Обречённые на бессмертие. Освобождение. Книга, которую ждали 20 лет! Романы из цикла «Великая Душа» Толуэлл Брайан
Дарис вспомнила слова Парасана об «особенно ужасной смерти», уготованной ей, и тут силы наконец оставили ее. Она провалилась в какую-то бездну, заранее зная, что бездна эта уже никогда не станет спасительным убежищем для ее души.
Немного времени прошло, прежде чем всё было кончено. Тайанцы не дождались нового дня и пали, так и не увидев первого луча Солнечного Митры. Рассвет осветил жуткое пиршество: победители поедали трупы побежденных. Никто из защитников Турхана не остался в живых, даже дети. Хмурясь, раненый Танатос подошел к верховной жрице и сказал:
– Тебе известно, о Святейшая, что перед битвой и после нее полагается возносить дары Вечному Повелителю. Ты отказалась сделать это, когда мы шли сюда. Но теперь некого приносить в жертву!
Тхутмертари одарила его гневным взглядом. И, поскольку даже обычный взгляд ее заставлял смертного трепетать, можно себе представить, что испытал Танатос. Он упал на колени:
– Прости меня, неразумного!
Она презрительно пнула ногой коленопреклоненного аккаха и прошипела:
– Это моя война, Танатос. Только моя! Не суйся в нее, если твоя душа дорога тебе. Не одному Сету нужны жертвы. Я тоже нуждаюсь в них.
Как ни страшна была Тхутмертари в этот момент, столь очевидная ересь не позволила промолчать царю змеиного народа.
– Ты, что же, уже мнишь себя божеством, Святейшая?!
Он понимал: ответный удар станет последним, что он увидит в жизни. Однако Тхутмертари ничего не ответила ему. Она как-то странно посмотрела на аккаха, подняла волнистый меч. Танатос зажмурил глаза и вознес прощальную хвалу Отцу Сету. Когда он осмелился вновь открыть их, королевы рядом не было. Акках вздохнул, и ему самому неясно было, чего больше в этом вздохе – облегчения или сожаления.
Стройная золотая фигурка одиноко ступала по древнему мрамору святилища. Благородная величественность митраитских построек никогда не впечатляла ее. В храмах, посвященных Митре, не возникало того неповторимого ощущения возвышенного, враждебного всему живому могущества, которое царило в святилищах Сета или еще более древних богов Зла. А без этого ощущения, полагала Тхутмертари, божество не может полноценно вознестись над скопищами ничтожных людишек. В этом смысле она считала Митру ущербным божеством. Поэтому низвергнуть такого бога с его земного пьедестала – ее обязанность; так восстановит она вселенскую справедливость…
Вот вошла она в небольшую залу. Посредине у скромного алтаря на коленях стоял темнокожий старик. На Тхутмертари он не обратил никакого внимания. Он молился.
Золотая девушка оперлась на меч и скептическим взглядом оценила эту картину.
– Ну, что, Парасан, твой бог проиграл нынче, – негромко сказала она.
Старый жрец прервал свою молитву и поднял на королеву глаза. В них не было ни боли, ни злости, ни ненависти, ни страха, ни отчаяния. Он совсем не боится меня, поняла Тхутмертари. Он воспринимает меня как данность. Добрые глаза блаженного выдержали ее пронизывающий взгляд. Рука старца потянулась к Тхутмертари.
– Ты есть Зло, – молвил он. – Но чем больше Тьмы, тем Свет сильнее! Так устроен Мир. Великое Равновесие…
– И он еще берется судить о Великом Равновесии, – осклабилась стигийка. – Где оно, твое Равновесие? И в чем оно? Не тщи себя напрасными надеждами, Парасан. Время Митры заканчивается. Наступает мое время!
С этими словами она взмахнула мечом и со всей своей нечеловеческой силой вонзила его в алтарь. Древний камень треснул, алтарь Солнечного Бога развалился на шесть неравных частей. Но и меч королевы сломался. Сила отдачи была такова, что Тхутмертари неожиданно потеряла равновесие и неловко упала на пол. Старый Парасан улыбнулся.
– Вот оно, стигийка, Великое Равновесие. Даже камень, освященный Митрой, сильнее тебя. А душа человеческая сильнее камня. Тебе не одолеть ее. Дело твое обречено.
Тхутмертари почувствовала, как бешенство неудержимо закипает в ней. Странно, она считала, что это людское чувство безвозвратно покинуло ее черную душу. Борясь с ним, она поднялась на ноги. Нельзя позволить этому последнему тайанцу вывести ее, победительницу Тайи, из себя.
– Я жива, а камень Митры мертв, – заметила она. – То же станет и с душами людей, и с самим Митрой. Правда, ты этого уже не увидишь, старый сморчок.
Блаженный с достоинством покачал головой и снова улыбнулся странной улыбкой победителя.
– Сколько ни бросайся на Свет, он никогда не погаснет, – молвил Парасан.
Неудержимое бешенство затопило закоулки ее души. Слова Парасана, точно молнии самого Солнечного Бога, разрушали пьедестал ночной победы. Тхутмертари поняла, что еще немного, и у нее не хватит сил, чтобы остановить себя. Она расправится с этим стариком и тем самым признает правоту его. С лицом не золотым, а темным от прилившей к нему крови, Змеиная Королева повернулась и вышла из залы. Сверхчувствительная аура ее воспринимала провожающий взгляд Парасана, и взгляд этот жалил, точно небесный огонь. Ей потребовалось призвать всю свою волю, чтобы не побежать. Переключившись с него на свои планы, она решила для себя, что Митра заплатит ей за эти мгновения по отдельному счету.
Не веревки, а живые змеи стягивали конечности Дарис и Парасана, не позволяя даже шевельнуть пальцем. Другие существа, чем-то похожие на пиявок – их точного названия Тхутмертари не знала сама – облепили тела пленников. Но не кровь сосали они, а выделяли флюиды невидимого яда, медленно взрывающего человека изнутри. Чудовищная боль стучала в мозгу людей, они ощущали себя горящими заживо, но это их состояние выдавала лишь смертельная бледность их тел. Одежды были сорваны, но Дарис и Парасан на полпути к смерти могли не стыдиться своей наготы.
Тхутмертари, вполне удовлетворенная их мужеством – весьма скучно было бы, начни эти люди стенать и молить о пощаде – сидела на высоком троне, который сотворила своим волшебством из остатков разрушенного алтаря Митры. Акках Танатос стоял рядом с нею; также посредством волшебства волшебница восстановила его правую руку. Однако не было заметно, что царь змеядов уж очень рад этому; скорее, он предпочел бы остаться без обеих рук, чем терпеть такое унижение – сначала в битве, а затем после нее. По другую сторону трона стоял мертвец, еще несколько часов тому назад носивший имя Конана и являвшийся сыном правительницы, военным вождем своего народа. Теперь народа не было, а вождь, изрядно обгоревший и потому совершенно утративший человеческий облик, стал бессловесным рабом своей победительницы.
