Рыцарь Мечей Муркок Майкл
Корум опустил голову.
Ралина, прочитав, видимо, мысли несчастного принца, легонько коснулась его руки.
– Пойдем со мной, принц Корум. Тебе необходимо поесть.
Он покорно пошел за нею в столовую, где уже был накрыт стол на двоих. Здешняя пища – в основном фрукты и легкие блюда из съедобных водорослей, – значительно больше соответствовала вкусам Корума, чем то, что предлагали ему мабдены-крестьяне. Он вдруг почувствовал, что безумно голоден и смертельно устал. Душа его пребывала в смятении; единственное, в чем он по-прежнему был уверен, это ненависть к Гландиту и жажда мести. И эту месть он надеялся осуществить как можно скорее.
За столом они не разговаривали, но маркграфиня все время посматривала на него, и раза два у нее шевельнулись губы, словно она собиралась что-то сказать, но передумала.
Столовая была небольшая; на стенах висели дорогие гобелены тонкой работы. Покончив с едой, Корум начал было с интересом изучать отдельные фрагменты вышивки, но тут сцены, изображенные на гобеленах, странным образом стали расплываться у него перед глазами. Он вопросительно глянул на Ралину, но лицо ее было непроницаемым. Голова Корума отчего-то была удивительно легкой, а вот руки и ноги отказывались повиноваться.
Он хотел было заговорить с маркграфиней, но язык не выговаривал нужных слов.
Его явно напоили какой-то отравой.
Эта женщина подложила ему в пищу яд.
Снова он допустил промашку и оказался жертвой мабденов.
Корум бессильно уронил голову на руки и погрузился, не желая того, в глубочайший сон.
И снова явились видения.
Перед ним возник замок Эрорн – такой, как в тот день, когда Корум покинул его на рыжем жеребце. Потом он увидел мудрое лицо отца – тот что-то говорил, но сколько Корум ни напрягал слух, ничего расслышать он так и не смог. Мать сидела, склонившись над работой: она писала свой последний трактат по математике. В изящном танце двигались сестры Корума, а его дядя наигрывал для них сочиненную им самим новую мелодию…
Радостная, счастливая атмосфера…
Но теперь Корум определенно не мог понять, почему все они полагают, что заняты делом. Ему их занятия казались довольно нелепыми и совершенно бессмысленными. Эти взрослые люди были похожи на заигравшихся детей, которые не подозревают, что страшный зверь подкрался к ним совсем близко и вот-вот нападет.
Коруму хотелось крикнуть… предупредить их… но отчего-то у него не было голоса.
Он видел, как помещения замка начинает охватывать пожар – воины мабденов уже проникли туда через незащищенные ворота и напали на его обитателей, ни о чем дурном не подозревавших. Пересмеиваясь, мабдены сдирали с окон дивные шелковые занавеси и прекрасную обивку с мебели, наматывали все это на палки и использовали как факелы…
Потом он снова увидел свою семью. Теперь они уже поняли, что в замке пожар, и даже пытались найти источник огня.
Отец его вошел в библиотеку в тот момент, когда Гландит-а-Крэ нанизывал книги на копье, как на вертел. Старый князь в полном изумлении смотрел, как этот варвар сжигает его книги. Губы старика шевелились, в глазах застыл вопрос – точнее, вежливое удивление.
Гландит обернулся, с ухмылкой вытащил из-за пояса боевой топор и взмахнул им…
И почти сразу Корум увидел мать. Двое мабденов держали ее за руки и за ноги, а третий ритмично поднимался и опускался над ее обнаженным телом.
Борясь с оковами сна, Корум пытался проникнуть туда, спасти мать, но был бессилен…
Он видел и своих сестер: их постигла судьба матери. И попасть к ним он тоже не смог, как ни стремился: путь был закрыт чем-то невидимым.
Корум все еще пытался пробиться, когда мабдены перерезали девушкам горло и те умирали в судорогах, словно прирезанные козы.
И тогда он заплакал.
Корум все еще плакал, когда вдруг ощутил рядом чье-то теплое тело. Словно издалека доносился ласковый утешающий голос.
Его гладили по голове и баюкали, прижав к груди, точно младенца.
Он попытался было высвободиться из объятий той женщины, что баюкала его, но она держала крепко.
И он снова заплакал – на этот раз от облегчения. Тяжкие рыдания сотрясали его тело, а потом он опять погрузился в сон. Но теперь сон его был свободен от страшных сновидений…
Проснувшись, Корум ощутил смутное беспокойство. Он чувствовал, что проспал слишком долго, что ему необходимо поскорее встать и начать действовать. Он приподнялся в постели и снова упал без сил на подушки.
В голове медленно прояснялось. Чувствовал он себя явно значительно лучше. Впервые с тех пор, как он покинул замок Эрорн, он ощущал прилив созидательной энергии, жажду деятельности. Даже тьма, в которую погружена была его душа, казалось, несколько отступила.
Итак, в еду Коруму подсыпали всего лишь снотворное, и это оно, столь благотворно подействовав на него, помогло ему восстановить силы.
Интересно, сколько дней он проспал?
Корум заворочался в постели и снова ощутил рядом с собой – как и тогда во сне – чье-то теплое тело. С той стороны, где был незрячий глаз. Он повернулся: это была Ралина. Она лежала с закрытыми глазами, лицо ее казалось совершенно спокойным и удивительно мирным.
Он вспомнил подробности того ужасного сна. Вспомнил, какой покой обрел в теплых объятиях этой женщины, точно она спасла его ото всех бед и несчастий сразу.
Благодарный, он протянул к ней руку и погладил по спутанным волосам. Он чувствовал к ней почти такую же нежность, как к матери и отцу, как к сестрам…
Но, вспомнив о погибших близких, гладить волосы Ралины он перестал. И мрачно уставился на изуродованную руку. Рана совсем зажила, лишь на конце культи остался светло-розовый кружок молодой кожицы. Корум снова посмотрел на Ралину. Как она могла лечь в постель с таким уродом, с калекой?!
Он так долго смотрел на нее, что она наконец открыла глаза и улыбнулась.
И Корум сразу же рассердился: ему показалось, что в этой улыбке сквозит скрытая жалость. Он начал было поспешно выбираться из постели, но Ралина, положив ему руку на плечо, остановила его.
– Останься со мной, Корум. Ведь теперь и мне нужно твое сочувствие.
Он помедлил, подозрительно на нее глядя.
– Пожалуйста, Корум! Поверь: я люблю тебя.
Он так и застыл. Любовь? Между ней и вадхагом? Что же это за любовь? Он покачал головой:
– Это невозможно! Ничего не получится…
– Не будет детей – это я знаю. Но от любви рождаются не только дети…
– Я не понимаю тебя…
– Прости. Я оказалась чересчур эгоистичной. Я воспользовалась твоей слабостью. – Она села в кровати. – С тех пор, как на том корабле уплыл мой муж, я никогда и ни с кем не делила ложе. Я не…
Корум задумчиво смотрел на нее. Красота ее обнаженного тела не могла оставить его равнодушным, однако подобные отношения между ними были просто недопустимы! Он не должен, не имеет права… Это же просто неестественно, наконец!..
Он наклонился и поцеловал Ралину в грудь. Она прижала его голову к себе. И они вновь поплыли на огромной постели, как на корабле, по морю любви, постигая друг друга, проникая друг другу в душу так глубоко, как то позволяет одна лишь любовь.
Прошло несколько часов, и только тогда Ралина наконец заговорила:
– Корум, ты последний в своем племени. Я же никогда не увижу свою родину – со мной останутся лишь верные мне обитатели замка. Но здесь у нас царят мир и покой, которые вряд ли что-то способно нарушить. Может быть, ты, поразмыслив, останешься со мной?… Хотя бы еще на несколько месяцев?…
– Нет. Я ведь поклялся отомстить за убийство своих близких и гибель всех остальных вадхагов, – напомнил он, нежно ее целуя.
– Но эта клятва противна твоей натуре! Ты из тех, кто умеет только любить, ненавидеть же совсем не умеет. Я в этом уверена.
– Что ж, пока я ничем не могу опровергнуть эти слова, – сказал Корум, – но знаю: жизнь моя лишится смысла, если я не уничтожу Гландита-а-Крэ. И желание мое порождено отнюдь не одной ненавистью. Скорее ощущением, что страшный недуг с поразительной быстротой распространяется по этим густым лесам. И, естественно, хочется поскорее вырубить больные деревья, чтобы остальные могли вырасти здоровыми и стройными. Примерно таково мое отношение к этому Гландиту. Он сделал убийство своей привычкой и теперь, перебив всех вадхагов, начнет истреблять какой-нибудь другой народ. А если иных племен больше не останется, он будет убивать тех несчастных мабденов-земледельцев, что обитают в окраинных деревнях той территории, на которой правит король Лайр-а-Брод. Судьба призвала меня выполнить этот долг, и я непременно должен довести начатое дело до конца, ибо оно мне кажется в высшей степени справедливым.
– Но зачем уезжать отсюда так поспешно? Ведь вскоре – чуть раньше или чуть позже – мы так или иначе получим известия о том, где сейчас Гландит-а-Крэ. Тогда и стоит немедля отправиться в путь, чтобы с уверенностью осуществить задуманную месть.
Корум закусил губу.
– Возможно, ты и права…
– А кроме того, ты должен как-то привыкнуть обходиться без руки и глаза, – продолжала Ралина. – Для этого нужно время, Корум.
– Разумеется, но…
– Ну так останься здесь со мной хоть ненадолго!
– Хорошо. Я согласен. Обещаю, что по крайней мере несколько дней никаких решений принимать не стану.
И Корум, не принимая никаких решений, прожил в замке Ралины еще целый месяц. После всех пережитых ужасов и страданий ему действительно требовалось время, чтобы залечить раны и восстановить душевное равновесие. Это оказалось непросто: увечья постоянно напоминали ему о былом; он то пытался сделать что-то отрубленной рукой, то – посмотреть незрячим глазом. И постоянно видел собственное лицо в зеркале…
Ралина старалась как можно реже оставлять Корума одного, а остальное время проводила в библиотеке. У него же сейчас особого пристрастия к чтению не обнаруживалось. Он предпочитал бродить вдоль зубчатых стен замка или, взяв лошадь, отправлялся во время отлива на берег, в лес, чему Ралина очень противилась, опасаясь, что на него могут напасть дикие лесные мабдены, забредшие в эти места.
В эти светлые, полные любви дни тьма, окутывавшая душу Корума, несколько развеялась, хотя и не исчезла совсем. И порой, если какая-то мелочь вдруг вызывала в нем воспоминания о доме, он весь цепенел и переставал замечать, что происходит вокруг.
Замок маркграфа Мойделя был построен на острове, носившем то же имя. Семейство Мойделей обитало здесь в течение нескольких столетий. В замке собралось множество интереснейших вещей: коллекции – занимавшие целые залы! – фарфоровых статуэток и фигурок из слоновой кости; различные диковинки, собранные в разные времена в различных морях; немыслимое количество оружия и боевых доспехов; большое количество полотен (написанных, с точки зрения Корума, довольно грубо), посвященных истории государства Ливм-ан-Эш и богатейшему фольклору этой страны. Столь сильное проявление воображения и фантазии потрясли Корума – вадхаги вообще были людьми в высшей степени рациональными, и фантазеры среди них встречались крайне редко. Но самому принцу все эти волшебные истории и занимательные легенды очень нравились. Изучая их, он пришел к выводу, что большая часть сказок о неведомых землях и загадочных людях и зверях корнями своими уходит в полученные некогда сведения о жизни в иных Измерениях. Безусловно, кто-то из анонимных авторов в давние времена видел эту иную жизнь, а впоследствии бесчисленные рассказчики сказок и легенд лишь вольно использовали воспоминания «первопроходцев» в качестве фольклорных сюжетов. Коруму интересно было как бы в обратном направлении прослеживать развитие сюжета о небывалых приключениях героя одной из подобных историй, находя путь к некоему вполне реальному, земному источнику описанных событий или явлений, особенно если речь шла о жизни древних народов, вадхагов и нхадрагов, которых в преданиях наделяли пугающим, сверхъестественным могуществом и удивительными способностями. Благодаря этим фольклорным сюжетам он узнал кое-что интересное и о себе, и о том, в каком священном трепете перед древними расами жили мабдены восточных земель, пока не обнаружили, что представители этих рас тоже смертны и уничтожить их, в общем-то, ничего не стоит… Вполне возможно, думал Корум, что столь яростный геноцид, которому были подвергнуты древние расы, был отчасти вызван именно тем, что вадхаги оказались вовсе не колдунами и ясновидцами.
Однако размышления на эту тему неизменно в итоге пробуждали в его душе горькую печаль; он становился замкнутым, подавленным, сторонился всех, и в течение нескольких дней даже Ралина ничем не могла его в таких случаях утешить.
Как-то раз внимание Корума чрезвычайно привлек гобелен с очень интересной вышивкой. В этом зале он оказался впервые, и обнаруженная картина поглотила его целиком. Особенно потряс его воображение вытканный на гобелене текст.
То был полный текст легенды о приключениях некоего Маг-ан-Мага, популярного героя местных преданий. Когда Маг-ан-Маг возвращался из одной волшебной страны, на его судно напали пираты. Они отрубили Маг-ан-Магу руки и ноги и выбросили его за борт. Потом они отрубили голову его другу Джакор-Нилусу, безголовое тело которого последовало за Маг-ан-Магом, а голову пираты сохранили – очевидно, для того, чтобы полакомиться мозгом. Однако тело Маг-ан-Мага было выброшено волнами на берег какого-то загадочного острова; туда же чуть позже принесло и безголовое тело Джакор-Нилуса. Тела эти были найдены слугами жившего на острове волшебника, который, рассчитывая на помощь Маг-ан-Мага в борьбе против своих врагов, вернул ему руки и ноги и полностью возродил его к жизни. Маг-ан-Маг согласился с поставленными условиями, потребовав, однако, чтобы колдун подыскал и Джакор-Нилусу новую голову. Волшебник согласился, и Джакор-Нилус получил голову журавля, что, видимо, всех удовлетворило. Затем оба героя отправились воевать с врагами волшебника и вскоре завалили остров добытым в боях добром.
Корум так и не смог отыскать источник данной легенды в истории вадхагов. Она явно выбивалась из общего ряда подобных преданий.
Он тщетно старался прогнать надежды, разбуженные этой легендой, будучи уверенным, что надежды эти вызваны его неотступным желанием вернуть утраченные руку и глаз. Однако странное предание буквально приковало к себе все его помыслы. Растерянный, не понимая, в чему тут дело, Корум тем не менее в течение нескольких недель ни слова не говорил Ралине о том, что его мучило.
В замок Мойдель пришла осень. Пока еще теплые, ветры успели сорвать с деревьев листву и заставляли волны с особой силой биться о прибрежные утесы. Большая часть птиц улетела в теплые края.
Корум все больше и больше времени проводил в том зале, где висел гобелен с легендой о Маг-ан-Маге и чудесном волшебнике. Он начинал догадываться, почему именно этот текст заинтересовал его больше остальных: в нем чувствовалась уверенность в полной достоверности описанных событий, чего не было в других подобных преданиях.
Но задать Ралине мучившие его вопросы Корум все еще не решался.
Как-то в один из первых дней зимы Ралина долго искала Корума по всему замку и наконец обнаружила его возле гобелена с историей Маг-ан-Мага. Она, похоже, совсем этому не удивилась, однако выразила по этому поводу некоторую озабоченность и, пожалуй, даже страх.
– По-моему, ты слишком увлекся приключениями этого Маг-ан-Мага, – заметила она. – Это ведь всего лишь занятная сказка.
