Королевский убийца Хобб Робин
Я шел к воротам, когда передо мной встал молодой стражник.
— Стой! — сказал он, а потом, узнав меня, добавил: — Прошу вас, сир.
Я послушно остановился.
— Да?
Он откашлялся и неожиданно покраснел до корней волос. Потом набрал в грудь воздуха, но ничего не сказал.
— Тебе что-нибудь от меня нужно? — спросил я.
— Пожалуйста, подождите минутку, сир, — пробормотал стражник.
Парень исчез в сторожке, а через мгновение оттуда вышла дежурная стражница постарше. Она мрачно посмотрела на меня, глубоко вздохнула, как бы пытаясь собраться с духом, и тихо сказала:
— Вам не дозволено выходить из замка.
— Что? — Я не поверил своим ушам.
Она напряглась. Когда она заговорила, ее голос был более твердым.
— Вам не дозволено выходить из замка.
Волна гнева обожгла меня.
— Чей это приказ?
Она стояла твердо.
— Приказы исходят от капитана стражи, сир.
— Я знаю и хочу поговорить с капитаном. — Я старался говорить вежливо.
— Его тут нет, сир.
— Понял.
На самом деле я не совсем понимал. Я осознавал, как петли затягиваются вокруг меня, но не мог объяснить, почему именно сейчас. С другой стороны, почему нет? С тех пор как болезнь сломила Шрюда, моим защитником стал Верити, но теперь его поблизости не было. Я мог обратиться к Кетриккен, но тогда бы ей пришлось открыто противостоять Регалу. Я этого не хотел. Чейд, как всегда, был только тенью. Все это быстро пронеслось у меня в голове. Я уже уходил от ворот, когда услышал свое имя.
В гору поднималась Молли. Синее платье служанки развевалось на ветру. Она бежала тяжело, неровно — это было так не похоже на ее обычную изящную походку. Она была в изнеможении или близка к нему.
— Фитц! — снова крикнула она, и в ее голосе был страх.
Я пошел к ней, но стражница внезапно загородила мне дорогу. В ее лице тоже был страх, но и решимость.
— Я не могу позволить вам выйти за ворота. Я получила приказ.
Я хотел отбросить ее с дороги, но подавил свою ярость. Драка не поможет Молли.
— Тогда иди к ней, Эль тебя побери! Неужели не видишь, что женщина попала в беду?
Она стояла неподвижно, глядя мне прямо в глаза.
— Майлз! — позвала она, и из караульной выскочил мальчик. — Ну-ка пойди и посмотри, что случилось с женщиной! Быстро.
Мальчик полетел как стрела. Я стоял, а стражница застыла передо мной и беспомощно наблюдала, как Майлз бежит к Молли. Подбежав к ней, он обхватил ее за талию и взял ее корзинку в другую руку. Тяжело облокотившись на него, задыхаясь и почти рыдая, Молли шла к воротам. Казалось, прошла вечность, прежде чем она прошла через ворота и оказалась в моих объятиях.
— Фитц, о Фитц! — рыдала она.
— Пойдем, — сказал я ей.
Я увел ее в сторону от стражи и пошел прочь от ворот. Я знал, что поступил разумно и спокойно, но чувствовал себя опозоренным и униженным.
— Почему ты не… подошел ко мне? — задыхаясь, спросила Молли.
— Стражница не пустила меня. Они получили приказ не выпускать меня из замка, — сказал я тихо.
Я чувствовал, как она дрожит, прижимаясь ко мне. Я завел ее за угол караульной, чтобы ее не видели стражники, которые, разинув рот, стояли в воротах, и держал ее в своих объятиях, пока она не затихла.
— Что случилось? Что с тобой? — спросил я, стараясь, чтобы мой голос звучал успокаивающе.
Я осторожно убрал волосы с ее лица. Через несколько мгновений Молли прильнула ко мне. Дыхание ее замедлилось, но она все еще дрожала.
— Я пошла в город. Леди Пейшенс дала мне свободный день. И мне надо было купить кое-что… для моих свечей…
Ее дрожь немного унялась. Я взял Молли за подбородок, чтобы она посмотрела мне в глаза.
— И потом?
— Я… возвращалась и была на крутом склоне. Только что вышла из города. Где растет ольха.
Я кивнул. Я знал это место.
— Я услышала, что скачут лошади. Быстро. И отошла с дороги, чтобы пропустить их. — Она снова начала дрожать. — Я шла дальше, думая, что они проедут мимо. Но когда я оглянулась, то увидела, что они скачут прямо на меня. Не по дороге, а прямо на меня. Я отскочила в заросли, но они все равно неслись ко мне. Я повернулась и побежала… — Голос становился все выше и выше.
— Тихо. Тихо. Подожди немного. Успокойся. Подумай. Сколько их было? Знаешь ли ты их?
Она бешено замотала головой.
— Двое. Я не видела их лиц. Я убегала, а на них были шлемы с забралами. Они гнались за мной. Там круто, ты знаешь, и высокий кустарник. Я пыталась уйти, но они гнали лошадей за мной. Как собаки гонят овец. Я карабкалась вверх, но не могла убежать. И потом я упала. Я зацепилась за сук и упала, и они спрыгнули с лошадей. Один прижал меня к земле, а другой вырвал мою корзинку. Он вывалил все, что в ней было, как будто что-то искал, но они смеялись и смеялись. Я подумала…
Теперь мое сердце колотилось так же сильно, как у Молли.
— Они что-нибудь сделали с тобой? — спросил я свирепо.
Она помолчала, как будто не могла решить, а потом снова затрясла головой.
— Не то, чего ты боишься. Он просто… держал меня. И смеялся. Другой… он сказал… он сказал, что я очень глупая, раз позволяю бастарду использовать себя. Они сказали…
Молли снова на некоторое время замолчала. Что бы они ни сказали ей, как бы они это ни назвали, она не могла повторить мне. Для меня это было как удар меча — они оскорбили ее так сильно, что она не могла даже поделиться со мной этой болью.
— Они предупредили меня, — продолжила она наконец, — они сказали, держись подальше от бастарда. Не делай для него грязную работу. Они сказали… что-то, чего я не поняла, насчет посланий, шпионов и измены. Сказали, они постараются, чтобы все узнали, что я шлюха бастарда. — Она пыталась просто выговорить это слово, но это далось ей с огромным трудом. Она не обратила внимания на то, что я вздрогнул. — Потом они сказали, что, если я не послушаюсь, меня повесят. Что исполнять поручения изменника — значит быть изменницей. — Ее голос становился странно спокойным. — Потом они плюнули на меня и ушли. Я слышала, как они уезжают, но долго боялась встать. Я никогда в жизни так не пугалась, — глаза Молли были полны боли, словно открытые раны, — даже мой отец не пугал меня так.
Я прижал ее к себе.
— Это все моя вина. — Я сам не знал, что произнес эти слова вслух, но тут она отшатнулась и изумленно заглянула мне в глаза.
— Твоя вина? Ты сделал что-то плохое?
— Нет. Я не предатель. Но я бастард. И я позволил, чтобы все это вылилось на тебя. Об этом предупреждала меня Пейшенс, и Чей… все, все предупреждали меня. Все это правда. Из-за меня ты оказалась замешанной во все это…
— Что происходит? — спросила Молли тихо, глаза ее расширились. У нее внезапно перехватило дыхание. — Ты сказал, что стражники запрещают тебе выходить из замка? Почему?
— Я точно не знаю почему. Я много чего не понимаю. Но теперь я знаю одно. Ты должна быть в безопасности. Это значит, что некоторое время я должен держаться от тебя подальше. А ты от меня. Понимаешь?
В ее глазах блеснула ярость.
— Я понимаю, что ты бросаешь меня.
— Нет, это не так. Надо заставить их поверить, что им удалось напугать тебя и ты подчинилась. Тогда ты будешь в безопасности. У них не будет никакой причины преследовать тебя.
— Им еще как удалось напугать меня, ты, балбес, — зашипела она. — Я знаю одно: когда кто-то знает, что ты его боишься, ты никогда не будешь в безопасности. Если я подчинюсь им сейчас, они снова будут преследовать меня. Они будут заставлять меня делать другие вещи, чтобы посмотреть, насколько силен мой страх.
Это были следы, оставленные в жизни Молли ее отцом. Следы, которые делали ее сильной, но также и уязвимой.
— Теперь не время идти против них, — прошептал я. Я смотрел ей через плечо, ожидая, что в любой момент может появиться стражник, желающий узнать, куда мы делись. — Пойдем, — сказал я и увел ее глубже в лабиринт амбаров и пристроек. Молли молча шла рядом со мной некоторое время, потом внезапно выдернула свою руку.
— Самое время идти против них, — выкрикнула она. — Если ты отложишь это сейчас, то не сделаешь никогда. Почему теперь не время?
— Потому что я не хочу, чтобы ты была в этом замешана. Я не хочу, чтобы тебе причинили боль. Не хочу, чтобы люди говорили о тебе как о шлюхе бастарда. — Я едва выдавил из себя эти слова.
Молли вздернула подбородок.
— Мне нечего стыдиться. А тебе?
— Нет. Но…
— «Но». Твое любимое слово, — сказала она горько и стала уходить от меня.
— Молли! — Я рванулся за ней и схватил ее за плечи.
Она развернулась и ударила меня. Это была не пощечина. Хороший удар в челюсть, от которого я покачнулся, а рот мой наполнился кровью. Молли стояла и сверкала глазами, подстрекая меня еще раз коснуться ее. Я не двинулся с места.
— Я не говорю, что не отомщу им. Я просто не хочу, чтобы ты была в это замешана. Дай мне шанс провести этот бой по-своему, — сказал я, чувствуя, как кровь бежит по моему подбородку. — Верь, со временем я найду их и заставлю расплатиться. По-своему. Верь. Расскажи мне об этих людях. Что на них было надето, как они ехали? Как выглядели лошади? Они разговаривали как люди из Бакка или как чужаки? Были ли у них бороды? Можешь ли ты вспомнить цвет их волос и глаз?
Я видел, как она напряглась, видел, как ее мысли меняют направление.
— Гнедые, — сказала она наконец. — Гнедые лошади с черными гривами и хвостами. А мужчины разговаривали обычно. У одного была темная борода. Кажется. Трудно разглядеть что-нибудь, когда лежишь в грязи лицом вниз.
— Хорошо. Это хорошо, — сказал я, хотя она вовсе ничего не сообщила мне.
Она старалась не смотреть на кровь на моем лице.
— Молли, — сказал я тише, — я не буду приходить… в твою комнату. Некоторое время. Потому что…
— Ты боишься.
— Да, — прошипел я, — боюсь, что они сделают тебе больно. Боюсь, что они убьют тебя, чтобы сделать больно мне. Я не буду подвергать тебя опасности.
Молли стояла неподвижно. Было непонятно, слушает она меня или нет. Она скрестила руки на груди и обхватила свои плечи.
— Я слишком сильно люблю тебя, чтобы допустить это. — Мои слова прозвучали жалко даже для меня самого.
Она повернулась и пошла прочь от меня. Она все еще обнимала себя за плечи, как будто боялась разлететься на части. Она выглядела очень одинокой в испачканных в грязи синих юбках и с опущенной головой.
— Молли Красные Юбки, — прошептал я ей вслед, но ее больше не было.
Только то, во что я превратил ее.
Глава 24
ЛАДНАЯ БУХТА
Рябой — легендарный предвестник болезней и несчастий для народа Шести Герцогств. Увидеть его на дороге означает приближение болезней и мора. Как говорят, увидеть его во сне — это знак скорой смерти. В сказаниях он часто является к тем, кто заслуживает наказания, но в кукольных представлениях иногда используется как предзнаменование грядущих бедствий. Марионетка, изображающая Рябого, предупреждает зрителей, что скоро перед ними разыграется трагедия.
Зимние дни тянулись удивительно медленно. С каждым проходящим часом тучи надо мной сгущались. Я никогда не заходил в свою комнату, не оглядев ее сперва, не ел ничего, что готовилось в мое отсутствие, пил только воду, которую сам доставал из колодца. Я плохо спал. Постоянная настороженность сильно сказывалась на мне. Я был резок с теми, кто просто заговаривал со мной, угрюм в обществе Баррича, сдержан с королевой. Чейд, единственный, с кем я мог бы разделить свой груз, не звал меня. Я был отчаянно одинок. Я не смел пойти к Молли. Старался, чтобы мои визиты к Барричу были по возможности краткими, потому что боялся навлечь беду и на него. Я не мог открыто уходить из замка, чтобы провести время с Ночным Волком, и боялся пользоваться нашим тайным лазом. Я ждал и наблюдал, но то, что больше ничего не происходило, стало утонченной пыткой.
