Технология возврата Семашко Николай

© Николай Семашко, 2017

ISBN 978-5-4490-1568-6

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Солнце уходило за горизонт. Об этом непреложном факте говорила алая полоска на небе и насыщенный выхлопами воздух, сменяющийся некоторой свежестью. По остывающему асфальту прогуливались, держась за руки, влюбленные парочки, спешили по своим делам прохожие-одиночки – в общем, все были заняты своим делом.

Я только что проснулся, и эти нехитрые расчеты помогли мне определить точное время суток за окном. Неспешно потянувшись, я отвернулся от окна и рывком сбросил себя с кровати, с первого раза попадая в тапочки. Отлично день начинается, жаль, что так поздно. Ну, да ничего, наверстаем.

Студенческая жизнь, что ни говори, имеет свои жирные плюсы. Ведь первое, что нужно каждому студенту, и чего так не хватает дома и на работе – это свобода. Можно свободно проспать все лекции за день, и чувствовать себя при этом вполне неплохо. Совесть не будет мучить ни вот столечко. Правда, потом придется побегать по кафедрам, отрабатывать, но это мелочи. Главное – у тебя хорошее настроение, ты сделал то, что хотел, и плевать тебе на остальных. А захочешь учиться – опять же: сам захотел, сам пошел. Про сессию вообще лучше не вспоминать…

Сегодня был именно такой день. Экзаменационная сессия началась, как всегда, неожиданно; большинство студентов опять проморгало зачетную неделю. Тем не менее, вчера учащиеся аграрно-технического университета собирались повторять материал уже третьего по счету экзамена, пройдя первый и второй без потерь.

– Ну что, по пиву, и на стадион? – раздался риторический вопрос. Подсчитав имеющиеся деньги, согласились и с первым, и со вторым.

Поглазели некоторое время на пробегающих иногда мимо девчонок в топиках, попутно обсуждая возникшие в процессе повторения материала неясности.

– Ну что, по водке, и в ночной клуб?…

…Утром, придя на экзамен «с троллейбуса на бал», мы получили свое законное «хорошо» и разбрелись по комнатам отсыпаться. Поэтому, проснувшись к заходу солнца, решил остальных не будить, а просто посидеть с пивком на улице, благо погода стояла просто замечательная.

Не люблю холодное пиво. Во-первых, жажду им не утолишь, во-вторых, много не выпьешь. Я сидел, потягивая «Аливария золотое», рядом лежала пачка «Winston», а алая полоска на небе создавала в сердце щемящую тоску. Поэтому, упиваясь закатом, не заметил, как сзади кто-то подошел, а только вздрогнул от неожиданности.

– Ну, давай сигарету, что ли, – плюхнувшись рядом, попросил-потребовал Саня, сосед по общежитию. Здоровенный боров вечно строил из себя Казанову, ухлестывая за всеми встречными девчонками. Естественно, каждая дама ему отказывала, но парень не отчаивался, с завидным оптимизмом продолжая отстаивать свою жизненную позицию.

Синхронно щелкнув зажигалками, пустили в небо струйки дыма.

– Хорошо, – расслабленно сказал я, сотворив очередной «бублик». Сизое кольцо поднялось повыше, увеличилось в размерах и растворилось в воздухе. – Одно фигово, на работу завтра.

– Ага, – зевнув, согласился Саня. Конечно. Ему-то что – он «очник», учащийся на дневном отделении. В отличие от нас, «заочников», сессия у них начинается еще через месяц – по студенческим меркам, это почти бесконечность. А у меня сегодня последний день двухнедельного отпуска, предоставляемого заводом для представителей заочной формы обучения. Так что, отправившись с железнодорожного вокзала на первой электричке, я как раз успевал к началу рабочей смены. Хотя и здесь подсуетился и заранее взял на работе день «за свой счёт», организовав себе отсыпной.

– Чем планируешь заняться до паровоза? – спросил сосед.

– Не знаю еще.

Я проследил взглядом, как пустая бутылка из-под отечественного пива, запущенная умелой рукой, исчезает в дальнем мусорном бачке. Вообще белорусы, как ни странно, аккуратный народ. По утрам подметаются улицы; вдоль главных дорог нет мусорных курганов, привлекающих внимание издалека; даже стены домов расписаны не всякой похабщиной, а стильными граффити. А был я как-то в Москве – эти заборы из мусора надо было видеть…

– Поехали, шары погоняем.

– Не, не поеду. Я в бильярд не умею. Да и денег нет, на билет только осталось. Так что газуй давай, а я и тут посижу неплохо.

– Ты не понял. Во-первых, не в бильярд, а в боулинг; во-вторых, мне денег «родаки» подкинули, угощаю.

Опачки. Обычное на первый взгляд предложение превращалось в подарок судьбы, ведь халява – это идеальный подарок студенческих богов просвещенному населению. Неизвестно, как представляют себе это художники, но «Явление Халявы народу» – лучшее произведение искусства, которое подарил бы я людям, если бы умел рисовать.

– Ну так что, идёшь?

– Да. Давай здесь минут через пятнадцать, сумку соберу пока.

Сосед поднялся, игриво подмигнул пробегающей мимо Ирке с экономического факультета. Та с удручающеq гримасой закатила глаза вверх, и на ум сразу пришла фраза из бородатого анекдота: «И этот десантник. Как он задолбал!» Ухмыльнувшись, я поднялся следом и потопал в свою комнату собирать вещи. Как ни крути, а ночью вряд ли будет время носки в рюкзак запихивать. А лучше вообще – сумку взять с собой, оставить у охраны, и с боулинга прямо на вокзал. Далековато, правда, через полгорода пилить, но богатенького «Буратину» можно раскрутить ещё и на такси. Негоже мастеру сборочного цеха лишний раз ноги сбивать. И так на работе за смену только на обеде присядешь. Куришь – и то на ногах…

Пройдя через стадион к четвертому общежитию, мы вышли на улицу Челюскинцев и направились на остановку. В метро было не протолкнуться, а вечерний минский ветерок так и шептал:

– Пива… Пива… Пиво будешь?

– Пиво будешь? – эхом откликнулся сосед, с вожделением глядя на отражающиеся сквозь стеклянную витрину этикетки. Я сделал глазами, мол – спрашиваешь? – и ткнул пальцем в «единичку». Товарищ взял «под козырёк», и через десять минут мы уютно расположились на парапете возле завода «Луч», потягивая самое студенческое пиво столицы.

Обожаю вечерний город. Жизнь не затихает в нем круглые сутки; людей на улицах ночью немногим меньше, чем днём, а поток машин иссякает где-то часам к двум, чтобы через час возобновиться снова. Совершенно незнакомые люди улыбаются тебе, встретив на улице. А ты идёшь, и думаешь – то ли действительно рады встрече, то ли ты на клоуна похож…

– «Копейка» подъезжает, – прервал глубокие размышления Саня. Чуть не подавившись, большим глотком влил в себя остатки жидкости и спрыгнул на тротуар. Хотелось курить и приключений.

В троллейбусе нас ожидал сюрприз – на задней площадке стояла внушительных размеров контролерша, при взгляде на бицепсы которой сразу хотелось заплатить штраф. Решив не рисковать, я достал из кармана мятый талончик. Саня вздохнул и поперся к водителю.

– За проезд, готовим за проезд, – монотонно декламировала представительница прекрасного пола, тяжёлым взглядом рассматривая на просвет дырки от компостера. Мы протиснулись в щель за ней. Скривившись при виде моего мятого «за проезд», женщина повернулась лицом к остальным пассажирам и выдала:

– Поберегись, Я иду!

Пофигизм на лицах пассажиров сменился испугом, и они суматошно начали щемиться по сторонам.

– Повезло нам, – заметил Саня, глядя, как стральчески извиваются пассажиры, прижатые к спинкам сидений мощной грудью. Я молчаливо с ним согласился, расслабленно пялясь на проезжающие за окном машины. Вдруг со свистом шин троллейбус обогнал тонированный «мерс», за которым несся бежевый «жигуль». Миг – и у «копейки» взрываются все четыре колёса. Машину с искрами и визгом занесло в сторону и бросило на ограждение тротуара. Ничего себе, повезло мужикам – встречка была пустая. Если бы попали под встречный удар, то все…

Троллейбус заморгал аварийкой и остановился. Я не стал ждать приезда аварийных служб и вышел в открывшиеся двери. Сосед выскочил следом. Клуб, в который мы ехали, был рядом, и пройти лишний квартал пешком было уже не влом.

…Меня разбудили пьяные студенты. Куда они перлись в такую рань, было непонятно, но проснулся я вовремя – обшарпаный «дизель» подъезжал к станции «Мирадино». Ещё пятнадцать минут, и я дома. А там, хоть трава не расти.

Последний раз загремев буферами, вагон остановился, и я выскочил на безлюдный перрон. Неторопливо достал сигарету, затянулся. Пристегнул к сумке ремень, одел через себя на плечо. Развел руки, попрыгал на месте, опустил руки. Утренняя зарядка для идиотов закончена. Домой!

Сумку бросил не распаковывая. Лень, потом займусь. Гудящую голову приглушил немного аспирином, по-быстрому разделся и залез под одеяло, не расстилая кровать. «Завтра ж на охоту! Всем спать!» Не помню уже, кто это ска… хр-р…

Утро нового дня началось с петушиных воплей – сработал будильник. Китайская промышленность исправно снабжала нас необходимой мелочевкой бытового назначения, основное достоинство которой состояло в непомерно низкой цене. Выключив чудо китайских технологов, пошлепал в ванную. «ХедЭндШолдерз», «Колгейт», «Жиллет», «Нивея». «Олд Спайс». Конец алгоритма. Надо соответствовать, ведь после отпуска хочется прийти на работу посвежевшим. А ведь действительно, на работу хочется. Даже странно. Никогда не думал, что отпуск может надоесть. Пусть даже такой короткий. Две недели всего, а столько событий произошло – за год не наберется…

Проходная «Агромаша» встретила меня угрюмым взглядом незнакомого охранника. Наверное, новенький – я вроде всех уже знаю, приходилось сталкиваться на вторых сменах. От того, в каких ты отношениях с охраной, зависит, во сколько ты опечатаешь цех и пойдешь домой. Некоторые представители порядка понимают, что не в моих интересах оставлять ворота открытыми – если своруют детали, то «повесят» на меня. Поэтому замки запираем тщательно и ставим на воротах свои печати. Но среди охранников есть индивидуумы, следующие «букве», и на проверку ворот иногда уходит до получаса. И это, когда каждая минута на счету. Наверное, чисто психологическое явление – ушел с работы на минуту раньше, а кажется, что сэкономил полчаса. Бывает, домой приходишь даже позже, чем обычно, зато настроение – как будто рубль нашел.

Кивнув охраннику, приложил пропуск к считывающему устройству и прошел через турникет. Все – «воля» кончилась.

«Поручкавшись» с половиной раздевалки, спустился в цех, в комнату мастеров. Там уже сидел Леха, наш зам по производству, с удрученным видом листая журнал сменного задания. Опять, наверное, вторая смена чего-то не выполнила.

– Не, нормально все, – ответил он на мой вопрос. – Так, задумался. Записывай сменное. Десять «больших», пятнадцать «малых» по суткам. И пять «бочек». И никто домой не уходит, пока сменное не выполнено!

Я по привычке сделал круглые глаза, записывая услышанное, а мозг уже работал на предмет расстановки людей. Блин, машин многовато сегодня. Как бы ни кичились своими должностями зануды из «Белого дома», деньги для них зарабатывает простой рабочий Вася. И иногда при разговоре с очередным «носозадиралой» так и хочется засунуть ему его же высказывания… Вот. А моя работа состоит не в том, чтобы «строить» подчиненных, как многие думают. Главное – организовать работу и найти недостающие детали, чтобы ребята могли собрать машины и заработать деньги, и заводу, и себе.

Сегодня было то же самое. Производственный план увеличили на двадцать машин, чтобы можно было «закрыть» зарплату сварочному цеху. И на эти же двадцать машин «сварка» отказывается давать детали. Очередной маразм – я должен пойти к ним и просить, что-то вроде «дайте мне возможность заработать вам деньги». Такое чувство, что люди «сверху» вообще не имеют представления о том, что происходит у них на производстве…

А это мой друг Илья Забавский. Слесарь-ремонтник по табелю, но исследователь в душе. Вечно обсуждаем с ним не политику с американцами, а то, каким цементом заливали Долину мертвых, или почему в Антарктиде до сих пор не нашли пирамиды. Вот и сейчас он узнал что-то сенсационное про людей-великанов древности; поговорили про Илью Муромца, «говорящую голову» Пушкина и мимоходом про древнюю Индию.

Время пролетело быстро. Люди потянулись в «курилку»; посмотрев на часы, обнаружил, что прошло уже три часа. Покурить, и можно «разгонять» людей – в это время начинают ходить по цеху уже упомянутые «люди сверху», которым не нравится, что люди сидят и не зарабатывают им деньги.

Рядом за стол плюхнулся Сержант – начальник смены. Достав из кармана пачку «Минска», он размял в пальцах сигарету и грозно спросил:

– Ну что, на рыбалку едем?

Это был риторический вопрос – все знали, что рыбак из меня никакой, и ловить рыбу я не езжу ни с кем и никогда. Вот таранку люблю, это да. А еще если с пивом, да на голодный желудок…

– Поедем! – решился я. Рыбки наловлю, высушу и съем. Да и причиндалы рыбацкие у меня остались – не могу себе представить деревенского мальчишку, который не ходил бы на рыбалку. Я уже давно не мальчишка, но спиннинг с донкой все еще не перепутаю.

– Вот это я понимаю! Мужчина! – завопил собеседник. – Я такое место знаю – охренеешь! Там щуки размером с крокодила!

– Я леща хочу, – перебил я Сержанта. – Сушеного с пивом. Давай на леща, а? Я и место знаю, и прикормку подсказали. Щука, конечно, хорошо, но лещ вкуснее.

– Да что ты в рыбе-то понимаешь! – махнул рукой начальник смены. – Ладно. Хрен с тобой, золотая рыбка! Поедем на леща. Давай, показывай место.

Я достал мобильник и включил «Навител», вспоминая свое странное знакомство. Когда мы с соседом по общежитию добрались-таки до боулинг-клуба, там еще оставалась пара свободных дорожек. «Застолбив» себе одну из них, взяли графин водки, салатик и уже час спорили друг с другом, у кого длиннее эго. Первыми шарами я не сбил ни одной кегли, и несколько фреймов (так, по-моему, называется раунд в этой игре) слил подчистую. Но потом стал наверстывать, догоняя друга по очкам. И теперь у него было уже два страйка, и он сосредоточенно щурился и глядел вперед – прицеливался.

– Здравствуйте, молодые люди!

Красный шар дернулся в конце полета, со стуком упал на дорожку и полетел в угол.

– Ну Виктор Петрович! – всплеснул руками Саня. – Я даже не спрашиваю, что вы здесь делаете. Но зачем же под руку, а? Это же третий страйк был!

– Молодой человек, не ищите счастья в мелких повседневных победах. Великая Цель – вот что отличает настоящего мужчину от самца, помяните мои слова!

Профессор был изрядно навеселе и буквально светился от положительных эмоций. Эх, надо было зачетку с собой брать. Меня, в принципе, «трояк» устраивал, но сам факт подписи профессора под «пятеркой» был бы предметом нехилой гордости. Виктор Петрович преподавал историю. Не знаю, зачем будущему механику нужна настолько выходящая за рамки прикладного искусства наука, но лекции у него были интересными. Увлекшись, профессор мог махнуть рукой на тему очередного занятия и два часа рассказывать про неизвестные диковинки и захватывающие открытия. Стоит ли упоминать о том, что на его лекциях всегда было полно народа. Сейчас же историк отмечал в кругу друзей какой-то праздник, ему стало скучно, и поднять настроение он решил за счет нас.

– … Так вот, сижу я на берегу, и у меня вдруг – р-раз! Замечательная такая поклевка, фидер в колесо согнуло. Я подсек и тащу к берегу. И чувствую – рыбка на крючке как минимум на килограмм, а то и более. И я тащу ее, тащу, а берег-то обрывистый, в полметра где-то. Понимаю – не подниму. И, как назло – подсак в машине, а машина в пяти метрах от меня. Что делать – подымаю, хватаю рукой. Знатный такой лещик был! Вырвался, зараза, и оснастку всю порвал. И вот стою я такой, весь расстроенный, смотрю на камень, а там иероглиф выбит. Или руна. В общем – символ. И тут доходит до меня, что не должно тут быть никаких символов…

Профессор сделал загадочное лицо, как у мужика на картине Перова «Охотники на привале», и выжидательно посмотрел на нас. Я опомнился, схватил графин и поровну разлил остатки спиртного в рюмки. Захватившая меня история, как видно, просилась наружу, и профессор продолжил.

– Короче, бросил я удочку и начал эти символы на пленку щелкать. А рядом – еще несколько камней обнаружил, с такими же рунами. Или иероглифами. Полдня лазил, до самого вечера, но ничего больше не нашел. Снимки потом отправил в Минск, в Академию. Но ничего похожего так и не нашли, списали все на викингов – мол, проплывали по Свислочи, стали на стоянку, выбили на камне что-то вроде «здесь был Вася», и тему закрыли. Но я же знаю, что это не так… Вот. А рыбка там всегда отменная, постоянно езжу и вам, молодые люди, советую. В кормушки пшенку забиваю, с ванилином. Очень тамошней рыбе это нравится…

Почесав голову, вернулся в реальность. Нашел на карте Свислочь и тыкнул пальцем в то место, про которое говорил историк.

– Километров сто с копейками. Рассказали снасти, на что ловить. Вот прямо в пятницу, после работы, и рванем. Только на «сценике» поедем.

– Да уж, конечно, не на твоей «Жиге».

Вот опять им моя машина не нравится. В «сценике» места много и багажник объемный. И снасти влезут, и палатка, и диван с телевизором. Зато машина нежная, в ремонте дорогостоящая. А моя «шестерка» в случае поломки: дунул, плюнул, шпагатом подвязал – до дома доедешь. А скорость движения по нашим дорогам одинаковая. Если, конечно, Правила соблюдать. Про зиму вообще молчу – в «минус тридцать» моя «Жига» выезжала со стоянки раньше всех. Правда, тепло в ней, как в холодильнике. Никак руки не дойдут радиатор для обогрева починить. Года два уже… Но снасти я все равно в машину положил. Мы, на сборке, народ предусмотрительный.

Ближе к обеду – очередная «планерка». Заместитель начальника повоспитывал кого-то по телефону и повернулся к нам.

– Так, все в сборе? На «селекторе» дали новые вводные. Отменяем все машины, кроме «сто сорок пятых» – сто штук на сбыт. Конвеер снова – самое слабое звено.

Блин! Дайте нам детали – мы не то, что пресс-подборщик, мы танк соберем. Примерно так и докладываю.

– До обеда мне на стол весь дефицит по машинам на постановку и испытания. Ну и, само собой, по сдаче. Что не успеет отдать сварочный цех – заберем трактором.

– Можем по покраске не пройти. Вся «лобовина» черная, а «мелочевка» и так забита…

Это Лемешонок, начальник участка покраски и сдачи машин. Ему нужно открасить все детали, которые мы будем собирать, а это большой объем работы.

Киреев выразительно посмотрел «в зал».

– Ты это на «селекторе» объясни. По «приходу» детали есть – значит, должны быть собраны. Остальное их не… не волнует. Я понятно выражаюсь?

Да, яснее некуда. Опять «Белому дому» деньги зарабатывать. Ладно, пора на склад. Цилиндров на сегодня не хватит, да и звезды почти в нуле… Никогда не забуду, как один из свеженазначенных начальников выдал, когда появились заготовки на «передние валы»: – «К концу смены чтобы были!» А процесс от заготовки до готового вала занимает два рабочих дня. Эх, нам бы их на месяц, на перевоспитание! Сравнили бы, что значит отметить собранные «пресса» галочками в документах, и сколько реального труда уходит на сборку каждой машины…

Позвонил начальник смены.

– Ты время видел? Где отчет?

Епта! Вот и конец смены. Набросал то, что сделали, задание на вторую смену, дефицит и передал отчет на другой участок. На планерку – и домой, отдыхать. Завтра снова беру дежурный барабан, вешаю на шею, и вперед, с песнями.

Неделя пролетела, как всегда, незаметно. Только выматываешься к концу все больше и больше. Вроде физической нагрузки и немного, кувалдой не машешь, но обычно к концу смены еле ноги за собой таскаешь. Работая слесарем, я так не уставал. А сегодня еще и пятница, а значит, у нас большой цеховой праздник. «Культура производства» называется. То есть – ящики должны стоять «в линеечку», детали в них должны лежать «в клеточку», бросаем работу, убираемся. Убирают мои мужики хорошо, без фанатизма. Это же не аптека, в конце концов, а цех предприятия тяжелого машиностроения. Поэтому после уборки ждем последнюю «планерку» – и долгожданные выходные.

В последний момент начальник смены от рыбалки отказался.

– Извини, Саныч, жену к родителям повезу. Давай на следующих, а? На этих, блин, точно не получится.

– Эх, ты! А так дружили, так дружили… Ладно, что сделаешь. А я все равно поеду. Только водки на одного многовато будет, я же на двоих брал.

– Водки много не бывает. Только закусывать успевай. А про рыбалку я серьезно, не получается у меня.

Нет, так нет. Уговаривать никого не буду. Но машина экипирована, приманка приготовлена, бак заправлен. И прямо с планерки – по газам.

Ехать до указанного места недолго. Почти час. Сверяясь с навигатором, доехал до поворота на Осиповичи и свернул в противоположную сторону, на Вязье. Место пользовалось успехом не только у минского профессора: от дороги в сторону реки вела ясно различимая колея. Ну, что ж, и мы туда же. «Шестерка» свернула в сторону и резво поскакала по буеракам. Хорошая у меня машина, выносливая. Это не какой-нибудь изнеженный «француз» или брутальный «американец». И по бездорожью без проблем, и на светофоре могу фору дать некоторым иномаркам. Так, вроде подъезжаем.

Я вышел из машины и осмотрелся. Да, природа здесь, конечно, замечательная. Впереди спокойно течет река; теплый ветерок, птички, все такое. Так и хочется восторженно выматериться на начинающее опускаться солнце: красотища-то какая, так твою растак! А если имеешь развитое воображение, то можно представить себе какого-нибудь древнего дреговича или кривича, стоящего на моем месте хрен знает сколько тысяч лет назад и выбивающего в камне найденные профессором символы. Кстати, надо будет их поискать – интересно же.

Машину близко не ставил. Как-никак, водоохранная зона, а к чему мне лишние неприятности? На работе беготни достаточно. Не раз бывало: выходишь по делам в соседний сборочный цех, и чувствуешь себя, как летчик, выныривающий из грозовой тучи в безоблачное синее небо – все тихо, спокойно, рабочие ходят чуть ли не задом, заворачивая по гайке в час. И затем снова ныряешь в деловитый «кипиш» сборочно-окрасочного цеха… Так что рыбу будем ловить спокойно, не нарушая законодательство.

Первым делом размотал «закидухи». Пока поставлю палатку, наберу дров для костра, накрою сам себе поляну – потеряю время. Поэтому для начала выбираем место ловли и устанавливаем «рогатки». Тоже, кстати, сделанные на заводе. Складные, регулирующиеся по длине – последние разработки отечественных технологов, тоже увлекающихся рыбной ловлей. Одолжил их у нашего испытателя. А ловить будем на пшенку с медом, по рецепту профессора. Закинул спиннинг, прикрепил прищепкой колокольчик, натянул леску. Затем взял второй, повторил те же операции. Бултых! – кормушка улетела на дно метров за семьдесят от берега. Третий, четвертый… Все. Можно заниматься палаткой.

Где-то через час все было готово. Рядом с «ночным убежищем» весело потрескивал костер, а я смог непосредственно заняться тем, зачем сюда и приехал. Взмах – и поплавок весело запрыгал по разбегающейся волнами воде. Я сел на деревянную колодку, привезенную с собой, и чуть не замедитировал от удовольствия. Вот он – стопроцентный отдых!

Первая поклевка принесла мне небольшого окуня. Я даже немного расстроился – где же обещаный лещ? Но затем все наладилось, и к наступлению темноты у меня уже плескалось в ведре порядком лещей, немного плотвы, и оставалось где-то половина второй бутылки водки. И, когда два поплавка передо мной превратились в три, я решил остановиться. Кое-как перезабросив «закидухи», бросил в костер охапку дров и заполз в палатку.

Меня разбудил колокольный трезвон. Поначалу мне было все равно – хрен с тобой, золотая рыбка, рви снасти, забирай спиннинг, только дай поспать. Но звон не прекращался. Матюкнувшись про себя, откинул полог палатки и вылез наружу.

Одна из «закидух» ходила ходуном. Я схватил спиннинг, дернул леску и чуть не потерял равновесие от мощного рывка. Сон как рукой сняло. Упираясь ногами в землю, я подтягивал рыбину к себе, затем внатяг отпускал, снова подтягивал, все ближе и ближе подводя улов к берегу. Опустив «подсак» в воду, я приготовился поднять рыбу, как вдруг, ударив по воде огромным хвостом, рыбина извернулась и потащила леску в траву, к коряге возле берега. Я дернул спиннингом еще раз, надеясь выбросить упрямое водоплавающее на берег, но было поздно. Кормушка прочно застряла в ветках дерева и не поддавалась никаким рывкам. Пришлось оплакать так и не пойманного гиганта, засучить штаны и, опираясь «рогаткой» о дно, брести к месту зацепа.

Дно здесь, оказывается, тоже соответствующее. Запутавшись в траве, я расцарапал ногу и вдобавок ушиб палец на ноге, задев мизинцем какой-то камень, лежащий на дне. Подцепив булыжник, я со злостью забросил его на берег, поскользнулся и плюхнулся в воду целиком.

Блин! Эмоции переполняли меня через край. Не выспался, упустил огромную рыбу, да еще и промок до нитки. Дойдя по пояс в воде до коряги, я распутал зацепившиеся крючки и потянул кормушку к берегу.

Плюхнувшись возле костра, снял с себя мокрые шмотки и развесил рядом с огнем. Блин, как же холодно! Вспомнил, что в багажнике лежит заводская роба – забрал домой, чтобы постирать. Вот сейчас она мне и пригодится.

Переодевшись в хэбэ, почувствовал себя теплее и увереннее. Это ж надо – рыбу распугал, кормушку чуть не потерял, весь вымок – и это в третьем часу ночи, когда все нормальные люди спят в обнимку с женами. Но и жаловаться-то грех: почти ведро рыбы не каждый опытный рыбак наловит. Тем более, я.

В снопе искр, поднявшихся до неба, я разглядел на соседнем валуне какие-то знаки. Наверное, это символы, о которых говорил профессор. Достав из кармана висевшей в палатке куртки фонарик, я присел на корточки и начал водить пальцем по знакам. Да, действительно. Аккуратные черточки с кружочками и завитушками самой своей формой предполагали, что наносил их не какой-нибудь неандерталец при помощи каменного топора, а кто-то более технически образованный. Да и викингам это делать ни к чему. Я видел несколько фотографий «рунных камней». Там руны были выбиты лентой и закручены в спираль. Вряд ли нетерпеливые искатели новых земель могли кропотливо, день за днем выбивать в камне свои письмена. Они, скорее, поели-поспали, покричали свои скандинавские песни и поплыли дальше, бороздить просторы, так сказать, мирового океана.

Ушибленный палец болел все сильнее. Рядом валялся камень, виновник моего плохого самочувствия. Если бы еще голова не болела… Пошевелив «рогаткой» угли в костре, от нечего делать взял камень в руку и начал рассматривать.

Булыжник, как булыжник – таких куча в каждой речке. Только они обычно занесены илом, а этот как специально лежал так, чтобы я за него зацепился. Вдоль камня протянулась маленькая трещина. Наверное, ударился об валун на берегу и раскололся. Вставив в трещину лезвие ножа, я начал поворачивать его, как отвертку, ничуть не переживая за клинок. Закаленное по полной программе в Агромашевской «термичке» лезвие прошло и не такие испытания в нашей общаге. Трещина на камне стала шире; затем он раскрылся, как ракушка, и у меня глаза полезли на лоб от изумления. Внутри были выбиты символы! Такие же, как на валуне!

Я в ступоре бросил камень на землю и полез в палатку. Вытащив из-под одеяла бутылку с минералкой, запрокинул голову и, не вставая, одним махом влил в себя остатки жидкости. Трясущимися руками достал сигареты, закурил. В мозгах начало немного проясняться.

Что же я такое выловил?! Старинный ноутбук? Древнюю женскую пудреницу? Бортовой компьютер с летающей тарелки? Или просто окаменелый памятник древней письменности, сохранившийся до наших дней?

Стрельнув «бычком» в сторону реки, доковылял до костра (нога затекла) и снова поднял необычный камень, еще раз убедившись: это никак не творение природы. Равномерно округлые створки, «под камень» снаружи и идеально плоские внутри. Да и весит он, наверное, меньше, чем настоящий камень такого размера. На обеих внутренних плоскостях таблицей выбиты руны: вертикально символы побольше, напротив них – горизонтально символы поменьше.

– Прямо как в таблице Пифагора! – пробормотал я себе под нос, разглядывая неизвестные знаки. Чтобы посмотреть на них повнимательнее, нажал пальцами на створки, пытаясь их раскрыть. Не вышло. Постучал камнем по валуну, попробовал еще раз. Створки немного подались; посыпалась каменная пыль. Повторив процедуру несколько раз, выбил из предполагаемой завесы еще каменной трухи. Едва ощутимо щелкнув, камень раскрылся на девяносто градусов, и я, едва не выронив камень, испытал потрясение снова: несколько символов на одной стороне загорелись янтарно-желтым светом!

Ничего не понимаю. От каких же батареек заработала эта штука?! Да что здесь вообще происходит?! Пока я прикуривал вторую сигарету от окурка первой, синим светом загорелись символы на второй стороне камня. Я протянул палец и нажал на один из них.

Земля под ногами немного задрожала, а едва слышимый на грани восприятия свист резанул по ушам не хуже пожарной сирены. Казалось, голова раскалывается на части. Я упал на колени и прикрылся руками. Предметы рядом побледнели, окутались сизой дымкой и закружились хороводом. Или это у меня голова кружится? И запоздало похолодело в груди и екнуло сердце: нафига я нажимал?…

Свист прекратился так же неожиданно, как и начался. Земля перестала дрожать; я повернулся и лег на спину. Кружившиеся предметы оказались на своих местах, рядом догорал костер. Что это были за галлюцинации? Пепел недокуренной сигареты обжег пальцы, что еще раз подтвердило – я не спал, и землетрясение было на самом деле. Пожав плечами, я покрутил сам себе пальцем у виска и пошел сматывать свои «закидухи». Мне показалось, или окружающие валуны стали чуточку повыше? Или их стало больше… Ну, в отблесках костра и не такое померещится. Я прошел возле валуна к месту, где оставлял снасти, и застыл в ступоре.

Реки больше не было. Вместо нее в предрассветных сумерках виднелась широкая асфальтированная дорога, изрытая воронками. По обе стороны от дороги лежало несколько раскуроченных машин, вокруг которых ходили вооруженные люди. Они вытаскивали из машин все, что попадется. По всей видимости, мародерствовали. Неподалеку на траве были уложены тела. Их фотографировал на «мыльницу» рослый детина в спортивном костюме.

Все это проскочило перед моими глазами за какие-то секунды. Я стоял и растерянно хлопал глазами, совершенно не врубаясь в происходящее. Какие-то террористы среди белого дня напали на проезжающие машины, поубивали пассажиров и теперь их грабят. И это происходит в нашей стране?! А милиция? А звуки выстрелов? А люди, в конце концов?

Сзади зашуршала трава, что-то твердое уперлось мне в спину и жизнерадостный голос спросил:

– Ну и шо эта мы тут делаем?

Сердце с грохотом провалилось в пятки, я дернулся и растянулся на траве. Удар между лопаток оказался охренеть каким болезненным – я скорчился от боли и стиснул зубы, чтобы не заскулить, как поджавшая лапу дворняга.

– Валет! Я живого одного нашел, Валет! – крикнул невидимый бандит в сторону дороги. Я попытался подняться и заполучил новый удар, теперь уже в живот. Дыхание перехватило; я скорчился и инстинктивно прикрыл голову руками, больше не делая попыток встать. Куда же я попал? Почему эти люди никого не боятся?

Подошли несколько человек, вальяжно переговариваясь. Меня схватили за одежду и подняли с земли. Ватные ноги не слушались, несмотря на попытки стоять ровно – шок не проходил, я с трудом дышал, голова гудела. Похмелье тоже дало о себе знать.

– Чел, ты меня слышишь? – парень, который был здесь, наверное, главный, похлопал меня по щекам. Я ничего не ответил. Парень, пожав плечами, с размаху ударил меня в живот.

Ё! Сдавленно хакнув, я повис на руках.

– А теперь слышно? – не меняя интонации, спросил парень. На этот раз я нашел в себе силы кивнуть.

– Замечательно. Ну, и че вы сюда поперлись? Я же Тимуру говорил – босс разрешения не дал, значит делать вам тут нечего. А? Че молчишь? Ты вообще понимаешь, что я говорю?

Он посмотрел на меня, махнул рукой и достал рацию.

– Алле, шеф. Это я. Здесь один живой. Правда, контуженный. Куда мне его – к тебе везти, или с коллегами оставить?

– Вези ко мне, – затрещал динамик. – По дороге заедь к механикам, скажи, пусть запчасти живые с машин поснимают. И аппаратуру, которая есть, тоже ко мне.

– Понял. Конец связи.

Опустив рацию, парень выразительно посмотрел на окружающих.

– Что стоим? Аппаратуру всю собрать. Рации, часы, фотоаппараты, камеры. Побыстрее давайте, и так уже здесь долго торчим. Этого, – указал он на меня, – в машину.

Без слов меня потащили куда-то в сторону. На другой стороне дороги, в кустах стоял бортовой «уазик». Мне скрутили руки и ноги какой-то проволокой и, как мешок с картошкой, закинули в кузов.

Больно ударившись головой об угол, я, наверное, отключился, и пришел в себя, когда сверху на меня же полетели ящики, треноги от видеокамер, портфели с документами. Исполнительные террористы собрали действительно все, имеющее отношение к аппаратуре. Мне бы таких рабочих на завод – «пятилетка» в три дня была бы обеспечена.

Голова соображать не хотела. Даже когда машина завелась и поехала, и на каждой ямке я подпрыгивал, а на буераках катался по кузову, только одна мысль преследовала меня – нафига я нажимал…

И непонятно, что это за люди. Машины обстреляли из минометов, это факт. Но звуки выстрелов, а, тем более, разрывы мин в том же Вязье должны были услышать по-любому. А недалеко и Осиповичи. И дороги были бы оцеплены. А мы все едем и едем. И что это за люди с фотоаппаратами и видеокамерами? Наверное, ученые или журналисты. И что, раз они тут проехали, нужно было их из минометов? Что творится, непонятно.

Вроде, приехали. В кабине хлопнули дверцы, брезент открылся, и на свет выволокли меня вместе со всем техническим мусором. Я огляделся. Машина стояла во дворе большого дома, больше похожего на крепость, чем на жилое строение. Под ногами бегали куры, где-то мычали коровы, блеяли козы. Сельскохозяйственную иддилию нарушали хмурые мужики с автоматами, стоящие возле ворот. Наверное, это охрана босса, к которому меня привезли.

– Стой здесь, – сказал Валет, направившись к дому. Ага, на моем месте побежать может только псих. Руки-ноги связаны, вокруг автоматы. Да я пернуть, извиняюсь, лишний раз боюсь, чтобы этих, с оружием, не провоцировать.

На крыльцо вышел невысокий худой мужичок, чем-то напомнивший мне моего знакомого, Леню Аврамчика из нашей бригады. Только у этого взгляд пронзительный и руки все в наколках.

– Этого в дом. Отснятое с камер – пересмотреть, вдруг что-нибудь интересное есть. И развяжите этого, не убежит.

– Есть, босс.

Мне распутали «наручники», и я зашел в дом, растирая покрасневшие запястья.

– Ну, – главарь бандитов развалился в кресле и уставился на меня. – Что вы там снимали, что вынюхивали?

– Я не знаю, о чем вы говорите, – честно сказал я. – Не знаю, где я. Не знаю, что происходит. Просто вышел, смотрю – машины, люди. Потом меня поймали, по ребрам надавали. А я вообще ни при чем.

«Босс» посмотрел на меня и сказал:

– Не верю.

Этого было достаточно. Меня повалили на пол и некоторое время пинали ногами. Я прикрывал все, что мог, но от кованых ботинок особо не прикроешься.

– Ну не знаю! – в отчаянии закричал я, наплевав на гордость, самолюбие, лишь бы только больше не били. – Я на рыбалку приехал, откуда я знал, что здесь творится?! Я же просто… Просто…

Как ни странно, бить меня перестали. Я приоткрыл распухший глаз. Босс с выражением крайнего недоверия на лице смотрел на окружающих.

– На какую еще рыбалку? Да у нас в речке только покрышки ржавые можно выловить! Да пару мин еще неразорвавшихся.

– «Закидухи» ставил, – размазывая по лицу кровь из перебитого носа, выдавил я. До чего же больно! – Ведро лещей наловил, пошел проверить спиннинги, а тут вы.

– Я же говорил – контуженный, – обронил Валет, вытянувший ноги на диване.

– Что у него было с собой? – требовательно спросил Босс. Валет махнул рукой, и склонившийся в поклоне какой-то бандит поставил на пол пустое ведро, две бутылки из-под водки, фонарик и два спиннинга. Главарь покрутил в руках фонарик, спиннинг и спросил:

– Откуда?

– В Бобруйске покупал, на «птичнике».

– В каком еще Бобруйске?! – заорал бандит. – Там уже десять лет как руины одни остались! Я тебя пристрелю сейчас нахрен!

– Какие к черту руины?! – закричал я в свою очередь. – Живу я там! И работаю! Много лет уже!

То, что на атамана нельзя кричать, мне объясняли еще несколько минут, пиная сапогами.

– Не верю я тебе, – покачал головой бандит. – Ты сказал, на рыбалку приехал. На чем?

– «Жигули» у меня, «шестерка»…

– Никаких машин рядом не было, – встрял бандит, который приносил мои вещи. – Да и машины такой марки лет семьдесят уже не выпускались. Брешет, собака.

– Ладно, контуженный. Займусь тобой попозже. Скажи спасибо, что в расход не пустил, отработаешь. Валет, отведи его к Хромому. Как раз ему в пару – хромой с контуженным…

Потеряв ко мне интерес, бандиты повернулись к карте, лежащей на столе. Я был выдворен на крыльцо, и один из бандитов потащил меня на задний двор. Шел, не сопротивляясь – еще одного избиения просто не выдержу.

Мы зашли в сарай. В углу была навалена солома и какие-то тряпки. Как оказалось, здесь я буду жить…

Хромого звали Павлом, и был он родом из Анатолии. Я не знал такой страны. Но, как оказалось, я не знал ничего.

Место, где я находился, когда-то называлось «Республика Беларусь». В двадцатых годах двадцать первого века, когда на Украине окончательно установилась анархия, Америка, потеряв надежды на захват Крыма, двинулась дальше. Польша, подстрекаемая Большим братом, объединилась с Литвой, Латвией и твердо решила вернуть себе границы Речи Посполитой. Когда запахло жареным, Беларусь согласилась войти в состав новообразованной Российской Империи в качестве автономного округа. Узнав об этом, на нашу территорию вторглись объединенные войска Прибалтики и Польши, чтобы силой вернуть земли, принадлежавшие раньше Речи Посполитой. Россия, в свою очередь, ввела свою армию для защиты соседней республики. Беларусь снова стала театром боевых действий, страдая от противостояния двух сверхдержав. Военные действия прекратились только после предотвращения запуска ядерных ракет во избежание обоюдного ядерного удара. Лежавшую в руинах страну молчаливо поделили, и теперь формально этой частью территории владела Польша, а фактически – бандиты разных мастей.

Окружающим странам тоже досталось. И, если Америка, как всегда, нажилась на чужой беде, то Польша, Австрия и Франция оказались в таком же плачевном положении. В «ничейных землях», опустошенных военными действиями, царила анархия, пока туда не пришли бандиты. Отдельные банды захватили территорию, установили там свой порядок и частенько воевали друг с другом, демонстрируя величину своего «достоинства». Кое-как ситуация упорядочилась и здесь.

Крестьяне, по каким-то причинам оставшиеся жить на ничейной земле, попали в «крепостные». Иерархия бандитов подразумевала абсолютное подчинение, и за малейшую провинность жестоко карали. Однако волей-неволей бандитам приходилось заниматься управлением, учитывая интересы крестьян. Если за побег наказывали с особой жестокостью, то за хорошую работу неплохо поощряли. Большинство продолжало работать, снабжая бандитов пищей.

Проблему рабочих рук решали за счет пленных. Нападали на другие деревни и группировки. Частенько пересекали границы Российской империи, Польши, других государств, пользуясь незащищенностью границ. И отовсюду приводили пленных, которые были на положении рабов даже у крестьян. К таким пленным принадлежал хромой Павел. Таким же был и я.

Окружающие называли меня Контуженный, на самом деле веря в то, что после «контузии» я действительно лишился рассудка, поэтому мои наивные вопросы ни у кого не вызывали сомнения или удивления. «А что это такое? Солнце? Ох, е-мое!» – примерно так, в их глазах, я заново познавал окружающий мир. А блаженных обычно не трогают. Я и вел себя соответственно, иногда пуская слюни и кривляясь, становясь самим собой только в присутствии хромого турка.

Две тысячи шестьдесят второй год от Рождества Христова принес много неожиданностей. Особенно мне. Особенно самим фактом своего существования.

– Расскажи еще что-нибудь, дядь Паш, – попросил я, откусив соломинку. Лежать просто так, глядя в чистое ночное небо, было величайшим наслаждением. Назойливо ныли перетруженные мышцы. Весь день бросали навоз, а вечером заставили чистить выгребную яму. Все равно – работа на шефа считалась престижной даже в этом плане. Рабам в деревнях приходится похуже. Нас хоть кормили прилично – шеф любил покушать, и объедков с его стола хватало всем.

За время, проведенное в рабстве, я научился многому. В первую очередь – самосохранению. Если нужно поклониться какому-нибудь овощу – я это сделаю, ведь накажут по полной программе. Либо в яму, либо розги. А можно и пулю получить – один черт, сгноят. Я раб, и даже хозяйские свиньи имеют больше свободы. А единственная возможность выжить в моем положении – делать то, что скажут, с максимальным рвением и в кратчайшие сроки. Чем-то завод напоминает. И я стараюсь. Потому что мне есть, что терять. Я нахожусь в будущем – неужели этого не достаточно?

На решение одного этого вопроса люди потратили сотни лет изучения. Ставили сумасшедшие эксперименты, выдвигали сумасшедшие теории. Приносили жертвы, наконец – на ранних стадиях изучения. А я нашел какую-то каменную фигню, и все. Как через порог перешагнул. Как это случилось? Почему я здесь? Почему именно я и именно здесь?

Куча нерешенных вопросов. Поэтому нельзя мне сейчас пулю. Поэтому я угодливо склоняюсь перед каждым, стоящим выше меня в местной иерархической лестнице. Я пытаюсь выжить, чтобы найти ответы и утолить ту жажду, что меня гложет. Хоть и закрадывается в душу, подмигивая масляными глазками, подленькая мыслишка: а жить-то хочется в любом случае…

Дядя Паша действительно был хромым. Он ехал к родственникам в Минск из далекой Анатолии, но попал под бомбежку возле Осипович. Машину разворотило в хлам, а сам он чудом остался в живых. С перебитыми ногами, в бессознательном состоянии его подобрали местные крестьяне. И атлет со спортивной фигурой стал хромым скрюченным инвалидом. Можно сказать, что бандиты его пожалели – ведь, если раб не может приносить пользу, его убивают, освобождая место другому.

– У себя на родине я работал преподавателем, – усмехался турок, иногда рассказывая про свою жизнь. Это происходило настолько редко, что я запоминал сказанное почти дословно. – Может, поэтому меня оставили в живых. А тебя не убили, потому что вон, какой здоровый. Работы много сделаешь. А что без памяти – так это даже лучше. Легче управлять.

– Здоровый я от природы. А управлять мной нету смысла. Мира я не знаю, идти мне некуда. Да и не убежишь отсюда. Вон, все, кто пытался – в канаве за огородами лежат. И хорошо, если сразу убьют, мучать не станут. С простреленными коленями далеко не убежишь. А я, хоть в спортзал и ходил, убегать от них не рискну.

– И чем ты в спортзале занимался? – прищурившись, спросил хромой.

– Самым бесполезным видом спорта в современном мире. Да нет, не шахматами. Фехтованием. Насмотрелся в детстве «мушкетерских» фильмов, записался в секцию. Регулярно занимался, получил первый спортивный разряд. Вроде бы есть, чем гордиться, но шпагу в карман не положишь, и во двор не вынесешь. Лучше пошел бы на самбо какое-нибудь…

Турок приподнялся на локте и посмотрел на меня.

– Покажи мне, что ты умеешь.

– С ума сошел?! Это мне полагается чушь всякую нести. Где ты шпагу здесь возьмешь? Да и как я с тобой фехтовать буду – без амуниции, без шлема…

– В углу сарая колышки для помидоров стоят, возьми подходящие по длине. Я тоже кое-что умею; посмотрим, чему вас учат в придуманном мире.

Павел тоже считал меня умалишенным, поэтому я молча поднялся и побрел за «оружием». Интересно, чем он хочет меня удивить? Лучше бы спать пошли. Поздно уже, а хозяйские свиньи с коровами ждать не будут – с утра такой переполох устроят, если их не накормишь, что следующая ночевка точно будет в яме. Значит, пару уколов, и можно дрыхнуть.

– В лицо и пах не бить, остальное – можно, – сообщил дядя Паша, ковыляя к середине сарая. – Покажи, что принес. Сойдет. Ну, нападай давай!

Я стал в стандартную фехтовальную стойку. Конечно, палку со шпагой не сравнить, да и бить аккуратно нужно. Бредовая идея, в общем. Если кто услышит шум, обоим несладко придется.

Не дождавшись, Павел сделал выпад первым. Я крутанул рукой, отведя его «шпагу» в сторону, и нанес укол в грудь. Ну, как бы нанес – турка на месте уже не оказалось, а я неожиданно очутился лицом в соломе.

