Портрет Кровавой графини Александрова Наталья

– Сволочь! Из-за тебя все! – Алиса ткнула бокалом в зеркало, и оно рассыпалось на множество осколков.

В последний момент любовник успел оттащить ее в сторону.

– С ума сошла! Ведь лицо порезала бы! – вскричал он. – Что на тебя нашло?

– Все из-за тебя! – Алиса колотила его по плечам, по груди, пыталась кусаться и лягаться, так что любовник довольно сильно хлопнул ее по щеке, затем влил в рот коньяка прямо из бутылки.

Неизвестно, что помогло больше – пощечина или коньяк, но Алиса успокоилась и довольно связно рассказала ему про вчерашнюю встречу у адвоката.

– Так-таки ничего и не оставил? – спросил любовник, внимательно выслушав Алису. – Совершенно ничего?

– Ничего. И этой стерве, его доченьке, тоже ничего. Так что непонятно, с чего она так хохотала, с какой радости, – угрюмо ответила Алиса.

– Хохотала, говоришь? – оживился он. – А что говорила?

– Да ничего не говорила, так заливалась, что хотелось ей по морде двинуть.

– Ну ладно… – Любовник встал и заходил по комнате. Алиса с удивлением заметила, что он нервничает. – Ты тут отдохни пока, в себя приди, а я попозже зайду.

Алиса в это время старательно выливала в стакан остатки коньяка и не смотрела на любовника, но даже по голосу было понятно, что больше он к ней не придет.

«Да и черт с ним! – с досадой подумала она. – Не больно-то и хотелось».

Однако, когда любовник ушел, она задалась вопросом: для чего он вообще к ней ходил?..

Детективное агентство «Азимут» занимало первый этаж обычного жилого дома на Петроградской стороне.

На двери подъезда была установлена кнопка вызова с соответствующей надписью, но воспользоваться этой кнопкой Надежде не пришлось: к подъезду подъехал белый пикап, трое озабоченных молодых парней вытащили из него громоздкий сейф. Дверь широко открылась, сейф внесли внутрь, и Надежда, воспользовавшись удобным случаем, проскользнула в подъезд.

Внутри царило какое-то нездоровое оживление. Люди сновали взад-вперед с какими-то папками и коробками, двери комнат хлопали. У всех был растерянный, испуганный и озабоченный вид.

Прямо напротив входа имелась стойка администратора, но за ней никого не было.

Надежда огляделась по сторонам. Наткнувшись на взволнованную девушку, которая вышла в коридор с тоненькой папкой в руках, Надежда спросила ее:

– С кем я могу поговорить?

– Извините, я сейчас никак не могу, всего полчаса осталось… – ответила девица и тут же скрылась за соседней дверью.

– Что у них тут творится? – спросила Надежда саму себя.

Она еще несколько минут простояла в коридоре, как вдруг снова увидела ту же самую девушку, с той же папкой в руках. Бросившись на нее, как ястреб на цыпленка, Надежда выпалила:

– До чего осталось полчаса?

Девица испуганно взглянула на свои часы и вскрикнула:

– Уже не полчаса! Только двадцать минут!

– До чего? – повторила Надежда.

– До конца света! – И девица, увернувшись от Надежды, снова скрылась за дверью.

– Да что же это такое… – пробормотала Надежда.

Она заняла позицию перед дверью и стала поджидать неуловимую девицу.

Ее расчет очень скоро оправдался: через несколько минут та же девица снова вылетела в коридор все с той же папкой и с еще более ошалевшим видом.

На этот раз Надежда была лучше подготовлена. Она схватила девицу за лацканы офисного пиджачка, прижала к стене и проговорила суровым голосом:

– Стоять на месте! Отвечать, когда я спрашиваю!

– Но осталось только десять минут…

– Все равно я тебя не отпущу, пока не получу ответа!

– Я позову охрану…

– Зови, – бесстрастно разрешила Надежда, оглядевшись по сторонам, – тебя все равно никто не услышит, они все тоже носятся как угорелые, им не до тебя.

Девица поняла, что Надежда права и надеяться можно только на себя. Она попыталась выскользнуть из пиджака, как змея выскальзывает из старой кожи, но Надежда держала ее крепко. Наконец девица сдалась и проговорила страдальческим голосом:

– Что вам нужно?

– Что у вас тут творится? – спросила Надежда для начала. – Что случится через десять минут?

– Через десять минут приедет Макар Никитич! – в ужасе выдохнула пленница.

– Это кто?

– Вы не знаете? – Девица взглянула на Надежду, как на слабоумную. – Это наш главный инвестор, он прилетел из Москвы, чтобы лично проверить работу фирмы. Поэтому у нас все на ушах…

– Понятно.

– Отпустите меня, – взмолилась девица, – пожалуйста, отпустите! Мне срочно нужно передать эту папку Илье Борисовичу, а он куда-то запропастился… если я ее не передам до прихода Макара Никитича, страшно подумать, что случится…

– Ничего не случится! – сурово отрезала Надежда. – Чем быстрее ты ответишь на мои вопросы, тем быстрее я тебя отпущу!

– Спрашивайте… – страдальческим тоном отозвалась девица, – только, пожалуйста, быстрее…

– Ты вообще кто? – задала Надежда первый вопрос и тут же уточнила, сообразив, что задала вопрос из разряда философских и не имеющих ответа. – Кем ты здесь работаешь?

– Диспетчером-администратором!

– Вот и отлично. – Надежда хищно улыбнулась. – Значит, ты – именно тот человек, который мне нужен. Ты должна знать клиентов и исполнителей. Меня интересует ваш клиент Константин Леденцов.

– У меня все в компьютере… – Девица испуганно взглянула на стойку против двери.

– Пойдем туда! – Надежда отпустила девицу, но тут же в бок несчастной ткнулся холодный металлический предмет. – Но чтобы без фокусов! Попробуешь бежать – я выстрелю!

Глаза девицы округлились от ужаса, и она безропотно поплелась к своему рабочему месту.

Включив компьютер, она пробежала пальцами по клавишам и повернулась к Надежде:

– Да, у нас был такой клиент, но он не продлил контракт…

– Какого рода услуги ему оказывали?

– Я не имею права разглашать такую информацию! – решительно ответила девица и тут же добавила: – Тем более что я ей и не владею. Это знают только менеджер, который вел дело, и агент, которому это дело поручили.

– А какому агенту поручили дело Леденцова?

– Я не имею права…

– Ответишь – и я тебя отпущу. Можешь искать своего Илью Борисовича.

– Кустиков… – жалобно ответила девушка, – Олег Кустиков… вы меня обещали отпустить…

– Хорошо, отпущу… только еще один, самый последний вопрос. – Надежда под влиянием неожиданного озарения положила перед девушкой мобильный телефон и вывела на экран тот номер, который пробила для нее невестка Вали Голубева. – Это его номер? Номер вашего агента Олега Кустикова?

– Его… – кивнула девица, и вдруг ее лицо вытянулось и нос сморщился, как будто она собралась заплакать. – Только… только Олега больше нет…

– Что значит – нет? – удивленно переспросила Надежда. – Он что, уволился?

– Хуже… он погиб…

– Как – погиб?

– Несчастный случай… – Девица умоляюще взглянула на Надежду. – Вы обещали меня отпустить…

– Иди! – милостиво разрешила Надежда.

– А вы… вы не выстрелите?

– Из чего – из этого? – И Надежда продемонстрировала ей тюбик губной помады.

Девица захлопала ресницами, но тут же спохватилась и унеслась по своим делам, забыв при этом выключить компьютер.

Надежда огляделась по сторонам, села на освободившееся место и посмотрела на экран.

На экране была выведена таблица с указанием имен заказчиков, дат начала и окончания договоров. В последней графе, судя по всему, должны были находиться имена агентов, оказывавших детективные услуги. Однако вместо имен и фамилий в этой графе помещались какие-то странные рисунки – где-то забавный мышонок, где-то оскаленная волчья морда, где-то стилизованная комета с ярким хвостом. Напротив имени Константина Леденцова в этой графе был изображен покрытый цветами кустик, словно нарисованный детской рукой.

«Ну да, – сообразила Надежда. – Ведь на Константина работал агент по фамилии Кустиков. Кустик – самый подходящий рисунок для человека с такой фамилией. Наверное, каждый сотрудник агентства в целях конспирации обозначался каким-то условным рисунком».

Не очень-то надежная конспирация. Что-то в этом было наивное, детское. Надежда вспомнила, что, когда водила дочку в детский сад, там у каждого ребенка был шкафчик с каким-нибудь ярким рисунком – у кого мячик, у кого яблоко, у кого цветок. Дети запоминали свой шкафчик по такому рисунку. И у нее, у Надежды, в детском садике тоже был такой шкафчик, только на нем была нарисована вишенка. Надо же, тут же удивилась Надежда, нужные вещи из памяти выпадают, а такая ерунда на всю жизнь запомнилась.

