Дип-склероз Кулагин Олег

– Сперва, если вы – действительно, римские граждане, отвечайте: через сколько лет после освобождения Рима доблестный Камилл разбил при Аниене подлые галльские банды?

Опять старая шарманка! И какие они тут все недоверчивые. В конце-концов, что удивительного, если измученные гнетом рабовладельцев крестьяне решили немного поискать стеклотары… в чистом поле.

Все наши взгляды устремлены на Черепа. Он как раз делает движения руками, будто листает книгу. Похоже, вышел из глубины и пытается найти ответ в учебниках. Только это ему не очень удаётся.

– Нет здесь никакой Аниены! – тихонько шепчет он Падле.

Пауза явно затягивается.

Центурион лениво почесывает подбородок и берется за рукоять гладиуса.

В какой-то книжке я читал, что сталь у римлян была не очень. И против приличных средневековых доспехов римские клинки – просто бесполезны. Хотя, конечно, рубить безоружного можно даже таким дрянным мечом из дрянной стали…

Эх, доспехи рыцаря сейчас бы нам пригодились. И чего я до сих пор не завел их в своем виртуальном гардеробе? Вернусь, обязательно заведу. А пока не отказался бы и от рессоры трактора „Беларусь“… Что делать-то?

– А вы не подскажете, какой сейчас год до нашей эры? – вдруг выпаливает Череп.

Обалдевший центурион хлопает глазами.

И громила пожимает плечами: дескать, дальнейшие разговоры все равно бесполезны. Пока римлянин не вышел из ступора, мы торопливо спускаемся вниз по склону.

Проблему мы не решили – так, слегка оттянули развязку. На пару минут. Или даже меньше.

– Бар-ра! – раскатисто проносится боевой клич над римскими легионами. С враждебной стороны тоже что-то кричат. Будто две волны начинают двигаться навстречу друг другу. Легкая пехота идет в атаку.

Падаем на землю. Летят стрелы. Пока только над головами.

– Справа приближается отряд, сударь, – мрачно бормочет Жирдяй.

– Сколько человек, сударь? – хмуро отзывается Дос.

– Тысяч пять. И слева тоже не меньше…

– А сколько у нас шпаг? – вопрошает Дос.

– Ноль. И мушкетов – тоже ноль. И даже ни одного пулемета системы „Максим“.

– Это хорошо, сударь, – вздыхает Дос, – Значит, умрем героями.

Падла поправляет очки. Выглядит он не слишком подавленным. Скорее – озабоченным. Значит, в запасе – что-то есть. Должно быть. И чего он тянет? Самое время пускать в ход это секретное оружие. Самое время. Иначе будет поздно.

Стрелы свистят все ближе.

Глубина-глубина, отдохни без меня…

Картинка неплохо сработана. Стрелы – как настоящие. Почти. Настоящую я бы вряд ли поймал. И даже пробовать не стал. А эти… Раз. Два. И три.

Пока что, успеваю. Пока что, в нас особо и не целятся…

Вс-с, вс-с, вс-с – просвистело рядом – надо же и звук совсем натуральный! Эти мимо. Одну – ловко отбил ногой. Хоп, хоп, хоп! Пару штук, вытанцовывая над товарищами, я поймал. Последняя – намертво пригвоздила штанину Доса к земле. В одиночку уже не справляюсь.

Череп подключился – и вовремя. Перехватил стрелу готовую вонзиться в мой бок. Проклятый дип-склероз! Раньше я бы и сам всё проделал одной левой! О, кажется, ситуация усложнилась. Тот мордатый центурион указывает своим лучникам в нашу сторону.

Интересно, надолго нас хватит? Эх, мне б десятую долю прежних способностей! Я б им устроил гибель Помпеи!

Проклятье, новая неприятность! С противоположной стороны тоже начали метить в нашу группу. С кем они, гады, воюют – с римлянами или с нами?!

Что-то кричат. Кажется, спрашивают: сколько веков назад был основан Кар-Хадашт. Ну, а если человек слыхом не слыхивал про ихний Кар-Хадашт – так что убивать его за это?!

Похоже, комедия близится к апофеозу. Какой смысл пытаться отбивать и ловить стрелы, если сейчас по сотне лучников с каждой стороны возьмут нас на прицел?

– Вика, дип… – было бы нечестно бросать товарищей в такую минуту.

– Спартак – все равно чемпион, рабовладельцы проклятые! – орет Дос. Кажется он уже созрел для того, чтобы встать во весь рост и рвануть рубаху на груди.

Финита…

Оглушительный грохот, вспышка света сзади.

Оборачиваюсь. Шагах в пяти – нечто совершенно несуразное для эпохи античности. Туалетная кабинка!

Поперек дверцы масляной краской неряшливо выведено: „Не работает!“ В следующую секунду дверца распахивается и наружу выглядывает сияющий Маньяк:

– Карета подана, господа!

Едва начавшись, сражение захлебывается и замирает. И римляне, и их враги стоят, как вкопанные и таращатся на неслыханное явление. Возникшее в громе и молнии сооружение – не иначе, колесница богов!

Воспользовавшись этой паузой, вскакиваем и во всю прыть мчимся в сторону гостепреимно открытой кабинки.

Втискиваемся внутрь. Падла нещадно утрамбовывает нас до состояния килек в томате.

Знакомый центурион орет что-то воинственное и угрожающе машет мечом… Какое неуважительное отношение к посланцам самого Юпитера! Наверно, он – атеист.

Отряд лучников повинуется зловредному римскому „прапорщику“ и целая туча стрел с омерзительным свистом летит в нашу сторону…

Только Падла – не робкого десятка. Перед тем, как захлопнуть дверь, он скручивает здоровенный кукиш и в двух словах высказывает свое мнение о центурионе, в частности, и о римской цивилизации, в целом. За считанные мгновенья он успевает обогатить античность сразу несколькими свежими понятиями.

Спустя долю секунды, стрелы барабанят по уже закрытой дверце. Маньяк дергает за цепочку. Хлипкая на вид кабинка выдерживает обстрел, вода с шумом проносится из бачка вниз – и прощай, Древний Рим!

– Скажу не кривя душой, – весело щурится Падла, – Шурик, сегодня ты вовремя!

– Я всегда вовремя! – горделиво ухмыляется Маньяк.

– Куда сейчас? – спрашиваю я.

– Как это куда? Ты разве забыл – нас приглашали в гости!

Кабинка начинает трястись мелкой дрожью, словно в лихорадке. Что-то громыхает по стенкам. Но Шурка невозмутимо спокоен. Нас начинает раскачивать и довольно сильно – как на палубе утлого катерка в шторм. Продолжается это минут пять не меньше.

– Ребята, я извиняюсь… но по моему, сейчас у меня начнется морская болезнь, – шепчет бледнеющий до нежно-розового оттенка Жирдяй.

– Не вздумай! – показывает ему кулак Маньяк.

К счастью, болтанка почти стихает. Только сероватая мгла над нашими головами по прежнему не проясняется. Сколько еще торчать в этой пропахшей хлоркой кабинке? Шурка опять перегнул с реализмом. Это у него какая-то профессиональная болезнь – перетаскивать вещи в глубину целиком, во всей их неприглядной правдоподобности.

Чего стоило обложить стены кабинки нежно розовым, приятным кафелем? А сантехнические аксессуары сделать безупречно отполированными, сверкающими никелем и фаянцем? Ведь это – намного проще! Куда сложнее – старательно прорисовать ржавчину на сливном бачке, трещины в унитазе… Да еще и не забыть добавить процарапанные рукой какого-то восторженного юноши надписи и рисунки!

И именно благодаря этому чертовому реализму, услужливое подсознание шибает в нос испарениями хлорки… и еще кой-чем. А не, скажем, приятным фиалковым ароматом.

– Приехали! – торжественно объявляет Шурка.

Ну, наконец. Я подымаю голову – и впрямь над нами осеннее золото листвы, а не мутная пустота.

Падла распахивает дверцу. Мы радостно вываливаемся наружу посреди пронизанного солнцем сентябрьского леса. Особенно радостен Жирдяй. Физиономия его из бледно-розовой становится привычного помидорно-красного оттенка.

