Мошка в зенице Господней Нивен Ларри

ВТОРОЙ ПО ПОПУЛЯРНОСТИ КАНАЛ

Священник Дэвид Харди разглядывал малышей только по интеркому, потому что это не требовало участия в бесконечных спорах о том, чем они являются. Это был вопрос научных интересов доктора Хорвата и его людей, но ставкой священника Харди было нечто большее, чем интеллектуальное любопытство. Его задачей было установить, являются ли мошкиты людьми, тогда как ученых Хорвата интересовало, разумны ли они.

Разумеется, первый вопрос вытекал из второго. Было совершенно невероятно, чтобы Бог создал существа с душами и без разума, но вполне возможно, что он создал разумных существ без души, или существ, способ спасения которых был совершенно отличен от такового для человечества. Они могли даже быть вроде ангелов, хотя трудно было бы представить себе более невероятно выглядевших ангелов. Харди улыбнулся этой мысли и снова принялся изучать малышей. Большая мошкита в это время спала.

Малыши не делали в этот момент ничего заслуживающего интереса, поэтому Харди нужно было следить за ними непрерывно. Конечно, все это записывалось, и, как лингвиста «Мак-Артура», Харди должны были уведомить, если что-то произойдет. Сам он был почти уверен, что малыши не являются ни разумными существами, ни людьми.

Он глубоко вздохнул. Что есть человек, о Господи, что ты постоянно заботишься о нем? И почему моя задача – узнать, какое место занимают мошкиты в твоих планах? Что ж, по крайней мере, это было честно. «Угадай-ка» была старой, очень старой игрой. Если судить по документам, то он был лучшим специалистом в этой области, и уж наверняка лучшим в Трансугольном Секторе.

Харди пятнадцать лет пробыл священником и двенадцать лет прослужил на Флоте, но он только начинал думать об этом, как о своей профессии. В возрасте тридцати пяти лет он был полноправным профессором Имперского Университета Спарты, экспертом по древним и современным человеческим языкам и понятному лишь немногим искусству, называемому лингвистической археологией. Доктор Дэвид Харди был вполне счастлив, прослеживая происхождение недавно обнаруженных колоний, с которыми веками не было связи. Изучая их языки и их слова для обычных предметов, он мог указать часть космоса, из которой происходили колонисты. Обычно он мог определить точное расположение планеты и даже города.

Ему нравилось все, связанное с университетом, за исключением студентов. Он не был особенно религиозным до тех пор, пока его жена не погибла при посадке космического корабля. После этого – хотя он не был уверен в том, как это произошло, – его пришел навестить епископ. Харди долго разглядывал и изучал свою жизнь – и поступил в семинарию. Его первым заданием после посвящения в сан было гибельное путешествие к студентам. Из этого ничего не вышло, и Харди понял, что не годится в приходские священники. В то время Флот нуждался в священниках, к тому же там всегда можно было заниматься лингвистикой…

Сейчас, в возрасте пятидесяти двух лет, он сидел перед экраном интеркома, глядя на четырехруких монстров, играющих кочаном капусты. На столе, возле его левой руки, лежал латинский кроссворд, и Харди лениво поглядывал в него – domine, non – sum…

«Конечно, dignis» – Харди усмехнулся сам себе. Именно это он сказал, когда кардинал поручил ему сопровождать экспедицию к Мошке.

– Господи, я не достоин…

– Так же, как никто из нас, Харди, – сказал кардинал. – Но тогда мы недостойны иметь приходы, а это более самонадеянно, чем отправляться взглянуть на чужаков.

– Да, мой господин. – Он снова взглянул на кроссворд. В данный момент это было более интересно, чем чужаки.

У капитана Рода Блейна было не так много возможностей наблюдать за играющими чужаками, как у священника. Конечно, у него была работа, которую следовало выполнять, но сейчас ею можно было пренебречь. Интерком в его каюте настойчиво зажужжал, и существа исчезли с экрана, сменившись круглым гладким лицом клерка.

– Доктор Хорват хочет поговорить с вами.

– Давайте его, – сказал Род.

Как обычно, Хорват был сама сердечность. он не мог себе позволить грубо говорить с человеком, от которого зависел.

– Доброе утро, капитан. Мы получили первые снимки чужого корабля, и я подумал, что вам следует знать об этом.

– Спасибо, доктор. Данные закодированы?

– Пока нет. Они у меня с собой.

Изображение разделилось, и теперь на одной половине было лицо Хорвата, а на другой – размазанная тень. Она была длинной и узкой, с одним концом более широким, чем другой, и казалась полупрозрачной. Узкий конец заканчивался острым шипом.

– Мы сделали этот снимок, когда чужак делал поворот в центре пути. Увеличение и устранение помех дали нам вот это, и лучшего качества не добиться, пока он не окажется рядом.

Разумеется, подумал Род. Сейчас выхлоп дюз чужака был направлен на «Мак-Артур».

– Шип, вероятно, служит мошкитам двигателем, – узкий луч протянулся через весь снимок. – А эти образования на переднем плане… Позвольте показать вам плоскостную диаграмму.

Плоскостная диаграмма изображала похожую на карандаш тень, окруженную рядом гораздо более широких, почти невидимых тороидов.

– Видите? Жесткое внутреннее ядро используется для запуска. Можно предположить, что на нем имеется двигатель, воздух и водная регенерационная камера для экипажа. Мы полагаем, что именно эта секция была запущена линейным ускорителем резким толчком.

– А кольца?

– Мы думаем, что это надувные топливные баки. Как вы можете видеть, некоторые из них сейчас пусты. Они могут держать их как жизненное пространство. Остальные, несомненно, сброшены.

– Угу… – Род изучал силуэт, пока Хорват следил за ним с той стороны экрана. Наконец, Род сказал: – Доктор, эти баки не могли быть на корабле, когда он стартовал.

– Верно. Их могли запустить для встречи внутренней секции. Без пассажиров им можно было сообщить более высокое ускорение.

– Линейным ускорителем? Эти баки не похожи на металлические.

– Действительно, они не выглядят металлическими.

– Топливо, должно быть, водород, верно? Тогда как же можно было бы запустить их?

– Мы… мы не знаем, – Хорват снова заколебался. – Может, у них была металлическая середина, тоже сброшенная?

– Гмм. Ну, хорошо, спасибо.

После недолгого размышления Род ввел снимок в интерком. Почти все делалось с помощью интеркома, который служил как библиотека, центр развлечений и связи в пределах «Мак-Артура». В промежутках между боями один из каналов интеркома мог показывать что угодно: приемы в Каннах, шахматные турниры, матчи по спитболу между чемпионами каждой из вахт, игры, если у экипажа было время для них – и они играли, причем, ставкой служили дежурства.

Чужой корабль, разумеется, был главной темой разговоров в офицерской кают-кампании.

– В этих маленьких пончиках видны тени, – заметил Синклер, – и они движутся.

– Пассажиры. Или мебель, – сказал Реннер. – Это значит, что, по крайней мере, первые четыре секции используются как жилые помещения. Там может быть множество мошкитов.

– Особенно, – сказал Род, входя, – если они теснятся так же, как в первом корабле. Садитесь, джентльмены. Продолжайте, – он сделал стюарду знак принести кофе.

– По одной на каждого мужчину «Мак-Артура», – сказал Реннер. – Может быть, мы все получим дополнительную площадь?

Блейн вздрогнул. Синклер выглядел так, словно следующим репортажем по интеркому будет схватка между главным инженером и парусным мастером. Раундов на пятнадцать…

– Сэнди, что вы думаете об идее Хорвата? – спросил Реннер. – Я не придаю особого значения его теориям о запуске топливных баков с металлическим сердечником. Не лучше ли металлическая оболочка вокруг резервуара? Структурная поддержка лучше. Конечно, если не…

– Да? – вскинулся Синклер, но Реннер молчал.

– Что это значит, Реннер? – требовательно спросил Блейн.

– Ничего, сэр. Это была небесно-голубая мысль. Мне еще предстоит научить дисциплине свой разум.

– Так сделайте это, мистер Реннер.

Реннер был на Флоте недавно, но уже успел узнать этот тон.

– Да, сэр. Мне пришло в голову, что при определенных температуре и давлении водород становится похожим на металл. Если эти баки действительно были заполнены под давлением, водород должен был проводить ток… но для этого нужны давления, которые можно встретить на гигантских газовых планетах.

– Реннер, неужели вы всерьез считаете…

– Нет, конечно, нет, капитан. Это была только мысль.

Странная идея Реннера беспокоила Сэнди Синклера всю следующую вахту. Обычно инженеры-офицеры не стояли вахты на мостике, но техники Синклера как раз закончили ремонт систем жизнеобеспечения мостика, и Синклер решил проверить их. Чтобы избавить вахтенного офицера от облачения в доспехи, пока на мостике будет царить вакуум, Сэнди сам заступил на вахту.

Все работало превосходно, впрочем, как и всегда. Сейчас, сняв вакуумный костюм, Синклер расслабился в командном кресле, глядя на мошкитов. Программа с мошкитами имела огромную популярность по всему кораблю, причем внимание разделилось между большой мошкитой, находившейся в каюте Кроуфорда, и малышами. Большая мошкита как раз закончила переделывать лампу в своей каюте. Теперь та давала более красный и более рассеянный свет. Синклер восхищенно следил за работой мошкиты. Она была искусна и настолько уверена в себе, что Синклер никогда прежде ничего подобного не видел. Пусть ученые спорят, подумал Сэнди, но эти бестии разумны.

По второму каналу показывали играющих малышей. Люди смотрели на них даже больше, чем на играющего чужака, и Бари, наблюдавший за зрителями, улыбался про себя.

Второй канал привлек внимание Синклера, он повернулся к нему и вдруг сел прямо. Малыши занимались половым сношением.

– Выключить интерком! – приказал Синклер. Рядовой, сидевший рядом, болезненно поморщился, но переключил экран, отчего второй канал опустел. Немного погодя на мостик вошел Реннер.

– Что случилось с интеркомом, Сэнди, – спросил он.

– Ничего плохого, – чопорно ответил Синклер.

– Вот и у тебя тоже второй канал не работает.

– Да, мистер Реннер. Его отключили по моему приказу.

Реннер усмехнулся.

– А что ты думаешь о предмете этой… э… программы? – спросил он.

– Мы не будем показывать на борту этого корабля грязных сцен! С нами священник! Я уже не говорю о леди.

Упомянутая леди тоже смотрела второй канал и, когда он погас, Сэлли Фаулер бросила вилку и выбежала из кают-кампании. За ее порогом она почти побежала, не обращая внимания на удивленные взгляды. Добравшись до гостиной, где маленькие мошкиты по-прежнему были in flagrante deficto, она совсем запыхалась. Почти минуту она стояла возле каюты, наблюдая за ними, потом сказала, не обращаясь ни к кому:

– Когда их видели в последний раз, обе они были самками.

Никто не ответил ей.

– Они изменили пол! – воскликнула Сэлли. – Держу пари, что сверху наша бывшая беременная. Доктор Хорват, что вы скажете?

– Это вполне вероятно, – медленно сказал Хорват. – Фактически… Я почти уверен, что тот, кто сверху, был матерью новорожденного, – казалось, министр с трудом справляется с заиканием. При этом он явно покраснел.

– О, небеса! – сказала Сэлли.

Ей только теперь пришло в голову, как выглядит она сама. Выскочила из кают-кампании через секунду после того, как погас интерком, и запыхавшись прибежала сюда. А ведь трансугольные культуры, как правило, прививали своим членам излишнюю щепетильность…

И вот она, имперская Леди, торопится, чтобы увидеть двух чужаков, занимающихся любовью…

Она хотела крикнуть, объяснить, ведь это так важно! Эта перемена пола, она, вероятно, свойственна всем мошкитам. Это было воздействие их образа жизни, их личности, их истории. Это показывало, что юные мошкиты становились почти независимыми, платя за это фантастически низкую цену… Был ли щенок уже отлучен от груди, или «мать» – а теперь самец – вырабатывала молоко даже после изменения пола? Это было воздействие всего окружения мошкитов, ВСЕГО. Это было важно. И потому я так торопилась…

Но вместо этого она просто повернулась и ушла.

НОЧНАЯ ВАХТА

В кают-кампании было на удивление тихо, хотя обычно жившие там три младших лейтенанта и шесть гардемаринов устраивали в комнате хаос. Поттер облегченно вздохнул, увидев, что все, кроме Джонатана Уайтбрида, спят. Несмотря на постоянное подшучивание, Уайтбрид был одним из друзей Поттера на борту «Мак-Артура».

– Как астрономия? – тихо спросил Уайтбрид, растянувшись в своем гамаке. – Дай мне банку пива, Гэвин, хорошо?

Поттер взял одну и для себя.

– Там, внизу, настоящий сумасшедший дом, Джонатан. Я думал, что, когда они найдут Мошку-1, будет лучше, но ничего подобного.

– Гмм. Закартографировать планету для военного Флота будет совсем нетрудно, – сказал Уайтбрид.

– Может, для Флота это и просто, но это мой первый полет в глубокий космос. Они взвалили на меня большую часть работы, пока сами спорят о новых теориях, которых я не понимаю. Подозреваю, что ты назовешь это хорошей тренировкой.

– Это и есть хорошая тренировка.

– Спасибо, – Поттер сделал большой глоток.

– И что вы пока сделали?

– Довольно мало. У планеты есть одна луна, причем очень маленькая и на очень низкой орбите. На планете поверхностная гравитация около 870 сантиметров за секунду в квадрате.

– 0,87 стандартной. Такая же, как ускорение корабля мошкитов. Это меня не удивляет.

– Но у них есть атмосфера, – нетерпеливо сказал Поттер. – И мы нанесли на карту центры цивилизации. Нейтрино, мутные воздушные столбы над ядерными реакторами, электромагнетизм… Они находятся везде, на каждом континенте и даже в морях. Эта планета кишит жизнью, – в голосе Поттера звучал страх. – Мы сделаем эту карту. Когда я уходил, они как раз заканчивали глобус. Хочешь взглянуть на него?

– Конечно, – Уайтбрид выбрался из паутины своего гамака. Они спустились на две палубы вниз во владения ученых. Большинство гражданских работали в зоне относительно высокой гравитации, возле внешней поверхности «Мак-Артура», но спали они поближе к центру корабля.

120-сантиметровый глобус стоял в маленькой гостиной, занимаемой астрономической секцией. Во время боевых акций этот отсек должны были занимать группы контроля повреждений, но сейчас он был пуст. Колокол пробил три склянки последней вахты.

Планета была полностью закартографирована, за исключением южного полюса, и глобусу придали ее точный осевой наклон. Светоусиливающие телескопы «Мак-Артура» давали картину, похожую на любую землеподобную планету: глубокая и разнообразная голубизна, испачканная белыми пятнами, красными пустынями и белыми вершинами гор. Снимки были сделаны в разное время и в разных диапазонах волн, так что облачный покров не сильно затемнял поверхность. Индустриальные центры золотыми пятнами усеивали планету.

Уайтбрид внимательно изучал ее, пока Поттер наливал кофе из фляги доктора Бакмена. По какой-то причине у Бакмена всегда был лучший кофе на корабле – по крайней мере, лучший из всех, которые гардемарины могли получить.

– Мистер Поттер, почему мне кажется, что это похоже на Марс?

– Не знаю, мистер Уайтбрид. А что такое Марс?

– Четвертая планета Солнца. Ты никогда не был в Нью-Аннаполисе?

– Не забывай, что я из Трансугольного сектора.

Уайтбрид кивнул.

– Возможно, ты еще побываешь там. Но, кажется, обучение рекрутов, набранных в колониях, идет по сокращенному курсу. А жаль. Может, капитан сумеет устроить это для тебя. Забавная штука эта последняя учебная миссия, когда тебя заставляют рассчитывать минимальное количество топлива для посадки на Марс, а потом предлагают сделать это с опечатанными баками. Ты должен использовать для торможения атмосферу, а поскольку ее там совсем мало, ты почти врезаешься в землю, не получая никакой пользы.

– Это звучит, как анекдот, мистер Уайтбрид. «К сожалению, мне нужно на прием к дантисту…»

Уайтбрид продолжал разглядывать глобус, пока они мелкими глотками пили кофе.

– Мне это уже надоело, Гэвин. Так оно и было в действительности, можешь спросить у любого.

– Командор Каргилл еще на Улье. – Как первый лейтенант, Каргилл официально отвечал за обучение гардемаринов. Он был довольно терпим к юнцам в отличие от большинства прочих офицеров.

– Может, кто-нибудь еще не спит? – предположил Уайтбрид, и они направились к мостику, а по дороге встретили Реннера со следами мыла на подбородке.

Уайтбрид объяснил ему их проблему.

– Это выглядит похоже на Марс, мистер Реннер, но я не знаю, почему.

– Бейте меня, – сказал Реннер, – но я никогда не был в солнечной системе. – Для торговых кораблей не было никаких причин подходить к Солнцу ближе, чем орбита Нептуна, хотя, как родина человечества, Солнце было центральным пересадочным пунктом к другим, более ценным системам. – К тому же я никогда не слышал ничего хорошего о Марсе. А почему это так важно?

– Не знаю. Может, и нет.

– Но вы, похоже, думаете, что это так.

Уайтбрид промолчал.

– Впрочем, есть что-то странное с этой Мошкой-1. Она выглядит, как любой из миров Империи, за исключением… А может, это потому, что я знаю, что ее населяют чужие монстры? Вот что, через пять минут я должен заглянуть к капитану на бутылку вина. Сейчас я возьму тунику, мы пойдем и спросим у него.

Прежде, чем Уайтбрид и Поттер успели возразить, Реннер кинулся к своей каюте. Поттер обвиняюще посмотрел на Уайтбрида. В какие неприятности они еще влезут?

Реннер повел их вверх по приставной лестнице в башню высокой гравитации, где находилась патрульная кабина капитана. Скучающий звездный пехотинец сидел на палубе рядом с жилищем Блейна. Уайтбрид узнал его – говорили, что перегонный куб сержанта Мэлони, расположенный где-то впереди в левой торпедной камере, давал лучший «Айриш Мист» на Флоте. Мэлони боролся за качество, а не за количество.

– Ну, конечно, вы привели гардемаринов, – сказал Блейн. – Пока катер не вернется, дел почти нет. Входите, джентльмены. Вино, кофе или что-нибудь покрепче?

Уайтбрид и Поттер решили взять шерри, хотя Поттер предпочитал виски. Он пил его с тех пор, как ему исполнилось одиннадцать. Они сели в маленькие складные стулья, расставленные на полу кабины Блейна. Наблюдательные отверстия были открыты, и корабельное Поле не активировано, поэтому туша «Мак-Артура» нависала над ними. Блейн заметил тревожные взгляды гардемаринов и улыбнулся. Поначалу так бывало с каждым.

– Так что за вопрос? – спросил Блейн.

Уайтбрид объяснил.

– Понимаю, мистер Поттер. Не могли бы вы дать этот глобус на мой интерком? Спасибо, – Род изучил изображение на экране. – Гмм. Нормально выглядящий мир. Ничего удивительного. Все виды сырья в атмосфере. Вам это знакомо, мистер Уайтбрид?

– Да, сэр, – Джонатан сморщил нос. – Очень грязно.

– Верно. Но это гелий, заставивший Бакмена прыгать до переборки. Интересно, понял ли он это? У него было несколько дней… Черт побери, Уайтбрид, это выглядит похоже на Марс. Но почему?

Уайтбрид пожал плечами. Сейчас он был не рад, что поднял этот вопрос.

– Тяжело разглядеть контуры. Впрочем, это всегда так, – Род рассеянно понес свой кофе и «Айриш Мист» к экрану интеркома. Официально он не знал, откуда берется Айриш Мист, хотя Келли и его звездные пехотинцы говорили, что у капитана всегда есть запас. Кзиллер любил сливовицу, и это довело изобретательность Мэлони до предела.

Блейн обвел контуры маленького моря.

– Вы не можете отличить сушу от моря, но облака всегда выглядят, как постоянные образования, – он снова обвел силуэт. – Это море почти круглое.

– Да, так же, как и это, – Реннер указал на слабый круг из островов, гораздо более крупный, чем море, которое изучал Блейн. – И это… здесь видна только часть дуги, – это была суша с дугой низких холмов.

– Они ВСЕ круговые, – заметил Блейн, – совсем как на Марсе. Вот оно что. Марс был покрыт окружностями метеоритов из пояса астероидов Солнечной Системы. Но в этой системе астероидов не так много, и все они в троянских точках.

– Сэр, а не слишком ли малы круги, чтобы быть кратерами? – спросил Поттер.

– Так оно и есть, мистер Поттер. Так оно и есть.

– Но что это значит, – громко сказал Уайтбрид, обращаясь главным образом к самому себе.

– Еще одна загадка для Бакмена, – сказал Блейн. – Ему это понравится. А сейчас давайте проведем время более содержательно. Я очень рад, что вы привели этих молодых джентльменов, мистер Реннер. Полагаю, вы оба играете в бридж?

Они играли, пока Уайтбрид, которому на этот раз не везло, не потерял почти полный дневной заработок.

Игру вынуждено завершило возвращение катера. Каргилл прямым ходом направился в каюту капитана доложить об экспедиции. Он доставил информацию, пару невероятных механизмов мошкитов, которые сейчас выгружались на ангарной палубе, и кусок золотистого вещества, который он принес лично, держа руками в рукавицах. Блейн поблагодарил Реннера и гардемаринов за игру, и они поняли слабо завуалированный намек, хотя Уайтбриду очень хотелось остаться.

– Может быть, стоит… – задумчиво начал Поттер.

– Что именно, – вскинулся Уайтбрид.

– Пойти взглянуть на мистера Кроуфорда, когда он увидит сейчас свою каюту? – озорно спросил Поттер.

Слабая улыбка озарила пухлое лицо Уайтбрида.

– Действительно, мистер Поттер. Но поспешим!

Это было незабываемое зрелище. Гардемарины были не одиноки в комнате связи ангарной палубы, когда связист, побуждаемый Уайтбридом, настроился на нужную каюту.

Кроуфорд не разочаровал их. Он наверняка бы совершил акт ксеноцида

– первое подобное преступление в истории человечества – если бы его не удержали друзья. При этом он бессвязно говорил такое, что, когда его услышал капитан, Кроуфорд из патруля прямым ходом отправился на вахту.

Бакмен забрал Поттера и заторопился в астрономическую лабораторию, уверенный, что молодой гардемарин устроил там хаос. Он был приятно удивлен, увидев, что работа закончена, и обрадован, что его ждет кофе. Эта фляга всегда была полна, и Бакмен шел сюда, надеясь на это. Он знал, что это было делом рук Горация Бари.

Спустя полчаса после прибытия катера Бари уже знал о полосе золотистого металла. Это было нечто странное и потенциально весьма ценное. Впрочем, выглядевшие древними механизмы мошкитов тоже могли пригодиться. Если бы только у него был доступ к компьютеру катера! Однако, в умения Набила это не входило.

В конечном счете можно было обойтись кофе и разговором с Бакменом, но это могло подождать. К тому же завтра должен был прибыть корабль мошкитов. Слов нет, это была очень ценная экспедиция, и эти флотские думали, что их запрещения удержат его вдали от их дел! Действительно, он пока ничего не мог сделать без личного наблюдения, но это было не самое страшное. Сейчас, с тем, что он сможет узнать здесь, «Империя Автонетикс» станет самой могучей фирмой в Имперской Торговой Ассоциации. Если Флот думает, что ИТА сейчас мешает им, подождем, пока она будет контролироваться Горацием Бари! Он лукаво улыбнулся сам себе, и Набил, видя улыбку хозяина, сжался в комок, стараясь стать как можно незаметнее.

Внизу, на ангарной палубе, Уайтбрида подключили к работе вместе со всеми, слонявшимися там. Каргилл привез с каменного Улья многочисленные предметы, и их требовалось распаковать. Уайтбрид был достаточно сообразителен, чтобы вызвать помогать Сэлли, пока Каргилл не нашел ему другую работу.

Они разгружали скелеты и мумии для антропологической лаборатории. Там были малыши размером с куклу, очень хрупкие, которые походили на живых малюток, размещенных в гостиной младших офицеров. Другие скелеты, о которых Стели сказал, что на Улье их очень много, походили на шахтера-мошкиту, живущего сейчас в каюте Кроуфорда.

– Ого! – воскликнула Сэлли, когда они распаковали очередную мумию.

– Что? – спросил Уайтбрид.

– Это существо, Джонатан, похоже на того, который прилетел в зонде. Покатый лоб – это плохо, но, конечно, они выбрали самого интеллигентного из всех, кого могли послать эмиссаром к Новой Каледонии. Для них это тоже первый контакт с чужаками.

Там были маленькие, с мелкими головами мумии, всего в метр длиной, с большими хрупкими руками. Длинные пальцы на всех трех руках были сломаны. Там были и высохшие руки, которые Каргилл нашел летающими свободно, и которые отличались от всех прочих найденных: кости у них были крепкие, прямые и толстые, суставы большие.

– Артрит? – недоумевала Сэлли. Они осторожно распаковали их и приступили к очередному ящику с останками ноги, которая тоже плавала по астероиду отдельно. У нее были большие острые шипы на пятке, а передняя часть ступни была твердой, как конское копыто, не походя ни на одну из других ног мошкитов.

– Мутации? – спросила Сэлли. Она повернулась к гардемарину Стели, который делал эскиз удивительного груза. – Вы говорили, что радиации там нет?

– Он был мертвенно-холоден, э… Сэлли, – сказал Стели. – Но когда-то там должен был быть настоящий радиоактивный ад.

Сэлли вздрогнула.

– Меня интересует, как много времени назад это было. Тысячи лет? Это может зависеть от того, насколько чисты были бомбы, которые они использовали, чтобы двигать астероид.

– Этого сказать нельзя, – ответил Стели. – Но это старое место, Сэлли. Старое-старое. Самая старая вещь, которую я могу сравнить с ним, – это Великая Пирамида на Земле. Но это место все-таки старше.

– Гмм, – сказала она. – Но у вас нет доказательств, Хорст.

– Нет. Но все равно это старое место. Я это знаю.

Анализ находок пришлось отложить. Разгрузка и складирование их затянулись далеко за начало первой вахты, и все устали. Было 1.30, три склянки первой вахты, когда Сэлли отправилась в свою каюту, а Стели – в кают-кампанию. Джонатан Уайтбрид остался один.

Он выпил слишком много кофе в кабине у капитана и не устал. К тому же, он мог поспать позже. Фактически он мог сделать это, когда корабль чужаков подойдет к «Мак-Артуру», но до этого оставалось еще девять часов, а Уайтбрид был молод.

Свет в коридорах «Мак-Артура» горел вполовину слабее, чем днем. Они были почти пусты, а все двери отдельных кают закрыты. Голоса, которые звучали в каждом коридоре в течение корабельного дня, и накладывались друг на друга так, что нельзя было ничего понять, теперь умолкли, и в коридорах повисло молчание.

Впрочем, напряжение дня осталось. «Мак-Артур» не мог расслабляться, находясь в чужой системе. Поэтому его экраны работали, экипаж стоял двойные вахты, а где-то поблизости находилась цилиндрическая туша «Ленина». Уайтбрид подумал об огромных лазерных пушках линейного крейсера, многие из которых были сейчас направлены на «Мак-Артур».

Уайтбриду нравились ночные вахты, во время которых можно побыть одному. Можно было найти и компанию: членов экипажа, стоящих на вахте, заработавшихся ученых… впрочем, на этот раз, казалось, все спали. Ну что же, он может взглянуть на малышей по интеркому, выпить последнюю порцию и идти спать. Достоинством первой вахты было то, что можно было найти свободные лаборатории, где можно было бы посидеть.

Когда он набрал номер каюты мошкитов, экран интеркома остался пустым. Уайтбрид на мгновение нахмурился, затем усмехнулся и направился к гостиной младших офицеров.

Уайтбрид надеялся застать мошкитов за занятием любовью. Что ни говори, а гардемаринам приходилось самим искать себе развлечения.