Но здесь-то не детский сад, а серьезное детективное агентство.

«Наверное, – подумала Надежда, – эти условные знаки придумала от нечего делать та девушка-администратор, которая только что выложила мне все секреты своего агентства. Это вполне в ее духе: дала каждому агенту какую-нибудь смешную кличку и придумала соответствующие этим кличкам логотипы…»

Да, но что это дает ей, Надежде? Она просмотрела еще несколько таблиц. В одной из них, судя по всему, были указаны суммы, выплаченные агентам за выполненные работы, в другой – против каждого логотипа стоял адрес.

Что это – домашние адреса агентов? Но, внимательно просмотрев таблицу, Надежда заметила, что некоторые адреса повторяются. Вряд ли несколько агентов живут вместе… Тогда что же это за адреса?

Против знакомого кустика Надежда прочитала: «Третья Красноармейская, 9–12–876–4716–369».

Третья Красноармейская – это улица в старом районе возле Обводного канала, две первые цифры – наверняка номер дома и квартиры, а последние десять цифр? Может быть, это номер телефона? Только странный какой-то номер…

Во всяком случае, эти цифры не совпадали с тем номером, который был записан в памяти Костиного телефона, с тем номером, который, по словам девушки-администратора, принадлежал покойному детективу Кустикову.

Надежда записала все, что сумела найти в компьютере, и решила проверить этот адрес. С последними цифрами она разберется позднее.

Надежда Николаевна уже хотела покинуть агентство… но в это время входная дверь открылась, и на пороге появился необычный человек. Он был очень маленького роста, с розовым детским личиком и неуместными на нем густыми кустистыми бровями. Маленький человечек был одет в хорошо сшитый темно-серый пиджак, под которым красовался немыслимо яркий шелковый жилет, расшитый тропическими цветами и райскими птицами. Следом за этим забавным человечком шел рослый парень в темном костюме, под пиджаком у него отчетливо проступали очертания пистолета.

«Телохранитель», – догадалась Надежда. А в следующую секунду сообразила, что маленький человечек – это тот самый инвестор из Москвы Никита Макарович… или Макар Никитич, которого дожидались сотрудники агентства. И, как это часто бывает, прозевали его появление.

Маленький человечек огляделся, подошел к стойке, за которой стояла Надежда, и спросил неожиданно густым басом:

– Где все?

– Разбежались, – ответила Надежда, не моргнув глазом. – Как узнали, что вы должны прилететь, так и разбежались.

Инвестор удивленно пошевелил густыми бровями и задал следующий вопрос:

– Что значит – разбежались? Куда разбежались?

– Кто куда…

– А Илья?

– А Илья Борисович загримировался под эвенка и улетел на Крайний Север. Разводить оленей.

Надежда не хотела никому вредить, просто решила немножко похулиганить.

– Я ему покажу оленей! – прогремел маленький человечек. – Я ему покажу Крайний Север!

В это время в конце коридора появилась группа перепуганных мужчин. Они бросились к инвестору. Один из них, видимо главный, воскликнул, изображая радость:

– Макар Никитич, дорогой! Как вы долетели?

– Ты что, уже вернулся с Севера? – прогремел карлик. – Всех оленей развел?

Надежда не стала дожидаться конца этой сцены – она выскользнула из-за стойки и покинула агентство. Ох и распушит их сейчас этот Макар Никитич! Хоть росту и маленького, видно, что мужчина серьезный, шутки шутить не любит.

Совесть нисколько Надежду не мучила. В этом агентстве ей не понравилось. Какие-то все заполошные. Мечутся, как тараканы под дихлофосом, порядка никакого. Если все дела в порядке, то и начальства бояться не стоит, это она по прошлой работе твердо знает. А если так трясутся, стало быть, не работают, а только вид делают. И не зря ли покойный Константин к ним обратился?

Через полчаса Надежда вышла из маршрутного такси на Московском проспекте, неподалеку от Третьей Красноармейской улицы.

Когда-то в обширном районе к северу от Обводного канала квартировали знаменитые полки лейб-гвардии – Измайловский и Семеновский. В соответствии с ротами назывались и улицы – Первая Рота, Вторая, Третья и так далее, до Тринадцатой. А проспект, на который они выходили, именовался Измайловским. После революции проспект сохранил свое название, улицы же в духе времени переименовали – Первая Рота стала Первой Красноармейской, Вторая – Второй Красноармейской, и далее по списку.

Надежда свернула с оживленного и шумного Московского проспекта на Третью Красноармейскую – и будто оказалась совсем в другом городе и даже в другое время. Если на Московском проспекте располагались дорогие бутики и магазины, рестораны японской и итальянской кухни, проезжали и останавливались сверкающие лаком немецкие и японские автомобили, то здесь, на тихой и мрачной улице, преобладали сомнительные подвальчики и подозрительные заведения, в которых вполне можно было встретить оживших персонажей из романов Достоевского.

Правда, имелись и кое-какие отличия от того Петербурга, каким его увековечил великий писатель: возле тротуара вплотную одна к другой были припаркованы машины. Но не те новенькие автомобили, которые проносились за углом, а проржавевшие машины, давно отслужившие свой срок. И публика здесь обреталась соответствующая – бомжи с мертвенным, серо-зеленым цветом лица, алкаши в поисках средств на опохмел.

Один из таких аборигенов устремился навстречу Надежде и заговорил проникновенным, взволнованным голосом:

– Женщина, у вас такие добрые глаза! Я знаю, вы не пройдете мимо человеческого страдания!

– А что случилось? – спросила Надежда сочувственно.

– Случилась обычная история. Человеческие черствость, бездушность привели к тому, что я остался без средств к существованию. И ладно бы я не имел денег только на пропитание, к этому я привык, – страдалец тяжело вздохнул, – но у меня нет средств даже на покупку необходимого лекарства… Еще час-другой – и мой организм не выдержит борьбу с тяжелой болезнью… Мне нужно всего десять рублей! Десять рублей – и человеческая жизнь будет спасена!

Надежда догадывалась, какого рода лекарство ему нужно, однако красноречие незнакомца произвело на нее впечатление. Кроме того, ей показалось, что алкаш чем-то похож на Семена Захаровича Мармеладова – жалкое спившееся создание из романа «Преступление и наказание». Так или иначе, она протянула алкашу десятку.

– Женщина! – воскликнул тот с глубоким чувством. – Я знал, что вы не пройдете мимо! Я прочел в ваших глазах высокие моральные качества. Скажите, как я могу отплатить за вашу доброту?

– Очень просто. Скажите мне, где тут дом номер девять? А то я вижу дом номер семь, а сразу за ним – одиннадцатый…

Выражение лица фальшивого Мармеладова неуловимо изменилось. Вместо восторженной благодарности и веры в человечество на нем теперь читался хитрый расчет.

– Пятьдесят рублей! – проговорил он сухим деловым тоном.

– За что? – удивленно переспросила Надежда. – За то, чтобы указать нужный дом? Вы ведь сами только что сказали, что хотите мне отплатить за доброту!

– Ну, вы же понимаете, женщина, это просто фигура речи… обычное проявление вежливости. А то, о чем вы меня просите, – это уже услуга. Пусть и небольшая. Но в наше время всякая услуга должна быть оплачена. Я не в том положении, чтобы заниматься благотворительностью…

– Ну и ну! – Надежда покачала головой. – Ладно, вот вам еще десятка – большего вы не заслужили!

– Что ж, – алкаш с достоинством принял у нее деньги, – конечно, это унизительно, но так и быть, я пойду вам навстречу, помня вашу доброту. Дом номер девять – это флигель во дворе, к нему вы попадете вон через те ворота.

Он показал Надежде на арку, закрытую старыми коваными воротами, которые были заперты на кодовый замок – видимо, обитатели двора пытались хоть как-то отгородиться от Петербурга Достоевского.

Надежда подошла к воротам и задумалась. Иногда ей удавалось открыть кодовый замок, поглядев на него при боковом освещении и заметив, что какие-то кнопки затерты больше от многочисленных прикосновений. Но этот замок был новенький, и кнопки еще не успели приобрести специфический блеск.

Как открыть эти ворота? И тут Надежда Николаевна вспомнила цифры, которые увидела в одной из таблиц в компьютере агентства «Азимут» вместе с адресом. Она достала листок, на котором записала эти цифры, и набрала три из семи – 876. Догадка оказалась верной: замок щелкнул и открылся.

Надежда вошла во двор.

Несмотря на то что ворота были заперты и посторонние во двор не допускались, выглядел он не лучшим образом. Когда-то двор был заасфальтирован, но асфальт давно растрескался, сквозь трещины пробилась вездесущая сорная трава, а кое-где – даже хилые деревца и кустики. В глубине стоял двухэтажный флигель, много лет назад выкрашенный желтой краской. Краска давным-давно выгорела и выцвела, и только местами можно было определить ее первоначальный цвет. Рядом с флигелем приткнулись несколько гаражей, возле одного из которых пожилой автовладелец безуспешно пытался реанимировать такие же пожилые «Жигули».

Надежда подошла к входу во флигель. Рядом с железной дверью висела табличка с номерами квартир. И снова Надежду ждало разочарование: здесь были перечислены квартиры с первой до одиннадцатой, нужный ей двенадцатый номер отсутствовал.

Надежда в раздумье уставилась на безмолвную дверь и вдруг почувствовала спиной чей-то взгляд. Обернувшись, она увидела, что автовладелец оторвался от своего занятия и смотрит на нее весьма подозрительно.

– Женщина, – проговорил он, перехватив ее взгляд, – вы кого ищете?

– Вообще-то, мне нужна квартира номер двенадцать, – честно призналась Надежда, – но здесь такой нет… или я ошибаюсь?

– Не ошибаетесь… – проворчал хозяин ржавых «Жигулей», – есть здесь двенадцатая квартира… только…

– Что – пятьдесят рублей? – выпалила Надежда, вспомнив переговоры с фальшивым Мармеладовым.

– Какие пятьдесят рублей? – недовольно переспросил автовладелец. – Почему пятьдесят рублей?

– Да это я так… – заюлила Надежда, – сама не знаю, почему это у меня вырвалось…

– Если вам не трудно, подайте мне вон тот ключ! – Мужчина показал Надежде на горку лежащих чуть поодаль инструментов. – Восемь на двенадцать!

– Вот этот? – Надежда подняла тяжелый гаечный ключ.

– Да что вы, женщина! Я сказал восемь на двенадцать, а это – девять на одиннадцать…

– Извините… – Надежда нашла среди инструментов еще один ключ. – Этот?

– Этот, этот! – Мужчина протянул руку за ключом. – А двенадцатая квартира – за углом, в торце флигеля. Только, женщина, я вам не советую туда ходить. Нехорошая это квартира…

– Нехорошая? – переспросила Надежда, вспомнив роман Булгакова. – Чем же она такая нехорошая?

– Да люди туда ходят какие-то подозрительные, опять же звуки разные доносятся…

– Ладно, учту! Спасибо, что предупредили!

Надежда обошла флигель и действительно увидела в торцевой стене еще одну дверь, на которой косо была укреплена металлическая табличка с единственным номером – двенадцать. Значит, за этой дверью находилась одна квартира. И еще на двери был кодовый замок.

На этот раз Надежда, недолго думая, набрала следующие четыре цифры со своего листочка – 4716. И не ошиблась: кодовый замок негромко щелкнул, и дверь флигеля открылась.

Надежда осторожно вошла внутрь. В подъезде было темно и душно. Пошире открыв входную дверь, чтобы впустить дневной свет, Надежда Николаевна огляделась и увидела справа от двери выключатель. Не без опаски она нажала на кнопку, и наверху загорелась единственная бледная лампочка, света от которой едва хватало, чтобы разглядеть ведущую на второй этаж лестницу. Лестница была грязная, с выщербленными ступенями, но Надежде ничего не оставалось, как подняться по ней.

Пройдя два лестничных марша, она оказалась перед еще одной дверью с кодовым замком. Надежда без колебаний набрала на нем последние цифры со своего листка – 369. Дверь открылась.

За ней оказалась самая обычная прихожая. Хотя нет – не совсем обычная. В обычной прихожей всегда валяются на полу стоптанные тапочки (или – новенькие, в зависимости от аккуратности хозяев), висят на вешалке плащи и куртки, стоят зонтики. В общем, имеются приметы человеческого присутствия. Эта же прихожая была совершенно пустой. Только хлопья пыли скользили по полу, перемещаемые сквозняком, как перекати-поле.

Из прихожей вели три двери. Надежда заглянула по очереди в каждую из них.

За первой дверью оказалась крошечная кухонька, в которой едва помещался накрытый клетчатой клеенкой стол, раковина в желтоватых потеках, маленький холодильник и пара стульев. На столе стоял простой электрический чайник и две фаянсовые кружки. Тут же лежала полупустая коробка с чайными пакетиками. Холодильник был девственно чист и совершенно пуст.

– Небогато! – проговорила Надежда, закончив осмотр кухни. – Даже сахара нет!

За второй дверью находился санузел: маленькая ванна с душевой стойкой и рыжими потеками ржавчины внутри, унитаз, раковина. На краю раковины стоял пластиковый стаканчик с зубной щеткой и лежала расческа, между зубьями которой застряли несколько рыжеватых волосков.

Надежда снова вышла в прихожую. «Какая странная квартира», – подумала она. Любое жилье несет на себе отпечаток своих обитателей, отражает какие-то черты их характера, какие-то человеческие качества. Эта же квартира была совершенно безликой, как будто в ней никто не жил.

Так, может, здесь действительно и не жили? Может быть, это служебная квартира детективного агентства, и ее используют только для того, чтобы без помех заниматься поисками и расследованиями? Но тогда здесь должны быть следы этих расследований, а пока Надежда не нашла ничего похожего…

Правда, оставалась еще одна дверь, которая вела в жилую комнату. Здесь действительно было чуть больше признаков человеческого присутствия. В комнате имелся узенький диванчик, потертый рабочий стол с двумя выдвижными ящиками, кресло с вылинявшей обивкой и два хромоногих стула.

Надежда первым делом выдвинула ящики стола. В первом она нашла большой, красиво изданный художественный альбом в глянцевой суперобложке. Название и все надписи в альбоме были на немецком языке, которым Надежда не владела.

Она быстро пролистала альбом. На всех фотографиях были запечатлены медальоны – по большей части золотые, тонкой, изящной работы, с портретными миниатюрами. Портреты были самые разные – мужчины в парадных мундирах и шитых золотом камзолах, дамы в платьях с высокими кружевными воротниками или, напротив, с открытой шеей, мальчики в гвардейских мундирчиках и нарядных камзолах, девочки – в кружевных платьях… Кружева и золотое шитье были выписаны с удивительным мастерством, лица – с очевидным портретным сходством.

Перелистывая страницы альбома, Надежда вдруг остановилась. Ее внимание привлекла одна из миниатюр – молодая, красивая женщина с густыми, непокорно вьющимися черными волосами.

И если лица на остальных портретах были полны покоя и достоинства, то в этом лице читались какие-то злая воля, коварство и жестокость. Особенно поражали глаза – темные, глубокие, они горели, как два угля. Два угля, извлеченных из адского пламени…

Надежда невольно вздрогнула. Ей показалось, что эти черные глаза глядят прямо ей в душу.

И еще… еще ей показалось, что где-то она уже видела это лицо. Да нет, не видела, конечно, но гадалка очень точно описала его. И Лида говорила о нем же, такого совпадения быть не может.

Но значит, все это правда, и медальон существует на самом деле. Надежда не то чтобы не поверила Лиде, просто история прозвучала как-то слишком необычно. Бабушка, которую она никогда не видела, завещает ей медальон и велит хранить его как зеницу ока, в противном случае грозит смертными карами и проклятьем. Просто какой-то мистический роман! А уж гадалка точно напустила туману, это ее работа – людям голову морочить. Так что Надежда была в сомнениях.

А теперь сомнения исчезли – был медальон, это точно.

На всякий случай она сфотографировала страницу с портретом роковой брюнетки на мобильный телефон, чтобы позднее подумать над тем, где тут мистика, а где – реальность.

Приглядевшись к странице, Надежда заметила на полях альбома какую-то едва заметную надпись. Собственно, это была не надпись, а след надписи. Должно быть, кто-то положил на страницу лист бумаги и что-то на нем написал, и эта надпись оставила след на глянцевой бумаге альбома.

Вспомнив старый способ проявления таких надписей, Надежда осмотрела ящик в поисках карандаша. К счастью, в глубине ящика нашелся огрызок. Надежда слегка заштриховала страницу в месте надписи и смогла прочесть то, что там было написано.

Это были семь цифр телефона. Не мобильного, а обычного, стационарного. Судя по первым трем цифрам, телефон находился в центральном районе города.

Надежда аккуратно переписала семизначный номер на отдельный листок и спрятала его в сумку. Затем еще раз внимательно пролистала альбом, но больше не нашла в нем ничего, что привлекло бы ее внимание. Тогда она положила альбом на прежнее место и выдвинула второй ящик стола.

В нем лежала зеленая пластиковая папка с газетными вырезками. Сверху лежала вырезка из городской газеты четырехлетней давности. Надежда прочла заголовок: «Известный бизнесмен попал в автомобильную катастрофу». В статье сообщалось, что Никита Курбатов, генеральный директор и владелец топливной компании «Дилижанс», попал в трагическое дорожно-транспортное происшествие. На загородной трассе его «Мерседес» выехал на встречную полосу и столкнулся с грузовым автомобилем. В результате столкновения погибла жена Курбатова и его десятилетний сын, сам бизнесмен с тяжелыми травмами был доставлен в областную больницу.

Отложив эту вырезку, Надежда увидела следующую, примерно трехлетней давности, с хлестким заголовком: «Рукописи горят».

Жизнь опровергает знаменитое высказывание Михаила Булгакова. Вчера в известной галерее «Наследие», где проводилась выставка старинных рукописей и редких изданий, случился пожар. Причины этого пожара расследуются, но предварительно информированные источники назвали неисправность электропроводки.

К сожалению, в огне погибли многие ценные экспонаты. Владелец галереи Кирилл Кожевников пытался спасти их, но сам получил тяжелые ожоги и со вчерашнего дня находится в больнице. В настоящее время врачи оценивают его состояние как удовлетворительное. Наш корреспондент Сергей Назаров взял у него интервью, которое мы приводим с небольшими сокращениями.

С. Н.: Кирилл, этот пожар нанес вашей галерее большой материальный урон?

К. К.: Речь идет не о материальном уроне. В этом плане, кстати, галерея не очень пострадала.

С. Н.: Вы хотите сказать, что экспонаты вашей выставки были застрахованы?

К. К.: Конечно. Страховка произведений искусства и культурных ценностей – обязательное условие проведения любой выставки такого уровня. Ни один владелец частной коллекции не доверит принадлежащие ему экспонаты организаторам выставки без оформления соответствующего полиса.

С. Н.: Но в таком случае, стоило ли рисковать своей жизнью и здоровьем, пытаясь вытащить эти экспонаты из огня?

К. К.: О чем вы говорите? Ведь ценность этих книг и рукописей не сводится к денежному эквиваленту. Каждый из этих экспонатов уникален, его уничтожение трагично, как… как гибель человека! И спасти их, по крайней мере попытаться – так же важно и так же естественно, как спасти человеческую жизнь.

Надежда отложила эту вырезку к первой и увидела еще одну. Это была страница из серьезного делового издания, которую от предыдущей публикации отделял примерно год.

Вчера в своем кабинете покончил с собой владелец частного инвестиционного фонда «Скайфол» Анатолий Лютостанский. По словам источника, близкого к фирме покойного, в последние месяцы дела его фонда складывались не лучшим образом.

Предоставим слово нашему источнику: «Изменения на рынке ценных бумаг привели к тому, что значительная часть инвестиционного пакета фонда обесценилась. В результате среди вкладчиков началась паника, и они стали изымать из фонда свои инвестиции. Процесс обесценивания покатился, как снежный ком, и фонд оказался на грани банкротства. Надо сказать, что Лютостанский был известен как опытный и уравновешенный бизнесмен, он всегда проводил умную и сдержанную политику, находя баланс между высокой прибылью и надежностью своих вложений и избегая неоправданного риска. Но финансовый рынок непредсказуем, и никто не застрахован от неожиданностей…»

Анатолий Лютостанский застрелился за своим рабочим столом, оставив странную записку: «Меня предупреждали, что не нужно было его покупать».

Наш источник считает, что речь в этой записке идет о пакете акций компании «Инметалл», который Лютостанский приобрел для своего фонда три месяца назад и который резко обесценился после публикации годового отчета.

Дальше следовали какие-то экономические выкладки, в которых Надежда ничего не поняла.

Перед ней осталась последняя вырезка, примерно годичной давности. Это была статья из глянцевого журнала, озаглавленная: «Трагическая гибель кумира».

Вчера тысячи поклонников творчества Мити Залетного были потрясены сообщением о его гибели. Митя со своей новой подругой отдыхал на острове Пасхи в Тихом океане и во время купания был съеден акулой. Похороны знаменитого певца состоятся в следующую среду, когда то, что от него осталось, доставят специальным рейсом из Чили. На похоронах будут исполнены его хиты, в том числе знаменитые «Приветики». Мы никогда не забудем тебя, Митя!

Больше в зеленой папке ничего не было.

Надежда Николаевна сложила все вырезки, убрала папку в ящик и задумалась. Каким же расследованием занимался покойный детектив Кустиков? Почему он собрал эти вырезки? Что связывает людей, упомянутых в этих статьях, – двух бизнесменов, галериста и малоизвестного певца (правда, из того, что Надежда никогда о нем не слышала, еще не следовало, что он малоизвестен).

Один бизнесмен попал в дорожную аварию, другой обгорел, пытаясь спасти от огня старинные рукописи. Тем не менее оба остались живы. Двум другим повезло меньше. Владелец инвестиционного фонда застрелился, узнав о своем банкротстве, певца вообще съела акула. Что общего между всеми этими событиями? Только то, что все в той или иной степени трагичны.

Но почему они заинтересовали сыщика, который работал на Константина Леденцова? Да, но ведь и сам Константин погиб, не дождавшись окончания расследования, и детектив стал жертвой несчастного случая, если верить официальной версии…

Надежда еще раз обошла квартиру покойного детектива, не нашла в ней больше ничего заслуживающего внимания и решила ехать домой. Долг призывал ее вернуться в лоно семьи. И хотя часть семьи, а именно любимый муж, в данный момент пребывал в командировке, дома оставался кот. Заброшенный и одинокий. Который по вредности характера не преминет наябедничать Сан Санычу про то, что Надежда где-то гуляла все дни. И будут у Надежды семейные неприятности. Так что нужно идти домой, чтобы задобрить кота.

Но на часах было всего полвторого, Надежда Николаевна подумала, что успеет еще кое-что поразведать, и набрала семизначный номер, который был нацарапан в альбоме рядом с портретом роковой брюнетки с горящими черными глазами.

Сначала в трубке раздались длинные гудки, потом их прервал щелчок, и немолодой хрипловатый мужской голос проговорил:

– Вы позвонили в «Лавку древностей». К сожалению, я сейчас не могу вам ответить. Если вы хотите приобрести подлинный старинный предмет интерьера или настоящее произведение несовременного искусства или если у вас есть что-то стоящее на продажу – приходите на улицу Некрасова, дом четырнадцать, с десяти утра до семи вечера.

Лавка древностей…

Надежда вспомнила трогательный роман Диккенса и подумала, что человек, который дал своему магазину такое название, заранее вызывает у нее симпатию. Кроме того, ей просто понравился его голос. Да и улица Некрасова – это совсем недалеко.

Короче, уже через полчаса она остановилась возле магазина, над входом в который висела вывеска «Лавка древностей» – искусственно выцветшая, потертая, с надписью, выполненной в дореволюционной орфографии. Глядя на нее, можно было подумать, будто она провисела здесь не меньше ста лет.

Под стать вывеске была и витрина магазина. В ней красовались (если уместно применить в данном случае это слово) несколько старинных кукол с трогательными фарфоровыми лицами, в выцветших платьях и шляпках из пожелтевших кружев; старинный шахматный набор, где русские гренадеры и гусары противостояли французским драгунам и гвардейцам Наполеона; изящные статуэтки саксонского фарфора и прочие очаровательные, но совершенно бесполезные осколки прошлого. Все эти редкости покрывал толстый слой пыли, с несомненностью показывающий, что дела в магазине идут не слишком бойко.

Надежда толкнула дверь и вошла внутрь. При этом над головой у нее глухо звякнул медный дверной колокольчик.

Надежда огляделась. Магазинчик был совсем небольшой, полутемный и не имел ничего общего с теми роскошными антикварными салонами, каких много на Невском и Литейном, где в больших светлых залах выставлены прекрасно отреставрированные мебельные гарнитуры из красного дерева и карельской березы, китайские напольные вазы династии Цинь и прочие роскошные предметы старины. При взгляде на все это великолепие у понимающего человека невольно закрадывался вопрос: не изготовлен ли этот «антиквариат» трудолюбивыми китайскими мастерами?

В этом же магазине все было не такое броское, многие предметы нуждались в реставрации, предметы мебели и столовые приборы разрозненные. Однако во всем чувствовалось очарование подлинного прошлого. Надежда подумала, что название «Лавка древностей» удивительно подходит этому магазину.

За прилавком сидел пожилой мужчина, в облике которого тоже была какая-то удивительная подлинность. Ему было наверняка не меньше семидесяти лет, но, как и предметы старины, которыми он торговал, этот человек ничуть не стеснялся своего возраста и не пытался его скрыть.

Услышав звук дверного колокольчика, он оторвался от книги, которую читал или, скорее, просматривал, и поднял глаза на посетителя.

– Добрый день, – робко проговорила Надежда, не зная, как подойти к этому человеку, чтобы вызвать его доверие.

– Добрый день, – ответил антиквар, – чем я могу вам помочь? Вас интересует что-то конкретное?

Надежда пригляделась к выставленным за его спиной предметам. Самыми заметными из них были часы в виде бронзового дерева, на ветках которого сидели маленькие птички с глазами из разноцветных камней. Стрелки стояли на половине восьмого – то ли утра, то ли вечера.