Разгребая ногами опавшие листья, бродим вокруг кабинки. Наслаждаемся безмятежностью окружающего мира. Наконец-то никто не лезет с дурацкими вопросами и не пытается огнем и мечом привить нам вкус к самообразованию.

Хорошо…

Неужели это и есть тот самый, зловещий десятый уровень – место обитания коварного Дибенко? Даже не верится.

– Шурка, как тебе это удалось?

– А что вы думаете, я просто так с вами прохлаждался? Да я же прощупал их вдоль и поперек! Я даже кусок этого Змея Горыныча на анализ взял!

– Ух, ты! Большой кусок?

– Ну если, точнее, не самого Змея… а так сказать, продукт его виртуальной жизнедеятельности. Килограммов на двадцать. С их стороны большая неосторожность, разбрасывать это где-нипопадя… Конечно, я слегка расстроился, когда по колено провалился, но потом понял, как мне повезло!

– Да уж, – кивает Дос, на всякий случай глядя под ноги.

Череп вдруг настороженно замирает и делает нам знак не шуметь. Спустя минуту говорит:

– А ведь это не лес. Скорее парк… Парк посреди большого города.

И впрямь откуда-то издалека доносятся неясные звуки, совершенно посторонние для девственной природы. Вроде бы автомобильные гудки… музыка.

– Я схожу на разведку, – вызывается Жирдяй, которому, вероятно, неловко за недавнюю слабость.

– Погоди, я с тобой, – догоняет его Дос.

Толстяк и рецидивист скрываются за кустами. Ждем. В течение минут десяти ничего не происходит. Падла начинает обсуждать с Маньяком особенности работы „Клозета-2000“. Череп откровенно скучает. Я сажусь, прислонившись спиной к стволу дуба.

Отчаянный вопль подбрасывает меня на ноги. Маньяк и Падла с окаменевшими лицами замерли у кабинки. Они тоже узнали голос Жирдяя.

Секундой спустя, через заросли боярышника напрямик проламывается толстяк, следом – Дос. Гремят выстрелы. Рядом с нами пули сбивают веточки, царапают стволы деревьев. Скоро показываются и преследователи. Более странной компании я в жизни не видывал!

Две симпатичные медсестры-близняшки с одинаково свирепым блеском в глазах и окровавленными скальпелями в руках. Два хлипких пенсионера с граблями наперевес – похожие друг на друга как две ксерокопии старой газеты. Два неряшливо одетых, упитанных молодых человека – оба небритые, оба с идентичными запойными физиономиями и пустыми пивными бутылками в руках. Ну и наконец, двое мальчишек с одинаковыми невинными лицами и здоровенными пистолетами в тонких детских ручках: ба-бах! Бах! Патронов им явно не жалко.

Жирдяй пригибается, петляет, как заяц и орет на ходу:

– Да отвяжитесь, идиоты! Никакой я не Посланец Переедания! Просто люблю поесть!

Дос катится по земле, сцепившись с каким-то полковником, выскочившим из-за кустов наперерез. Полковник хрипло ругается и обзывает краснокожего Доса „перекрасившимся москалем“. Пока всё внимание погони сосредоточено на толстяке, я бросаюсь рецидивисту на выручку.

В этот момент один из запойных близнецов метает пустую бутылку в Жирдяя и промахивается. В результате бутылка оказывается у меня под рукой.

И я немедленно использую против полковника тот самый прием, который Штирлиц когда-то с блеском применил против Холтова. У меня это получается не столь блестяще. Или головы украинских полковников намного крепче, чем у хлипких гестаповцев?… Только вдвоем с Досом нам кое-как удается одолеть противника.

Тем временем, Жирдяй прячется в кабинку, а Падла, Маньяк и Череп грудью встают на его защиту. У воинственных близняшек, похоже, кончились патроны.

– Отдайте нам Посланника! – доносится злой детский голосок.

– Какого еще посланника? – удивляется Падла.

– С дороги! – свирепо цедит хрупкая медсестра, поигрывая скальпелем. Вторая – пытается обойти бородача справа. Старички угрожающе надвигаются, явно собираясь „причесать“ Маньяка и Черепа граблями. И только запойные молодые люди лениво стоят в сторонке, прислонясь к дереву и поплевывая себе под ноги.

– Я понял! – вдруг шепчет Дос, с безмятежно счастливым выражением на уголовной физиономии. Чему это он интересно радуется? Ситуация-то аховая.

– Эй вы! – орет рецидивист, – В мире существуют намного более страшные вещи, чем Переедание!

Пенсионеры опускают грабли и оборачиваются. Оглядывается и одна из медсестер. И только упорные мальчишки, не спускают глаз с кабинки. Надо же, какие целеустремленные стервецы!

– Ты пытаешься заговаривать нам зубы? – хищно усмехается медсестра, подравнивая маникюр скальпелем. Поднимает пристальные глаза на Доса и мягко добавляет:

– Зря ты за него заступаешься. Переедание – это плохо. Очень плохо! Но мы не желаем ему зла. Мы всем желаем только Добра. Мы просто сделаем ему ма-а-аленькую, – показывает она тонкими пальчиками, – и совсем безобидную операцию. Лоботомию!

Несмотря на сентябрьскую прохладу, меня почему-то прошибает пот. А краснорожему рецидивисту хоть бы что. Дос широко улыбается и спокойно так говорит:

– Ты, куколка, наверно не знаешь, с кем имеешь дело… Я – Посланник Полового Воздержания!

Тут уж вся банда близнецов оборачивается в его сторону и в глазах у них – нескрываемый ужас. Даже у мальчишек и старичков. А уж запойные молодые люди – те, вообще, приобретают сероватый оттенок.

– Хва…тайте его, – синхронно роняя скальпели из дрожащих рук, шепчут медсестры, ставшие одного цвета со своими халатами.

Хватайте! Как же! Дос – не из тех, кому понравилась бы лоботомия! Рецидивиста уже и след простыл. Вся банда близнецов, забыв о Жирдяе, мчится в погоню.

Я бросаюсь было за ними – надо же Доса выручать! Но кто-то крепко ловит меня за рукав. Оглядываюсь – Череп. Смотрит с каким-то странным просительным выражением:

– Леонид! Не надо…

– Он прав, – кивает Падла, – Дос справится. Еще и не из таких переделок выбирался. А нам необходимо срочно менять дислокацию. Пока Дибенко не стянул сюда основные силы.

Жирдяй выглядывает из кабинки:

– Они убрались?

– А ты как, уже успел в штаны наложить? – криво усмехаюсь.

Толстяк хмурится и отводит взгляд.

– Ладно тебе, – машет мне рукой Маньяк, – Не доставай человека. Подумаешь, нервы не выдержали. С кем не бывает.

– Нервы надо лечить, – замечаю я, – Лоботомией…

– Посмотрел бы я на тебя, на моем месте, – морщится Жирдяй, – Хорошо тебе болтать. Ты ведь дайвер! Ты в любую секунду можешь удрать! А нам… после того, что случилось с Падлой и Маньяком… Мы ведь, может, и жизнью рискуем!

Я вдруг замечаю кровь на рукаве толстяка – медсестра успела таки разок его полоснуть. Череп отрывает кусок рубахи и перевязывает ему рану. А я вздыхаю и отворачиваюсь. Жирдяй прав. Я – действительно, дайвер. Дайвер с дип-склерозом… Вовремя удрать – это, пожалуй, единственное, что у меня иногда получается…

Бородач бесцеремонно заталкивает всех в кабинку. Дверца захлопывается и Шурка, наш отважный пилот, дергает за цепочку слива, словно заправский машинист паровоза за рукоятку гудка. С шумом и свистом вода проносится в несуществующую канализацию… Падла распахивает дверцу – и нет больше осеннего леса.

Низкое, затянутое тучами небо. Бурное море, катящее раз за разом темные валы на скалистый берег. Ледяной, пронизывающий до костей ветер.

Дрожа от холода, выбираемся из кабинки.

Падла смеется, глядя на меня и Жирдяя:

– Что в пустыне было приятнее?

Интересно, почему ему не холодно? Он ведь вообще в одних трусах, словно фанатичный последователь Порфирия Иванова.

– Никаких признаков Дибенко, – вздыхает Маньяк, ежась на ветру, – Честно говоря, немного странно, что он до сих пор не засёк „Клозет-2000“.

– Не накаркай. Кабинка нам еще пригодится, – замечает Падла, – Идем на разведку. Череп и Жирдяй – вдоль берега на… не знаю, что это, но пускай будет север, мы с Леонидом – вон там попробуем пройти. Шурик остается сторожить „лимузин“!

– Но… – пытается возразить Маньяк.

– И никаких „но“,– по-командирски сурово отрезает бородач.

Обхватив плечи руками, ковыляю вслед за Падлой.

Мы не успеваем отойти и на двадцать шагов – душераздирающий вопль Шурки заставляет нас вернуться.

– Стой, гад, стой! – отчаянно орет Маньяк. И пытается догнать незнакомца, с обезьяньей ловкостью карабкающегося на практически отвесный утес. Куда там! Взобраться следом Шурке явно не под силу. Да и нам тоже.

– Что случилось? – встревоженно уточняем.

На бедного Маньяка жалко смотреть.

– Цепочку от сливного бачка упёр! Гад! – объясняет он, едва не рыдая.

– Ну и подумаешь, – утешает его Падла, – Обычная вещь…

Шурка кривится раздраженно:

– Без цепочки – оно не работает! Понимаете?! Это необходимый элемент!

Мы запрокидываем головы и смотрим вверх, туда где на плоской макушке утеса, сидит, свесив ноги, наглый незнакомец.

– Придурок! Верни цепочку! – орет Маньяк, – Верни, я все прощу!

– Я – не придурок! Я – Ильмар-вор! – горделиво заявляет похититель.

– А, тогда ясно, – кивает подоспевший Жирдяй, – Тогда нам повезло, что он ещё и бачок не упёр!

– Может договоримся? – спрашивает Падла, рассматривая человека на утесе, – На кой хрен тебе сдалась эта ржавая железка?

Ильмар-вор ухмыляется:

– Можем и договориться. Цепочка – в обмен на Слово!

– Какое еще слово?

– Известно какое – самое главное!

– …! – орет запрокинув голову Маньяк.

– Это и есть – Слово? – с искренним удивлением смотрит вниз Ильмар.

– Это самое мягкое слово, какое я смог для тебя подобрать! – свирепо машет кулаком Шурик.

– Нет, пожалуй я передумал, – вздыхает вор и вешает цепочку на шею, вместо ожерелья, – Я оставлю её себе. С таким прикидом меня на „ура“ примут в лучших домах Парижа и Рима!

Из низких облаков выныривает планер. Оттуда бросают конец веревки и в следующий миг Ильмар-вор уносится в туманную даль. Вместе с нашей цепочкой. На прощанье – воздушный поцелуй:

– Спасибо за Слово! Обязательно испробую его в Версале!

– Ничего не скажешь, изящно сработано, – вздыхает Падла, провожая планер взглядом, – Выбора не остается. Идем пешком.

В удрученном настроении карабкаемся к проходу между скалами. Оказавшись наверху, оцениваем обстановку. По ту сторону прибрежной гряды начинается лес, которому во все стороны не видно конца и края. Разглядеть получше мешает туманная дымка, скрывающая от нас горизонт.

После недолгих колебаний спускаемся вниз, в лесную чащу. Хорошо хоть, здесь теплее и нет пронизывающего ветра. Плохо, что нет ни малейшего намека на дорогу или какие-нибудь ориентиры.

Мы молча топаем, продираясь через заросли молодого ельника. Наконец у Жирдяя не выдерживают нервы и он хрипло орет:

– Дима! Дибенко! Ау-у!

Падла хмыкает, но не пытается препятствовать.

– Дима! Друг! Покажись! – не унимается толстяк.

Кто-то сзади кладет руку на мое плечо… Я вздрагиваю и резко оборачиваюсь. Тьфу-ты! Конечно, это не Дибенко. Череп указывает куда-то в сторону:

– Дорога!

Радостно проламываемся в этом направлении.

Дорога – это сильно сказано. Скорее – тропа. И всё же, это лучше, чем ничего!

Ободренные, мы ускоренным маршем движемся вперед, пока не упираемся в здоровенный камень, установленный там, где тропа разделяется на три ответвления. Падла смахивает зеленоватый мох с поверхности камня и вслух читает проступившую надпись:

– „Налево пойдешь – вечный покой найдешь, направо – совесть потеряешь, прямо пойдешь – тоже плохо кончишь.“

Бородач в задумчивости сдвигает ушанку на лоб и чешет бритый затылок:

– Какое, однако, богатство выбора.

– Типичный сказочный алгоритм, – констатирует Маньяк, – Чем дальше, тем страшнее…

– Знаете, – вздыхает Жирдяй, – Мне кажется, стоит повернуть направо…

Шурка язвительно острит – „кое-кто не боится утратить то, чего отродясь не имел“. Толстяк хмурится и советует отправить Маньяка на разведку левой тропинкой.

Падла пожимает плечами. В конце-концов достигаем компромисса – идём прямо. Метров через двести обнаруживаем рядом с тропинкой прикрепленный к сосновому стволу, чуть выгоревший на солнце плакат: „ВЕРНОЙ ДОРОГОЙ ИДЕТЕ, ТОВАРИЩИ!“.

Хрипло выругавшись, Жирдяй пытается сорвать фанерный стенд. При этом раздается странный треск, сыплются искры, а толстяка колотит дрожь. В конце концов он падает на землю – с оторванным плакатом намертво зажатым в скрюченных пальцах.

– Жирдяйчик, ты как? – озабоченно склоняется над ним Падла.

– Нормально… – выдавливает из себя толстяк и свирепо таращится на фанерный стенд. Дело в том, что под оторванным плакатом оказывается второй: „СОБЛЮДАЙТЕ ПРАВИЛА ЭЛЕКТРОБЕЗОПАСНОСТИ!“

Раздосадованный Жирдяй швыряет в надпись камнем, промахивается и, ни на кого ни оглядываясь, уходит по тропинке далеко вперед. Маньяк нагоняет его, пытаясь дружески ободрить. Однако во всех шуркиных увещеваниях содержится опасно большая доля иронии. В результате, толстяк кратко, но выразительно дает понять, какое безрадостное будущее ждет Шурку, если он немедленно не отвяжется.

Тут, в свою очередь, обижается Маньяк. Он заявляет, что не желает иметь ничего общего с этим „жирным обормотом“. Разворачивается и шагает назад, собираясь вернуться к развилке дорог.

Наше боевое содружество оказывается под угрозой раскола.

В конце концов, напомнив о цели похода и вовсю напирая на благородные душевные качества обоих хакеров, Падле удается их помирить. Маньяк берет назад „жирного обормота“, толстяк – „ламера ушастого“ и, мрачно насупившись, они пожимают друг другу руки.

Да-а…

Все эти приключения не прошли даром для наших нервов.

Неизвестно еще как бы я сам реагировал, если бы не знал, что в любой миг могу пропеть свой спасительный стишок…

Жирдяй плетется рядом с Падлой и уныло бормочет:

– Знаете, ребята… А может зря это все?

Бородач хлопает его по плечу:

– Не раскисать! Хакеры не отступают!

– Ага, – кисло улыбается Маньяк, – Они просто драпают при первом же „шухере“…

Следующие несколько минут проходят без приключений. Потом тропинка вдруг превращается в дорогу, лес – в лесопосадку и Падла отчаянно орет:

– Воздух!!!

Повинуясь безотчетному инстинкту, мы скатываемся в придорожную канаву. Здоровенные серебристые диски проносятся так низко, что обдают нас горячим ветром и подымают пыль. А уже через две секунды, срезав точно бритвой верхушки сосен, они скрываются в облаках.

– Типичные летающие тарелки, – бормочет Падла, отряхиваясь.

– Совершенно неоригинально, – кивает Маньяк и вдруг обнаруживает рядом в канаве чей-то сожженный до состояния головешки труп. Он встревоженно оглядывается, но подозрения оказываются беспочвенными – Жирдяй целехонький и невредимый уже стоит рядом. Во взгляде Шурика мелькает легкое разочарование.

– Очевидно, нам туда! – машет рукой бородач.

Там, впереди, раскинулся большой город. Обычный город, причем не какой-то абстрактно интернациональный, а, судя по архитектуре, типично российский. Если, конечно, не считать странных голубоватых вспышек, дыма пожарищ и кое-где зависших над домами летающих тарелок…

– Похоже, мы успели вовремя! Как раз к вторжению инопланетных монстров! – замечает Жирдяй.

Бодро шагаем по улице. Нам ли, заслуженным думерам, бояться каких-то занюханных монстров. Это не диктанты писать. Наконец-то чувствуем себя в родной стихии! Разживемся оружием и откроем сезон охоты!

– Спасайтесь! – бледный, как мел, гражданин в дорогом, но запыленном костюме выскакивает из-за угла и стремительно проносится мимо. Падле едва удается поймать его за полу пиджака:

– Я, извиняюсь, мы сами не местные…

Мужчина трясется в истерике и добиться подробностей не получается.

Идем дальше. Улицы пустынны. По мере приближения к центру города растет масштаб разрушений, только носят они почему-то странно-выборочный характер. Тут и там валяются искореженные куски рекламных стендов, дымятся сожженные „иномарки“, асфальт засыпан осколками разбитых витрин. А чуть в сторонке от пылающих мерседесов – вполне невредимый „запорожец“. Рядом с разгромленным зданием когда-то роскошного супермаркета „Shop № 1“ – целёхонькая булочная.

Не пострадали и жилые дома. Я замечал в окнах отдельных боязливо-любопытных граждан. Правда, они тут же торопились скрыться за плотно задернутыми шторами.

Начинают попадаться обгорелые тела.

Хотя трупов куда меньше, чем можно было ожидать. Практически все покойники – крепкие мужчины в синей или пятнистой униформе или в том, что от неё осталось. Рядом валяется оружие – к сожалению, разбитое или оплавленное до неузнаваемости. Пару раз встречаются дохлые бультерьеры и ротвейлеры.

Улицы покрыты битым стеклом. По предложению Жирдяя разуваем несколько хорошо сохранившихся трупов и, обувшись в высокие омоновские ботинки, чувствуем себя намного комфортнее. Пройдя еще пару кварталов, в почерневшем от копоти бронетранспортере наконец-то обнаруживаем исправные пулемет, базуку, несколько автоматов. Приятная тяжесть оружия в руках добавляет нам уверенности.

Снова навстречу – толпа перепуганных гражданских субъектов:

– Они идут! Идут! Спасайтесь!

Еще чего!

Пускай сами инопланетные твари спасаются. Дайверы вступают в игру!

Я оглядываюсь на Черепа – лицо его хладнокровно. Сейчас мы с ним на пару покажем класс!

Пробираемся через развалины дома. Судя по изувеченной вывеске и полуобгорелым меховым манто, раньше здесь был дорогой французский „бутик“ „Коко Шанель“. Зато, теперь это удобная огневая позиция.

Перед нами – просторная площадь. По ту сторону – большое двухэтажное здание ресторана „Макдональдс“.

Какие-то коричневые приземистые монстры громят ресторан, вышибают стекла, вышвыривают мебель. То и дело мелькают вспышки бластеров, порывы ветра доносят запах горелой пластмассы. Будто хлопок огромных ладоней – небольшой взрыв. Крышу здания раскалывает и традиционная здоровенная буква „М“ бесформенным искореженным куском падает на асфальт. На втором этаже „Макдональдса“ взметаются к небу длинные языки пламени.

Тем временем, высокое зеленое чудище отдает приказ коричневым лопоухим уродам. Целый их отряд, покидает уничтоженный ресторан и уверенно шагает через сквер в сторону павильончика „Пицца-Хат“. Похоже пиццерию ждет та же судьба.

Только сначала им прийдется пообщаться с нами.