Портрет Кровавой графини Александрова Наталья

– К полудню? – возмущенно переспросил маэстро Лоренцо. – А мне сдается, что уже темнеет!

– Ваша правда, досточтимый господин, – невозмутимо отозвался возница. – Скоро совсем смеркается. Должно быть, подлец трактирщик наврал. Или мы ненароком сбились с пути.

– И что же теперь делать? Ночевать под открытым небом?

– Прямо и не знаю, досточтимый господин! Как назло, еще этот чертов дождь хлещет, да и лошадки притомились… видите, они едва плетутся…

Маэстро Лоренцо выглянул в окно. Вокруг дороги тянулась унылая пустошь, кое-где поросшая кустами. Вдалеке чернел лес. В стороне от дороги брела молодая крестьянка с вязанкой хвороста на спине. Голова ее была прикрыта от дождя полой плаща.

– Эй, красотка! – окликнул ее маэстро Лоренцо. – Скажи нам, есть здесь какой-нибудь постоялый двор или вообще человеческое жилье?

Крестьянка обернулась, увидела карету и вдруг бросилась бежать не разбирая дороги. Вязанку хвороста она уронила, но, кажется, даже не заметила этого.

– Что это с ней? – удивленно проговорил маэстро Лоренцо. – Она словно дьявола увидела!

– Правду говорят, – рассудительно проговорил возница, – в Трансильвании люди бывают двух сортов: полоумные и вовсе сумасшедшие. И не всегда удается первых отличить от вторых.

– И что же нам теперь делать? – маэстро Лоренцо откинулся на подушки. – Не иначе, придется ночевать под открытым небом, да еще и на голодный желудок.

– Может, святая Катерина смилуется над нами и укажет дорогу… – проворчал возница и вдруг привстал на козлах. – Гляньте-ка, досточтимый господин, кажется, святая услышала наши молитвы! Впереди и впрямь какое-то жилье!

Маэстро Лоренцо чуть не по пояс высунулся в окошко кареты, вгляделся в сгущающиеся сумерки.

Впереди, примерно в миле от них, смутно вырисовывался высокий холм, на вершине которого чернели стены замка, увенчанные зубцами, как зубами дракона.

– Замок! – оживился итальянец. – А замок – это хороший ужин, и приличное вино, и чистая постель, и благородные господа, а не грубые трансильванские мужики!

– По мне, так хороший постоялый двор лучше любого замка… – проворчал возница, тем не менее взбодрил ударом кнута утомившихся лошадей.

– Да, тебе больше нравятся постоялые дворы, крестьянская еда, кислое вино, постели с клопами… – неодобрительно бросил итальянец в спину возницы.

Тот не смолчал, проворчал, не оборачиваясь и как бы ни к кому не обращаясь:

– Зато на постоялом дворе тебе всегда рады, тебе или твоим талерам, а в замок еще неизвестно, пустят или не пустят! А в клопах нет ничего страшного, небось они кусаются не так больно, как господские собаки…

– Особенно если удастся затащить в постель пухленькую крестьяночку!

Лошади почуяли близкий отдых и побежали быстрее, хотя дорога пошла в гору да и дождь усилился.

Прошло еще несколько минут, и теперь уже хорошо были видны высокие каменные стены и темные зубцы башен. Дорога свернула, по спирали поднимаясь на холм, и очень скоро карета остановилась перед воротами.

На стене над этими воротами маэстро Лоренцо разглядел высеченный в камне герб – свернувшийся на щите свирепый дракон с длинными оскаленными зубами и хвостом, заканчивающимся острым трезубцем.

Возница с кряхтением слез с козел, подошел к воротам и постучал в них кнутовищем.

В створке ворот открылось зарешеченное окошко, и грубый голос осведомился:

– Кто это пожаловал в такой поздний час?

– Передай своему господину, что досточтимый мастер Лаврентий из самой Италии…

– Что ты несешь, старый дурак! – оборвал его маэстро и проговорил, высунувшись в окно: – Изволь передать своему господину, любезный, что его гостеприимства просит маэстро Лоренцо ди Сан Романо, придворный скульптор и живописец курфюрста Саксонии! Я еду из Рима к своему венценосному господину и заблудился…

– Господин граф на войне, – с достоинством ответил привратник, – он сражается с турками во главе королевского войска, но я передам ваши слова ее сиятельству госпоже графине.

Окошко захлопнулось, и на какое-то время наступила тишина, нарушаемая только монотонным шумом дождя.

Наконец за воротами послышались тяжелые неторопливые шаги, и створки с громким скрипом распахнулись. В проеме ворот показался человек огромного роста в суконном венгерском кафтане. Поклонившись, он проговорил:

– Госпожа графиня просит вас пожаловать!

Карета въехала в мощенный булыжником двор и остановилась перед крыльцом.

– Любезный, – маэстро Лоренцо повернулся к привратнику, – позаботься о моих лошадях. Ну, и о нем тоже. – Он кивнул на утомленного возницу.

– Не извольте беспокоиться, ваша милость!

– И еще – скажи, кого мне благодарить за гостеприимство? Назови благородное имя хозяйки этого замка!

– Вы не знаете? – Привратник с каким-то странным выражением взглянул на итальянца. – Вы, любезный господин, находитесь в замке Чейте, во владениях госпожи графини Эржбеты Батори, супруги королевского воеводы Ференца Надошдя.

За дверью итальянца встретил мажордом, такой же рослый и мрачный, как привратник. Окинув гостя тяжелым взглядом, он проговорил:

– Следуйте за мной!

Они прошли по холодным и темным коридорам замка и оказались в большой зале с высоким сводчатым потолком, терявшимся в темноте. В огромном камине пылали целые бревна. Посреди залы стоял длинный стол, за которым вполне могли разместиться две сотни гостей. Однако сейчас за этим столом сидели только четыре человека. Трое из них были мужчины. Один – высокий сухощавый старик с длинными обвислыми усами, в венгерском расшитом камзоле. Второй – толстяк лет сорока с маленькими, заплывшими жиром глазками. Третий – карлик, большая голова которого едва возвышалась над столом.

Но самым заметным человеком в этой зале была женщина, которая сидела во главе стола. Она была молода и, несомненно, красива, но в этой красоте было что-то страшное, пугающее. Черные глаза пылали, как два раскаленных угля, бледное лицо, обрамленное черными кудрями, показывало быструю смену выражений – от радости и гостеприимства до коварства и подозрительности.

Определив в этой женщине хозяйку замка, маэстро Лоренцо почтительно склонился перед ней и проговорил:

– Позвольте выразить вам свою благодарность, любезная госпожа графиня! Ночь застала меня в пути, и мне пришлось бы заночевать под открытым небом, под холодным дождем, ежели бы не ваше гостеприимство.

– Оказать гостеприимство путнику – священный долг каждого истинного христианина, – ответила ему графиня с приветливой улыбкой, – тем более такой любезный и благородный гость может скрасить нашу провинциальную скуку. Вы ведь прибыли в наши края из благословенной Италии?

– Да, я еду из Рима ко двору моего досточтимого господина, курфюрста Саксонии. Я ездил на родину, дабы привести в порядок кое-какие семейные дела.

– Вы едете из Рима? Так вы, должно быть, видели его святейшество папу?

– Да, мне выпала эта честь. – Итальянец с достоинством склонил голову. – Его святейшество удостоил меня беседы и был весьма благосклонен.

– Какое это счастье для всякого христианина! – пылко воскликнула графиня и тут же переменила тон: – Что же я мучаю вас разговорами, когда вы голодны и устали? Прошу вас занять место за столом и разделить нашу скромную трапезу! – Повернувшись к сидевшему по левую руку от нее толстяку, она проговорила: – Конрад, пересядь на соседний стул. Я хочу, чтобы наш гость сидел рядом со мной и развлекал меня беседой.

– Слушаюсь, моя госпожа!

Толстяк, на лице которого промелькнуло недовольство, тем не менее пересел, освободив место для итальянца.

Маэстро Лоренцо сел рядом с графиней и невольно залюбовался ее лицом.

На службе у саксонского государя ему приходилось писать портреты всех членов княжеской семьи и многих придворных, но он ни разу не видел лица столь необычного и выразительного. Быстрые и неожиданные изменения этого лица пугали, но в то же время и восхищали его, завораживали, как завораживает опасная и могущественная стихия. В этом лице, несомненно, было что-то демоническое, но как художник он многое бы отдал за то, чтобы перенести эти необычные черты на холст или хотя бы на бумагу.

Графиня тем временем хлопнула в ладоши. По этому знаку к столу подошли несколько слуг с блюдами и подносами, уставленными очень привлекательными на вид кушаньями.

– Конечно, у нас все попросту, – проговорила графиня, повернувшись к гостю. – В Италии и при дворе саксонского государя вы привыкли к более изысканным кушаньям и тонким винам, но я надеюсь, что вы простите нас, провинциалов…

– Что вы, графиня! – искренне возразил итальянец, щедро накладывая на свою тарелку какое-то кушанье, источавшее весьма аппетитный аромат. – Что вы, насколько я могу судить, ваша кухня выше всяческих похвал!

– Вы очень добры! – ответила ему графиня.

Маэстро Лоренцо поднес к губам золотой кубок с вином, и на лице его отразились удивление и восторг:

– Даже в лучших домах Рима мне не доводилось пробовать столь чудесное вино!

– Я рада, что угодила вам, – улыбнулась хозяйка.

– Благодарность моя не знает границ, – продолжал итальянец, – не знаю, чего бы я не сделал, любезная госпожа, чтобы отплатить за ваше гостеприимство!

– Ловлю вас на слове. Если вы и впрямь хотите доставить мне удовольствие, задержитесь в моем замке на несколько дней и напишите мой портрет. Я наслышана об удивительном искусстве итальянских художников и была бы рада иметь портрет вашей кисти. А еще лучше – мое миниатюрное изображение, которое я могла бы подарить мужу, дабы он носил его при себе, отправляясь на войну.

– Милостивая госпожа графиня! – пылко воскликнул маэстро Лоренцо. – Вы не представляете, с каким удовольствием я выполню вашу просьбу! Я и сам хотел просить у вашей милости позволения запечатлеть ваши прекрасные черты, и только скромность не позволяла мне попросить вас об этой чести.

– Вот и славно! – Графиня удовлетворенно улыбнулась. – Не сомневайтесь, я щедро оплачу вашу работу!

В это время к столу подошла молодая красивая служанка с кувшином вина в руках. Маэстро Лоренцо невольно залюбовался ею. Пламя, пылавшее в камине, бросало багровые отблески на удивительно белую кожу девушки, голубые глаза сияли, как августовские звезды. Служанка подошла к итальянцу, чтобы подлить в его кубок вина. Вдруг карлик, который сидел чуть в стороне, выставил ногу. Служанка споткнулась и плеснула немного вина на камзол маэстро. Девушка ахнула, ее лицо залила смертельная бледность.

В ту же секунду графиня схватила служанку за руку, рванула к себе и закричала тонким злым голосом:

– Мерзавка! Что ты натворила! У тебя вместо рук крючья, как у цыган, которые ловят бродячих собак! Тебе нет прощения! Ты годишься только для того, чтобы убирать навоз за скотиной, а не прислуживать за господским столом!

– Госпожа, – попытался урезонить графиню итальянец, – девушка не виновата… не судите ее так строго…

Он не успел договорить, как графиня вонзила в руку служанки двузубую вилку, пригвоздив ее к столу. Девушка громко вскрикнула, алая кровь брызнула на ее рукав.

Маэстро Лоренцо от такого зрелища лишился дара речи.

Графиня же как ни в чем не бывало повернулась к нему и проговорила прежним, любезным и приветливым, голосом, каким вела застольную беседу:

– Вы слишком добры, маэстро! С простонародьем нельзя допускать мягкость, иначе мужичье сядет нам на шею! Только строгость, строгость и справедливость!

Живописец не нашелся что ответить. Он не мог отвести взгляд от окровавленной руки служанки и от ее перекошенного болью лица.

Графиня тем временем взмахнула рукой, и тут же от стены залы отделились двое дюжих слуг. Подхватив служанку, которая была в полуобмороке от боли и страха, они выволокли ее из залы.

Графиня же повернулась к итальянцу и с самым непринужденным видом продолжила разговор:

– Итак, маэстро, когда вы сможете начать работу над моим портретом?

Живописец, все еще находившийся под впечатлением ужасной сцены, попытался что-то ответить, но язык не слушался его, он словно примерз к гортани. Графиня по-своему истолковала его замешательство:

– Я вижу, вы устали. И правда, я – плохая хозяйка: пристаю с разговорами к утомленному путнику. Если вы сыты, один из моих слуг проводит вас в отведенные для вас покои, а разговор о моем портрете мы продолжим завтра.

Маэстро Лоренцо поднялся из-за стола, вымученно улыбнулся и с трудом проговорил столь же вымученные слова благодарности. К нему тут же подошел дюжий слуга (похоже, все слуги в этом замке были богатыри как на подбор) и с почтительным поклоном повел итальянца прочь из обеденного зала.

Они шли по узкому темному коридору. Провожатый держал в руке бронзовый подсвечник, освещая им дорогу. Пламя свечей озаряло замковый коридор тревожным колеблющимся светом. В этом свете живописцу мерещились скрывающиеся по углам тени, а стоило ему отвлечься от них, как перед его глазами возникала все та же картина – окровавленная рука молодой служанки и ее лицо, бледное от боли и страха… И еще – лицо графини, которая не пыталась скрывать удовольствие от причиненной девушке боли.

Коридор закончился, они оказались перед лестницей. Крутые каменные ступени вели отсюда и вверх – на второй этаж замка, и вниз – в подземелья. В какой-то миг живописцу показалось, что он слышит доносящийся снизу приглушенный крик, исполненный страдания. Он повернулся к своему провожатому и спросил:

– Что это?

Тот, однако, ничего не ответил, только пожал плечами, словно показывая господину, что ничего не слышал.

– Да будто! – раздраженно проговорил живописец. – Ты не мог этого не слышать! Там, внизу, кто-то кричал!

Но слуга отрицательно покачал головой и промычал что-то невнятное.

– Так ты нем, любезный! – догадался живописец, на что слуга энергично закивал и широко открыл рот.

Маэстро Лоренцо увидел у него во рту отвратительный обрубок языка, который шевелился как отдельное живое существо.

– О господи… – пробормотал он испуганно, – кто отрубил тебе язык?

Слуга снова невнятно замычал, нахмурился и начал подниматься по лестнице.

Живописцу ничего не оставалось, как последовать за ним, если он не хотел остаться в темноте.

Поднявшись на верхний этаж, безмолвный слуга открыл одну из дверей и впустил гостя в просторную и удобную комнату. В камине были уже сложены дрова, которые через минуту весело запылали. Растопив камин, слуга приготовил гостю постель, зажег свечу в подсвечнике на столе, поставил рядом с умывальником кувшин с водой и удалился с почтительным поклоном.

Закрыв за ним дверь, маэстро Лоренцо разделся и лег. Он думал, что не сможет заснуть после той отвратительной сцены, свидетелем которой стал за ужином, но день выдался такой долгий и утомительный, а постель была столь мягкой, что через минуту он уже спал крепким сном.

Даша под руку с матерью вошла в приемную адвоката.

За столом сидела худая блондинка с узкими бесцветными губами. Темный официальный костюм, старомодная белая блузка, профессионально бесстрастный взгляд. Жидкие волосы мышиного цвета были гладко зачесаны и скреплены резинкой. Секретарь адвоката. Но наверняка предпочитает, чтобы ее называли помощником. Или – еще круче – ассистентом.

Даша мысленно прилепила на нее ярлык – вяленая селедка.

Селедка подняла на вошедших женщин бесцветные глаза и осведомилась тусклым голосом:

– Вам назначено?

Даша хотела поставить эту мымру на место, но сумела сдержаться и ответила с достоинством:

– Я – Дарья Константиновна Леденцова. А это – моя мать Лидия Борисовна.

«Селедка» сделала вид, что сверяется со своими записями, как будто Дашина фамилия ничего ей не говорила, и прежним тусклым голосом сообщила:

– Проходите. Вениамин Львович вас ожидает.

Женщины подошли к двери кабинета, но в последний момент Даша оглянулась на тусклую секретаршу и успела перехватить в ее глазах какое-то странное выражение. Что это было? Насмешка? Высокомерие? Сочувствие? Да нет, все, что угодно, только не сочувствие!

Открывая дверь, Даша снова подумала, не зря ли она взяла с собой мать. Та с самого начала хотела отправиться к адвокату – как она говорила, в качестве моральной поддержки. Даша безуспешно старалась переубедить ее: «Нечего тебе там делать! Только лишний раз унижаться! Только лишний раз встречаться с той женщиной…» Даше хотелось употребить гораздо более грубое слово, но она удержалась. Нужно держать себя в руках.

Нельзя опускаться, нельзя терять достоинство… Это мать так говорила, она очень не любила, когда при ней употребляли неприличные слова. Вечно всех успокаивала, вечно сглаживала углы, вечно твердила, что мужу нельзя перечить. И отцу тоже. Пришел человек с работы усталый, что-то у него там не ладится, рявкнул грубо – так смолчи! Он и успокоится, а когда поест, то и вовсе добрым станет. Главное, чтобы он был твердо уверен – семья не подведет, в семье всегда его поймут и поддержат. Тогда и дела у него наладятся.

Мать повторяла это неустанно, сама в эту чушь верила и Даше пыталась привить такое отношение. И чего добилась? Отец ушел со скандалом, бросил их без средств, а все деньги достались его молодой жене. Ну что же, надо держать удар, она призывала к этому мать. Но безуспешно.

На отца Даша злилась, причем его смерть не изменила ее отношения. Он ушел, даже не попрощавшись с нею, и больше не пытался с ней связаться. Как будто ее вообще нет. И никогда не было.

Вот именно: единственную дочь выбросил из своей жизни, как будто она использованный билет на поезд, пустой спичечный коробок, мандариновая корка! Ладно, с матерью они развелись, но она-то, Даша, что плохого ему сделала? Не то чтобы у них были особенно близкие отношения, но все же она – его родная дочь. Причем единственная. И не заслужила такого отношения.

Это Даша тогда так рассуждала, когда мать совершенно с катушек съехала после ухода отца.

Мать Даша презирала и давно махнула на нее рукой. Со временем нужно будет с матерью разъехаться или снять квартиру. Очень возможно, что скоро она так и сделает.

В груди разлилось тепло, как всегда, когда Даша думала кое о ком. И сердце забилось часто-часто, а потом заболело, но эта боль была сладкой. Господи, как же она скучает по своему любимому! Нет, больше нет сил терпеть разлуку. Нужно изменить свою жизнь. И она сделает это в самое ближайшее время.

Но сейчас Даша приказала себе успокоиться, потому что нужно сосредоточиться на деле.

Открыв дверь и войдя в кабинет адвоката, она сумела сохранить невозмутимое выражение лица.

Та девка уже сидела перед столом юриста и беззастенчиво строила ему глазки. Стерва. Вырядилась в черное, изображает безутешную вдову, а сама выглядит, как картинка из «Плейбоя». Юбка короткая, так что все ноги на виду, вырез чуть не до пупа… Фигура, конечно, у нее неплохая, что есть, то есть, однако морда самая обыкновенная, невыразительная, глазки узенькие, и щеки свисают. Ага, всю ночь прорыдала, по мужу убивалась, да кто же в это поверит?..

Даша скрипнула зубами и постаралась взять себя в руки. Сдержанность – ее главное оружие. Ни в коем случае нельзя терять достоинство. Она – не мать, которая совершенно расплылась после похорон, как мороженое на асфальте, смотрит жалко, выглядит, как умирающий лебедь. Потащилась на похороны отца, якобы чтобы ей, Даше, не было так одиноко. А на самом деле – чтобы себя еще больше растравливать. Есть такие люди – им только дай в зарастающей ране покопаться, а то и жить неинтересно.

И вчера, после звонка адвоката, мать всполошилась, засобиралась. Тут уж Даша не выдержала, высказала ей все, что думает. Накричала даже: кончай, мол, себя и меня позорить, выглядишь, как побитая собака, людей стыдно. Если честно, то на всю эту публику, что приперлась на похороны, Даше было глубоко плевать, но мать вела себя отвратительно, хотелось устроить ей хорошую взбучку. Мать ничего не ответила на ее грубость, только поникла, ушла в свою комнату, а тут адвокат снова позвонил и официальным тоном велел матери тоже прийти. Ее-то зачем дергать, недоумевала Даша.

Ладно, сейчас нужно держать себя в руках и не отвлекаться на посторонние мысли.

Даша сделала вид, что не замечает эту стерву, отцовскую вдову, сдержанно поздоровалась с юристом. Мать при виде Алисы ничего не сказала, но, видно, усилием воли сделала лицо тверже и опустилась в свободное кресло. Даша села рядом с ней, сложила руки на коленях, как примерная ученица.

– Ну что ж… – Адвокат откашлялся, придвинул к себе папку с документами, поднял глаза на трех женщин, старавшихся не замечать друг друга. – Поскольку все заинтересованные лица присутствуют, начнем оглашение…

Закончить фразу он не успел.

– Почему здесь посторонние? – прошипела Алиса, как будто только что заметила мать и дочь, вынырнув из пучины горя.

– Кого это ты имеешь в виду? – Даша повернулась к ней и привстала, будто собиралась броситься в атаку.

И сама на себя рассердилась – ненадолго же ее хватило. Ведь хотела держаться ровно, ведь сама себе слово давала! Вон и мать укоризненно качает головой, эта жалкая личность еще ее осуждать будет!

– Давайте будем держаться вежливо… – прошелестела Лидия, – в память о Константине…

– Ты еще будешь встревать! – Алиса оскалилась. – Тебя здесь вообще не должно быть! Ты ни на что не можешь претендовать! Ты не имеешь никакого права здесь находиться!

– Ты бы заткнулась! – выкрикнула в ответ Даша. – Лучше было бы, если бы ты сидела в своем Задрипанске или вообще не родилась на свет! Лучше для всех, и в первую очередь для отца!

– Дамы, я прошу вас оставаться в рамках! – Адвокат недовольно поморщился, привстал, переводя взгляд с Алисы на Дашу и обратно. – Давайте не будем тратить время…

– Да успокойся ты наконец! – Лидия тронула дочку за руку. – Не нужно кричать! Я прошу тебя!

Даша зло посмотрела на мать, потом выдохнула, опустилась в кресло, сжала кулаки.

Алиса победно усмехнулась и отвернулась, мимоходом поглядев на свое отражение в узком зеркале, висевшем в простенке. Вид в зеркале ей не понравился – волосы растрепаны, помада размазалась. И несмотря на то что сегодня вместо осточертевшего вчера платья она надела короткую черную юбку и джемпер с вызывающим вырезом, все равно выглядела нехорошо. Определенно, черное ей не идет.

Алиса плотно сжала губы и выпрямила спину.

– Итак… – повторил адвокат, убедившись, что порядок восстановлен и все его внимательно слушают, – итак, поскольку все заинтересованные лица присутствуют, я приступаю к оглашению последней воли господина Леденцова. Это завещание составлено шесть месяцев назад, таким образом, оно – последнее по времени, именно оно имеет законную силу. Завещание составлено лично мной, в письменной форме, в присутствии двух свидетелей…

– Давайте опустим все эти формальности! – нетерпеливо проговорила Алиса. – Переходите уже к делу!

– Я как раз перехожу… – Адвокат поморщился: он не считал юридические формальности лишними, наоборот, не сомневался, что именно они, эти формальности, придают смысл и форму хаосу и безумию человеческих отношений.

– Итак… в своем последнем и окончательном завещании покойный господин Леденцов заявил, что, находясь в здравом уме и твердой памяти, завещает все свое движимое и недвижимое имущество, за одним исключением, своей жене Алисе…

Алиса подскочила и победно взглянула на остальных. Лидия вздохнула, Даша скрипнула зубами.

– Своей жене Алисе, – повторил адвокат, – и своей дочери от первого брака Дарье, в равных долях.

На этот раз Алиса скрипнула зубами, хотя такое продолжение было ожидаемо.

– А именно, – продолжал юрист, не обращая внимания на кипящие в кабинете страсти, – «моей жене Алисе я завещаю тридцать процентов доли в компании «Интеко» из принадлежащих мне шестидесяти, и дочери Дарье – тридцать процентов. Также я завещаю разделить между ними поровну денежные суммы, оставшиеся на моих счетах в банке «Доверие» на момент объявления завещания. Кроме того, свою квартиру на канале Грибоедова я оставляю своей жене Алисе, а загородный дом в поселке Шмелево – своей дочери Дарье».

Даша бросила быстрый взгляд на Алису.

Что ж, отец, надо отдать ему должное, поступил по справедливости. Роскошная квартира в престижном районе и большой загородный дом на берегу озера можно считать приблизительно равноценными. Конечно, жалко упускать такую квартиру, но нужно быть реалисткой и радоваться тому, что есть… А папочка все же не совсем совесть потерял, видно, перед смертью вспомнил о родной дочке. Хотя… он же это завещание за полгода составил…

Алиса тоже неприязненно покосилась на Дашу, но тут же повернулась к адвокату:

– Эй, а вы что-то говорили про какое-то исключение!

– Да, сейчас я как раз к нему и подхожу… «Помимо перечисленного имущества, я завещаю своей первой жене Лидии принадлежащий мне участок земли площадью шесть соток в садоводстве «Прибрежное» в Гатчинском районе и находящийся на нем садовый домик…»

Алиса прыснула, повернулась к Лидии и издевательским тоном проговорила:

– Вот это я понимаю – недвижимость! Участок площадью шесть соток и садовый домик! – Она развела пальцы правой руки, показывая размеры этого домика. – Иди и ни в чем себе не отказывай! Самое подходящее для тебя занятие – разводить черную смородину на шести сотках! А то еще курей заведи!

Даша сжала руку матери, стараясь успокоить ее.

Но Лидия, на удивление, спокойно приняла известие. Напротив, на ее лице проступило задумчивое выражение, словно она пыталась понять что-то важное.

– Это все? – проговорила Алиса, прижимая к груди винтажную итальянскую сумку и собираясь встать.

– Нет… – остановил ее адвокат с неожиданно смущенным лицом, почти невозможным при его профессии, – я должен сообщить вам еще кое-что, причем… боюсь, эти новости вас не обрадуют.

– Что еще такое? – Алиса враждебно уставилась на него.

– Вам известно, что я не только распоряжаюсь завещанием покойного господина Леденцова. При жизни Константина Михайловича я был также его поверенным в делах, поэтому в курсе всех финансовых дел… то есть всех дел…

Адвокат явно запутался в словах, что опять-таки нехарактерно для человека его профессии. Видимо, терял самообладание. Алиса нахмурилась и недовольно проговорила:

– Да в чем дело-то? Говори уж скорее!

– Дело в том… – адвокат сцепил руки и переводил взгляд с Алисы на Дашу, – дело в том, что в последние месяцы, уже после оформления оглашенного завещания, господин Леденцов произвел ряд непонятных и, на мой взгляд, неразумных финансовых операций.

– Каких еще операций? – Алиса смотрела на юриста зверем. – Говори яснее!

– Возможно, это были какие-то рискованные вложения или приобретение какой-то собственности, однако мне не удалось найти никаких документов, относящихся к упомянутой собственности или к этому вложению…

– Перестань жевать сопли! – рявкнула Алиса. – Объясни человеческим языком, что там устроил Константин!

Лидия очнулась от задумчивости и недовольно посмотрела на Алису, она терпеть не могла грубого обращения. Смотреть на Алису было противно – тщательно лелеемая красота куда-то испарилась, теперь с адвокатом разговаривала совершенно вульгарная неинтересная девка. Рот кривился, а когда орала, то всю глотку было видно, голос визгливый, глазки от злости маленькие стали. Господи, и куда Константин только смотрел… Ну ладно, художественного вкуса ему недоставало, точнее, совсем не было, но глаза-то были… И голова на плечах… Ах, да не головой он думал, когда на этой базарной бабе женился!

Лидия тут же призвала себя к порядку – не время сейчас злопыхать, да и что это даст?

– Я думаю, – подала голос Даша, – папочка просадил все денежки и на его счетах ни черта не осталось!

– Что?! – Алиса взглянула на падчерицу с испуганным изумлением, тут же перевела взгляд на адвоката и выдохнула: – Не может быть! Скажи, что это не так! Скажи, что эта маленькая стерва ошибается!

«Маленькая стерва» была выше своей «мачехи» на полголовы, если без каблуков, однако не стала заострять внимание на этом факте, она просто не обратила внимания на очередной выпад Алисы.

– Нет, – адвокат уставился в потолок, потом на окно, лишь бы не сталкиваться взглядом с Алисой, – Дарья Константиновна в какой-то степени права… она изложила проблему верно… действительно, примерно два месяца назад господин Леденцов снял деньги со всех своих банковских счетов. Обратил их в наличность. Судьбу этой наличности мне установить не удалось.

– Что-о?! – выкрикнула Алиса. – Чтобы ты не смог чего-то установить? Особенно если дело касается денег? В жизни не поверю! Не иначе, ты сам наложил на них лапу!

– Алиса Викентьевна, как вы можете! – ханжеским тоном проговорил адвокат. – Кажется, я не заслужил таких обвинений! Я всегда честно и добросовестно…

– Еще как заслужил! – прошипела Алиса. – Так что – в банке у него ноль?

– Увы! – Юрист развел руками. – Все счета господина Леденцова обнулены!

– Сволочь Костик! – выдохнула Алиса. – Ну ладно, переживем! Придется продать часть акций. На первое время хватит!

– Я очень сожалею, Алиса Викентьевна… – снова заговорил адвокат, – я очень сожалею, но…

– Что?! – Алиса подскочила как ужаленная. – О чем это ты, козел, сожалеешь? Это что – не все твои новости?

– Увы, да… вы не сможете реализовать акции, принадлежавшие господину Леденцову.

– Почему это не смогу? Ведь теперь я – их законная владелица! Разве не так?

– Дело в том, что примерно тогда же, приблизительно два месяца назад, господин Леденцов взял большую ссуду в своем банке под залог этих акций. Так что теперь никакие действия с этими акциями не могут быть произведены без согласия банка.

– Вот сволочь Костик! – Алиса схватилась за голову.

– Боюсь, это еще не все… – продолжил адвокат.

– Как – не все? – Алиса уставилась на него исподлобья. – Что ты еще припас?

– Дело в том, что биржевые котировки акций «Интеко» в последние месяцы снижались, и принадлежавших господину Леденцову акций не хватило для обеспечения взятой им ссуды. Банк потребовал дополнительного обеспечения, и господин Леденцов заложил принадлежащую ему квартиру на канале Грибоедова…

– Что?! – Алиса вскочила, перегнулась через стол и схватила адвоката за галстук. – Врешь, козел!

– Алиса… Алиса Викентьевна… – пропыхтел юрист, пытаясь вырвать у нее галстук, который затягивался на его шее, как удавка. – Алиса Викентьевна… отпустите… вы меня задушите…

– Ты это заслужил! – Алиса еще сильнее затянула дорогой итальянский галстук.

Адвокат чудом вывернулся, отдышался и проговорил:

– Я ни в чем не виноват! Я пытался отговорить Константина, но он не хотел меня слушать!

Алиса вдруг отступила, с подозрением оглянулась на Дашу и спросила адвоката:

– А дом? Загородный дом он тоже заложил?

– Тоже… – Адвокат развел руками.

– Тоже? – повторила за ним Даша. – Ну, папочка! Ну, молодец! Все успел!

Она посмотрела на Алису, потом на мать и вдруг громко, оглушительно захохотала.

– Что с тобой, Даша? – испуганно проговорила Лидия, повернувшись к дочери. – Что с тобой?

– Да со мной-то ничего! – Даша, не переставая хохотать, махнула рукой. – Я тут просто подумала… подумала… – Она не могла договорить, захлебываясь от смеха.

– Да что с тобой?

– Я подумала, что единственная реальная собственность, оставшаяся от папочки, – это тот домик в садоводстве, который он оставил тебе! Ведь этот домик не заложен? – спросила она адвоката, едва справившись с приступом смеха.

– Нет, не заложен, – заверил ее тот.

– Ну, так я поздравляю тебя, мама! – Даша повернулась к матери. – Ты из нас троих – самая богатая наследница!

Надежда Николаевна ехала домой в самом мрачном расположении духа. Ее плохое настроение объяснялось тем, что она ничуть не продвинулась в своем расследовании. Ну, рассказала ей Лида про медальон, так что это дало? Ведь у Лиды его нет. А тот тип по телефону требовал, чтобы его вернули, в противном случае грозил убить Дашу. Ну, положим, насчет «убить» он погорячился, хотя… тот мужичок в торговом центре, как теперь говорят, шестерка, ведь умер. Хотя и похоже на несчастный случай. Ну, это дело полиции, Надежда не станет о нем жалеть. Но вот что делать дальше?

А тут еще Валя Голубев позвонил и сказал, что внучка заболела, поэтому невестка сегодня на работу не выйдет, так что встреча откладывается на неопределенный срок. Надежда совсем приуныла, однако не в ее правилах было так просто сдаваться. Поэтому когда она пришла домой, у нее уже созрел план.

Она положила перед собой телефон, который Иконников вытащил из кармана покойника, и еще раз исследовала все входящие и исходящие звонки. Входящих было два: это ей звонил шантажист, точнее, вымогатель. Злодей, в общем. Только он думал, что звонит Константину. Кстати, как этот тип узнал номер телефона? Видимо, были у него возможности. Потому что телефон этот был у Кости тайный, чтобы звонить по сугубо личным делам. Оттого и в гробу он очутился, что Константин держал его в костюме, который редко надевал. Ну, может, не нравился он ему или плохо сидел… В общем, был почти не ношенный. Вот вдова и решила Костю в этом костюме похоронить – чего на новый-то тратиться? А карманы не проверила.

Рассказывали же в советское время случай, как вдова похоронила мужа в парадном костюме, а у него в кармане пиджака билет лотерейный лежал. Подарили на день рождения, так в кармане и остался. Ну, сожгли покойника в крематории, а тут как раз и выяснилось, что билет машину выиграл. Да не какую-нибудь, а «Волгу». Сумасшедшие по тем временам деньги. Хватилась вдова билета, а поезд уже ушел. То есть сгорела «Волга» вместе с покойником. Шум, плач, вдова волосы на себе рвет и мужа покойного не слишком добрыми словами поминает. Но сделать ничего не может. А потом понадобились ей деньги – на похороны сильно потратилась, и понесла она в комиссионный магазин кое-какие вещи мужа – куртку импортную, свитер почти новый. Жить-то надо, а тогда в магазинах ничего не достать было, люди и подержанную одежду покупали. И видит вдова, что висит на стойке с одеждой костюм ее мужа. Тот самый, в котором она его похоронила. Она его сразу узнала – вот тут пятнышко на брюках, когда она их чуть не сожгла, и пуговицы все ее рукой пришиты. А пришла она в комиссионку с соседкой. Если бы одна, то бросилась бы на костюм, начала плакать-рыдать, ее живо бы из той комиссионки выставили и костюмчик прибрали куда подальше. А соседка-то умнее оказалась. Раз в карман – а билет там лежит! Кинулись они с тем билетом в милицию – и накрыли директора комиссионки с поличным. Громкое дело было. Оказалось, сотрудники крематория все на поток поставили. Покойников раздевали, а вещи продавали по комиссионкам. А некоторые родные ведь то кольцо покойнику оставляли, то серьги…

Надежда очнулась от воспоминаний и сосредоточилась на номерах в телефоне. Всего три, но явно важные.

Она решила действовать по порядку и набрала первый номер. Однако женский голос сообщил, что номер выключен и абонент недоступен. Ладно, набрала второй номер, прижала трубку к уху и прислушалась.

Из трубки вместо гудков полилась заунывная восточная мелодия, потом раздался щелчок, и вкрадчивый голос проговорил:

– Вы позвонили в офис потомственной гадалки, дипломированного специалиста по черной и белой магии Акулины Ловенгро. Если вам требуется защита от сглаза и порчи – наберите цифру «один», если вам, напротив, нужно навести порчу на соперницу или конкурента – наберите цифру «два», если вы хотите приворожить или удержать любимого человека – наберите цифру «три», если вам необходима магическая поддержка в бизнесе – нажмите «четыре». Если у вас имеются претензии к работе нашего офиса или какой-то другой вопрос, не перечисленный в меню, – нажмите цифру «пять» или дождитесь ответа оператора. Оставайтесь на связи! Ваш звонок очень важен для нас!

– Ничего себе! – Надежда с удивлением прослушала эту запись и осталась на связи. Из трубки снова полилась тоскливая мелодия.