засобирался.
— Ты в тюрьму? Работаешь по старой схеме?
— Нет. Домой. Стану я из-за потаскушки портить легенду о сумасброде — главе попечительского совета. Зато теперь у меня есть повод уволить Марту. Хоть что-то хорошее за день.
После ухода Джонатана и я отправилась домой. Каково же было мое удивление, когда я обнаружила у своей двери ловца с очередным букетом лилий.
— Занятный у тебя декор. Соседи не жалуются?
— И тебе добрый день, — флиртовать с ним настроения у меня не было. — Чем обязана?
Родерик улыбнулся.
— Птичка на хвосте принесла, что ты лишилась букета. Решил исправить эту несправедливость.
— А птичка не принесла весточку, что мне из-за этого букета весь стол соплями закапали?
Видит бог, я старалась быть вежливой, но денек сегодня выдался не из легких. Единственное, чего я хотела, так это лечь и полежать. Но мужчина специально встал так, чтобы я не могла пройти.
— Ну, извини! Я надеялся, что он поступит проще и сам уйдет подальше от аллергенов.
— Так ты специально лилии прислал?
— Да. Надеялся, пока нет начальства, украсть тебя на пару часиков.
— Откуда про цветы узнал? — хмуро поинтересовалась я.
— Опросил любовниц.
Надо же, не поленился, информацию разыскал.
— Ладюнчик, ну не злись, — он приобнял меня за талию.
Ладюнчик?! Куда руки потянул? Все, это было последней каплей! Пусть думает что хочет: что у меня ПМС, обострение психической болезни или внезапно возникшая стервозность, — плевать.
Когда он протянул мне цветы, я перехватила их поудобнее и хлестнула его по лицу. Он растерялся, я оттолкнула его и вставила ключ в замок, но опять почувствовала его руки у себя на талии.
— А ты с характером. Хорошо, что я не розы купил.
— Руки убрал от нее! Апчхи!
Наверное, завтра небо упадет на землю, но я была рада слышать голос Эверо. А вот ловец не обрадовался свидетелю и перешел в наступление:
— Иначе что? Порадуете весь местный серпентарий пикантной сплетней о том, как не поделили со мной бабу и кинулись в драку?
Но Джонатан не торопился распускать руки и решил пойти официальным путем:
— Нет, я расторгну контракт с вашим отрядом. Сомневаюсь, что ваши сослуживцы и начальство оценят, что из-за, как вы выразились, бабы они лишились большей части выгодных заказов. Напомню, Академия нанимает треть попаданцев.
Родерик не стал скандалить дальше, сплюнул на пол, развернулся и, всучив букет графу, пошел на выход.
Цветы граф испепелил.
— Ты зачем его спровоцировала?
— Чем?!
— Сопротивлением! Он ловец, погоня и охота у них в крови!
— Да? Принимаю знаки внимания — ругаешься. Посылаю мужчину куда подальше — опять ругаешься. Знаешь что? Пошел ты к черту!
Еще и дверью хлопнула. Наконец я дома! Кстати, а что Эверо делал в общежитии? Но выйти и спросить не позволила гордость.
ГЛАВА 10
Как и положено, поганому дню на смену пришла не менее поганая ночь. Снились родители. Я проснулась посреди ночи в слезах. Попила воды, чтобы успокоиться. Не помогло, меня по-прежнему трясло. В итоге до утра проворочалась, пытаясь заснуть. Тонкие поплиновые простыни, которые я купила с первой зарплаты, кололись не хуже казенных льняных. Было душно, потом холодно, потом прозвенел будильник.
Выглядела я, скажем так, не ахти. Настолько, что дворничиха поинтересовалась, кто у меня умер. Конечно, одежда черная, лицо заплаканное, под глазами круги. Любовница Эверо во всей красе!
Когда кормила Немо, в приемной появился граф.
— У рыбки вода кончилась?
— В смысле?
— Пытаюсь понять, почему ты решила пополнить запас соленой воды в аквариуме таким оригинальным способом. Учти, реветь придется долго.
Стоит ли метать бисер перед свиньями? Я хлюпнула носом, сняла перчатку и пошла работать. Эверо какое-то время постоял, не веря, что последнее слово осталось за ним, и ушел к себе.
Настроение опускалось все ниже. Некоторые документы приходилось переписывать несколько раз из-за капнувших на них слез.
— А я гадал, когда ты сорвешься.
Я подняла голову, передо мной стоял начальник.
— Четыре месяца. Достойный результат. Хотя, на мой взгляд, лучше устроить истерику сразу, чем копить это в себе.
Я зло вытерла слезы. Он еще издевается.
— А ты, смотрю, стоял за моей спиной с секундомером. Может, еще ставки делал? Как долго я продержусь.
Он протянул платок, и я, чуть помедлив, взяла.
— Не делай из меня гада большего, чем я есть. Я пытался спровоцировать тебя на истерику, не спорю. Но на этом все!
— Зачем?
— Человеком с расшатанной психикой легче управлять.
Ну да. На этом все тренинги и секты держатся. Ты плохой, ты хороший, ты плохой, ты хороший. И через пару недель такой обработки человек готов делать все, что тебе требуется.
— Сволочь.
— Прошу заметить, специально обученная сволочь. Посмотрим, — он сел в кресло напротив меня. — Я и Родерик как причина слез отпадаем сразу. Ты из-за обиды на нас так долго реветь не будешь. Про Караля вспомнила? Нет, вряд ли, — тут же сам опроверг свои выводы он. — Ты, оказывается, верна месту, а не человеку. Так же усердно служишь мне, как служила ему. Кстати, для успокоения той части твоей совести, которая еще спит. А то чую, следующая истерика будет на тему «бедный старик, измордованный судебной системой». С ним все хорошо. Играет с сокамерниками в карты, потихоньку спекулирует нужной в тюрьме мелочью. В общем, не загибается в подвалах моего ведомства. Теперь вернемся к тому, откуда начали. Ты не была замужем в своем мире. Даже не сожительствовала. Согласно твоей медкарте, ты не рожала. Значит, муж и ребенок как причина для слез отпадают.
— А может, я гражданским браком жила? — не удержавшись, я вступила в монолог графа, сделав его диалогом.
— Открою секрет, когда ловцы обучают попаданцев языку, они малость роются в памяти. Мало ли, может, лучше его сразу прикопать на месте, во избежание попадания маньяка или психопата в приличное общество. Так что важные моменты они улавливают. Так вот… На чем я остановился? Ах да. Остаются друзья, может, даже четвероногие, и родители. Ставлю на последних. Я верно мыслю?
Я всхлипнула, на глаза снова набежали слезы.
— Я у них единственный ребенок! Что с ними станет в старости? Они рассчитывали, что я буду для них поддержкой и опорой! А что теперь? Я очень жалею — да, это эгоистичная мысль, — что у меня память не отшибло! Если уж новый мир — это шанс начать жизнь с нуля, то и память должна обнулиться! Это как, переезжая в новый дом, тащить с собой чемодан дорогих сердцу мелочей, среди которых затесались тараканы — они очень быстро изгадят вам новое место жительства. Ты мужчина, тебе не понять.
Граф подскочил ко мне и ощутимо встряхнул за плечи.
— На тебя упал кусок балкона! Если бы ты не перенеслась сюда, тебя бы похоронили! Дура! Думаешь, им было бы легче? Так хоть надежда осталась.
Я продолжала всхлипывать.
— Это даже хуже — ждать того, что никогда не случится. Эти бросания к телефону, опознания в морге.
Внезапно мою щеку обожгла пощечина. От неожиданности я даже всхлипывать перестала. Он меня ударил? Да как посмел! Спокойно! Спокойно, Лада! Если полезешь с кулаками, может еще прилететь.
— Успокоилась?
— Теперь понимаю, почему у тебя сынок такой придурковатый, — потирая щеку, буркнула я. Действительно, истерика отступила. — Если ты и его в детстве так успокаивал, то Идену остается только посочувствовать!
— Слава закату! Язва снова со мной.
Он в своем уме? Ударил меня и радуется. Наверное, с момента нашего знакомства об этом мечтал.
— Ты пил сегодня?
— Ромовое пирожное на завтрак считается?
— Да? И насколько жидким было то пирожное? Громко булькало, пока вы его ели? Я просто пытаюсь понять, с чего взрослый мужчина поднял руку на женщину!
— С того, что у нее была безобразная истерика! Ты с Мартой из одного бокала, случаем, не пила?
— Даже одним мужиком не пользовалась!
С этими словами я вернулась к работе.
— Лада! Лови!
Машинально поймала то, что мне кинул граф. Апельсин?
— Зачем?
— Он сладкий, в нем витамины и он веселого оранжевого цвета! Хоть что-то яркое в твоей приемной будет.
Он очень вовремя скрылся. А от броска апельсина в дверь меня удержала мысль, что убирать все потом мне.
Я достала из кармана зеркальце. М-да. Красота. Шикарный отпечаток. Дотронувшись до щеки, я зашипела. Скотина, мог бы и не так сильно ударить!
Из-за двери донесся голос Джонатана. Выходить он благоразумно не стал.
— Сейчас принесут сводки из типографий. Я хочу, чтобы ты их просмотрела вместе со мной. Только тебе нужен допуск. Зайди к штатному психологу. Он на втором этаже лазарета. Я договорился. Тебя ждут.
Всегда мечтала услышать от чужого человека, что меня ждет психолог.
Знаете, в чем прелесть женского коллектива? В том, что любое изменение твоей внешности не останется незамеченным! А уж заплаканное лицо и отпечаток мужской ладони на щеке, я уверена, произвели фурор в этом серпентарии. В свете вчерашнего шоу с Мартой и слухов о вкусах графа, последнему можно только посочувствовать.
Стены больничного корпуса были выкрашены светлой масляной краской, что навевало мне воспоминания о больницах в родном мире. Ага, вот и нужная дверь.
Молоденький паренек даже не соизволил оторваться от бумаг, когда я вошла.
— Ну, что молчим? Вас не ценят одногруппники, и вы считаете себя белой вороной из-за своих суперспособностей? Или преподаватели не хотят признавать вашу гениальность и занижают на зачетах баллы? Может, у вас безответная любовь к ректору или декану? Считаете себя неоцененной? Девушка, скорее, у меня пациент назначен.
М-да. Вот тебе и лекарь душ. Я села в удобное кресло напротив него.
— Что вы! Мою цену уже назначили. Осталось только ценник повесить. Вот выбираю: «Отдамся за букет цветов» или «Полапай меня, и я твоя».