Каждый день я бывал у короля Шрюда. Он чахнул у меня на глазах, а шут с каждым днем становился все более мрачным, а его юмор более едким. Я тосковал по суровой зиме, которая соответствовала бы моему настроению, но небеса оставались синими, а ветра спокойными. Вечерами в Оленьем замке шумели веселые пиры. Устраивались балы-маскарады и состязания менестрелей. Герцоги и знать Внутренних герцогств ели и пили за столом Регала до поздней ночи.
— Как клещи на умирающей собаке, — со злости сказал я как-то раз Барричу, перебинтовывая ему ногу.
Перед тем он обмолвился, что ему не трудно стоять по ночам на страже у дверей Кетриккен, потому что шум пиршеств не дает заснуть никому в замке.
— А кто умирает? — спросил он.
— Мы все. Со временем все мы умрем. Тебе об этом никто не говорил? Но нога твоя заживает на удивление хорошо, несмотря на все то, что ты сделал с ней.
Он посмотрел на ногу и осторожно согнул ее. Кожа неровно натянулась, но выдержала.
— Может быть, рана закрылась, но не похоже, чтобы она на самом деле зажила. — Это была не жалоба.
Баррич поднял кружку с бренди и осушил ее. Я, прищурившись, смотрел, как он пьет. Его дни теперь шли по заведенному распорядку. Покинув пост у дверей Кетриккен, он шел на кухню и ел, а потом поднимался в свою комнату и пил. После того как я приходил помочь ему сменить повязку на ноге, он снова пил, пока не засыпал. Вечером он просыпался как раз вовремя для того, чтобы поесть и отправиться сторожить дверь Кетриккен. Он больше ничего не делал в конюшнях. Баррич полностью перепоручил их Хендсу, который бродил по ним с таким видом, будто работа была для него незаслуженным наказанием. Каждый день Пейшенс посылала Молли убирать у Баррича в комнате. Я мало знал об этих визитах, кроме того, что Баррич, как ни удивительно, терпел их. У меня были смешанные чувства по этому поводу. Как бы много ни пил Баррич, он был вежлив с женщинами. Однако выстроенные в ряд пустые бутылки из-под бренди не могли не напоминать Молли о ее отце. Тем не менее я хотел, чтобы они лучше узнали друг друга. Как-то я рассказал Барричу, что Молли угрожали из-за ее связи со мной.
— Связи? — спросил он резко.
— Некоторые знают, что я люблю ее, — осторожно признался я.
— Мужчины не переносят свои беды на женщин, которых любят, — посуровел он.
На это у меня не нашлось ответа. Я рассказал ему, что вспомнила Молли о нападавших, но это ни о чем ему не говорило. Некоторое время он смотрел в сторону, сквозь стены своей комнаты. Потом поднял кружку, осушил ее и осторожно заговорил:
— Я собираюсь сказать ей, что ты тревожишься за нее и если ей кто-то опять будет угрожать, то ей следует прийти ко мне. Я в лучшем положении, чем ты, и могу справиться с любой опасностью. — Он поднял глаза и встретил мой взгляд. — Я собираюсь сказать ей, что ты поступаешь разумно, держась на расстоянии — ради нее. — Наполняя свою кружку, он тихо добавил, глядя на стол: — Пейшенс была права. И она поступила мудро, послав ее ко мне.
Я побледнел, поняв, что он имел в виду. По крайней мере один раз у меня хватило ума промолчать. Баррич осушил свою кружку и посмотрел на бутылку. Медленно подвинул ее мне.
— Поставь на полку, — попросил он.
Животные и зимние запасы зерна продолжали утекать из замка. Кое-что было задешево продано во Внутренние герцогства. Лучших из охотничьих и верховых лошадей на баржах отправляли вверх по Оленьей реке в район озера Тур. Регал заявил, что таким образом он хочет сохранить лучших племенных животных от пиратов. Как рассказывал мне Хендс, в Баккипе поговаривали, что, если король боится за свой собственный замок, простым людям уже вообще не на что надеяться. Когда вверх по реке отправился корабль с прекрасными старинными гобеленами и мебелью, пошел слух, что Видящие собираются срочно покинуть Олений замок, даже не дожидаясь нападения. У меня было подозрение, что так оно и будет.
Поскольку я был заперт в стенах замка, у меня почти не было возможности послушать разговоры простых людей. Когда я входил в караулку, все замолкали. С ограничением моей свободы но замку поползли разные слухи. Вдруг вспомнилось, как мне не удалось спасти маленькую девочку от «перекованных». Мало кто из стражников осмеливался беседовать со мной о чем-нибудь, кроме погоды. Многие, хотя и не все, считали меня парией и не допускали к веселым спорам, которые обычно наполняли караулку. Разговаривать со мной стало опасно. Я не хотел навлекать неприятности на людей, к которым хорошо относился. Меня по-прежнему дружески встречали в конюшнях, но я старался ни с кем не общаться помногу и не появлялся слишком часто рядом с каким-нибудь конкретным животным. Работники конюшен в те дни ходили хмурые. Работы у них было мало, и они стали чаще ссориться. Подручные были для меня главным источником новостей и слухов. И ничего веселого они не говорили. Искаженные рассказы о набегах на Бернс, слухи о драках в тавернах и порту Баккипа и рассказы о людях, переезжавших на юг или в глубь страны, если им позволяли средства. То, что говорили о Верити и его поисках, было исполнено либо жалости, либо насмешки. Надежда исчезла. Как и я, народ Баккипа жил в предчувствии страшных несчастий, которые вот-вот обрушатся на город.
В Баккипе был месяц штормов, и события случались больше безрадостные. Прибрежная таверна загорелась во время особенно буйного веселья. Огонь распространился на соседние дома, и только проливной дождь, последовавший за порывами ветра, спас портовые склады. Их гибель стала бы настоящим бедствием, потому что Регал очистил склады замка от зерна и запасов, и люди в городе не видели особых причин хранить у себя то, что осталось. Я смирился с мыслью, что, даже если пираты не придут в Баккип, еще до конца зимы придется сократить рационы.
Однажды ночью я проснулся в абсолютной тишине. Вой штормового ветра и грохот дождя прекратились. Сердце упало. Страшное предчувствие охватило меня, а когда я встал утром и увидел чистое голубое небо, ужас еще усилился. Несмотря на солнечный день, в замке царила гнетущая атмосфера. Несколько раз я чувствовал в своем сознании щекотание Силы. Это доводило меня до безумия, потому что я не знал, Верити ли это пытался связаться со мной или Джастин и Сирен подслушивают мои мысли. Поздний визит к королю Шрюду и шуту привел меня в еще большее уныние. Иссохший почти до костей, король сидел и рассеянно улыбался. Он слабо нащупал меня Силой, когда я вошел, а потом приветствовал словами:
— А, Верити, мой мальчик! Как ты поупражнялся с мечом?
В дальнейшей беседе смысла было примерно столько же.
Принц Регал появился почти сразу после моего прихода. Он сел на кресло с прямой спинкой, сложив руки на груди, и смотрел на меня. Мы не обменялись ни единым словом. Я не мог решить, чем объясняется мое молчание — трусостью или прекрасным самообладанием. При первой возможности я покинул королевские покои, несмотря на укоризненный взгляд шута.
Сам шут выглядел немногим лучше, чем король. На его бесцветном лице черные круги под глазами казались грубо намалеванными. Язык стал таким же бесшумным, как бубенцы на его шапке. Когда король Шрюд умрет, ничто не защитит шута от Регала. Я размышлял, могу ли как-нибудь помочь ему.
«Как будто я могу помочь самому себе», — кисло подумал я.
Вечером у себя в комнате я пил больше, чем следовало, дешевого черносмородинового бренди, который презирал Баррич. Я знал, что завтра мне будет плохо. Но мне было все равно. Потом я лежал в постели, прислушиваясь к далеким звукам веселья в Большом зале. Я хотел, чтобы Молли была со мной и выбранила меня за то, что я напился. Кровать была слишком большой, простыни холодны и белы как снег. Я закрыл глаза и стал ждать утешения в компании волка. Оказавшись привязанным к замку, я еженощно искал его призрачного общества, чтобы иметь хотя бы иллюзию свободы. Я проснулся за секунду до того, как Чейд потряс меня за плечо. Хорошо, что я узнал его в то разорванное мгновение, иначе, уверен, попытался бы убить его.
— Вставай, — хрипел он. — Вставай, пьяный дурак! Вставай, идиот! Ладная бухта в осаде. Пять красных кораблей. Бьюсь об заклад, что они не оставят камня на камне, если мы будем медлить. Вставай, будь ты проклят.
Я, покачиваясь, встал на ноги. Дурман выпивки отступил перед потрясением от его слов.
— Что мы можем сделать? — глупо спросил я.
— Сказать королю, сказать Кетриккен, сказать Регалу! Даже он не сможет проигнорировать пиратов у самого нашего порога. Если красные корабли захватят Ладную бухту, это будет вилка. Ни один корабль не выйдет из гавани Бакка. Это поймет даже Регал. А теперь иди, иди!
Я натянул штаны и рубашку и побежал к двери, растрепанный и босой. Там я остановился.
— Откуда я это знаю? Что мне сказать о том, кто предупредил меня?
Чейд подпрыгивал от нетерпения.
— Проклятье и проклятье! Говори что хочешь. Скажи Шрюду, что тебе приснился Рябой, который увидел все это в пруду. Это, по крайней мере, он должен понять! Скажи им, что Элдерлинг залетал рассказать пару свежих новостей. Говори что угодно, но заставь их действовать, и немедленно!
— Хорошо! — Я помчался вниз по коридору, спустился с лестницы и побежал к покоям Шрюда. Забарабанил в дверь. В дальнем конце коридора у двери Кетриккен стоял Баррич. Он посмотрел на меня, вытащил свой короткий меч и выпрямился.
— Пираты! — крикнул я, не заботясь о том, кто это услышит и что воспоследует. — Пять красных кораблей в Ладной бухте! Разбуди ее величество и скажи, что Ладной бухте срочно нужна помощь.
Не задавая никаких вопросов, Баррич повернулся, постучал в дверь Кетриккен и был немедленно впущен.
Мне было труднее. Волзед наконец неохотно распахнул дверь, но не пошевелился, пока я не велел ему спуститься и сообщить Регалу о моих новостях. Думаю, его привлекла перспектива театрального представления: он с помпой входит в Большой зал и беседует с принцем при большом скоплении народа. Волзед оставил свой пост у двери и кинулся в маленькую прихожую, чтобы привести себя в порядок.
Спальня короля была погружена в полную темноту. Ее наполнял тяжелый запах дыма. Я взял из гостиной свечу, зажег ее и поспешно вошел. В темноте я чуть не споткнулся о шута, который свернулся у постели короля, как бездомная дворняжка. Я изумленно раскрыл рот. У шута не было ни одеяла, ни подушки, он лежал на голом ковре. Он медленно приподнялся, просыпаясь, и мгновенно встревожился:
— В чем дело? Что случилось?
— Пираты в Ладной бухте. Пять красных кораблей. Надо разбудить короля. А почему ты здесь спишь? Ты что, боишься уходить в свою комнату?
Он горько усмехнулся:
— Скорее боюсь уйти из этой, потому что могу не попасть сюда больше. В прошлый раз Волзед заперся от меня, и мне пришлось целый час стучать и барабанить, прежде чем король понял, что меня нет, и поинтересовался, куда я делся. До этого я входил с завтраком. До этого…
— Они хотят разлучить тебя с королем?
Он кивнул.
— Кнутом или пряником. Этой ночью Регал предложил мне кошелек с пятью золотыми монетами, если я приведу себя в порядок и сойду вниз, чтобы присоединиться к его весельчакам. О, как он после твоего ухода разошелся на тему о том, как меня не хватает внизу и какой позор, что я провожу лучшие годы своей жизни взаперти наверху. А когда я сказал, что нахожу общество короля более подходящим, чем общество других шутов, он швырнул в меня чайником. Это даже Волзеда задело за живое, потому что он только что заварил на редкость гадкую травяную смесь. Понюхав ее, начинаешь мечтать о запахе свежего навоза.
Пока мы разговаривали, шут зажигал свечи и ворошил угли в очаге. Потом он отдернул тяжелый полог кровати.
— Мой господин? — произнес он так нежно, как будто обращался к спящему ребенку. — Фитц Чивэл здесь, и у него важные вести для вас. Может быть, вы проснетесь и выслушаете его?
Сперва король не шевельнулся.
— Ваше величество! — снова позвал его шут. Он смочил салфетку в холодной воде и отер ею лицо короля. — Король Шрюд?
— Мой король, вы нужны своему народу, — в отчаянии проговорил я, — Ладная бухта в осаде красных кораблей. Их пять. Мы должны послать помощь, или все будет потеряно. Если они укрепятся там…
— Они могут блокировать гавань Бакка. — Глаза короля открылись, как только он заговорил. Он не приподнялся, но зажмурился, словно от боли. — Шут, немного красного вина. Пожалуйста, — голос был тихим, едва слышным, но это был голос моего короля. Мое сердце дрогнуло, как будто я был старой собакой, услышавшей голос давно уехавшего хозяина.
— Что нам делать? — взмолился я.
— Отправить все корабли вниз, к ним. Не только военные корабли. Выводите рыболовный флот. Мы сражаемся за нашу жизнь. Как они осмелились подойти так близко?! Как они могли?! Пошлите туда лошадей. Пусть отправятся сейчас же! Они, возможно, доберутся до места только послезавтра, но все равно пошлите. Поручите это Кину.
Сердце мое защемило.
— Ваше величество, — мягко вмешался я, — Кин убит. Это случилось, когда они с Барричем возвращались с гор. На них напали разбойники.
Шут бросил на меня испепеляющий взгляд, и я немедленно пожалел о своем вмешательстве. Повелительных интонаций в голосе короля Шрюда больше не было. Он неуверенно сказал:
— Кин мертв?
Я набрал в грудь побольше воздуха.
— Да, ваше величество. Но есть Ред, и Керф тоже надежный человек.
Король взял из рук шута бокал, хлебнул вина, и это, казалось, прибавило ему сил.
— Керф. Тогда поручите это Керфу. — Тень прежней уверенности снова появилась в его голосе.
Я прикусил язык и чуть было не сказал, что те лошади, которые остались, не стоят того, чтобы их посылать. Люди Ладной Бухты, без сомнения, будут рады любой помощи. Шрюд задумался.
— Что слышно от Южной бухты? Послали ли они солдат и корабли?
— Ваше величество, от них пока нет никаких вестей. — Это не было ложью.
— Что здесь происходит? — раздался крик. Это был Регал, запыхавшийся от опьянения и ярости, — Волзед, — он обвиняюще ткнул в меня пальцем, — выведи его отсюда. Позови на помощь кого-нибудь, если потребуется. Не церемонься!
Ходить за помощью Волзеду было недалеко. Двое смуглых стражников Регала пришли вместе с ним. Меня подняли на ноги; у Регала эту обязанность исполняли отборные, крепкие люди. Я огляделся в поисках шута, в надежде хоть на какую-то помощь, но тот исчез. Заметив бледную руку, скрывшуюся под кроватью, я решительно отвел глаза. Я не винил его. Он ничего не мог сделать для меня.
— Отец, он потревожил тебя своими безумными историями? А ты так болен. — Регал заботливо склонился над кроватью.
Они почти довели меня до дверей, когда король заговорил. Голос был негромким, но в нем звучала прежняя властность.
— Стойте где стоите, — приказал король Шрюд стражникам. Он все еще лежал в постели, но сурово смотрел на Регала. — Ладная бухта в осаде, — твердо сказал он. — Мы должны выслать подкрепление.
Регал грустно покачал головой.
— Это просто еще один из трюков бастарда. Он хочет расстроить тебя и лишить покоя. Не было никакого призыва о помощи, не было вообще никаких посланий.
Один из стражников действовал очень профессионально. Другой, видимо, собирался вывихнуть мне плечо, даже если я не буду сопротивляться. Я постарался запомнить его лицо и в то же время не показать, как мне больно.
— Тебе не стоило утруждать себя, Регал. Я сама отличу правду от лжи, — раздался голос королевы Кетриккен.
На ней были короткая белая шерстяная куртка, пурпурные штаны и сапоги. Ее длинный горский меч висел у нее на боку, а Баррич стоял в дверях и держал плащ с большим капюшоном и длинные перчатки для верховой езды. Она заговорила тем тоном, которым обращаются к испорченному ребенку:
— Возвращайтесь к своим гостям. Я поеду в Ладную бухту.
— Я запрещаю это! — Регал почти визжал.
В комнате внезапно все смолкло. Королева Кетриккен тихо произнесла вслух то, что все в комнате уже знали:
— Принц не может ничего запретить будущей королеве. Я еду немедленно.
Лицо Регала побагровело.
— Это наглая ложь. Подлый вымысел бастарда. Он хочет переполошить Олений замок и вселить в людей страх. Не было никаких вестей из Ладной Бухты.
— Молчать! — выплюнул король. Все в комнате застыли. — Фитц Чивэл! Проклятье, освободите этого человека! Фитц Чивэл, встань передо мной! Докладывай! Откуда твои известия?
Я поправил свой камзол и откинул назад волосы. Когда я шел, чтобы встать перед моим королем, я болезненно стыдился босых ног и растрепанных волос. Я набрал в грудь воздуха и выдохнул.
— Мне приснился вещий сон, сир. Рябой, гадающий по воде. Он показал мне красные корабли в Ладной бухте.
Я не посмел подчеркнуть ни единого слова. Я твердо стоял перед ними. Один из стражников недоверчиво фыркнул. У Баррича отвисла челюсть, глаза его расширились. Король Шрюд на кровати закрыл глаза и медленно выдохнул.
— Он пьян, — заявил Регал. — Уберите его отсюда!
Никогда еще я не слышал в его голосе такого удовлетворения.
Его стражники отреагировали мгновенно и снова схватили меня.
— Как… — Король вздохнул, явно сражаясь с болью. — Как я приказывал. — Он нашел в себе еще немного сил. — Сделайте, как я приказывал. Выступайте немедленно! НЕМЕДЛЕННО!
Я выдернул руки у остолбеневших стражников.
— Да, ваше величество. — Я старался говорить очень четко. — Немедленно отправить в Ладную бухту военные корабли и все рыболовные суда, которые мы сможем найти. И послать по суше всех пригодных лошадей под командой Керфа.
— Да. — Король выдохнул это слово. Он сглотнул, набрал в грудь воздуха, потом открыл глаза. — Да, таков мой приказ. А теперь иди.
— Немного вина, господин мой? — По другую сторону кровати материализовался шут.
Я был единственным, кто заметил это. Шут заговорщицки улыбнулся и склонился над Шрюдом, помогая ему приподнять голову и глотнуть вина. Я глубоко-глубоко поклонился моему королю, повернулся и вышел из комнаты.
— Если хочешь, можешь ехать с моей стражей, — сказала мне королева Кетриккен.
Лицо Регала побагровело.
— Король не приказывал вам ехать, — прошипел ей Регал.
— Но он и не запрещал мне. — Королева равнодушно посмотрела на него.
— Моя королева, — в дверях показалась одна из ее стражниц, — мы готовы выступать.
Я потрясенно смотрел на нее. Кетриккен только кивнула. И повернулась ко мне:
— Ты бы лучше поспешил, Фитц, если не собираешься ехать в таком виде.
Баррич подал королеве плащ.
— Моя лошадь готова? — спросила она у стражницы.
— Хендс обещал, что она будет у дверей к тому времени, когда вы выйдете.
— Мне потребуется всего минута или две, чтобы собраться, — тихо сказал Баррич.
Я заметил, что он не просит позволения.
— Тогда ступайте. Вы оба. И постарайтесь как можно быстрее догнать нас.
Баррич кивнул. Он пошел за мной в мою комнату, где взял из моего сундука зимнюю одежду для себя.
— Зачеши волосы назад и вымой лицо, — сурово приказал он мне. — Воины больше доверяют человеку, который не выглядит только что вытряхнутым из постели.
Я последовал его совету, и мы поспешили вниз по лестнице. Казалось, Баррич начисто забыл о своей хромой ноге. Когда мы оказались во дворе, он начал звать конюшенных мальчиков, чтобы они привели Уголек и Крепыша. Еще одного мальчика он послал найти Керфа и передать ему распоряжение короля, и еще одного, чтобы приготовить всех лошадей в конюшнях. Четырех человек он отправил в город: одного — на корабли, а трем другим поручил обойти таверны и собрать команды. Я завидовал его спокойной собранности. Он не понимал, что принял у меня командование, пока мы не стали садиться на лошадей. Внезапно осознав это, Баррич смутился. Я улыбнулся ему:
— Опыт важнее всего.
Мы поехали к воротам.