– Нет, она не похожа на другие, – возразил Корум и, повернувшись к ней, увидел, что она в отчаянии закусила губу. – Так значит, я прав? – прошептал он. – И ты что-то знаешь?
Ралина медленно покачала головой, но потом, будто передумав, промолвила:
– Я знаю только то, о чем говорится в старых сказках. Но ведь сказки – ложь, не так ли? Хотя, может быть, ложь и приятная.
– Нет, я чувствую: где-то здесь таится правда! И ты должна рассказать мне эту правду, Ралина.
– Да, ты прав. Я действительно кое-что знаю об этом. Совсем недавно я перечитала одну книгу… Она имеет к этой истории самое непосредственное отношение. Я вспомнила, что читала ее несколько лет назад, стала специально разыскивать и наконец нашла. В ней есть относительно недавние сведения о том острове, что описывается в сказке. На этом острове стоит один очень старый замок… Последним остров и замок видел со своего корабля эмиссар Ливм-ан-Эш, который затем прибыл к нам с грузом продовольствия и разных подарков. И он был последним представителем нашего государства на острове Мойдель…
– Как давно это было, Ралина?
– Тридцать лет назад.
И Ралина заплакала, горестно качая головой, задыхаясь, однако не в силах унять лившиеся ручьем слезы.
Корум обнял ее.
– Отчего ты плачешь, Ралина?
– Я плачу оттого, что вскоре ты меня покинешь. Зимой ты оставишь замок Мойдель и отправишься на поиски того острова. Скорее всего ты тоже погибнешь в море… Как я могу не плакать, если любымые люди всегда меня покидают…
Корум чуть отступил назад и заглянул ей в глаза.
– И давно эта мысль не дает тебе покоя?
– Давно.
– И ты ничего мне не говорила!
– Потому что я слишком люблю тебя, Корум.
– Тебе не следует так сильно любить меня, Ралина. А мне не следовало позволять себе влюбляться в тебя. Пойми, раз остров дает мне хоть какую-то, пусть самую слабую, надежду, я непременно должен попытаться найти его.
– Я понимаю.
– А если я найду того колдуна и он вернет мне мою руку и глаз…
– Но это безумие, Корум! А колдун – просто выдумка!
– Но если он все-таки существует и если сможет выполнить мою просьбу, то я обязательно отправлюсь на поиски Гландита-а-Крэ и убью его. А потом, если останусь жив, вернусь сюда. Но Гландит должен умереть, иначе душа моя никогда не будет до конца спокойна!
– У нас нет ни одного судна, способного держаться на плаву, – тихо сказала Ралина.
– Я видел, что в пещерах на берегу залива хранятся лодки – их можно починить, и они будут вполне пригодны для морского путешествия.
– Это займет несколько месяцев…
– Ты дашь мне в помощь своих слуг?
– Конечно.
– Тогда я прямо сейчас с ними и поговорю.
И Корум быстро вышел из комнаты. На сердце у него было тяжело: ему было больно видеть Ралину столь опечаленной, и он проклинал себя за то, что позволил себе полюбить эту женщину.
Собрав тех обитателей замка, которые имели о судах хоть какое-то представление, Корум переговорил с ними, а потом спустился по лестнице, что вела от нижнего этажа замка к пещерам, расположенным у самой воды. Там хранились старые лодки. Корум выбрал ялик, показавшийся ему наиболее пригодным для задуманного путешествия, втащил его наверх и тщательно обследовал.
Ралина была права: потребуется немало труда, чтобы иметь возможность без опаски спустить это суденышко на воду.
Ничего, он с нетерпением станет ждать этого дня! Теперь, когда перед ним возникла конкретная цель – пусть даже порожденная дикой игрой воображения! – он впервые почувствовал, что бремя, тяжким грузом давившее на душу все последние дни, немного уменьшилось.
Он понимал, что никогда не сможет разлюбить Ралину, однако твердо знал: он никогда не сможет и полюбить ее по-настоящему, если не выполнит задачу, которую поставил перед самим собой.
Осмотрев лодку, Корум бросился в библиотеку в поисках той книги, о которой упоминала Ралина. Он легко отыскал ее и узнал, что загадочный остров называется Сви-ан-Фанла-Брул.
Сви-ан-Фанла-Брул… Малоприятное название. Это означало примерно следующее: «обитель бога-обжоры». К чему бы это? Корум тщательно изучил текст, однако никаких объяснений названия острова не нашел.
Долгие часы провел он, копируя карты и переписывая заметки тех капитанов, что посещали остров Мойдель тридцать лет назад. Лишь поздно ночью ощупью добрался он до своей постели и обнаружил там Ралину.
Он тихонько нагнулся и заглянул ей в лицо. Она спала, но перед этим, видимо, долго и горько плакала.
Корум понимал: теперь его очередь быть утешителем.
Вот только времени у него совсем мало…
Он разделся и тихонько скользнул на шелковые простыни, под теплые меховые одеяла, стараясь не разбудить Ралину. Однако она проснулась.
– Корум?
Он не ответил.
Он чувствовал, как она вся дрожит, но больше не говорит ни слова.
И, не выдержав, он сел в постели. Душа его пребывала в глубоком смятении. Он любил Ралину. Хотя не должен был любить ее! Ему нужно было заставить себя снова лечь и постараться уснуть, но он не смог этого сделать.
Он протянул руку, погладил ее по плечу и тихонько окликнул.
– Да, Корум? Я не сплю.
Он глубоко вздохнул, собираясь снова – уже в который раз! – объяснять ей, как сильно он жаждет смерти Гландита, и обещать, что непременно вернется, отомстив своим врагам…
Но вместо этого он сказал:
– Сейчас на море бушуют штормы. Я решил пока отложить свое путешествие – до весны.
Ралина повернулась и внимательно посмотрела ему в лицо.
– Ты должен поступать в соответствии со своими желаниями. Жалость разрушает настоящую любовь, Корум.
– Но не жалость движет мною!
– Ты хочешь сказать – справедливость? Но и это тоже…
– Да, сперва я тоже считал, что именно чувство справедливости велит мне остаться, но теперь понял, что это не так.
– Тогда почему же ты остаешься?
– Решимость моя ослабела. Мне уже не хочется столь непременно и немедленно плыть на этот остров.
– Отчего же ослабела твоя решимость, дорогой мой?
– Не знаю. Что-то внутри меня – тихое, но очень прочное – оказалось сильнее этой решимости. Любовь к тебе, Ралина, победила в моей душе и жажду мести, и желание немедленно убить Гландита. Любовь оказалась сильней всего на свете!
И тогда Ралина снова заплакала. Но уже не от горя.
Глава 10
Тысяча мечей
Зима стояла чудовищно жестокая. Башни замка сотрясали злые ветры, безумствовавшие над морем. Огромные валы обрушивались на прибрежные скалы, а порой шторм был так силен, что казалось, волны захлестнут и сам замок Мойдель.
Темные дни были почти неотличимы от вечеров. В огромных каминах замка постоянно горел огонь, но и жаркому пламени не дано было изгнать из комнат вездесущую сырость. Обитатели Мойделя в неуклюжей теплой одежде из шерсти и меха походили на медведей.
А Корум и Ралина – представители двух столь сильно отличавшихся друг от друга рас – суровой зимы будто и не замечали. Они пели друг другу песни, писали простые и ясные сонеты, в которых воспевали глубину и страстность своей любви. Безумие охватило обоих – если, конечно, считать безумием то, что опровергало порой основополагающие законы их бытия. Но то было сладостное безумие.
И все-таки безумие.
Когда миновали самые сильные холода и шторма, а весна еще не решалась заявить о своем приближении; когда на скалах еще лежал снег, когда лишь изредка можно было услышать голоса птиц в серых небесах над черными прибрежными лесами, когда свинцовое море, за зиму исчерпав свою силу и ярость, устало плескалось близ утесов – именно в эту пору поздним зимним утром среди голых деревьев на берегу были замечены странные мабдены верхом на косматых низкорослых лошадях. Изо рта у всадников валил пар, кони спотыкались на промерзшей, покрытой ледком земле, позванивала упряжь, громыхали военные доспехи…
Первым конных мабденов заметил Белдан, выйдя утром на крепостную стену немного поразмяться.
Белдан был тем самым юношей, что спас Корума, когда тот тонул в море. Увидев на берегу чужаков, он поспешил назад и с грохотом спускался по лестнице, когда какой-то человек со смехом преградил ему путь.
– Спешишь обрести уединение, Белдан? Его не внизу надо искать, а наверху!
– Я спешил к тебе, принц Корум! Я только что видел их со стены! Очень большое войско, по-моему!
Лицо Корума словно туча закрыла; множество мыслей одновременно пронеслось у него в голове.
– А чье это войско, ты не разглядел? Это мабдены?
– Да. По-моему, это те лесные варвары, что владеют мохнатыми лошадками.
– Из-за их набегов, кажется, и было основано маркграфство?
– Верно, но они нас не беспокоили уже лет сто.
Корум мрачно улыбнулся.
– Похоже, все рано или поздно оказываются жертвами собственного неведения… Неведение и благодушие погубило вадхагов, Белдан! Скажи, сможем ли мы защитить замок?
– Сможем, если войско все-таки не слишком большое. Может, мне показалось… Вообще-то эти варвары вечно враждуют между собой, так что в их отрядах редко больше двух-трех десятков воинов.
– А сколь велик был этот отряд? Как тебе кажется?
Белдан удрученно покачал головой.
– Боюсь, на этот раз их там гораздо больше, принц.
– В таком случае скорее поднимай всех, кто может держать оружие. А как насчет ваших летучих тварей?
– У них зимой спячка. Их сейчас ничем не разбудишь.
– Ладно… Как вы обычно обороняетесь?
Белдан прикусил губу.
– Ну? Каковы основные приемы?
– Да, в общем-то, и говорить не о чем… В замке уже давно никому не приходилось даже думать об обороне… Варвары всегда боялись могущественного Ливм-ан-Эш и стали бояться еще больше после того, как наши земли начали таинственным образом исчезать в морской дали. Ну мы и полагались на этот их страх…
– Все ясно. Ты пока что делай все, что в твоих силах, друг Белдан, а я вскоре к тебе присоединюсь, только сперва сам взгляну на это войско. В конце концов намерения у них могут быть и совсем не воинственные.
Белдан помчался вниз, а Корум поспешил наверх и, открыв дверь, вышел на смотровую площадку сторожевой башни.
Он видел, что начался отлив и вскоре из воды выступит та естественная перемычка, что соединяет остров с берегом. Ледяное море отливало сталью, а берег казался совершенно бесцветным. На берегу были воины – лохматые мабдены на своих лохматых пони.
На головах у воинов красовались металлические шлемы; лица были скрыты масками из бронзы – ужасными злобными мордами. Мабдены были в плащах из волчьих шкур, в металлических кольчугах или в толстых кожаных безрукавках. Их яркие клетчатые штаны преимущественно синих тонов были подхвачены у колена красными или желтыми кусками ткани, а внизу прикреплены ремешками. Мечи были приторочены к седлу. Мечи явно были новые и сверкали так, как может сверкать только что выкованное оружие – даже в мутноватом свете зимнего дня.
На берегу уже выстроилось несколько рядов всадников, а от леса к ним спешили еще и еще люди.
Корум поплотнее запахнул куртку из овечьей шкуры, придерживая ее у горла здоровой рукой. Он задумчиво постукивал ногой по камням башенной стены, словно пытаясь удостовериться, что замок построен прочно.
Потом снова посмотрел на воинов, строившихся на берегу.
Их было около тысячи.
Тысяча всадников с только что выкованными мечами.
Внутри у него все похолодело.
