Темная материя Крауч Блейк

Обнимаю эту невероятную женщину.

Потом отодвигаюсь и собираю лежащую на полу одежду.

Одеваюсь у огня – в камине только угли – и бросаю два последних полена. Заспались.

Часы на кухонной плите показывают 9:30. В окно над раковиной я вижу ели с березами и лужицы разлившегося по лесу солнечного света.

Выхожу на крыльцо, где меня встречает утренняя стужа.

Участок за домом постепенно понижается, уходит к краю озера.

Я иду до самого конца занесенного снегом пирса.

У берега кромка льда шириной в несколько футов, но зима только-только началась, и большая часть озера еще не замерзла.

Смахиваю снег со скамейки, сажусь и смотрю, как солнце карабкается вверх над верхушками елей.

Мороз бодрит. Как глоток крепкого эспрессо.

Над водой поднимается туман.

Позади слышу шаги, негромкое поскрипывание снега.

Оборачиваюсь – Дэниела идет по пирсу, ступая по моим следам.

Она несет две чашки дымящегося кофе, волосы ее восхитительно растрепаны, а на плечи, как шаль, наброшено несколько одеял.

Смотрю на нее и думаю, что, по всей вероятности, провожу с ней наше последнее утро. Завтра я вернусь в Чикаго. Один.

Дэниела вручает мне обе чашки, снимает одно одеяло и набрасывает его мне на плечи, а потом садится на скамейку, и мы пьем кофе и смотрим на озеро.

– Всегда думал, что мы закончим наши дни в таком вот месте, – говорю я.

– Я и не догадывалась, что ты хочешь перебраться в Висконсин.

– Когда состаримся. Найдем домик, приведем все в порядок…

– Ты такой мастер приводить все в порядок? – смеется Дэниела. – Шучу. Я понимаю, что ты имеешь в виду.

– Может, будем проводить лето с внуками. А ты могла бы писать озеро.

– А чем бы занялся ты?

– Не знаю. Прочитал бы наконец все номера «Нью-Йоркера». Просто был бы рядом с тобой.

Жена протягивает руку и касается нитки, которая еще держится на моем безымянном пальце.

– А это что?

– Джейсон-2 забрал мое обручальное кольцо, а я в какой-то момент почувствовал, что начинаю терять связь с реальностью. Начинаю забывать, кем я был и был ли женат на тебе. Вот я и завязал нитку на палец. Как напоминание, что ты существуешь.

Дэниела целует меня.

– Я должен сказать тебе кое-что.

– Что?

– В том, первом Чикаго, где я очнулся, – там, где ты устраивала презентацию инсталляции на тему мультивселенной…

– Ну? – Супруга улыбается. – Ты со мной переспал?

– Да.

Улыбка Дэниелы гаснет. Она смотрит на меня секунду-другую и спрашивает голосом, совершенно лишенным каких-либо эмоций:

– Почему?

– Я не понимал, где нахожусь и что со мной происходит. Все принимали меня за сумасшедшего. И я уже и сам так думал. А потом нашел тебя, единственную знакомую в незнакомом мире. Я так хотел, чтобы та Дэниела оказалась тобой, но… Она не могла быть тобой. Как и другой Джейсон – не я.

– То есть ты просто болтался по мультивселенной да трахался?

– Это случилось один только раз, и я плохо понимал, что происходит. Не был даже уверен, схожу с ума или нет.

– И как она? Как я там?

– Может, лучше не надо…

– Я тебе рассказала.

– Что ж, справедливо. Все было ровно так, как и у тебя с Джейсоном, когда он пришел домой в первый вечер. Как было у нас с тобой до того, как я понял, что люблю тебя. Словно заново переживаешь то невероятное, что было в первый раз. Ты о чем сейчас думаешь?

– Пытаюсь решить, как сильно я должна на тебя злиться.

– А с чего бы тебе вообще на меня злиться?

– О, так это твой аргумент? Мол, измена с моей копией – не измена?

– По крайней мере, это оригинально.

Моя супруга смеется.

Вот почему я и люблю ее.

– Какая она была? – спрашивает Дэниела.

– Она была… Ты без меня. Без Чарли. И вроде как встречалась с Райаном Холдером.

– Молчи. И я была успешной художницей?

– Да.

– Тебе понравилась моя инсталляция?

– Инсталляция была блестящая. И ты тоже блистала. Если хочешь послушать, я расскажу.

– С удовольствием.

Я рассказываю о плексигласовом лабиринте, о том, что чувствовал, проходя по нему. О поразительных образах. О впечатляющем дизайне.

Дэниела слушает, и глаза у нее вспыхивают.

Услышанное ее печалит.

– Думаешь, я была счастлива? – спрашивает она.

– Что ты имеешь в виду?

– Ну, учитывая, от чего я отказалась, чтобы стать этой женщиной.

– Не знаю. Я провел с ней сорок восемь часов. Думаю, ей – как и тебе, и мне, и каждому – было о чем пожалеть. Думаю, иногда, проснувшись среди ночи, она спрашивала себя, верный ли выбрала путь. Боялась, что нет. И представляла, какой могла бы быть жизнь со мной.

– Я и сама иногда думаю о том же.

– Я видел так много твоих двойников… Со мной. Без меня. Видел тебя, ставшую художницей. Учительницей. Графическим дизайнером. Но, так или иначе, в конце концов, это просто жизнь. Со стороны мы видим ее как одну большую историю, но когда ты находишься внутри ее, то видна рутина, повседневность, ведь так? И разве не с этим нам приходится мириться?

В середине озера из воды выскакивает и плюхается рыбина – по застывшей, как стекло, глади расходятся концентрические круги.

– Вчера вечером, – говорю я, – ты спросила, как мы все это поправим.

– Есть свежие идеи?

Мой первый порыв – оставить Дэниелу в неведении насчет своих планов. Но наш брак стоит на другом принципе – друг от друга секретов не держим. Мы говорим обо всем. О вещах самых трудных. Это то, что определяет нашу идентичность как семейной пары.

И вот я рассказываю жене о своем предложении, сделанном в чате другим Джейсонам, и вижу на ее лице гнев и ужас, шок и страх.

– Так ты хочешь разыграть меня в лотерею? Как какую-нибудь гребаную корзину с фруктами? – говорит она наконец.

– Дэниела…

– Мне твой героизм не нужен.

– Что бы ни случилось, ты все равно останешься со мной.

– Но с другим тобой. Ты ведь это имеешь в виду, так? А если он окажется таким же мерзавцем, как тот, первый, который и разрушил нашу жизнь? Что, если он не такой, как ты?

Я отворачиваюсь от нее и смотрю на озеро, смаргивая слезы.

– Зачем жертвовать собой, чтобы со мной остался кто-то другой?

– Приносить жертвы приходится всем. Для вас с Чарли это единственный выход. Пожалуйста, позволь мне устроить так, чтобы вы с Чарли могли вернуться в Чикаго и жить спокойно и в безопасности.

Вернувшись в дом, мы застаем Чарли у плиты, где он готовит оладьи.

– Пахнет вкусно, – говорю я.

– А ты сделаешь эту свою фруктовую штуку? – спрашивает сын.

– Конечно.

Искать разделочную доску и нож долго не приходится.

Я встаю рядом с Чарли, очищаю и нарезаю яблоки и выкладываю их на сковородку, где уже закипает кленовый сироп.

Солнце за окном поднимается все выше, заливая светом лес.

Едим вместе, разговариваем непринужденно, и моментами кажется, что все нормально, что ничего не случилось, хотя на самом деле этот завтрак, по всей вероятности, – мой последний с близкими, и эта мысль не выходит у меня из головы.

После полудня мы отправляемся пешком в город. Идем по проселочной дороге. Полотно сохнет под солнцем, в тени прячется плотно слежавшийся снег.

В благотворительном магазине мы покупаем одежду, а потом отправляемся в маленький кинотеатр, где идет фильм шестимесячной давности. Какая-то дурацкая романтическая комедия.

Как раз то, что надо.

В зале остаемся до самого конца, пока не включится свет, и когда выходим, небо уже темнеет.

На окраине города заходим в единственный открытый ресторан – «Айс-Ривер роудхаус».

Устраиваемся за стойкой в баре.

Дэниела заказывает бокал «Пино нуар», я – пиво для себя и кока-колу для Чарли.

Свободных мест нет. Придорожный ресторанчик – единственное место в Айс-Ривер, где можно провести вечер рабочего дня.

Заказываем поесть.

Я беру второе пиво, потом третье…

Мне быстро хорошеет. Народу прибавляется, голоса звучат все громче.

Дэниела кладет руку мне на колено. Глаза у нее блестят, и быть с ней рядом так легко и приятно… Я стараюсь не заморачиваться, но мысль о том, что все это происходит со мной в последний раз, сидит в голове клином.

Ресторанчк уже забит до отказа.

Шумно и весело.

На небольшом возвышении в углу устраиваются музыканты.

Я пьян.

Но без агрессии и соплей.

Самое то, что надо.

Я знаю, что раскисну, если буду думать о чем-то другом, поэтому стараюсь не отвлекаться.

Квартет играет кантри-энд-вестерн, и вскоре мы с Дэниелой уже качаемся в медленном ритме в плотной толпе, заполнившей крохотный танцпол. Она прижимается ко мне, моя ладонь лежит у нее на талии, и в этот миг мне ничего не хочется так сильно, как уложить ее на нашу скрипучую кровать с расшатанной спинкой и таранить стену так, чтобы с нее послетали все рамки.

Мы танцуем и смеемся, и я сам не знаю почему.

– Ну вы и набрались, ребята! – говорит Чарли.

Может, он и преувеличивает, но не сильно.

– Надо же было пар выпустить, – отвечаю я.

Сын поворачивается к Дэниеле:

– А ведь в последний месяц такого не было, а?

Любимая смотрит на меня.

– Нет.

Мы бредем по дороге в полной темноте – огней нет ни впереди, ни позади.

Лес затих.

Ни ветерка.

Все замерло, как на картине.

Я запираю дверь нашей спальни.

Дэниела помогает снять с кровати матрас.

Мы кладем его на половицы, выключаем свет и раздеваемся. Сбрасываем всю одежду.

Обогреватель работает, но в комнате все равно холодно.

Дрожа, мы забираемся под одеяло.

Кожа у моей жены гладкая и холодная, губы – мягкие и теплые.

Я целую ее.

Она говорит, что хочет меня.

Быть с Дэниелой – это и есть определение дома.

Я помню, о чем думал, когда в первый раз, пятнадцать лет назад, занимался с ней любовью. Думал, что нашел то, что искал, сам того не сознавая.

Сегодня та догадка – истина. Под нами тихонько скрипят половицы, и луна, заглядывая в щель между штор, высвечивает лицо Дэниелы – голова откинута, рот распахнут, и губы шепчут, настойчиво и требовательно, мое имя.

Мы оба мокрые от пота, и наши сердца бегут наперегонки в тишине.

Ее пальцы копошатся в моих волосах, и в темноте она смотрит на меня так, как я люблю.

– Что? – спрашиваю я.

– Чарли был прав.

– Насчет чего?

– Помнишь, что он сказал, когда мы шли домой? С Джейсоном-2 такого не было. Тебя невозможно заменить. Никем. Даже тобой. Я все думаю о том, как мы встретились. Ведь мы тогда могли втрескаться в кого угодно. Но ты заявился на ту вечеринку и спас меня от того придурка. Знаю, часть истории – это взаимное притяжение, но ведь и другая часть столь же чудесна. Ты вошел в мою жизнь ровно в тот миг, когда вошел, и это факт. Ты, а не кто-то еще. В некотором смысле это даже еще более невероятно, чем притяжение, правда? То, что мы вообще нашли друг друга?

– Это замечательно.

– А теперь я поняла, что то же самое случилось вчера. Из всех Джейсонов только ты провернул тот трюк в столовой, после которого оказался в полиции и смог встретиться со мной.

– То есть ты хочешь сказать, что это судьба.

Дэниела улыбается.

– Я хочу сказать, что мы нашли друг друга во второй раз.

Мы снова занимаемся любовью и засыпаем.

Посреди ночи Дэниела будит меня и шепчет на ухо:

– Не хочу, чтобы ты уходил.

Я поворачиваюсь на бок, лицом к ней.

В темноте она смотрит на меня широко открытыми глазами.

Болит голова.

Во рту пересохло.

Я в том непонятном состоянии перехода от опьянения к похмелью, когда удовольствие медленно трансформируется в боль.

– А если мы просто уедем? – говорит Дэниела.

– Куда?

– Не знаю.

– И что скажем Чарли? У него друзья. Может, даже подружка. Скажем, что он просто должен все забыть? А ведь ему и в школе нравится!

– Знаю. Мне и самой такое не по душе, но да, мы так ему и скажем.

– Место, где мы живем, наши друзья, наша работа – это то, что нас определяет.

– Но не только это. Пока я с тобой, я точно знаю, кто я такая.

– Больше всего я хочу быть с тобой, но если завтра не сделаю то, что задумал, вам с Чарли не видать спокойной жизни. И что бы ни случилось, у тебя все же буду я.

– Я не хочу твоего двойника. Мне нужен ты.

Просыпаюсь в темноте. Голова раскалывается. Во рту сухо, как в пустыне.

Натягиваю джинсы и рубашку, выхожу в коридор.

Камин не растапливали, и единственный источник света на весь дом – слабосильный ночник над кухонным столом на первом этаже.

Достаю стакан из шкафчика, наливаю воды из-под крана.

Выпиваю.

Наливаю еще.

Отопление отключено.

Стою у раковины, мелкими глотками пью холодную колодезную воду.

В окно над раковиной виден лес.

Меня, конечно, греет мысль, что Дэниеле нужен я, но что дальше?

Как уберечь их с сыном от опасности?

Голова идет кругом.

Глаза фиксируют что-то за джипом.

По снегу движется тень.

Залп адреналина.

Ставлю на стол стакан, иду к двери, надеваю ботинки.

На веранде застегиваю рубашку и ступаю на утоптанную площадку между крыльцом и машиной.

Обхожу джип.

Вот оно.

То, что привлекло мое внимание.

Подхожу ближе. Оно еще шевелится.

Большое. Больше, чем мне показалось сначала.

Размером с человека.

Нет.

Господи…

Да это же и есть человек!

Его путь по снегу четко виден по пятнам крови, кажущимся черными в лунном свете.

Он стонет. Пытается ползти к крыльцу. Нет, не доберется.

Я склоняюсь над ним. Опускаюсь на колени.

Это я. Тот же бушлат, рюкзак из лаборатории и нитка на пальце.

Одной рукой он держится за живот. Кровь свежая, от нее идет пар. Он поднимает голову и смотрит на меня с таким отчаянием, какого я еще не видел.

– Кто тебя так? – спрашиваю я.

– Один из нас.

– Как ты нашел меня здесь?

Мой двойник кашляет кровью.

– Помоги мне.

– Сколько вас здесь?

– Похоже, умираю.

Оглядываюсь. И сразу обнаруживаю помеченные кровью следы – от раненого к джипу и дальше, к дому.

Умирающий Джейсон произносит мое имя.

Наше имя.

Просит моей помощи.

И я хочу помочь ему, но в голове у меня только одна мысль – они нашли нас.

Так или иначе, они нас нашли.

– Не дай ее в обиду, – шепчет он.