Следующие пять минут я был избит и обескуражен. Хромой инвалид гонял перворазрядника, как пацана, смясь и стебаясь при этом.

– Это не по правилам! – возмутился я после очередного «нырка» в грязь. – Нас такому не учили. Я же достал тебя в этот раз!

– Нет, не достал, – перестал смеяться хромой. – Какой смысл в том, что ты меня уколол? Ты вроде как отбил мою атаку и нанес удар в ответ. Но, если бы бой проходил на самом деле, ты бы лежал на земле с распоротым животом, а я максимум заработал бы царапину на плече. Такой неравнозначный обмен тебя устраивает?

Так я стал учеником дяди Паши. Он не врал, когда говорил, что работал преподавателем. Он только не сказал, что именно преподавал.

«Островная борьба на палках» – так назвал мой товарищ по несчастью свой предмет. Этот вид боевого искусства, по его словам, возник на завоеванных османами островных сообществах. Туземцам под страхом смерти запрещали иметь оружие, поэтому единственное, что они могли себе позволить, это выломать в кустах дрын подлиннее и ходить с ним на охоту, в чем немало преуспели. Аборигены островов вынужденно повышали свое мастерство. Им было не до поясов и разрядов – от их умения зависела судьба племени.

Со временем в «программу обучения» ввели и фехтование, и рукопашный бой. Островитянин мог орудовать практически любым видом холодного оружия, представив его себе как палку с дополнительными режущими свойствами. Эффективность такой системы в полной мере прочувствовали османы, подавляя стихийный мятеж на одном из островов. Только большое численное превосходство помогло имперским карательным отрядам взять верх. Пленные островитяне передали свои знания на материк, ничего не утаивая. А чего им было таить? Никаких тайных плясок с бубнами, никаких ритуалов со сжиганием чучела главного шамана. Взял палку, ударил. Главное – правильно.

Теперь наши будни разнообразились. Каждый день после работы Павел натаскивал меня по своему предмету. Я атаковал невидимого врага палкой, камнем, вилами. Если ничего не мог подобрать – дрался голыми руками. Посещавшие меня мысли о побеге периодически всплывали на поверхность, но теперь я их упорно отталкивал. С одной стороны, мне хотелось еще больше узнать от хромого турка. С другой, очередные несколько попыток сбежать окончились, как всегда. Беглецов поймали и казнили. Причем последнего поймали «смежники» – бандиты из соседней группировки привезли на пикапе то, что недавно было человеком. После этого хозяин показательно расстрелял нескольких «залетчиков», и жизнь пошла своим чередом. Я начал привыкать к своей судьбе.

Крестьяне, заходившие по различным поручениям на хоздвор шефа, не очень интересовались политической картой мира. Зато от них я знал, что происходит непосредственно «за забором». Польша удержала часть своих территорий от разграбления. Минск и Витебск стали пограничными городами; западная граница осталась примерно там же. Зато от Витебска до Брянска царила анархия. Могилев, Оршу, Бобруйск, Осиповичи разбомбили почти дотла, оставив руины, непригодные для нормального жилья. Жители там вроде бы остались, но, по слухам, стали нелюдимы и озлоблены. Остальные населенные пункты были либо разграблены, либо перешли под бандитскую «крышу». Люди в здравом уме подались в Минск, оставшиеся стали «холопами».

Официальной столицей Польши стал Вильнюс. Государство предпринимало попытки вернуть былые территории, и не раз выводило вооруженные силы в ничейные земли. Короткие вооруженные стычки оканчивались ничем. Понеся некоторые потери, стороны расходились туда, откуда пришли, набирались сил, и все повторялось снова. Бандитам осталось достаточно военной техники на полях сражений гражданской войны. Иногда подорванной, иногда просто брошенной – видимо, мешала драпать.

Но, в отличие от бандитов, Вильнюс занимался переговорами. Не имея возможности защитить границы, обессилевшая страна медленно подымалась за счет соседних государств, заинтересованных в зачистке ничейной земли. «Сегодня они напали на вас. Что им помешает завтра напасть на нас?» – логично рассуждали они, подписывая контракт за контрактом. Поэтому общество продолжало жить своей жизнью. Люди работали, отдыхали, читали газеты и смотрели новости.

Корреспонденты, к которым меня ошибочно причислили, были как раз из Вильнюса. Популярный в стране телеканал снимал фильм про ничейные земли, бандитские общины и жизнь крепостных людей. Документальная лента должна была осветить другую сторону медали – именно быт бандитов. По принятым здесь «понятиям» режиссер испросил разрешение на съемку у правящей верхушки криминального мира и отправил в командировку дежурную съемочную группу. У нашего босса разрешения спросить забыли. Либо просили, но получили отказ. Так или иначе, журналисты полезли на рожон, невзирая на запрет. Нахальная братия, знаете ли. Боссу это, конечно, не понравилось, и проблему он решил радикально – минометным залпом. Ключевые дороги были давно пристреляны, поэтому группу накрыли сразу. И тут, совершенно случайно, из кустов вылез я.

Заочно записав меня в журналисты, местные «шестерки» решили мою судьбу. Так я стал рабом, а раб – он и в Африке раб. Бесправное согнутое существо не могло задавать интересующие меня вопросы. А раз так – нужно действовать, пока еще есть возможность.

Каждое утро, с трудом подымаясь, я разминал одеревеневшие мышцы, брал первую попавшуюся палку и проводил ставший уже привычным комплекс упражнений. Тяжелая работа, изматывающая нас ежедневно, давала, как ни странно, и свои плюсы. Я похудел; в организме не осталось ни капли жира, а дряблые мышцы своей плотностью могли теперь потягаться с автомобильной покрышкой. Занявшись разминкой, я не сразу обратил внимание на некоторою безлюдность во дворе. Выглянув в приоткрытую дверь, я заметил двух охранников возле ворот. Больше на территории поместья никого не было.

– Что там? – спросил Хромой, не подымаясь с соломы.

– Да нормально все, людей только нет. Двое у ворот, и все. Подожди, вон Хомяк идет.

Хомяком мы называли управляющего, раздающего непосредственно нам перечень работ на сегодня. Жирный боров называл себя правой рукой хозяина, и требовал, чтобы к нему обращались соответственно. Ему подобострастно кланялись, но за спиной готовы были удавить. Один человек как-то попробовал это сделать. Его тело давно уже сгнило в старой канаве, а Хомяк выходил теперь из замкнутых помещений исключительно спиной вперед – повторения подобных случаев он не хотел.

– Что, спите еще?! – управляющий поморгал, привыкая к полутьме сарая. Затем увидел нас и кивнул.

– После кормежки скота почистите сток в канаве, затем крестьяне привезут дрова. Расколоть, уложить в стопки. До вечера не справитесь – шкуру сдеру. Завтра работы еще больше будет, поэтому в ваших интересах сделать все сегодня. А насчет шкуры – я не шутил.