Тысяча шлемов на берегу вдруг одновременно повернулась в сторону замка Мойдель. Тысяча бронзовых масок смотрела, казалось, прямо на Корума через разделявшую их полосу воды. А отлив все приближался, вот уже и дамба показалась из воды…
Корум вздрогнул: над застывшими в молчании на берегу рядами воинов беззвучно пролетела олуша, и вдруг, пронзительно вскрикнув, она, словно пораженная ужасом, взмыла высоко под облака.
Откуда-то со стороны леса зарокотал барабан. Удары были размеренными, неспешными; они гулким эхом разносились над морем.
Вряд ли тысячное войско явилось сюда с мирными намерениями.
Поднявшийся наверх Белдан подошел к Коруму и тоже стал смотреть на берег. Он был бледен и казался встревоженным.
– Я поговорил с маркграфиней, – сказал он, – и поднял по тревоге всех боеспособных людей. Их у нас примерно полторы сотни. Маркграфиня сейчас просматривает записи, оставленные ее супругом. Он ведь написал целый трактат о наилучших способах защиты замка в случае массированной атаки. Похоже, граф Мойдель чувствовал, что однажды племена этих проклятых варваров все-таки объединятся.
– Жаль, что я не ознакомился с его трактатом раньше. – Корум глубоко вдохнул морозный воздух. – Неужели в замке не осталось никого, обладающего хоть каким-то опытом ведения войны?
– Никого, принц.
– Что ж, тогда придется нам самим учиться искусству обороны. И быстро!
– О да!
Внутри башни, на лестнице, послышался какой-то шум, и на крышу вышло несколько вооруженных человек в светлых доспехах, вооруженных луками с большим запасом стрел. На головах у лучников красовались странные шлемы из раковин гигантского моллюска, закрученных совершенно немыслимым образом. В этих людях чувствовался затаенный страх, которого они старались ни за что не показывать.
– Мы попробуем вступить с ними в переговоры, – шепнул Корум Белдану, – как только откроется дамба. И постараемся затянуть эти переговоры до тех пор, пока снова не начнется прилив, что даст нам несколько дополнительных часов на подготовку обороны.
– Но они, без сомнения, сразу догадаются, что мы хитрим, – возразил Белдан.
– Это верно… – кивнул Корум и потер щеку своей культей, – но если мы… если нам удастся ввести их в заблуждение относительно имеющихся у нас сил, то, возможно, планы их несколько изменятся.
Белдан неуверенно улыбнулся и промолчал. Глаза его как-то странно светились: то было предвкушение смертельной схватки с врагом.
– Пойду узнаю, что маркграфиня почерпнула из записей своего покойного супруга, – сказал Корум. – Оставайся здесь и жди. Как только они двинутся с места, немедленно дай мне знать.
– Ох уж этот проклятый барабан! – Белдан сжал руками виски. – У меня от него просто мозги трясутся.
– Постарайся не обращать на него внимания. Этот грохот ведь специально и предназначен для того, чтобы обескуражить противника.
Корум нырнул в башню и бросился по лестнице вниз.
Ралина сидела в своей комнате за столом, заваленным рукописными листами. Когда Корум вошел, она подняла голову и попыталась улыбнуться:
– Похоже, придется дорого заплатить за подаренную нам судьбою любовь.
Он удивленно посмотрел на нее.
– По-моему, так может думать только мабден. Я тебя не понимаю…
– Извини. Я сказала просто банальную глупость. И все-таки жаль, что эти варвары не выбрали для атаки на замок какое-нибудь другое время. В них ведь было целое столетие, начиная с…
– Что ты узнала из записок мужа?
– Выяснила, где наиболее уязвимые участки обороны и где стены лучше всего защищены. Я уже повсюду расставила людей. Котлы со свинцом кипят…
– А для чего свинец?
– Да, ты действительно несведущ в военных делах! – воскликнула Ралина. – Даже я знаю больше. Расплавленный свинец, мой принц, льют на головы атакующих, когда те пытаются штурмовать замок.
Корум содрогнулся.
Читать бесплатно другие книги:
