Рубикон, или Мир в латах Романецкий Николай
Я ждал.
— Так вот, — сказал он наконец. — Сами понимаете: как агент ЮНДО вы для нас весьма опасны. А как агент ЮНДО, выданный нам самой ЮНДО, вы для нас опасны вдвойне!.. Объяснять, я полагаю, не надо?
Я снова пожал плечами. Разговор получался обыкновенный, вокруг да около. В таком духе можно беседовать и неделю, буде оппоненты дали бы такую возможность. И если бы эта неделя у меня имелась!.. Увы, ее не было. Как не было и оружия, и таблеток активатора. И коли продолжать разговор в том же духе, то в ближайшее время ни того ни другого и не появится. Поэтому я решился.
— У меня было еще одно задание. — Я сделал паузу. — Передатчик!
Они переглянулись.
— Какой передатчик? — спросил седой.
— Который периодически посылает сигналы в космос.
Они снова переглянулись. Потом лысый встал и вышел из комнаты. Седой и Санчес некоторое время пристально смотрели на меня и молчали. Кажется, новость показалась им сногсшибательной. Кажется, они даже испугались. Потом седой спросил:
— И каким же образом вы намерены были его отыскать?
— У меня был пеленгатор, замаскированный под обычный приемник.
— Точно! — сказал Санчес. — Он таскал с собой «Фаулер». Этакий поклонник «Голоса Америки» и «Радио Москва»…
Седой пожевал губами, по-прежнему разглядывая меня как некий музейный экспонат.
— И что вы должны были сделать при обнаружении передатчика?
— Навести на него спецподразделение. А дальше — сами понимаете!..
Седой кивнул, встал и стремительно вышел из помещения. Санчес последовал за ним. Дверь беззвучно затворилась, и я остался, как всякий победитель, в гордом одиночестве.
Уф, сказал я себе, кажется, клюнули. Если это змеиное гнездо зашевелится, может появиться шанс под шумок исчезнуть. Этак, знаете, потихонечку, без стрельбы и трупов. Может, правда, и не появиться, но тут уж как судьба положит… В любом случае, вскоре сюда явится Алкиной со своими волкодавами и перевернет поселок вверх дном. Так что моя задача — продержаться до того времени. А в том, что Алкиной явится, я не сомневался: не зря же речь пошла об индексе «А». Об Ультиматуме я старался не думать, о таких вещах пусть думает руководство. На то оно и руководство, чтобы думать о таких вещах, как Ультиматум.
Я вспомнил, как был поражен Грэм, когда я прочел его мысли. Это произошло через несколько дней после операции, которая, как сказали, вытащила меня из лап смерти и подарила новые возможности. Грэм пришел ко мне в палату без сопровождающих, солидный и приветливо улыбающийся. Поинтересовался самочувствием своего лучшего агента. Агент лежал, полуприкрыв глаза, и слушал, как от принятого активатора расходятся по телу теплые волны всесилия. По-видимому, Грэм тогда еще не до конца верил, что его старый приятель может теперь читать мысли других людей. А может быть, шлем, глубоко надвинутый на лоб, просто мешал ему. Во всяком случае, Грэм снял его и вытер носовым платком лысину. Мы успели переброситься несколькими фразами, когда я включился.
Хороший будет ответ на их Ультиматум, подумал Грэм.
— На какой ультиматум? — спросил я.
Как он испугался!.. У него даже мысли пропали. Я успел услышать только «Дьявол! Шлем!», а потом словно пропасть разверзлась под ногами. Впрочем, с точки зрения моего начальника мир действительно рухнул — представьте себе ощущения человека, у которого только что прочли думу, предназначенную исключительно для личного пользования. Тем не менее надо отдать должное его самообладанию: шлем он тут же надел, и лишь легкая бледность коснулась его лица.
Когда Грэм пришел в себя окончательно, мне было рассказано об Ультиматуме. Рассказано без особого желания, просто для того, чтобы показать — между нами все осталось по-старому: парень читает мысли, подумаешь!.. Впрочем, я был тут же предупрежден, что информация об Ультиматуме настолько конфиденциальна, что ее распространение карается исключительно смертью. Сам понимаешь, Жюль, если такое просочится в прессу!.. Потом меня дружески потрепали по плечу и доверительно сообщили, что в настоящее время только во мне ЮНДО видит возможность восстановления контроля над ситуацией.
Я был на высоте. Я ел начальство глазами. Я понимал всю серьезность момента и свою бесконечную ответственность перед планетой. Я даже пытался (насколько это возможно в лежачем положении) встать по стойке «смирно», выпятив колесом грудь и подняв плечи.
Мои усилия оценили. Я тут же был обласкан. Персонал санатория после этого смотрел на меня как на Бога (или, если хотите, как на дьявола) и стремительно исполнял все мои желания. Только за ограду меня не выпускали. И шлемов не снимали. Более того, через пару дней после разговора с Грэмом я заметил, что шлемы снабдили замочками, которые, по-видимому, замыкались в начале рабочего дня и размыкались лишь после его окончания, когда столкнуться со мной было уже невозможно. И инструкции по предстоящему заданию Алкиной давал мне, украшенный таким шлемом. Грэм же и вообще отечески напутствовал меня через тейлор, не прибегая к личному контакту. Здорово они меня боялись, даже неактивированного!.. Впрочем, с другой стороны, это обыкновенная предосторожность, не более…
Мысли мои вернулись к настоящему, и я без грусти отметил, что кригеры меня так не боятся. Все-таки отсутствие информации не всегда и не для всех оперативный недостаток. Иначе Санчес давно бы уже меня кончил. И глазом не моргнул. Я почему-то был совершенно уверен в том, что это сделал бы именно он. Нет ничего хуже, чем иметь дело с напуганным, ненавидящим тебя дилетантом!.. Можно подумать, я сам послал к себе в постель эту его Арабеллу…
Стоп, сказал я себе. А с чего это ты взял, что Анхель Санчес — дилетант? Дилетантов Ассоциация, как известно, не держит. Скорее, это тебя взяли в ресторане как дилетанта. Мог бы и предусмотреть ловушку, не первый день на этой работе!.. И вообще нынешняя операция тебе не удалась, не всегда ты был на высоте. Зачем-то метался по Лонгвиллю, зачем-то слишком быстро пошел навстречу желаниям Арабеллы. Ведь и дураку было понятно, что ты интересуешь ее не только как мужчина. Раньше бы так опрометчиво не поступил!.. Досталось-таки моей головушке в той переделке, что привела меня на больничную койку. А тут еще Лина!.. Хороша девчонка, ничего не скажешь, но чтобы в мои годы трястись от присутствия этакой пигалицы!.. Нет, во всем этом необходимо разобраться: никогда я не был таким идиотом, как в Гринкоусте!
Мысль была весьма умная. Но лишь один умник из ста сможет разобраться, сидя под замком, в том, что требует свободы. Я входил в число остальных девяноста девяти, и потому ломать голову, рассчитывая варианты, не стал, а устроился поудобнее и попытался задремать. Что и удалось сделать на удивление быстро.
4
Классный диггер всегда начеку. У него ушки на макушке, даже когда он спит. Поэтому я проснулся сразу, как только щелкнул замок и дверь начала открываться. Открывалась она медленно, осторожно, словно за ней стоял подосланный наемный убийца. От кригеров ожидать можно всего. Я подобрался, но остался в кресле, притворившись спящим.
Дверь, наконец, отворилась, и в помещение проскользнула Лина. Я старательно сопел, глядя на нее сквозь ресницы. Лина на цыпочках подошла ко мне, постояла и вдруг быстро коснулась губами моей щеки. Меня так и подмывало схватить ее и прижаться к юному крепкому телу, но я даже не шевельнулся. Лина несколько мгновений смотрела в мое лицо, и взгляд ее был полон любви и нежности. Потом она сильно толкнула меня в плечо. Я пошевелился, шумно вздохнул и открыл глаза.
— Крепко же вы спите, герой! — проговорила тихо Лина. — У вас удивительно толстая кожа.
Я смотрел на нее непонимающе. Выражение лица девчонки было уже совсем другим: жестким и насмешливым.
— Так можно все проспать, герой!
— Я не девушка, — сказал я. — Честь не просплю!
Лина перестала улыбаться.
— Ну как? — спросила она. — Вы не жалеете о встрече с моим братом?
— Что вы! Я очень вам благодарен! Вы мне крепко помогли.
— А не хотите ли, герой, чтобы я помогла вам еще и выбраться отсюда?
— Ну что же, — сказал я, — очень любопытное предложение. И, пожалуй, я почту за честь.
Ответа не последовало. Лина кивнула, повернулась и направилась к двери. Я двинулся следом. За дверью никого не оказалось. Мы спокойно вышли в коридор, поднялись по каким-то слабо освещенным лестницам, прошли через несколько помещений, в которых царил полумрак и пустота. Перед каждой следующей дверью Лина останавливалась и, затаив дыхание, прислушивалась. Я тоже замирал. Все было на удивление спокойно. Честно говоря, от спокойствия этого мне становилось не по себе, натянутые парусами нервы требовали стрельбы в незнакомые, искаженные злобой лица, желали ударов по бритым затылкам чужих солдат, клянчили хруста ломающихся суставов — одним словом, борьбы, геройства и побед во славу.
Я шумно перевел дыхание. Чужих солдат не было и, похоже, не ожидалось. Мы поднялись еще по одной узкой лестнице, упирающейся в невзрачную пластиковую дверь, и тут Лина остановилась и посмотрела на меня, приложив палец к губам.
— Уж здесь-то должен быть пост, — прошептала она.
Потом протянула руку к выключателю. Свет погас, мы оказались во тьме.
— Я войду первая, — прошептала Лина. — Отвлеку. А остальное — за вами.
Я прижался к стене. Мне еще не верилось, что все это происходит всерьез. Лина открыла дверь и шагнула в помещение. Заговорила с кем-то. Я ждал. Лина ойкнула. Я выглянул в незакрытую дверь.
На поле боя имел место чужой солдат. Один. Высокий парень в синем джинсовом костюме. Подходящий соперник: плечи, шея и все прочее. Но ему было не до меня, его вниманием целиком завладела Лина. Она слабо отталкивала верзилу, постепенно поворачивая его ко мне спиной и приговаривая плаксиво:
— Ну, чего тебе, Макс? Чего тебе надо?.. Ты же мне ребра сломаешь! Тебе меня не жалко?
Парень что-то неразборчиво ворчал, его шкодливые лапы были просто неугомонны.
Я преодолел разделявшее нас расстояние в два прыжка. Надо отдать ему должное, это был настоящий профессионал. Он успел оттолкнуть Лину и сделать пол-оборота в мою сторону. Против кого другого он бы оказался на высоте, но здесь ему, увы, времени не хватило. Я ударил его по затылку кулаком, поймал оседающее тело и, вцепившись обеими руками в горло, сжал.
Он поплыл после удара, и потому шансов у него совсем не осталось. Он медленно поднял руки, слабо поцарапал по моим пальцам, захрипел. Лина отвернулась.
Через минуту все закончилось. Пистолет у него, как и положено, был в кобуре под левой мышкой. Джинсовая куртка оказалась для меня маловата. Тогда я сунул пистолет себе за пояс и прикрыл рубашкой. Тело я заволок за стоящий в углу стол. Хотя это укрытие и выглядело откровенно смешным, но оставить тело, еще недавно бывшее живым человеком, валяться посреди помещения я почему-то не мог.
Анализировать свои чувства я не стал: самое время уносить ноги. Лина все еще стояла столбом, зажав уши. Я подошел к ней, взял за плечи, встряхнул. Она обернулась. Лицо слегка бледное, но никакой помощи ей явно не требовалось. Девчонка взяла меня под руку, и мы вышли наружу.
По-прежнему было серо и прохладно. Меня в моей рубашке сразу же пробрал озноб. Явилась мысль, что это реакция на убийство, но я ее с негодованием отбросил, ибо этого быть никак не могло. Так мы прошли метров пятьдесят, и я все время ждал выстрелов в спину. Потом не выдержал, оглянулся. И в изумлении раскрыл рот. Лина дернула меня за рукав.
— Вы что, Жюль? Вам надо быстрее уходить!.. Да что с вами? «Сиреневой веточки» никогда не видели?!
Это был тот же самый кабак, только с тыла, со стороны вспомогательных помещений. Пожалуй, я бы и не узнал его отсюда, если бы не стремящаяся к небу ракета на крыше. Ракета, в корпусе которой вполне можно было спрятать антенну остронаправленного луча для связи со спутниками.
— Да пойдемте же, Жюль! — В голосе моей спасительницы звучал откровенный страх.
Мы прошли мимо контейнеров с отходами после утилизатора и сквозь открытые воротца выбрались на улицу, смешались с гуляющими отдыхающими. Я снова оглянулся на здание ресторана.
Как все было просто! И только такому идиоту, как я, не могло прийти в голову, что ресторан — лучшее место для того, чтобы спрятать передатчик. Явка — высший класс, кто сюда только не шастает! Я чуть в пляс не пустился. Вот она — цель для Алкиноя и его волкодавов, можно давать наводку.
Плясать я, конечно, не стал, но Лину по руке погладил. Она посмотрела на меня удивленно.
— Спасибо тебе, девочка! — сказал я. — Ты даже не представляешь себе, как мне помогла!
— Не представляю, — ответила она и вдруг прижала мою руку к своей щеке. — Я боюсь за вас, Жюль! Не знаю, кто вы на самом деле, но вы рискуете жизнью!
— Не бойся, малышка! Я рискую ею уже давно и пока, как видишь, жив-здоров.
Она смотрела на меня со странным сомнением, как будто не решалась поверить тому, что я говорю.
— А теперь иди домой, девочка! — сказал я, осторожно высвобождая руку из ее тонких пальцев.
— А вы?
— У меня есть еще одно дело. Не беспокойся, сделаю его и тоже исчезну.
Она обреченно вздохнула. Я еще раз погладил ее по руке. Она закрыла глаза. Тогда я поцеловал ее в лоб. Мне очень хотелось коснуться ее губ, но время для таких поцелуев еще не пришло.
— Я найду тебя, — прошептал я. — Когда все это кончится!
— А когда все кончится?
— Скоро! — сказал я и быстро пошел прочь.
Через десяток шагов я оглянулся. Лина так и стояла посреди тротуара с закрытыми глазами.
5
На этот раз Спенсер открыл мне сам. Мой необычный вид, кажется, не произвел на него никакого впечатления.
— Откуда ты?
— Оттуда, — сказал я.
— Проходи. Я уже два часа ищу тебя. Есть хочешь?
Есть я хотел. Но времени на это не имелось.
— Где твоя медсестра?
— Отправил отдыхать, рабочий день кончился.
— Правильно! — сказал я. — Все по конурам!
Он посмотрел на меня с интересом.
— Не понимаю твоего сарказма. События предстоят горячие. Лишние жертвы ни к чему…
— А ты что, собой жертвовать собрался?
— Нет, но… — Он замолчал.
Я кивнул головой. Мы прошли в кабинет.
— Мне надо передать сообщение Алкиною, — сказал я. — От моего имени. И моим шифром.
— А почему бы и не с твоего тейлора?
— Увы! Мне в свой коттедж нельзя. Не исключено, меня там ждут.
— Понятно, — сказал он. — Ну что ж, садись, передавай… Но ведь ты моим экранированным каналом не сможешь воспользоваться! У тебя не тот код.
— Я знаю. Это не имеет значения.
Я уселся за тейлор, быстренько набрал шифровку о местонахождении передатчика и отправил ее, минуя Куру, по прямому каналу в Париж, в штаб-квартиру ЮНДО.
— Ты с ума сошел! — воскликнул Спенсер, увидев адрес. — Раскрыться хочешь?
Я дождался подтверждения о получении и стер из памяти следы проделанной работы. И только после этого ответил:
— Утонувшие не тонут… Я уже и так раскрыт.
Он не пошевелился. Непроницаемое выражение лица, опущенные вдоль туловища руки. Этакий супермен!.. И только глаза его выдавали, глаза смертельно раненного человека: остановившиеся, потухшие, пустые, мертвые. Мужик он был крепкий, я на всякий случай достал из-за пояса пистолет и повернул стволом в его сторону.
— Я посетил логово зверя!
— Экий пафос! — произнес он с сарказмом. — Не поставить ли тебе за это памятник?
Я сдержался.
— И как же тебе удалось выбраться?
— Случайность. Долго рассказывать, да и неохота.
— Случайность, говоришь? — Он потер рукой подбородок — этакий жест сомнения. — А может быть, тебе намеренно позволили уйти?
— Зачем же?
— А хотя бы затем, чтобы ты расправился со мной. Для них лучше всего, чтобы мы сами перебили друг друга!
— А почему это я должен расправляться с вами? — Я перешел на «вы», и он это оценил. Заморгал, сцепил пальцы.
— Откуда я знаю, Ридер, что тебе там наплели. Может быть, ты уже перевербован? Может быть, ты уже заодно с кригерами, в последнее время такое случается часто. Ты исключаешь подобный вариант?
Я усмехнулся, вызывающе почесал кончиком ствола нос.
— Мальчишество какое-то! — сказал Спенсер и замахал руками. — Прекрати сейчас же!
— Мальчишество?.. Так ведь все, что здесь происходит — сплошное мальчишество! Разве не так?.. Какие-то игры в войну! Только до трупов дело почему-то не доходит… — Я осекся, вспомнив верзилу в синих джинсах.
— Было бы мальчишество, — сказал Спенсер с горечью. — Было бы, если б не Ультиматум!
— Ультиматум — дело начальства, — сказал я. — Наше же дело — исполнять приказы!
— Удобная позиция… Вот мы их и исполняем!
— Меня вы кригерам выдали тоже по приказу?
— Конечно! — воскликнул он облегченно. Словно из него выпустили воздух. — Алкиной приказал!..
— Когда?
— Сегодня утром.
Сказал он это так, что я сразу понял: правда. Алкиной действительно приказал, Артур действительно выдал, кригеры действительно ломали голову, не понимая, с какой целью это было проделано…
Видимо, лицо мое навело Спенсера на грустные размышления.
— Ты мне не веришь? — воскликнул он с испугом.
— Верю, — сказал я деревянным голосом.
— И что ты намерен теперь делать?
— Не знаю! — Я говорил правду. — Зачем они со мной так?
— Э-э, милый мой! Что значит жизнь одного человека в такой игре?.. Это ты с твоим-то опытом мне такие вопросы задаешь! Им там виднее: Богу — богово, а кесарю… — Он не договорил, сел в кресло для посетителей и спросил с надеждой: — Ты не убьешь меня?
— Нет, — сказал я. — Зачем? Ведь ты исполнял приказ…
— Вот и правильно, — сказал он. Глаза его засияли от восторга жизнью.
Я с интересом смотрел на него. Это был столп нашей организации, основа ее структуры. Он всегда только выполнял приказы, потому от него, наверное, и несло мертвечиной и предательством. Теперь мне было понятно, что я ощущал все эти дни, когда подходил к его особняку — мертвечину и предательство. Человек, бездумно исполняющий приказы, рано или поздно кого-нибудь предает… Интересно, Генриха ему тоже приказал выдать Алкиной?
— Уходить будем вместе? — спросил Артур и привстал.
— Да.
— А в какое время?
Что значит жизнь одного человека в такой игре, подумал я, скрепя сердце, и выстрелил. Мучения его были мне не нужны, и я выстрелил ему прямо в сердце. Он сел обратно в кресло, уронил голову на грудь и обмяк.
Вот и третий, тупо подумал я. А сколько еще впереди…
Звякнул сигнал вызова. Я положил пистолет на стол, повернулся к тейлору и зачем-то включил односторонний видеоканал. На дисплее появился Алкиной. Анри Гиборьян собственной персоной. Спокойный, уверенный в себе, недоумевающий, почему не устанавливается связь. Я отключился, с Алкиноем мне разговаривать было не о чем, во всяком случае, сейчас. Сигнал снова звякнул. Я не пошевелился. Вызов длился минуты две, и эта музыка гремела во мне похоронным звоном. Потом Алкиной угомонился, наступила тишина.
Я сидел и тупо разглядывал мертвое тело. Вот и еще для одного человека встреча со мной стала роковой встречей, вот и еще одна жертва пошла в счет войны за разоружение. Мне вдруг подумалось, что я и являюсь олицетворением этой войны. Кто следующий на счету?.. Мне очень не хотелось, чтобы следующей оказалась Лина. И второй тоже! И десятой, сотой, миллионной…
Взяв пистолет, я вышел из кабинета. Нашел кухню и отправил пистолет в утилизатор: это оружие теперь стало оружием против меня. Потом вернулся в кабинет: почему-то еще раз хотелось посмотреть на мертвого Спенсера. Словно я собирался давать ему некую клятву.
И опять ожил тейлор. Я ждал. Тейлор не унимался. Я подошел и зачем-то опять включил односторонний канал. С дисплея смотрела красотка Арабелла.
— Доктор Спенсер! — затараторила она. — Доктор Спенсер, это вы?
Я включил встречный канал.
— Ой! Жюль, это, оказывается, вы! — обрадовалась моя давешняя ночная подруга.
— Как видите, — холодно сказал я.
— Рада, что вы в порядке. — Она перестала улыбаться. — Жюль, вы не знаете, где Лина? Она не у доктора Спенсера?
— Нет, ее здесь нет.
— А может, доктор знает, где она?.. Я так волнуюсь.
— Доктор занят, — холодно сказал я. — У него операция. Серьезная операция, так что подойти он не может.
— А вы Лину не видели? Куда она пропала?
— Нет, сегодня не видел.
— Ой! Тогда ладно, извините! — снова затараторила она. — Буду искать Анхеля, может, он знает…
Дисплей погас. Я выключил тейлор и, не глядя больше на труп Артура, вышел из кабинета. Я знал, что мне надо делать. Задание Алкиноя было уже выполнено, и теперь следовало заняться личными проблемами. А личная проблема у меня имелась только одна: нужно спасать Лину.
Я аккуратно захлопнул за собой дверь и через красивые ворота вышел на улицу. Осмотрелся. В той стороне улицы, которая вела к «Сиреневой веточке», прохожих не было, а с противоположной стороны к особняку приближались два парня и девица. Вряд ли это был хвост, но на всякий случай я пошел им навстречу. Трое хохотали во все горло. Они были молоды, веселы и беззаботны. Еще бы: они не убили только что человека, и в будущем их едва ли ждали подобные приключения. Этакие, знаете ли, красавчики из какого-нибудь Института Космических Исследований…
Скрутили меня красавчики в один момент, видно, это занятие было для них привычным делом. Как только я посторонился, пропуская их и оценивая взгляд, которым меня одарила девушка, так тут же оказался на тротуаре. Физиономией в покрытие. Щелкнули на запястьях наручники. Рядом с шипением приземлился полицейский «джампер». Меня подняли и затолкали в салон. Я ощутил укол в левое плечо и провалился в небытие.
6
Разорвавший сознание свет был невыносимо-ослепительным. Однако, когда глаза привыкли, источник его оказался всего-навсего неярким плафоном, спрятанным в потолке.
Я долго смотрел на плафон, он мне ни о чем не говорил. Тогда я отвернулся и, глядя в забранную блеклым пластиком стенку, попытался вернуть память. С нею ничего особенного не произошло, я быстро вытянул из черных недр все происшедшее, цепочкой событий — одно за другим. И тогда сел и огляделся.
Помещение было небольшим, без окон, с металлической дверью в противоположной стене. Больше всего мне не понравилось то, что на двери нет замка. Как известно, чаще всего изнутри не запираются именно тюремные камеры. И кажется, что-то подобное уже было… И кажется, я оттуда ушел… И кажется, опять вляпался!
Камера была невелика. Из мебели имелись только низкая тахта, на которой я сидел, да небольшой столик на манер журнального и стул возле него. Журналы на столике отсутствовали. Наручники на моих кистях — тоже. Левая рука, в которую сделали укол, слегка онемела. Впрочем, это могло быть и от длительного лежания.
Куда же меня занесло на этот раз? Кто эти красавчики недюжинной ловкости и девушка с очаровательной улыбкой?.. У полиции ко мне вроде бы никаких претензий быть не должно. Пока, во всяком случае… Общественного порядка я не нарушал, законы, насколько возможно, уважал, кредитка моя в полном ажуре. Труп гранатометчика в Лонгвилле полиция со мной связать не могла, остальное же произошло настолько недавно, что никакая полиция за это время не успела бы раскрутиться. Даже если и донесли… А кто мог донести-то? Лина, которая была моей сообщницей?.. Во мне проснулся страх: я вспомнил новость, сказанную Арабеллой. И понял, что во всем происшедшем перед арестом вполне мог быть вариант, и вариант совершенно элементарный. Организация побега, фиксирование сцены убийства охранника на видеопленке — и вот вам материал для шантажа!.. Не знаю, как кригеры, а ЮНДО вполне могла организовать подобную пакость; ЮНДО, правда, ни к чему избирать объектом провокации меня, для нее бы больше подошли, скажем, Санчес или седой… А Лина? А Лина — нежелательный свидетель!.. Мне стало по-настоящему страшно. Девчонка в явной опасности, а я сижу, неведомо у кого в гостях. Еще одна ошибка классного диггера!.. А что, если все эти опасения уже стали запоздалыми? Ведь я не знаю не только где я, но и сколько прошло времени с последних событий. Час, сутки, неделя?.. Сколько я провалялся без памяти на этой тахте?
Щелкнул замок. Дверь распахнулась. На пороге стоял Санчес с подносом в руках.
— А вот и я! — сказал он и, поставив поднос на столик, уселся. — Ешь.
Я поскреб подбородок и обнаружил, что щетина на нем невелика. Не более, чем суточная. Это было приятное открытие.
— Ешь, не стесняйся! — сказал Санчес.
На подносе стояли тарелка с бутербродами и чашка кофе. Есть не хотелось, однако, я взял бутерброд в руки: неизвестно, когда появится такая возможность.
— Как самочувствие? — спросил Санчес.
Я промолчал.
— Прыткий ты оказался! — сказал Санчес. — Впрочем, мы на тебя не в претензии. С доктором все равно надо было кончать. Человек, работающий на двух хозяев, надежностью не отличается. Никогда не знаешь, что от него ждать.
Я жевал, глядя в стену.
— Чего молчишь? Бойкот решил мне объявить?.. Зря!.. А вообще, как знаешь! Мне твои слова не нужны. Ты и так уже для нас все сделал.
Я перестал жевать.
— Что это я для вас сделал?
— Все, что надо!
Он закинул ногу на ногу и посмотрел на меня с издевательской жалостью.
— Доктора ты убил?.. Убил! Я в этом уверен! Это раз. Шифровку своим дал? Наверняка дал! Это два.
— Подумаешь!.. В особняке доктора прямых улик против меня нет. Что же касается шифровки, то вообще не пойму, чем она может быть для вас полезной.
Он рассмеялся.
— Никогда не думал, что у ЮНДО такие тупые сотрудники!.. А ты знаешь, мы сами готовили тебе побег из «Сиреневой веточки», только Лина нас опередила.
— Где она?
— А тебе какое дело? — ответил он вопросом на вопрос.
Я смотрел на него, стараясь сдержаться.
— Что, хороша девочка? — Санчес подмигнул. — Вот только не староват ли ты для нее?
— Это уж мы как-нибудь сами разберемся, не спрашивая твоего братского благословения.
— Ну-ну!.. Только для начала надо бы в живых остаться!
— Угрожаешь?
— Я?! Что ты! Ни в коем случае! Мы тебя теперь, наоборот, охранять будем. Ведь ты наш свидетель. А вот ЮНДО ты, пожалуй, потребуешься как виновник!
— Виновник чего?
— Виновник большого скандала!.. А как еще назвать нападение на ресторан?.. Что? Неужели ты не представил «Сиреневую веточку» в роли резиденции FMA в Тайгерленде?
Я закусил губу. Меня опять обвели вокруг пальца.
— Да-а, — сказал Санчес. — Не везет ЮНДО с агентами в нашем поселке! Один дезу выдал, теперь второй тоже самое делает. Нельзя же быть таким наивным! А может быть, Лина выполняла мое задание?
— Не верю тебе! — Я сжал кулаки: меня била дрожь. — С каким бы удовольствием!..
— Руки коротки! — Он вытащил из кармана пистолет. — Я бы тебя тоже!.. Ты и твои друзья мне всю жизнь сломали. — В голосе его заклокотала еле сдерживаемая ненависть. — Я был блестящий офицер, защитник родины. А вы из меня сделали убийцу и провокатора… Я должен вот сидеть и ждать, чтобы вы как можно больше невинных людей постреляли!.. Ну, ничего, скоро мы предъявим вам обвинение! И в дискриминации предъявим, и в нарушении Декларации прав человека предъявим, и в государственном терроризме!.. — Он вдруг махнул рукой. — А, что там говорить!.. — И замолк.
Молчал и я. Сказать было нечего: в чем-то он был прав.
— Ладно, — проговорил он скрипучим голосом. — Недолго ждать осталось. Уже ночь на дворе… У нас там видеокамеры стоят, мы всю атаку заснимем. Будет для суда материал. — Он посмотрел на меня, и во взгляде этом уже не было ненависти, а была бесконечная, смертельная усталость. — И корреспонденты антиюндовских газет у нас в засаде сидят!
Я тоже успокоился. От меня больше ничего не зависело. Мелькнула даже мысль, что, если бы удалось сейчас дать шифровку Алкиною, я бы еще сто раз подумал, о чем в ней сообщать. Впрочем, эта мысль была уже чистейшим предательством, и я ее с негодованием отмел. И постарался не заметить, что негодование это было совсем рядом с ложью. Кто-то нашептывал мне изнутри, что во всей данной истории я выгляжу далеко не на уровне, а если уж быть перед собой честным до конца, то и вся история выглядит мерзко и отвратительно, и единственное светлое пятно в ней — Лина.
— Приведи ко мне сестру, — сказал я Санчесу.
— Нет, — ответил он. — Забудь о ней.
— Тогда убирайся к черту!
— Сейчас уберусь!.. Есть только еще одна загадка, которую мне хотелось бы разгадать. — Он убрал пистолет и вытащил из нагрудного кармана фотографию. — На, посмотри.
Я взял фотографию в руки. Кровать, стена над кроватью украшена ковром с изображением тигриной пасти, на кровати незнакомый мне молодой парень.
— Кто это? — спросил я.
Ответить Санчес не успел. Где-то вдруг пророкотала пулеметная очередь. Санчес вскочил, выхватил фотографию у меня из рук и, повалив столик с подносом, опрометью бросился к выходу. Дверь он, впрочем, закрыть не забыл.
Я на всякий случай сполз с тахты и перебрался в угол, слева от двери: когда стреляют, лучше быть пониже и в сторонке.
Захлопали выстрелы, но это не казалось главным. Мир быстро изменялся, из него уходило что-то мое, родное, сокровенное. Черной ямой разверзлась тигриная пасть, крутануло вокруг меня стены, заструился перед глазами серебристый воздух. Я зажмурился и сразу же услышал, как сквозь сухой треск ухнули два сочных взрыва: это пришел Алкиной с ребятами. Я снова открыл глаза, и меня потащило. Мелькали неясные картины. Постепенно все проявлялось, но проявлялось отдельными пятнами, длинной цепочкой малосвязанных друг с другом событий. Словно кто-то перелистывал книгу, перепрыгивая сразу через десятки страниц, а потом возвращаясь обратно. Многое было сейчас неважно, и я загонял эти картины в небытие. В ответ оттуда выходили другие, те, что были нужны, и я холил и лелеял их, пока они не приживались. Я словно вырывал из книги отдельные, проданные мне страницы, оставляя другие под гладким тяжелым переплетом. Они вырывались из-под переплета, всплывали, стремились ко мне, а я сопротивлялся, отталкивал их, презирал и ненавидел. И некому было объяснить, что у меня нет на них прав, у меня нет над ними власти, потому что это были страницы из Книги жизни. И самое ужасное состояло в том, что она, книга эта, была ЧУЖАЯ, я не должен был трогать ее. Но продолжал смотреть…
Вот далекое детство. Белые одинаковые домики. Много окошек. Одинаковые незнакомые высоченные деревья. Часто вокруг меня люди в одинаковых белых халатах. И всегда мама с отцом.
Мы живем втроем в одном из белых домиков. Этот дом наш.
В других домиках живут другие — тоже по трое. Двое взрослых и ребенок. Иногда взрослый один, и тогда в домике только двое. Стоят домики в густом лесу. Недалеко течет большая широкая река. Мы часто ходим на берег посидеть на камнях и посмотреть на воду. Лишь посмотреть, потому что к самой реке не подойти. Отец как-то сказал, что не пускает силовое поле.
Читать бесплатно другие книги:
