Судные дни Нэвилл Адам

Храм судных дней

Мотель «Оазис», Сан-Диего.

25 июня 2011 года. 19.00

– Я хочу кое-что вам рассказать.

Лежа на кровати, Кайл застонал и прижал ладони к глазам.

Вместе с едой ему принесли бутылку «Джонни Уокер Ред Лейбл» и колу, такую холодную, что она обжигала язык. Он планировал съесть бургер, выпить как можно больше виски, а потом спать, пока Макс и Джед несут вахту. Завтра ему предстояло здорово рискнуть, а потому он нервничал, постоянно выходил из себя, раздражался, как и любой человек перед таким событием.

Маска для сна, которую Кайл забрал из самолета, тоже пригодилась: Макс привез с собой из Англии три портативных светильника, и те превратили номер в полуденную пустыню. Увидев три кровати, Кайл разозлился. Судя по всему, Макс был заранее уверен в его согласии. Хотя чего говорить, Кайл же все равно приехал: вымотанный, перепуганный, явно не в своей тарелке, по-прежнему в игре. Ничего не изменилось. Две другие кровати были завалены вещами, как будто их никто не собирался использовать по назначению. Этот номер был создан для семей, компаний молодых друзей или для агентов ФБР на задании. Макс и Джед оставили ему кровать у окна, на которую Кайл сразу плюхнулся.

Он еще раз исподтишка взглянул на Джеда. Уверенный в себе, крепкий, наряженный в безобидную униформу всех туристов на земле, тот встретил его в зале прилета и пожал руку так, что стало больно. Потом молча отвез в мотель, где Кайла встретил немного пришедший в себя Макс, сияя радостной улыбкой. Ухо исполнительного продюсера все еще закрывала повязка, а царапины на щеке были полностью залеплены пластырем и ватными дисками. Выглядел он как жертва пластической хирургии.

После неискреннего приветствия последовал второй раунд подробного знакомства с Джедом, который даже назвал себя «спецназом Максимилиана». После этого он и Макс уселись за маленький столик под настенным телевизором. «Мы тут дела решаем, а ты можешь обождать в сторонке», – всем своим видом говорили они.

Макс очень высоко ценил Джеда. Тот нашел детей из шахты. Три месяца держал под наблюдением особняк Чета. Следил за всеми, у кого Кайл и Дэн брали интервью в Штатах. Джед умел улаживать дела, и у него было оружие. Вот только от него Кайлу было сильно не по себе.

Пройдя в комнату, Кайл бросил лишь один взгляд на столик. Там лежали снятые с воздуха фотографии особняка Чета Ригала, чертеж, карта улицы и три кобуры, из которых торчали черные пластиковые рукояти. Все это он совершенно не хотел видеть в одном помещении с собой, тем более в своем будущем. По всем признакам тут отчетливо пахло преступлением, но Кайлу совершенно не хотелось думать об отчаянной вылазке, где ему придется помогать, участвовать и снимать, причем уже завтра и в ненадежной компании, состоящей из незнакомца и человека, которому Кайл совершенно не доверял. Не хотел он думать и о том, что забрало Дэна и чуть не убило его самого прошлой ночью. Бояться надо будет завтра, потому что, с чем бы он ни столкнулся в Лондоне, в особняке сестры Катерины будет гораздо хуже. Ничто не убедит его в обратном. Милосердный сон должен был унести его из этого номера и царящего в нем безжалостного света.

В аэропорту Сан-Диего Кайла разбудила стюардесса, старательно скрывая отвращение при виде пассажира, не бритого уже несколько недель, не мывшегося несколько дней, но скорчившегося на кресле в первом классе. Он проспал семь часов десятичасового перелета без всяких снов. Вынырнул из чего-то, больше напоминающего кому, с головной болью и оказался в Калифорнии – с одной сменой одежды в рюкзаке и новой камерой. Но как только Кайл лег на кровать, он снова захотел спать. Не вставать неделю. И, представив очередной монолог Макса, сказал:

– Не сейчас. Я просто хочу напиться и вырубиться.

Старик улыбнулся.

– Сегодня, друзья мои, по моему разумению, нам необходим контекст. Вполне естественно, что вы до сих пор не желаете думать о том, с чем мы столкнемся завтра. И если вы просто примете на веру мои слова касательно того, что именно обитает в теле Чета Ригала большую часть его жизни, то я серьезно за вас забеспокоюсь. Так что в канун сражения мне кажется, что конец сестры Катерины нуждается в некотором пояснении.

– Макс, я все. Прости, но с меня хватит, – Кайл закрыл лицо от резкого света лампы, стоящей на тумбочке между средней и крайней кроватями, – до рассвета всего несколько часов.

Его поражало, что ни один из его спутников не собирается вздремнуть.

– Давай, Макс, – сказал Джед и подмигнул Кайлу, – я буду слушать. Я могу слушать всю ночь. Спилберг пусть спит.

– Спилберг?

Джед рассмеялся, Кайл гневно воззрился на него.

Макс склонил голову и поднял ладони, требуя тишины.

– Я бы хотел перенести вас в Советский Союз, в 1 июля 1941 года. Тот день, когда Молотов и политическая элита Советской России дрожали, и отнюдь не от холода, направляясь к Сталину.

Думаете, это неподходящая история? Посмотрим. Советская элита шла на встречу, где речь должна была идти о немецком вторжении в Россию. Они верили, что этот день станет их концом. У их страны не было шансов справиться с германской военной машиной. А они, гонцы, могли и не пережить гнев Сталина.

Понимаете, Сталин совершил ужасную ошибку. Он доверял Гитлеру и в 1938 году подписал пакт о ненападении, чтобы избежать войны с Германией. И чтобы укрепить собственную власть.

Садистская тирания Сталина терзала страну уже двенадцать лет. К 22 июня 1941 года коллективизация уже погубила девять миллионов крестьян. Еще десять миллионов мужчин и женщин умерли в тюрьмах и трудовых лагерях, куда попали по политическим причинам. Когда Сталин умер в 1953 году, он был повинен в смерти примерно двадцати миллионов человек.

Невероятно. Такое количество даже представить нельзя. Оно ошеломляет. Попытайтесь только представить себе невероятные масштабы уничтожения людей. И их смерть не была легкой. Ни у одного человека из двадцати миллионов. Они страдали. Так что, когда Гитлер предал Россию, Сталин решил, что его элита явилась покарать его.

Ах, если бы это было так! Но Сталин недооценил ужас, который его патологическое поведение внушило всем русским. Он не понял намерений Молотова. Как дети, подвергающиеся жестокому обращению, они считали, что насилие – это нормально. Они не могли сопротивляться. Не могли.

Его власть над ними была абсолютной.

И вот что я тебе скажу, Джед. Они упустили один из самых важных шансов двадцатого века. Вместо этого они помогли ему собраться с мыслями и перегруппировать войска. Позволили ему возглавить их, повести, но в этот раз не в водоворот его жуткой паранойи и жестокости. Все это никуда не делось, конечно, но он не упустил такую возможность. Возможность уцелеть и прожить очень долго.

Как дьявол, он был совершенным. Совершенным дьяволом. А завтра мы столкнемся с волей сатанинской и непреклонной. И, в отличие от Молотова в сорок первом, мы должны избрать другой путь. Мы должны, прежде всего, осознать последствия собственного бездействия.

Джед нахмурился, изучая собственные руки:

– А что насчет Гитлера, Макс? Если бы не сопротивление русских, Гитлер выиграл бы войну.

– Правда? – улыбнулся Макс. – Он же слишком растянул собственные войска. Даже Германия не смогла бы удержать такой фронт. Мания Гитлера – и его льстивых подручных – разрушала его самого и все, о чем он мечтал. Все его амбиции были фантазиями. День, когда он вторгся в Россию, стал его судным днем. Даже если бы Россия сдалась, его падение было бы просто ненадолго отсрочено – до того момента, как ему представилась бы другая возможность покончить с собой.

Но я рад, что ты упомянул этого, скажем так, проанализированного социопата. Потому что Гитлер был злым двойником Сталина. Как и в случае со Сталиным в 1941 году, существовало множество шансов убить Гитлера, но все они были упущены. История двадцатого века пошла бы по другому пути, если бы мы умели убивать своих тиранов. Два человека и их злая воля, а также воля их избранников уничтожила пятьдесят шесть миллионов человек за семь лет войны. И не забудем о тех, кому пришлось жить с наследием тиранов. Разве может кто-то в здравом уме сказать, что этих людей не следовало бы казнить раньше, случись такая возможность?

Джед подмигнул Кайлу, который смотрел на Макса сквозь пальцы правой руки. Старик увидел это, улыбнулся и рассмеялся:

– Я снова лицемерю, мальчики? Хитрю? Говорю банальности о Сталине и Гитлере?

Кайл слишком устал, вымотался, был перепуган тем, что происходило в его собственной жизни, чтобы рассуждать о сильных мира сего.

– Я пытаюсь сказать, – продолжил Макс, – что в человеческой натуре есть что-то демоническое, перед чем мы благоговеем и не можем остановиться. Чему не можем не служить. В этом наша величайшая трагедия. Универсальная и вневременная, как и все настоящие трагедии. Мы не учимся на своих ошибках и на ошибках предков. Сталин, Гитлер, Мао, Пол Пот составляют макрокосм. Добавьте сюда же Наполеона, возможно Цезаря, даже Александра. Этих великих исторических деятелей мы уважаем за их завоевания, амбиции, прогресс, который, как говорят, они несли. Но разве без них мы как вид не стали бы лучше?

Джед побарабанил пальцами по стакану виски:

– Были бы другие. Никакой разницы.

Макс всплеснул маленькими ладонями:

– И именно поэтому наша трагедия чудовищна – из-за своей неотвратимости. Нас могут вести за собой только монстры. Злобные нарциссы. И очень многие хотят занять место свергнутого тирана. А мы, все остальные, не представляем, как выбрать себе лидера, даже если бы у нас было какое-то подобие реального выбора. Мы не умеем управлять собой рационально, гуманно, честно, поэтому выбираем тех, кто более всего эгоистичен и неразборчив в средствах. Идем от одной войны к другой, от одной бойни к следующей. Вот почему я создал Последний Собор. Мне хотелось собрать общину, основанную на сотрудничестве и взаимном уважении, на человечности и вежливости. И посмотрите, что из этого вышло. У нас все украла психопатка, которая бы ни на мгновение не задумалась над возможностью стать Гитлером или Сталиным. И мы, друзья мои, должны исправить трагическую ошибку, которую я сделал в 1967 году.

Макс встал и прошел к кровати. Сел, откинулся на подушки. Неформальный жест, казавшийся неподходящим для босса. Тощие ноги с разноцветными носками – красным и коричневым – болтались над полом, покрытым дешевым ковром.

– Я – старый хиппи. Я верил в мир и любовь. В честность и сострадание. Я был юным дураком, а теперь я – старый дурак. Но когда-то я считал, что Последний Собор может стать надеждой для человечества. Примером лучшей жизни. Что с его помощью я пойму себя, других людей, что мы все поймем друг друга.

– Не вышло, – улыбнулся Джед.

– Вместо этого мы восславили дьявола, – вздохнул Макс, – попросили его стать нашим вождем. Манипулировать нами и разделять нас. Лишить нас средств к существованию, свободы, достоинства и даже жизни, заставив служить себе.

– Мы все совершаем ошибки, Макс. Но это была очень крупная ошибка. Хотя, конечно, не такая, как у Молотова в сорок первом, – Джед захохотал, пока совсем не выбился из сил. Казалось, он пьян.

Макс забормотал будто бы себе под нос:

– Я мог остановить ее в Лондоне. Многие из нас понимали, что происходит. Но мы ничего не делали, только надеялись. И наши тщетные надежды стали пищей для них, – старик закрыл лицо руками.

– Эй, Макс, – сказал Джед, – как насчет старого доброго «Джека Дэниэлса»?

– Думаю, не помешает, – Макс сел и грациозно взял бутылку из протянутой руки Джеда.

Тот улыбнулся Кайлу:

– Значит, Макс, мы имеем дело то ли с Гитлером, то ли со Сталиным. Одним из них. И нам совершенно не нужно, чтобы он тут слишком долго околачивался, да, Спилберг?

Макс вздрогнул от слишком большого глотка бурбона:

– Одним из них, совершенно верно. И то же самое я бы сказал о наших корпоративных лидерах. Прошу вас, взгляните на крупных бизнесменов, играющих на коммерческой арене в эту самую материалистичную из всех эпох в истории. Кто из них может отвечать хоть за что-то, не говоря уж о людях?

– Аминь, – заключил Джед, допивая виски, – я бы с удовольствием вывел из игры парочку своих прежних боссов. Но постой, разве эти ушлепки не выполняют свои обязанности?

– О, их успехи – лишь пиар.

Кайл улыбнулся против собственной воли. Джед осклабился.

– Джед, они нам продают эту идею с тех пор, как мы вышли из первичного бульона. Что они нам нужны. Что у них есть дар. Что они – прирожденные лидеры, а мы должны положиться на их управленческие качества. Что мы должны следовать за ними, иначе они уйдут. Да и скатертью дорожка!

– Я бы сам отвез их в аэропорт, Макс!

Старик усмехнулся:

– Джед, ты поднял крайне дальновидный вопрос. Мне кажется, что коварство и алчность корпораций слеплены из того же теста, что правление тиранов в мировой истории. Другой мир, другие средства, но цели те же. Власть, богатство, корыстолюбие – и все это за чужой счет. Их сила в отсутствии совести. Но есть ли другой путь? Вот какую проблему мы должны поставить перед собой. Я бы…

Кайл воткнул в уши прихваченные из самолета беруши и заснул.

И, всхлипнув, проснулся в полной темноте. Ото сна, в котором копошились жалкие тощие твари, а он лишь на мгновение видел их между стропил потолка, а потом от существ даже образа не оставалось. Он попытался вспомнить, куда попал во сне, но его внимание сразу привлек шум в темном номере мотеля. Гортанный лай, перемежающийся птичьими криками, пробивался сквозь беруши. Такое Кайл уже слышал раньше. Резкие звуки то ли тревоги, то ли радости и тяжелое, с присвистом, дыхание.

Там был свет. Он повернул голову. Дверь в дальнем конце комнаты была приоткрыта. Ванная. Оттуда просачивалась полоска серебряного света, такого яркого, что у него заболели глаза. Сев в постели, Кайл позвал Макса, потом Джеда, но в горле пересохло, изо рта вырвался лишь еле слышный шепот.

Его напарники говорили на повышенных тонах, чтобы слышать друг друга в гвалте, стоявшим за дверью, окруженной белым светом.

Кайл потянулся к лампе дневного света на тумбочке. Она исчезла. Дернул за шнур, чтобы включить лампочку над кроватью. Без толку. Быстро встал и тут же рухнул на соседнюю кровать. Вскочил снова, но не смог удержать равновесие. Ни в ногах, ни в голове, казалось, не было крови, и он спотыкался, ударялся о стены. Толчком поднявшись, завалился на спину. Сел на кровати. Он чувствовал себя очень глупо, даже абсурдно от страха.

Внутри проснулся гнев. Он лягнул воздух, залепил себе пощечину, кое-как поднялся на ноги и побрел к столу. Порылся среди карт и фотографий, но пистолетов не нашел.

Из-за двери ванной слышался голос Макса. Тот говорил по-французски. Дважды послышалось имя, которое Кайл узнал, произнесенное с вопросительной интонацией.

– Катерина? Катерина? – Но голос старика потонул в скрежете.

– Макс! Макс! – крикнул Кайл, боясь войти в ванную.

Нет ответа. Кайл распахнул дверь. Из-за нее вырвался белый свет, в котором комната сразу стала серебристо-синей.

– О, господи, – сказал он. Смрад разложения горячей волной ударил в лицо. И, как будто дверь обещала передышку или даже спасение от источника мучений, поселившегося в ванной, скрежет и шипение последних вздохов усилились.

Несколько мгновений Кайл не понимал, что делают Джед и Макс. Широкую спину Джеда в голубой тенниске покрывали пятна пота – под мышками и между лопаток. Макс стоял чуть позади него, и повернутое в профиль лицо было искажено ужасом при виде того, что старик увидел в ванне. При виде существа, от которого он пытался добиться ответа.

Джед повернул голову и рявкнул:

– Закрой дверь, ради всего святого!

Макс посмотрел на Кайла, не узнавая. Нахмурился:

– Заходи! Быстро!

Кайл зашел в ванную и захлопнул дверь. Та не закрылась. Черный провод тянулся наружу, к коммутатору, к которому были подключены все три лампы. Значит, Макс унес их в ванную, пока Кайл спал. Бросил его снаружи, одного, беззащитного.

Соломон вдруг подхватил Кайла под руку, как ребенка, и вытащил из-за спины Джеда.

– Мы одного поймали! – заявил он с такой неуместной радостью, что Кайл снова осознал: старик сошел с ума.

Кайл закашлялся, пытаясь очистить легкие от гнили и канализационной вони. Его тошнило. Посмотрел в ванну и отвернулся. Прикрыл ладонью нос и рот.

– Господи! – Ему снова захотелось бежать из номера и не останавливаться, пока он не доберется до аэропорта. – Нет.

Бурый смрадный дым или пар исходил от тщедушного существа в ванне. Оно хныкало, сопело и, кажется, медленно умирало.

Казалось, здесь открылся портал в сверхъестественное.

Джед поймал тварь за горло, туго затянул на иссохшей шее металлическую петлю. Проволочная удавка крепилась к шесту, который Джед сжимал в мясистых ладонях. Все силы толстых волосатых рук уходили на то, чтобы удержать пленника в дальнем конце ванны, где он сгорал заживо под светом трех ламп.

Кайл на секунду потерял сознание. Перед глазами все задрожало, как будто его ударили по голове. Бургер и виски оказались на полу.

При виде его полумертвое лицо под кранами ванной вдруг преисполнилось какой-то дикой энергии и зарычало, заставив всех троих отступить. Худые ноги заколотили воздух. Казалось, существо опять собралось с силами. На покрасневшей коже Джеда, удерживавшего его на месте, выступили капли пота. Но детектив не дрогнул, просто сказал:

– Похоже, у него нет языка.

Говорить оно не могло. В безгубом рту, в черных деснах торчали под разными углами осколки зубов. Кайл вдруг понял, что бормочет: «Убей его, избавься от него, убей!»

Ультрафиолет продолжал свою медленную работу. На потолке осталось липкое черное пятно – там, где прошло существо. Рядом с раковиной почему-то стояла массивная серебряная солонка и серебряная же фляжка.

– Оно умирает, – скрежет когтей по эмали стал слабее.

Крики сменились плачем, разрывавшим Кайлу сердце. Грудь и выступающие ребра становились прозрачными. Видимые кости покрыла мембрана, немного напоминающая ту, что окружает головастиков или личинок. Черные глаза усохли, оставив только тонкие складки кожи в темных глазницах.

Макс взял фляжку дрожащими руками и осторожно перевернул ее над искаженным лицом существа. Тонкая струйка темной жидкости вылилась твари на голову. На белой эмали она выглядела густой и ярко-алой. Кровь.

Джед сильнее надавил на шест. Пот стекал по его подбородку мутными каплями. Кайл переводил взгляд с Макса на Джеда и обратно, ничего не понимая. Но потом его быстро отвлекла покрытая пятнами голова в ванне. Существо с силой колотилось о стенки, изворачивалось внутри проволочной петли и ловило губами алые капли. Казалось, оно пыталось облизать фарфор без языка. Бурые кости зашевелились с новой силой. Макс торопливо заговорил с тварью по-французски, но ту не занимало ничего, кроме крови и собственного страдания.

– Черт с ним, Макс, – сказал Джед, – кончай его.

Старик вздохнул разочарованно, но кивнул. Поставил фляжку на место и взял солонку.

– Быстро, Макс, – велел Джед, – щепотки хватит, – он осекся и крякнул, с усилием навалившись на шест, чтобы удержать оживившееся существо в ванне.

Макс открыл солонку и высыпал ее содержимое на грязное лицо. Кайлу показалось, что он услышал какой-то треск, словно от кристаллов льда, попавших в воду. А потом Макс осторожно пронес лампу над ванной и медленно опустил ее вниз.

Из-за зловонного облака темного пара все разом воскликнули от отвращения. На глаза навернулись слезы от кислотного ожога. Крики резали уши, но потом они перешли в обессиленное бульканье, затем вздохи, и наконец настала благословенная тишина.

Существо на глазах теряло угловатость и четкость, оно как будто впитывалось в пятна, оставшиеся от него на фарфоровых стенках. Кайл отвернулся. Прислонился к двери. Когда он снова взглянул на тварь, от нее осталась лишь горсть угольно-черных костей и узкий череп. Ванна была такой грязной, словно в ней разводили огонь. Он вышел в комнату, кашляя.

За спиной он услышал голос Джеда:

– Ты не сильно-то помог, Спилберг. Их не так просто поймать. Мог бы хоть снять все это.

– Вы вытащили все лампочки? – Кайл в ужасе огляделся, пока Джед невозмутимо ввинчивал их на место. Люстра наверху уставилась на пол пустыми патронами. – Чтобы их привлечь?

Не веря сам себе, он помотал головой. Максу, казалось, стало скучно, и он сидел у стола, изучая карту.

– Для разведки. Перед операцией необходимо, – объяснил очень довольный Джед. – Ты когда-нибудь слышал, что нападение – это лучшая защита?

Кайл был слишком зол, чтобы спорить. Он посмотрел на Джеда, на Макса, снова на Джеда. Взяв себя в руки, снова заговорил, но голос периодически срывался на заполошный визг, что было совершенно отвратительно:

– Почему вы меня не посвятили в свой дебильный план?! Я был приманкой?! Я спал в этой чертовой темноте!

– Ты бы не согласился, а у нас нет времени на длительные дебаты каждый раз, когда нужно что-то сделать, – Макс даже не посмотрел на него.

– Аминь, – сказал Джед.

– Зачем я здесь, Макс? Зачем?

– Я вот тоже пытаюсь это понять, – развеселился Джед.

Кайлу очень захотелось врезать по жирному красному лицу:

– Вы с Коломбо что-то не очень обо мне беспокоитесь. Или у вас есть еще какой-то план, а я не в курсе? План, из-за которого завтра я сыграю в ящик?

Макс вздохнул и потер глаза. Несмотря на все свои анекдоты и панибратство с Джедом, он был совершенно разбит. Под безжалостным светом стало заметно, как обвисла желтоватая кожа вокруг его рта и на шее. Тонкие руки висели плетьми в рукавах сшитой на заказ рубашки, а в дрожащих пальцах он постоянно вертел упаковку болеутоляющих.

По дороге в Калифорнию Кайл убеждал себя, что Макс лучше знает, что Макс должен знать, как поступить в такой невозможной ситуации. Но тут его снова накрыл страх. Он причастен к тому, что весь мир сочтет за убийство. Он не хотел думать об этом до утра, но засада в ванной несколько ускорила события. Они планировали казнить больного актера. Макс сошел с ума, теперь это было совершенно ясно. Старый безумный тиран. Если бы кто-то убил Макса в 1967 году, никакого Храма Судных дней не появилось бы. «Как тебе такая мысль, Геродот?»

Почему он сюда вернулся? В Америку, с камерой, в комнату, полную оружия, к двум людям, которых почти не знал, но с которыми планировал ворваться в частное владение и убить больного человека, чьим телом якобы завладела мертвая основательница секты. Абсурдно. Короткий сон и попытка допроса Кровавого друга вернули ему разум. О чем он, вообще, думал?

Кайл вспомнил существо, громившее его темную квартиру, пока он висел на подоконнике. «Фильм. Фильм. Подумай о фильме». Он здесь ради него? Он уже не мог понять. Вспомнил, как раскопал камеру в руинах квартиры, быстро записал свой постскриптум и загрузил в интернет. Монитор треснул, но компьютер все еще работал. Черновая склейка ушла на FTP. Маус уже десять часов занимается монтажом. Но Максу не стоило говорить о финальной сцене. Идея о ней впечаталась в воспаленный мозг Кайла. Он хотел спасти себя.

И спасти ребенка. Отомстить за Дэна. Дэн. «Не нужно думать о Дэне». Но Кайл не мог отрицать, даже сейчас, что его привела сюда мысль о том, что он может упустить величайший финал в истории документалистики и кинематографа в целом.

Вот только после допроса в ванной эта мысль уже мало успокаивала. Закрутилось знакомое колесо сомнения, обвинений, чувства собственной вины и ужаса. В Лондоне он думал, что погибнет, просто оставшись дома. А откуда ему знать, куда они придут в следующий раз? Кровавые друзья будут появляться снова и снова, они найдут его везде, где бы он ни прятался, а потом он слишком устанет, чтобы бежать. Как Марта Лейк и Бриджит Кловер. Не это ли он говорил себе в такси до Хитроу и в кресле первого класса, пока не заснул? И вот он здесь. И сама идея разорвать связь человека с непознаваемым превращает его кости в желе.

– Боже мой, – Кайл рухнул на кровать, закрыл лицо руками. – Я больше не могу. С меня хватит.

Макс смерил его взглядом:

– И ты бросишь нас разбираться со всем в одиночку? Ну же, Кайл. Никого не осталось. Только ты, я и Джед. Вместе мы сильнее. Разве нет?

– Собери задницу в кулак, Спилберг. Будешь нас тормозить, я из-за тебя пальцем не пошевельну. Хочу, чтобы ты об этом помнил.

Комната постепенно перестала вращаться перед глазами.

– Макс, ты это слышишь? Да что за клоуна…

Он не успел сказать следующее слово и не успел заблокировать удар Джеда. Полетел на кровать спиной вперед, вывихнув большой палец и завыв от боли. Огромная потная лапа с мозолями на ладони вмяла его голову в матрас. Колено врезалось в солнечное сплетение, ребра затрещали.

Сквозь пелену боли он видел улыбку Джеда и глаза без тени смеха. За овальными очками горел садистский восторг.

– Слушай, Спилберг. Завтра я тебя не понесу.

– Джед. Пожалуйста, – это сказал Макс, который даже не позаботился встать из-за стола, пока Кайла пытали. Потому что это была настоящая пытка.

– Пора ускориться, Спилберг, слышишь? Будь мужиком, ты, визгливая сучка. А то ты только ноешь и ссышь себе в штаны. Завтра нам предстоит реально серьезное дельце, так что вливайся быстрее. Мы убьем эту дрянь, пока свет Господа нашего Иисуса Христа горит в наших глазах. Эти куски дерьма отправятся в ад, ясно? А ты возьмешь камеру и сделаешь то, что скажет Макс. Точка. Тебе даже не придется спускать курок. Но, если мне хоть на секунду покажется, что ты подвергаешь опасности меня, Макса или операцию, я тебя, лоха, шлепну без зазрения совести. Понял?

Кайл молчал.

Джед приблизил лицо к нему:

– Понял?

– Пошел на хер, – с трудом выдавил Кайл.

Хлынула новая боль, на этот раз в вывихнутом пальце, и он на секунду потерял сознание. Очнувшись, понял, что все еще лежит на кровати и его тошнит. Макс умолял Джеда:

– Хватит. Он тебя понял. Хватит, пожалуйста.

Давление на грудь и руку постепенно ослабло, но голову его все еще прижимала к матрасу рука, воняющая той тварью, которую они сожгли в ванной.

Макс подошел к кровати:

– Джед. Они унесли его друга. Он видел столько всего, что другой на его месте уже сошел бы с ума. Мы все устали. Мы на взводе. Просто успокойся. Мы должны доверять друг другу. Хватит ссориться.

«Ссориться?»

Джед отошел от кровати и улыбнулся Максу:

– Просто нужно было внести ясность. Разве не так, Спилберг?

Кайл выдержал его взгляд. Прижал больной палец к животу. Глаза жгло, а сердце ныло. «Вот, значит, оно как». И вместе с болью внезапно пришло озарение. Он понял, что завтра не выйдет из особняка. Его с самого начала отправили в разведку. Он – расходный материал. Как Дэн и Гавриил. Они все должны были погибнуть, чтобы жил Макс. Даны ли Джеду инструкции «шлепнуть» его, когда Чет будет мертв и связь между Кровавыми друзьями и этим миром оборвется? Или он – наживка и послужит обыкновенным куском мяса, отвлекающим голодных львов. Кайла чуть не вырвало прямо на белое одеяло.

Макс нахмурился. Казалось, он прочел его мысли.

– Милый мой мальчик, нам нужно снять финальную сцену. Камеры не лгут, тебе это известно лучше, чем кому-либо. Как еще мы сможем себя защитить? Умышленное убийство в Калифорнии карается пожизненным тюремным заключением. Если нас застанут на месте преступления, у нас должен быть способ объяснить свои действия и доказать это. Так что до ухода – а мы отправимся через несколько часов – я предлагаю тебе познакомиться с новым оборудованием и убедиться, что аккумуляторы заряжены. Бедного Дэна с нами нет, так что, боюсь, тебе придется взять все на себя.

Джед поставил на кровать рядом с Кайлом стакан «Джонни Уокера» и подмигнул ему:

– Я за тобой присматриваю, Спилберг.

Кайл сжал стакан здоровой рукой. Ему показалось, что вместе с виски он выпил свою собственную свободную волю.

Пять утра. Кайл сидел на опущенном сиденье унитаза, закрыв лицо руками. Дверь в ванную была заперта. Воняло гарью. Большая часть костей распалась в пыль. Кайл с трудом дышал, но не из-за запаха. Паника перехватила горло. Макс и Джед спорили в номере, глядя на чертежи и фотографии. Кайл думал о том, как сбежать из мотеля. Джед не станет стрелять в него на улице. Но он может прийти позже. Он сумасшедший, и у него есть оружие.

Болел палец. После нападения Джеда Кайл понимал, что теперь подчинится любому его приказу, и ненавидел себя за это. Его слово теперь не стоило ничего. Макс разрешит что угодно, лишь бы выжить самому. Может, это он и имел в виду, говоря о Сталине.

«Полиция? Но что им сказать?»

Маус загрузил предыдущую ночь. Он прислал Кайлу сообщение о том, что сделал первую пригодную к просмотру сборку. Кайл заулыбался, как идиот. Если он не вернется и его не смогут найти, фильм только наберет веса, пока юристы Макса и полиция не заставят убрать его. Но он уже никогда не исчезнет навсегда. Он все рассказал на камеру: намерение убить смертельно больного Чета, перерождение Катерины в теле усыновленного ребенка. Этому поверят немногие, но фильм свяжет имя Макса с будущими преступлениями. И их, похоже, будет много. «Посмотрим, насколько хорошие у тебя пиарщики, Макс». Может, теперь устроить Соломону шантаж и пересмотреть условия участия в операции? Кайл зажег очередную сигарету и задумался.

– Надеюсь, ты там не куришь, Спилберг. Я уже говорил, что здесь не курят.

– Джед, хватит.

Кайл показал двери средний палец, потом опустил его, потому что почувствовал себя обидчивым подростком, закрывшимся в собственной спальне. Зазвонил телефон. Кайл вынул его из кармана кожаной куртки.

– Это его телефон. Он говорит по телефону, – голос Джеда, а потом звук отодвигаемого стула.

– Отстань от него, – Макс.

– С кем он говорит?

Макс подошел к двери ванной и участливо спросил:

– Кайл?

Кайл не смог ответить, поскольку на экране высветилось имя: ДЭН. Невозможно. Значит, родители Дэна ищут сына или один из его приятелей? Наверное. Звонят лучшему другу Дэна после обыска в разгромленной квартире. Но как они добрались до его телефона? Кайл нажал на кнопку.

– Да?

– Кайл? – Голос был женский.

– Да, – он сглотнул. Он знал, что Джед и Макс слушают. Дверь распахнется после одного неверного слова.

– Ой, как хорошо. Меня зовут Дженна. Я медсестра из Королевской клинической больницы в Белсайз-Парке. Я звоню от имени вашего друга, Дэниэла Харви.

Кайл закрыл глаза и задержал дыхание. Обнаружили его тело. Он не мог, просто не мог думать об этом.

– Ммм…

– Дэн просил меня позвонить вам.

– Дэн!

– Да, завтра его выписывают. На него напали, и он получил травму. Боюсь, пришлось наложить несколько швов и сделать уколы от столбняка, поскольку его искусали.

– Что? Он жив? Я имею в виду, все ли с ним в порядке?

– Да, но у него еще сломана челюсть, так что он не может с вами поговорить. Врачи полагают, что завтра его можно будет выписать. Вы сможете его забрать?

Кайл покосился на дверь.

– Нет. Я в Америке. Работаю. Над фильмом. Скажите ему, что я все еще занимаюсь фильмом.

– Хорошо. Он попросил меня прочитать вам записку и передать, что он в вас верит. Так сказано в записке. А еще там вопрос: «Они придут за мной снова?» Это не мое дело, но, возможно, Кайл, вам стоило бы сообщить об этом в полицию.

– Нет-нет, дело не в этом. Это касается фильма. Он спрашивает меня о фильме, над которым мы работаем.

Кто-то дернул дверную ручку. Потом послышался стук.

– Кай? – спросил Макс. – С кем ты разговариваешь?

Кайл прикрыл трубку рукой:

– С Дэном! Пошли все к черту!

На несколько секунд Макс замолчал, потом о чем-то спросил Джеда, хотя слов Кайл не расслышал.

– Извините, – сказал он в трубку, – передайте Дэну, что я в Америке, мы пытаемся все остановить. Скажите, что я приехал сюда с Максом. Я не могу объяснить. Скажите, чтобы он шел к Маусу, когда выйдет из больницы. Да, к Маусу, он знает, кто это. – Кайл заговорил шепотом: – Очень важно, чтобы он встретился с Маусом.

Кайл повесил трубку и открыл дверь.

Снаружи стояли Макс и Джед. Старик приподнял одну бровь – ту, которая еще шевелилась. Джед улыбался и держал в руке пистолет.

Сан-Диего.

26 июня 2011 года. 8.30

– Макс. Тут везде камеры.

– А за ними кто-нибудь следит? В любом случае, смотри себе под ноги, как я велел. Ты вообще способен выполнить простейшие инструкции?

Слишком поздно. Он попал в объектив минимум трех камер, пока они с Максом шли к воротам по боковой дорожке.

– Серьезно, Макс? Мы ломимся на штурм через главный вход!

Старика явно тяготили нелегкие мысли, о содержании которых Кайл мог только догадываться. Правда, навряд ли они сильно отличались от его собственных. Но вопросы здорово раздражали продюсера худшего дня в жизни Кайла. «Вот и отлично».

Они остановились у ворот, выкованных в виде павлиньего хвоста в стиле ар-деко: длинные перья из стальных полос и инициалы Р. Ф. посередине. Каменные колонны по сторонам были увенчаны такими же коронами, как на небоскребе Крайслер-билдинг. Длинные стальные флагштоки тянулись к синему безоблачному небу. Белая каменная стена, увитая плющом, окружала территорию.

Сам дом отсюда не был виден. Сквозь стальные павлиньи перья виднелась только дорожка из розового гравия, окаймленная клумбами полевых цветов и нестрижеными живыми изгородями. Время от времени маленькие черные камеры, закрепленные на стенах, высовывались из плюща и обводили объективом улицу и пространство перед воротами.

Исполнительный продюсер крепко сжимал маленькой ручкой холщовую сумку. Кайл и Макс были одеты в синие комбинезоны и бейсболки с надписью «Четыре всадника: борьба с вредителями». Камеру и аккумуляторы Кайл спрятал в рюкзак. Джед не дал ему оружия. Перед уходом из мотеля Кайл попросил пистолет, но громила только рассмеялся и сказал: «Ага, конечно». В миле от особняка они заехали в пыльную расщелину и сменили автомобиль, пересев из черного автофургона Джеда в грузовичок, раскрашенный в те же цвета, что и их форма. Кайлу велели сесть в кузов и забросали его белыми канистрами, мотками шлангов и какими-то распылителями.

Макс и Джед устроились в кабине. Ему велено было не снимать, «пока Макс не даст тебе зеленый свет, Спилберг». Каждые несколько минут Джед посматривал на него в зеркало заднего вида и подмигивал, если Кайл ловил его взгляд.

Перед воротами руки у Макса затряслись так, что Кайл встал у него за спиной на случай, если продюсер достанет пистолет. Когда тот снова заговорил, Кайл даже не понял, насколько Макс очнулся от своих мрачных мыслей.