Дарис старалась не смотреть на останки сына. Мысленно она была уже далеко отсюда – в легендарной Стране Небесного Народа, благословенном раю Митры, где избранные слуги светлого бога встречают достойных… Невыносимая боль тщилась вернуть ее сюда, в этот оскверненный город, ее бывшую столицу, и Дарис отчаянно боролась с этой болью. Она мечтала поскорее избавиться от оков тела; с телом исчезнет боль, и бывшая правительница Тайи наконец-то сможет присоединиться к Солнечному Богу.
Парасан же не торопил владыку Света и Солнечной Справедливости. Митра всё видит, и Митра знает, когда призвать к себе верного слугу. Более всего Парасан опасался, что Исчадие Зла замыслит лишить его душу посмертия, натравив на нее подвластных ей, Исчадию Зла, демонов. Против демонов старый жрец был бессилен. Но он верил, что, если такое случится, Податель Жизни в последний момент вырвет душу его из когтистых лап и примет к себе. В общем, он ничего не страшился и ни о чем ни жалел, этот старый темнокожий жрец, и был спокоен, так как знал, что жертва принесена не напрасно…
Налитое ультрамарином небо колыхалось над аккуратными глинобитными хижинами Турхана, звавшегося Заоблачным. Пылающее Око Митры медленно поднималось из-за высоких холмов, ограждающих бывшую тайанскую столицу. Сытые и довольные победители попрятались от него в дома, где прежде жили тайанцы; некоторые змеяды расположились в храме Митры, чтобы совместить отдых с надругательством над святынями врагов. Самые выносливые и любопытные остались снаружи, чтобы досмотреть устроенный королевой спектакль. Они гоготали, строили Дарис и Парасану рожи и, стараясь привлечь внимание узников, чертили в воздухе знаки Змея и испражнялись на изображения солнечного диска. Вот Тхутмертари призвала к тишине, и гогот смолк.
– Готова ли ты принять свою судьбу, милочка? – осведомилась королева.
Дарис не ответила ей. По знаку волшебницы пиявкоподобные существа отцепились от тела Дарис. Тхутмертари шепнула что-то мертвому Конану, и он шагнул вперед. Крючковатые обгоревшие пальцы с неестественно длинными ногтями впились в тело той, что была его матерью. Она закрыла глаза и как могла сильно прикусила губу. Боль пронзила ее. В следующий миг лоскут кожи ее мертвец уже показывал своей владычице. Змеяды разразились одобрительными воплями.
– Закончи, что начал, – велела Тхутмертари своему новому рабу.
И он делал то, что она ему велела. Дарис не уставала возносить мольбы Митре, но он пока оставался глух к ним – или не слышал?! Ей было плохо, очень плохо, она страшилась, что мужества не хватит до конца, и чудовищная боль одолеет силу духа, и душа омрачится слабостью пред светлым ликом Бога… Желая, как видно, доконать ее, девушка на троне сказала, обращаясь к Танатосу:
– Любящий сын сдирает кожу с собственной матери. Может ли быть зрелище прекраснее этого, акках?!
Когда мертвый Конан-тайанец закончил, королева приняла у него окровавленную кожу. С видимым удовольствием Тхутмертари провела по ней алым языком. И проговорила:
– Хорошая работа, Конан. Я велю сшить из этой кожи ножны для моего нового меча.
Она передала кожу Дарис слуге, а сама встала с трона и подошла к своей жертве.
– Как ты себя чувствуешь, милочка? Ничего не болит?!
Позади змеяды загоготали над шуточкой.
– Ты есть Зло! – сильным, трубным голосом внезапно заговорил Парасан. – Ты сгинешь в неведанной Тьме! Я – вижу!!
Глумливый смех прервался, и Тхутмертари снова стало не по себе. «Ты сгинешь в неведанной Тьме!», – что за странная фраза? Почему она пришла в голову безумного пророка именно теперь? Тхутмертари пообещала себе разобраться в причинно-следственных связях после. Сейчас же нужно было продолжать обряд.
– Заткнись, старый сморчок, – отмахнулась она. – Я еще займусь тобою, потерпи немного.
Она произнесла заклинание. В руке ее возник сгусток алого огня. И она вонзила этот сгусток в грудь Дарис. Тело жертвы затрепетало, и откуда-то вырвался нечеловеческий стон. Адский огонь расползался по телу Дарис, медленно и жестоко убивая ее рассудок. Эманации нечеловеческого страдания возносились подобно горячим струям расплавленного воздуха над знойной пустыней, и Тхутмертари с жадностью изголодавшегося зверя вбирала их в себя. Морды змеядов вытянулись; если сдирание кожи с живого не было для них внове, то эта странная пытка на самом деле потрясла их – уж не от демонов ли Преисподней узнала ее их владычица?!
Тело бывшей правительницы Тайи корчилось в чудовищном алом огне. Тхутмертари продолжала делать пассы над изувеченным телом еще живой жертвы. Стон превратился в незатихающий вопль. Змеяды слышали его не ушами, а душами, ибо то вопила страдающая душа несчастной Дарис. Наиболее чувствительные увидели тончайшие струйки голубовато-белого пламени, истекающие с тела жертвы; все они исчезали в кроваво-черной ауре Тхутмертари. Непроизвольно змеяды начали пятиться от эпицентра пытки. Им было не по себе; ведь даже «истинные дети Сета» были обыкновенными смертными, могущество Ада не могло не ужасать их. Да, они были злы и жестоки до крайности – но зло и жестокость никогда не являлись и не могли являться для смертных образом жизни и искусством – каковое искусство причинять страдание наблюдали они теперь. Некоторые закрывали лапами свои морды; они молили Сета прекратить чудовищную пытку. Всё более змеядам начинало казаться, что это не Дарис, а их самих пытает неведомым алым огнем ужасная властительница…
Тхутмертари видела эту реакцию. Королева радовалась ей, ибо такая реакция способствовала первым шагам по новой дороге, которую наметила она для себя. Чтобы взойти по этой опасной тропе к вершинам величия, следовало внушить окружающим, как сильно отличатся она от них, как безразмерна пропасть между ними – и тогда они, смертные, сами поймут то, что не воплощается в словах! План был редкостно дерзок, однако Тхутмертари, раз решившись, не боялась дерзить Судьбе. Никогда не боялась – и не убоится впредь!
– А теперь я войду в тебя, – возгласила она и на глазах потрясенных змеядов – тех, кто еще наблюдал сцену пытки, – сама начала превращаться в сгусток алого огня.
