Стальной царь Муркок Майкл
Я начал извиняющимся тоном:
– У меня, к сожалению, нет с собой денег, поэтому…
Человек широко улыбнулся.
– Да. Нет денег! Какая жалость! – мгновение он сотрясался от смеха. – Итак, что вы хотите выпить? Я запишу за вами.
– Очень мило с вашей стороны. Я возьму немного коньяку, – я представился. – Вы владелец отеля?
– Да. Разумеется. Ольмейер – вот я кто, – похоже, он невероятно гордился этим обстоятельством. Ольмейер извлек из-под прилавка большую конторскую книгу и вписал в нее мое имя. – Ваш счет, – сказал он. – Когда положение ваше улучшится, оплатите.
Он повернулся, чтобы снять с верхней полки бутылку коньяка.
– Я склонен полагать, что у вас квартирует некто Шоукросс, – начал я.
– Да. Шоукросс, – Ольмейер поставил передо мной на стойку большой стакан коньяка. – Двадцать центов. Я запишу.
Он внес заметку в конторскую книгу и снова отложил ее в сторону.
Это был хороший коньяк. Вероятно, он показался мне еще лучше, чем был на самом деле, поскольку это было первое спиртное, выпитое мной со времен Сингапура. Я наслаждался им.
– Итак, Шоукросс, – сказал Ольмейер, подмигнув и сделав соответствующий жест, – ушел в горы.
– И у вас нет ни малейшего представления о том, когда он вернется?
Я услышал, как плетеное кресло заскрипело, царапая блестящий пол, затем приблизились шаги. Я повернулся. Это был человек, сидевший у окна. Он держал в руке пустой стакан.
– Шоукросс вернется, когда джин, взятый у мистера Ольмейера, закончится!
Это был сильно загоревший худой человек лет пятидесяти пяти в рубахе цвета хаки и белых шортах. У него были узкие седые усы, и в его синих глазах прыгала искорка иронии.
– Мое имя Гревс, – сказал он, подходя к бару и становясь рядом со мной. – А вы тот воздухоплавательный парнишка, которого нашли в долбленке. Сингапур, говорите? Жуткое дело, должно быть.
Гревс рассказал мне, что остался, чтобы блюсти интересы компании «Уэлланд Рок», в то время как другие белые представители фирмы возвратились в Англию или отплыли в Австралию. Он чрезвычайно интересовался тем, что происходило во время нападения на Сингапур. Коротко, потому что эти воспоминания все еще причиняли мне боль, я рассказал ему о случившемся.
– До сих пор не могу в это поверить, – заключил я. – Существуют же мирные договоры…
Гревс горько улыбнулся и снова глотнул джина.
– Все заключают мирные договоры. Мы истребили войны, не так ли? Но человеческая натура такова, что… – он взглянул вверх, на ряды бутылок. – Проклятые япошки! Я знал, что рано или поздно они выкинут что-нибудь. Алчная свора!
– Но японцы не стали бы бомбить своих собственных… – вставил Ольмейер.
Гревс перебил его резким смехом.
– Я не знаю, каким образом Хиросима взлетела на воздух, но это был тот самый повод, который требовался всем, чтобы начать войну, – он провел стаканом по губам. – Вероятно, мы никогда не узнаем, как это произошло или кто это сделал. Но это тоже лишено смысла. Если бы даже этого не случилось, они бы все равно сцепились.
– Хотел бы я, чтобы вы были правы!
Я повернулся на новый голос. В бар лениво прошаркал Демпси. Он кивнул мне и Гревсу и положил грязную руку на прилавок.
– Большой скотч, Ольмейер, пожалуйста!
Голландец не слишком обрадовался появлению этого посетителя, однако налил ему и аккуратно внес цену в свою конторскую книгу.
Воцарилось неловкое молчание. Хотя Демпси вмешался в наш разговор, он не был готов развивать свое заявление.
– Добрый день, Демпси, – приветствовал я его.
Он слабо улыбнулся и потер свой небритый подбородок:
– Привет, Бастэйбл! Что, забрели и сюда?
– Я искал Шоукросса.
Демпси сделал большой глоток.
– Целая куча народу ищет нынче Шоукросса, – заметил он таинственно.
– Что вы имеете в виду?
Он мотнул головой:
– Ничего.
– Хотите еще выпить, Бастэйбл? – спросил Гревс. – За мой счет, – и, откровенно преодолевая себя: – А вы, Демпси?
– Благодарю.
Демпси одним глотком проглотил спиртное и поставил стакан обратно на прилавок. Ольмейер налил еще джин, еще коньяк, еще скотч.
Гревс извлек из кармана рубашки пачку сигар и предложил нам по очереди. Ольмейер и Демпси взяли, я отказался.
– Так что вы имели в виду? – спросил Гревс Демпси. – Вас-то это все вовсе не трогает. Я всегда думал, что вы этакий приверженец восточного фатализма.
Демпси отвернулся. На мгновение его мертвые глаза осветились страшнейшей тоской. Он отнес свой стакан к ближайшему столу и уселся.
– И это тоже, – сказал он.
Но от Гревса так легко не отделаться.
– Вы же не были в Японии во время той бомбардировки. Или…
– Нет. В Китае.
Я заметил, что его руки дрожали, когда он подносил стакан ко рту. Он тихо пробормотал что-то про себя. Я даже разобрал слова: «Господи, прости меня». Он быстро выпил, встал и побрел к двери, волоча ноги.
– Спасибо, Гревс. Увидимся.
Тощая фигура скрылась, и я видел, как он начал подниматься по деревянной лестнице.
Гревс удивленно поднял брови и пожал плечами.
– Я думаю, у Демпси «островной синдром», как мы это прежде называли. У нас было несколько таких, которые потом жили среди туземцев или, как он, курили опиум. Все это медленно убивает его, о чем он, конечно, хорошо знает. Меня не удивит, если он не протянет и полгода.
– Я дал бы ему побольше, – сказал я сочувственно. – Я знаю курильщиков опиума, которые доживали до глубокой старости.
Гревс зажег сигару.
– Но у Демпси это связано не только с опиумом. Как вы думаете? Я считаю, существует некая готовность умереть. Вы знаете это не хуже меня.
Я кивнул. Да, я сам уже не раз испытывал подобное желание.
– Хотел бы я знать, чем это вызвано, – задумчиво произнес Гревс. – Быть может, женщина. Он был офицером воздушного флота, знаете ли. Может быть, он потерял свой корабль, бросил его в беде или еще что-нибудь в том же роде…
Ольмейер фыркнул и уставился в свою книгу.
– Он всего лишь слабак. Просто слабак, вот и все.
– Вполне возможно, – я встал. – Думаю, мне пора обратно. Вы не будете против, если завтра я снова приду? Я бы очень хотел оказаться здесь, когда вернется Шоукросс.
– Итак, до завтра, – Гревс поднял руку в знак приветствия. – Я вам желаю всего наилучшего, Бастэйбл.
Тем вечером я ужинал вместе с Хирой. На ужин были рыба и овощи. Я рассказывал ему о своей беседе в отеле и о второй встрече с Демпси. Таинственные замечания и намеки возбудили мое любопытство, и я спросил Хиру, не знает ли он что-нибудь о причинах, заставивших Демпси остаться на острове.
Хира не располагал обширными сведениями о курильщике опиума.
– Знаю только, что он находился в куда лучшем состоянии, когда только прибыл сюда. Я не слишком много общался с европейскими служащими, как вы уже должны были заметить, – он бросил на меня насмешливый взгляд. – Англичане часто начинают вести себя весьма своеобразно, стоит им прожить на Востоке пару лет. Вероятно, они испытывают некое чувство вины. В конце концов, вы же нас эксплуатируете, а?
Я совершенно не желал высказываться по этому поводу, и мы завершили трапезу в сравнительном безмолвии. После ужина мы откинулись в наших креслах и закурили. Мы говорили о состоянии китайского поденщика, которого я подобрал. Хира доложил мне, что он благополучно поправляется. Я уже хотел вставать и отправляться в постель, когда внезапно распахнулась дверь и ворвалась монахиня.
– Доктор, быстрее! Шоукросс! – тревога звучала в ее голосе. – На него напали. Я думаю… он умирает!
Мы бросились бежать вниз, в маленькую приемную госпиталя. В свете масляных ламп я увидел, что там стоят Ольмейер и Гревс, оба бледные. Они беспомощно смотрели на тело, простертое на импровизированных носилках, поставленных на пол. Им пришлось нести эту тяжесть сюда от самого отеля.
Хира наклонился и осмотрел человека на носилках.
– Боже мой! – вскричал он.
Гревс доложил мне:
– Примерно час назад его сбросили с лестницы отеля. Я думаю, какой-нибудь китаец захотел забрать свою женщину или, может быть, свою дочь, которая ушла с Шоукроссом. Не знаю, – он провел платком по мрачному лицу. – До этой несчастной войны подобное было просто невозможным…
С того момента, как я разглядел поникшее тело на носилках, я не произнес ни слова.
– Бедняга!
Хира выпрямился и многозначительно посмотрел на меня. Для Шоукросса не существовало больше никакой надежды. Врач повернулся к Гревсу и Ольмейеру:
– Вы не могли бы донести носилки до палаты? Пожалуйста!
Когда оба они снова подняли носилки и поднялись по короткой лестнице, я пошел следом. Я помог сестре уложить пострадавшего в постель, но было слишком ясно, что у него не осталось ни одной не переломанной кости. В искалеченном теле едва угадывалось человеческое существо. Прошло довольно много времени с тех пор, как его измочалили, и жить ему осталось недолго.
Хира извлек шприц. Искалеченный человек открыл глаза и посмотрел на нас. Его губы шевельнулись.
Я склонился над ним.
– Сраные желтозадые обезьяны… бедная девчонка… из-за меня. Сбросили нас в шахту… Простыни… Господи… кровавые глотки…
Хира сделал инъекцию.
– Кокаин, – объяснил он мне. – Больше мы ничего не можем для него сделать.
Я взглянул на соседнюю кровать и увидел, что кули, которого я спас, смотрит на Шоукросса с тихим удовлетворением.
– Это не мог быть своеобразный способ свести счеты? – спросил я Хиру.
– Кто знает? – Хира посмотрел на австралийца, когда тот снова закрыл глаза.
Гревс прижал кулак к губам и откашлялся.
– Я вот думаю, докладывать ли Несбиту… – он глянул на Шоукросса и сжал губы. – Когда Оллсоп узнает об этом, разверзнется пучина ада.
Хира выглядел так, точно забавлялся.
– Это может означать конец для всех нас.
Ольмейер задумчиво потер шею.
– А стоит ли ему вообще знать об этом?
– На человека напали, – возразил я. – Еще пара часов, и убийство состоится полностью. Он не переживет этой ночи.
– Если Оллсоп сейчас начнет бесноваться, старина, у нас возникнут шансы быть перебитыми, – заметил Гревс. – Оллсоп так разозлит малайцев и китайцев, что они вполне могут обернуться против нас. Не старые времена. И что сможет поделать жалкий десяток гуркхов против тысяч кули?
В глазах Хиры мелькнули злые искры:
– Следовательно, вы не хотите, чтобы я докладывал об этом случае официальному представителю властей, господа?
– Лучше не надо, – сказал Гревс. – Мы все будем держать рот на запоре.
Я поглядел, как сестра обтирает кровь с тела Шоукросса. Теперь он полностью «уплыл» под действием кокаина. Я подошел к двери палаты, зажег сигарету и смотрел, как комары и мотыльки кружатся вокруг масляной лампы, горящей в приемной. Было слышно, как прибой бьется о причальную стенку. Звук почему-то перестал казаться успокаивающим. Но тишина была бы еще неприятнее. Когда остальные трое подошли ко мне, я кивнул.
– Хорошо, – сказал я. – Буду молчать.
Следующим утром Новый Бирмингам погрузился в мертвую тишину. Я прошелся по пустым улицам. У меня было такое чувство, будто тысячи пар глаз наблюдают за мной, когда я поднимаюсь наверх, к аэропарку.
Я не пошел в отель. Теперь не было смысла караулить там Шоукросса, потому что ночью тот умер в больнице. Я прошел мимо отеля, остановился возле одного из разбитых самолетов и пнул сломанный винт, лежавший возле машины на бетоне, сквозь который проросла уже трава. Из леса доносились крики птиц, встречающих рассвет. В это время суток некоторые ночные звери еще бодрствовали, возвращаясь в свои норы, а дневные обитатели постепенно просыпались. Попугаи, дрозды, голуби порхали между деревьев, и воздух полнился пением и красками. Птицы, казалось, праздновали что-то. Вероятно, окончание оккупации острова людьми. Лесной дух тяжело висел в воздухе, пахло звериными тропами и гниющими деревьями. Я слышал визг гиббонов и видел крошечных землероек, снующих по причальной мачте, на которой еще висели канаты. Со стены ангара меня холодно рассматривали жадные глаза ящерицы. Они как будто хотели сказать: «Тебе здесь нечего делать».
Я направился к зданию, где прежде находилась диспетчерская и где убитый запер рацию, прежде чем отправиться на свою последнюю оргию.
Перед отъездом всего персонала, обслуживавшего аэропарк, здание было заколочено. На окнах всех трех этажей были поставлены стальные ставни, и потребовались бы особые режущие устройства и немало усилий, чтобы проникнуть туда без ключа. Все двери были забраны решетками, и я мог собственными глазами удостовериться в том, что множество попыток взломать их провалились.
Снова и снова я обходил бетонное здание, без всякого успеха тряс ставни и засовы. Лес, казалось, издевался над моей беспомощностью. Наконец я остановился у одной двери, которой пользовались не так давно. Я еще раз надавил на ручку, а потом навалился на косяк и безнадежно уставился на развалины аэропарка с разбитыми скелетами летательных аппаратов, на ржавую мачту, на отель. Солнце блестело на золотой вывеске Ольмейера: «ОТЕЛЬ КОРОЛЕВСКОГО АЭРОПАРКА» – было написано на ней и еще: «ЛУЧШИЙ ИЗ ИМЕЮЩИХСЯ».
Немного погодя кто-то прошел сквозь стеклянные двери бара и остановился на веранде. Потом увидел меня и медленно начал подниматься ко мне по траве.
Я тотчас узнал эту фигуру и нахмурился. Что ему здесь нужно?
Глава восьмая
Радиопередача
Демпси. Ну, разумеется. Сегодня он побрился и надел более приличный костюм, нежели вчера, однако под пиджаком на нем была все та же рваная туземная рубаха. По его зрачкам я видел, что он сегодня еще не выкурил первой опиумной трубки.
Он подошел ко мне и закашлялся в довольно прохладном утреннем воздухе.
– Слыхал про Шоукросса, – заявил он еще издалека. Он прошел по растрескавшемуся асфальту, затем остановился и исподлобья уставился на меня.
Я предложил ему сигарету, которую он выковырял из моей табакерки. Он весь дрожал, когда я дал ему огонька.
– Вы знали, что китайцы были настроены против Шоукросса, не так ли? – спросил я его. – Именно это вы имели в виду, когда говорили вчера, что целая куча людей его ищет.
– Вчера? Не припоминаю, – он запыхтел сигаретой и жадно втянул дым в легкие. Затем немного выпрямился и устремил прояснившийся взор в сторону леса. – Общественное сознание – чертовски деликатная штуковина, как думаете, Бастэйбл? – он пошарил в кармане. – Я пришел отдать вам кое-что. Я нашел это на лестнице, – он протянул мне ключ. – Из кармана Шоукросса, наверное, выпало.
Прежде чем взять ключ, я помедлил. Потом повернулся и попробовал, не подходит ли он к замку. Что-то лязгнуло, и дверь открылась. Из помещения повалил, едва не сбивая с ног, отвратительный запах застарелого шнапса и паленой резины.
– Вот и все, что осталось от Шоукросса, – его вонь, – сказал Демпси. – Ну что, попробуете попросить помощи по рации?
– Да, – сказал я, – если удастся пробиться в Дарвин, я попрошу прислать первый же освободившийся воздушный корабль, чтобы забрать отсюда меня и всякого, кто еще захочет покинуть остров.
– Лучше скажите, что дело дошло до крайности. – Демпси сделал неопределенный жест в сторону поселка. – Не слишком обольщайтесь на их счет. Есть полдюжины поводов к восстанию. Если Оллсоп докопается до Шоукросса, то этих поводов будет еще больше. Китайцы сейчас в настроении перерезать всех малайцев, а если белые вмешаются, они, вероятно, объединятся между собой и для начала убьют всех нас. Истинная правда, – слабое подобие улыбки мелькнуло на его губах. – И я это знаю. В конце концов, у меня хороший контакт с туземцами. Куда лучше, чем это обычно бывает у белых. Шоукросс – это только начало.
Я кивнул:
– Я передам это в Дарвин.
– Вы умеете работать с рацией?
– Меня немного учили, когда я сдавал на патент.
Демпси зашел за мной следом в темное и грязное помещение бюро. Здесь валялось множество пустых пивных банок, бутылок и всякого хлама от сломанных приборов. Демпси открыл ставни, и свет просочился сквозь пыльные стекла. В углу я увидел аппарат – вероятно, это и была рация. Я пробрался к нему, перелезая через кучи грязи и хлама, вываленного на пол.
Демпси показал мне на педаль под скамьей. Я сел и поставил на нее ногу. Она повернулась, сперва медленно, затем дело пошло легче.
Демпси осмотрел рацию.
– Вроде постепенно нагревается, – сказал он. Он начал возиться с прибором. Из трубки донеслось легкое потрескивание. Он снял ее, послушал, покачал головой. – Трубы, наверное. Дайте-ка я попробую.
Я встал, и Демпси опустился на стул. Спустя некоторое время он нашел отвертку и отвинтил корпус.
– Я так и думал, трубы не в порядке, – сказал он. – За вами на другой скамейке должна быть коробочка с запасными трубками. Вы не могли бы мне передать их?
Я нашел коробку и поставил рядом с ним. Он продолжал возиться.
– Вы изучали радиодело на воздушном корабле? – спросил я.
Он сжал губы и продолжал работу.
– Как вы вообще здесь оказались? – продолжал вгрызаться я со своими вопросами. Любопытство пересилило даже чувство такта.
– Не ваше сраное дело, Бастэйбл. Так, теперь должно заработать, – он завинтил последнюю трубу, начал нажимать на педаль, затем закашлялся и откинулся на стул. – Просто слишком ослаб, – сказал он. – Займитесь лучше педалью, если вам с ноги…
Он зашелся в новом приступе кашля, когда встал, и я занял его место.
Покуда я нажимал на педаль, он снова повернул рычажки, пока наконец в наушниках не раздался слабый голос. Демпси повернулся и поправил микрофон:
– Алло, Дарвин. Говорит Роув Айленд. Прием.
Он нажал на кнопку.
– Нет, мне очень жаль. Я не знаю наших проклятых позывных. Более того, радиста нашего убили. Нет, здесь не военная база. Это Роув Айленд в Индийском океане. Гражданское население в опасности.
Покуда я продолжал давать ток в генератор, нажимая на педаль, Демпси объяснял Дарвину наше положение. Возникла суета, потребовалось время – примерно двадцать минут мы ждали, пока радист консультировался, затем еще большая неразбериха, когда начали локализировать остров, и наконец Демпси откинулся на спинку стула и вздохнул.
– Благодарю, Дарвин.
Снимая наушники, он глядел сквозь меня:
– Вам повезло. Через один или два дня здесь может быть один из их патрульных кораблей, если его не собьют. Можете попрощаться с остальными, собрать вещички и тю-тю.
– Я очень благодарен вам, Демпси, – сказал я. – Не думаю, что без вас мне бы удалось пробиться.
Сложности с рацией окончательно вымотали его. Он встал и медленно побрел по бюро, отбрасывая одну за другой бутылки, покуда не нашел почти полную бутылку рома. Он отвинтил пробку, сделал изрядный глоток и затем протянул ее мне.
Я взял и тоже глотнул рома. И едва не задохнулся. Сосуд содержал довольно-таки крепкое пойло. Я вернул бутылку и чрезвычайно внимательно стал смотреть, как он допивает ром.
Мы покинули бюро и побрели по аэропарку. Когда мы приблизились к мачте, Демпси остановился и взглянул вверх через распоры. Пассажирский лифт стоял наверху – вероятно, был оставлен там, когда большинство европейцев поспешно эвакуировалось с острова.
– Этот не потянет, – заметил Демпси. – И обслуживать его некому, даже если бы он был в приличном состоянии. Кораблю придется садиться прямо на землю. Довольно трудное дело. Тут уж всем надо браться за дело.
– Вы мне поможете?
– Если буду в здравом рассудке.
– Я слышал, что вы служили когда-то на воздушном корабле, – сказал я.
И тотчас же пожалел о своем любопытстве, потому что на его лице проступило странное выражение боли и нехорошего веселья.
– Да. Да, служил. Правда, очень недолго.
Я оставил эту скользкую тему.
– Идемте, я угощу вас.
Ольмейер сидел на обычном насесте за стойкой бара и читал свою книгу. Гревса не было. Голландец бросил на нас взгляд и кивнул. О вчерашнем он не проронил ни слова, и я тоже не говорил об этом. Я рассказал, что нам удалось связаться с Дарвином и что будет отправлен воздушный корабль. На голландца это произвело сильное впечатление. Думаю, он наслаждался своей ролью последнего из могикан. Лучше уж иметь клиентов, которые не могут заплатить, чем вообще не иметь – вот кредо Ольмейера.
Демпси и я потягивали наши напитки за столом возле окна.
– Вы оказали мне большую помощь, Демпси, – сказал я.
Он бросил на меня циничный взгляд сквозь стакан.
– Помощь? Вероятнее всего, я оказал вам медвежью услугу. Вы что, действительно хотите вернуться назад, в эту кровавую кашу?
– Считаю это своим долгом.
– Долг? Броситься грудью защищать последние останки подыхающего империализма?
В первый раз я слышал от него нечто вроде политического мнения. Я был поражен. Он что, красный? Мне не шел на ум ответ, который не был бы грубым.
Демпси опрокинул в свою глотку остатки скотча и неподвижным взглядом уставился на аэропарк. Теперь он заговорил точно сам с собой.
– Все это только лишь вопрос власти. И очень редко – вопрос справедливости, – он бросил на меня острый взгляд. – Не играйте со мной в отца-покровителя, Бастэйбл. Мне совершенно не нужна ваша дружба. Благодарю покорно. Если бы вы знали… – он замолчал. – Еще по одной?
Я смотрел, как Демпси, покачиваясь, идет к бару и приносит новый стакан. Он нес его точно против своей воли.
– Мне очень жаль, – сказал я. – Только… Ну, мне кажется, многое отягощает вас. Я подумал, если бы слушатель, который сочувствует вам…
Теперь в его глазах появилось удивительное выражение.
– Сочувствует? Интересно, продолжали бы вы мне сочувствовать, если бы я действительно рассказал вам все, что у меня на сердце. У нас война, Бастэйбл.
Я слышал, как вы вчера высказывали предположения касательно того, как она началась. Я знаю, как началась война. И знаю, кто ее начал. Это был проклятый несчастный случай.
Я подавил удивленный вскрик и стал ждать, не услышу ли больше, но Демпси откинулся в плетеном кресле и закрыл глаза; его губы вздрагивали, как будто он разговаривал сам с собой.
Я принес для него еще скотч, но когда я вернулся, он уже заснул. Я оставил его спящим и подошел к Ольмейеру, к стойке бара.
Вскоре после этого появился и Гревс. Он выглядел усталым, как будто не спал с тех пор, как я его видел в последний раз.
– Дайте мне тройной джин, Ольмейер, быстро. Привет, Бастэйбл. Я бы не советовал вам сегодня ходить по городу в одиночку. Там большая суматоха. Банды малайцев и китайцев заняты тем, что режут друг другу глотки. Поджоги, насилие, смерть, куда ни посмотри.
– Неужели Оллсоп уже докопался, что…
– Еще нет, но все остальные уже знают. И он узнает очень скоро. Китайцам удалось прошлой ночью украсть малайский корабль; вероятно, убийцы несчастного Шоукросса организовали таким образом их побег. Малайцы вырезали несколько китайских семей. Теперь китайцы хотят поквитаться. Я думаю, на этот раз действительно пахнет жареным.
Я рассказал ему о связи с Дарвином и о том, что, вероятно, придет корабль. Гревс, казалось, испытал большое облегчение.
– Вы должны отправить вашего паренька в Новый Бирмингам, Ольмейер. Пусть передаст остальным: они должны как можно быстрее прийти сюда, наверх.
Ольмейер ворча поднялся, чтобы отыскать слугу.
Гревс обошел стойку бара.
– Ну что, следующий круг за счет заведения? Бастэйбл, будете пить?
Я кивнул.
– Демпси?
Я увидел, что Демпси проснулся и направился к выходу. Он покачал головой и сказал с подавленным смешком:
– У меня есть еще кое-что в городе. Чао!
– Это опасно, – сказал я.
– Со мной ничего не будет. До скорого, Бастэйбл.
Мы смотрели, как он ковыляет по лестнице.
– Бедолага, – сказал Гревс. Его пробрала дрожь, и он опрокинул свой джин.
Глава девятая
Надежды на спасение
Около полудня в отель поднялся Оллсоп и недоверчиво справился о Шоукроссе. Мы сказали, что слышали, будто он пострадал от какого-то несчастного случая. Разумеется, лейтенант нам не поверил, но у него было по горло дел в городе и он не мог позволить себе роскошь терять время на допросы. Он провожал в отель несколько духовных лиц и двух-трех китайских монахинь из католической миссии. Все они сбились в кучу в самом дальнем углу бара и почти не разговаривали с нами. Секретарь Несбита, подвижный круглолицый бенгалец, ходил за Оллсопом по пятам и почти непрерывно смотрел в окно, как будто ожидал, что воздушный корабль появится с минуты на минуту. Я спросил Оллсопа о Демпси, на что офицер смерил меня мрачным взглядом и невнятно пробормотал, что Демпси видели с некоторыми из китайских «бунтовщиков» и что скоро этот наркоман доиграется до настоящих неприятностей с властями, если не прекратит своей подрывной деятельности. Я также узнал о том, что Хира, как и большинство его монахинь, решили запереться в больнице.
До вечера к нам присоединилось еще несколько человек, включая двух ирландских священников – те составили компанию остальным духовным лицам в углу. Ольмейер был в восторге – столько новых посетителей! Он крутился и вертелся, заботясь о том, чтобы для каждого была приготовлена комната. Я тоже получил номер на третьем этаже.
Возвратился Оллсоп. Он выглядел усталым и злым. Его некогда такой чистый мундир был покрыт пылью, а над левым глазом светился огромный кровоподтек. Кажется, он возложил ответственность за свои неприятности на Гревса и меня и во время своего второго визита в отель не удостоил нас ни словом. Он оставил троих из своей армии в двенадцать солдат для нашей охраны. Прочие оставались в городе, чтобы «обеспечивать правопорядок» (судя по шуму, доносившемуся из города, упомянутым правопорядком там и не пахло) и для охраны резиденции представителя правительства. Бригадный генерал Несбит, естественно, решил оставаться со своими слугами.
Вскоре после этого Оллсоп отправился назад. Он был один. Направляя лошадь вниз с холма, он держался в седле так же прямо, как обычно. Вскоре лейтенант исчез в темноте и неразберихе, кипевшей в долине. Больше мы его не видели.
До полуночи все дамы и господа из духовенства уже разошлись по кроватям, а Гревс, Ольмейер и я заняли наши обычные места у стойки бара. Маленький бенгалец все ходил взад-вперед перед окном.
Даже Гревс выглядел немного нервным и уронил замечание насчет того, что «мы не все сделали, что могли». Вскоре он тоже отправился спать. Бенгалец последовал его примеру. Ольмейер разложил на прилавке большую конторскую книгу и на некоторое время с большим наслаждением погрузился в счета, затем громко захлопнул книгу, пожелал мне доброй ночи, и вскоре массивное тулово голландца тоже потащилось к спальне.
Теперь я, если не считать гуркхов, стоявших на вахте снаружи отеля, был единственным, кто еще не спал. Я чувствовал себя очень усталым, но не особенно сонным. Я решил выйти наружу и поглядеть, не увижу ли что-нибудь из тех бесчинств, что творятся нынче в городе.
В холле были слышны голоса, переговаривавшиеся у входной двери. Я выглянул, однако масляная лампа горела недостаточно ярко, чтобы можно было что-либо толком разглядеть. Я раскрыл дверь. Один из гуркхов схватил человека – в тусклом лунном свете я не понимал, кто это был. Гуркх направил на него штык, и человек повернулся. И тогда в слабом свете лампы я увидел его лицо. Протиснувшись мимо солдата, я бросился наружу.
– Демпси! Вы?
Он обернулся ко мне. Плечи его согнулись, пиджак был порван. Лицо было смертельно бледным, веки почти сомкнуты.
– Привет, Бастэйбл, – голос точно выцвел. Это был голос кретина. – Я думал, это мой отель.
Читать бесплатно другие книги:
