Ученье – свет, а богов тьма Жукова Юлия

Кир с Айшей возвращаются с прогулки с Филином. Зимой на снегу он не пачкается, и я разрешаю пускать его в жилую часть без предварительной санобработки. Туннель, впрочем, Филину не нравится: у него паранойя получше моей, так что он принимается скакать через цветную трубу там и сям, гавкая и пытаясь выкурить Алэка на воздух. Не на того напал, у меня норный ребенок. Он радуется, хохочет и быстро-быстро убегает. Филин пытается пролезть в окошко, но габариты не позволяют, все-таки дворцовых собак хорошо кормят.

– Ну че ты орешь! – возмущается Кир. – Зайди с торца и ползай там сколько влезет! Ну во-от, смотри!

Кир подводит пса ко входу в туннель, Филин со всем пастушьим рвением туда ныряет… скулит, пятится и поджимает хвост.

Кир на всякий случай заглядывает внутрь – там ничего.

– Ты норки испугался? – презрительно спрашивает он.

Филин прижимает уши и выглядит пристыженным.

Айша хихикает и тоже заглядывает в туннель, а потом и залезает внутрь. Ей это несколько легче, чем Филину, по размеру. Пес в ужасе заходится лаем, пытаясь донести до хозяина, что происходит что-то ужасно неправильное. Мы с Киром хохочем.

На лай из дальней комнаты выходит Хос в кошачьем обличье, черный и хмурый как туча. Открывает огромную розовую пасть и зевает. Филину большего и не надо: мгновенно затыкается и – юрк в туннель. Страха как не бывало. Мы с Киром заходимся еще пуще.

Наш гогот, видимо, окончательно убеждает гостей, что спать кончилось. Дверь распахивается с треском, и взъерошенный Алтонгирел в едва накинутом диле являет нам свой гнев.

– Вы совсем тут охренели в такую рань так орать?! – вопрошает он гнусаво.

Похоже, он оправился от вчерашних потрясений. Мы с Киром покатываемся с удвоенным усердием. Хос, которому не нравится, когда у него над головой гнусаво вопрошают, трясет ухом и лениво шипит. Алтоша замечает его, делает в воздухе еле заметный простому глазу пируэт и как-то неожиданно оказывается за спинкой дивана, на котором валяемся мы с Киром. Понятное дело, нам это членораздельности не придает.

– Вы что, тоже яиц объелись? – благодушно спрашивает Азамат, выходя из спальни. Он уже умыт, причесан и одет на работу. А я так надеялась его еще повалять до ухода…

Из окошка напротив меня высовывается собачья морда и озабоченно тявкает. Метрах в трех в соседнем витке Алэк приподнимает крышу и машет папе ручкой. В дальнем конце комнаты Айша выпадает из выхода и сдувает с носа наэлектризованную прядь волос.

– Почему ты не запрещаешь им так шуметь? – продолжает возмущаться Алтоша из безопасного укрытия. – Люди же спят!

– Ладно тебе, – укоряет его Эцаган, выползая из гостевой комнаты. Он не завитый и от этого выглядит очень непривычно. – Мы же сами вчера напросились остаться, забыл уже?

Алтонгирел бросает на него быстрый взгляд, по которому понятно, что он все прекрасно помнит, но предпочел бы сделать вид, что нет.

– Ну это же дети! – вступается трепетный Азамат. – Им надо побеситься, как же можно такое запрещать?

– Мне лень, – отрезаю я. – Заказывайте завтрак, а то мы с Алэком всю кашу съели и вам не оставили.

К завтраку Филин все-таки выгоняет Алэка на свет божий и обеспечивает ему более мирные игры: покидать собачке игрушку, например. Алэк очень старательно кидает, только иногда забывает пальцы разжать, а Филин искренне ведется на ложный бросок. Хос хихикает, не превращаясь, только приподнимает одно мурло и трясет усами, постепенно засыпая прямо посреди комнаты. Айша, судя по всему, пытается жестами рассказать Киру анекдот или, во всяком случае, что-то очень смешное, но даже его способностей к расшифровке на это не хватает.

– Когда займешься подопечной? – с улыбкой интересуется Азамат у духовника. Улыбка у него этакая покровительственная и немного насмешливая, как у родителя, который спрашивает ребенка, мол, жеребца завел, а чистить когда собираешься? Тьфу ты, эти муданжские аллюзии.

Алтонгирел поджимает губы и косится на Айшу, которая по-прежнему занята невербальным общением с Киром.

– Не знаю, – еле слышно произносит он. – Я не умею учить детей.

– Ну привет! – развожу руками я. – А ради чего тогда вся эта нервотрепка была? Тебя вроде бы никто не заставлял.

– Я сделал то, что обязан был сделать как порядочный духовник! – шипит Алтонгирел, защищаясь.

– Угу, и Совет Старейшин счел тебя готовым взять на себя такую ответственность, – киваю я.

Эцаган смотрит на меня укоризненно, мол, что вы его шпыняете, он и так натерпелся.

– Тебе, кстати, перед Советом еще надо показываться? – переводит тему Азамат.

– Только зайти подписать пару документов, – поспокойнее отвечает Алтонгирел. – Что я прошел испытания, они и так уже знают.

– Отлично, – радуется Азамат. – Я пойду с тобой. Там сегодня один Унгуц на дежурстве. Вот мы сядем все вместе и обсудим, с какого конца тебе браться за дело. Договорились?

Алтонгирел передергивает плечами.

– Ни ты, ни Унгуц не духовники, чего вы там наобсуждаете? Только время свое потратишь на меня, как будто мало…

– Чушь! – резко обрывает его Азамат, привлекая внимание детей, но продолжает мягче: – Мы, может, в духовном деле и мало смыслим, но я знаю тебя, а Унгуц знает детей. Вместе что-нибудь да сообразим. Ты взялся за хорошее дело, малыш. Хорошее и трудное. Я понимаю, что тебе сейчас это представляется чем-то неохватным. Но ты не один, малыш, и я хочу, чтобы ты об этом помнил. Вместе как-нибудь справимся.

Алтонгирел молча кивает и отодвигает свой стул.

– Пойду оденусь, – бросает он через плечо, удаляясь в гостевую.

– Спасибо, капитан, – одними губами произносит Эцаган и вспархивает следом.

– А-а… сегодня… Старейшина Унгуц еще не?.. – запинаясь, спрашивает Кир со странным выражением лица.

– Завтра первый день, – качает головой Азамат, заглядывая в календарь в часах. – Не терпится?

– Ну… – Кир пожимает одним плечом.

Позже, когда мужчины уходят, а мы с детьми убираем туннель, странный взгляд Кира становится понятнее.

– А отец часто Алтонгирела так называет? – спрашивает Кир как бы между делом, покачивая на коленке дремлющего Алэка.

Мелкий вместо положенных ему одиннадцати часов ночного сна и двух-трех дневного стабильно спит по шесть-восемь ночью и по четыре-шесть днем. Я уже начала беспокоиться, не нарушение ли это из-за частой смены часовых поясов, но Ийзих-хон заверила меня, что Азамат спал точно так же, хотя никаких разъездов в его жизни тогда еще не было. Я зарядила Янку изучить, нет ли у других муданжских детей такого же отклонения, но она пока результатов не сообщала.

– Как так? – морщу лоб я, выдернутая из размышлений о режиме.

– Малыш, – неуверенно произносит Кир.

Я припоминаю, что и правда Азамат так выразился, и меня это тоже несколько удивило.

– Раньше не слышала, – говорю, – но он его знает с четырех лет. Наверное, старая привычка. Айша-хян, можно тебя попросить отвести Филина на конюшню? А то он один мимо Хоса никогда не пройдет.

Хос по-прежнему дрыхнет посреди комнаты. Идеи Азамата перевести его на дневной образ жизни пока что не увенчиваются успехом.

– Пускай силу воли вырабатывает, – усмехается Кир, приваленный Алэком.

Айша всегда рада быть полезной – кивает с энтузиазмом и аккуратно, вдоль стеночки выводит Филина в коридор.

– А ты думал, это только твое прозвище? – спрашиваю я, когда за ней закрывается дверь.

– Ничего я не думал, – отнекивается Кир.

– Азамат тебя очень любит, – на всякий случай напоминаю я. – Он бы тебе сто тысяч прозвищ напридумывал, но боится, что засмущает.

– Не-не-не, не надо! – ужасается Кир, видимо представив себе все сахарные эпитеты, которые способен породить ум, натренированный образованием в области народного творчества.

Я усмехаюсь, припоминая, как Азамат высказался насчет Кира, когда расписывал Аравату права и обязанности. У ребенка тогда глаза были больше лица и абсолютно стеклянные.

Кир, похоже, вспомнил этот же эпизод, потому что следующим номером интересуется у меня все в том же якобы беззаботном тоне:

– А он точно мой отец?

Я поднимаю брови.

– Да, Кир, конечно. Хочешь, я тебе тесты покажу?

– А я в них пойму чего-нибудь? – колеблется он.

– Ну я-то нужна зачем-то, наверное, – усмехаюсь.

– Чтобы было хорошо? – заискивающе подсказывает он.

Я смеюсь, стараясь не разбудить Алэка, встаю и обхожу диван, чтобы принести бук с тестами, по дороге наклоняюсь и целую Кира в макушку. Вернувшись, подсаживаюсь поближе, открываю крышку бука и принимаюсь объяснять азы генетики. Кир внимательно слушает, пристроив голову мне на плечо. Алэк сопит у него на коленях, подергивая ножками, – днем его наша болтовня только убаюкивает.

Нашу идиллию нарушает звонок Орешницы.

После долгих реверансов и заверений, что я рада ее слышать и у меня есть время поболтать, она все-таки доходит до сути звонка:

– Да у меня такое дело… Тут сын с югов вернулся, привез верблюжьей шерсти – ну такой хорошей! Я вот хотела с вами поделиться, заодно и пошили бы чего-нибудь…

– О! – Я оживляюсь. – Отличная идея! Давайте скорее сюда! За вами прислать машину?

– Ох, нет, я-то не выберусь, сын на меня свою мелюзгу свалил, а сам с отцом на рыбалку двинул. Я с этим горохом по гостям не поеду. Думала, вдруг у вас времечко найдется…

– У меня у самой горошина, – смеюсь я. – Но, думаю, если у вас там целая грядка, Алэк мало чего добавит. Ничего, если я с мелким буду?

– Да хоть всю семью везите! – радуется Орешница. – Я тут варенья наварила и этого еще, которого вы мне рецепт давали… конфитюра, во! Сейчас хунь-бимбик налеплю, а детки вместе не соскучатся, я так думаю. Подруг своих зовите из клуба.

– Попробую, одна-то в отъезде… У меня только ребенок сейчас спит, не хочу его тревожить. Проснется – тогда и поеду, хорошо?

– Да пожалуйста, отзвонитесь на выходе, я расскажу, куда ехать.

На том и договариваемся.

– Кир, ты не хочешь в гости съездить? – спрашиваю, кладя трубку.

Он лениво потягивается.

– Не очень. Я хотел сходить в Дом Целителей потренироваться, раз сегодня еще клуба нету… И Айшу не хочу одну оставлять. Ее Алтонгирел теперь учить должен, правильно? А он странный такой, еще обидит нечаянно.

Я кривлюсь. Не могу сказать, что я не разделяю Кировы опасения, хотя при Алтоше их точно не стоит высказывать.

– Он хочет как лучше, – говорю на всякий случай. – Просто не очень умеет…

Кир не успевает ничего ответить, потому что тут приходит сама Айша, а с ней Алтоша и Азамат.

– Че-то ты долго до конюшни и обратно, – замечаю я.

– Пошла наставника разыскивать, – усмехается Азамат, потом похлопывает задумчивого духовника по спине. – Ну давай, успехов.

Тот сдержанно кивает, жестом показывает Айше, чтобы шла за ним, и они оба удаляются в гостевую комнату, аккуратно обогнув горку черного меха на полу.

– До чего договорились-то? – спрашиваю.

– Составили план действий, – довольно говорит Азамат. – Стратегию выбрали. Ну и так, по мелочи, подбодрили его маленько. Все-таки для него это изрядная авантюра. Ладно, я побежал на работу, пока не съели, расскажете потом, как прошло.

Он исчезает. Мы с Киром возвращаемся к прерванному разговору о генетике вплоть до того момента, когда Алтонгирел с Айшей выпадают обратно.

Айша сияет, как начищенная сковородка, улыбается до ушей и пружинит на мысках. Алтонгирел довольно безуспешно пытается изобразить спокойное достоинство – он явно устал и хочет побыть один. Я даже ничего сказать не успеваю, а он уже выскакивает в коридор и уносится в сторону кухни, судя по звуку шагов. Айша, впрочем, не замечает.

– Научил чему-нибудь? – с сомнением спрашивает Кир, провожая взглядом духовника.

Айша с энтузиазмом кивает, садится перед нами на пол и вперяет взгляд в книжную полку.

– Подлети! – внезапно произносит она.

Я еще не успеваю сообразить, что значит это слово, как с полки валится книжка, но не падает на пол, а зависает на середине дистанции и неторопливо плывет по воздуху Айше в руки.

– Круто! – выдыхаем мы с Киром, когда волшебство окончено.

Айша скалится.

Наш дуэт будит Алэка, и он тоже высказывается по поводу Айшиных способностей.

– Это, по-моему, называется «повелевать», да? – спрашиваю я.

Айша кивает.

– Ничего себе, Алтонгирел и сам не так давно научился это делать…

Девочка улыбается еще шире, если возможно.

– Ну так, – гордо говорит Кир, – фигни не держим!

Айша немного розовеет, потом снова переключает внимание на книжку:

– Улети!

Книжка послушно поднимается в воздух и плывет к полке. Втиснуть ее в родную щелку составляет для Айши некоторый труд – надо сначала попасть, а потом приложить усилие, книг-то у нас много, – но она справляется.

Я аплодирую.

– А говорить ты все еще не можешь? – спрашиваю.

Она мотает головой и показывает, мол, потом, позже.

– Покажи еще, – просит Кир. – Тебе, наверное, тренироваться надо?

Она кивает и принимается гонять по комнате разные предметы. Алэк решает, что это очень интересно, особенно когда в воздух всплывают некоторые его игрушки. Он сползает с Кира и на всех четырех шустро гоняется за своими богатствами, оглашая комнату боевым кличем.

Хос, второй раз за день разбуженный детскими воплями, поднимает хмурую голову, видит несущегося на него по воздуху плюшевого зайца и на автомате хватает его зубами. Заяц крякает, Хос пугается и плюется, тут же перекидываясь человеком.

– Что делаете?! – возмущенно спрашивает он.

– Айша тренируется, – поясняет Кир. – Айш, а ты можешь меня в воздух поднять?

Она мотает головой.

– Эх, – вздыхает Кир, – ну ладно. Хос, хватит спать, все проспишь!

– Не спать вопли куда прячусь, – ворчит Хос, клюя носом.

– Че? – моргает Кир. – Сам-то понял, что сказал?

– Хос, говори понятно! – требует Айша.

Хос резко подскакивает с вытаращенными глазами и на одном духу выдает:

– Я говорю, с вами разве поспишь, вопите тут, как сбесившиеся цапли, а мне даже спрятаться некуда! Ой!

Он замолкает в полной растерянности от своей тирады.

– Айш, ты ему повелела, что ли? – догадываюсь я, припоминая, какой эффект это может иметь на развязывание языка.

Айша виновато кивает.

– Она не нарочно, – вступается Кир. – Ей потому и говорить нельзя, что так получается.

– Так это чего, я теперь все время буду по-умному говорить? – медленно произносит Хос, исследуя свои новые возможности.

Мы все пожимаем плечами.

На этой оптимистической ноте возвращается Алтонгирел. Очевидно, он достаточно отдохнул и помедитировал, чтобы снова встретиться с подопечной.

Он озирает бардак, который мы развели, Алэка на куче игрушек, Хоса, замершего посреди комнаты.

– О, снова этот пожаловал, – хихикает Хос. – Когда я в человеческом облике-то, хоть не побоишься подойти?

Алтонгирел медленно переводит взгляд на Айшу.

– Я же сказал: на людях не упражняться, – негромко, но угрожающе говорит он.

Айша вжимает голову в плечи.

– А Хос и не человек! – выпаливает Кир.

Алтоша поджимает губы.

– Не пугай ребенка, – одергиваю я его.

– Она должна думать, прежде чем делать, – ворчит Алтонгирел, садясь рядом со мной.

– И какой процент человечества следует этому правилу? – закатываю глаза я.

– Лиза, у девочки огромная сила. Любое нечаянно сказанное слово может привести к катастрофе, как ты не…

– Ну так а ты для чего нужен? Выстрелил, как из пушки, даже нам ничего не сказал, а она должна сама за собой присматривать? Ты вообще можешь отменить то, что она делает?

– Э, не надо ничего отменять! – встревает Хос. – Мне так гораздо удобнее!

Айша на полу совсем сжалась в комочек, Кир смотрит на Алтошу так, как будто вот-вот загрызет. Один Алэк беспечно собирает свои игрушки в большую коробку, потом вынимает и снова собирает.

Алтонгирел стискивает зубы, некоторое время молчит, потом тяжело вздыхает и поднимает голову.

– Айша, подойди сюда.

Она быстро, хотя и опасливо, подходит и садится на диван, повинуясь пригласительному жесту.

– У тебя хорошо получается повелевать, – через силу произносит духовник. – В этом я тобой очень доволен.

Девочка заметно приободряется.

– Но, пожалуйста, будь аккуратнее. Я понимаю, что ты не нарочно. Повелевание может быть очень опасно. Это ясно?

Айша кивает, всем своим видом выражая, что больше не будет.

Алтонгирел удовлетворенно откидывается на спинку дивана.

– Скажи ей, что она не сделала ничего плохого и ты не сердишься, – говорю я на всеобщем, пихая его локтем в бок.

– Еще чего, – огрызается он, тоже на всеобщем. – Во-первых, это неправда, она ведь меня ослушалась, во-вторых, ты знаешь, что я чувствую по поводу подобных утверждений. Пускай Унгуц ее учит, что хорошо, а что плохо.

– Слушай, в моей нравственности ты, кажется, не сомневаешься? Вот я тебе говорю, что она не сделала ничего плохого. Ты можешь ей это повторить, или язык завянет?

Алтонгирел строит мне рожу, потом отворачивается и, ни на кого не глядя, без выражения произносит:

– Айша, ты не сделала ничего плохого, и я не сержусь.

Айша лучезарно улыбается и неожиданно целует его в щеку.

Выражение лица Алтоши словами не передать, но очень смешное. Я покатываюсь, а Кир над ухом шипит, что, мол, так и отравиться недолго.

– Ладно, – говорю я, отсмеявшись. – Пожалуй, дальше и без меня разберетесь, а мы с Алэком в гости поехали.

– Как? – выпаливает Алтонгирел с потерянным видом. – Куда? Ты меня одного с детьми бросишь?

– Мы не дети, – возмущается Кир. – Не волнуйтесь, я найду, куда их пристроить.

– Хос, а где твои телохранители? – спрашиваю.

– Один в коридоре, другой отдыхает, – объясняет Хос, старательно выговаривая сложные слова. – Они по очереди будут меня караулить.

– Ну вот, Алтонгирел, ты не один, – усмехаюсь я. – А если что, Эцагана позовешь на помощь.

Духовник шипит себе под нос что-то непечатное, потом с видимым усилием напускает на себя независимый вид.

– Разберусь как-нибудь и без него. Айша, ты пойдешь со мной, мне нужно ознакомить тебя с приспособлениями, с помощью которых обычные духовники управляют предметами и людьми. Тебе нужно учиться смирять свою силу, иначе говорить так и не сможешь.

Айша живо кивает, хотя, по-моему, Алтонгирел все это сказал скорее самому себе, чтобы заставить себя снова заняться неприятным делом.

Мы с Янкой колесим по пригороду, подпрыгивая на буераках. Алэк, сидящий у нее на коленях (в муданжском автопроме никто никогда не слышал про детские сиденья), каждый раз на ухабе подлетает в воздух на пару сантиметров и ужасно радуется. Яна рассматривает его под разными ракурсами и периодически вздыхает.

– Чего страдаешь? – интересуюсь.

– Да вот думаю, не завести ли и мне такую игрушку, – усмехается она, ловя мелкого после очередного прыжка на колдобине.

– Замуж выходить придется, – напоминаю я. – Это ж Муданг…

– Вот в том-то и беда, – снова вздыхает Янка. – Если б не замуж, и вопроса бы не было. А так стремно, у них же тут на всю жизнь это дело… Мало ли, вдруг он превратится в тыкву?

– Кто он-то? – в который раз спрашиваю я. – Мне хотя бы знаком?

– Знаком, знаком, – ворчит Янка. – Ты вообще могла бы и догадаться, я довольно условно шифруюсь.

Я задумываюсь на некоторое время. Кого я такого знаю, кто трепетный и в Янкином вкусе? Насколько я помню, мужики ей нравятся тихие и трудолюбивые, чтобы не очень бурно страдали от одиночества, когда сама Янка по уши в работе. Про кого-то мы с ней недавно говорили, я еще удивилась, что у нее есть его телефон…

– Ирнчин?

Яна многозначительно улыбается.

– Видишь, я так предсказуема.

– Тип твой, да, – хмыкаю я. – А как ты с ним сошлась?

– Так ты же ко мне его и отправила после ранения наблюдаться. А он к тому моменту уже который год никак не мог какую-то стерву поделить с другим мужиком. И тут я, вся такая рада его видеть, сладкой микстурки дам, массажик сделаю… Короче, он как-то вечером ко мне на осмотр пришел – и не ушел.

– И ты прям вот уже готова от него рожать? – интересуюсь я.

– Да это вообще не вопрос, такой генетический материал зря простаивает, жалко до слез! Но вот замуж я побаиваюсь… Он все-таки довольно дикий, хотя и покладистый. Еще с этой должностью в госбезопасности, мало ли, взбредет ему в голову что-нибудь доисторическое, так никто ему слова поперек не скажет. Я и за тебя-то в этом смысле переживаю, у тебя ж ваще Император, что хочет, то и творит.

– Мой интеллигент, – усмехаюсь. – Он, прежде чем творить, читает сорок книг и еще пару раз уточняет у меня, все ли он правильно понял.

– Да мой тоже вроде интеллигент, – кривится Яна, – да только уж очень муданжский. Например, дарит мне украшения с выгравированными стихами.

– Боже, какая прелесть! – прыскаю я.

– Прелесть-то прелесть, только сам он вообще не очень красноречив, а в моменты страсти совсем человеческую речь забывает, соответственно, стихи писать он нанимает какого-то книжника и ужасно из-за этого комплексует. Я ему как-то раз говорю, дались тебе вообще эти стихи, мне и так приятно, а если хочется уникальности, ну напиши там «Яне от Ирнчина» и успокойся. Так, блин, он обиделся и неделю не приходил, решил, что это я его так послала! Я не знаю, Лиз, это же минное поле!

– Ага, причем мины, которые ты уже обошла, обгоняют тебя тайным путем и ложатся на тропинку впереди, – ехидно поддакиваю я. – Знакомая картинка.

– У тебя тоже так, да? – уныло говорит она. – Вот ведь зеленый виноград эти муданжские мужики! Ты у нас хирург, скажи, может, им можно что-нибудь в мозгах подправить?

– Механически вряд ли, – с напускной серьезностью отвечаю я. – Но они эмпирически обучаемы. У меня, кстати, уже не так. Все-таки мы с Азаматом уже почти муданжский год вместе, наладили обмен пакетными данными почти без потерь. Но терпения на это надо много, да.

Янка корчит рожи своему отражению в глянцевом пластике бардачка.

– Вот я и не знаю, хватит ли мне того терпения. Моя бы воля, я бы, конечно, годик-другой подумала, прежде чем резкие движения совершать. А с другой стороны, жалко его, мало ему та корова голову морочила, получается, и я туда же… Он ведь такой хороший, делает вид, что все понимает, но все равно расстраивается.

– Слушай, так че ты мучаешься, – осеняет меня уже у самых ворот Орешницыного дома. – Слетай с ним на Землю и выйди за него замуж там. Если что – разведешься. А ему скажешь, что имеешь право выходить замуж по своим правилам. У них тут у теток есть такое представление, если не поведется, я приглашу свекровь выступить перед ним с сольной арией, она в этом деле спец.

– Так это я вообще могу ему сказать, что совместная поездка на Землю – это финальное испытание. Он все напрашивается на какие-нибудь проверки своей состоятельности, вот и будет ему… Молодец, Лизка, наш человек!

Орешница встречает нас таким столом, что я не совсем понимаю, когда она собирается шить. На то, чтобы хотя бы попробовать каждое блюдо, уйдет весь вечер.

– Ничего себе варенье и хунь-бимбик, – протягиваю я. – Тут как минимум на коронацию размах…

– Да вы что, – отмахивается она свободной рукой, второй покачивая ручное чадо. – Это я так, по сусекам поскребла, как говорится, гости все-таки.

Мы с Яной переглядываемся.

– Я учту, – говорю, – на будущее, а то даже неудобно, мы во дворце скромнее питаемся.

– Вы садитесь, садитесь, – кудахчет хозяйка. – У вас-то семья небольшая, чего удивляться, а у меня шесть сыновей, да двое с малышней, пластаются на работе целыми днями, жалко мне их, вот и кормлю.

– Да вы просто мать-героиня, – качает головой Янка.

Малышня тут вся в наличии, и действительно мал мала меньше. Двое совсем ручных, трое самоходных, но тоже некрупных. Алэк, которому нечасто доводится видеть других малышей, очень интересуется, подползает ко всем по очереди, рассматривает, щупает и пищит.

– Вы кушайте, кушайте, – напористо подсовывает нам тарелку за тарелкой щедрая хозяйка. – Я за князем присмотрю, да тут все для детей устроено, все мои тут росли… Кстати, как там мой средненький, вы его, может, видели? Давно дома не был, вроде у него с той девочкой с островов наладилось дело, не знаете?

– Еще как! – фыркает Яна. – Девочка со мной работает, так ваш красавец каждый вечер в приемной ее дожидается, не дай бог задержаться на работе – съест!

– Ох боги, – вздыхает Орешница, – уж хоть бы он угомонился, а то ничем толком не занимается, сколько уже перебрал девиц, и все ему не те!

Мы с Янкой переглядываемся, жуя великолепные образцы муданжской домашней кухни.

– Думаю, на этот раз ему уже больше нечего желать, – заявляет Янка. – Тут девушка особая.

– И кстати, я слышала, он какую-то хорошую работу нашел, – вспоминаю.

– Ну хвала богам, коли так, – кивает Орешница, от волнения отправляя в рот перечную колбаску, хотя они считаются чисто мужской пищей. Яна, не переносящая ничего острого, смотрит на нее с содроганием, но та даже не замечает. – Ладно, что-то я вас утомила своими переживаниями, давайте лучше на шерсть посмотрим, вы небось такой и не видели даже, это вот мой старшенький привозит с юга, так-то они не торгуют…