Кроваво-черная аура по-прежнему окутывала его, этот сгусток. Он пульсировал, поскольку был не мертвым огнем, а существом живым. Он был Тхутмертари. Черно-алый сгусток неторопливо втекал в тело Дарис, и мир менялся вокруг них…
…Да, это был целый мир – странный, волшебный и притягательный. Словно во сне, Дарис видела звезды, холодные и чужие; безмерную даль их она не была в состоянии оценить. Пространства мертвой черноты расстилались вокруг, и Дарис парила в них. Здесь не было светила, воздуха, ветра, живых существ, богов, демонов – вообще здесь не было ничего. Только она и кроваво-черный сгусток, танцующий вокруг нее какой-то танец, странный и глупый. Ибо то, что имело смысл прежде, в этом мире мертвой черноты казалось пустым и никчемным. Дарис поняла, зачем призвала ее сюда Тхутмертари: пытка абсолютным одиночеством являлась для живого существа самой страшной из всех пыток. Дарис засмеялась – или ей почудилось, что засмеялась, – глупая Тхутмертари: разве не понимает она, что в этом мире она сама, Великая Тхутмертари, не более чем БЕССМЫСЛЕННОЕ НИЧТО?..
…Мир мертвой пустоты зачаровал и одурманил ее. Тхутмертари неслась в пустоте, и не было предела скорости ее полета. Холодные звезды мерцали вдали; Тхутмертари ощущала их беспредельную затаенную Силу. Душа ее рвалась к этим звездам, к этой затаенной Силе, она, Тхутмертари, стремилась овладеть Силой, равной которой не было, нет и не будет. Она сразу же забыла про Дарис. Что человек, когда такие звезды!.. Она летела и летела – и вдруг понимание пронзило ее разум: звезды недостижимы, и абсолютное могущество их – не более чем зазывный маяк, вечно пылающий в Ночи… Она может лететь всю Вечность, положенную ей, но в распоряжении ее всегда будет только мертвая черная пустота – и миражи далеких звезд. Она поняла, что переоценила свои силы. И Тхутмертари испугалась, как не пугалась никогда в бурной своей жизни. Она вдруг поняла, что вот-вот навсегда останется витать в чужой пустоте, пока рассудок не покинет ее – ибо в этом мире нет даже Смерти. И далекие звезды будут холодно потешаться над ней… Вот будет пытка! Гордость, сила, воля – всё куда-то исчезло (вернее, осталось в прежнем мире), и естество Тхутмертари взмолилось о спасении. «Сур, раб мой, вытащи меня отсюда!!! Вытащи-и-и-и…», – вопили душа, разум, сердце. Внезапно чужая пустота стала съеживаться, расступаться, исчезать – а что было дальше, Тхутмертари уже не увидела…
…Она пришла в себя у храма Митры в Турхане. Она лежала у ног Дарис, и была более не сгустком огня, а золотой девушкой в стигийской короне. Она увидела над собой Танатоса, который одной рукой тянулся к ее короне, а другой рукой, даренной ею ему, заносил над королевой волнистый меч… В голове властвовала пустота, и Тхутмертари не сразу поняла, чего хочет он…
– Он хочет убить тебя и стать королем Стигии, – услужливо подсказал далекий голос незримого раба.
Вот как, подумала она. Воспоминания нахлынули на нее, и она нашла в них Танатоса. Оказывается, он всегда хотел убить ее и стать королем Стигии. И она это знала. Она унижала его, равно как и жену его Таниту, и брата своего Джосера, и жену брата Камию, и всех прочих. Потому что она была сильнее их всех, и они не были страшны ей…
– Ты и теперь сильнее их, – подсказал всё тот же ментальный голос.
Она нашла и его в своих воспоминаниях. Как же… Он, Сур, ее раб. Верный раб? Да. Бывший бог – нынешний раб. Раб, который не мечтает о свободе. С него начиналось ее нынешнее величие. И он рядом с ней по-прежнему, хотя уже и не нужен так, как прежде… Но порой он бывает незаменим – как в том черном-черном мире мертвой пустоты и холодных звезд…
– Да, я сильнее их, – подумала Тхутмертари.
Танатос промахнулся: его подвел собственный страх. Он сам не верил в то, что способен вот так запросто убить ее, великую и ужасную владычицу. Меч дрожал в нерешительной деснице. Тхутмертари ускользнула, затем вскочила и единственным коротким заклинанием, внезапно пришедшим на ум, уложила аккаха наземь… Нынче не приходилось выбирать между сталью и магией. Змеяды, уже предвкушавшие торжество своего царя, попадали пред ней ниц. И она с удивлением обнаружила, что, несмотря на полный провал в Чужом Мире, она добилась здесь своей цели: эти смертные уже воспринимали ее именно так, как она хотела. Они не преклонялись перед ней. Уже нет. Они ей поклонялись!
Взор ее упал на Дарис. Та была мертва. Тхутмертари поняла, что душа бывшей правительницы Тайи потеряна для нее безвозвратно. Кто знает, может быть, она осталась в Чужом Мире, а может, ее бог вызволил эту душу, подобно тому, как душу самой Тхутмертари вызволил раб?..
Оставался Парасан. Их взгляды скрестились: утомленный и полный сил к борьбе.
– Хочешь попробовать еще раз? – тихо спросил старик.
Тхутмертари медленно покачала головой. Ей было достаточно. Она ощущала изнеможение. Любая новая пытка станет пыткой над нею. Старый жрец более не интересовал ее.
– Возьмите его, – велела она змеядам, – поднимите на вершину этого храма и там распните. Я оказываю тебе редкую честь, старик, – сказала она Парасану. – Ты умрешь от лучей своего бога. Ты ведь этого хотел, не так ли?
– Да, – тот улыбнулся своей блаженной улыбкой, которая так бесила королеву, – я хотел этого. Больше мне ничего не нужно.
И всё же она не могла отпустить его столь просто.
– Ещё не всё, старый сморчок. Не надейся на быструю смерть. Ты будешь умирать долго, покуда плоть твоя не обратится в высушенный пергамент. А затем весь этот город и вся эта страна скроются под песками. И не будет больше ни тебя, ни Тайи, ни вашего народа. Я наложу надлежащее заклятие…
Парасан засмеялся.
– Пусть. Я погибну от длани моего бога, которому остался верен до конца. И уйду к нему, чтобы обрести вечный покой в его Небесной Стране. А тебе – тебе не светит такая прекрасная участь! Ты несчастна…
– Воткните ему кляп, – устало молвила Тхутмертари.
Змеяды исполнили ее волю. Бесноватый смех безумного пророка звучал в ее голове. Последнее, что услышала она из уст Парасана, было:
– Сколько ни бросайся на Свет, он никогда не погаснет…
Тхутмертари взмахнула рукой, точно отбрасывая прочь эти слова, и пошла вперед, на холмы. Ей хотелось одиночества.
6. Вибий Латро, герцог Тарантийский
Многочисленные, верные соглядатаи докладывали Вибию плохие вести с юга. Наместник уже знал о смене власти в Луксуре и Кеми, знал о зловещих порядках, установленных новой королевой, знал и об агрессии против шемитских государств, предпринятой стигийцами. Но Шем находился далеко от Аквилонии, и Вибий Латро не верил, что стигийцы всерьез рассчитывают напасть на его страну. Земля шемитов была обширна; кроме нее, Аквилонию отделяли от Стигии королевства Коф, Аргос и Офир. Эти страны также нельзя было назвать маленькими и слабыми, каждая из них владела боеспособной армией – особенно, Коф. Вибий не допускал и мысли, что чванливые владыки Хоршемиша без боя пропустят стигийские орды к аквилонским границам.
Но даже если бы это произошло, агрессоров ждало бы самое жестокое разочарование. Стараниями бывшего короля Конана – здесь Вибий вынужден был отдать должное этому варвару – Аквилония обзавелась самой мощной регулярной армией на всем континенте Хайбории. Ее ударную силу составляли десятки тысяч конных рыцарей и пикинеров, также десятки тысяч лучников, арбалетчиков и пехотинцев. Кроме них, в любой момент правители Тарантии могли призвать на военную службу не менее сотни тысяч военнообязанных из королевского домена и владений аквилонских вассалов. И хотя новая власть в провинциях была еще слаба, Вибий не сомневался, что перед лицом ненавистных змеепоклонников объединятся даже самые заклятые враги.
Так что герцог Тарантийский не боялся стигийской экспансии. Как бы ни была агрессивна и жестока королева Тхутмертари, она, несомненно, понимает, что с великой Аквилонией ее черному воинству не совладать. Скорее всего, думал Вибий, экспансия ограничится завоеванием стигийцами более-менее значительной части Шема и, возможно, Турана. Что, конечно, тоже шло вразрез с интересами Аквилонии, поскольку шемиты и туранцы издавна были ее союзниками против тех же стигийцев. Однако Туран и Шем всё-таки находились слишком далеко, и посылать им военную помощь наместник вовсе не собирался.
Еще более, чем внешние дела, занимала Вибия его собственная судьба, неразрывно связанная, как он полагал, с благополучием всей Аквилонии. С тех пор, как король Джейк вручил ему власть, опытный, изворотливый царедворец сумел не просто укрепиться в качестве полноправного наместника, но и фактически оттеснить короля от управления государством. И это оказалось великим благом для Аквилонии – ибо узурпатор Рубинового Трона Джейк Митчелл, капитан наемников из Будущего, ничего не смыслил в делах государства. Не явись Вибий Латро ему на выручку, Джейк давно бы уже был низложен, а Конан возвратил себе престол. Своими умелыми действиями в критический момент Вибий спас и трон Джейка, и саму жизнь узурпатора. Джейк нуждался в Вибии как в ловком и умелом политике. Но и Вибий нуждался в Джейке, поскольку, не будь Джейка и его девяти десятков пришельцев, до зубов вооруженных диковинным оружием Будущего, Конану-киммерийцу и его верным соратникам не составило бы особого труда скинуть новоявленного наместника.
И всё бы было ничего в новой судьбе Вибия, не окажись Джейк Митчелл человеком недалеким, злопамятным и самоуверенным не в меру. Как и предсказывал Роберт Рэнквист, узурпатор не мог забыть, что вручил Вибию власть не добровольно, а под давлением жестоких обстоятельств. А тут еще пришельцы, бывшие наемники Митчелла, всячески подогревали неприязнь своего капитана к наместнику. В Тарантии они вели себя даже не как высокопоставленные нобили – как завоеватели. Пришельцам казалось, что власть должна принадлежать им по праву сильного. «Слишком много этот Вибий берет на себя», – шептали они королю.
Нашептывания падали на благодатную почву. Наместник сознавал, как разрастается полоса отчуждения между ним и королем. Если еще пару недель назад огромный американец называл Вибия не иначе как «мой добрый ангел», то в последние дни наместник не знал отбоя от королевских придирок. Такое создавалось впечатление, что Джейк сознательно провоцирует его на ссору…
Пока что герцогу удавалось отстаивать свою власть. Даже узколобый узурпатор понимал, что без Вибия и верных Вибию чиновников новая власть развалится – и это, между прочим, еще больше злило Джейка, который не привык признавать свои слабости. Узурпатор метался между желанием избавиться от наместника и страхом перед враждебной ему огромной страной. Общий противник в лице Конана до недавних пор объединял их. Но когда Конан погиб – а в смерти его и Джейк, и Вибий были уверены – узурпатору стало казаться, что услуги Вибия уже не так нужны ему. Тем паче, что наместник не проявил в поисках Конана должного рвения.
Уводя от себя удар, Вибий постарался переключить разрушительную энергию узурпатора на нового врага. Так состоялся завоевательный поход против Немедии. Десятки вертолетов пришельцев взлетели с острова Норд в Тарантии и взяли курс на Бельверус. Следом за ними на Немедию двинулись регулярные аквилонские войска. В течение трех дней сопротивление немедийцев было подавлено. Король Джейк объявил себя сюзереном Немедии, а прежний владыка этой страны Тараск принес ему вассальную клятву. Многострадальная Немедия, для которой это поражение от Аквилонии стало вторым за неполные три года, снова вынуждена была заплатить победителю огромную контрибуцию.
В Тарантии герцог Латро читал донесения своих немедийских агентов, и его настроение неуклонно портилось по мере того, как король Джейк одерживал свои победы. Наместник понимал, что поневоле сам загнал себя в угол. После успешной немедийской кампании узурпатор возомнит себя воистину непогрешимым. И тогда Вибию придется либо самому подать в отставку, либо идти на прямой конфликт с королем. Преданные герцогу люди, такие как Гней Кавлон, начальник Черных Драконов, и генерал Марциан, командующий армией, подговаривали его низложить узурпатора, пока того нет в Тарантии, и принять на себя всю полноту королевской власти. Однако Вибий Латро был слишком острожным человеком, чтобы дать вовлечь себя в подобную авантюру и уж, тем более, ее возглавить. «Мы имеем дело не с обычными бандитами, которых в крайнем случае можно просто расстрелять из арбалетов, – говорил герцог в узком кругу своих приближенных. – Пришельцы вооружены могучим и смертоносным оружием, а их летающие крепости, вертолеты, способны уничтожить по десятку тысяч наземных воинов каждый. Второго штурма Тарантия не выдержит»…
Новый удар настиг Вибия с совершенно неожиданной стороны – от Роберта Рэнквиста. Единственный пришелец, который как будто хорошо относился к наместнику, вдруг оказался изменником. Вибий был потрясен до глубины души, увидев Роберта в компании с Конаном-киммерийцем, живым и невредимым, в офирской столице Ианте. Дальнейшие события еще более изумили герцога. Конан бежал из-под стражи в Ианте, а Роберт, сообщник киммерийца, оставался в кандалах, пока перетрусивший барон дю Можирон не освободил его. И вместо того, чтобы лететь в Немедию, искать защиты у Джейка, Роберт добровольно возвращается в Тарантию, чтобы угодить прямиком в тюремную камеру Железной Башни. Вибий понимал, что эти странные, на первый взгляд, события, не могут быть случайными, и что, следовательно, какая-то сложная интрига имеет место и развивается помимо его воли, а в центре этой интриги стоит именно Роберт Рэнквист. Таким образом, у наместника появилась масса вопросов, ответить на которые мог только сам Роберт.
Но он решительно отказывался отвечать! Не доверяя это деликатное дело никому, герцог самолично допрашивал пришельца. Вот и теперь, на пятом допросе, тот отделывался пустыми, ничего не значащими фразами, и даже начинающему прокурору было бы ясно, что заключенный попросту не желает раскрывать следствию свои карты.
Вибий утер пот со лба и посетовал:
– Как я устал от вас, Роберт! Мне давно ясно, что вы самый настоящий изменник. Вы виновны по крайней мере по трем статьям нашего Свода Законов. Вы оказывали содействие государственному преступнику, находящемуся в розыске…
– Ничего подобного, Ваше Высочество, – ухмыльнулся англичанин. – К тому моменту все считали Конана мертвым, следовательно, он не мог находиться в розыске!
– Не перебивайте меня. Вы помогали Конану еще здесь, в Тарантии! Вы предупреждали его, когда мои ищейки шли по его следу. Не станете же вы и это отрицать? – вкрадчиво спросил герцог.
– Не стану. Я действительно делал всё, чтобы Конан оставался в живых и не попался в лапы Джейка.
– Ах, Джейка? Стало быть, вы помогали киммерийцу в пику королю?
– Совершенно верно, – кивнул Рэнквист.
– Не принимайте меня за идиота! – рявкнул наместник. – Я ни на грош не верю этим байкам! Отвечайте правду, или, клянусь Митрой, я велю вздернуть вас за измену королю и Аквилонии! И я не посмотрю, что вы пришелец!
– А я клянусь Митрой, Ваше Высочество, что вы никогда не сделаете этого.
– Любопытно было бы узнать, почему?
– Во-первых, потому что я пришелец, как вы изволили заметить. А пришелец – существо, так сказать, неприкасаемое. Какой еще повод нужен Джейку, чтобы выгнать вас? Представьте физиономии Фила Фрезера, Хью Гамильтона, Фрэнка Спири или, к примеру, того же Альфреда Зинга. Как им это понравится? «Он поднял руку на нашего!», – скажут они. И конец вашему наместничеству!
– Я предъявлю Джейку доказательства вашей измены. Он и так вас не любит. Король будет только рад увидеть вас на эшафоте.
– Ну да, – усмехнулся Рэнквист. – А как насчет «козла отпущения»? Кого-то же надо будет наказать за убийство пришельца! Кто, как не вы, лучшая кандидатура? Подумайте, кого король не любит больше: меня или вас? А дело о моей мнимой измене он замнет, не сомневайтесь.
– У вас цепкий и изощренный ум, Роберт, – заметил Вибий. – Но что мешает мне просто умертвить вас, по-тихому? О вашем аресте знают лишь мои доверенные слуги, а они умеют держать язык за зубами. И никто никогда не узнает, где и когда исчез пришелец по имени Роберт Рэнквист.
Англичанин покачал головой.
– И с кем вы тогда останетесь, Ваше Высочество? Ваши слуги не защитят вас от короля. Джейк же сожрет вас с потрохами! Я единственный ваш друг среди пришельцев, и вы еще грозите мне расправой!
– Я и впрямь считал вас другом, Роберт, – печально вздохнул герцог. – Но вы обманули меня. А обманувшему нет веры.
– Клянусь моим и вашим Богом, не обманывал я вас! – прижав скованные кандалами руки к груди, воскликнул Рэнквист. – Если хотите знать, я сделал для блага Аквилонии больше, чем вы и ваши соратники, все вместе взятые!
Глаза Вибия округлились.
– Клянусь Митрой, вы не в своем уме, Роберт. Что же вы такого сделали великого?
– Я помог сохранить жизнь Конану, уже немало, – с достоинством ответил тот. – Поймите же вы, герцог, Конан – это не обычный человек! Вы привыкли видеть в нем грубого варвара, простого искателя приключений, баловня Судьбы. Но это же не так! Конан не просто свергнутый король. Он есть живое воплощение героя! Я всего лишь раз наблюдал его вблизи, в Ианте, и могу вам засвидетельствовать это. Простые люди не совершают того, что совершил в Ианте Конан. Его жизнь принадлежит не ему одному. Ни Джейк, ни вы не вправе ее отнять. Конан нужен многим. Он нужен мне, вам, всем! Он нужен, чтобы выжил мир!
Герцог Тарантийский озадаченно глядел на своего визави. После недолгой паузы он сказал:
– А вот теперь вы не лжете, Роберт. Вот только не знаю, кто смутил вам разум. Мне даже совестно посылать вас на казнь.
– Да одумайтесь вы, наконец! – воскликнул англичанин. – Сопоставьте факты! Неужто вы полагаете, что Конан покинул Тарантию из-за вас или Джейка? Неужто вы думаете, будто он сдался? Неужто вы всерьез полагаете, что он смирился с захватом его – его! – Аквилонии бандой пришельцев из другого времени?! Да вздор! Признайтесь, герцог, вы сами не верите в это! Он не бежал, нет! Он покинул свою страну, чтобы отстоять свой мир!
– Отстоять мир?!
– С юга идет орда завоевателей. На их стороне не только грубая сила, но и могущественная черная магия. Конану предстоит вступить в бой со стигийской владычицей Тхутмертари. Если он не сделает этого, силы Зла погубят человечество.
– Откуда вы всё это знаете? Клянусь Митрой, первые донесения с юга я получил третьего дня; вы уже сидели здесь под стражей!
На это Рэнквист промолчал. Он не имел права рассказывать Вибию, откуда сам узнал о Тхутмертари и ее походе. Пусть первый источник информации – маленький «жучок», электронный спутник Конана, Зенобии и Конна, – равно как и второй источник, останутся его, Рэнквиста, тайной.
– Я знаю больше вашего, – лишь сумрачно заметил он. – Не надейтесь, что стигийцы далеко и до нас не дойдут. Сейчас их некому остановить, их мощь подобна урагану. Она столь велика, что против нее не устоять ни вашим доблестным рыцарям, ни даже нашим «Черным коршунам»…
Совершенно сраженный таким оборотом разговора, Вибий прошептал:
– Почему я должен вам верить?
Рэнквист с болью в глазах посмотрел на герцога.
– Если бы вы, Ваше Высочество, не заточили меня в эту темницу, я, наверное, смог бы уже представить вам доказательства своих слов. Дело в том, что я некоторым образом наблюдаю за Конаном. Вернее, наблюдал.
– С помощью ваших хитроумных приборов?
– Да. Я знаю, куда держит путь киммериец.
– И куда же?
– Простите, но этого я вам сказать не могу.
Вибий печально покачал седой головой.
– Тогда я вынужден отдать вас в руки палачей. Мне надлежит знать, где скрывается беглый Конан.
– Пытки не страшат меня, – заметил Роберт. – Меня страшит другое. Вы так ничего и не поняли, герцог. И это может стоить вам не только вашего поста и титула, но самой жизни.
Вибий Латро встал и тяжелым шагом прошелся по камере.
– Там, в дальнем углу, лежит камень с запиской, – добавил англичанин. – Можете прочесть ее.
– Какая еще записка?
Нахмурившись, наместник нагнулся и взял в руки небольшой кругляш, обмотанный листком пергамента.
– Это от соратников Конана, – добавил Роберт. – Они вычислили меня и предложили помощь. Давешним вечером я мог бежать отсюда.
Герцог прочитал записку, и лицо его потемнело.
– Почерк Публия, конановского канцлера, – пробормотал он. – Почему же вы не бежали?
Рэнквист пожал плечами.
– А зачем? Я не хочу уходить в подполье. Я должен быть в Тарантии, подле своих компьютеров и со своим вертолетом. Я должен следить за Конаном и за Джейком.
– Вы отчаянный человек, Роберт, и я по-прежнему не понимаю вас, – посетовал Вибий. – А я не привык доверять тем, кого не понимаю.
– Эта записка и мой ответ на нее – лучшее доказательство тому, что я ценю доверие Вашего Высочества выше собственной свободы.
Герцог подошел к окну. День разгорался, приближаясь к зениту; они беседовали уже несколько часов.
– Сегодня должен возвратиться король, – негромко проговорил Вибий, – а я по-прежнему не знаю, что с вами делать, Роберт.
– Просто отпустите меня, – в тон ему ответил Рэнквист.
– Просто отпустить вас… – задумчиво повторил герцог. – И вы думаете, это будет правильным решением?
– Да. Ничего ведь не случилось, верно? Я летал на разведку по вашему приказу. К примеру, в Зингару – чтобы своими глазами поглядеть, насколько легко победоносный король Джейк способен привести ее к покорности. А слуги Вашего Высочества умеют держать язык за зубами, не так ли?
Вибий кивнул. Невесело усмехнувшись, он погрозил узнику пальцем.
– А ведь вы не простите мне этих трех дней заточения! Вы их не забудете, я знаю, Роберт!
– Очень плохо вы меня знаете, герцог. Я понимаю, вы были обязаны меня арестовать. Я же изменник, – Рэнквист кисло улыбнулся. – Вы жертва обстоятельств, как и все мы. Поверьте, очень вам сочувствую! Я буду помнить не свое заточение в Железной Башне, а то, что вы отпустили меня, несмотря на все мои прегрешения и умолчания. И когда вы попадете в беду, я сделаю всё, чтобы выручить вас. Клянусь честью!
– Вы так уверены, что я попаду в беду, Роберт? Вы входите в роль пророка, как я погляжу.
– Каждый обязан быть немного пророком, чтобы выжить, – философски заметил англичанин.
Вибий Латро вздохнул, затем подошел к узнику и отомкнул замки на его кандалах своим ключом.
– Что ж, вы свободны, Роберт, – сказал наместник. – Надеюсь, я об этом не пожалею.
– Не пожалеете, Ваше Высочество, – Рэнквист почтительно поклонился герцогу Тарантийскому, и они вместе покинули Железную Башню.
Четыре десятка черных механических птиц приближались к Тарантии с северо-востока. У входа в королевский дворец большая группа придворных во главе с самим наместником Аквилонии, а также почетный караул из Черных Драконов, ожидали прибытия короля. Лица вельмож были бледны. Мало кто из них служил Джейку по воле сердца; грубого, взбалмошного, наглого узурпатора, свалившегося неизвестно откуда на их головы, ненавидели и боялись. Представители «старой гвардии» Вибия Латро успокаивали свою совесть тем, что они служат не этому безродному негодяю, а благородному герцогу и, в его лице, всей Аквилонии. Опытные царедворцы, эти люди умели источать обожание даже самому ненавистному властелину. И сейчас на их напомаженных лицах блестели слезы счастья: расставание с обожаемым королем, показавшееся таким долгим, наконец-то закончилось!
Вертолеты сделали круг над городом и направились к крепости на острове Норд, которая была превращена в своеобразный аэродром для «Черных коршунов». Две машины отделились от общей стаи и приземлились на площади перед дворцом. Нетрудно было догадаться, что это сам Джейк Митчелл и неразлучный наперсник его, Лопес Моран. Вибий приблизился к капитанскому вертолету, чтобы поклониться королю.
Джейк спрыгнул на землю и хмуро оглядел собравшихся.
– С успешным возвращением, наш славный государь, – торжественно молвил Вибий. – Да здравствует король Джейк Громовержец, победитель Немедии!
– Да здравствует победитель Немедии! Слава королю! Слава! Слава!! Слава!!! – стройно возгласили гвардейцы. Площадь потонула в приветственных криках.
Толстые губы Джейка недобро скривились.
– Уроды, – услышал Вибий, – устроили здесь балаган!
Не глядя более ни на кого, Джейк быстрым шагом прошел во дворец. Лопес, как безмолвная тень, двигался за ним. Перепуганные вельможи, поминая Митру, в страхе расступались перед ними.
Герцог был потрясен. Король проявил себя отнюдь не победителем. Не принял почести, полагающиеся триумфатору, не возблагодарил Пресветлого, не справился о делах оставленной им на попечение наместника державы… Может быть, случилось что, о чем Вибий не знает? Но что могло случиться? Немедия покорена, король вернулся жив и невредим – что там могло случиться?!
Вельможи озадаченно хлопали глазами и негромко переговаривались. Понимая, что все ждут от него объяснений и указаний, наместник сказал:
– Король, вероятно, устал с дороги. Ему нужно отдохнуть. Расходитесь.
Сам же Вибий, укрепив свой дух, проследовал в кабинет короля. Даже плохие новости лучше узнавать раньше, чем позже. Узурпатор полулежал в кресле, закинув ноги на инкрустированный золотом обеденный столик, и тянул вино прямо из кувшина. Лопес стоял спиной к двери и смотрел в окно. Вибий изумился выражению лица Джейка: на нем отражался пережитый страх. Лицо короля имело землистый оттенок. Таким Вибий не видел узурпатора уже давно – с момента тарантийского восстания.
– Меня хотели грохнуть, герцог, – этими словами встретил Вибия Джейк.
Наместник застыл, ожидая дальнейших разъяснений. Но король молчал, угрюмо потягивая вино. Лопес отвернулся от окна и сказал:
– В Бельверусе на Джейка было совершено покушение. Перед самым нашим отлетом некто метнул в него кинжал.
– Наверняка, фанатик из числа так называемых патриотов, – пробормотал Вибий.
– Как бы не так! – рявкнул огромный американец. Кувшин со звоном разбился о стену, расплескивая остатки вина на дорогие туранские ковры. – Как бы не так! На меня покушался колдун! Или кто-то из его присных.
– Спаси, Митра! Ваше Величество совершенно уверены в этом?!
– Уверен, клянусь Митрой, будь он проклят, этот ваш Митра, – грубо передразнил Вибия Джейк. – На меня покушался колдун!
– На короля напал кинжал, летающий сам по себе, – пояснил колумбиец. – Я видел своими глазами. Кто его бросил, выяснить не удалось. Чертов кинжал целил в горло государя. Джейк увернулся. А этот подарок Сатаны, недолго думая, сам взвился в воздух и напал на короля! В конце концов я расстрелял этот чертов кинжал из автомата, – не без гордости заявил Лопес. – И всё-таки Джейк спасся чудом…
– Чудом, говоришь… Нет, не чудом, – мрачно протянул узурпатор, – меня спасла вот эта колдовская штука…
Он сунул Вибию под нос изумрудный перстень, блестевший на среднем пальце его левой руки. Перстень изображал змею, свернувшуюся в три кольца и державшую свой хвост в ядовитых зубах. Когда-то это был магический талисман, символ власти чародея Тот-Амона над сообществом черных магов. Затем Кольцом Сета завладела Тхутмертари, которая и передала его Атотмису, чтобы тот мог проникнуть в заколдованную темницу, где она содержала низвергнутого волшебника. Атотмис вернул талисман Сета Тот-Амону в обмен на собственную смерть. С помощью Кольца Тот-Амону удалось бежать из Стигии в Аквилонию, где он в конце концов и сложил свою голову от клинка давнего, заклятого врага, варвара Конана. Труп колдуна обнаружил Джейк и, невзирая на предостережения окружающих – как пришельцев, так и аквилонцев – надел Кольцо Сета на палец. И с тех пор с ним не расставался.
Наместник отпрянул. Змеиный талисман внушал ему, правоверному поклоннику Митры, ужас и отвращение.
– А, боишься, – ухмыльнулся Джейк. – Вот и тот кинжал, видать, убоялся. В этом перстне заключена Сила, она хранит меня…
Подавляя дрожь в голосе, Вибий проговорил:
– Ты заблуждаешься, о светлый государь. Злые чары сотворили сей нечестивый талисман. И он не может хранить короля солнечной Аквилонии! Наши хранители и заступники – сам Пресветлый Митра и пророк его, Эпимитреус, чей дух вот уже пятнадцать тысяч лет взирает на людей с вершины горы Голамайры…
– Бред свихнувшихся попов, – отмахнулся Джейк. – Можешь засунуть своего Митру к себе в жопу. Мне он еще ни разу ни помог. И мне плевать, чей это талисман – Митры, Сета или, как его там? Нергала. Теперь он мой, понимаешь? Мой талисман! В Немедии он спас меня от верной смерти.
Вибию было горько и стыдно. Чтобы король солнечной Аквилонии оказался безбожником и богохульником! Чтобы король солнечной Аквилонии молился на змеиный талисман, более подходящий злобному колдуну-чернокнижнику из проклятой Стигии! И ему, Вибию, приходится терпеть такого короля! О, Митра, но ты-то велик и могуч – ты почему терпишь святотатца?!
– Я вынужден напомнить моему государю, – с болью заметил наместник, – что государь является первым властителем со времен начала Аквилонии, который верит в талисман Зла больше, чем в милость Солнечного Митры!
– А что же Конан, по-твоему? Он поклонялся идолу по имени Кром! – недобро осклабился Митчелл.
– К твоему сведению, государь, Кром является языческим божеством всех киммерийцев. Насколько мне известно, киммерийский Кром не принадлежит к пантеону темных сил. И Конан, к твоему сведению, почитал нашего Солнечного Митру никак не меньше, чем своего киммерийского Крома!
– А теперь он покойник, этот твой Конан, и ни Митра, ни Кром не помогли ему спастись, – расхохотался узурпатор. – Что ты на это скажешь, герцог?
Вибий не собирался разубеждать коронованного негодяя. Да, Роберт прав: пусть все считают, что Конан мертв, погиб от руки Джейка. Особенно, сам Джейк.
– Ничего, Ваше Величество, – развел руками наместник. – Я не особенно силен в богословии…
– Ну, вот и не лезь, куда не просят, – назидательно молвил Джейк, чье настроение, как видно, немного улучшилось в результате этого разговора. – Ступай, управляй государством. Пока я тебе это позволяю.
Вибий холодно поклонился королю и покинул кабинет. Лицо его было бледно. Ничтожество, думал Вибий, меряя шагами светлые коридоры дворца. «Пока я тебе это позволяю»! Оставить бы его один на один со всеми заботами и уехать обратно в Офир, в свое поместье. Жаль, не удалось бы тогда поглядеть, как эту тушу через день-другой насадят на копья!
Нет, нельзя. Никак нельзя. Нельзя отдавать Аквилонию на растерзание этим зверюгам. Пусть будет что будет, но я не убегу, не сдамся, думал Вибий Латро. И милостью Пресветлого справедливость всё-таки восторжествует!
С этой мыслью герцог Тарантийский снова обрел уверенность в себе и углубился в государственные дела. С годным ли, с негодным королем, великая Аквилония должна жить, и жить достойно.
7. Падение Эрука
Город горел. Рваные языки пламени взвивались к багровеющему небу. Рушились купола величественных храмов. Алебастровые минареты, точно спички, заваливались набок, чтобы спустя несколько мгновений навсегда исчезнуть в водоворотах черно-алого огня. Жгучий ветер разносил запахи дыма, гари, паленой плоти, благовоний и еще множество иных неведомых ароматов. Казалось, он дует не с какой-то определенной стороны света, а из самого сердца величественного Эрука. Словно это сама жизнь со стоном покидает крупнейший город Центрального Шема.
В некотором отдалении от города, на вершине древней усыпальницы забытого царя, много столетий назад занесенной песками, картину гибели Эрука наблюдали трое всадников.
Королева Стигии Тхутмертари восседала на своем новом адском скакуне, и непроглядно-угольный цвет коня, цвет Первозданной Тьмы, зловеще гармонировал с просторным черным одеянием всадницы. Пылающие алые буркалы демона дополняли багровые огни, плотные облачка кровавого тумана, странно, равно живые души, метавшиеся по хитону королевы.
По правую сторону от Тхутмертари на вороном коне сидел ее брат, могучий принц Джосер, а по левую гарцевал тщедушный кусанский князь Ца Ю. Нужно заметить, обоим мужчинам было непросто сдерживать своих коней, которые брыкались и ржали, норовили ускакать как можно дальше от своего страшного соседа.
Впрочем, ни Тхутмертари, ни ее спутники не обращали внимания на поведение скакунов; зрелище гибнущего города завораживало их. Жгучий ветер хлестал по лицам и доносил не только запахи, но и звуки: крики, стоны, вопли умирающих защитников и утробный рев нападавших. И если нашествие на Тайю еще чем-то напоминало честную битву, особенно в самом начале, то уничтожение Эрука нельзя было назвать иначе как безжалостной расправой сильного над слабым и черного колдовства над человеческим духом.
Шемиты выставили против наступавшей стигийской орды все силы, какие только смогли собрать. Многочисленные города-государства, разбросанные по оазисам бескрайней шемитской степи, объединились перед лицом общего врага – наверное, впервые за сотни, если не за тысячи, лет. Перепуганные царьки не пожалели золота, чтобы призвать на защиту Эрука каждого, кто мог держать в руках оружие. Отряды бесстрашных наемников приходили в Эрук из Кофа, Хорайи, Турана и даже из далекой Заморы. Шемитские послы обивали пороги королевского дворца в Хоршемише, слезно моля могущественных кофийских владык прислать армии им на подмогу. Ради этого шемиты готовы были поступиться не только богатством, но и своей свободой. Кофийские же владыки, в свою очередь, направляли послов в Луксур, дабы те выяснили, сколь далеко простираются амбиции стигийской королевы и стоит ли из-за несчастных шемитов омрачать отношения с агрессивной и могущественной империей змеепоклонников. Ни один из этих послов не вернулся обратно: по своему обыкновению, Тхутмертари не вела переговоров с будущими жертвами…
Так или иначе, но Эруку удалось выставить на свою защиту ни много, ни мало – полмиллиона воинов. Эта была неслыханная по тем временам сила. Кроме ратников, крупнейший город Центрального Шема защищали своими заклятиями лучшие маги, специально приглашенные из Турана, Кофа, Вендии и Заморы. Откликнулись даже отшельники Черного Квадрата, никогда прежде не покидавшие своих цитаделей в Карпашских горах. Мудрецы и поэты, а также самые красивые девушки для развлечений поддерживали боевой дух огромного воинства. К тому моменту, как на южном горизонте показалась наступающая орда, шемитские царьки успели уверить себя и других, что город удастся отстоять – и даже нанести решающее поражение проклятым змеепоклонникам. Менестрели уже слагали баллады во славу грядущей великой победы. Огромный город воспрял духом, и все с трепетным нетерпением ждали начала сражения.
Великая надежда была раздавлена уже в первые минуты битвы. Нет, Тхутмертари не послала против полумиллиона защитников Эрука миллион своих воинов. Столько и не было у нее. Она поступила гениальнее и проще, имея цель продемонстрировать всему миру, сколь велика и неодолима сила ее некромантического мастерства. Она пустила против живых людей людей мертвых. Легионы оживших мертвецов, не ведающих ни жалости, ни страха, ни боли, вступили в битву. Со стороны нападавших не было ни людей, ни змеядов, ни боевых демонов – только мертвецы. Внушающие ужас грязно-черные фигуры, с ошметками полусгнившей плоти, ввалившимися пустыми глазницами и лязгающими в глумливых оскалах челюстями сжимали настоящее оружие цепкими крючковатыми пальцами с черными отросшими ногтями; некоторые принесли эти древние мечи, пики и секиры непосредственно из собственных склепов. Мертвеца нельзя было убить снова, его можно было лишь разрушить, растоптать или сжечь – но особые заклятия Тхутмертари предохраняли Легионы Минувшего от первого, второго и третьего. Иначе говоря, они были неуязвимы.
Но даже и это не было самым страшным! Защитники Эрука, убитые наступающими мертвецами, тотчас после своей смерти поднимались с окровавленной земли, вновь брали в руки оружие и обращали его против тех, на чьей стороне только что сражались. Таким образом, каждая смерть уменьшала на единицу число защитников города и увеличивала на единицу число наступавших на него. А поскольку битва кипела на всей огромной территории фронта, соотношение сил менялось в геометрической прогрессии. Колдуны и маги, засевшие в городе, оказались бессильны. Резня нарастала, как океанский вал, реки крови текли по знойной степи, и это была подлинная катастрофа, какой не знал мир со времен погружения Атлантиды…
Несколько часов продолжалась она. За это время мертвая армия Тхутмертари выросла почти на миллион – поскольку к вооруженным защитникам Эрука вскоре добавились и те, кто надеялся отсидеться за высокими стенами города. Цари, князья, чародеи, поэты, торговцы, ремесленники, стражники, просто матери и дети… Все. Заклятия Тхутмертари помогали мертвым отыскивать живых. Спасения не было ни за стенами дворцов, ни на вершинах башен, ни в глубоких погребах, ни под руинами зданий. Нигде. Мертвые уничтожали живых с упорством и тщанием, с каким пауки уничтожают попавших к ним в сети мошек. Отцы убивали матерей, матери – своих детей, сестры – братьев, и даже погибшие кошки стремились загрызть немногих пока еще живых собак. Мертвые уничтожали живых – всех, до последнего. А на всё на это с вершины древнего кургана взирали Тхутмертари, Джосер и Ца Ю; оба – не по своей воле…
– Ну, вот и всё, – сказала Тхутмертари, когда шум бойни стал стихать. – С Эруком покончено. Мощью Минувшего я покоряю Настоящее и Будущее! Теперь мои Легионы Мертвых разбредутся по Шему и довершат остальное. Через несколько дней падет Пелиштия, и море у берегов Асгалуна окрасится алым. А затем – на север, в Коф и Офир! Не сегодня-завтра рати змеядов Танатоса возьмут Замбулу; откроется дорога на Самарру, Хоарезм, Шангару и стольный Аграпур. Не далее как через половину луны весь Туран будет мой! На юге воинство Таниты приближается к Мероэ, кушитской столице. Две луны потребуется ему, чтобы покорить все Черные Королевства до реки Зархебы и истоков Стикса. Тем временем флот Камии покончит со свободой западных держав. Уже через полгода мне будет принадлежать вся Хайбория – от Пиктлэнда до Камбуи. А далее – весь мир!
Она расхохоталась, глядя на пылающий город, и от слов ее, и от этого жестокого смеха торжествующей демоницы кровь застывала в жилах ее подневольных спутников.
– Почему ты не позволила мне штурмовать Эрук, сестра? – мрачно спросил принц Джосер. – Я собирался взять его, имея под началом воинство живых людей, не трупов! И где мое место в твоих планах?
– Ты очень провинился предо мною, Джосер, – ответила та. – Не думай, что я всё забыла. Ты собирался свергнуть и убить меня. Но это я еще могу простить. Однако ты рассчитывал переиграть меня, используя как козырь в собственной рискованной игре! Вот так хитрец, перехитривший сам себя! – и вновь она расхохоталась страшным смехом демоницы.
– Будь ты проклята, сестра, – пробормотал могучий принц. – Если бы я той ночью во дворце не спас тебя от верной смерти…